Страница:
Немного выше, на скалах Чемберекенда, построил свой трехэтажный особняк, похожий на корабль, Казиев. На следующий день после переезда слуга сообщил хозяину, что кто-то открыл ночью ворота, забрался во двор и унес колеса с фаэтона. Услышав об этом, Казиев заспешил на биржу, нашел маклера и в тот же день продал особняк... Его спросили: "Не жалко дома? С таким старанием строил". Тот ответил: "Хотелось привести околоток в божеский вид, убрать отсюда скотные дворы, открыть лавки, мастерские. Занять людей ремеслом, дать им кусок хлеба. Но уж коли в махалле* воруют колеса, которые ничего не стоят, то и жить там не стоит".
______________
* околоток, квартал.
Неподалеку от особняка Казнева возвышалось одноэтажное, с высоким бельэтажем и террасой, здание школы "Сафа" ("Благодать"). Здесь, в Чемберекенде, сосредотачивалась едва ли не треть всех двухколесных арб, на которых развозили по городу грузы. В любом дворе было по две, по три, а то и по пять таких телег. Они выстраивались под вечер бок о бок, нескончаемыми рядами. Не успевали сгребать навоз. Здесь же держали крупный рогатый скот, коз и овец. На склонах за Чемберекендом колосились пшеница, ячмень.
Там, где начиналась Большая Чемберекендская улица, возвышался трехэтажный доходный дом и баня Ага Гадирова. Нижний этаж дома занял под лечебницу доктор Мамед-Рза Векилов. По четвергам он принимал бесплатно, с бедняков денег не брал, выписывал им лекарства за свой счет. В прилепившемся к этому особняку двухэтажном доме находилась школа "Саадет" ("Счастье"), потом ее перевели в другое помещение. В этом районе выделялись две улицы, имеющие жизненно важное значение для всего города, - Водовозная и Колодезная. Отсюда из колодцев, пробитых в скальном чемберекендском грунте, брали питьевую воду и развозили ее в бочках по городу. В непосредственной близости от этих улиц привлекают внимание два известных строения: дом Абдулхалыга Ахундова на пересечении улиц Мехти Гусейна и Буньят Сардарова и особняк Миронова, выходящий в сад Мирзы Фатали Ахундова. Оба дома великолепные архитектурные образцы.
Для развлечения "сливок" бакинского общества построили павильон из дерева. Его оштукатурили, выбелили и назвали "Белым клубом". Помещался он близ Ширванских крепостных ворот. Как-то ночью, когда дул сильный "хазри", знаменитый бакинский норд, случился пожар и павильон сгорел дотла. Подозревали, что "Белый клуб" подожгли нарочно. Здесь собирались заядлые картежники. Богатей, щеголи, гочу, шулера всех мастей собирались под крышей клуба и развлекались тут до утра. Конечно, не обходилось дело без потасовок.
После того, как "Белый клуб" сгорел, местные толстосумы выпросили у городской управы часть Губернаторского сада для постройки летнего клуба. Проект поручили архитектору Тер-Микелову. Его даже откомандировали на Лазурный берег - в Монте-Карло, чтобы он присмотрелся к тамошней филармонии, ознакомился с ее проектом. И соорудил нечто подобное здесь, в Баку. Считалось, что филармония в Монте-Карло по своей красоте занимает одно из первых мест в Европе. От здания к морю вереницей спускаются девять площадок - террас. Тер-Микелов вернулся из Монте-Карло, переполненный впечатлениями и замыслами. Летний клуб построен на пересечении Николаевской и Садовой улиц. Фасадом он обращен на дом братьев Садыховых, в профиль смотрит на здание Мариинской русской женской гимназии, построенной Тагиевым, а также на дворец Дебура, управляющего делами бакинской конторы Ротшильда. (Впоследствии он продал этот дворец нефтяной компании "Кавказское товарищество"). Сейчас здесь находится Музей изобразительных искусств имени Р. Мустафаева.
Рассказывают, что глава этого акционерного общества, миллионер Гукасов, упросил архитектора сделать так, чтобы из дворца, где он проживал с семьей, было не только слышно, но и видно все, что происходит в летнем клубе. К тому же, ему не хотелось, сидя на балконе, "любоваться" немой стеной. Просьбу миллионера уважили и поступили довольно оригинально. Обычно сцена в зрительном зале "смотрит" на главный вход. В филармонии, то есть в летнем клубе, вход в зрительный зал находится сбоку от сцены, а сам зал повернут задом к глухой стене на Садовой улице. Так что из окон и с балкона бывшего дворца Дебура, как на ладони, видна сцена летнего клуба.
Правда с этого балкона нефтяным магнатам приходилось наблюдать и другие сцены. Однажды во время многодневной стачки бакинского пролетариата сюда стеклись тысячные толпы забастовщиков, и капиталистам не оставалось ничего иного, как подписать договор с рабочими, удовлетворив большинство их справедливых требований.
Стараясь досадить друг другу, миллионеры возводили в городе дворцы роскошные, величественные чертоги. Все они разительно отличаются один от другого и каждый по-своему прекрасен.
За короткое время в Баку воздвигли несколько культовых сооружений храмы, мечети, соборы: Тазапирскую и Голубую, или Аждарбековскую, мечети, Будаговскую церковь, лютеранскую кирху, православный собор.
Храм Александра Невского, или, как его называли, "Гызыллы килсеси" ("Золоченая церковь"), поднялся на высоком холме в центре города. Золотые купола ослепительно сверкали под солнцем. Они были видны за десятки верст. Капитаны кораблей определяли в море направление по главному куполу, венчавшему храм.
Александр III, отпустивший ассигнования на сооружение в Баку монументального кафедрального собора, поставил условие, чтобы собор был исключительным по роскоши и красоте. Посовещавшись, зодчие решили строить храм, похожий на церковь в Новом Афоне, но во всем превосходящий ее. Сам академик Марфельд был назначен главным архитекторов. Из Нового Афона привезли чертежи, рисунки. Когда проект был почти готов, выяснилось, что средств отпущенных царем, маловато. Начался сбор пожертвований. Из двухсот тысяч рублей, собранных в Баку, сто пятьдесят тысяч рублей пожертвовали мусульмане.
