Суренова Юлиана. Книга 5_Слезы на камнях

   – Легче прощаться не прощаясь.
   – Зачем вообще было прощаться! Они ведь могли взять нас с собой! Я была готова разделить с Шуши ее путь! Раз уж она не может идти моим, – чуть слышно добавила она.
   – Они пошли к своим сородичам.
   – Ну и что? – мотнула она головой, не понимая, почему это должно было помешать ей отправиться в путь с ними. – Я была бы рада встретиться с другими золотыми волками. Это было бы даже здорово. Или… – она на миг умолкла, задумавшись над словами колдуна, взглянув на них с другой стороны. – Они не хотели, чтобы я помешала их встрече?
   – Малыш…
   – Нет, Шамаш, – прервала она его, – не надо, не говори ничего. Я все понимаю.
   Если бы я была на их месте и прожила столько времени вдали от своих сородичей, то потом, встречаясь с ними, я бы тоже хотела, чтобы рядом не было никого… постороннего.
   – Ты не чужая им.
   – Я другой крови. Я – дочь огня, а они – снежные охотники… Все в порядке, правда. Я все понимаю: и почему они ушли, и почему могут не вернуться. От своих трудно уходить, даже если они совсем чужие, а чужие, наоборот… Во всяком случае, мне хочется думать, что я… Ну, что Шуши считает меня своей подругой.
   – Так и есть, малыш.
   – Шамаш! – в ее голосе был укор. – Почему ты все время называешь меня малышом? Я выросла. Взгляни на меня!
   Тот послушно поднял на нее взгляд. А она продолжала:
   – Я уже не маленькая девочка с тонкими смешными косичками. Совсем скоро я стану взрослой…-заметив, что бог солнца качнул головой, Мати воскликнула: – Что! Что не так! Мне уже четырнадцать! Конечно, для вечного бога это смешной возраст, но для меня… – она была готова вновь обидеться, на этот раз не на волков, а на их хозяина.
   – Прости, – глядя на нее теплым взглядом глубоких черных глаз, подобных безднам, на дне которых мерцал пламень, промолвил бог солнца, – но для меня ты навсегда останешься маленькой девочкой.
   – Это еще почему?
   – Потому что такой я увидел тебя в тот, первый миг, в снегах пустыни.
   – И даже когда я стану старой-престарой…
   – Ты не состаришься, малыш. Никогда.
   – В твоих глазах… – она вздохнула. – Но я, заглядывая в них, отражаясь словно в зеркале, буду видеть себя седой, с сухой морщинистой кожей, дряхлой и слабой…
   – Нет.
   – Да! Это будет правдой! А ты никогда не лжешь!
   – Главное не на сколько лет мы выглядим, а сколь молодыми или старыми чувствуем себя И тогда маленький крошка может быть дряхлее столетнего старика, а вековая старуха – юной, словно девчонка.
   – Шамаш, а можно сделать так, чтобы и тело не старело, не изменялось, на всю жизнь оставаясь таким, какое оно есть? Ну, как в сказках о вечной молодости? Я могла бы съесть священный плод и вновь стать крошкой…
   – Ты этого хочешь?
   – Ну… Не знаю, – девушка растерялась. Одно дело мечтать о чем-то, понимая, что этой мечте вряд ли будет суждено исполнится, и совсем другое – делать шаг навстречу чему-то возможному, но при этом совершенно невероятному. – Я ведь никогда не была взрослой. С одной стороны, хорошо все время быть маленькой, играть, ни о чем не заботясь, мечтая о том, что будет дальше, но с другой… Мне бы хотелось стать самостоятельной, идти по своему пути, а не дорогой отца, да и вообще узнать, что мне суждено. Это ведь так интересно! Наверно, будет лучше, если я сначала вырасту. Немного, не до старости, потому что, – она поморщилась, – я точно знаю, что не хочу быть старухой… А потом уже помолодею. Или, если это будет невозможно, усну вечным сном… Шамаш, – она с интересом взглянула на своего собеседника, – расскажи мне о будущем! Что меня ждет?
