– Ага, – вдруг догадался Бильбо, – вы ее заколдуете, и она не будет пропускать воду?
– Не знаю, что подразумеваешь под словом колдовство, – сказал ему Лунолик, – мы эльфы этим не занимаемся. Мы просто живем в соответствии и полном согласии с тем миром, который нас окружает.
– И поэтому корзина не утонет, когда мы все в нее влезем, так что ли?
– Увидишь утром, – уверил хоббита Лунолик.
Этим вечером раки почему-то не появились. Бильбо пришлось довольствоваться тем, что предложили ему эльфы, да и рыбы за день он наловил немало, и вечер прошел так же чудесно и весело, как и накануне.
А ночью Бильбо приснился ужасный сон. Такой ужасный, что он проснулся весь в холодном поту со вставшими дыбом волосами и с громким криком, застрявшим в глотке. Чтобы не закричать, хоббит заткнул себе рот рукой, и хлопая глазами смотрел по сторонам. Долго ему пришлось приходить в себя. И долго он не мог решить, что это было правда, или всего лишь сон. Биинор подошел к хоббиту и ласково потерся об него своими тремя головами. Потыкался ими, прося, чтобы Бильбо его погладил и приласкал. Только тогда Бильбо пришел в себя и немного успокоился. Но еще долго в его голове стоял ужасный сон, который был так схож с явью, что сомнения в душе Бильбо все равно остались и не давали покоя.
Ему приснился Горлум. Тот самый Горлум, у которого он отобрал волшебное колечко. Только во сне, который увидел Бильбо, Горлум был не в пещере, и не плавал в лодке по подземному озеру. Он осторожно крался по Хоббитауну, и никто его не замечал. Во тьме горели жадным желтым светом его глаза, круглые, как у совы, и слегка удивленные. Горлум полз с ловкостью змеи и сливался со стенами домов, с забором, ловко таился в высокой траве. И все ближе и ближе подкрадывался он к дому Бильбо. И вот он уже у него в саду, во дворе, заглядывает с любопытством в круглые окошки. Бильбо даже застонал во сне, когда это увидел. Застонал и задрожал крупной дрожью, потому что увидел, как Горлум незаметный как кошка, юркнул в дом и стал красться и бродить по его коридорам, заглядывая во все углы и закоулки.
Хоббит проснулся, когда увидел, что Горлум змеей вполз в его Бильбо кабинет и стал осматриваться по сторонам, а потом увидел письменный стол и пошел прямо к нему, протягивая свои длинные когтистые лапы. Он схватился за ручку того самого ящика, где лежала заветная вещь, и, победно оскалив пасть, потянул ящик к себе. Дальше смотреть и видеть это Бильбо был не в силах и поэтому проснулся. И не один раз еще за ближайшие месяцы увидит он этот сон, и ни разу не сможет досмотреть его до конца.
– Уж не проклятие ли это болотной ведьмы? – пробормотал Бильбо. – Она ведь обещала мне, что я потеряю покой. И кажется, так оно и случилось. Неудивительно. До сих пор я полагал, что только я знаю про мое кольцо, ну там еще Гэндальф или гномы. Оказывается, есть еще охотники заполучить его. Нет. Не отдам. Я его никому не отдам. Ни ведьме, ни Горлуму. Никто его не получит. Мою прелесть.
Только через час ему удалось заснуть на другом боку. И хоббит проспал до утра уже без всяких сновидений.
В тот самый час, когда ночь еще царила в Средиземье, и в небе над Андуином сияла Луна, и Бильбо видел свои ужасные сны, белая ворона Сарумана преодолела то огромное пространство, что разделяло волшебника и эльфов, и камнем приземлилась на подоконник его рабочего кабинета. От неожиданности Саруман вздрогнул, затем проворчал:
– Сколько раз тебе говорить, несносная птица! Надо предупреждать о своем прибытии. Трудно было каркнуть?
Ворона каркнула и стала оправдываться на своем птичьем языке, который Саруман прекрасно знал.