В начале октября 1883-го года Александр III с женой и двумя сыновьями, в сопровождении огромной свиты, прибыл из Тифлиса в Баку. Вокзал был подготовлен к торжественной церемонии: всюду ковры, море цветов, стены расцвечены флагами, на заборах, на плоских крышах одноэтажных привокзальных строений пылали светильники, расставленные в нескольких аршинах друг от друга. По одну сторону выстроились миллионеры, дворяне, купцы, по другую высокие гражданские и военные чины. Сплошной стеной стояли солдаты с оружием наизготове. От населения города приветствовать царя уполномочили Гаджи Зейналабдина Тагиева.
Царский поезд остановился у перрона. Немного погодя в дверях вагона показался император в военном мундире. Все обнажили головы. Кроме Тагиева. Губернатор настойчиво прошептал ему что-то на ухо, но он не обратил внимания. В окружении губернатора, городского головы, "отцов города" Тагиев подошел приветствовать царя. Тот недовольно уставился на его папаху и спросил:
- Ты чей подданный?
"Подданный вашего величества", - зашептал Тагиеву губернатор. Но Гаджи Зейналабдин ответил по своему разумению:
- Я подданный Российской империи.
Александр III спустился на привокзальную площадь и сел в царскую карету.
Бакинский плотник Муталлиб-киши- очевидец описываемых событий - с интересом рассказывал:
За три дня до приезда царя глашатаи обошли все кварталы города с вестью о том, что его величество император всероссийский изволят пожаловать в Баку. В объявленный день народ с раннего утра заполнил Балаханскую, Базарную улицы и Кубинскую площадь, по которым должен был проследовать царский экипаж. В то время по обе стороны этих улиц тянулись невзрачные одноэтажные домишки. От вокзала и до старого мусульманского кладбища по улицам разостлали ковры, паласы. На крыши водрузили факелы. Они полыхали вовсю. Вдоль проезжей части выстроились солдаты!. Народ прижимался к стенам, толпился за спинами солдат. Впереди стояли русские, за русскими - инородцы. Все с нетерпением ожидали появления царя.
Вдалеке показалась сияющая золотом и серебром карета императора. Она направлялась к Кубинской площади. Позади кареты ехали казаки, по бокам ее окружали жандармы. Прочие следовали на расстоянии. Вдруг сквозь строк-солдат прорвался старик-мусульманин с пылающим факелом в руке. Он бросился бежать впереди кареты. Казаки, пришпорив коней, мгновенно взяли его в кольцо.
Увидев это, царь велел остановить карету и приказал подвести старика. Старик бросился на колени, подал августейшей особе челобитную. Переводчик, просмотрев ее, доложил суть дела. Император милостиво улыбнулся и что-то поручил своему адъютанту. Старика отпустили. Позже выяснилось, что он подал жалобу на собственного сына. который вышел из-под отцовского повиновения, отказывает в помощи престарелым родителям. Парень служил чиновником в городской управе. Позже сочинили легенду, будто император пожаловал старику чин, на класс выше, чем чин его сына, дабы тот впредь слушался родителя, не смея нарушить табель о рангах.
Карета приближалась к месту старого мусульманского кладбища. Здесь уже - был вырыт огромный котлован под фундамент собора. Крыши близлежащих домишек были усыпаны людьми. Карету встретили рукоплесканиями и криками "Ура!". Царь в сопровождении двух священников спустился в котлован. Царю поднесли золотой слиток в виде небольшого кирпича. Тотчас начался молебен. Царь обтер кирпич полой своего мундира и заложил его в кладку собора. Туда же рукой императора были заложены подношения бакинских миллионеров - ларцы с драгоценностями, дубовые ящики с империалами, бронзовые сосуды с золотом и серебром. Царь поместил в тайник слиток, где обозначалась дата строительства храма. Напутствуемые молитвами "святых отцов", каменщики заделали тайник.
Наутро гонцы - кто пешим, кто верхом на осле или верблюде - разнесли по улицам и базарам новую весть: эй, люди, слушайте и расскажите тем, кто не слышал. Царь-батюшка, явив высочайшее милосердие, помиловал арестантов. Завтра он сам выпустит их из тюрьмы. Каждый, кто хочет, может посмотреть на это.
Уже с рассвета вокруг центральной городской тюрьмы, что находилась между Губа-мейданы и Кемюрчю-мейданы, началось столпотворение. Муталлибу он был тогда совсем мальчишкой - удалось пробраться поближе. Царская карета, окруженная эскортом казаков, остановилась у чугунных ворот тюрьмы. Из кареты вышел император. Это был грузный, внушительного вида мужчина с рыжей бородой. Глаза у него сверкали. Он сделал знак. С лязгом отворились огромные железные ворота. Заключенных по одному стали выводить на Ганлы-тепе Кровавую горку. Они шли, согнувшись, и все старались прижаться к стене. Видно, уж очень грозным показался им облик "милосердного" царя-батюшки.
В этот день муллы, собрав народ в мечетях, возносили молитвы за здравие самодержца российского, его семьи, потомков, желали царской династии и ее трону незыблемости и долголетия. Не прошло и месяца после этой "амнистии", как жандармы отправились по домам, вылавливая всех, выпущенных царем на волю и за "непослушание" водворяя их обратно в тюремные камеры.
На третий день пребывания в Баку царь с членами семьи отправился осматривать нефтепромысла. Нефтяные магнаты встретили их в Сабунчи хлебом-солью. Царская фамилия прошла под пышной разукрашенной аркадой. Одну из арок изготовили из промыслового оборудования. Августейшие гости осмотрели нефтехранилище братьев Нобель, затем насосную станцию и три мощные нефтяные скважины Шамси Асадуллаева. Подле одной из них громоздились выброшенные фонтаном куски породы. Не верилось, что эти камни выброшены из недр земли силой газа.
Нефтяные тузы соорудили для приема императора и его семьи два специальных павильона - один был убран на европейский манер, другой сделан в виде восточного шатра. Невдалеке от павильонов выстроили рабочих и местных жителей. Они приветствовали августейших особ ликующими возгласами. Когда гости уселись за роскошно сервированным столом, полог откинули, чтобы продемонстрировать фонтанирующую скважину. Выпив чаю и отведав сладостей, царь с семьей направился к восточному шатру. Дорогу, которая вела к нему, устилали редкие, бесценные ковры. Внутри шатер был увешан золотой парчой.
По возвращении в город состоялся торжественный обед. Александр III поблагодарил бакинцев за прием и еще раз особо наказал соорудить собор достойным образом. На следующий день он покинул Баку.
Производитель работ по возведению церкви, архитектор Гославский, трудился денно и нощно, не жалея сил. Однако строительство затянулось на десять лет. Церковь освящали уже после кончины Александра III.