   – Зачем ты спрашиваешь? Ты ведь слышала, что я сказал твоему отцу.
   – Так то отцу, а то мне! И, потом, это только сперва ты не хотел ему ничего говорить, но потом все же сказал, что мне ничего не угрожает…
   – Я сказал, что тебе не угрожает ничто, внушающее страх…
   Мати прервала его, поспешно закивав:
   – Я помню твое пророчество. Оно… Оно так хорошо отпечаталось у меня в голове, что я вряд ли теперь когда-нибудь смогу его забыть. Тем более что я понимаю: от него зависит моя жизнь. Вот только мой отец, когда речь заходит обо мне, боится абсолютно всего, так что, – она, улыбнувшись, хмыкнула: – выходит, мне не чего опасаться. А тот неизвестно кто – я ведь справлюсь с ним и сама, верно?
   Колдун задумчиво взглянул на нее, качнув головой:
   – Все не так просто…
   – Ну и пусть, пусть это будет сложно! Шамаш, я не мой отец, мне неинтересно, какие беды меня ждут. Вообще-то, мне бы хотелось не знать о них никогда, даже если они будут рядом. Я хочу узнать совсем другое – какой я буду, когда вырасту, кем стану… Ну, ты понимаешь…
   – Нет.
   – Ну… Ты же знаешь, о чем гадают мои сверстницы: каким будет испытание, что ждет меня после него, кто станет моим мужем и какими будут мои дети… – заметив быструю улыбку, скользнувшую по губам бога солнца, Мати обиженно надулась:-Почему ты смеешься! Ведь я не сказала ничего смешного!
   – Конечно, малыш, – но улыбка стала еще шире.
   – Тогда вместо того, чтобы веселиться, ответь! Ты же говорил, что не можешь оставить ни один вопрос без ответа.
   – Если знаю его.
   – Только не говори, что ты не знаешь!
   – Это действительно так.
   – Ты ведь бог!
   – И что же?
   – Боги должны знать все о смертных!
   – Малыш…
   – Ладно, – казалось,она отступила на шаг назад в своем стремлении получить ответ, но только затем, чтобы, обойдя непреодолимую преграду, вновь броситься вперед. – Ладно… Пусть ты не знаешь. Но ты можешь поговорить с богом судьбы, спросить у него, что мне суждено! Госпожа Кигаль, повелительница подземного мира и его хозяйка – твоя сестра. И Намтар не откажется все тебе рассказать… Ну пожалуйста!
   – Зачем тебе это, малыш?
   – Но ведь это так интересно! И, потом,-ее взгляд стал хитрым,-тогда бы я знала, о чем мне просить тебя, а что я получу и так!
   Он качнул головой.
   – Но Шамаш! – Мати вновь обиженно поджала губы. – Тебе ведь ничего не стоит спросить!
   – Спросить легко, – чуть слышно проговорил тот, – жить потом тяжело.
   – Почему?
   – Зная будущее, ты не сможешь не захотеть его изменить.
   – Ну… Хорошее, положим, изменять ни к чему…
   Смешок сорвался с губ бога солнца:
   – Не скажи. Вот если ты узнаешь, что тебе суждено что-то очень светлое, чудесное, но не завтра, а через караванный круг, 20 с лишним лет.
   – Но тогда я стану совсем старой! Конечно, я захочу, чтобы все произошло уже сейчас! Зачем так долго ждать!
   – И судьба изменится. Скажем, тебе было суждено прожить эти двадцать лет в радости, чтобы грядущее счастье стало венцом всей жизни. А так тебе будет дано лишь одно мгновение. Или и его не будет, когда ты не сможешь его увидеть, понять, найти, не зная всего того, что должна была узнать.
   – Это так сложно! Шамаш, но вот ты, ты ведь все же знаешь будущее?
   – Не все и не всех.
   Мати взглянула на него, нахмурившись, не понимая, что тот имеет в виду.
