Страница:
– Разбойники? – караванщик не мог не задать свой главный вопрос, хотя уже знал, каким будет ответ.
– Нет, – поспешил качнуть головой помощник.
– Кто же тогда? – Атен подозрительно прищурился. – Попавший в беду караван, решившийся повернуть против солнца, или призраки пустыни, тени уснувших вечным сном?
– Скорее, караван. Но я не уверен: они стоят на месте, не приближаясь.
– Ну-ну… – недовольно проворчал караванщик. – Пойдем, я хочу взглянуть сам, – он зашагал к пологу шатра, за которым расстилалась снежная бесконечность.
Пустыня оставалась все такой же спокойной, какой была вечером: снега сверкали в лучах луны, окружая мир матовым серебристым мерцанием, скрывавшим из виду то, что милосердно пощадила темнота.
– Где они? – спросил хозяин каравана дозорного, который напряженно всматривался вдаль, сжимая в руке длинное копье.
Тот беззвучно указал рукой на серые тени, замершие возле самого горизонта.
– Да, это не разбойники. Но я скорее готов поверить, что нас встречают призраки, чем живые люди. По всему они стоят на месте уже давно. Ты заметил, как замело их повозки? Но если так, почему они не поставили шатер? – говоря это, он перебирал в памяти легенды. – Если нужно обойти облюбованное ими место. Еще можно нарисовать на повозках знаки-обереги… Если поискать в старых книгах…
– От теней не сложно уберечься. Люди обычно куда опаснее, – помощник, прищурившись, безрезультатно пытался разглядеть чужой караван среди моря снегов.
Атену было нечем возразить на это. А тут ему еще на память жуткие истории о безумном караване, люди которого в слепой жажде убийства были готовы уничтожать все живое на своем пути…
Хозяин каравана прислушался к голосу своей души. Предчувствие никогда не обманывало его. Но на этот раз оно безмолвствовало. Сердце оставалось безучастным, не сжимаясь в ожидании близкой беды.
Конечно, сейчас было не лучшее время для раздумий. Сначала нужно принять меры, необходимые для защиты каравана, и, в первую очередь, оповестить всех об опасности, вооружить, послать дозорных вперед, чтобы они попытались разузнать, чего ожидать от чужаков… Но что-то заставляло его не спешить предпринимать эти сами собой разумевшиеся шаги.
– Почему они не подходят к нам? – спросил он, задавая этот вопрос скорее богам, чем стоявшим рядом с ним людям.
Но небожители продолжали молчать, показывая, что Их не беспокоит судьба каравана, и вместо Них ответил Евсей:
– Может быть, боятся…
– В пустыне нет ничего, что можно было бы спутать с шатром каравана. А раз так, они точно знают, с кем их свела дорога. В отличие от нас.
– Да. Но какой караванщик в здравом уме станет ставить шатер в ясную погоду, безрассудно тратя драгоценное тепло? Наша расточительность свидетельствует о явном безумии. Им же не известно, что в нашем караване идет маг.
– Еще не хватало, чтобы они узнали об этом! – пробурчал Атен. – Пусть лучше считают нас сумасшедшими… Однако, – подумав, продолжал он. – Даже если это простой караван, остановленный в снегах судьбой, мы не можем себе позволить просто о нем забыть. Всегда есть вероятность ошибки, которая может стоить нам жизни, если чужаки нападут в то время, когда мы будем снимать шатер…
– Я надеюсь, они все-таки решатся послать гонца…
– А если они считают, что это должны сделать мы?
"Да уж, положение – хуже не придумаешь, – Атен вздохнул. – Если бы на нас напали разбойники – и то было бы проще – все какая-то определенность. Простые, четкие команды… Мы взялись бы за оружие, не тратя времени на раздумья и сомнения, уверенные, что боги будут за нас. Но на чью сторону встанет госпожа Айя, если братья по пути пойдут друг против друга?" Атен вздохнул. Он просто не знал, что делать: и так выходило плохо, и эдак…
– Вечно в этой пустыне возникают какие-то новые сложности!
– Что верно, то верно, – Евсей взглянул на него с грустью. – Два единокровных брата, случайно встретившись в сердце пустыни, не смогут договориться, ибо не поверят друг другу и когда каждый будет бояться, что другой – разбойник… К тому же, то, что произошло с нами, слишком невероятно… – он нахмурился. – Они вряд ли оценят нашу искренность, даже если мы скажем им всю правду.
– Чего мы никогда не сделаем! – Атен скользнул холодным взглядом по лицу помощника. – Нам не следует никому говорить о Шамаше! Этим мы можем подвергнуть его жизнь опасности!
– Никто не посмеет причинить зло магу! – Евсей не верил, что караванщик говорит серьезно. – Ты можешь опасаться, что он покинет караван, но чтобы…
– Мы считаем, что возможно, а что нет, лишь исходя из собственного опыта! Не ты ли совсем недавно напоминал мне об этом? Мы – бывшие горожане, впитавшие с молоком матери понимание того, что значит Хранитель. А какое дело до него снежным странникам, верящим, что им суждено обрести покой только после смерти?
– Да успокойся ты, никто не скажет и слова о Шамаше! Все слишком боятся, что необдуманное слово лишит караван его защиты!… И не кажется ли тебе, что пора, наконец, перестать заглядывать так далеко вперед и задуматься над тем, что нам следует делать прямо сейчас?
– Снежные боги, – процедил Атен сквозь сжатые зубы. – Пошли.
– Куда? – удивился помощник. В первый миг он испугался, что Атен решил сам пойти к чужакам, и успокоился лишь когда тот повернулся назад, возвращаясь к повозкам каравана.
– Что ты собираешься делать? – всматриваясь в напряженное, хмурое лицо брата и не в силах понять его мыслей, озабоченно спросил Евсей.
– Спросить Шамаша, – мрачно ответил Атен.
Услышав это, помощник замедлил шаг:
– Ты уверен, что мы должны тревожить мага?… – начал было он.
Но хозяин каравана прервал его:
– Я ни в чем не уверен, – буркнул он, – но твердо знаю, что должен заботиться о караване, делая все, что в моих силах, чтобы беда на коснулась тех, кто доверился мне, – и, все же, сколь бы ни был тверд и решителен голос Атена, в глубине его глаз Евсей прочел боль…
Мысленно он молил богов, чтобы те остановили его. И на этот раз небожители вняли его мольбам.
– Гонец! Они послали гонца! – голос дозорного заставил его застыть на месте.
– Что мы будем делать? – Евсей по-прежнему настороженно смотрел на хозяина каравана.
– Ты знаешь не хуже меня: по закону каравана, мы должны выслушать вестника.