Интересная деталь: для того, чтобы соборные колокола издавали звучный, внушительный и в то же время мелодичный звон, потребовалось сплавить с бронзой, из которой они отливались, несколько пудов золота и серебра. Опять начался сбор "даров" от местного населения. Женщины отдавали пояса, браслеты, кольца, броши, ожерелья, мужчины - наборные уздечки, золотые и серебряные ножны для кинжалов и мечей, дарили серебряную утварь. В результате мусульмане опередили всех по количеству "даров" для православного собора. Колокола отлили на уральских заводах. Самый большой колокол весил сотни пудов. С большим трудом за несколько месяцев доставили его в Баку. С не меньшими усилиями подвесили на колокольне. По кромке колокола славянскими письменами были выгравированы строки из священного писания, в верхней части - изображения апостолов с крестом, евангелием, голубем, факелом в руках. Внутренность колокола блестела, как зеркало, глазам было больно смотреть. Меньшие колокола также представляли собой подлинные произведения искусства. Все колокола - от мала до велика - подвесили геометрически пропорционально.
В дни церковных праздников - Вознесения, Пасхи - могучий колокольный звон разносился на многие версты от собора, его подхватывали колокола Других храмов и церквей, придавая торжественному богослужению еще большую величавость.
В пасхальные дни главный купол собора освещался иллюминацией. Во время этой церемонии вокруг собора скапливались толпы горожан. Останавливалось движение на улицах. Верующие и просто любопытствующие заполняли проезжую часть улиц, тротуары, балконы и крыши домов.
Начинался колокольный звон, православные становились на колени, крестились, произносили вслух слова молитвы. Звонарь, человек весьма искусный в своем деле, старался вовсю. Колокола вызванивали протяжно-печальную, умиротворяющую мелодию. Она проникала в самое сердце, наполняя его тихой, светлой грустью.
Во всем городе был только один человек, который мог, взобравшись на главный купол храма, почистить его и развесить электрические гирлянды. Никто, кроме него, не смел браться за это рискованное дело. Он медленно взбирался наверх по железным скобам, закрепленным в стене во время сооружения "Гызыллы килсеси". Поднимался неторопливо, с остановками. Когда он достигал купола, народ приходил в волнение. Затухал колокольный звон. На площади воцарялась напряженная тишина. Словно хоронили кого-то.
Человек проходил по скобам под купол и продолжал, невидимый, карабкаться по его внутренней стороне. Казалось, вот-вот сладится он вниз с головокружительной высоты. Женщины, девушки, старики вставали на колени и, крестясь, возносили к господу слова молитвы.
Когда человек наконец показывался из-за маковки купола, у огромной толпы вырывался непроизвольный вздох. Люди приходили в шумный восторг, осеняли себя крестным знамением. Снова принимались звонить в колокола, величавая музыка разносилась окрест. Протерев ветошью купол, человек развешивал на нем гирлянды электрических лампочек.
Затем он проходил свой смертельно опасный путь в обратном направлении. И вновь с восторгом и страхом следили за ним тысячи глаз.
Как только он спускался на землю, православные с ликованием окружали своего кумира. На лицах сияли улыбки, у многих из глаз катились слезы радости. Люди не верили тому, что видели своими глазами. Человек поднялся по отвесной стене и, облазив весь купол, благополучно спустился на землю. Будто свершилось чудо. Будто сам Иисус Христос, распятый на кресте, ожил и вознесся в небеса, а затем спустился с небес и предстал перед народом. Каждый старался подобраться поближе к смельчаку, побывавшему под куполом, прикоснуться к нему, поцеловать полы его одежды. Сыпались пожертвования.
В церковные и прочие праздники священнослужители в парчовых и шелковых ризах шествовали в собор во главе с архиереем. Соборный причт жил неподалеку. До самого входа в собор от ворот их дома был положен асфальт. По асфальту тянулись ковровые дорожки. В Баку было тогда всего два заасфальтированных участка: один - у "Золоченой" церкви, другой - перед зданием, где расположилось градоначальство. Длина каждого участка составляла примерно 500 метров.
Собор имел свои лавки, гробовую мастерскую. Здесь продавали убранство для погребения усопших, иконы, лампадки. лампадное и деревянное масло, свечи, восковые цветы и пр. Внутреннее убранство собора поражало роскошью: множество икон божьих угодников в золотых и серебряных окладах, иконостас, алтари и царские врата отчеканены из серебра с позолотой. Все это лучилось, сияло, мерцало, когда во время вечернего богослужения загорался свет золоченых люстр и бесчисленных канделябров. Пели женский и мужской хоры.
Когда с наступлением сумерек на главном куполе собора вспыхивали электрические лампочки, по небу разливалось чудесное, разноцветное сияние. Кресты на куполах сверкали в вышине, пронзая бесконечную темноту золотыми лучами. В недосягаемых просторах небес рождалось зрелище, похожее на сказку, на поэтическую легенду. Раздавался колокольный звон. Казалось, наступило второе пришествие, и сам Мессия, Иисус, сын непорочной девы Марии, созерцает землю, окутанный божественными лучами. Все это было чрезвычайно красиво и возвышенно.
В непосредственной близости от собора разрешалось строительство зданий, выразительных в архитектурном отношении. Однако они не должны были превосходить собор по высоте. Кстати, в свое время, еще в самом начале восьмидесятых годов, городская управа предложила построить на месте старого мусульманского кладбища мечеть. Дума даже вынесла по этому поводу специальное решение. Но дело затянулось, и в конце концов на этом месте поставили Александро-Невский собор.
Позже, на значительном расстоянии от православного собора, поднялась мечеть с двумя минаретами "Таза пир" ("Новое святилище"). Она была построена на средства Набат-ханум, дочери Ходжа-бека, оставленные ей в наследство отцом и мужем. Профессор Рагим-бек Джафаров поведал любопытную подробность из истории сооружения Тазапирской мечети. В ту минуту, когда оставалось завершить кладку, заделать последний камень на главном куполе мечети, каменщик отложил в сторону свой мастерок. Послали за Гаджи Зейналабдином Тагиевым, рукой которого был уложен первый камень в фундамент мечети. "Первый каменщик" заложил ее, ему же принадлежала честь ее завершения.
Гаджи приехал, завершил кладку и щедро одарил строителей: дал пять сотенных мастеру, по полсотни - подмастерьям, по четвертной - чернорабочим.
Набат-ханум похоронена здесь же. Ее могила - справа от главного входа. Набат-ханум широко занималась благотворительностью и не скупилась на пожертвования. Значительную денежную помощь она оказала при сборе средств на строительство Бакинского водопровода.