   – Если я скажу, что знаю, – между тем продолжал бог солнца, – какая судьба ждет маленького мальчика, встретившегося на пути каравана, когда мы входили в стены прошлого города…
   – Того, что остановился на дороге, зазевался и чуть было не угодил под колеса первой повозки? – перебила его девушка, в глазах которой зажегся огонь любопытства. – И что же его ждет?
   – К чему тебе это знание? Оно ведь ничего не изменит ни в твоей, ни в его судьбе.
   – Мне просто любопытно! И, потом, может быть, я встречу его через круг… – она не договорила, заметив, что собеседник качнул головой.-Этого не произойдет?
   Потому что мы никогда больше не придем в тот город? Скажи, Шамаш, скажи! – она подобралась поближе к небожителю, схватила его за руку, крепко стиснув ладонь вмиг ставшими похолодевшими пальцами. Мати не могла ждать ни мгновения. Сердце билось так быстро, что было готово вырваться из груди. Самые мрачные предчувствия заполнили мысли и фантазии, заставляя зубы застучать мерной дробью, словно от жуткого, пронизывавшего насквозь холода.
   Он заглянул ей в глаза, качнул головой, с каждым мигом все сильнее и сильнее ненавидя этот разговор. Но он должен был объяснить ей то, чего она не могла понять сама.
   – Через месяц он с приятелями заберется на крышу дома. Те затеют спор: кто самый смелый. И, не желая прослыть трусом, он прыгнет вниз… – Шамаш пристально смотрел прямо в глаза Мати, которая, поняв все без дальнейших объяснений, сжалась несчастной пичужкой, попавшей в метель. У нее перед глазами возник образ того парнишки – ее сверстника, ну, может быть, чуть младше, – светловолосого, вихрастого, с открытым лицом и печальным взглядом. И ей стало так жаль его, так больно…
   – Но ведь даже если я уговорю папу повернуть караван, мы не доберемся до города к этому сроку! – сорвались у нее с губ полные отчаяния и ужаса понимания своей беспомощности слова.
   – Нет.
   – Это так больно: знать, и быть не в силах ничего изменить… – она шмыгнула носом, провела ладонью по лицу, прогоняя готовые зажечься в излучинах глаз слезы, в то время как разум, даже понимая всю свою слабость, продолжал искать нечто…
   Нечто, что было способно помочь, отогнать от сердца боль. – А если ты построишь ледяной мост, ну тот, что сокращает расстояние? Мы могли бы быстренько сходит в город, предупредить его… А еще лучше его родителей. Пусть запрут его в тот роковой день дома. И ничего не произойдет. Он будет жить…
   – Они не станут ничего изменять. Оплакают его еще при жизни, и все.
   – Но почему?!
   – Потому что судьба определяется не людьми, а богами. И каждый, кто пытается идти против нее, гневит небожителей, которые накажут не только виновного, но и весь его род.
   – Так думают люди, но не ты! Ты ведь тоже бог! Ну почему, почему ты не вмешиваешься? Не хочешь ссориться с сестрой и ее помощниками?
   – Дело не в этом.
   – Тогда, в чем? Или ты согласен с тем, что заставляет Их так поступать? – на этот раз ее собеседник едва заметно кивнул. – Но почему?! – она никак не могла этого понять! Ведь Шамаш всегда был таким… Таким… Небесным воином, готовым сражаться за жизнь любого смертного. Почему же на этот раз все иначе?
   – Это не просто объяснить, малыш…
   – И, все же, попытайся! – упрямо настаивала на своем Мати, считая себя не просто вправе, но обязанной разобраться во всем. Хотя, надо признать, ее мало беспокоило происходившее. В конце концов, тот паренек хоть ей и понравился, но был совершенно чужим, далеким и вообще остался так далеко позади, словно уже в прошлой жизни. И, потом, смерть непрошедшего испытание легка. Ведь его, невинного в глазах богов, ждет всего лишь перерождение, а что плохого в том, чтобы родиться еще раз? Другое дело странное поведение Шамаша. Ей было нужно, просто необходимо разобраться.
