Суренова Юлиана. Книга 2_Тропа каравана

   – Она выглядит такой счастливой, – к Атену, не отрываясь глядевшему на дочь, тихо шурша травой подошел Евсей.
   – Да, – кивнул тот. Хозяину каравана не хотелось говорить. Забыть бы обо всем, забыться, стоять вот так, любуясь Мати и сравнивая ее с той красавицей-невестой, которую он видел за пологом огня… Но тут девочку окружили караванщики, поздравляя, купая ее душу в море теплых улыбок…
   Подошли, обнявшись, Лис с Линой.
   – Этот день запомнится навсегда, – мечтательно глядя вокруг, проговорила женщина.
   – Сказочный подарок нам всем.
   – В этом нет моей заслуги, – грустно улыбнувшись, качнул головой хозяин каравана.
   – Разве б смог я совершить такое?
   – Но ты ведь уговорил Шамаша…
   – Нет, – качнул головой караванщик, а затем продолжал: – Он хотел сделать для Мати что-то особенное. Я сказал, что она мечтает о чуде, что ей хочется хотя бы на мгновение попасть в сказку.
   – Сказка, легенда… – Евсей, вздохнув, качнул головой. – Нет. Достаточно оглядеться вокруг, чтобы понять, что вокруг нас сейчас реальный мир… Это небо, земля, цветы – все они живые, созданные богами, не людьми…
   – Может быть, он перенес нас в свою землю… – Лина пожала плечами. Она не находила объяснения происходившему, впрочем, и не особенно пыталась. Женщина была готова просто наслаждаться каждым мигом, который можно будет потом вспоминать долгими холодными ночами, возвращаясь в фантазиях в мечты.
   – Нет, – в отличие от жены, Лису были нужны ответы. Он должен был быть уверен, что здесь им ничего не угрожает. Мир сказки – это, конечно, замечательно, но в нем должно быть не меньше опасностей, чем в снежной пустыни, а ему совсем не хотелось встретиться с какой-нибудь магической злобной тварью, подобной грифону или крылатому быку Губителя. – Шамаш говорил, что не может вернуться назад.
   Возможно, с помощью своего дара, он воссоздал среди пустыни островок иной земли… – это казалось таким же невероятным, как и все остальные предположения и караванщик повернулся к Атену, словно спрашивая у него, что произошло.
   – Я ведь говорил вам, – вздохнув, качнул головой хозяин каравана. В его голосе, глазах был укор – ему не нравилось, когда кто-то вынуждал его повторять уже раз данные объяснения. – Как же вы меня слушали на заре, на сходе?
   – Мы были слишком поражены, чтобы поверить в возможность… – начала было Лина, но Атен остановил ее:
   – Теперь нам ничего не остается, как привыкать жить на грани чуда, в мире новых легенд. Такова наша судьба.
   – Не думаешь же ты, что кто-то захотел бы ее изменить, даже если бы подобное было возможно? – усмехнулся Евсей. – Чудо ждут, а не гонят прочь.
   – И, все же, – лишь Лис продолжал настаивать на своем. – Была же какая-то причина, заставившая тебя созывать ради этой новости сход.
   – Таково было желание Шамаша. Он не хотел никого испугать столь внезапным превращением знакомого с рождения мира в нечто совершенно… невозможное, – Атен вздохнул, понимая, что ему ничего не остается, как повторить все заново. – Он сказал, что воссоздаст для Мати мир сказок, то, что в них называется краем благих душ.
   – Но ведь это сад в подземных владениях Госпожи Кигаль…
   – В легендах – да, но не в сказках… Не знаю, не важно… В общем, это маленький островок, закрытый от снежной пустыни куполом нашего шатра. Он кажется бескрайним, но на самом деле не так уж и велик. Так что, отправляясь путешествовать, не упритесь в горизонт.
   – В сказке много опасностей, – Лис недоверчиво взглянул на по-прежнему сидевшего на камне Хранителя.