Голубую мечеть по Красноводской улице построили на средства Аждар-бека. Ее возвел известный архитектор Зивер-бек Ахмедбеков.
На углу Персидский и Первой Ганлытепинской в переулке напротив бани возвышается ахундовская мечеть без минарета.
РАСПОЛОЖЕНИЕ БАКУ И ЕГО ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТИ
Берег Бакинской бухты на востоке начинается с Зыхской косы и тянется до Шиховской косы на западе общей протяженностью 24 километра. Между ними располагались десятки причалов, несколько судоверфей и судоремонтных заводов. С городских причалов, что находились в средней части береговой бухты, грузили на пароходы всевозможные товары - мануфактуру, зерно, муку, соль, чай и сахар, кишмиш, сухофрукты, орехи, миндаль, фрукты и овощи, дерево, железо, медь, уголь. В этой же части располагались таможня и пассажирские причалы. Здесь отстроили свои судоверфи и ремонтные мастерские братья Дадашевы и компания "Кавказ и Меркурий". На несколько километров протянулись их торговые склады, нефтехранилища, лавки.
На Меркурьевской улице позади театра Тагиева помещалось около двадцати дровяных складов; здесь продавали доски, столбы, балки, дверные и оконные рамы, можно было дешево купить подводу дров. Причалы носили имена их владельцев или компаний: причал Имамверди, адамовский причал и пр.
Часть бухты, начиная с Черного города и охватывая Белый голод, тянется до мыса Солтан, до Зыха. В этой части было 43 причала... Все они принадлежали частным лицам или компаниям; с этих причалов грузили на суда жидкое топливо - мазут, нефть, бензин, машинные масла. Здесь же размещались нефтеперерабатывающие, нефтеочистительные заводы, множество нефтехранилищ, резервуаров для хранения бензина, кислотный, медеплавильный, чугуноплавильный и другие заводы, одна судоремонтная верфь. В этой части города и днем было темно от сажи и копоти, которые сыпались сверху, черный дым, едкие испарения застили небо. Здесь даже воробьи и чайки, кошки и собаки принимали одинаковую черную окраску. Столь же безнадежно унылы, черны были дома и стены. На каждом шагу в небо устремлялись гигантские заводские трубы, день и ночь изрыгая черные клубы дыма, отбрасывая на землю зловещие тени. И, куда ни взглянешь, - по земле, по небу, вдоль заборов, стентянулись трубы всевозможных размеров, диаметров: они скрещивались, переплетались, образуя причудливые арки, громоздились друг на друга...
Восточная часть бухты начиналась от Баиловской косы и тянулась до Нафталана - Биби-Эвбата. Здесь с одиннадцати причалов грузили на суда нефть, дерево, цемент, мазут, а в зимние месяцы суда становились на ремонт. У причалов стояли пароходы, парусники, танкеры, пассажирские суда, баркасы, лодки каспийских рыбаков...
В .Бакинской бухте швартовалось множество кораблей,. Судоходство развивалось столь стремительно, что годовой объем грузоперевозок по Каспию вскоре достиг трех-четырех миллионов пудов. По морским перевозкам Баку занимал одно из первых мест в России.
Если промышленные районы города зачастую напоминали преисподнюю, то центр хорошел и благоустраивался на глазах. В облике и названиях улиц, домов, в одежде бакинцев причудливо переплетались черты Европы и Азии. Гостиницы назывались не как-нибудь, а непременно "Метрополь", "Старая Европа", "Мадрид", "Новая Европа", "Тебриз", "Леон", "Марсель", "Дворцовые номера"...
Столь же пышными были названия ресторанов и увеселительных заведений города: "Шамс" ("Солнце"), "Мубарек" ("Благословенный"), "Стамбул", "Исламийе", "Новый свет", "Чикаго", "Тегеран", "Чанах гала", "Новбахар", "Анатолия", "Греция", "Дарданеллы" и т. д.
Не менее оригинальными были и названия бань: "Эрмитаж". "Фантазия", "Сархан", "Тоюг йеян". Часто бани назывались по имени владельцев: мироновская, ахундовская, кадыровская, молоканская и пр. Баку славился своими магазинами: "Драгоценности", "Блестящий", "Ковры", "Парча", "Шелк". Названия многих магазинов вызывали улыбку: "Назназы" ("Кокетка"), "Гаджи, бери бах" ("Гаджи, оглянись"), Молодежь проводила время в клубах- "Эдисон", "Эрмитаж", "Арманс".
Базарная улица - это видно и по ее названию - была оживленным торговым центром, по ту и по эту ее стороны тянулись бесчисленные ряды лавок и каравансараи. Лавки шорников, бакалейщиков, торговцев мануфактурой, башмачников, красильщиков, шапочников, свечников, чуречников, продавцов кебаба, джыз-быза, лаваша, хаша бывали открыты до полуночи.
Аромат аппетитных блюд разносился по всему кварталу. Хозяева из кожи вон лезли, чтобы угодить клиентам: "Господин, пожалуйте...", "Господин, чем могу служить", "Приятного аппетита, господин", "Приходите каждый день", вы нас осчастливили своим посещением"...
В нескольких местах, особенно на Базарной улице, расстелив соломенную подстилку и усевшись на тюфячок, писари-мирза за копейку сочиняли письма для амшари - иранских рабочих.
Балаханская улица, берущая начало у Сабунчинского вокзала, была до Губа-мейданы усеяна лавками мелких ремесленников. Здесь же располагались со своим товаром бакалейщики, торговцы мануфактурой, кондитеры и пекари.
В девяностых годах на Балаханской улице было построено несколько представительных зданий: домовладение крупного купца Асланова, дом Исабека Гаджинского на пересечении Мариинской и Балаханской, чуть подальше от него огромное здание, принадлежавшее нефтепромышленнику Рзаеву, - тогда в нем размещалось турецкое консульство. На углу Балаханской и Красноводской улиц выросло великолепное здание гимназии (постройка 1911-1912-го годов). Сейчас в нем находится четвертая городская клиническая больница имени Фуада Эфендиева...
В городе имелось несколько пассажей: "Фруктово-овощной пассаж", "Продуктовый пассаж", "Рыбный пассаж, "Тагиевский пассаж", "Пассаж Калантарова" и пр.
Свои названия были у окраинных городских слободок: Чемберекенд, Даглы мехеллеси (Нагорная слободка), Сонбала ачыглыгы (Пустырь Сонбалы). Мамедали мехеллеси, Ганлы-тепе (Кровавый бугор). Завокзальная, Молоканская слободка. Мусульманские Кишлы, Извозчичья слободка и т. п.