– Но что мы ему скажем?
– Ничего, – Атен устремил взгляд на снежный покров пустыни, где уже была видна маленькая точка приближавшегося человека.
У гонца не было оленя и ему требовалось немало времени, чтобы преодолеть расстояние, отделявшее два каравана.
– Ты собираешься говорить с ним сам?
– Нет, – хмуро процедил сквозь сжатые зубы торговец. – Это дело дозорных. Но я хочу взглянуть на него.
– Странно, что они не дали вестнику оленя, – не спуская взгляда с карабкавшегося по снежным барханам человека, чья фигура медленно увеличивалась, а очертания становились четче и яснее, пробормотал Евсей.
– Может быть, у них не осталось животных. Кто знает, сколько они стоят здесь…
Если это тот караван, что шел впереди, между нами должен был быть месяц пути, никак не меньше.
– Им, наверно, страшно не повезло: пришлось пройти умирающий город, потом еще встреча с разбойниками… А теперь это… Кто знает, что заставило их остановиться: болезнь, трещина…
Качая головой, караванщики замерли, не спуская взгляда с гонца.
– Все выглядит так, словно они обречены… – прошептал помощник. – И мы для них – последняя надежда… Нет, нельзя просто взять и пройти мимо! Атен, мы не имеем права им отказать, после всего, что боги сделали для нас! Сведя наши пути, Они показали, чего от нас ждут, и не простят, если…
– Законы не говорят, что мы обязаны помогать чужакам! Это только наш выбор! – мрачно возразил хозяин каравана. Глаза его блестели, как в лихорадке. Было видно, что его совсем не радует необходимость делиться с кем-то своей удачей. И, все же, он понимал, что бывают случаи… Если бы не Мати, они точно так же прошли бы мимо наделенного даром… От одной мысли об этом его прошибала дрожь. Наверно, поэтому он продолжал: – И, все же, мы поможем им…
Они умолкли, заметив, что гонец, наконец, добрался до шатра и замер перед дозорными, показывая тем, что у него нет с собой оружия.
Это был невысокий человек с изможденным, испещренным морщинами лицом, уставшими глазами, в которых последней искрой, удерживавшей жизнь, горела робкая надежда.
Полушубок прекрасной выделки висел на плечах, не в силах скрыть худобы, из под шапки выбивались пряди совершенно седых волос.
Какое-то время чужак молчал, с нескрываемым удивлением и завистью глядя на возвышавшийся над пустыней шатер, на сильных, мускулистых мужчин, которые не казались потрепанными дорогой и угнетенными скрытыми в ней лишениями.
Когда он обратил глаза к стоявшему чуть в стороне высокому бородатому крепышу, в котором без труда признал хозяина каравана, в них читалось непонимание и нескрываемый вопрос: "Почему вы остановились?" Он пришел просить о помощи… В сущности, ему предстояло выторговать у этих странных людей немного жизни для своего каравана. Он бы стал говорить об этом с чужаками, даже если бы те оказались холодными призраками. Но перед гонцом явно были люди, и они совсем не выглядели безумными. Поэтому он замешкался, теряясь в догадках и надеясь, что те хоть что-то расскажут о себе, снизойдя до объяснений…
Караванщики молчали, выжидающе глядя на пришельца. Никто из них не проронил даже звука, и чужак вынужден был заговорить первым:
– Вижу, боги благосклонны к вам, – сиплым и, все же, таким твердым и решительным голосом, что можно было не сомневаться: его обладатель привык отдавать приказы, проговорил он. -Они уберегли вас и от гнева метели, и от ярости разбойников.
– На все воля богов, – дозорный сделал все, чтобы его ответ не выражал ровным счетом ничего. Он глубоко запрятал свои чувства, скрыв лицо под маской безразличия.
– Воистину, – пришелец на миг поднял глаза к небу, словно вознося немую хвалу. – Снизойдите в своем счастье к менее удачливым братьям по дороге, и, я уверен, боги воздадут вам должное за милосердие.
– Что вам надо? – в глазах дозорного зажглось сочувствие. Он понимал, что только большая беда была способна заставить гордого караванщика пойти на поклон к чужаку.
К тому же, кто знает, как могла сложиться судьба. Возможно, сделай они что-нибудь иначе, и их караван оказался бы на месте тех, кто сейчас замерзал в снегах.
– Многое, – вздохнув, вынужден был признать гонец. – Я хочу купить жизнь… И понимаю, что в мире нет сокровищ, которые были бы равноценны ей.
– Ты откровенен, – понимая, что не может более оставаться в стороне от разговора, Атен подошел к гонцу.
– Да, – тот развел руками. – Это единственное, что мне остается… Ты, должно быть, заметил, что я не простой странник пустыни, а хозяин каравана. Как и ты.
– Видимо, у тебя были причины для того, чтобы отправиться гонцом.
– О да, – гость склонил голову. Вздохнув, он продолжал: – Еще совсем недавно у меня был большой караван, который считался одним из самых удачливых.
– Я слышал кое-то… – кивнул Атен. Напряжение начало постепенно спадать. – Не мудрено, ведь мы все время шли за вами… Правда, сперва между нами было еще два каравана…
– И столько же погибло перед нами менее чем за половину круга, – кивнул, подтверждая мрачные предчувствия собрата, чужак. – Дорога становится все труднее.
Скоро караваны будут столь же редкими, как и города… А потом исчезнут и они. И тогда пустыня победит.
– Что с вами произошло?
– Всего понемногу… Поверь, это невеселая история, хотя и обычная для нашего времени… Лишь каких-то полгода назад жизнь казалась удачной, все шло замечательно, каравану хватало тепла даже в самую морозную ночь… А потом на нас, словно снежный ком, накатили беды. Мы слишком поздно узнали, что последний из лежавших позади городов умирает… В сущности, когда мы входили в него, он уже был мертв… Так что нам не удалось пополнить припасы… Они и так были скудными, а тут еще нападение разбойников… – он умолк, давая понять, что ему больно вспоминать о случившемся, и справедливо полагая, что собеседникам и так все понятно.
– Почему ты не повернул? Путь назад был много короче.
– Мой караван – один из самых древних на земле. Его история простилается в прошлое на двести сорок кругов… Наши предки давным-давно воспользовались своим Правом. Только совсем юные едва сформировавшиеся караваны помнят об этой безделице… – проговорил он, а затем, словно спохватившись, добавил: – Я вовсе не хочу тебя обидеть…
– Что же здесь обидного? Это правда – только и всего, – пожал плечами Атен, на лице которого не дрогнул ни один мускул и ничто не говорило о страшном внутреннем напряжении: за долгие годы пути ему ни разу не приходилось встретиться с настоящим караванщиком и он успел забыть, как тому просто разгадать изгнанника. – Однако, – он нахмурился. – Если ты не поворачивал, я не совсем понимаю, как случилось, что наши пути пересеклись?