   – Думаю, он знает об этом, – перехватив взгляд мужа, проговорила Лина, – и сделал все так, чтобы уберечь нас от беды…
   – Возможно, ты права… – Лис готов был сдаться.
   – Конечно, права, – Лина сжала руку мужа. – Пойдем веселиться со всеми. Посмотри: больше никто, кроме тебя, не испытывает страха перед миром чудес…
   – Как здесь красиво! – восхищенно выдохнул Евсей. – У меня просто нет слов…
   – Однако придется их найти, – хмыкнул Атен. – Для летописи… Кстати, ты уже успел написать о произошедшем вчера?
   – Да. Всю ночь писал, не отрываясь. Даже рука онемела, -он зевнул, прикрывая рот ладонью.
   – Ты смотри, не засни, – усмехнулся хозяин каравана, глядя на брата искрившимися веселым задором глазами. – Потомки тебя не простят!
   – Вот что, – не выдержал караванщик. – Раз тебе больше нечем заняться, как только подшучивать надо мной, бери-ка перо, чернила, и будешь мне помогать.
   – Ну уж нет, у моей дочурки сегодня день рождения… – запротестовал тот.
   – Вот и прекрасно! Лишится на день твоей опеки – возможно, почувствует себя действительно повзрослевшей на год. А то ты ей не даешь шага самостоятельно ступить, словно она – едва появившаяся на свет кроха.
   – Так оно и есть. Во всяком случае, сегодня… К тому же, у тебя ведь уже есть один помощник, или ты забыл?
   – Неужели ты думаешь, что я бессердечный сухарь, способный лишить парня такого дня?
   – Ладно, вы тут спорьте, а мы пошли, – Лина потянула Лиса к накрытому под открытым небом столу. – Как бы наши мальчики не съели все сладости…
   – Пусть. В честь праздника… – махнул рукой хозяин каравана. – Сегодня можно не экономить.
   – Да при чем здесь экономия? – возмутилась женщина. – Мне просто не хочется, чтобы к вечеру у них так разболелись животы, что пришлось бы звать лекаря.
   – Если кому и стоит об этом беспокоиться, так это мне. Никогда не знал большей сладкоежки, чем Мати.
   – Ничего. Пока она, рассмотрев все подарки, доберется до лакомств, там останется не так уж много. Если мы не поспешим, – и они ушли.
   – Так ты мне поможешь? – проводив их взглядом, спросил брата Евсей.
   – Вообще-то… – и тут его глаза вспыхнули озарением – ему в голову пришла блестящая мысль. "Нет, просто гениальная!" – он был уверен в этом. – Пойдем-ка, – и он направился к Шамашу.
   – Что ты собираешься делать?
   – Не гоже ему сидеть одному и скучать.
   Колдун, задумчиво глядя на резвившихся в траве, смеясь от счастья, детишек, осторожно поглаживал дремавшего у него на руках щенка. Длинная курносая мордочка второго высовывалась из-под складок черного плаща.
   – Что, Мати бросила на тебя волчонка и убежала играть? – губы караванщика вновь растянулись в улыбке – он не мог смотреть без нее на хрупкое золотистое создание.
   – Она не хотела, – Шамаш перевел взгляд на караванщика. – Но я настоял. Пусть повеселится от души. С малышами она еще намучается. Потом.
   – Да уж, питомец – не свиток – хочу читаю, не хочу – откладываю в сторону. О нем приходится заботиться постоянно. Как о ребенке, – проговорил Евсей. Он был не в силах отвести взгляда от волчат с их сверкающей шкуркой и умильными складочками на лбу.
   – Ничего, ей будет полезно, – довольный, хмыкнул Атен. – Станет более ответственной.
   – Это ведь священные волки? – преодолев, наконец, внезапно накатившую волну немоты и душевного трепета, спросил помощник.
   – Станут ими. Когда вырастут, – ответил колдун.