Каждая пядь городской земли продавалась на вес золота. Из-за земли часто случались конфликты, доходившие до кровопролитий. В судах рассматривали сотни дел и жалоб по имущественно-земельным вопросам.
______________
* околоток, квартал.
Неподалеку от особняка Казнева возвышалось одноэтажное, с высоким бельэтажем и террасой, здание школы "Сафа" ("Благодать"). Здесь, в Чемберекенде, сосредотачивалась едва ли не треть всех двухколесных арб, на которых развозили по городу грузы. В любом дворе было по две, по три, а то и по пять таких телег. Они выстраивались под вечер бок о бок, нескончаемыми рядами. Не успевали сгребать навоз. Здесь же держали крупный рогатый скот, коз и овец. На склонах за Чемберекендом колосились пшеница, ячмень.
Там, где начиналась Большая Чемберекендская улица, возвышался трехэтажный доходный дом и баня Ага Гадирова. Нижний этаж дома занял под лечебницу доктор Мамед-Рза Векилов. По четвергам он принимал бесплатно, с бедняков денег не брал, выписывал им лекарства за свой счет. В прилепившемся к этому особняку двухэтажном доме находилась школа "Саадет" ("Счастье"), потом ее перевели в другое помещение. В этом районе выделялись две улицы, имеющие жизненно важное значение для всего города, - Водовозная и Колодезная. Отсюда из колодцев, пробитых в скальном чемберекендском грунте, брали питьевую воду и развозили ее в бочках по городу. В непосредственной близости от этих улиц привлекают внимание два известных строения: дом Абдулхалыга Ахундова на пересечении улиц Мехти Гусейна и Буньят Сардарова и особняк Миронова, выходящий в сад Мирзы Фатали Ахундова. Оба дома великолепные архитектурные образцы.
Для развлечения "сливок" бакинского общества построили павильон из дерева. Его оштукатурили, выбелили и назвали "Белым клубом". Помещался он близ Ширванских крепостных ворот. Как-то ночью, когда дул сильный "хазри", знаменитый бакинский норд, случился пожар и павильон сгорел дотла. Подозревали, что "Белый клуб" подожгли нарочно. Здесь собирались заядлые картежники. Богатей, щеголи, гочу, шулера всех мастей собирались под крышей клуба и развлекались тут до утра. Конечно, не обходилось дело без потасовок.
После того, как "Белый клуб" сгорел, местные толстосумы выпросили у городской управы часть Губернаторского сада для постройки летнего клуба. Проект поручили архитектору Тер-Микелову. Его даже откомандировали на Лазурный берег - в Монте-Карло, чтобы он присмотрелся к тамошней филармонии, ознакомился с ее проектом. И соорудил нечто подобное здесь, в Баку. Считалось, что филармония в Монте-Карло по своей красоте занимает одно из первых мест в Европе. От здания к морю вереницей спускаются девять площадок - террас. Тер-Микелов вернулся из Монте-Карло, переполненный впечатлениями и замыслами. Летний клуб построен на пересечении Николаевской и Садовой улиц. Фасадом он обращен на дом братьев Садыховых, в профиль смотрит на здание Мариинской русской женской гимназии, построенной Тагиевым, а также на дворец Дебура, управляющего делами бакинской конторы Ротшильда. (Впоследствии он продал этот дворец нефтяной компании "Кавказское товарищество"). Сейчас здесь находится Музей изобразительных искусств имени Р. Мустафаева.
Рассказывают, что глава этого акционерного общества, миллионер Гукасов, упросил архитектора сделать так, чтобы из дворца, где он проживал с семьей, было не только слышно, но и видно все, что происходит в летнем клубе. К тому же, ему не хотелось, сидя на балконе, "любоваться" немой стеной. Просьбу миллионера уважили и поступили довольно оригинально. Обычно сцена в зрительном зале "смотрит" на главный вход. В филармонии, то есть в летнем клубе, вход в зрительный зал находится сбоку от сцены, а сам зал повернут задом к глухой стене на Садовой улице. Так что из окон и с балкона бывшего дворца Дебура, как на ладони, видна сцена летнего клуба.
Правда с этого балкона нефтяным магнатам приходилось наблюдать и другие сцены. Однажды во время многодневной стачки бакинского пролетариата сюда стеклись тысячные толпы забастовщиков, и капиталистам не оставалось ничего иного, как подписать договор с рабочими, удовлетворив большинство их справедливых требований.
Стараясь досадить друг другу, миллионеры возводили в городе дворцы роскошные, величественные чертоги. Все они разительно отличаются один от другого и каждый по-своему прекрасен.
За короткое время в Баку воздвигли несколько культовых сооружений храмы, мечети, соборы: Тазапирскую и Голубую, или Аждарбековскую, мечети, Будаговскую церковь, лютеранскую кирху, православный собор.
Храм Александра Невского, или, как его называли, "Гызыллы килсеси" ("Золоченая церковь"), поднялся на высоком холме в центре города. Золотые купола ослепительно сверкали под солнцем. Они были видны за десятки верст. Капитаны кораблей определяли в море направление по главному куполу, венчавшему храм.
Александр III, отпустивший ассигнования на сооружение в Баку монументального кафедрального собора, поставил условие, чтобы собор был исключительным по роскоши и красоте. Посовещавшись, зодчие решили строить храм, похожий на церковь в Новом Афоне, но во всем превосходящий ее. Сам академик Марфельд был назначен главным архитекторов. Из Нового Афона привезли чертежи, рисунки. Когда проект был почти готов, выяснилось, что средств отпущенных царем, маловато. Начался сбор пожертвований. Из двухсот тысяч рублей, собранных в Баку, сто пятьдесят тысяч рублей пожертвовали мусульмане.
В начале октября 1883-го года Александр III с женой и двумя сыновьями, в сопровождении огромной свиты, прибыл из Тифлиса в Баку. Вокзал был подготовлен к торжественной церемонии: всюду ковры, море цветов, стены расцвечены флагами, на заборах, на плоских крышах одноэтажных привокзальных строений пылали светильники, расставленные в нескольких аршинах друг от друга. По одну сторону выстроились миллионеры, дворяне, купцы, по другую высокие гражданские и военные чины. Сплошной стеной стояли солдаты с оружием наизготове. От населения города приветствовать царя уполномочили Гаджи Зейналабдина Тагиева.
