Страница:
Нет, Хранитель не хотел пугать собравшихся, но он был вынужден, не видя иного способа привести их в чувства и вернуть из разговоров о прошлом к действиям в настоящем.
Те горожане, которые уже вытянули свой жребий и не покинули храм лишь потому, что их остановил роковой белый камень, который и в чужих руках внушал страх, поспешили поскорее уйти, радуясь, что у них есть такая возможность. Остальные, кому еще предстояло испытать свою судьбу, несмело приблизились к служителю, державшему мешочек с камнями судьбы. Подошли и остановились.
Никто не решался стать первым… Вернее – первой. Ведь теперь, когда мужской жребий уже был вытянут, далее испытывать судьбу должны были только женщины. А те, бывшие и в обычной жизни по большей части нерешительны, привыкнув перелагать все важные решения на плечи отцов и мужей, теперь же и вовсе не смели и рукой двинуть.
– Что же вы?
– А, – растолкав толпу, вперед вышла седоволосая старуха – толстая и некрасивая, – что мне терять? Дочки мои, слава богам, все пристроены, уже своих детишек нарожали. Вот кому жить, а уж мне… – кряхтя и отдуваясь, она подошла к служителю, протиснула руку в мешок. – Черный, – взглянув на камень, она, все же, что бы там ни говорила, вздохнула с несказанным облегчением. – Дочки, дочки, – не отходя в сторону, закрывая дорогу остальным, закричала она.- Ну-ка идите сюда!
Я для вас добрую судьбу попридержу!
Вперед вышли две женщины – уже сейчас довольно полные, или, как принято говорить в торговых семьях – дородные, обещавшие с возрастом еще сильнее раздаться, догнав мать, однако, еще молодые и сохранившие привлекательность, несмотря на рожденных детей и заботы о доме. Одна из них следом тянула маленькую дочь – девочку лет десяти, которая упиралась и хныкала, не желая идти, у второй, видимо, были сыновья, которых она оставила с мужем. Пробившись к служителю, они быстро вытянули свои камни и – -Уф-ф, – облегченно вздохнув, предводимые старухой, поспешили прочь. – Вот и все…
– Да, все прошло… И хвала богам… А вы боялись…
– Не за себя, мама. Раз первый жребий выпал не прошедшему испытание, то и второй вытянет ребенок. А у меня – маленькая дочь.
– Ну видишь же, видишь – все обошлось, – не переставая, говорили они, стремясь в словах выплеснуть все те чувства, переживания, что просто переполняли их души.
– Подождите! – окликнул их служитель. Видя, что те его не слышат и продолжают быстро удаляться, он вынужден был повторить вновь – на этот раз громче: – Стойте! – его голос заставил вздрогнуть всех бывших в зале.
Женщины, прервав свой разговор, остановились, повернулись, глядя на служителя широко открытыми растерянными глазами.
Старуха выдвинулась вперед, заслоняя дочерей:
– Что случилось? Что не так?
– Камни. Вы не вернули мне камни жребия!
– А, – та облегченно вздохнула, – это! Да, сейчас. Мы… Мы просто… забыли…
Давайте, девочки, – она собрала все камни жребия, сгребла в ладонь и, вернувшись к служителю, протянула ему: – Вот. Теперь мы можем идти?
– Да.
Тот взглянул на них с пониманием и, все же, укором. Да, жребий был тяжелым испытанием. Но разве горожане проходили его в первый раз? Им следовало бы привыкнуть. Не говоря уже о том, что истинно и глубоко веровавшему в мудрость богов человеку подобные страхи вообще должны быть чужды, вернее даже – всякие страхи, за исключением одной боязни чем-то не угодить богам, вызвать Их гнев на свою голову.
Проводив поспешивших покинуть стены храма трех женщин, остановив на миг взгляд на девочке, которую те тянули за собой, он вернул камни жребия в мешочек и повернулся к тем из горожанок, которым еще предстояло узнать свою судьбу.
Спустя какое-то время Шед, оторвав взгляд от насторожено притихших людей, ожидавших своей очереди, повернулся в Гешту:
– Ты слышал, что она сказала?
– О возрасте избранных?
– Да.
– Подобные слухи уже давно ходят по городу. Просто никто не произносил их здесь, в храме, превращая из простых сплетен в нечто большее.
– Но ведь все так и есть. Вспомни. Все пары, что нам приходилось отдавать дракону, были примерно одного возраста.
– Да.
– Тебе это не кажется удивительным? Ведь, по идее, дракону должно быть все равно, кому нести смерть.
– Значит, нет. Или, может быть, ему и безразлично. Но не все равно богу судьбы, который поддерживает в мире равновесие… А, – он махнул рукой. – Кто мы такие, чтобы гадать? Да и зачем нам это знание?
– Ни к чему… И вообще… Чем дольше я думаю обо всем этом, тем больше убеждаюсь, что чем меньше мы знаем, чем меньше пытаемся понять – тем для нас лучше. Слепца ведут боги, зрячий же сам отвечает за каждый свой шаг…
И вновь потянулись мгновения. Одно сменялось другим, каждое походе на предыдущее словно травинки.
Шед, погружаясь в полудрему, начал клевать носом. Казалось бы, прошло всего лишь мгновение, когда служитель окликнул его, возвращая в мир яви.
– Хранитель!
– Да? – тот встрепенулся, вскинулся, воззрился на него растерянным взглядом ничего не понимающих со сна глаз.
– Все.
– Что "все"? Я… Я что, проспал второй жребий?
– Нет.
– Нет? – этот ответ лишь еще сильнее озадачил мага.
– Все матери, жены и дочери города вытянули свой камень судьбы. Но ни одной из них не выпал белый.
От недавней дремоты не осталось и следа. Взгляд сощурившихся глаз стал внимателен и насторожен. Хранитель огляделся вокруг. В зале остались лишь служители и воины. Все остальные покинули стены храма. Это ничего не объясняло, однако, с другой стороны, несколько упрощало дело – он мог говорить, не заботясь о том, как простолюдины истолкуют его слова.
– Что это значит? – Шед повернулся к жрецу.
– Пришли не все? – спросить Гешт одного из своих помощников.
– Все, – развел руками тот.
– Ты уверен?
– Конечно. Никто не осмелился бы пойти против воли хозяев города. А тем более богов.
– Ради себя – разумеется. Но матери безразлична своя судьба, когда речь идет о ее ребенке. Женщина могла спрятать дочь.
– Здесь все служители родов. Им известны все рожденные в городе. И от их взгляда не скрылось бы отсутствие кого-либо на обряде.