– О, это очень просто, – гость улыбнулся – болезненно-печально. Улыбка смотрелась на его лице как нечто чужое, неестественное… Как кожаная маска уродца на городском скоморохе. – Дело в том, что вот уже более месяца мы стоим на месте.
– Не думаю, что такое объяснение кажется мне простым, – хозяин каравана нахмурился. – Я не вижу шатра над твоим караваном.
– У нас было недостаточно огненной воды, чтобы установить его. И, потом, готовясь к долгому ожиданию, мы должны были заботиться о том, чтобы экономить тепло.
– Но зачем? Почему вы остановились, полагаясь на чудо, когда в снежной пустыне, какая бы беда ни обрушилась на караван, у него одна возможность выжить – добраться до ближайшего города…
– Воистину, я следовал этому правилу до самого конца, – усмешка искривила его губы, уродуя лицо, – я упрямо вел караван, несмотря на усталость людей, которые уже успели забыть, когда последний раз ели досыта. Но потом пища закончилась. И нам пришлось забить оленей… Мы были вынуждены сделать это, когда больше ничего не оставалось.
– Вы предпочли медленное умирание быстрой смерти? – сам Атен никогда бы так не поступил, полагая, что нет ничего ужаснее, чем наблюдать за мучениями ближних, слышать плач детей, ничем не в силах им помочь… В таких условиях конец представлялся скорее избавлением, чем карой.
– Пока жив хотя бы один караванщик, жив караван. Таков закон. Окажись в такой ситуации, ты поступил бы так же, что бы ты ни думал об этом сейчас, каким бы невозможным тебе это ни казалось.
– И вы бы исполнили его до конца? – спросил чужака подошедший к ним Евсей, у которого внутри все похолодело при одном воспоминании о законе, который он считал ни чем иным как дикостью. Ведь когда оленина заканчивалась, несчастные начинали есть друг друга…- Покончив с животными, принялись бы за людей?
– Не знаю. Совсем недавно я думал, что именно так мы и будем вынуждены поступить спустя несколько дней. Сейчас же, когда появилась надежда, мне кажется, что я не решился бы на такое… Ведь это – последний вопль отчаяния, за которым всегда следует неминуемый конец… Я благодарен богам за то, что нам не пришлось перешагнуть через грань крайней нужды, – он умолк. Тусклый взгляд его серых глаз был обращен к хозяину каравана. В нем было покорное ожидание решения своей судьбы, ни мольбы, ни боли, ни страха.
– Мне надо подумать, – караванщик провел рукой по бороде.
– Конечно, я понимаю: подобные решения не принимаются на ходу. И, каким бы оно ни было, я благодарен тебе уже за то, что ты выслушал меня. Очень немногим под силу остановиться, чтобы взглянуть в глаза чужому горю, – сказав это, он низко поклонился и замер, показывая, что он готов ждать столько, сколько потребуется.
Увлекая за собой помощника, хозяин каравана вернулся к шатру.
– Что скажешь?
– Это настоящий караванщик, сильный, гордый… Он стоит на краю гибели, отлично понимает это, но все равно не просит о помощи… – Евсей качнул головой. – Подобные ему люди достойны того, чтобы жить. Атен, ты не поставишь под угрозу наш караван, если продашь им оленей.
Хозяин каравана нахмурился. С одной стороны, он понимал, что, поздно говорить "нет", но, с другой, ему совсем не хотелось отдавать оленей. Конечно, у него были свободные животные, и даже больше, чем было нужно каравану. Но кто знает, что ждет впереди? Они могут понадобиться им самим…
Атен качнул головой. Он хотел сказать, что даже если они продадут чужакам животных и немного припасов, те вряд ли доберутся до следующего города. Эти люди должны быть страшно утомлены, измучены и ослаблены голодом.
Но он промолчал, лишь повторяя про себя: "На все воля богов. Мы сделаем то, что зависит от нас, а там – на все воля богов…" -Ладно, – он вернулся к пришельцу.
Когда гонец узнал решение хозяина каравана, он смог лишь вымолвить:
– Твое милосердие воистину безгранично… – в глазах чужака читалась благодарность. И, все же, в них было что-то еще… Сомнение? Недоверие?
Удивление? Да. И неспособность понять, с чем же связана такая вера караванщика в свою удачу. Он вновь украдкой взглянул на шатер. Ведь было же что-то в этом караване особенное!
– Распорядись обо всем, – приказал Атен помощнику.
– Какой будет твоя цена? Золото, драгоценные камни, может быть, ткани? Мы не хотим прослыть неблагодарными и готовы отдать все, что у нас есть.
– Нет, – караванщик впервые думал о том, что будет с чужаками, но это не казалось ему чем-то отличным от забот о своем караване. – Они понадобятся вам самим. В городе придется многое покупать… За продукты и оленей дадите обычную плату.
– Спасибо! – но он не уходил, ибо было еще кое-что, о чем он не решался и заикнуться.
– Огненная вода… – караванщик понял его без слов. На мгновение холодок пробежал у него по спине… – Мы продадим вам… немного… Но за особую плату.
Гонец не мигая смотрел на него и, затаив дыхание, ждал.
– Ты говорил, что твой караван один из самых древних? – спустя какое-то время тягостного молчания спросил Атен.
– Это истинная правда.
– Возможно, у вас найдутся старые свитки? Легенды. Сказки…
– Свитки? – караванщик задумался, но только на миг. – Они идут с караваном так давно… Тяжело будет с ними расставаться… Впрочем, главное – жизнь. Я согласен… Ты, наверно, захочешь, чтобы мои люди сперва принесли плату…
– Я понимаю, что им будет не просто преодолеть это расстояние пешком и готов довериться и послать дозорных с животными и грузом к тебе. Там ты и расплатишься.
– Спасибо! Да будут боги вечно благосклонны к твоему каравану! Я и мои караванщики – в вечном долгу перед тобой. И если вам понадобиться… что-нибудь, что угодно… Ты только скажи…
– Я запомню твои слова.
– И еще… В древности были времена, когда караваны, встретившись в пути, видя в этом знак богов, шли до ближайшего города вместе, защищая друг друга. Если ты захочешь, мы пойдем впереди, выбирая дорогу…
– Хорошо, – караванщик улыбнулся. Ему было понятно стремление чужака отблагодарить за добро, и он не видел причины, почему бы не позволить ему сделать то, что было в его силах.