– Ладно, ладно, не оправдывайся, – погрозил ей пальцем волшебник. – Если ты сильно торопилась принести важные вести, то это меняет дело. Рассказывай.
И ворона торопливо и бестолково стала рассказывать магу о том, что она увидела, летая над Мертвой топью. Саруман очень внимательно ее выслушал, а потом стал задавать вопросы:
– Ты сказала, что там было шесть странствующих эльфов и еще кто-то? И кто же этот «кто-то»? Давай объясни поподробнее.
– Не знаю, – ответила на своем языке ворона. – Я таких никогда не видела. С виду похож на гнома, но еще меньше. Наверно вдвое.
– На гнома? Значит, у него есть борода?
– Нет, бороды у него нет.
– Тогда это точно не гном. Чтобы гном был без бороды? Да такого просто не может быть!
– Тогда это был урх, – неуверенно сказала ворона.
– Чтобы урх шастал с эльфами! – с сомнением покачал головой Саруман. – Такого не может быть. Это же гоблин.
– Точно, это маленький гоблин, – обрадовалась ворона. – Ноги у него покрыты шерстью. Именно так. Я еще удивилась. Вот думаю, сверху человечек, а снизу ну самый что ни на есть гоблин.
– Постой, постой! – оборвал птицу маг. – Ты говоришь сверху человечек, а ноги покрыты шерстью?
– Да. Так оно и есть. Еще эльфы между собой называли его невысокликом.
– Так ведь это же хоббит! – воскликнул Саруман и тут же призадумался. – Хоббит. Действительно хоббит. Что же он тут делает малыш хоббит? И что случилось с миром, если хоббиты, которых не вытащишь и со двора, вдруг стали путешествовать и совершать подвиги?!! Ведь ты сказала, что это он невысоклик уничтожил болотную владычицу?
– Да-да, зашел в ее замок, а через час ведьма так закричала, что все сразу поняли – ей конец. А эльфы кинулись на ведьминых гоблинов как коршуны на цыплят и всех перерезали.
– Хорошо, Карруальда, – одобрительно сказал Саруман. – Ты очень хорошо справилась с тем, что я тебе велел. Пока можешь отдохнуть, а завтра тебя ждет награда.
И маг спрятал ворону в рукав своей хламиды, где она тут же сладко заснула.
А волшебник заснуть не мог. Почему-то его взволновало то, что рассказала ему Карруальда. Две мысли не давали ему покоя. Одна мысль та, что болотной ведьмы больше нет, очень радовала. Ведь она немало хлопот доставляла Саруману только одним своим присутствием, как бы подрывая его авторитет. Не одну и не две сотни лет, пытался Саруман покончить с ней. Но ничего не получалось. Ведьма была невероятно хитра. Она просто окружила себя непроходимыми препятствиями и стала недосягаемой даже для него Сарумана, главы Совета Мудрых. Хотя, если сказать честно, то Саруман ни разу и не пытался уничтожить ведьму всерьез. Он знал, что ведьма служит Черному Властелину, хотя и думает, что она сама по себе. Нет. Она не свободна. Мертвая топь, это всего лишь один из многих пограничных постов Мордора. Таких, как Горелые горы или Дикий край. Саурон окружил свое княжество подобными местами, чтобы Светлые маги не смогли достать его. Уничтожь ее, и через некоторое время на ее месте появится еще одна тварь. Кто знает, может она окажется хлеще предыдущей и доставит хлопот поболее! Ведьма была, во всяком случае, предсказуема и не покидала пределов Мертвых топей. В конце концов, Саруман просто смирился с ее соседством.
И вот болотную ведьму запросто уничтожил какой-то там хоббит! Вот эта мысль и стала беспокоить Сарумана. Что это? Просто случайность? А может быть, тут есть какой-нибудь тайный смысл?