– Ребенок мог быть спрятан раньше. Еще при рождении.
– Но это бессмысленно! Тем самым он был бы лишен будущего, не признанный, не принятый в родовой круг! – воскликнул внимательно следивший за их разговором Хранитель.
– Это понимаем мы, – качнул головой Гешт. – Но женщина – существо не разума, а чувств. Она не доискивается до причин, не заглядывает далеко в будущее, живет так, как велит ей сердце. То же говорит: "Чтобы иметь грядущее, нужно дожить до него". А жребий – шаг к смерти.
– Нет, старина, – маг вздохнул. – Родившаяся и выросшая в истинной вере не могла бы поступить так. Тем более,что у ребенка есть еще и отец, который не допустил бы подобного.
– Но как же тогда… – служители не могли понять происходившего, не видя другого объяснения.
– Может быть, на этот раз дракон удовлетворится одной жертвой? – предположил кто-то из них.
– Нет, – качнул головой Шед, отметая все ложные предположения в миг, когда они только зарождались, не давая им развиться в нечто большее – надежду. – Раз жребий не пал на горожан, значит, – он вздохнул, на миг сжал губы, словно собираясь с силами перед тем, как принять важное решение, – нам нужно идти к караванщикам… хотя мне этого совсем не хочется…
– Они – чужаки. Ты не обязан думать о них, – заглянув в глаза старому другу, проговорил Гешт.
– Они – наши гости… И вообще, странно все это…
– Пути богов ведомы лишь Им. Да и кто мы такие, чтобы судить о причинах и значении Их поступков, когда нам не понятно даже, что и почему мы делаем сами?
Так мы идем в караван?
– У нас есть выбор? – хозяин города на миг поджал губы, пожевал ими.
В зале на мгновение воцарилась тишина.
– Хранитель, – воспользовавшись ей, проговорил начальник внутренней стражи, – ты устал. Прости, что я вмешиваюсь, но мне кажется, что тебе лучше отдохнуть. Мы, твои верные помощники, справимся со всем.
– Я должен…
– Страж прав, – поспешил поддержать воина жрец. – Так будет лучше, – он говорил настойчиво и, в то же время – мягко, не требуя, но прося. -Ты должен быть в безопасности.
– Я и так…
– В безопасности? Здесь – да.
– Здесь – это где? В моем городе? Я и не собираюсь его покидать. А до тех пор, пока я буду в пределах границ оазиса, со мной ничего не может случиться.
– Караванщики – чужаки. Им нет дела до города, они не следуют нашим законам, подчиняясь правилам, которые были установлены богами специально для них. Кто знает, что может прийти им в голову? Что, если они не просто не подчинится нам, но и воспротивится воли города, которая распространяется на них лишь в той мере и постольку поскольку они находятся на нашей земле?
– Которую они могут покинуть в любое мгновение, – кивнул страж, довольный, что старший служитель встал на его сторону. Одному ему было бы трудно убедить хозяина города.
– Оган… – маг недовольно поморщился. Ему не хотелось спорить. Тем более, когда он видел, что жрец и воин не одиноки в своем стремлении удержать его здесь, что к ним готов присоединиться и Агдор, молчавший лишь потому, что другие говорили то же самое, о чем думал он. – Конечно, вы правы: караванщики – странники пустыни, они живут своей жизнью.
– Вот я и говорю…
– Но…
– Но? Какие тут могут быть еще "но"?! – недовольно заворчал Гешт, в то время как Оган и Агдор, переглянувшись, нахмурились, взявшись за рукояти мечей, которые как и все остальные воины никогда не снимали с поясов.
– Они нам ничем не обязаны.
– Они вошли в город, живут его теплом, торгуют…
– Это их право. И наша обязанность. Город не может прогнать караван прочь. Закон запрещает нам это. Город может лишь запросить плату за вход.
– Пусть это и будет плата…
– Платят прежде чем войти, а не уже будучи внутри. Я должен сам пойти в караван и переговорить с его хозяином. Он знает, в чем причина наших поступков. Надеюсь, он поймет…
– Если кто-то из торговцев вытянет жребий – это будет воля богов, а не наша просьба.
Шед взглянул на служителя с долей сомнения.
Обычно он не спорил с Гештом по вопросам веры. Это была стихия служителя, лучше которого никто в городе не знал и не чувствовал ее тонкого полотна. К тому же, сейчас на сторону жреца, пусть по каким-то своим, но, все-таки, достаточно весомым причинам встали еще и стражи. Шед впервые оказался один против всех и чувствовал себя несколько неуютно. Может быть, он действительно зря упрямился, сомневался, медлил? Жребий – воля богов. В нем участвуют все, кого он застает на месте. И ничто не осудит его за следование воле небожителей.
"И, в конце концов, что может случиться? – думал он. – Торговец говорил, что они – спутники бога солнца. Господин Шамаш – самый могущественный из небожителей. Он может защитить даже от судьбы. Так что… В караване идет немало рабынь.
Наверное, жребий должен пасть на одну из них. Может быть, таким образом бог солнца хочет помочь нам, облегчить бремя жертвы. Возможно, так нужно, чтобы у Него было время поговорить с драконом, узнать, что разозлило его. Или же… Или же господин хочет, чтобы мы помоги Его спутникам восполнить потери… Если это так, – он прикусил губу, – что же… Мы купим эту рабыню. Заплатим со всей щедростью, на которую способны… Так будет правильно. И справедливо".
– Ладно, – наконец, кивнул он. – Хорошо. Пусть будет по-вашему: я останусь здесь.
– Вот и славненько! – довольный жрец потер руки. – Слава богам, направившим тебя на путь истины! Обещаю проследить за всем…
– Нет, – качнул головой Шед. – Ты останешься со мной.
– Почему? – в глаза Гешта вошло удивление.
– Мне так хочется. Достаточно веская причина?
– Однако… – тот уже был готов возразить, что как старший служитель должен сам следить за проведением обряда. Но потом, подумав, решил: а почему, собственно, он должен спорить с Хранителем? Вообще-то нигде не сказано, что обряд должен проводить именно жрец. Это под силу любому служителю. – Верг, – окликнул он того из своих помощников, который по-прежнему держал в руках мешок с камнями судьбы.
– Я все сделаю, – наклонив голову в знак понимания, проговорил тот. – Наилучшим образом. Не беспокойся.
– Я пошлю с тобой нескольких воинов, – оглядев худощавую, изможденную постом фигуру старого служителя, проговорил Оган.
– Меня хранят боги, страж. К чему мне другие защитники?