   Евсей на миг опустил голову, словно пряча глаза, потом исподлобья бросил быстрый взгляд на брата, ни о чем не спрашивая его, просто стремясь узнать, как Атен отреагирует на услышанное. Но караванщик оставался совершенно спокоен. Ведь он уже давно знал обо всем и у него было время свыкнуться с еще одним невероятным событием.
   – Волки приходили из-за малышей? Хотели оставить их с тобой? – помощник повернулся к Шамашу. Он считал себя вправе задавать вопросы, ибо, как летописец, должен был знать все.
   Колдун кивнул в ответ.
   Но для караванщика этого было явно недостаточно! Евсей на миг взглянул на брата, прося его поддержки, а затем вновь обратился к магу:
   – Куда они отвели тебя? Как объяснили, чего хотят? – у него было так много вопросов, а его собеседник медлил с ответом, явно не расположенный рассказывать, словно не считая себя вправе говорить о чужих тайнах – и не важно, что это секреты зверей, а не людей. – Да пойми ты, – не выдержав, воскликнул караванщик.
   – Атен предложил мне вести летопись. Раз уж с нами так много всего случается. И поэтому я должен знать… Особенно о таких чудесных вещах, как встреча с священными волками!
   – Шамаш, – казалось, что хозяин каравана ждал именно этого момента. В его голосе звучали волнение и нетерпение выполнить задуманное, – а может ты согласишься составить для нашей летописи маленький рассказ, всего на несколько страниц? Мы не просим тебя выдавать секретов волков, которые они доверили тебе, отдавая на воспитание малышей. Напиши о том, что можно.
   – Да, Шамаш, – Евсею сразу же пришлась по душе идея брата. – Кто расскажет о случившемся лучше участника событий? А потом я хотел бы попросить тебя помочь мне с описанием магического моста. Мне хотелось бы узнать его природу…ну, все то, что возможно, конечно. Если бы ты написал…
   – Боюсь, здесь я вам не помощник, – усмехнувшись, колдун качнул головой.
   – Но почему?! – удивился Атен, даже не думавший о возможности того, что Шамаш откажется.
   – Я не умею писать, – просто, словно говоря о чем-то совершенно обыденном, ответил маг.
   Его собеседники онемели от удивления. Это казалось таким невероятным…!
   – Но у нас всех детей учат грамоте, – с трудом ворочая отказавшимся от удивления слушаться языком, проговорил Евсей. – И уж конечно маг… – он никак не мог понять… даже начал думать, что, возможно, маг просто смеется над ними. Но ведь подобное было совсем не в его характере!
   – Постой, ты же читал детям сказки и… – Атен растерялся. Если б он знал… Он всего лишь хотел, чтобы в летописи каравана остались страницы, написанные рукой самого бога…
   – Разве я сказал, что не обучен чтению? – Шамаш вовсе не шутил. Впрочем, на этот раз удивление караванщиков он воспринял достаточно спокойно, понимая его причину.
   – Но тогда… Нельзя научиться одному, не постигнув другого…
   – Для человека – возможно. Но с колдуном дело обстоит иначе.
   – Может быть, ты объяснишь нам? – караванщики переглянулись, а затем Евсей продолжал: – Насколько мне известно, служители никогда не сталкивались ни с какими сложностями, обучая грамоте Хранителей, когда те были детьми.
   На миг колдун задумывался.
   – Я лучше покажу, – наконец, приняв решение, произнес Шамаш. Он пересадил волчонка Мати к ее братику в сложившиеся в люльку складки плаща. А затем в его руках возник белоснежный, удивительно гладкий тонкий лист бумаги и длинное перо с белым оперением. – Вот, – он протянул перо Евсею. – Напиши какое-нибудь слово.
   А я потом попробую его повторить.