   – Любую судьбу можно изменить, переделать, провести заново с самого настоящего.
   Все дело в том, что каждое даже самое незначительное вмешательство на одну благую судьбу дает сотню отражений в зеркале беды.
   – Ты имеешь в виду, что, стремясь помочь, можешь сделать только хуже?
   – Да.
   – Но как? Прости меня за то, что я так надоедаю тебе со своими глупыми расспросами, – быстро, боясь, что собеседник прервет ее, не давая ему вставить ни единого слова затараторила она. – Конечно, я должна просто поверить тебе, ведь ты всегда говоришь только правду. Но… Я сама не знаю, почему, но зачем-то мне нужно все понять самой, знать наверняка, так, чтобы больше никогда-никогда не усомниться в истинности этой правды. Ты… Ты ведь не случайно заговорил об этом, да? Ведь если бы ты не хотел, то не стал бы…
   – Да, малыш. Я специально завел этот разговор.
   – И со мной, и с отцом?
   – Да.
   – А потом станешь говорить об этом и с другими? – с одной стороны, ей не хотелось, чтобы все случилось именно так. Было жалко делить откровение с кем-то еще. Но, с другой – спокойнее.
   – Нет, – качнул головой Шамаш. – Тогда я бы собрал всех вместе, чтобы не повторять одно и то же сотню раз. Нет, – повторил он, – этот разговор лишь для вас двоих.
   – Почему? Почему только для нас? – ей было любопытно. И, вместе с тем, душу переполняло чувство гордости.
   – Потому что вы особенные.
   – Особенные, – она с трудом спрятала счастливую улыбку. Ей так хотелось услышать именно это.
   – Да, малыш. У вас есть дар. Дар предвидения.
   – А… – Мати растерянно взглянула на небожителя. Она знала, что ее отцу дано видеть будущее. Но только ему, не ей.
   – Ты можешь его не чувствовать, сколько ни будешь стараться, не сможешь разбудить до срока. Однако это ничего не меняет. У тебя есть эта способность. Даже более сильная, чем у твоего отца. Это так – и все.
   – И ты говоришь с нами…
   – Я хочу объяснить, – его голова чуть наклонилась, глаза на миг затуманились, по губам скользнула грустная улыбка, а затем, чуть слышно, словно лишь для себя, не для нее, он добавил, заканчивая начатую фразу, – наверное, то, что невозможно объяснить, что можно понять лишь пережив, прочувствовав…
   – Зачем же тогда пытаться объяснить, если в конце концов мы поймем все и сами?
   – Это может случиться слишком поздно, ведь дар… Любой дар, а этот в особенности, очень опасен и для того, кому дан, и для тех, кто идет с ним рядом… Малыш…
   Ты должна чувствовать ту черту, после которой можно вмешиваться в судьбы других, а до – ни в коем случае нельзя.
   – Именно так – сначала после, а потом до? Не наоборот?
   – Да. Именно так.
   – И что же это за черта?
   – Пустота.
   Девушка наморщила лоб, стараясь понять, что скрывалось за последним ответом, но ее разум оставался совершенно чист и мысли было не за что зацепиться.
   А Шамаш продолжал:
   – Как это ни жестоко звучит, но судьба человека не имеет никакого значения.
   Главное – судьба мира. Если он может пережить чью-то смерть – нельзя вмешиваться, ибо это может нанести ткани пространства смертельную рану. Если же мир стоит на грани, за которым пустота…
   – Выходит, судьбу можно изменять лишь тогда, когда хуже просто не может быть?
   – Да.
   – Так было в том, ином мире, о котором ты говорил?
   – Да. Он стоял перед концом, перед пустотой.
   – Но его боги все равно наказали тебя за изменение судьбы?
   – Теперь я не думаю, что это было наказание, – он скользнул взглядом по маленькому мирку своей повозки, за котором было царство снежной пустыни, окруженное мирозданием, лежавшим на ладонях Всего и Ничего. – Скорее уж награда.