Царский поезд остановился у перрона. Немного погодя в дверях вагона показался император в военном мундире. Все обнажили головы. Кроме Тагиева. Губернатор настойчиво прошептал ему что-то на ухо, но он не обратил внимания. В окружении губернатора, городского головы, "отцов города" Тагиев подошел приветствовать царя. Тот недовольно уставился на его папаху и спросил:
- Ты чей подданный?
"Подданный вашего величества", - зашептал Тагиеву губернатор. Но Гаджи Зейналабдин ответил по своему разумению:
- Я подданный Российской империи.
Александр III спустился на привокзальную площадь и сел в царскую карету.
Бакинский плотник Муталлиб-киши- очевидец описываемых событий - с интересом рассказывал:
За три дня до приезда царя глашатаи обошли все кварталы города с вестью о том, что его величество император всероссийский изволят пожаловать в Баку. В объявленный день народ с раннего утра заполнил Балаханскую, Базарную улицы и Кубинскую площадь, по которым должен был проследовать царский экипаж. В то время по обе стороны этих улиц тянулись невзрачные одноэтажные домишки. От вокзала и до старого мусульманского кладбища по улицам разостлали ковры, паласы. На крыши водрузили факелы. Они полыхали вовсю. Вдоль проезжей части выстроились солдаты!. Народ прижимался к стенам, толпился за спинами солдат. Впереди стояли русские, за русскими - инородцы. Все с нетерпением ожидали появления царя.
Вдалеке показалась сияющая золотом и серебром карета императора. Она направлялась к Кубинской площади. Позади кареты ехали казаки, по бокам ее окружали жандармы. Прочие следовали на расстоянии. Вдруг сквозь строк-солдат прорвался старик-мусульманин с пылающим факелом в руке. Он бросился бежать впереди кареты. Казаки, пришпорив коней, мгновенно взяли его в кольцо.
Увидев это, царь велел остановить карету и приказал подвести старика. Старик бросился на колени, подал августейшей особе челобитную. Переводчик, просмотрев ее, доложил суть дела. Император милостиво улыбнулся и что-то поручил своему адъютанту. Старика отпустили. Позже выяснилось, что он подал жалобу на собственного сына. который вышел из-под отцовского повиновения, отказывает в помощи престарелым родителям. Парень служил чиновником в городской управе. Позже сочинили легенду, будто император пожаловал старику чин, на класс выше, чем чин его сына, дабы тот впредь слушался родителя, не смея нарушить табель о рангах.
Карета приближалась к месту старого мусульманского кладбища. Здесь уже - был вырыт огромный котлован под фундамент собора. Крыши близлежащих домишек были усыпаны людьми. Карету встретили рукоплесканиями и криками "Ура!". Царь в сопровождении двух священников спустился в котлован. Царю поднесли золотой слиток в виде небольшого кирпича. Тотчас начался молебен. Царь обтер кирпич полой своего мундира и заложил его в кладку собора. Туда же рукой императора были заложены подношения бакинских миллионеров - ларцы с драгоценностями, дубовые ящики с империалами, бронзовые сосуды с золотом и серебром. Царь поместил в тайник слиток, где обозначалась дата строительства храма. Напутствуемые молитвами "святых отцов", каменщики заделали тайник.
Наутро гонцы - кто пешим, кто верхом на осле или верблюде - разнесли по улицам и базарам новую весть: эй, люди, слушайте и расскажите тем, кто не слышал. Царь-батюшка, явив высочайшее милосердие, помиловал арестантов. Завтра он сам выпустит их из тюрьмы. Каждый, кто хочет, может посмотреть на это.
Уже с рассвета вокруг центральной городской тюрьмы, что находилась между Губа-мейданы и Кемюрчю-мейданы, началось столпотворение. Муталлибу он был тогда совсем мальчишкой - удалось пробраться поближе. Царская карета, окруженная эскортом казаков, остановилась у чугунных ворот тюрьмы. Из кареты вышел император. Это был грузный, внушительного вида мужчина с рыжей бородой. Глаза у него сверкали. Он сделал знак. С лязгом отворились огромные железные ворота. Заключенных по одному стали выводить на Ганлы-тепе Кровавую горку. Они шли, согнувшись, и все старались прижаться к стене. Видно, уж очень грозным показался им облик "милосердного" царя-батюшки.
В этот день муллы, собрав народ в мечетях, возносили молитвы за здравие самодержца российского, его семьи, потомков, желали царской династии и ее трону незыблемости и долголетия. Не прошло и месяца после этой "амнистии", как жандармы отправились по домам, вылавливая всех, выпущенных царем на волю и за "непослушание" водворяя их обратно в тюремные камеры.
На третий день пребывания в Баку царь с членами семьи отправился осматривать нефтепромысла. Нефтяные магнаты встретили их в Сабунчи хлебом-солью. Царская фамилия прошла под пышной разукрашенной аркадой. Одну из арок изготовили из промыслового оборудования. Августейшие гости осмотрели нефтехранилище братьев Нобель, затем насосную станцию и три мощные нефтяные скважины Шамси Асадуллаева. Подле одной из них громоздились выброшенные фонтаном куски породы. Не верилось, что эти камни выброшены из недр земли силой газа.
Нефтяные тузы соорудили для приема императора и его семьи два специальных павильона - один был убран на европейский манер, другой сделан в виде восточного шатра. Невдалеке от павильонов выстроили рабочих и местных жителей. Они приветствовали августейших особ ликующими возгласами. Когда гости уселись за роскошно сервированным столом, полог откинули, чтобы продемонстрировать фонтанирующую скважину. Выпив чаю и отведав сладостей, царь с семьей направился к восточному шатру. Дорогу, которая вела к нему, устилали редкие, бесценные ковры. Внутри шатер был увешан золотой парчой.
По возвращении в город состоялся торжественный обед. Александр III поблагодарил бакинцев за прием и еще раз особо наказал соорудить собор достойным образом. На следующий день он покинул Баку.
Производитель работ по возведению церкви, архитектор Гославский, трудился денно и нощно, не жалея сил. Однако строительство затянулось на десять лет. Церковь освящали уже после кончины Александра III.