   Тот осторожно взял перо, с интересом рассматривая его – нет, он не ошибся – лебединое, быстро взглянув на брата, который также не мог не узнать. Однако он не видел возможности спорить с Атеном или расспрашивать о чем-то Шамаша прямо сейчас. Сначала нужно было выполнить поручение Хранителя. Он хотел уж было, макнув перо в маленькую золотую чернильницу, вывести какой-нибудь простой, незамысловатый символ… хотя бы "бык", но маг остановил его:
   – Думай не о простоте написания, а о том, чтобы это слово означало что-нибудь небольшое и неопасное.
   Караванщик, пристально взглянув на мага, словно пытаясь разобраться, к чему тот вел. Затем, так ничего и не поняв, он кивнул и, взяв из рук мага лист бумаги, уютно лежавший поверх ровной дощечки, старательно вывел "цветок" – более безопасного символа он просто не мог придумать, – и вновь протянул перо и бумагу Шамашу.
   Тот качнул головой, словно не до конца соглашаясь с выбором караванщика, положил доску на колени и стал медленно старательно… нет, не писать – рисовать – символ. Линии получались легкими, словно кружева, причудливо узорчатыми… И, все же, это был всего лишь символ.
   Атен с Евсеем, внимательно следя за каждым движением пера, уже были готовы воскликнуть: "Вот же, вот! Пусть это скорее рисунок, чем надпись, однако…" – но не успели даже мысленно сложить фразу, не то что произнести ее.
   Стоило перу, закончив выводить последнюю черточку, оторваться от бумаги, как линии замерцали, шевельнулись, и вот уже на бумаге на месте символа-слова возник настоящий цветок. Чем-то он напоминал розу – такой же нежный шелковый бутон, источавший сладковатый аромат, маленькие зеленые листики на тонкой веточке, покрытой острыми шипами.
   Караванщики были не в силах оторвать взгляда от этого чудесного творения, подрагивавшего, трепеща на невидимом ветру. Бутончик начал раскрываться. Еще миг…
   – Удивительный дар, – чуть слышно, словно боясь спугнуть нечто, порвав нити магии, прошептал Евсей.
   – Все считали так же, – усмехнулся колдун, беря цветок в руку. – Пока символ "рот" не попытался проглотить моего наставника, – его пальцы сжались, ломая ветку, разрушая бутон. Шипы глубоко врезались в ладонь. Шамаш поморщился, но лишь сильнее сжал кулак. Прошло мгновение – и цветок исчез. С пальцев сорвались, смешавшись с кровью, капли чернил. – После того случая, – он достал платок, вытирая руку, – старик запретил мне брать в руки перо, сказав, что колдуну это все равно ни к чему, благо наш народ всегда предпочитал хранить знания в памяти, а не на листах бумаги. Книги предназначались исключительно для законов и заклинаний. Их же за меня вполне могли записать и другие, под чьей рукой какие-нибудь "нет" или "конец" не оживут, чтобы уничтожить весь мир.
   – Может, все дело в том, как ты пишешь. Символ оживил потому, что, такой легкий и узорчатый, не мог не расцвести. Он напоминал цветок и…
   Колдун бросил на караванщика быстрый взгляд. В его глазах была печаль – его ранило недоверие больше, чем вся ненависть былого мира. Он снова взял в руки перо, немного подвинулся, освобождая на камне место:
   – Садись рядом, – промолвил он. – Возьми меня за руку и напиши символ так, как он по-твоему должен выглядеть.
   – Но… – Евсей покосился на Атена, словно спрашивая, что ему делать. Он и не предполагал, что Хранитель так болезненно воспримет его сомнения.
   Увидев немой вопрос брата, не знавшего, как ему быть, Атен кивнул, призывая его продолжать. Он слишком хорошо понимал, что останавливаться сейчас – значит еще сильнее обидеть Шамаша, самым важным для которого было доверие.