   – Они испытывали тебя?
   – Наверное.
   – И ты прошел испытание?
   – По всей видимости.
   – Ты говоришь так уклончиво, словно не уверен в этом!
   – А как тебе самой кажется: можно быть уверенным при таких обстоятельствах?
   – Ну… – Мати задумалась. – Отец и дядя Евсей говорят, что тот, другой мир был только сном, вызванный болезненным бредом… Если так… Я не знаю… Шамаш, а здесь, в нашем мире, ты изменял судьбы?
   – Да, – кивнул он и от внимания девушки не ускользнула грусть, коснувшаяся крылом его губ, закружившаяся в глазах.
   – Нашего каравана? Когда? Проводя нас по ледяному мосту, спасая от трещины?
   Потому что наш мир стоит на грани пустоты – у того дня, когда снежная пустыня заполнит собой всю землю и все смертные уснут вечным сном? Но если это так, можно спасать всех…
   – Не все деяния избавляют от конца. Некоторые лишь приближают к нему.
   – А как узнать, в чем спасение, а в чем смерть? Нужно ведь не просто видеть одно будущее, одну линию судьбы, но еще предвидеть множество других, тех, которых на самом деле нет, но которые в то же время есть… вернее, будут, когда… Брр… – она замотала головой. – Жуть!…Но я поняла, почему нельзя изменять судьбу: во-первых, потому что стремясь к лучшему можно сделать хуже, а во-вторых, так как потом уже никто не разберется в том, что же кто-то там сотворил. Шамаш…Я еще хотела спросить… Ты изменял судьбы до того, как понял все это или и потом?
   – Только когда понял.
   – Видя множество путей?
   – Да. Это очень тяжело, малыш. Каждый раз теряешь столько сил, словно создаешь новый мир. Может быть, так оно и есть. Создаешь мир и отдаешь ему частицу своей души…
   – Почему?
   – Ища спасение нужно много раз вновь и вновь пережить конец. А это очень больно – видеть смерть близких, дорогих людей. Со временем можно привыкнуть к любой боли, но только не к этой…
   Она взглянула на него извиняясь и, все же, чуть слышно проговорила:
   – Можно я задам еще один вопрос? Пожалуйста!
   – Спрашивай.
   – Ты ведь изменял судьбу каравана? – это было всего лишь прелюдией к тому, главному вопросу, который она хотела задать, но боялась, будучи еще не готовой.
   – Нет.
   – Как так? – Мати не просто удивилась, она растерялась. -А когда построил Ледяной мост, по которому мы перешли через трещину? Нет? Но ведь если бы не мост, мы б погибли! – Мати облизала вмиг высохшие губы, только теперь начиная понимать весь ужас, скрывавшийся в минувшим.
   – Возможно. Но ваша судьба была другой. И спасая вас, я не нарушал ее.
   – А в Керхе?
   – Нет, – вновь качнул головой Шамаш. Затем он продолжал: – Там я изменил судьбу города.
   – Губитель должен был победить и превратить его во вторую Куфу? А хозяин города приносил бы ему в жертву магов и все города исчезли бы в снегах пустыни?
   – Возможно. Хотя я видел гибель лишь Керхи.
   – А караван? Мы бы просто ушли и все?
   – Да, малыш.
   – Не вмешиваясь ни во что?
   – Не вмешиваясь ни во что… – повторил он и в его глазах, голосе была глубокая, нескрываемая грусть.
   – А Ри с Сати?
   – Да…
   – Что "да"? Шамаш, ты изменил их судьбу?
   – Да, девочка.
   – А мою? Мою судьбу? Ты изменял ее? – она, наконец, решилась спросить о том, что было главным. Мати вся напряглась, устремилась в слух, ожидая того, что будет сказано в ответ.
   – Да.
   – Когда?
   Сперва она хотела спросить – "Зачем?" – но потом поняла – все ведь ясно и так.
   Он спасал ее жизнь.