– У богов множество забот в бесконечности миров. В какой-то момент Они могут отвернуться, – качнул головой Агдор,привыкший в большей степени полагаться на меч в своих руках и плечо брата по оружию, чем небожителей, которые далеки.
– "Отвернуться", – хмыкнул Шед, взглянув на жреца. За эту ночь стены храма услышали множество такого, что при внимательном рассмотрении казалось ересью.
Для горожанина, конечно, не караванщика. – Ты слишком долго и много общался с торговцами, Агдор.
– Не больше, чем все остальные, Хранитель. Может быть, даже меньше. Страж границ лишь встречает караван и провожает его. Многое ли успеваешь услышать, тем более – сказать на ходу?
– Он быстро учится, Шед, – взглянув на будущего хозяина города, Гешт устало улыбнулся.
– Это хорошо. И в то же время, плохо: чем дальше, тем труднее нам будет его учить, готовя к тому пути, которому он сужден… – видя, что Агдор собирается что-то сказать, Хранитель остановил его: – Но не будем об этом сейчас, когда речь о другом.
– Да,-страж границ удовлетворенно кивнул. Он думал так же. – Я пойду, – это было утверждение, не вопрос, и, все таки, он медлил, стоя на месте, словно прося у Хранителя разрешения покинуть храм.
– Ступай, – махнул тот рукой. -Ты свободный горожанин в своем городе.
На миг склонив голову в знак уважения, Агдор поспешил удалиться.
– Зря ты отпустил его, – проводив его взглядом, проговорил жрец. – Мало ли что может произойти…
– Мы входим в то время, когда в сердце города куда опаснее, чем на его окраине.
Да будут боги милосердны к нам и позволят поскорее пережить сей скорбный час!
– Если нужно, я могу приставить к наследнику силы стражей… – осторожно предложил начальник охраны.
– Зачем? С ним сейчас и так полно воинов. Которые владеют мечом не хуже твоих и не хуже их понимают, что для города значит Агдор.
– Верг, – тем временем жрец подошел к служителю. – Следуй во всем пути обряда…
– Конечно, Шед, я…
– Не перебивай меня! – недовольно поморщился тот. – Дай договорить. Будь с караванщиками помягче. Не забывай: они наши гости, которые, волей судьбы, уже спасли нас, дав возможность перебросить жребий. И которые спасут еще раз, принеся одну из своих дочерей в жертву городу. Возьми с собой побольше драгоценных камней.
– Да, верно, – Шед, следивший одновременно за двумя разговорами, остановил что-то говорившего стража, чтобы поддержать жреца. – Мы должны им заплатить. Каждому, кто будет готов испытать судьбу, деля с нами жребий.
– Я все сделаю, Хранитель.
– Ступай. И поторопись. Все должно быть закончено к полудню.
– Будет исполнено… – склонившись на миг в низком поклоне, служитель повернулся и поспешно покинул залу храма.
Глава 18
– Атен, там служители пришли…
– Вот еще напасть! – даже не взглянув на Евсея, проворчал хозяин каравана.
– Они говорят какую-то ерунду. Я понял лишь – им что-то от нас надо.
– Идиот! Старый кретин!
– Брат… – Евсей поджал губы. Он не чувствовал за собой никакой вины и уж тем более не совершил ничего достойного подобной брани. Помощник, наверное, вспыхнул бы от гнева, если бы говорил не с хозяином каравана, вообще сдержанным на слова, а уж на ругательства – тем более. Единственное, что приходило ему на ум, было: "Он устал. Страшно устал. На него словно снежный ком свалилось столько забот… И плюс к тому – беспокойство за дочь, которая чуть не убежала из каравана, лишь бы не входить в этот город. Обычно отходчивая, на этот раз Мати до сих пор дуется на всех вокруг и, в первую очередь, на отца за то, что ее вынудили подчиниться воле большинства… А если прибавить ко всему этому еще и ту ответственность, равной которой не лежало на плечах ни одного смертного со времен легендарного Гамеша. Ведь он – хозяин каравана, который избрал себе в спутники сам повелитель небес…" – Тебе надо отдохнуть…
– Да какой тут может быть отдых! Мало мне было проблем, нет же! – резко взмахнув рукой, он со свистом рассек ею воздух, словно рубя мечом. – Мне следовало приклеить язык, скрепить намертво зубы, зашить губы, а я вместо того, чтобы держать рот на замке, как все остальные, неизвестно с чего разоткровенничался с хозяевами города!
– Что случилось? – воин насторожился. Ему было впервой видеть друга таким рассерженным. И на кого – на самого себя!
– Мне польстило, что Хранитель стал говорить со мной в храме, да еще и о делах города! Мне показалось, что он действительно искренен со мной и нуждается в ответной искренности… нет, даже помощи! И я решил помочь! Словно я не обычный караванщик, а второй Гамеш!
– Ты – не обычный караванщик.
– Да. И сейчас я жалею, что это так! Иначе все было бы проще… Ничего бы вообще не было! – он успокоился, однако, вместо того, чтобы прийти в нормальное состояние, ударился из одной крайности в другую – кулаки разжались, руки безвольно повисли, плечи опустились…
– Ты сказал ему, что мы – спутники бога солнца? – Евсею не были нужны никакие другие объяснения или подсказки, чтобы понять, в чем дело. – Атен, не кори себя.
Горожане все равно бы узнали. Я слышал, у хозяина этого города есть дар чтения мыслей…
– Наши мысли не прочтет ни один маг. Шамаш хранит нас.
– Даже если так, не случилось ничего страшного. Ведь то, о чем ты рассказал, уже давно не секрет… И уж точно это не то знание, которое способно навредить каравану. Скорее наоборот. Ведь бог солнца почитается в городе не меньше, чем в снегах пустыни, а, может и еще больше…
– Я и не говорю, что нам угрожает беда! Хотя, кто знает… Просто мне лучше было дышать в воротник! Есть же в этом городе что-то, почему его так невзлюбила Мати.
Ладно, пойдем. Посмотрим, что это там за служители и что им надо.
– Не раньше, чем ты придешь в себя.
– Со мной все в порядке.
– Нет. Может быть, ты и не замечаешь этого, но уж поверь мне на слово – ты выглядишь, ведешь себя совсем не так, как обычно.
– Сейчас – не обычное время, мы не в обычной ситуации.И вообще, – не выдержав, вскричал Атен, вновь взмахнув руками. – Не забывай: сейчас мы – не тот богатый караван, который выходил из предыдущего оазиса! И мне приходится думать не о преумножении богатств, а о выживании. А это куда труднее. Надеюсь, мне не нужно объяснять это тебе?