Небо на горизонте только-только тронули своими багряными всполохами вестники приближавшегося солнца, когда дозорные, исполнив поручение, вернулись. Евсей, сам вызвавшийся съездить во главе небольшого отряда к соседям, сразу же направился к командной повозке. Следом двое мужчин принесли тяжелый сундук.
Прохаживавшийся возле повозки Атен окликнул его:
– Что с золотом?
– Мы отнесли его казначею… Ты хочешь, чтобы с ним поступили как обычно?
– Да. Разделим поровну, и каждый спрячет свою долю у себя. Так меньше шансов потерять все… – произнося эти слова, он не спускал взгляда с сундука. – Что в нем?
– Свитки, – ответил Евсей. Его глаза горели. – Когда я увидел их у чужаков…
Великие боги, Атен, я сразу же понял, что это настоящее сокровище! Они столь же древние, как наши священные карты, и… Тебе надо поскорее взглянуть на них…
– Позже, – он отпустил дозорных, помощнику же жестом велел забраться в повозку. – Сперва расскажи мне об их караване. Что ты видел?
– Люди так утомлены, что были даже не в силах радоваться спасению. Они экономили на всем… Атен, у них много больных, особенно среди детей… Нет, нет, не беспокойся: это не зараза. Я слишком ясно видел знаки холода и голода на их лицах, чтобы понять причину.
– Пошли к ним лекаря… Раз уж мы собираемся идти рядом, лучше поскорее избавиться от хворей.
Евсей одобрительно кивнул.
– Что еще? Сколько у них повозок, сколько людей? – продолжал расспрашивать Атен.
– Семей пятьдесят, может, больше… Действительно большой караван. И по всему с ними шло немало рабов…
– Последние мертвы?
– Скорее всего. Когда голодают жены и дети, не думаешь о том, чем кормить рабов…
Видимо, когда они поняли, что всем не спастись, то бросили их.
– Пора поднимать караван, – Атен резко сменил тему разговора, давая понять брату, что все, довольно говорить и думать о чужаках, пора побеспокоиться о своих. – Нужно отправляться в путь. Теперь у нас не будет лишних продуктов, а, значит, и времени для остановок.
– До ближайшего города не так уж далеко. Мы осилим переход…
– Да, еще… Не будем пока собирать сход и тратить драгоценные часы на разговоры…
Если кто-то станет расспрашивать о том, что произошло – скажи правду. Нам нечего скрывать от своих.
– Надеюсь, мы все делаем правильно, – однако, его вид – резкие, взволнованные движения, неряшливо выбивавшиеся из-под шапки волосы, мерцавшие глаза, выдавали сомнение.
– Что тебя тревожит? – Атен слишком устал, чтобы зажечься беспокойством брата.
Его сознание заволокла липкая дымка полусна. И, все же, он спросил. Возможно, просто ради того, чтобы при помощи разговора отогнать дремоту, опять начавшую накатывать на него своими тяжелыми, сладкими волнами.
– Да нет, конечно, все верно, – помощнику не хотелось не то что говорить, думать об этом… И, все же, сказав первое слово, он уже не мог остановиться. – Мы – караванщики… Мы должны действовать по законам каравана… – он словно пытался убедить себя в этом, но почему-то не мог. – И, все же… Атен, может быть, нам стоило посоветоваться с Хранителем, прежде чем принимать решение?
– Что уж теперь, – караванщик поморщился. Он слишком привык пользоваться властью, дарованной хозяину законами пустыни, чтобы задумываться, принимая решение, вправе ли он это делать.
"Но с появлением мага, хотят люди того или нет, законы должны стать другими", – его глаза сощурились, зубы, сжимаясь, скрипнули, словно сдерживая болезненный стон.
– Поздно что либо менять… Надеюсь, Шамаш поймет… Конечно, он поймет… – Почему же он чувствовал себя так мерзко? – Ведь мы по-прежнему в караване, а не в городе, где все решения принимает Хранитель…
Однако сколько он себя ни успокаивал, мысли не давали ему покоя, внутренний голос постоянно твердил: "Откуда ты знаешь, правильно поступаешь или нет, ведь в караванах раньше никогда не было Хранителей"?
– Иди. Пора собираться в дорогу…-не глядя на брата, приказал он.
Когда солнце взошло, шатер уже был разобран, его покровы и каркас уложены в повозки, а караван выстроен в цепь, готовый двигаться дальше, меряя бесконечность пустыни днями пути.
А затем минул и первый, самый трудный час дороги. И лишь тогда, возвращаясь от дозорных к себе, намереваясь поспать хоть несколько часов, и увидев шедшего возле своей повозки мага, Атен вновь почувствовал, как холод пронзил сердце. Не в силах справиться с сомнениями, вдруг охватившими его, караванщик двинулся к наделенному даром.
Шамаш давно сменил одежду своего мира на стеганные брюки и шерстяной свитер, унты с прикрепленными к ним снегоступами и полушубок, который, впрочем, был постоянно расстегнут, ведь магу было незнакомо чувство холода. Ну и, конечно, как обычно, его голова оставалась непокрытой – за все время, проведенное в караване, он ни разу не надел шапку, толи следуя какому-то своему обряду, толи просто не видя в ней смысла.
Он шел медленно, сильно хромая, время от времени бросая взгляд вперед, туда, где, на отдалении, двигался чужой караван.
Атен остановился, дождался, когда маг поравняется с ним, пошел рядом…
– Нога все еще болит? – спустя какое-то время спросил он.
– Не так сильно, как раньше. Спасибо лекарю. Тогда, в первые дни, я и не надеялся, что смогу ходить.
"Лекарь не верил даже, что ты выживешь", – мелькнуло в голове у Атена, но произнести это вслух он был не в силах.
– На все воля богов, – он вздохнул. – Но хромота…
– Она останется навсегда, – голос колдуна был все так же спокоен, словно это не имело для него никакого значения. – Ничего. Я воспитывался с мыслью, что главное сохранить душу. Шрамы же не уродуют, лишь напоминают об испытаниях, через которые пришлось пройти. И, поверь мне, эти воспоминания не всегда мрачны и болезненны, – он перевел взгляд на хозяина каравана. – Тебе так и не удалось поспать?
– Нет… Не беспокойся за меня. Я сумею выкроить немного времени потом… Шамаш, я хотел поговорить с тобой… – наконец решившись, начал он.
– О том караване? Евсей рассказал мне.
– Мы поступили правильно?
– Почему ты спрашиваешь об этом у меня? – на лице мага отразилось удивление. -Пустыня – твой дом, ее законы – твоя жизнь. Мне же слишком многое здесь кажется странным.