   И помощник, осторожно опустившись на камень, коснулся руки наделенного даром, удивляясь, как возможно, чтобы она одновременно была столь холодна и горяча, словно в ней соединены воедино стихии льда и пламени. Ведя кисть, как это делает учитель, обучая написанию первых символов ученика, он вновь старательно вывел знак "цветка". Получилось неровно и коряво, но… Караванщик, вздрогнув, отшатнулся: вновь, как и в первый раз, линии задрожали, замерцали, складываясь в нечто большее, чем написанный на бумаге знак – и вот уж их место занял живой цветок. Маленький, с округлыми фиолетовыми лепестками и красным прицветником он чем-то походил на обычную фиалку.
   – Черные боги, – прошептал, увидев его, вмиг помрачневший колдун, и, не давая хрупкому растению даже на миг приподнять головку, сжег его в языке пламени, вырвавшемся яркой вспышкой из пальцев. – Это виола. Ее пыльца содержит смертельный яд, – пояснил он, когда цветок исчез в огне, оставив на бумаге лишь черное пятно с рыжими обгоревшими краями. – Если ты убедился, – он взглянул на Евсея, успевшего вскочить на ноги, испуганного тем, что произошло не просто на него глазах, но при его участии, – давай не будем больше продолжать эти… опыты.
   – Прости меня за сомнения, – смущенно пробормотал караванщик.
   – Ничего, – в его глазах все еще полнились грусть, но, возможно, караванщики просто не правильно поняли ее причину. Может быть, это был след не обиды, а чего-то другого… Воспоминаний, стиравших границы между радостью и печалью…
   – А ты не пытался разобраться, почему это происходит? – Евсей не мог представить себе, что в мироздании есть земля, где бы не обратили внимания на столь удивительную способность. Его глаза светились – впервые в жизни он настолько близко подошел к чуду, что смог прикоснуться к нему.
   – На это не было времени. Если бы я разбирался с каждым даром, которым столь щедро наделили меня боги, то потратил бы на это всю жизнь. Мне же она была нужна для другого… Впрочем, что касается этого, – он щелкнул по бумаге и перу, заставляя их исчезнуть, – наставник пробовал выяснить причину. Должно быть, потому, что первое время ему казалось, будто я просто таким способом отлыниваю от занятий.
   Евсей не смог подавить смешок. Он вспомнил, как в свое время пробовал перехитрить своих учителей в школе служителей. Конечно, ничего подобного он не мог и представить себе, но и у простого смертного было в запасе не так уж мало фокусов.
   Тем временем колдун продолжал:
   – Если так, меня следовало наказать. Хитрость, конечно, не ложь, но и она запрещена колдуну по закону… Однако не в правилах старика было карать, не выяснив всего…
   – И он докопался?
   Колдун хмыкнул: – Точно подмечено. Он долго искал ответ в древних летописях и сводах законов, но не нашел даже упоминания ни о чем подобном. Тогда старик нагрузил меня лопатами, сам вооружился какой-то старинной картой, невесть как попавшей к нему. И мы откопали не один тайник со старыми рукописями, считавшимися давно утерянными. Но это все, что ему удалось отыскать.
   – Неужели совсем ничего?
   – Как сказать. В одной книге тысячелетней давности, где перечислялись все необычные способности, которые время от времени проявлялись у колдовских детей, указывалась и эта… Но наши предки… Они были вершителями, создателями, а не мыслителями. Им было не до философских размышлений о том, что эта способность означает и с чем связана. В рукописи говорилось, что, если бы была возможность устранить этот… побочный дар, не повредив основному, то можно было бы попытаться что-то с ним сделать, а так… так давался лишь совет избегать условий, в которых необъяснимое умение проявляется. И постараться забыть о нем, полагаясь на волю богов.
   – И много было таких… необычных способностей? – спросил Атен.
   – Понятия не имею, – тот пожал плечами. – Наставник спрятал от меня рукопись, опасаясь, наверно, как бы я не отыскал у себя их все.
   – Веселое у тебя было детство, – Евсей усмехнулся. Его всегда считали несносным сорванцом, но разве ему сравниться с этим?