И почему-то он вдруг опять вспомнил о Кольце. О том Кольце, которое он так жаждет найти с того, самого дня, как Саурон был изгнан из Черного леса. В тот день, когда замок Дул Гулдур пал, Саруман вдруг понял каким-то девятым чувством, которое есть только у магов, что Кольцо вновь появилось в Средиземье. И он потратил все свои силы, чтобы убедить остальных Светлых магов, а особенно Гэндальфа, которого посвященные в тайны мира называли Митрандиром, в том, что Кольца нет. И это ему удалось. До поры до времени члены Совета Мудрых о нем не вспоминали, и Саруман спокойно вел поиски. И вдруг совсем недавно Митрандир потребовал созыва нового Совета, на котором объявил, что Кольцо вернулось в мир и нашло нового Хранителя. Эта весть для Сарумана была, как гром среди ясного неба. Опять этот выскочка Гэндальф его опередил. Да еще и выяснилось, что он знает больше, намного больше него, Курундила, главы Совета Мудрых. Он заявил, что знает, где Кольцо, и кто его Хранитель. Но больше он ничего не сказал. А Саруман очень хотел бы знать, где Кольцо, и кто его Хранитель. Он бы смог найти мудрое решение, что с ним делать. И с того самого дня он потерял покой. Нет-нет, да и вспоминал о Кольце. Погружался в воспоминания о тысячелетней древности, когда созданное Черным Властелином Кольцо появилось в Средиземье впервые и принесло миру неисчислимые бедствия, прежде чем опять исчезнуть. Маг прочитал сотни книг, выискивая его следы и раздумывая, где бы оно могло быть. Но о том, что то самое Кольцо, в котором спрятана величайшая сила, способная дать своему обладателю власть над всем миром, хранится у хоббита по имени Бильбо, он и не подозревал.
После рассказа Карруальды что-то в душе у Сарумана заскребло, как бывало всегда перед тем, как он находил ключ к очередной разгадке, которая мучила его долгие годы.
И Саруман сказал сам себе:
– Эльфы идут на запад, и хоббит тоже идет с ними. Надо будет позаботиться о том, чтобы они зашли ко мне в гости. Надо бы мне самому порасспросить этого хоббита. Чует мое сердце, что он может многое прояснить. Не зря же он появился в наших краях…
А Бильбо проснулся от бивших ему прямо в глаза веселых солнечных лучей. С легкой досадой он увидел, что опять проспал, и все давно уже заняты делом. Холодная утренняя вода освежила и взбодрила его. Бильбо и не вспоминал о ночном кошмаре, потому что мысли его тут же были заняты созданием лодки.
Оказывается, эльфы и не собирались спускать ее на воду в виде корзины. Невесть откуда у них появилась тончайшая белая ткань, крепкая, словно металл, сколько не рвал ее Бильбо, сколько не тянул, ей было все нипочем. И они натягивали ее на корпус корзины и скрепляли у бортов одним длинным шнуром, тем самым, по которому поднялись в замок болотной ведьмы. Таким образом к полудню перед Бильбо стояла самая настоящая лодка, красивая и прочная и вполне просторная, чтобы вместить в себе восьмерых пассажиров. Затем эльфы приладили высокую мачту, которую сделали из шеста, и натянули на нее белоснежный парус из той же ткани, какой был обшит корпус. Каждый из эльфов сделал себе короткое весло с широкой лопастью из плоского черепахового панциря, которых валялось на острове немалое количество.
И утром следующего путники отправились в плавание по Андуину. Бильбо очень волновался, потому что впервые в жизни плыл по реке не на бочке, а в самой настоящей лодке. Надо сказать, что хоббиты не любители воды. Нет, конечно они не грязнули, ни в коем случае, и в бане моются не реже, чем два раза в неделю, а горячую ванну готовы принимать хоть каждый вечер. Они не любят воду в том смысле, чтобы плавать по ней хоть на лодках, хоть на плотах, хоть еще на чем-нибудь. Тут они воды сторонятся, предпочитая только пеший путь. Так что Бильбо был среди своей братии первооткрывателем.