– Ничего, выкарабкаемся как-нибудь. Справиться с подобной бедой под силу даже обычному каравану, а мы…
– Что – "мы"? Обратимся за помощью к Шамашу? Откажемся от одного раз принятого решения, как уже отказались от другого? И что тогда будет стоить наше слово, слово, которое меняют, словно ленту в косе девчонки? Будто мы не мужчины, а малые дети!
– Атен, жизнь есть жизнь. Бывают обстоятельства…
– Такого не должно быть. Это не правильно.
– Ладно, что говорить об этом? Конечно, мы будем полагаться лишь на собственные силы…
– Зная, что в случае чего, Шамаш нам поможет сам, что Его не придется просить об этом? Но Он может вернуться через целую вечность!
– Нет. Он никогда прежде не покидал караван надолго.
– С чего ты взял, что так будет всегда? Ведь Он избирает себе спутников не навсегда.
– Ты говоришь так, словно избранных до нас было много, а не один-единственный царь-основатель.
– Кто знает?
– Мы. Мы знаем. Ибо если б все было иначе, до нас дошли б легенды…
– Не обязательно.
– Как это "необязательно"! – возмутился Атен. – Что же тогда достойно легенд, если не странствия повелителя небес по тропам земли снегов?
– Я имел в виду другое. Может быть, легенды и есть. Просто мы ничего не знаем об их существовании. Мы их не читали. Как не читали до поры до времени Черные легенды.
– Нет, Черные легенды – это другое дело. Они – запретные, потому что…
– Или, – не дав ему закончить, продолжал Евсей, – эти легенды могли погибнуть, затеряться в бездне времени, уснуть вместе с замершем городом или потерявшимся в снегах пустыни караваном.
– Шамаш не позволил бы подобному случиться!
– Он был болен, Атен. Не забывай. Он жил иным миром – страной бреда, заботясь лишь о нем.
– Но госпожа Айя…
– Что – "госпожа Айя"?
– Она не дала бы пропасть памяти о Ее супруге!
– Да. Если бы ценила людскую память.
– Тогда госпожа Гештинанна…
– Конечно, в Ее архивах хранятся все легенды, сочиненные когда либо на земле. Но никто из живых не читал их, когда эти рукописи предназначены не для наших глаз.
– М-да… – Атен, задумавшись, склонил голову на грудь, вздохнул, поджал губы. – Тебе, должно быть, страшно думать об этом, ведь и с написанными тобой легендами может произойти что-то подобное.
– Может, – кивнул Евсей. – И я совсем не хочу, чтобы так случилось. С тех пор, как я стал записывать легенды, я живу лишь ими. Мне нужно, чтобы их читали, как голодному нужен кусок хлеба. Это… Это – моя пища, понимаешь?
– Не беспокойся. Шамаш выздоровел и не допустит, чтобы память умерла вместе с нами.
– Атен, я говорю о другом… – нахмурился летописец. – О том, что одной единственной рукописи – оригинала, странствующей с нашим караваном мало…
– Ты думаешь, пришла пора сделать копии?
– В этом нет ничего такого. Помнится мне, мы оставляли одну такую в городе смерти…
– Это – другое дело. Тогда мы следовали воле Шамаша, а сейчас – собственным желаниям… Ладно, что ты предлагаешь?
– Ри уже подготовил один такой список, и… Брат, если эти горожане все знают, может быть, предложить им… Ну, не настаивая, просто… они могли бы оставить список у себя… Если бы захотели… Легенды должны жить не только в нашем караване.
– Да… Так будет правильно… Странно, что мы не подумали об этом прежде…
– С прошлой легендарной эпохи прошла целая вечность. Никто из живущих просто не знает, как обращаться с подобными рукописями. Вот я называю себя летописцем, а ведь меня никто не учил этому ремеслу. Я просто записываю то, что считаю важным, делаю это так, как мне кажется верным. Но я могу ошибаться, не правильно понимая, что важно и что верно.
– Легенды священны. Они – больше, чем история, но сама наша вера… Не сомневайся, брат, если бы ты ошибся хоть в каком-то сущем пустяке, хоть в одном-единственном слове, боги б уже поправили тебя… Уж что-что, а лжелегенды нашему миру не нужны.
– Да. Как и лжелетописцы, о появлении которых предупреждали древние рукописи.
– Это не имеет к тебе никакого отношения.
– Да. Я знаю, что я не один из них, потому что мое право записывать легенды признали сами боги. И ты знаешь. Ну, еще наши караванщики. И все. А попади рукописи в руки кого-то другого, что тот подумает?
– Истина не в словах, а в вере.
– Вот именно! Но для того, чтобы понять это, нужно обрести веру! Иначе стремление к благу обернется злом.
– Кстати, – вдруг вспомнил он, – а горожане не подходили к тебе с этим вопросом?
– Каким?
– О легендах. Я ведь, говоря хозяевам города, что мы – спутники Шамаша, упомянул и о том, что у нас в караване есть летописец.
– Здорово! Не спросив меня! А если бы мне вовсе не хотелось, чтобы кто-то из чужаков знал эту правду обо мне?
– Разве ты только что сам не говорил обратное?
– Говорил. Но именно – только что. До этого ты ведь не мог знать…
– Ну, может быть, я прочел твои мысли…
– У тебя есть дар предвидения, но не чтения мыслей. Эта способность дается только Хранителям, и то не всем.
– Хранителям… – зажегшаяся было на губах караванщика улыбка растаяла. – Вот мы и вернулись к тому, с чего начали… – погрустнев, проговорил он. – Ладно, пошли, послушаем, что скажут служители. Интересно, зачем они к нам пожаловали.
– Выразить почтение, – теперь Евсей не сомневался. – Так уже бывало. Всякий раз, когда горожане узнавали, кто Шамаш.
– Почтение! – хмыкнул в усы Атен. – Нет, – мотнул он головой. – Мы спутники повелителя небес, а не младшего среди небожителей. Если бы эти люди хотели выразить свое почтение, то пришли бы хозяева города, а не их слуги…
– Думаешь, они сомневаются в искренности твоих слов? Но ведь никто в целом мироздании не дерзнул бы даже помыслить, не то что произнести подобную ложь!
– Не знаю… Слуг посылают, когда хотят о чем-то попросить, делая так, чтобы бремя обета легло на другие, менее гордые и значительные плечи.
– Чтобы горожане просили о чем-то караванщиков?! Да такого в вечности не бывало никогда!
– Возможно, началась другая вечность. И, потом, мы ведь не простые караванщики, а спутники бога солнца.
– Да, это другое дело, – вынужден был признать летописец.