   – Вот только тем, кто был рядом, порою было совсем не до смеха, – лицо колдуна помрачнело. – Да укажут боги им путь в бесконечность, – чуть слышно прошептали его губы. – Так что, – он немилосердно прогнал все воспоминания, заставляя сердце вернуться в нынешний день и веселиться вместе со всеми, – в составлении летописи я вам не помощник.
   – Да уж, мы убедились, – караванщика передернуло от одной мысли, что могло случиться, напиши он то слово, которое собирался. С взбесившимся быком справиться не так легко, как с хрупким растением. – И они всегда такие… агрессивные?
   – Нет. Роза была обычным цветком.
   – Я даже не представлял себе, что магический дар может быть так опасен… – начал было Евсей, но умолк, поймав взгляд брата. "Ты не до конца искренен, – словно говорили глаза Атена. -Вспомни, что происходило в Эшгаре, когда Свигор на кого-нибудь злился…" – Но не будем об этом, – так и не закончив своей мысли, продолжал помощник.
   – Вам нечего бояться, – колдун чуть наклонил голову, с интересом поглядывая на своих собеседников. – Я в достаточной степени владею своим даром, чтобы контролировать его.
   – Ты уверен в этом? – хозяин каравана настороженно свел брови. Сила, столь огромная, великая сила магии, необъяснимая и безграничная, не могла не внушать страха, и не важно, в чьих она руках – человека или бога.
   – В моем мире, когда магу исполнялось 16 лет, он проходит особый обряд посвящения – Испытание. Тот, кто не смог к этому времени подчинить себе свой дар, просто не выживал.
   – Это жестоко! – прошептал Евсей. После всего увиденного он был готов верить колдуну во всем, но если это правда…
   – Отнюдь. Жестоко было бы оставлять в мире создание, способное уничтожить все вокруг, не понимая, что заключено в нем самом.
   – Возможно, это было правильным для земли, где в магическом даре видели угрозу.
   Но не здесь, где все живет лишь благодаря Хранителям, – вздохнув, проговорил Атен.
   – Выбор из двух зол наименьшего – не лучший выбор, – тихо произнес Шамаш. А затем его глаза вновь залучились, губы тронула улыбка. Оглянувшись, хозяин каравана увидел бежавшую к ним Мати. На голове девочки был сплетенный из желтых одуванчиков венок, в руках – букетик незабудок.
   – А теперь пора? Пора кормить Шуши? – на бегу прокричала она. Остановившись, девочка замерла, с нетерпением ожидая ответа. Ее дыхание было взволнованным, сердечко билось так быстро, что было готово вырваться наружу. Казалось, она просто не видит взрослых, о чем-то разговаривавших с колдуном – сегодня был ее день.
   И, все же, Атен попытался возразить:
   – Дочка, иди, поиграй пока…
   – Потом, – Мати перебила отца, не дав ему договорить. Не обращая никакого внимания на суровую морщинку, легшую ему на переносицу, она подскочила к магу. – А где Шуши? – девочка вдруг испугалась, что волчонок исчез столь же внезапно, как появился. Она все еще не могла поверить, что получила, наконец, то, о чем так давно мечтала – маленькое живое создание, о котором сможет заботиться, даря тепло своей души.
   Колдун развернул черный плащ, доставая крошек.
   – Ой, а это ее братик? – увидев второго волчонка – чуть побольше, не такого пушистого, с более темной шерсткой и белым пятнышком на мордочке, вокруг носика, воскликнула Мати. – Ханиш, – она осторожно коснулась его головки, – тебя ведь так зовут? – малыш взглянул на нее – пристально, внимательно, словно запечатлевая в своей памяти навсегда ее образ, потом, радостно взвизгнув, подпрыгнул, стремясь лизнуть девочку, здороваясь, благодаря за любовь сердца и тепло глаз.
   – Хан, Хан! – смеясь, воскликнула Мати. – Ты такой славный!