Андуин оказался гостеприимен. Он ничем не показал своего недовольства вторжением нового судна. Вода его оставалась величественно спокойной, только редкие пенные барашки появлялись на ее поверхности. Эльфийский парусник быстро заскользил по воде. И хотя надо было подниматься вверх по течению, эльфы гребли дружно и умело, легко преодолевая поток воды.
Где-то в полумиле от берега Радринор уловил попутный ветер и велел поставить парус. Белое полотнище загудело, когда его развернули и подняли на мачте, наполнилось ветром, вздулось и стало крепким как барабан. Судно вспенило носом воду и устремилось вперед, чуть не над водой. Создание эльфийских рук, оно и летело словно эльф, едва касаясь воды.
– Ай да красота! – Бильбо не выдержал и закричал от восторга. Он сидел на носу рядом с Зелендилом и Биинором. Брызги летели ему в лицо, а он подставлял лицо ветру и весело смеялся. – Мы летим словно птицы!
– Птицы! Птицы! – закричал Зелендил, когда увидел стаю серых чаек, которая с криками поднялась в бирюзовое небо и устремилась к лодке, словно приняв ее за своего белого вожака. Биинор залаял на чаек в три глотки. Парусник, набирая скорость, мчался по волнам.
Очень скоро они были на самой середине реки. Радринор, правивший на корме самым длинным веслом, взял прямой курс на север, и они поплыли вперед. Позади за спиной оставалась темно-коричневая полоска Мертвой топи с темно-серым небом над ней. Она долго еще маячила, прежде чем скрыться с глаз. Но никто не оглядывался назад. Все смотрели вперед.
– Куда мы плывем? – спросил Бильбо Солнцедара, который сидел и греб на первой банке и был к нему ближе всех.
– Мы поднимемся вверх по течению на двадцать миль, потом свернем на запад и войдем в Онтаву, реку, которая впадает в Андуин а до этого пересекает целиком весь Мустангрим. Мы могли бы и здесь войти в нее, в крайний правый рукав дельты Онтавы, но это не самый удачный путь.
– Почему?
– Там очень бурное течение и сплошные пороги и водовороты, мы потеряем куда больше времени, когда будем преодолевать все это.
– А в середине? Ведь тут множество речек. Онтава словно стадо овец оставшееся без пастуха, разбрелась на них, вместо того, чтобы единым потоком влиться в Андуин.
– Да это так. И центральные каналы тоже быстры, да к тому от самого дна, до поверхности заросли водорослями. Мы просто застрянем в них навечно. Так что придется плыть окольным путем.
– Хоббит в гору не пойдет, – согласно кивнул Бильбо, – хоббит гору обойдет.
Они продвигались вперед со скоростью пять миль в час. Но так было только до полудня. После обеда ветер вдруг сменился, и парус пришлось убрать. Продвижение вперед сразу сократилось втрое.
– Не все хоббиту воскресенье, – тут же сказал сам себе Бильбо и взялся за весло, потому что ему надоело сидеть без дела. – Будут и трудовые будни.
До самого вечера пришлось идти на веслах. Утром оказалось, что ветер и не думает меняться, и весь второй день также путешественники гребли почти без перерыва. Только один раз остановились у одного каменистого островка, над которым сотнями летали галдящие чайки, и перевели дух. На третий день Андуин смилостивился над эльфами, видимо после того, как Радринор вылил в его волны целую флягу вина, и ветер снова стал попутным.