– Нет, – поспешил качнуть головой помощник.
– Кто же тогда? – Атен подозрительно прищурился. – Попавший в беду караван, решившийся повернуть против солнца, или призраки пустыни, тени уснувших вечным сном?
– Скорее, караван. Но я не уверен: они стоят на месте, не приближаясь.
– Ну-ну… – недовольно проворчал караванщик. – Пойдем, я хочу взглянуть сам, – он зашагал к пологу шатра, за которым расстилалась снежная бесконечность.
Пустыня оставалась все такой же спокойной, какой была вечером: снега сверкали в лучах луны, окружая мир матовым серебристым мерцанием, скрывавшим из виду то, что милосердно пощадила темнота.
– Где они? – спросил хозяин каравана дозорного, который напряженно всматривался вдаль, сжимая в руке длинное копье.
Тот беззвучно указал рукой на серые тени, замершие возле самого горизонта.
– Да, это не разбойники. Но я скорее готов поверить, что нас встречают призраки, чем живые люди. По всему они стоят на месте уже давно. Ты заметил, как замело их повозки? Но если так, почему они не поставили шатер? – говоря это, он перебирал в памяти легенды. – Если нужно обойти облюбованное ими место. Еще можно нарисовать на повозках знаки-обереги… Если поискать в старых книгах…
– От теней не сложно уберечься. Люди обычно куда опаснее, – помощник, прищурившись, безрезультатно пытался разглядеть чужой караван среди моря снегов.
Атену было нечем возразить на это. А тут ему еще на память жуткие истории о безумном караване, люди которого в слепой жажде убийства были готовы уничтожать все живое на своем пути…
Хозяин каравана прислушался к голосу своей души. Предчувствие никогда не обманывало его. Но на этот раз оно безмолвствовало. Сердце оставалось безучастным, не сжимаясь в ожидании близкой беды.
Конечно, сейчас было не лучшее время для раздумий. Сначала нужно принять меры, необходимые для защиты каравана, и, в первую очередь, оповестить всех об опасности, вооружить, послать дозорных вперед, чтобы они попытались разузнать, чего ожидать от чужаков… Но что-то заставляло его не спешить предпринимать эти сами собой разумевшиеся шаги.
– Почему они не подходят к нам? – спросил он, задавая этот вопрос скорее богам, чем стоявшим рядом с ним людям.
Но небожители продолжали молчать, показывая, что Их не беспокоит судьба каравана, и вместо Них ответил Евсей:
– Может быть, боятся…
– В пустыне нет ничего, что можно было бы спутать с шатром каравана. А раз так, они точно знают, с кем их свела дорога. В отличие от нас.
– Да. Но какой караванщик в здравом уме станет ставить шатер в ясную погоду, безрассудно тратя драгоценное тепло? Наша расточительность свидетельствует о явном безумии. Им же не известно, что в нашем караване идет маг.
– Еще не хватало, чтобы они узнали об этом! – пробурчал Атен. – Пусть лучше считают нас сумасшедшими… Однако, – подумав, продолжал он. – Даже если это простой караван, остановленный в снегах судьбой, мы не можем себе позволить просто о нем забыть. Всегда есть вероятность ошибки, которая может стоить нам жизни, если чужаки нападут в то время, когда мы будем снимать шатер…
– Я надеюсь, они все-таки решатся послать гонца…
– А если они считают, что это должны сделать мы?
"Да уж, положение – хуже не придумаешь, – Атен вздохнул. – Если бы на нас напали разбойники – и то было бы проще – все какая-то определенность. Простые, четкие команды… Мы взялись бы за оружие, не тратя времени на раздумья и сомнения, уверенные, что боги будут за нас. Но на чью сторону встанет госпожа Айя, если братья по пути пойдут друг против друга?" Атен вздохнул. Он просто не знал, что делать: и так выходило плохо, и эдак…
– Вечно в этой пустыне возникают какие-то новые сложности!
– Что верно, то верно, – Евсей взглянул на него с грустью. – Два единокровных брата, случайно встретившись в сердце пустыни, не смогут договориться, ибо не поверят друг другу и когда каждый будет бояться, что другой – разбойник… К тому же, то, что произошло с нами, слишком невероятно… – он нахмурился. – Они вряд ли оценят нашу искренность, даже если мы скажем им всю правду.
– Чего мы никогда не сделаем! – Атен скользнул холодным взглядом по лицу помощника. – Нам не следует никому говорить о Шамаше! Этим мы можем подвергнуть его жизнь опасности!
– Никто не посмеет причинить зло магу! – Евсей не верил, что караванщик говорит серьезно. – Ты можешь опасаться, что он покинет караван, но чтобы…
– Мы считаем, что возможно, а что нет, лишь исходя из собственного опыта! Не ты ли совсем недавно напоминал мне об этом? Мы – бывшие горожане, впитавшие с молоком матери понимание того, что значит Хранитель. А какое дело до него снежным странникам, верящим, что им суждено обрести покой только после смерти?
– Да успокойся ты, никто не скажет и слова о Шамаше! Все слишком боятся, что необдуманное слово лишит караван его защиты!… И не кажется ли тебе, что пора, наконец, перестать заглядывать так далеко вперед и задуматься над тем, что нам следует делать прямо сейчас?
– Снежные боги, – процедил Атен сквозь сжатые зубы. – Пошли.
– Куда? – удивился помощник. В первый миг он испугался, что Атен решил сам пойти к чужакам, и успокоился лишь когда тот повернулся назад, возвращаясь к повозкам каравана.
– Что ты собираешься делать? – всматриваясь в напряженное, хмурое лицо брата и не в силах понять его мыслей, озабоченно спросил Евсей.
– Спросить Шамаша, – мрачно ответил Атен.
Услышав это, помощник замедлил шаг:
– Ты уверен, что мы должны тревожить мага?… – начал было он.
Но хозяин каравана прервал его:
– Я ни в чем не уверен, – буркнул он, – но твердо знаю, что должен заботиться о караване, делая все, что в моих силах, чтобы беда на коснулась тех, кто доверился мне, – и, все же, сколь бы ни был тверд и решителен голос Атена, в глубине его глаз Евсей прочел боль…
Мысленно он молил богов, чтобы те остановили его. И на этот раз небожители вняли его мольбам.
– Гонец! Они послали гонца! – голос дозорного заставил его застыть на месте.
– Что мы будем делать? – Евсей по-прежнему настороженно смотрел на хозяина каравана.
– Ты знаешь не хуже меня: по закону каравана, мы должны выслушать вестника.
– Но что мы ему скажем?