Интересная деталь: для того, чтобы соборные колокола издавали звучный, внушительный и в то же время мелодичный звон, потребовалось сплавить с бронзой, из которой они отливались, несколько пудов золота и серебра. Опять начался сбор "даров" от местного населения. Женщины отдавали пояса, браслеты, кольца, броши, ожерелья, мужчины - наборные уздечки, золотые и серебряные ножны для кинжалов и мечей, дарили серебряную утварь. В результате мусульмане опередили всех по количеству "даров" для православного собора. Колокола отлили на уральских заводах. Самый большой колокол весил сотни пудов. С большим трудом за несколько месяцев доставили его в Баку. С не меньшими усилиями подвесили на колокольне. По кромке колокола славянскими письменами были выгравированы строки из священного писания, в верхней части - изображения апостолов с крестом, евангелием, голубем, факелом в руках. Внутренность колокола блестела, как зеркало, глазам было больно смотреть. Меньшие колокола также представляли собой подлинные произведения искусства. Все колокола - от мала до велика - подвесили геометрически пропорционально.
В дни церковных праздников - Вознесения, Пасхи - могучий колокольный звон разносился на многие версты от собора, его подхватывали колокола Других храмов и церквей, придавая торжественному богослужению еще большую величавость.
В пасхальные дни главный купол собора освещался иллюминацией. Во время этой церемонии вокруг собора скапливались толпы горожан. Останавливалось движение на улицах. Верующие и просто любопытствующие заполняли проезжую часть улиц, тротуары, балконы и крыши домов.
Начинался колокольный звон, православные становились на колени, крестились, произносили вслух слова молитвы. Звонарь, человек весьма искусный в своем деле, старался вовсю. Колокола вызванивали протяжно-печальную, умиротворяющую мелодию. Она проникала в самое сердце, наполняя его тихой, светлой грустью.
Во всем городе был только один человек, который мог, взобравшись на главный купол храма, почистить его и развесить электрические гирлянды. Никто, кроме него, не смел браться за это рискованное дело. Он медленно взбирался наверх по железным скобам, закрепленным в стене во время сооружения "Гызыллы килсеси". Поднимался неторопливо, с остановками. Когда он достигал купола, народ приходил в волнение. Затухал колокольный звон. На площади воцарялась напряженная тишина. Словно хоронили кого-то.
Человек проходил по скобам под купол и продолжал, невидимый, карабкаться по его внутренней стороне. Казалось, вот-вот сладится он вниз с головокружительной высоты. Женщины, девушки, старики вставали на колени и, крестясь, возносили к господу слова молитвы.
Когда человек наконец показывался из-за маковки купола, у огромной толпы вырывался непроизвольный вздох. Люди приходили в шумный восторг, осеняли себя крестным знамением. Снова принимались звонить в колокола, величавая музыка разносилась окрест. Протерев ветошью купол, человек развешивал на нем гирлянды электрических лампочек.
Затем он проходил свой смертельно опасный путь в обратном направлении. И вновь с восторгом и страхом следили за ним тысячи глаз.
Как только он спускался на землю, православные с ликованием окружали своего кумира. На лицах сияли улыбки, у многих из глаз катились слезы радости. Люди не верили тому, что видели своими глазами. Человек поднялся по отвесной стене и, облазив весь купол, благополучно спустился на землю. Будто свершилось чудо. Будто сам Иисус Христос, распятый на кресте, ожил и вознесся в небеса, а затем спустился с небес и предстал перед народом. Каждый старался подобраться поближе к смельчаку, побывавшему под куполом, прикоснуться к нему, поцеловать полы его одежды. Сыпались пожертвования.
В церковные и прочие праздники священнослужители в парчовых и шелковых ризах шествовали в собор во главе с архиереем. Соборный причт жил неподалеку. До самого входа в собор от ворот их дома был положен асфальт. По асфальту тянулись ковровые дорожки. В Баку было тогда всего два заасфальтированных участка: один - у "Золоченой" церкви, другой - перед зданием, где расположилось градоначальство. Длина каждого участка составляла примерно 500 метров.
Собор имел свои лавки, гробовую мастерскую. Здесь продавали убранство для погребения усопших, иконы, лампадки. лампадное и деревянное масло, свечи, восковые цветы и пр. Внутреннее убранство собора поражало роскошью: множество икон божьих угодников в золотых и серебряных окладах, иконостас, алтари и царские врата отчеканены из серебра с позолотой. Все это лучилось, сияло, мерцало, когда во время вечернего богослужения загорался свет золоченых люстр и бесчисленных канделябров. Пели женский и мужской хоры.
Когда с наступлением сумерек на главном куполе собора вспыхивали электрические лампочки, по небу разливалось чудесное, разноцветное сияние. Кресты на куполах сверкали в вышине, пронзая бесконечную темноту золотыми лучами. В недосягаемых просторах небес рождалось зрелище, похожее на сказку, на поэтическую легенду. Раздавался колокольный звон. Казалось, наступило второе пришествие, и сам Мессия, Иисус, сын непорочной девы Марии, созерцает землю, окутанный божественными лучами. Все это было чрезвычайно красиво и возвышенно.
В непосредственной близости от собора разрешалось строительство зданий, выразительных в архитектурном отношении. Однако они не должны были превосходить собор по высоте. Кстати, в свое время, еще в самом начале восьмидесятых годов, городская управа предложила построить на месте старого мусульманского кладбища мечеть. Дума даже вынесла по этому поводу специальное решение. Но дело затянулось, и в конце концов на этом месте поставили Александро-Невский собор.
Позже, на значительном расстоянии от православного собора, поднялась мечеть с двумя минаретами "Таза пир" ("Новое святилище"). Она была построена на средства Набат-ханум, дочери Ходжа-бека, оставленные ей в наследство отцом и мужем. Профессор Рагим-бек Джафаров поведал любопытную подробность из истории сооружения Тазапирской мечети. В ту минуту, когда оставалось завершить кладку, заделать последний камень на главном куполе мечети, каменщик отложил в сторону свой мастерок. Послали за Гаджи Зейналабдином Тагиевым, рукой которого был уложен первый камень в фундамент мечети. "Первый каменщик" заложил ее, ему же принадлежала честь ее завершения.
Гаджи приехал, завершил кладку и щедро одарил строителей: дал пять сотенных мастеру, по полсотни - подмастерьям, по четвертной - чернорабочим.
Набат-ханум похоронена здесь же. Ее могила - справа от главного входа. Набат-ханум широко занималась благотворительностью и не скупилась на пожертвования. Значительную денежную помощь она оказала при сборе средств на строительство Бакинского водопровода.
Голубую мечеть по Красноводской улице построили на средства Аждар-бека. Ее возвел известный архитектор Зивер-бек Ахмедбеков.
На углу Персидский и Первой Ганлытепинской в переулке напротив бани возвышается ахундовская мечеть без минарета.