Глава седьмая
КОНИКА – ПРОСТОРНЫЙ МУСТАНГРИМ
К вечеру третьего дня путники достигли крайнего верхнего рукава Онтавы и повернули на запад. Вода сразу изменила цвет, став из стальной и прозрачной, красно-желтой и мутной настолько, что не видно было весел, когда они опускались в воду. Зато течения практически не было. Вода была спокойная и теплая, как парное молоко. По обеим сторонам лодки тянулись заросшие высоким тростником камыша и осоки пологие и обрывистые песчаные берега с черными дырками стрижиных нор. Сами стрижи сотнями носились в прозрачном и золотистом от солнечных лучей голубом небе, наполняя воздух задорным щебетанием. Путешественников окружила великолепная природа. Все вокруг цвело и пестрело радужными красками. Очень много было в воде огромных белых и желтых кувшинок, чьи широкие толстые листья словно скатертью покрывали чуть не треть водной глади. В небе судорожно метались стаи диких уток, оглашая окрестности громким тревожным кряканьем, в камышах трещали нырки, важно и задумчиво бродили по колено в воде высматривающие мелкую рыбешку и лягушек журавли и цапли, скрытые от глаз где-то среди густых низких деревьев стучали клювами белые аисты; повсюду стрекотали кузнечики, пели нескончаемую песню цикады, низко над водой кружились большие цветастые бабочки и изумрудные глазастые стрекозы, грозно гудели тяжелые майские жуки. С неслышным плеском чертили по воде узоры стремительные плавунцы. Лениво летали оводы и слепни. Ровная поверхность воды часто и разом в нескольких местах расходилась кругами, от резвящейся в ней рыбы. То там, то здесь из-под воды на мгновение показывалась шипастая спинка стерляди или осетра. Острый похожий на дудку нос выскакивал из воды, клевал воздух, хватал бабочку или крупного комара и снова исчезал в мутной воде.
– Какой край! – восхитился Бильбо. – Никогда еще я не встречал такого изобилия.
– Это самые богатые рыбные места во всем Средиземье, – сказал Солнцедар, не прекращая грести. – Только вот жителей здесь немного.
– Это почему?
– Потому что земли эти принадлежат коневодам Ристании. Сами они называют свою страну Коникой, на их языке он звучит как Мустангрим – страна необъезженных коней. И действительно здесь выращивают, разводят и объезжают лучших в мире лошадей. Любой другой труд ристанийцы не признают, и к другим занятиям относятся снисходительно. Так что рыбу они ловят не часто и только ради забавы.
– Зато ратный труд они уважают не меньше, чем разведение лошадей, – вступил в беседу Лунолик. – Они самые лучшие конники и лучники. Стрелой сбивают верхушку камыша на полном скаку с расстояния пятьдесят футов.
– Неужели? – Бильбо сделал удивленное лицо. – А случаем по воде они не плавают?
– Пограничные отряды их рассекают воды Онтавы на низкобортных челнах так же быстро, как и скачут верхом.
Как только сказал эти слова Лунолик, впереди показался небольшой корабль с острым как у осетра носом, низкими бортами и широким квадратным парусом ярко голубого небесного цвета с большим золотым солнцем в центре. Он вынырнул, словно из ниоткуда и устремился наперерез лодке эльфов, которые сразу же перестали грести, положили весла у ног и застыли в спокойном ожидании. Еще два таких же остроносых челна выскочили из зарослей камыша позади них и тоже пустились вдогонку. Справа раздался топот многочисленных копыт, и на берегу показался небольшой отряд всадников серебристых островерхих шлемах, и длинных пурпурных плащах с красными овальными щитами с таким же как на парусе корабля золотым солнцем. Их длинные копья ярко сверкали на солнце наконечниками, бросая в воду золотые блики и слепя глаза.
– Хорошо у ристанийцев налажена пограничная служба, – с одобрением в голосе сказал Солнцедар.
– Надеюсь они нас не обидят? – заикающимся голосом пробормотал Бильбо.
– Ристанийцы беспощадны к врагам, – успокоил его Лунолик, – для друзей нет более радушных хозяев. Мы должны стать их друзьями.
В знак своих мирных намерений все эльфы, даже Зелендил, подняли правую руку вверх. Ладони их были открыты.
Высокий красивый воин в золотом плаще и обнаженной светловолосой головой, который стоял на носу корабля и явно был командиром пограничного отряда, спросил:
– Кто вы такие, и что делаете на земле вольных табунщиков?