   Тем временем проснулась и Шуши. Увидев хозяйку, она, поскуливая от нетерпения, рванулась к ней, спеша погрузиться в объятья, подарить свою порцию ответной ласки. – Шуши, не так быстро! – девочка с трудом удерживала свою непоседливую подружку. Боясь, что та выскользнет у нее рук и, упав, ударится, Мати поспешила сесть в траву. Опустив Шуллат рядом, девочка с облегчением вздохнула, подставляя щеки: – Вот, теперь целуйся.
   – Ладно, – хозяину каравана ничего не оставалось, как смириться с тем, что дочка прервала разговор взрослых. "Тем более, – бросив быстрый взгляд на Шамаша, подумал Атен, – что так оно и лучше…" – Пойду, раздобуду вам какие-нибудь плошки и молоко.
   – Какой он… – Евсей потянулся было к волчонку, но тот вдруг, наклонив головку, раздувая щечки, предупредительно заворчал, выставляя напоказ маленькие острые клыки – совсем недавно прорезавшиеся первые молочные зубки. И караванщик, отдернув руку, отступил на шаг назад, с удивлением глядя на щенка.
   Мати была поражена:
   – Хан, это ведь мой дядя! Он добрый! Неужели тебе он не понравился?
   Щенок, выслушав ее, взволнованно закрутил головой, пока, наконец, не встретился глазами с Шамашем. Лишь после этого он успокоился, взглянул на караванщика, всем своим видом показывая, что готов помириться.
   – Он нелюдимый, – объясняя поведение своего подопечного, промолвил Шамаш. – Ничего не поделаешь – характер.
   – Каким же он будет, когда вырастет…? – пробормотал Евсей. Ему вспомнились размеры взрослого волка – такому ничего не стоит загрызть взрослого человека. А в караване много детей…
   – Не волнуйся. Он научится отличать своих от чужих прежде, чем у него сменятся зубы, – поспешил успокоить его колдун, читая беспокойство в глазах караванщика.
   – Странно, – Мати с удивлением поглядывала то на Ханиша, то на ерзавшую у нее на груди, словно что-то ища, Шуллат. – А меня он стразу признал.
   – Но ты же его не испугалась.
   – Конечно, ведь… – умолкнув на полуслове, она подняла удивленные глаза на мага:
   – Не хочешь же ты сказать… – она с недоверием взглянула на Евсея: – Нет, дядя, нет! Ты не мог испугаться крошку!
   – Это не крошка, – караванщик повел плечами. Его настороженный взгляд по-прежнему был прикован к замершему на коленях Шамаша малыша. – А священный волк.
   Колдун нахмурился. Ему не хотелось, чтобы кто-то в караване, видевшемся ему одной большой семьей, испытывал страх перед своими новыми спутниками. – Погладь его.
   Евсей послушно протянул руку, прикоснулся к мягкой податливой шерстке, покрывавшей такое хрупкое, ранимое тельце. Глаза зверя и человека встретились, и караванщик вдруг почувствовал, что тонет в волне тепла и покоя. Все, весь мир стал казаться далеким и крохотным, как звездочка в небесах. "Как я мог бояться его, я, все время так стремившийся к чуду? – он и не пытался понять происходившего с ним, всецело отдавшись во власть чувств, вошедших в его душу. – Я словно Гамеш, которого бог солнца привел в свою небесную страну… А, может, так оно и есть," – в этот миг он готов был поверить во что угодно, отказываясь от самого слова "сомнение".
   Наконец, золотистое сияние глаз щенка покинуло его душу, возвращая на землю.
   Волчонок закрутился, бросил взгляд на свою маленькую сестрицу, задрал мордочку, чтобы встретиться взглядом с Шамашем и тихо, прося что-то скульнул.
   – Да что с тобой, чего ты так вертишься? – Мати никак не могла справиться со ставшей вдруг такой быстрой, живой Шуши. – Тебе понравилось мое платье? Хочешь себе такое же? Что ты ищешь?… А! – девочка, смеясь, повернулась к магу: – Шамаш, она проголодалась! На этот раз по-настоящему. И она думает, что я – ее мама!