– В надежде, что мы передадим их просьбу небожителю, посодействуем…-продолжал хозяин каравана.
– Да, верно…
Те горожане, которые уже вытянули свой жребий и не покинули храм лишь потому, что их остановил роковой белый камень, который и в чужих руках внушал страх, поспешили поскорее уйти, радуясь, что у них есть такая возможность. Остальные, кому еще предстояло испытать свою судьбу, несмело приблизились к служителю, державшему мешочек с камнями судьбы. Подошли и остановились.
Никто не решался стать первым… Вернее – первой. Ведь теперь, когда мужской жребий уже был вытянут, далее испытывать судьбу должны были только женщины. А те, бывшие и в обычной жизни по большей части нерешительны, привыкнув перелагать все важные решения на плечи отцов и мужей, теперь же и вовсе не смели и рукой двинуть.
– Что же вы?
– А, – растолкав толпу, вперед вышла седоволосая старуха – толстая и некрасивая, – что мне терять? Дочки мои, слава богам, все пристроены, уже своих детишек нарожали. Вот кому жить, а уж мне… – кряхтя и отдуваясь, она подошла к служителю, протиснула руку в мешок. – Черный, – взглянув на камень, она, все же, что бы там ни говорила, вздохнула с несказанным облегчением. – Дочки, дочки, – не отходя в сторону, закрывая дорогу остальным, закричала она.- Ну-ка идите сюда!
Я для вас добрую судьбу попридержу!
Вперед вышли две женщины – уже сейчас довольно полные, или, как принято говорить в торговых семьях – дородные, обещавшие с возрастом еще сильнее раздаться, догнав мать, однако, еще молодые и сохранившие привлекательность, несмотря на рожденных детей и заботы о доме. Одна из них следом тянула маленькую дочь – девочку лет десяти, которая упиралась и хныкала, не желая идти, у второй, видимо, были сыновья, которых она оставила с мужем. Пробившись к служителю, они быстро вытянули свои камни и – -Уф-ф, – облегченно вздохнув, предводимые старухой, поспешили прочь. – Вот и все…
– Да, все прошло… И хвала богам… А вы боялись…
– Не за себя, мама. Раз первый жребий выпал не прошедшему испытание, то и второй вытянет ребенок. А у меня – маленькая дочь.
– Ну видишь же, видишь – все обошлось, – не переставая, говорили они, стремясь в словах выплеснуть все те чувства, переживания, что просто переполняли их души.
– Подождите! – окликнул их служитель. Видя, что те его не слышат и продолжают быстро удаляться, он вынужден был повторить вновь – на этот раз громче: – Стойте! – его голос заставил вздрогнуть всех бывших в зале.
Женщины, прервав свой разговор, остановились, повернулись, глядя на служителя широко открытыми растерянными глазами.
Старуха выдвинулась вперед, заслоняя дочерей:
– Что случилось? Что не так?
– Камни. Вы не вернули мне камни жребия!
– А, – та облегченно вздохнула, – это! Да, сейчас. Мы… Мы просто… забыли…
Давайте, девочки, – она собрала все камни жребия, сгребла в ладонь и, вернувшись к служителю, протянула ему: – Вот. Теперь мы можем идти?
– Да.
Тот взглянул на них с пониманием и, все же, укором. Да, жребий был тяжелым испытанием. Но разве горожане проходили его в первый раз? Им следовало бы привыкнуть. Не говоря уже о том, что истинно и глубоко веровавшему в мудрость богов человеку подобные страхи вообще должны быть чужды, вернее даже – всякие страхи, за исключением одной боязни чем-то не угодить богам, вызвать Их гнев на свою голову.
Проводив поспешивших покинуть стены храма трех женщин, остановив на миг взгляд на девочке, которую те тянули за собой, он вернул камни жребия в мешочек и повернулся к тем из горожанок, которым еще предстояло узнать свою судьбу.
Спустя какое-то время Шед, оторвав взгляд от насторожено притихших людей, ожидавших своей очереди, повернулся в Гешту:
– Ты слышал, что она сказала?
– О возрасте избранных?
– Да.
– Подобные слухи уже давно ходят по городу. Просто никто не произносил их здесь, в храме, превращая из простых сплетен в нечто большее.
– Но ведь все так и есть. Вспомни. Все пары, что нам приходилось отдавать дракону, были примерно одного возраста.
– Да.
– Тебе это не кажется удивительным? Ведь, по идее, дракону должно быть все равно, кому нести смерть.
– Значит, нет. Или, может быть, ему и безразлично. Но не все равно богу судьбы, который поддерживает в мире равновесие… А, – он махнул рукой. – Кто мы такие, чтобы гадать? Да и зачем нам это знание?
– Ни к чему… И вообще… Чем дольше я думаю обо всем этом, тем больше убеждаюсь, что чем меньше мы знаем, чем меньше пытаемся понять – тем для нас лучше. Слепца ведут боги, зрячий же сам отвечает за каждый свой шаг…
И вновь потянулись мгновения. Одно сменялось другим, каждое походе на предыдущее словно травинки.
Шед, погружаясь в полудрему, начал клевать носом. Казалось бы, прошло всего лишь мгновение, когда служитель окликнул его, возвращая в мир яви.
– Хранитель!
– Да? – тот встрепенулся, вскинулся, воззрился на него растерянным взглядом ничего не понимающих со сна глаз.
– Все.
– Что "все"? Я… Я что, проспал второй жребий?
– Нет.
– Нет? – этот ответ лишь еще сильнее озадачил мага.
– Все матери, жены и дочери города вытянули свой камень судьбы. Но ни одной из них не выпал белый.
От недавней дремоты не осталось и следа. Взгляд сощурившихся глаз стал внимателен и насторожен. Хранитель огляделся вокруг. В зале остались лишь служители и воины. Все остальные покинули стены храма. Это ничего не объясняло, однако, с другой стороны, несколько упрощало дело – он мог говорить, не заботясь о том, как простолюдины истолкуют его слова.
– Что это значит? – Шед повернулся к жрецу.
– Пришли не все? – спросить Гешт одного из своих помощников.
– Все, – развел руками тот.
– Ты уверен?
– Конечно. Никто не осмелился бы пойти против воли хозяев города. А тем более богов.
– Ради себя – разумеется. Но матери безразлична своя судьба, когда речь идет о ее ребенке. Женщина могла спрятать дочь.
– Здесь все служители родов. Им известны все рожденные в городе. И от их взгляда не скрылось бы отсутствие кого-либо на обряде.
– Ребенок мог быть спрятан раньше. Еще при рождении.