Ему ответил Солнцедар:
– Мы странствующие эльфы, и с нами наш повелитель принц Зелендил, а я эльф Солнцедар, говорю с тобой от его имени. Мы путешествуем по земле в поисках новой Родины. Но на вашу землю нас привела иная нужда. Она очень спешная и скорбная. Мы пришли к вам с миром, а также со смиренной просьбой к вашему правителю. Пока же, храбрый воевода и страж мустангримской границы, мы просим у тебя дозволения путешествовать по вашей стране. Да прибудет всегда на вашей земле мир и благоденствие!
Корабль ристанийцев подплыл к лодке эльфов вплотную, и воины и гребцы, находящиеся в нем свысока смотрели на путешественников.
– Добрые слова, ты говоришь, эльф, – ответил воевода и дал знак остальным убрать оружие. – Для тех, кто пришел к нам с миром, мы открыты. Куда вы направляетесь?
– Я уже говорил, что у нас просьба к вашему государю. Мы намерены увидеть его.
– Царь наш Тенгел сейчас в стольном городе в Эдорасе. Так, что если хотите преклонить перед ним колени, отправляйтесь туда. Я пошлю к нему гонцов, которые передадут правителю ваше желание, и очень скоро вы получите ответ. А пока поднимайтесь верх по течению. Никто вас не тронет и не обидит. Я Эолайн сын Лаймы, властью данной мне нашим государем светлейшим Тенгелом Золотое Солнце, разрешаю вам передвигаться по священной земле вольных табунщиков. Эльфы честный и добрый народ, не желающий никому зла и не жаждущий забрать чужое. Жаль только, что вы не скачите верхом и не разводите лошадей. И все же Мустангрим будет гостеприимен к вам. Нет ли у вас в чем нужды?
– Спасибо тебе, Эолайн, – ответил Солнцедар. – Но нашу нужду может разрешить только государь, ибо просьба наша серьезна.
– Тогда плывите с миром, и пусть ваши руки не знают усталости от гребли, и парус пусть всегда будет наполнен попутным ветром! – пожелал удачи Эолайн. Он уже хотел отпустить руку, чтобы дать команду открыть путь судну эльфов, как вдруг взгляд его упал на Бильбо. воевода сразу нахмурился. – Постой, Солнцедар, а кто это с вами? Явно это не эльф. Уж не гоблин ли это? Не мордорского шпиона ли везете вы с собой, чтобы выведал и донес он до Черного Властелина все наши тайны? Если так, берегитесь!
И в сторону эльфов опять направились острые длинные копья.
– Гнев твой напрасен, – ответил Солнцедар, на лице которого не дрогнул даже мускул. – Это не гоблин. Это наш большой друг, а ты знаешь, что мало кого эльфы называют своими друзьями. Это друг. Также он друг Гэндальфа.
– Друг Гэндальфа? – воскликнул Эолайн. – Гэндальфа Серого?
– Да.
– Какие могут быть дела у великого мага с этим карликом?
Солнцедар нахмурился:
– Поберегись обидеть нашего друга! Столь грязное слово не для него. Не карлик он, а хоббит. Мы ласково зовем его Невысокликом. Но несмотря на свой малый рост он уже совершил столько подвигов, сколько бывалому рыцарю не совершить за всю жизнь. И то, что все мы сейчас с тобой разговариваем живые и невредимые, только его заслуга. Не один и даже не два раза он спасал нам жизнь. Так что забери свои оскорбительные слова назад.
Эолайн с легким поклоном улыбнулся:
– Теперь я сам вижу, что это не гоблин, прекрасный эльф. У гоблинов не бывает таких чистых и ясных глаз. И пусть ваш невысоклик простит мне мою неучтивость.
– Я не обижаюсь на тебя, Эолайн, сын Лаймы, – ответил Бильбо.
Эолайн вздрогнул:
– Так он еще и разговаривает?