– Ничего, – Атен устремил взгляд на снежный покров пустыни, где уже была видна маленькая точка приближавшегося человека.
У гонца не было оленя и ему требовалось немало времени, чтобы преодолеть расстояние, отделявшее два каравана.
– Ты собираешься говорить с ним сам?
– Нет, – хмуро процедил сквозь сжатые зубы торговец. – Это дело дозорных. Но я хочу взглянуть на него.
– Странно, что они не дали вестнику оленя, – не спуская взгляда с карабкавшегося по снежным барханам человека, чья фигура медленно увеличивалась, а очертания становились четче и яснее, пробормотал Евсей.
– Может быть, у них не осталось животных. Кто знает, сколько они стоят здесь…
Если это тот караван, что шел впереди, между нами должен был быть месяц пути, никак не меньше.
– Им, наверно, страшно не повезло: пришлось пройти умирающий город, потом еще встреча с разбойниками… А теперь это… Кто знает, что заставило их остановиться: болезнь, трещина…
Качая головой, караванщики замерли, не спуская взгляда с гонца.
– Все выглядит так, словно они обречены… – прошептал помощник. – И мы для них – последняя надежда… Нет, нельзя просто взять и пройти мимо! Атен, мы не имеем права им отказать, после всего, что боги сделали для нас! Сведя наши пути, Они показали, чего от нас ждут, и не простят, если…
– Законы не говорят, что мы обязаны помогать чужакам! Это только наш выбор! – мрачно возразил хозяин каравана. Глаза его блестели, как в лихорадке. Было видно, что его совсем не радует необходимость делиться с кем-то своей удачей. И, все же, он понимал, что бывают случаи… Если бы не Мати, они точно так же прошли бы мимо наделенного даром… От одной мысли об этом его прошибала дрожь. Наверно, поэтому он продолжал: – И, все же, мы поможем им…
Они умолкли, заметив, что гонец, наконец, добрался до шатра и замер перед дозорными, показывая тем, что у него нет с собой оружия.
Это был невысокий человек с изможденным, испещренным морщинами лицом, уставшими глазами, в которых последней искрой, удерживавшей жизнь, горела робкая надежда.
Полушубок прекрасной выделки висел на плечах, не в силах скрыть худобы, из под шапки выбивались пряди совершенно седых волос.
Какое-то время чужак молчал, с нескрываемым удивлением и завистью глядя на возвышавшийся над пустыней шатер, на сильных, мускулистых мужчин, которые не казались потрепанными дорогой и угнетенными скрытыми в ней лишениями.
Когда он обратил глаза к стоявшему чуть в стороне высокому бородатому крепышу, в котором без труда признал хозяина каравана, в них читалось непонимание и нескрываемый вопрос: "Почему вы остановились?" Он пришел просить о помощи… В сущности, ему предстояло выторговать у этих странных людей немного жизни для своего каравана. Он бы стал говорить об этом с чужаками, даже если бы те оказались холодными призраками. Но перед гонцом явно были люди, и они совсем не выглядели безумными. Поэтому он замешкался, теряясь в догадках и надеясь, что те хоть что-то расскажут о себе, снизойдя до объяснений…
Караванщики молчали, выжидающе глядя на пришельца. Никто из них не проронил даже звука, и чужак вынужден был заговорить первым:
– Вижу, боги благосклонны к вам, – сиплым и, все же, таким твердым и решительным голосом, что можно было не сомневаться: его обладатель привык отдавать приказы, проговорил он. -Они уберегли вас и от гнева метели, и от ярости разбойников.
– На все воля богов, – дозорный сделал все, чтобы его ответ не выражал ровным счетом ничего. Он глубоко запрятал свои чувства, скрыв лицо под маской безразличия.
– Воистину, – пришелец на миг поднял глаза к небу, словно вознося немую хвалу. – Снизойдите в своем счастье к менее удачливым братьям по дороге, и, я уверен, боги воздадут вам должное за милосердие.
– Что вам надо? – в глазах дозорного зажглось сочувствие. Он понимал, что только большая беда была способна заставить гордого караванщика пойти на поклон к чужаку.
К тому же, кто знает, как могла сложиться судьба. Возможно, сделай они что-нибудь иначе, и их караван оказался бы на месте тех, кто сейчас замерзал в снегах.
– Многое, – вздохнув, вынужден был признать гонец. – Я хочу купить жизнь… И понимаю, что в мире нет сокровищ, которые были бы равноценны ей.
– Ты откровенен, – понимая, что не может более оставаться в стороне от разговора, Атен подошел к гонцу.
– Да, – тот развел руками. – Это единственное, что мне остается… Ты, должно быть, заметил, что я не простой странник пустыни, а хозяин каравана. Как и ты.
– Видимо, у тебя были причины для того, чтобы отправиться гонцом.
– О да, – гость склонил голову. Вздохнув, он продолжал: – Еще совсем недавно у меня был большой караван, который считался одним из самых удачливых.
– Я слышал кое-то… – кивнул Атен. Напряжение начало постепенно спадать. – Не мудрено, ведь мы все время шли за вами… Правда, сперва между нами было еще два каравана…
– И столько же погибло перед нами менее чем за половину круга, – кивнул, подтверждая мрачные предчувствия собрата, чужак. – Дорога становится все труднее.
Скоро караваны будут столь же редкими, как и города… А потом исчезнут и они. И тогда пустыня победит.
– Что с вами произошло?
– Всего понемногу… Поверь, это невеселая история, хотя и обычная для нашего времени… Лишь каких-то полгода назад жизнь казалась удачной, все шло замечательно, каравану хватало тепла даже в самую морозную ночь… А потом на нас, словно снежный ком, накатили беды. Мы слишком поздно узнали, что последний из лежавших позади городов умирает… В сущности, когда мы входили в него, он уже был мертв… Так что нам не удалось пополнить припасы… Они и так были скудными, а тут еще нападение разбойников… – он умолк, давая понять, что ему больно вспоминать о случившемся, и справедливо полагая, что собеседникам и так все понятно.
– Почему ты не повернул? Путь назад был много короче.
– Мой караван – один из самых древних на земле. Его история простилается в прошлое на двести сорок кругов… Наши предки давным-давно воспользовались своим Правом. Только совсем юные едва сформировавшиеся караваны помнят об этой безделице… – проговорил он, а затем, словно спохватившись, добавил: – Я вовсе не хочу тебя обидеть…
– Что же здесь обидного? Это правда – только и всего, – пожал плечами Атен, на лице которого не дрогнул ни один мускул и ничто не говорило о страшном внутреннем напряжении: за долгие годы пути ему ни разу не приходилось встретиться с настоящим караванщиком и он успел забыть, как тому просто разгадать изгнанника. – Однако, – он нахмурился. – Если ты не поворачивал, я не совсем понимаю, как случилось, что наши пути пересеклись?