– Но это бессмысленно! Тем самым он был бы лишен будущего, не признанный, не принятый в родовой круг! – воскликнул внимательно следивший за их разговором Хранитель.
– Это понимаем мы, – качнул головой Гешт. – Но женщина – существо не разума, а чувств. Она не доискивается до причин, не заглядывает далеко в будущее, живет так, как велит ей сердце. То же говорит: "Чтобы иметь грядущее, нужно дожить до него". А жребий – шаг к смерти.
– Нет, старина, – маг вздохнул. – Родившаяся и выросшая в истинной вере не могла бы поступить так. Тем более,что у ребенка есть еще и отец, который не допустил бы подобного.
– Но как же тогда… – служители не могли понять происходившего, не видя другого объяснения.
– Может быть, на этот раз дракон удовлетворится одной жертвой? – предположил кто-то из них.
– Нет, – качнул головой Шед, отметая все ложные предположения в миг, когда они только зарождались, не давая им развиться в нечто большее – надежду. – Раз жребий не пал на горожан, значит, – он вздохнул, на миг сжал губы, словно собираясь с силами перед тем, как принять важное решение, – нам нужно идти к караванщикам… хотя мне этого совсем не хочется…
– Они – чужаки. Ты не обязан думать о них, – заглянув в глаза старому другу, проговорил Гешт.
– Они – наши гости… И вообще, странно все это…
– Пути богов ведомы лишь Им. Да и кто мы такие, чтобы судить о причинах и значении Их поступков, когда нам не понятно даже, что и почему мы делаем сами?
Так мы идем в караван?
– У нас есть выбор? – хозяин города на миг поджал губы, пожевал ими.
В зале на мгновение воцарилась тишина.
– Хранитель, – воспользовавшись ей, проговорил начальник внутренней стражи, – ты устал. Прости, что я вмешиваюсь, но мне кажется, что тебе лучше отдохнуть. Мы, твои верные помощники, справимся со всем.
– Я должен…
– Страж прав, – поспешил поддержать воина жрец. – Так будет лучше, – он говорил настойчиво и, в то же время – мягко, не требуя, но прося. -Ты должен быть в безопасности.
– Я и так…
– В безопасности? Здесь – да.
– Здесь – это где? В моем городе? Я и не собираюсь его покидать. А до тех пор, пока я буду в пределах границ оазиса, со мной ничего не может случиться.
– Караванщики – чужаки. Им нет дела до города, они не следуют нашим законам, подчиняясь правилам, которые были установлены богами специально для них. Кто знает, что может прийти им в голову? Что, если они не просто не подчинится нам, но и воспротивится воли города, которая распространяется на них лишь в той мере и постольку поскольку они находятся на нашей земле?
– Которую они могут покинуть в любое мгновение, – кивнул страж, довольный, что старший служитель встал на его сторону. Одному ему было бы трудно убедить хозяина города.
– Оган… – маг недовольно поморщился. Ему не хотелось спорить. Тем более, когда он видел, что жрец и воин не одиноки в своем стремлении удержать его здесь, что к ним готов присоединиться и Агдор, молчавший лишь потому, что другие говорили то же самое, о чем думал он. – Конечно, вы правы: караванщики – странники пустыни, они живут своей жизнью.
– Вот я и говорю…
– Но…
– Но? Какие тут могут быть еще "но"?! – недовольно заворчал Гешт, в то время как Оган и Агдор, переглянувшись, нахмурились, взявшись за рукояти мечей, которые как и все остальные воины никогда не снимали с поясов.
– Они нам ничем не обязаны.
– Они вошли в город, живут его теплом, торгуют…
– Это их право. И наша обязанность. Город не может прогнать караван прочь. Закон запрещает нам это. Город может лишь запросить плату за вход.
– Пусть это и будет плата…
– Платят прежде чем войти, а не уже будучи внутри. Я должен сам пойти в караван и переговорить с его хозяином. Он знает, в чем причина наших поступков. Надеюсь, он поймет…
– Если кто-то из торговцев вытянет жребий – это будет воля богов, а не наша просьба.
Шед взглянул на служителя с долей сомнения.
Обычно он не спорил с Гештом по вопросам веры. Это была стихия служителя, лучше которого никто в городе не знал и не чувствовал ее тонкого полотна. К тому же, сейчас на сторону жреца, пусть по каким-то своим, но, все-таки, достаточно весомым причинам встали еще и стражи. Шед впервые оказался один против всех и чувствовал себя несколько неуютно. Может быть, он действительно зря упрямился, сомневался, медлил? Жребий – воля богов. В нем участвуют все, кого он застает на месте. И ничто не осудит его за следование воле небожителей.
"И, в конце концов, что может случиться? – думал он. – Торговец говорил, что они – спутники бога солнца. Господин Шамаш – самый могущественный из небожителей. Он может защитить даже от судьбы. Так что… В караване идет немало рабынь.
Наверное, жребий должен пасть на одну из них. Может быть, таким образом бог солнца хочет помочь нам, облегчить бремя жертвы. Возможно, так нужно, чтобы у Него было время поговорить с драконом, узнать, что разозлило его. Или же… Или же господин хочет, чтобы мы помоги Его спутникам восполнить потери… Если это так, – он прикусил губу, – что же… Мы купим эту рабыню. Заплатим со всей щедростью, на которую способны… Так будет правильно. И справедливо".
– Ладно, – наконец, кивнул он. – Хорошо. Пусть будет по-вашему: я останусь здесь.
– Вот и славненько! – довольный жрец потер руки. – Слава богам, направившим тебя на путь истины! Обещаю проследить за всем…
– Нет, – качнул головой Шед. – Ты останешься со мной.
– Почему? – в глаза Гешта вошло удивление.
– Мне так хочется. Достаточно веская причина?
– Однако… – тот уже был готов возразить, что как старший служитель должен сам следить за проведением обряда. Но потом, подумав, решил: а почему, собственно, он должен спорить с Хранителем? Вообще-то нигде не сказано, что обряд должен проводить именно жрец. Это под силу любому служителю. – Верг, – окликнул он того из своих помощников, который по-прежнему держал в руках мешок с камнями судьбы.
– Я все сделаю, – наклонив голову в знак понимания, проговорил тот. – Наилучшим образом. Не беспокойся.
– Я пошлю с тобой нескольких воинов, – оглядев худощавую, изможденную постом фигуру старого служителя, проговорил Оган.
– Меня хранят боги, страж. К чему мне другие защитники?
– У богов множество забот в бесконечности миров. В какой-то момент Они могут отвернуться, – качнул головой Агдор,привыкший в большей степени полагаться на меч в своих руках и плечо брата по оружию, чем небожителей, которые далеки.
– "Отвернуться", – хмыкнул Шед, взглянув на жреца. За эту ночь стены храма услышали множество такого, что при внимательном рассмотрении казалось ересью.
Для горожанина, конечно, не караванщика. – Ты слишком долго и много общался с торговцами, Агдор.
– Не больше, чем все остальные, Хранитель. Может быть, даже меньше. Страж границ лишь встречает караван и провожает его. Многое ли успеваешь услышать, тем более – сказать на ходу?
– Он быстро учится, Шед, – взглянув на будущего хозяина города, Гешт устало улыбнулся.
– Это хорошо. И в то же время, плохо: чем дальше, тем труднее нам будет его учить, готовя к тому пути, которому он сужден… – видя, что Агдор собирается что-то сказать, Хранитель остановил его: – Но не будем об этом сейчас, когда речь о другом.
– Да,-страж границ удовлетворенно кивнул. Он думал так же. – Я пойду, – это было утверждение, не вопрос, и, все таки, он медлил, стоя на месте, словно прося у Хранителя разрешения покинуть храм.
– Ступай, – махнул тот рукой. -Ты свободный горожанин в своем городе.
На миг склонив голову в знак уважения, Агдор поспешил удалиться.
– Зря ты отпустил его, – проводив его взглядом, проговорил жрец. – Мало ли что может произойти…
– Мы входим в то время, когда в сердце города куда опаснее, чем на его окраине.
Да будут боги милосердны к нам и позволят поскорее пережить сей скорбный час!
– Если нужно, я могу приставить к наследнику силы стражей… – осторожно предложил начальник охраны.
– Зачем? С ним сейчас и так полно воинов. Которые владеют мечом не хуже твоих и не хуже их понимают, что для города значит Агдор.
– Верг, – тем временем жрец подошел к служителю. – Следуй во всем пути обряда…
– Конечно, Шед, я…
– Не перебивай меня! – недовольно поморщился тот. – Дай договорить. Будь с караванщиками помягче. Не забывай: они наши гости, которые, волей судьбы, уже спасли нас, дав возможность перебросить жребий. И которые спасут еще раз, принеся одну из своих дочерей в жертву городу. Возьми с собой побольше драгоценных камней.
– Да, верно, – Шед, следивший одновременно за двумя разговорами, остановил что-то говорившего стража, чтобы поддержать жреца. – Мы должны им заплатить. Каждому, кто будет готов испытать судьбу, деля с нами жребий.
– Я все сделаю, Хранитель.
– Ступай. И поторопись. Все должно быть закончено к полудню.
– Будет исполнено… – склонившись на миг в низком поклоне, служитель повернулся и поспешно покинул залу храма.
Глава 18
– Атен, там служители пришли…
– Вот еще напасть! – даже не взглянув на Евсея, проворчал хозяин каравана.
– Они говорят какую-то ерунду. Я понял лишь – им что-то от нас надо.
– Идиот! Старый кретин!
– Брат… – Евсей поджал губы. Он не чувствовал за собой никакой вины и уж тем более не совершил ничего достойного подобной брани. Помощник, наверное, вспыхнул бы от гнева, если бы говорил не с хозяином каравана, вообще сдержанным на слова, а уж на ругательства – тем более. Единственное, что приходило ему на ум, было: "Он устал. Страшно устал. На него словно снежный ком свалилось столько забот… И плюс к тому – беспокойство за дочь, которая чуть не убежала из каравана, лишь бы не входить в этот город. Обычно отходчивая, на этот раз Мати до сих пор дуется на всех вокруг и, в первую очередь, на отца за то, что ее вынудили подчиниться воле большинства… А если прибавить ко всему этому еще и ту ответственность, равной которой не лежало на плечах ни одного смертного со времен легендарного Гамеша. Ведь он – хозяин каравана, который избрал себе в спутники сам повелитель небес…" – Тебе надо отдохнуть…
– Да какой тут может быть отдых! Мало мне было проблем, нет же! – резко взмахнув рукой, он со свистом рассек ею воздух, словно рубя мечом. – Мне следовало приклеить язык, скрепить намертво зубы, зашить губы, а я вместо того, чтобы держать рот на замке, как все остальные, неизвестно с чего разоткровенничался с хозяевами города!
– Что случилось? – воин насторожился. Ему было впервой видеть друга таким рассерженным. И на кого – на самого себя!
– Мне польстило, что Хранитель стал говорить со мной в храме, да еще и о делах города! Мне показалось, что он действительно искренен со мной и нуждается в ответной искренности… нет, даже помощи! И я решил помочь! Словно я не обычный караванщик, а второй Гамеш!
– Ты – не обычный караванщик.
– Да. И сейчас я жалею, что это так! Иначе все было бы проще… Ничего бы вообще не было! – он успокоился, однако, вместо того, чтобы прийти в нормальное состояние, ударился из одной крайности в другую – кулаки разжались, руки безвольно повисли, плечи опустились…
– Ты сказал ему, что мы – спутники бога солнца? – Евсею не были нужны никакие другие объяснения или подсказки, чтобы понять, в чем дело. – Атен, не кори себя.
Горожане все равно бы узнали. Я слышал, у хозяина этого города есть дар чтения мыслей…
– Наши мысли не прочтет ни один маг. Шамаш хранит нас.
– Даже если так, не случилось ничего страшного. Ведь то, о чем ты рассказал, уже давно не секрет… И уж точно это не то знание, которое способно навредить каравану. Скорее наоборот. Ведь бог солнца почитается в городе не меньше, чем в снегах пустыни, а, может и еще больше…
– Я и не говорю, что нам угрожает беда! Хотя, кто знает… Просто мне лучше было дышать в воротник! Есть же в этом городе что-то, почему его так невзлюбила Мати.
Ладно, пойдем. Посмотрим, что это там за служители и что им надо.
– Не раньше, чем ты придешь в себя.
– Со мной все в порядке.
– Нет. Может быть, ты и не замечаешь этого, но уж поверь мне на слово – ты выглядишь, ведешь себя совсем не так, как обычно.
– Сейчас – не обычное время, мы не в обычной ситуации.И вообще, – не выдержав, вскричал Атен, вновь взмахнув руками. – Не забывай: сейчас мы – не тот богатый караван, который выходил из предыдущего оазиса! И мне приходится думать не о преумножении богатств, а о выживании. А это куда труднее. Надеюсь, мне не нужно объяснять это тебе?
– Ничего, выкарабкаемся как-нибудь. Справиться с подобной бедой под силу даже обычному каравану, а мы…
– Что – "мы"? Обратимся за помощью к Шамашу? Откажемся от одного раз принятого решения, как уже отказались от другого? И что тогда будет стоить наше слово, слово, которое меняют, словно ленту в косе девчонки? Будто мы не мужчины, а малые дети!
– Атен, жизнь есть жизнь. Бывают обстоятельства…
– Такого не должно быть. Это не правильно.
– Ладно, что говорить об этом? Конечно, мы будем полагаться лишь на собственные силы…
– Зная, что в случае чего, Шамаш нам поможет сам, что Его не придется просить об этом? Но Он может вернуться через целую вечность!
– Нет. Он никогда прежде не покидал караван надолго.
– С чего ты взял, что так будет всегда? Ведь Он избирает себе спутников не навсегда.
– Ты говоришь так, словно избранных до нас было много, а не один-единственный царь-основатель.
– Кто знает?
– Мы. Мы знаем. Ибо если б все было иначе, до нас дошли б легенды…
– Не обязательно.
– Как это "необязательно"! – возмутился Атен. – Что же тогда достойно легенд, если не странствия повелителя небес по тропам земли снегов?
– Я имел в виду другое. Может быть, легенды и есть. Просто мы ничего не знаем об их существовании. Мы их не читали. Как не читали до поры до времени Черные легенды.
– Нет, Черные легенды – это другое дело. Они – запретные, потому что…
– Или, – не дав ему закончить, продолжал Евсей, – эти легенды могли погибнуть, затеряться в бездне времени, уснуть вместе с замершем городом или потерявшимся в снегах пустыни караваном.
– Шамаш не позволил бы подобному случиться!
– Он был болен, Атен. Не забывай. Он жил иным миром – страной бреда, заботясь лишь о нем.
– Но госпожа Айя…
– Что – "госпожа Айя"?
– Она не дала бы пропасть памяти о Ее супруге!
– Да. Если бы ценила людскую память.
– Тогда госпожа Гештинанна…
– Конечно, в Ее архивах хранятся все легенды, сочиненные когда либо на земле. Но никто из живых не читал их, когда эти рукописи предназначены не для наших глаз.
– М-да… – Атен, задумавшись, склонил голову на грудь, вздохнул, поджал губы. – Тебе, должно быть, страшно думать об этом, ведь и с написанными тобой легендами может произойти что-то подобное.
– Может, – кивнул Евсей. – И я совсем не хочу, чтобы так случилось. С тех пор, как я стал записывать легенды, я живу лишь ими. Мне нужно, чтобы их читали, как голодному нужен кусок хлеба. Это… Это – моя пища, понимаешь?
– Не беспокойся. Шамаш выздоровел и не допустит, чтобы память умерла вместе с нами.
– Атен, я говорю о другом… – нахмурился летописец. – О том, что одной единственной рукописи – оригинала, странствующей с нашим караваном мало…
– Ты думаешь, пришла пора сделать копии?
– В этом нет ничего такого. Помнится мне, мы оставляли одну такую в городе смерти…
– Это – другое дело. Тогда мы следовали воле Шамаша, а сейчас – собственным желаниям… Ладно, что ты предлагаешь?
– Ри уже подготовил один такой список, и… Брат, если эти горожане все знают, может быть, предложить им… Ну, не настаивая, просто… они могли бы оставить список у себя… Если бы захотели… Легенды должны жить не только в нашем караване.
– Да… Так будет правильно… Странно, что мы не подумали об этом прежде…
– С прошлой легендарной эпохи прошла целая вечность. Никто из живущих просто не знает, как обращаться с подобными рукописями. Вот я называю себя летописцем, а ведь меня никто не учил этому ремеслу. Я просто записываю то, что считаю важным, делаю это так, как мне кажется верным. Но я могу ошибаться, не правильно понимая, что важно и что верно.
– Легенды священны. Они – больше, чем история, но сама наша вера… Не сомневайся, брат, если бы ты ошибся хоть в каком-то сущем пустяке, хоть в одном-единственном слове, боги б уже поправили тебя… Уж что-что, а лжелегенды нашему миру не нужны.
– Да. Как и лжелетописцы, о появлении которых предупреждали древние рукописи.
– Это не имеет к тебе никакого отношения.
– Да. Я знаю, что я не один из них, потому что мое право записывать легенды признали сами боги. И ты знаешь. Ну, еще наши караванщики. И все. А попади рукописи в руки кого-то другого, что тот подумает?
– Истина не в словах, а в вере.
– Вот именно! Но для того, чтобы понять это, нужно обрести веру! Иначе стремление к благу обернется злом.
– Кстати, – вдруг вспомнил он, – а горожане не подходили к тебе с этим вопросом?
– Каким?
– О легендах. Я ведь, говоря хозяевам города, что мы – спутники Шамаша, упомянул и о том, что у нас в караване есть летописец.
– Здорово! Не спросив меня! А если бы мне вовсе не хотелось, чтобы кто-то из чужаков знал эту правду обо мне?
– Разве ты только что сам не говорил обратное?
– Говорил. Но именно – только что. До этого ты ведь не мог знать…
– Ну, может быть, я прочел твои мысли…
– У тебя есть дар предвидения, но не чтения мыслей. Эта способность дается только Хранителям, и то не всем.
– Хранителям… – зажегшаяся было на губах караванщика улыбка растаяла. – Вот мы и вернулись к тому, с чего начали… – погрустнев, проговорил он. – Ладно, пошли, послушаем, что скажут служители. Интересно, зачем они к нам пожаловали.
– Выразить почтение, – теперь Евсей не сомневался. – Так уже бывало. Всякий раз, когда горожане узнавали, кто Шамаш.
– Почтение! – хмыкнул в усы Атен. – Нет, – мотнул он головой. – Мы спутники повелителя небес, а не младшего среди небожителей. Если бы эти люди хотели выразить свое почтение, то пришли бы хозяева города, а не их слуги…
– Думаешь, они сомневаются в искренности твоих слов? Но ведь никто в целом мироздании не дерзнул бы даже помыслить, не то что произнести подобную ложь!
– Не знаю… Слуг посылают, когда хотят о чем-то попросить, делая так, чтобы бремя обета легло на другие, менее гордые и значительные плечи.
– Чтобы горожане просили о чем-то караванщиков?! Да такого в вечности не бывало никогда!
– Возможно, началась другая вечность. И, потом, мы ведь не простые караванщики, а спутники бога солнца.
– Да, это другое дело, – вынужден был признать летописец.
– В надежде, что мы передадим их просьбу небожителю, посодействуем…-продолжал хозяин каравана.
– Да, верно…