Тут Бильбо рассердился не на шутку:
– Как же я тогда по твоему могу быть другом Гэндальфа? Может быть ты думаешь, что великий волшебник держал меня в клетке, а потом взял и одолжил эльфам? На время так сказать? Я хоббит! И мой народ также велик, как и твой. А что ростом мы вам Большеногим уступаем, так это еще неизвестно, что хуже.
– Если ты друг Гэндальфа, то еще раз прости, – Эолайн явно не принимал Бильбо всерьез. Лицо у него было веселое. Он готов был рассмеяться и еле сдерживал себя. – Наш государь тоже друг Гэндальфа, а значит и твой друг. И все вольные табунщики твои друзья. Так ты говоришь, что ты хоббит? Интересно. Вот уж удивятся все, когда увидят хоббита. Ручаюсь, хоббиту они удивятся больше, чем трехголовому псу. Таких у нас еще не видывали. Я вот первый увидел хоббита, который к тому же друг Гэндальфа. Я предупрежу, чтобы тебе везде оказывали почести.
На этом переговоры закончились, корабль отплыл в сторону, и эльфы с хоббитом и альтасаром поплыли дальше. Погода была прекрасная. Воздух был просто пронизан нитями солнечных лучей и пропитан теплом. То там, то здесь вспыхивала над водой радуга. К вечеру они полностью прошли рукав дельты и вошли в общее русло Онтавы. Перед ними темно-зеленой скатертью до самого горизонта растелилась степь, разделенная надвое широкой полоской бело-розового вечернего неба, которое отражалось в реке. Онтава текла прямо на запад, и впереди совсем низко над землей висело уставшее за день солнце. Оно было темно-розовым, и где-то там, на юге слева по борту можно было разглядеть тоненькую розовую полосочку. Это последние солнечные лучи отражались на снежных вершинах Белых гор, которые служили природной границей для Коники. За неприступными горами находился могущественный и легендарный сосед, а также добрый союзник вольных табунщиков Гондор с его огромными городами и неприступными крепостями. Только по вечерам, когда Белые горы не сливаются с небом, можно увидеть их, если вглядеться вдаль.
– Какой простор! – восхитился Бильбо. – Какая ровная земля. Гладкая как скатерть. И, посмотрите, как много живет здесь народу. А столько лошадей я не видел никогда в жизни.
Лошадей в степи было не просто много. Табуны заполняли всю степь до горизонта. От дробного топота сотен тысяч копыт степь дрожала, словно барабан под ударами палочек музыканта. Конские храп и ржание доносилось со всех сторон и с обоих берегов, заглушая гортанные крики табунщиков, чьи белые шатры и палатки изредка показывались между табунами. Где-то они были одиноки, а где-то составляли целые поселения в несколько десятков, а то и в сотню человек.
Солнце наполовину зашло за горизонт, и степь отозвалась на это событие бесчисленным количеством костров, которые развели вольные табунщики. В потемневшее, и уже усыпанное звездами небо, потянулись сотни столбов белого дыма. Словно нити связали они между собой небо и землю, показывая единение всего живущего здесь с природой.
Но еще красивее это зрелище стало ночью, когда костры еще ярко горели, небо стало черным, как уголь, и миллионы звезд горели в нем таинственные и мерцающие. И все это как в зеркале, отражалось в реке, которая стала спокойная и гладкая, как сама степь. И казалось, что лодка плывет не по воде, а по небу, и под ней звезды небесные и звезды земные. Ничего более прекрасного Бильбо еще не видел. Разве что полет поющих эльфов?
Убаюканный легкой, почти незаметной качкой и тихим плеском весел Бильбо заснул. Ему снился Хоббитаун. Родной дом. Любимый кабинет. Письменный стол, на котором лежат чистые листы бумаги и заточенные гусиные перья рядом с серебряной чернильницей, подаренной Гэндальфом. Дом, милый дом! Как же Бильбо по нему соскучился! И так ему хотелось сесть за стол, поставить ноги на мягкую думку, закутать их толстым клетчатым пледом и поработать этак с полчаса над своей книгой.