– О, это очень просто, – гость улыбнулся – болезненно-печально. Улыбка смотрелась на его лице как нечто чужое, неестественное… Как кожаная маска уродца на городском скоморохе. – Дело в том, что вот уже более месяца мы стоим на месте.
– Не думаю, что такое объяснение кажется мне простым, – хозяин каравана нахмурился. – Я не вижу шатра над твоим караваном.
– У нас было недостаточно огненной воды, чтобы установить его. И, потом, готовясь к долгому ожиданию, мы должны были заботиться о том, чтобы экономить тепло.
– Но зачем? Почему вы остановились, полагаясь на чудо, когда в снежной пустыне, какая бы беда ни обрушилась на караван, у него одна возможность выжить – добраться до ближайшего города…
– Воистину, я следовал этому правилу до самого конца, – усмешка искривила его губы, уродуя лицо, – я упрямо вел караван, несмотря на усталость людей, которые уже успели забыть, когда последний раз ели досыта. Но потом пища закончилась. И нам пришлось забить оленей… Мы были вынуждены сделать это, когда больше ничего не оставалось.
– Вы предпочли медленное умирание быстрой смерти? – сам Атен никогда бы так не поступил, полагая, что нет ничего ужаснее, чем наблюдать за мучениями ближних, слышать плач детей, ничем не в силах им помочь… В таких условиях конец представлялся скорее избавлением, чем карой.
– Пока жив хотя бы один караванщик, жив караван. Таков закон. Окажись в такой ситуации, ты поступил бы так же, что бы ты ни думал об этом сейчас, каким бы невозможным тебе это ни казалось.
– И вы бы исполнили его до конца? – спросил чужака подошедший к ним Евсей, у которого внутри все похолодело при одном воспоминании о законе, который он считал ни чем иным как дикостью. Ведь когда оленина заканчивалась, несчастные начинали есть друг друга…- Покончив с животными, принялись бы за людей?
– Не знаю. Совсем недавно я думал, что именно так мы и будем вынуждены поступить спустя несколько дней. Сейчас же, когда появилась надежда, мне кажется, что я не решился бы на такое… Ведь это – последний вопль отчаяния, за которым всегда следует неминуемый конец… Я благодарен богам за то, что нам не пришлось перешагнуть через грань крайней нужды, – он умолк. Тусклый взгляд его серых глаз был обращен к хозяину каравана. В нем было покорное ожидание решения своей судьбы, ни мольбы, ни боли, ни страха.
– Мне надо подумать, – караванщик провел рукой по бороде.
– Конечно, я понимаю: подобные решения не принимаются на ходу. И, каким бы оно ни было, я благодарен тебе уже за то, что ты выслушал меня. Очень немногим под силу остановиться, чтобы взглянуть в глаза чужому горю, – сказав это, он низко поклонился и замер, показывая, что он готов ждать столько, сколько потребуется.
Увлекая за собой помощника, хозяин каравана вернулся к шатру.
– Что скажешь?
– Это настоящий караванщик, сильный, гордый… Он стоит на краю гибели, отлично понимает это, но все равно не просит о помощи… – Евсей качнул головой. – Подобные ему люди достойны того, чтобы жить. Атен, ты не поставишь под угрозу наш караван, если продашь им оленей.
Хозяин каравана нахмурился. С одной стороны, он понимал, что, поздно говорить "нет", но, с другой, ему совсем не хотелось отдавать оленей. Конечно, у него были свободные животные, и даже больше, чем было нужно каравану. Но кто знает, что ждет впереди? Они могут понадобиться им самим…
Атен качнул головой. Он хотел сказать, что даже если они продадут чужакам животных и немного припасов, те вряд ли доберутся до следующего города. Эти люди должны быть страшно утомлены, измучены и ослаблены голодом.
Но он промолчал, лишь повторяя про себя: "На все воля богов. Мы сделаем то, что зависит от нас, а там – на все воля богов…" -Ладно, – он вернулся к пришельцу.
Когда гонец узнал решение хозяина каравана, он смог лишь вымолвить:
– Твое милосердие воистину безгранично… – в глазах чужака читалась благодарность. И, все же, в них было что-то еще… Сомнение? Недоверие?
Удивление? Да. И неспособность понять, с чем же связана такая вера караванщика в свою удачу. Он вновь украдкой взглянул на шатер. Ведь было же что-то в этом караване особенное!
– Распорядись обо всем, – приказал Атен помощнику.
– Какой будет твоя цена? Золото, драгоценные камни, может быть, ткани? Мы не хотим прослыть неблагодарными и готовы отдать все, что у нас есть.
– Нет, – караванщик впервые думал о том, что будет с чужаками, но это не казалось ему чем-то отличным от забот о своем караване. – Они понадобятся вам самим. В городе придется многое покупать… За продукты и оленей дадите обычную плату.
– Спасибо! – но он не уходил, ибо было еще кое-что, о чем он не решался и заикнуться.
– Огненная вода… – караванщик понял его без слов. На мгновение холодок пробежал у него по спине… – Мы продадим вам… немного… Но за особую плату.
Гонец не мигая смотрел на него и, затаив дыхание, ждал.
– Ты говорил, что твой караван один из самых древних? – спустя какое-то время тягостного молчания спросил Атен.
– Это истинная правда.
– Возможно, у вас найдутся старые свитки? Легенды. Сказки…
– Свитки? – караванщик задумался, но только на миг. – Они идут с караваном так давно… Тяжело будет с ними расставаться… Впрочем, главное – жизнь. Я согласен… Ты, наверно, захочешь, чтобы мои люди сперва принесли плату…
– Я понимаю, что им будет не просто преодолеть это расстояние пешком и готов довериться и послать дозорных с животными и грузом к тебе. Там ты и расплатишься.
– Спасибо! Да будут боги вечно благосклонны к твоему каравану! Я и мои караванщики – в вечном долгу перед тобой. И если вам понадобиться… что-нибудь, что угодно… Ты только скажи…
– Я запомню твои слова.
– И еще… В древности были времена, когда караваны, встретившись в пути, видя в этом знак богов, шли до ближайшего города вместе, защищая друг друга. Если ты захочешь, мы пойдем впереди, выбирая дорогу…
– Хорошо, – караванщик улыбнулся. Ему было понятно стремление чужака отблагодарить за добро, и он не видел причины, почему бы не позволить ему сделать то, что было в его силах.
Небо на горизонте только-только тронули своими багряными всполохами вестники приближавшегося солнца, когда дозорные, исполнив поручение, вернулись. Евсей, сам вызвавшийся съездить во главе небольшого отряда к соседям, сразу же направился к командной повозке. Следом двое мужчин принесли тяжелый сундук.
Прохаживавшийся возле повозки Атен окликнул его:
– Что с золотом?
– Мы отнесли его казначею… Ты хочешь, чтобы с ним поступили как обычно?
– Да. Разделим поровну, и каждый спрячет свою долю у себя. Так меньше шансов потерять все… – произнося эти слова, он не спускал взгляда с сундука. – Что в нем?
– Свитки, – ответил Евсей. Его глаза горели. – Когда я увидел их у чужаков…
Великие боги, Атен, я сразу же понял, что это настоящее сокровище! Они столь же древние, как наши священные карты, и… Тебе надо поскорее взглянуть на них…
– Позже, – он отпустил дозорных, помощнику же жестом велел забраться в повозку. – Сперва расскажи мне об их караване. Что ты видел?
– Люди так утомлены, что были даже не в силах радоваться спасению. Они экономили на всем… Атен, у них много больных, особенно среди детей… Нет, нет, не беспокойся: это не зараза. Я слишком ясно видел знаки холода и голода на их лицах, чтобы понять причину.
– Пошли к ним лекаря… Раз уж мы собираемся идти рядом, лучше поскорее избавиться от хворей.
Евсей одобрительно кивнул.
– Что еще? Сколько у них повозок, сколько людей? – продолжал расспрашивать Атен.
– Семей пятьдесят, может, больше… Действительно большой караван. И по всему с ними шло немало рабов…
– Последние мертвы?
– Скорее всего. Когда голодают жены и дети, не думаешь о том, чем кормить рабов…
Видимо, когда они поняли, что всем не спастись, то бросили их.
– Пора поднимать караван, – Атен резко сменил тему разговора, давая понять брату, что все, довольно говорить и думать о чужаках, пора побеспокоиться о своих. – Нужно отправляться в путь. Теперь у нас не будет лишних продуктов, а, значит, и времени для остановок.
– До ближайшего города не так уж далеко. Мы осилим переход…
– Да, еще… Не будем пока собирать сход и тратить драгоценные часы на разговоры…
Если кто-то станет расспрашивать о том, что произошло – скажи правду. Нам нечего скрывать от своих.
– Надеюсь, мы все делаем правильно, – однако, его вид – резкие, взволнованные движения, неряшливо выбивавшиеся из-под шапки волосы, мерцавшие глаза, выдавали сомнение.
– Что тебя тревожит? – Атен слишком устал, чтобы зажечься беспокойством брата.
Его сознание заволокла липкая дымка полусна. И, все же, он спросил. Возможно, просто ради того, чтобы при помощи разговора отогнать дремоту, опять начавшую накатывать на него своими тяжелыми, сладкими волнами.
– Да нет, конечно, все верно, – помощнику не хотелось не то что говорить, думать об этом… И, все же, сказав первое слово, он уже не мог остановиться. – Мы – караванщики… Мы должны действовать по законам каравана… – он словно пытался убедить себя в этом, но почему-то не мог. – И, все же… Атен, может быть, нам стоило посоветоваться с Хранителем, прежде чем принимать решение?
– Что уж теперь, – караванщик поморщился. Он слишком привык пользоваться властью, дарованной хозяину законами пустыни, чтобы задумываться, принимая решение, вправе ли он это делать.
"Но с появлением мага, хотят люди того или нет, законы должны стать другими", – его глаза сощурились, зубы, сжимаясь, скрипнули, словно сдерживая болезненный стон.
– Поздно что либо менять… Надеюсь, Шамаш поймет… Конечно, он поймет… – Почему же он чувствовал себя так мерзко? – Ведь мы по-прежнему в караване, а не в городе, где все решения принимает Хранитель…
Однако сколько он себя ни успокаивал, мысли не давали ему покоя, внутренний голос постоянно твердил: "Откуда ты знаешь, правильно поступаешь или нет, ведь в караванах раньше никогда не было Хранителей"?
– Иди. Пора собираться в дорогу…-не глядя на брата, приказал он.
Когда солнце взошло, шатер уже был разобран, его покровы и каркас уложены в повозки, а караван выстроен в цепь, готовый двигаться дальше, меряя бесконечность пустыни днями пути.
А затем минул и первый, самый трудный час дороги. И лишь тогда, возвращаясь от дозорных к себе, намереваясь поспать хоть несколько часов, и увидев шедшего возле своей повозки мага, Атен вновь почувствовал, как холод пронзил сердце. Не в силах справиться с сомнениями, вдруг охватившими его, караванщик двинулся к наделенному даром.
Шамаш давно сменил одежду своего мира на стеганные брюки и шерстяной свитер, унты с прикрепленными к ним снегоступами и полушубок, который, впрочем, был постоянно расстегнут, ведь магу было незнакомо чувство холода. Ну и, конечно, как обычно, его голова оставалась непокрытой – за все время, проведенное в караване, он ни разу не надел шапку, толи следуя какому-то своему обряду, толи просто не видя в ней смысла.
Он шел медленно, сильно хромая, время от времени бросая взгляд вперед, туда, где, на отдалении, двигался чужой караван.
Атен остановился, дождался, когда маг поравняется с ним, пошел рядом…
– Нога все еще болит? – спустя какое-то время спросил он.
– Не так сильно, как раньше. Спасибо лекарю. Тогда, в первые дни, я и не надеялся, что смогу ходить.
"Лекарь не верил даже, что ты выживешь", – мелькнуло в голове у Атена, но произнести это вслух он был не в силах.
– На все воля богов, – он вздохнул. – Но хромота…
– Она останется навсегда, – голос колдуна был все так же спокоен, словно это не имело для него никакого значения. – Ничего. Я воспитывался с мыслью, что главное сохранить душу. Шрамы же не уродуют, лишь напоминают об испытаниях, через которые пришлось пройти. И, поверь мне, эти воспоминания не всегда мрачны и болезненны, – он перевел взгляд на хозяина каравана. – Тебе так и не удалось поспать?
– Нет… Не беспокойся за меня. Я сумею выкроить немного времени потом… Шамаш, я хотел поговорить с тобой… – наконец решившись, начал он.
– О том караване? Евсей рассказал мне.
– Мы поступили правильно?
– Почему ты спрашиваешь об этом у меня? – на лице мага отразилось удивление. -Пустыня – твой дом, ее законы – твоя жизнь. Мне же слишком многое здесь кажется странным.