РАСПОЛОЖЕНИЕ БАКУ И ЕГО ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТИ
Берег Бакинской бухты на востоке начинается с Зыхской косы и тянется до Шиховской косы на западе общей протяженностью 24 километра. Между ними располагались десятки причалов, несколько судоверфей и судоремонтных заводов. С городских причалов, что находились в средней части береговой бухты, грузили на пароходы всевозможные товары - мануфактуру, зерно, муку, соль, чай и сахар, кишмиш, сухофрукты, орехи, миндаль, фрукты и овощи, дерево, железо, медь, уголь. В этой же части располагались таможня и пассажирские причалы. Здесь отстроили свои судоверфи и ремонтные мастерские братья Дадашевы и компания "Кавказ и Меркурий". На несколько километров протянулись их торговые склады, нефтехранилища, лавки.
На Меркурьевской улице позади театра Тагиева помещалось около двадцати дровяных складов; здесь продавали доски, столбы, балки, дверные и оконные рамы, можно было дешево купить подводу дров. Причалы носили имена их владельцев или компаний: причал Имамверди, адамовский причал и пр.
Часть бухты, начиная с Черного города и охватывая Белый голод, тянется до мыса Солтан, до Зыха. В этой части было 43 причала... Все они принадлежали частным лицам или компаниям; с этих причалов грузили на суда жидкое топливо - мазут, нефть, бензин, машинные масла. Здесь же размещались нефтеперерабатывающие, нефтеочистительные заводы, множество нефтехранилищ, резервуаров для хранения бензина, кислотный, медеплавильный, чугуноплавильный и другие заводы, одна судоремонтная верфь. В этой части города и днем было темно от сажи и копоти, которые сыпались сверху, черный дым, едкие испарения застили небо. Здесь даже воробьи и чайки, кошки и собаки принимали одинаковую черную окраску. Столь же безнадежно унылы, черны были дома и стены. На каждом шагу в небо устремлялись гигантские заводские трубы, день и ночь изрыгая черные клубы дыма, отбрасывая на землю зловещие тени. И, куда ни взглянешь, - по земле, по небу, вдоль заборов, стентянулись трубы всевозможных размеров, диаметров: они скрещивались, переплетались, образуя причудливые арки, громоздились друг на друга...
Восточная часть бухты начиналась от Баиловской косы и тянулась до Нафталана - Биби-Эвбата. Здесь с одиннадцати причалов грузили на суда нефть, дерево, цемент, мазут, а в зимние месяцы суда становились на ремонт. У причалов стояли пароходы, парусники, танкеры, пассажирские суда, баркасы, лодки каспийских рыбаков...
В .Бакинской бухте швартовалось множество кораблей,. Судоходство развивалось столь стремительно, что годовой объем грузоперевозок по Каспию вскоре достиг трех-четырех миллионов пудов. По морским перевозкам Баку занимал одно из первых мест в России.
Если промышленные районы города зачастую напоминали преисподнюю, то центр хорошел и благоустраивался на глазах. В облике и названиях улиц, домов, в одежде бакинцев причудливо переплетались черты Европы и Азии. Гостиницы назывались не как-нибудь, а непременно "Метрополь", "Старая Европа", "Мадрид", "Новая Европа", "Тебриз", "Леон", "Марсель", "Дворцовые номера"...
Столь же пышными были названия ресторанов и увеселительных заведений города: "Шамс" ("Солнце"), "Мубарек" ("Благословенный"), "Стамбул", "Исламийе", "Новый свет", "Чикаго", "Тегеран", "Чанах гала", "Новбахар", "Анатолия", "Греция", "Дарданеллы" и т. д.
Не менее оригинальными были и названия бань: "Эрмитаж". "Фантазия", "Сархан", "Тоюг йеян". Часто бани назывались по имени владельцев: мироновская, ахундовская, кадыровская, молоканская и пр. Баку славился своими магазинами: "Драгоценности", "Блестящий", "Ковры", "Парча", "Шелк". Названия многих магазинов вызывали улыбку: "Назназы" ("Кокетка"), "Гаджи, бери бах" ("Гаджи, оглянись"), Молодежь проводила время в клубах- "Эдисон", "Эрмитаж", "Арманс".
Базарная улица - это видно и по ее названию - была оживленным торговым центром, по ту и по эту ее стороны тянулись бесчисленные ряды лавок и каравансараи. Лавки шорников, бакалейщиков, торговцев мануфактурой, башмачников, красильщиков, шапочников, свечников, чуречников, продавцов кебаба, джыз-быза, лаваша, хаша бывали открыты до полуночи.
Аромат аппетитных блюд разносился по всему кварталу. Хозяева из кожи вон лезли, чтобы угодить клиентам: "Господин, пожалуйте...", "Господин, чем могу служить", "Приятного аппетита, господин", "Приходите каждый день", вы нас осчастливили своим посещением"...
В нескольких местах, особенно на Базарной улице, расстелив соломенную подстилку и усевшись на тюфячок, писари-мирза за копейку сочиняли письма для амшари - иранских рабочих.
Балаханская улица, берущая начало у Сабунчинского вокзала, была до Губа-мейданы усеяна лавками мелких ремесленников. Здесь же располагались со своим товаром бакалейщики, торговцы мануфактурой, кондитеры и пекари.
В девяностых годах на Балаханской улице было построено несколько представительных зданий: домовладение крупного купца Асланова, дом Исабека Гаджинского на пересечении Мариинской и Балаханской, чуть подальше от него огромное здание, принадлежавшее нефтепромышленнику Рзаеву, - тогда в нем размещалось турецкое консульство. На углу Балаханской и Красноводской улиц выросло великолепное здание гимназии (постройка 1911-1912-го годов). Сейчас в нем находится четвертая городская клиническая больница имени Фуада Эфендиева...
В городе имелось несколько пассажей: "Фруктово-овощной пассаж", "Продуктовый пассаж", "Рыбный пассаж, "Тагиевский пассаж", "Пассаж Калантарова" и пр.
Свои названия были у окраинных городских слободок: Чемберекенд, Даглы мехеллеси (Нагорная слободка), Сонбала ачыглыгы (Пустырь Сонбалы). Мамедали мехеллеси, Ганлы-тепе (Кровавый бугор). Завокзальная, Молоканская слободка. Мусульманские Кишлы, Извозчичья слободка и т. п.
Каждая пядь городской земли продавалась на вес золота. Из-за земли часто случались конфликты, доходившие до кровопролитий. В судах рассматривали сотни дел и жалоб по имущественно-земельным вопросам.