   "Я должна была уже умереть… – эта мысль сперва трепетом прошла по ее душе, заставила задрожать, инстинктивно сжать в кулаки пальцы рук, затем сменилось отрешенным – Ну и пусть! Ведь этого не случилось. Ничего не произошло тогда, когда должно было произойти, а, значит, не произойдет больше никогда!" -В снегах пустыни, когда мы впервые встретились.
   – Уже тогда? – с удивлением и ужасом воскликнула Мати. "Нет! – горело у нее в глазах, кричало ее душа, которой вдруг стало так невыносимо больно, как не было никогда. – Этого просто не может быть! Это невозможно! Ведь тогда… Если так…
   Это значит, что я не узнала бы ничего из того, что сейчас составляет всю мою жизнь! В ней не было бы чудес, не было бы Шуши, не было бы тебя… Она была бы самой обыденной, серой, тусклой, безликой, как снежная пустыня во власти метели.
   Такой безликой, что не было бы ничего, что было б можно вспоминать в вечном сне!
   И такой короткой… Я не хочу!" – Но… – мысль девушки безудержным ветром неслась неведомо куда, словно стремясь догнать собственный хвост. – Ведь… Если бы дракон не позвал меня, я бы… – Мати уже была готова сказать: "не убежала б в снега,"стремясь убедить саму себя, что все произошедшее с ней должно, просто обязано было произойти, но замолчала, вспомнив, совершенно отчетливо осознав – а ведь она убежала не потому, что кто-то звал ее в снега, а потому что все чувства, мысли, ее душа гнала ее прочь от каравана, не важно куда… Если бы не зов дракона, она бы откликнулась на крик ветром, вздох метели, беззвучный оклик повелительницы снегов госпожи Айи… – Но ведь у ребенка, не прошедшего испытания, нет судьбы… – прошептала она, хватаясь за последнее звено цепи, ускользавшей у нее из руки.
   – Судьба есть у всех. Просто до поры человек не видит ее. И, не зная, изменяет.
   – Ты хочешь сказать, что я сама могу изменить свою судьбу?
   – Если захочешь.
   – И стоит мне пожелать умереть, я умру? – она испытующе глядела на собеседника, не то стремясь добраться до истины, не то ища в ответах Шамаша хотя бы какое-нибудь несоответствие, расхождение, изъян, зацепившись за который она могла бы опровергнуть противную, страшно ненавистную ее душе мысль о собственной смерти.
   Не то чтобы она боялась ее, просто… Приди она сейчас, минувшим вечером – что же. Но тогда…
   – Не вся. Но частица тебя. И так раз за разом, до тех пор, пока эта мысль не затмит собой все в жизни, не оставив места более ничему.
   – Зачем ты все это говоришь мне? Ты ведь не сказал отцу. И, потом, смерть, она же никак не связана с даром…
   – Связана, малыш. Даже больше, чем все остальное. Один из первых вопросов, которыми обычно задается тот, кто обнаруживает способность предвидения – мысль о собственной смерти.
   – И что же увижу я, если захочу узнать…
   – Что ты давно должна быть мертва.
   – Давно? – ей было не просто не по себе – так неуютно, как никогда прежде. – Да, – вздохнув, она наклонила голову, начиная понимать…
   Ей было грустно и, вместе с тем, она чувствовала нервозность. Ее душа вспугнутой птицей металась из стороны в сторону. А потом пришло мгновение, когда все затмило одна мысль. Ей стало жалко себя. И вообще, она ужасно жалела о том, что завела этот разговор, что вообще пришла к Шамашу.
   Нет, конечно, она ни в чем не винила его. Он всего лишь отвечал на ее вопросы.
   Все дело в ней, о чем она спрашивала. Но… Она сглотнула комок, подкативший к горлу, прикусила губу, сжалась в комок, борясь с горючими слезами, которые, вспыхнув в уголках глаз, рвались на волю, за пределы век. И, все же, Мати не могла остановиться, понимая, что нет ничего хуже недоговоренности. И, потом, так было легче. Все, что угодно, лишь бы уйти подальше от мига, хранившего в себе роковую неотвратимость, не поблекшую несмотря на годы дороги. – Ты изменял мою судьбу и потом, да?
