Пьер Сувестр и Марсель Аллен
Жокей в маске
Глава 1
ВСТРЕЧА В ОТЕЙ
– Слушайте! Слушайте! Только я, старый торговец, знаю, какая лошадка придет первой! Все мои клиенты выигрывают! Подходите! У меня найдется кое-что покрепче шампанского! Я припас коньяк, водку, а уж ром у меня – градусов восемьдесят! Даже спирт имеется! Спешите все сюда! Только я знаю имя настоящего фаворита!
Зеваки, шатающиеся с праздным видом по загонам, окружили палатку с напитками. С трудом сдерживая хохот, они взирали на субъекта, произносящего этот хвастливый монолог. И было на что посмотреть. Даже если бы торговец не изрек ни слова, вид его непременно привлек бы внимание.
Это был мужчина лет пятидесяти с длинными седеющими лохмами и рыжеватой бородкой. Костюм его был до того потрепан, что, казалось, вот-вот свалится с него по частям. Когда торговец носился возле своей палатки, пританцовывая и размахивая руками, лохмотья развевались, едва поспевая за ним. Больше всего человечек напоминал базарного клоуна. За спиной у него был приторочен медный цилиндр с краником внизу. В промежутке между воплями знаток лошадей хорошо отработанным движением открыл вентиль и подставил под кран мятый цинковый стаканчик. Правда, туда не потекла ни одна из тех жидкостей, которые он так активно рекламировал, но, видимо, это было следствием разумной экономии и бережливости. Настоящий кран открывался тогда, когда перед торговцем возникал клиент, заранее согласившийся уплатить десять сантимов.
Не торопясь отведать водки или спирта, толпа с искренним удовольствием наслаждалась бесплатным спектаклем, который неутомимый продавец демонстрировал без передышки от первого до последнего заезда на ипподроме в Отей. Скачки уже закончились, а он все еще носился вокруг палатки, предлагая твой товар.
– У меня есть водка, коньяк, ром! У меня есть великолепный спирт! Подходите!
При этом он ни на минуту не забывал, что имеет дело с любителями лошадей. Заглядывая клиентам в глаза, он говорил с таинственным видом:
– Только старый торговец знает, какая лошадка придет первой!
И, понизив голос, добавлял:
– Все мои клиенты всегда выигрывают!
Наконец подошло время последнего, решающего заезда. Толпа подалась вперед, стараясь разглядеть фаворита. Торговцу ничего не оставалось, как двигаться вместе с ней. Закрыв палатку, он шлепал ногами по грязи, сгибаясь под тяжестью резервуара с напитками. Медная крышка, формой напоминающая китайскую шапочку, позвякивала в такт его шагам. Однако голос его звучал по-прежнему пронзительно:
– У меня есть ром! У меня есть водка! Только я знаю, какая лошадка придет первой!
Внезапно забавный человечек смолк и замер на месте, глядя на широкоплечего верзилу. Тот посмотрел на торговца, и его мрачная физиономия растянулась в улыбке:
– Бузотер! Никак это ты! Надо же, где пришлось встретиться!
– А где же мне еще быть! Тут, знаешь, все только на мне и держится. Без меня они бы все вылетели в трубу! Весь ипподром идет ко мне за советом. Знают, что лучше знатока не найдешь!
Верзила расхохотался:
– Оно и видно. И платят тебе, наверное, золотом. Иначе у тебя не хватило бы денег на такой шикарный костюм!
Бузотер улыбнулся и беззаботно махнул рукой. Одежда никогда его особо не волновала. Что такое заплаты для человека, который всю жизнь бродяжничал! Зато и повидал он такое, что другим и не снилось. Даже с бандой Фантомаса сводила бродягу судьба, десятки профессий он перепробовал, и вот теперь стал самым популярным продавцом парижского ипподрома.
Приятели отошли в сторонку.
– Рад тебя видеть, Горелка, – негромко произнес Бузотер. – Значит, удалось вырваться из тюряги?
Да, Горелка, знаменитый бандит, наконец-то оказался на свободе. Естественно, зарабатывать себе на жизнь честным трудом ему и в голову не приходило, и поэтому он искренне удивился, увидев старого товарища, занимающегося коммерцией.
Бузотер, в свою очередь, посматривал на гиганта с опаской. Уж ему-то лучше многих других было известно, что Горелка, правая рука Фантомаса, вместе со своим дружком Иллюминатором способен на любое, самое страшное преступление. Таких понятий, как сострадание или совесть, для него не существовало. Бузотер наполнил стаканчик ромом и, увидев, что бандит полез в карман за монетой, поспешно сказал:
– Ну, что ты, старина! Для тебя у меня все бесплатно!
Он подмигнул:
– Меня, знаешь, разорить трудно. Сена – река полноводная…
Оба расхохотались.
– Так как дела? – продолжал Бузотер.
– По-старому… И дружки, и бабы – все прежнее, – ответил Горелка, нависая над маленьким торговцем, словно могучее дерево над низкорослым кустарником. – И Иллюминатор все такой же – кутит покруче меня.
– А Адель?
– