Суренова Юлиана. Книга 5_Слезы на камнях

   – Что-то не так? – подойдя к Хранителю вплотную, проговорил Гешт. В его груди, возникнув неизвестно откуда, забился страх.
   – Не знаю… Едва я задумываюсь над всем этим, мне начинает казаться, что мы поступаем неправильно…
   – Может тогда не только говорить, но и думать об этом не стоит? Пусть все идет как идет. Хуже все равно быть не может.
   – Но если… Если тот проступок, за который повелитель небес пошлет на нас проклятие, нам еще только предстоит совершить…
   – Значит, так будет. И мы совершим его. Иначе не может быть. Ведь бог справедливости не стал бы наказывать невинных. И раз мы уже платим за свое преступление, то, что бы мы ни думали по этому поводу, как бы ни старались избежать, мы все равно его совершим.
   Хозяева города молча глядели друг на друга и в их глазах стояли горечь и боль.
 

Глава 17

 
   – Хранитель!
   В залу словно порыв ветра, ворвался молодой, крепкий мужчина в одежде стража границ. Раскрасневшееся лицо, на лбу – капельки пота, мокрые серые волосы разметались во все стороны, и казалось, что мерцавшие из-под соскользнувших со лба прядей глаза были полны солнечного света, отраженного в разбитой на части зарослями камыша и осоки воде озерца.
   Воин запыхался и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы перевести дух, прежде чем продолжать:
   – До меня дошла весть о жребии…
   – Ты был в дозоре? – прервал его Шед. С осуждением взглянув на пришельца, он качнул головой: – Тебе не следовало делать этого, Агдор.
   – Я страж. И мое место на границе, – ровным и, вместе с тем, непреклонно твердым голосом произнес тот, полный решимости нести до конца свою долю риска.
   – Ты – наделенный даром, наследник Хранителя! Это прежде всего и превыше всего!
   – Сейчас прежде всего я тот, на кого пал жребий! – каждый говорил о своем и при этом каждый не желал отступать ни на шаг.
   – И поэтому ты совсем престал заботиться о том, как выглядишь?Позволь напомнить тебе, что даже уснувшему вечным сном нужна плоть, чтобы духу было где проснуться, когда придет время.
   – Ну, – проведя ладонью по покрытой уже довольно густой щетиной щеке, усмехнулся Агдор, – жертве не приходится беспокоиться о таких пустяках, верно? – однако, он все же поправил перекосившуюся одежду, стряхнув с нее комья грязи и клочья оленьей шерсти.
   – Жребий будет переброшен.
   – Из-за меня? Я понимаю, что тебя заботит, и, все же, оставь все как есть. Я воин, и я – маг. А значит, у меня больше, чем у кого бы то ни было шансов победить дракона.
   – Победить дракона! О чем таком ты говоришь! – всплеснув руками, в ужасе вскричал Хранитель.
   – Это единственный способ спасти город.
   – Не спасти! Погубить! Ведь дракон – священное животное!
   – И что же! – с совершенным безразличием пожал плечами страж. – Да, конечно, – спустя мгновение продолжал он, – придется нелегко, но я кое-что придумал. Можно…
   – Стой, хватит! Гешт, – Хранитель повернулся к жрецу, – объясни ему! Меня он слушать не собирается!
   – Бесполезно, – вздохнув, безнадежно качнул головой тот. – Он воин, а не служитель, ему понятен совсем другой язык.
   – Если боги позволят этому смертному пережить нынешнюю луну, ему придется переучиваться!
   – У меня единственный шанс выжить – остаться таким, какой я есть!
   – Упрямец! Нет, теперь я понимаю, почему легенды говорят: "Ищи дар у ребенка, если не хочешь мучиться с великовозрастным младенцем". Однако, – заставив себя сделать несколько глубоких вздохов, беря под контроль все свои эмоции, продолжал маг, – пока еще я хозяин этого города! И ты будешь делать то, что я тебе велю!
   – До той поры, пока я страж Лигаша – да, Хранитель, – воин почтительно склонил голову. Однако, несмотря на это покорное смирение, Шед лишь недовольно проворчал что-то себе под нос, чувствуя, что за покладистостью самого упрямого из смертных, которых только приходилось ему видеть, не может ничего не скрываться. В смирении воина было нечто… недосказанное, потаенное, как и в произнесенных им словах.
   Но маг не стал пытаться разгадать, что у того на уме. Конечно, ему ничего не стоило прочесть мысли Агдора, тем более, что тот и не особенно их скрывал. Но…
   Недовольно пожевав губами, Шед сказал:
   – Пока мы спорили с тобой, уже подошло время полночи. И, раз уж ты здесь, тебе и первому тянуть жребий, – он сделал знак служителю, державшему в руках мешочек с камнями судьбы, веля ослабить стягивавшую ткань веревку – нить пути.
   – Боги, вершители наших судеб, укажите нам выбор свой, мы же примем его как саму истину, не сопротивляясь ни поступком, ни словом, ни мыслью своей, – поспешно прочел жрец заговор-заклинание, видя, что воин, словно зачарованный свечением, исходившим от камней жребия, двинулся к ним навстречу.
   Во власти этой неведомой простому смертному силы Агдор приблизился к служителю, запустил руку в мешок, захватил камень, сжал в кулаке, вытянул наружу… И, мотнув головой, замер:
   – Зачем я это делаю? Жребий уже был брошен и я считаю его вполне справедливым…
   – Замолкни! – шикнул на него старик-жрец.
   – И, наконец, покажи, что тебе выпало! – не выдержав, закричал Хранитель.
   Сорвавшись с места, он с удивительной для его возраста быстротой подскочил к стражу и, не в силах дожидаться, пока Агдор исполнит его приказ, разжал его пальцы.
   На ладони воина лежал добрый черный, как плодородная земля, дающая жизнь, камень.
   – Хвала богам, – вздохом облегчения сорвалось с губ всех, собравшиеся в зале.
   И лишь Агдор ошарашено таращился на камень, ничего не понимая.
   – Что такое? Какого демона…
   – Ну, это уже слишком! Поминать духов погибели в священном храме! – укор в глазах жреца был готов смениться осуждением. Как ни был он рад счастливому избавлению, все же, прежде всего, он был служителем. И уже потом – обычным человеком, который в глубине души не может не желать продления своих дней.
   – Прости, – смутившись, пробормотал страж, понимая, что перегнул палку. Последнее время ему многое позволялось и прощалось. И он сам не знал, почему: из-за того дара, так случайно открывшийся в нем, которого он никогда в себе не чувствовал и о котором никогда не молил богов, мечтая совсем о другой судьбе, или же из-за павшего на него жребия, дававшему человеку, отдававшему свою жизнь во имя города, право на некоторое снисхождение. – Я просто…не ожидал этого… Можно я испытаю судьбу еще раз?
   Он едва успел спросить, как оба хозяина города в один голос испуганно вскричали:
   – Нет! – только не это! – они были уверены – счастливое избавление дается лишь раз. Они получили то, о чем мечтали, но в следующий раз боги не будут так благосклонны…
   – И все же… Я должен быть уверен… – и быстрее, чем кто-то успел его остановить, Агдор засунул руку в мешок. Когда он вытянул ее, на ладони лежал такой же полный жизни и веры черный камень, как тот, что мгновение назад служитель, взяв из руки стража, положил обратно в мешок. В какое-то мгновение воину даже показалось, что это – тот же самый камень. В нем даже сохранилось тепло его рук.
   – Что ж, – стражу ничего не оставалось, как смириться. Он вернул камень. – Ладно.
   Раз такова воля богов… – в конце концов, все, чего он хотел, это защитить Лигаш, сберечь его от бед. Но идти против богов… Это было выше его сил, ведь он воспитывался в обычной городской семье, где вера была превыше всего. – Я в дозор, – ему было больше нечего делать в храме и он хотел поскорее вернуться в лес.
   Однако Хранитель остановил его.
   – Нет. Твое место здесь.
   – Но…
   – Тебе нужно еще многому научиться. Очень многому, Агдор. Ты не знаешь и десятой доли того…
   – Я воин, а не служитель.
   – Об этом я и говорю. И у нас очень мало времени, чтобы ты стал им!
   – Но я не хочу! Почему я должен быть кем-то… Кем-то другим, но только не собой!
   – Потому что такова твоя судьба, – Шед подошел к нему, положил руку на плечо. – Мне очень жаль, – в его глазах было сочувствие. Он говорил тихо, закрыв себя и своего собеседника невидимым куполом, когда этот недолгий разговор, без которого нельзя было обойтись, не был предназначен для других ушей. Это было дело наделенных даром. И больше никого.
   – Да что ты знаешь!
   – Знаю. И все понимаю. Я такой же, как ты. Во всяком случае, был таким. Когда-то очень давно мне тоже пришлось пожертвовать всем ради служения Лигашу.
   – Ты был служителем…
   – Нет.
   – Нет? – с долей сомнения взглянул на хозяина города страж. – Но мне казалось…
   – Все вокруг привыкли видеть меня в окружении служителей, потому и думают: так было всегда. Но нет. Я был рожден в семье купца. Отец с малых лет убеждал мне, что я должен буду унаследовать его дело. Малыша легко убедить в чем-то, особенно если это делает родитель, которого слушаешь с обожанием и почти обожествлением.
   Единственно, в чем мне, можно сказать, повезло, так это что дар понадобился… его обнаружили прежде, чем я успел встать на путь этой судьбы. А ребенку не сложно не только учиться, но и переучиваться… Вернее, его легко переучивать.Не приходится сталкиваться с самовольным упрямством.
   – Прости меня, Хранитель, я… Я неблагодарная тварь, не ценящая того, что боги дали мне в своей щедрости, думающая лишь о том, чего я лишаюсь.
   – Не спеши разочаровываться в судьбе. Со временем ты поймешь, что ничего, в сущности, не теряешь.
   Говоря все это, Шед, словно как-то между делом, стараясь не заострять на этом ни своего внимания, ни внимания находившихся в храме горожан, вытянул свой жребий.
   – Ты не должен… – попытался остановить его жрец, но он заметил, что делает маг, слишком поздно.
   – Черный, – скользнув взглядом по лежавшему на ладони камню, проговорил Хранитель.
   Шед не показывал виду, однако в глубине души в это мгновение испытал некоторое облегчение. Он был уже слишком стар, чтобы отказываться от того сна, к которому столь долго готовил свой дух.
   – Все равно тебе не следовало… – хмуро глядя на друга, проворчал жрец. – Господин Намтар любит шутить с теми, кто слишком смел. Он мог сыграть с тобой в злую игру.
   – Все обошлось, старина.
   – Да, – вынужден был согласиться Гешт, хотя и без особой радости по этому поводу, когда первый ее порыв уже ослабел, а следующий затерялся за заботами о грядущем дне. – На этот раз… – кряхтя, он выпрямился, подошел к ним и, глядя в глаза своему помощнику, державшему камни судьбы, запустил в мешочек костлявую руку.
   – Черный, – он был спокоен, поскольку еще до того, как вытянуть камень, знал, каким он будет. Судьба жертвы и дорога жреца – два пути, взаимосвязанные и взаимозависимые, но никогда не переходящие один в другой.
   – Что ж, – Хранитель скрестил руки на груди. Несколько мгновений он стоял на месте, задумавшись над чем-то своем. Затем вскинул голову, словно собираясь что-то сказать, но в последний момент почему-то передумал. Так и не произнеся ни слова, он вернулся к своему трону, устало опустился на него, и лишь затем махнул служителям рукой, веля продолжать обряд, свидетелем которого с первого до последнего мгновения ему предстояло стать, пройдя путь от радости до отчаяния, от вздоха облегчения, до горечи скорби.
   Первыми жребий тянули служители. Они делали это один за другим, отрешенно и безразлично, так, словно речь шла не о жизни и смерти, а о чем-то повседневно-обычном.
   Когда последний из них вернул в мешок вытянутый камень – все тот же неизменно черный – обычный, знаменующий жизнь – пришел черед воинов.
   В отличие от служителей, готовых принять с молчаливым покорством любое решение богов, воины подходили к жребию с совсем иными чувствами и мыслями. Их движения были тверды и резки, черный камень на ладони вызывал не вздох облегчения, а разочарование.
   Люди, признанные защищать, они хотели не отступать от этой своей судьбы всегда, во всем. Каждый из них, как и страж Агдор, думал о том, что если город хочет освободиться от этого рока, он должен сражаться за свое право на жизнь, а не мириться перед ликом беды, сколь бы пугающе ужасным он ни был.
   Служители полагались на богов, воины – в первую очередь на меч в своих руках. И уже потом на богов. Нет, конечно, во всех их вера была сильна настолько, насколько этого требовали законы города, и никто не был готов пойти против судьбы, произнесенной во всеуслышанье, но в глубине души все они оставляли за собой право толковать выбор судьбы так, как им того хотелось, принимая жребий не за символ слепого самопожертвования – забвения в когтях дракона, а знак иного рода – сражения с врагом, которого нельзя победить, в стремлении отбить у него всякое желание возвращаться в город вновь.
   Когда последний из воинов, к огромному разочарованию их всех, вытянул черный камень, Гешт взглянул на Шеда. Тот, откинувшись на спинку трона, сидел, насупившись, глядя перед собой сощуренными в тонкие щели глазами.
   – Лучше было бы, если воля жребия решилась на этой ступени, – тихо проговорил он.
   Однако, останавливаться было уже поздно: – Открывай врата. Пусть в храм войдут жители Лигаша… Ты куда? – заметив, что Агдор, сорвавшись со своего места, направился к выходу из залы, остановил его Хранитель.
   – Дозорные тоже должны быть здесь.
   – Они не могут покинуть свой пост. Мало ли какой враг захочет воспользоваться нашими проблемами.
   – Их могли бы заменить воины внутренней стражи…
   – Потом, – остановил его Хранитель. – Пусть все идет своим чередом.
   И время шло. В зал храма входили горожане. Одни, храбрясь, улыбались, другие хмурились, кому-то удавалось справиться со своими чувствами и сдержать дрожь в руках, другим – нет. На чьи-то глаза уже набежали слезы, другие жмурились, словно в ожидании смерти, которая вот-вот должна обрушиться на их голову… Кто осудит их за это? Только не тот, кто сам только что испытывал те же самые чувства, пряча глаза, в которых застыл страх, которого его просто не могло не быть.
   Дело близилось к рассвету. Хранитель, превратившись в мгновение, когда от него ничего не зависело, в обычного старика, измученного жизнью вообще и полным переживаний минувшим днем в особенности, дремал на своем троне. Время от времени он вскидывал склонявшуюся на грудь голову, оглядывал зал мутным взглядом начинавших слезиться глаз. Жрец мотал головой в ответ на его молчаливый вопрос и маг засыпал вновь.
   Он уже был готов поступить так и в этот раз, как вдруг уловил напряжение, повисшее среди горожан. Кто-то сдавленно вскрикнул, какая-то женщина запричитала…
   Готовившиеся подойти к служителю жребия в ужасе отшатнулись в сторону, принявшись читать слова заговора-заклинания, спеша защитить себя от беды, к которой они подошли так близко, что смогли заглянуть ей в глаза.
   Хранитель, который сразу же понял, что произошло, обратил взор в центр зала. Там, возле служителя стоял юноша лет пятнадцати, держа на открытой ладони белый, как покрова снежной пустыни, камень.
   Высокий, худощавый, не понимавший до конца, что с ним случилось, если чем и напуганный, то только поведением окружавших, он, втянув голову в плечи, глядел себе под ноги. Может быть – боясь встретиться с кем-то взглядом, словно чувствуя за собой какую-то вину, может – просто рассматривая покрывавший пол рисунок, сраженный любопытством куда больше, чем страхом.
   – Он еще совсем ребенок… – прошептал маг, в глазах которого слезами вспыхнуло сочувствие.
   – Да, – вздохнув, кивнул жрец. Он развел руками: "Что уж тут поделаешь? Перед жребием равны все". И, потом, может, так и лучше. Не прошедший испытание… Если боги избрали ему смерть до срока, город все равно потерял бы его. А так – он умрет с пользой для всех.
   – Приведи его.
   Кивнув, Гешт сдвинулся со своего места, спустился с помоста вниз, в толпу горожан.
   Те, кто оказывался на его пути, поспешно отходили в сторону, освобождая дорогу.
   Слышались вздохи – и сожаления и, в то же время, облегчения. Один из жребиев выпал. И выпал на другого…
   – Видишь, стражи границ и не понадобились, – тихим шепотом обратился к Агдору Шед.
   – Я не нахожу причины для радости, – мрачно бросил воин. – Что может ребенок?
   Лишь смиренно принять смерть…
   – Любая жертва лишь принимает смерть. И не более того, – с сочувствием глянув на того, кому предстояло еще очень многое понять, с каждым новым мигом чувствуя себя все более и более ничтожным, осознавая, что лишь обманывает себя верой в то, что ему дано что-то изменить, а на самом деле единственное, что он может – следовать своей судьбе, служа богам и надеясь, что Они будут милосердны к нему и в этой жизни, и в вечности сна.
   Тем временем Гешт подвел к Хранителю юношу, который, бросив робкий, полный любопытства взгляд на хозяина города, опустил голову, смущенный его вниманием.
   Его губы, пальцы дрожали, как он ни пытался унять дрожь.
   – Как тебя зовут?
   – Агдор, – хриплым от напряжения голосом ответил тот.
   Страж вздрогнул, в его сощуренные глаза сперва вошло удивление, даже непонимание, затем – внезапная решимость. Он напрягся, готовый сорваться с места, броситься к юноше, забрать у него из руки камень, который предназначался ему, но не смог оторвать и ног от пола, прижатый силой:
   "Стой на месте! – словно тяжелый тюк сена обрушился на него рожденный прямо в голове приказ Хранителя. – Ты уже тянул свой жребий! Этот – его!" -Но… – тот упрямо пытался вырваться из-под власти мага, не понимая бесполезность всяких попыток, когда на стороне Хранителя была вся магическая сила города, и его собственная сила тоже.
   "Боги сделали свой выбор! Все! Смирись с ним! Мне тоже жаль паренька, но жизнь города значит больше, бесконечно больше жизни одного горожанина!" – и Шед вновь вернулся к разговору с юношей.
   – Кто ты?
   – Никто, – пожал плечами тот. – Я еще не прошел испытание, и…
   – В какой семье ты рожден? Расскажи что-нибудь о себе, чтобы мы помнили.
   – Мой отец был земледельцем, выращивал хлеб. У него был участок за городской стеной… Но он умер, когда я был еще слишком мал, чтобы запомнить его рассказы о предках. Мамы не стало еще раньше… Братьев и сестер у меня нет… – он развел руками, показывая, что ему, вообще-то, не о чем рассказывать.
   – Так ты сирота, – вздохнув, Хранитель качнул головой. Ему с каждым мигом становилось все сильнее и сильнее жаль этого мальчика, в жизни которого было так много горя и печали. О подобных обычно говорят – "Они не суждены для счастья"…
   Воистину…
   – Да, – кивнул тот.
   – О тебе заботились служители?
   – Да, – снова кивок головы, торопливый взгляд на стоявшего рядом старшего служителя, словно в стремлении убедиться, что он правильно отвечает на вопросы.
   – У меня нет дара… Ну… – он смутился покраснел, взглянув на своего тезку-стража.
   – Я говорю не о священном даре… Его у меня, конечно, тоже нет…
   – Я понимаю: служители, прежде чем взять мальчика в ученики приводят его к камню…
   – Я… Мне не было дано стать служителем. Но я мог быть слугой… – было видно, что в этом заключалось самое большое разочарование в его жизни. Ему мечталось о большем, много большем. Как он завидовал другим, тем, кто начал учиться тайным знаниям, в то время, как ему давали лишь такие крохи! Возможно, он в какой-то мере и был рад такому повороту жизненного пути, думая, что самопожертвование в этой жизни зачтется ему и, может быть, боги позволят ему родиться вновь, на этот раз – настоящим служителем, или даже Хранителем. Он был бы хорошим Хранителем, достойным!
   – Мне очень жаль… – заглянув в глаза юноше, вздохнул Шед. – Но такова воля богов.
   "Жаль?! Но почему?!" – готов было воскликнуть тот, на кого пал жребий судьбы.
   Ему самому было себя ничуть не жалко. Ведь выбор – не кара, а испытание, да, именно испытание. Пусть не совсем обычное, но так даже лучше, когда ничто иное не было способно исполнить его заветную и еще вчера такую нереальную мечту.
   Теперь же у него появился шанс. И Агдор никак не мог взять в толк, почему все так сочувственно глядят на него.
   – Все хорошо, – сдерживая дрожь, волнение и даже некоторое нетерпение, которое вдруг волной нахлынуло на него, проговорил юноша. Да, хорошо. Для всех. Для него.
   Для города. Ведь прошлый выбор жребия… От него теряли все: и его тезка-страж, стоявший теперь рядом, кусая губы и упрямо сжимая кулаки, и… нет, вообще все, ведь без наследника магического дара при старом хозяине города талисману не долго нести тепло. А так…
   Он огляделся вокруг, рассматривая стены храма, любуясь удивительными фресками, которые словно переносили в легендарное время, позволяя ощутить себя частью священной истории.
   – Может быть, – вновь зазвучал рядом с ним мягкий заботливый голос мага. – Тебе что-то нужно, чего-то хочется? Скажи: мы исполним любые твои желания, если, конечно, это возможно…- чувствовалось, что в глубине души Шед боится, что тот попросит перебросить жребий… Это была бы понятная просьба. Глядя на стоявшего перед ним юношу, старик думал, как тот молод, как, должно быть, ему еще хочется жить, ведь, в сущности, с ним еще ничего не происходило… И вот, получалось, что уже никогда не произойдет. С каждым мигом ему все больше и больше нравился этот паренек, которого он если и видел когда прежде, то не запомнил. Мало ли людей живет в городе? Храбрится…
   Шед не знал, как сам бы поступил, окажись на его месте. Наверное, вел бы себя так же, когда с судьбой не поспоришь… Но ведь то чувство, что отражалось в глазах юноши… Это было не смирение, нет – ожидание чего-то, предвкушение…
   Сердцем молодого горожанина властвовала страсть, а не пустота. Это показалось Шеду странным. Хотя… Он задумался. Может быть, в этом и нет ничего удивительного. Ведь паренек не знает всего ужаса правды, наверное, думает, что это – шаг на пути исполнения его мечты…
   Нет, маг не стал ему ничего объяснять, разрушая иллюзии. Пусть. Пусть хотя бы сейчас, в своих фантазиях, сне наяву он будет счастлив.
   – А можно… – Агдор все еще смотрел вокруг, пораженный открывшимся его глазам зрелищем, восхищенный навеянными им грезами о том будущем, которого у него еще не было. – Можно я побуду в храме? Немножко! – опомнившись, он, в смущении сжался, полагая, что, наверно, попросил как раз о невозможном.
   Но Хранитель уже спешил развеять его сомнения и страхи: – Конечно. Служители покажут тебе здесь все, расскажут… – все верно. Он сам хотел предложить юноше остаться. Храм был лучшим местом для того, кто готовился принести себя в жертву кошмару, от одной мысли о котором холод, страшнее мороза снежной пустыни, пронизал насквозь сердце, душу… – Прости, но нам нужно продолжать…
   – Да, конечно, – радостно закивал тот. Этот разговор, это внимание начинали надоедать Агдору, не позволяя полностью погрузиться в выдуманный мир, который все больше и больше заслонял собой реальную жизнь, с которой его, казалось, уже ничего больше не связывало.
   Жрец, внимательно следивший за беседой Хранителя с вытянувшим белый жребий, знаком подозвал к себе одного из помощников:
   – Позаботься о нем, – качнув головой на юношу, приказал он. – И не оставляй до полнолуния одного ни на миг.
   Тот наклонил голову, показывая, что все понял, однако затем, все же, спросил:
   – Если он о чем-то попросит…
   – Исполни. Сейчас он вправе получить все… кроме жизни.
   – Да, жрец.
   Гешт повернулся к магу:
   – Половина дела сделана.
   – Да… Самая тяжелая половина… – он вздохнул – и с грустью, и, все же, с некоторой долей облегчения, затем взглянул на белый камень, который взял из руки молодого горожанина, прошептал: – Какой он холодный! – удивляясь тому, что камень не впитывает в себя тепла человеческих рук, даже наоборот – словно стремясь заморозить их, с каждым новым мигом излучая все больше и больше холода.
   – Так и должно быть. Ведь он – знак смерти… – жрец протянул руку. -Можно?
   – Да, – Шед передал ему камень. – Кусочек льда, который, вобрав в себя вечный холод, сковавший почти всю землю, не растает и в сердце огня… Неужели однажды и наши тела, полнившиеся пламенем, словно лампа огненной водой, станут такими же камешками вечного льда?
   – Однажды льдом станет все… И город. И даже его священный талисман. Такова судьба живущего – уснуть вечным сном…
   – Но когда вечность закончится, все проснутся.
   – Бог солнца вернулся из края вечного сна. И это дает силы нашей надежде. Если Он будет милостив к нам, лед растает… И тогда белый камень судьбы почернеет.
   – Нет, – задумчиво поглаживая то, что только внешне походило на округлый кусочек мрамора, растирая его между пальцами, удивляясь тому, настолько гладкой была поверхность камня, лишенная хотя бы самой малой шероховатости, качнул головой Шед. – Он станет золотым. Как солнце. И судьба, несшая беду, будет дарить лишь радость и счастье без границ. Я готов на все, чтобы это было так. Даже если за право пусть только лишь увидеть это чудо мне придется заплатить вечностью…
   – Все, люди, – обращаясь к горожанам, переговаривавшихся друг с другом взволнованным шепотом, громко проговорил он, встав с трона, придавая тем самым своей речи еще большую значимость, – хватит переживать по поводу того, что случилось. Еще не все позади. Промедление сейчас может разозлить бога судьбы. Не забывайте, сим обрядом мы отвлекаем Его от иных дел, а это не нравится ни одному небожителю. Тем более, всем известно, что господин Намтар не любит, когда медлят перед лицом выбора и готов жестоко наказать провинившихся в Его глазах. Шед понимал, что горожане большей частью – доверчивые, наивные люди, вера в богов в сердце которых так сильна и безгранична, что любое упоминание об Их гневе внушало воистину панический страх, когда с губ срывались слова заклинаний-оберегов, в глазах застывал ужас, а на лбу выступали капельки пота.