   Шамаш едва заметно кивнул в ответ.
   – Это когда… – она задумалась, но лишь на мгновение. Прошлое в этот миг казалось так светло и отчетливо в ее памяти, душе, что, казалось, все произошло только вчера… – Когда меня схватили разбойники и потащили в снежную пустыню?
   – Да.
   Мати поджала губы. Конечно, эта весть уже не ранила так же сильно, как та, первая, но все же…
   – И это не все?-опустив голову на грудь, заранее смирившись с тем ответом, который она знала еще до того, как задавала вопрос, прошептала она. – Ты спасал меня и потом… Я помню… Когда люди того, встреченного каравана, узнали, что я – рожденная в снегах…
   – Да.
   – Но, Шамаш, неужели это… это все не было предрешено? Ну, так же, как чудесные спасения каравана, о которых мы говорили?
   Бог солнца качнул головой: – Мне жаль.
   – А в городе? Я и там должна была умереть?
   – В городе – нет.
   Она вздохнула с некоторым облегчением. Хотя бы там ее не ждала смерть, смерть, которая, как ей теперь почему-то стало казаться, шла за ней по пятам.
   – А когда еще? – она надеялась, страстно хотела услышать: "Больше никогда". Такой ответ успокоил бы ее, сказав душе: "Чего ты беспокоишься? Все плохое уже позади.
   Ты пережила три свои смерти, а, значит, можешь смело жить, если не вечность, то хотя бы век".
   Шамаш заглянул ей в глаза, понял ее мысли. Конечно же, он понимал, каких слов ждала от него девушка. Но сказал совсем другое.
   – Во сне.
   – Во сне? – в первый миг она решила, что бог солнца шутит, стремясь подбодрить упавшую было духом собеседницу. Ее губ тронула улыбка. Но уже через миг, стоило ей взглянуть на повелителя небес, как следы веселья исчезли с ее лица. Шамаш был серьезен. Он не шутил, а, значит, ей было не с чего веселиться.
   Мати даже испугалась, что эта случайно вырвавшаяся на свободу улыбка не понравится небожителю, Который, увидев, что девушка смеется над такими серьезными вещами, может решить, будто она слишком мала для столь серьезного разговора и прервать его, так и не ответив на все ее вопросы.
   – Да, малыш, – он словно не замечал ее веселья. В глазах Шамаша была грусть. Он повернул голову, бросив взгляд в сторону, за плечо юной караванщицы, словно для того, чтобы увидеть ее тень. – Во сне… – тихо повторил он.
   – Во сне, – на этот раз Мати задумалась над его словами. И поняла: – Да! – она вспыхнула радостью. – Ты ведь имеешь в виду тот сон, о котором дядя Евсей сложил одну из своих легенд? Конечно! Но тогда ведь ты спас не только меня, но весь караван. Или… – она с сомненьем глянула на собеседника. – Тогда каравану не было суждено умереть, только мне?
   Он кивнул.
   – Но почему! – она не понимала этого, не могла понять! Как так могло быть, что в один и тот же миг кому-то было суждено спастись, а другому – нет. Но… А ведь она и не должна была ничего понимать. Судьба – то, что слепо принимают, беспрекословно подчиняясь, не более. Вот только к чему тогда весь этот разговор?
   Или для того, чья судьба уже была раз изменена, все не так? – Шамаш, почему ты спасаешь меня? Неужели моя жизнь важна? – улыбка вновь коснулась ее губ. Она спрашивала о самом невероятном, словно очерчивая круг между реальностью и грезами. И, потом, пусть всего лишь на мгновение, только фантазируя, представить себя в самом центре событий, в которых грезилось пробуждение от вечного сна для спящих и мир тепла и зелени для живых! – И поэтому ты пришел в наш караван, да? – она ожидала совсем иного ответа, когда этот был просто невероятен. – Ради меня?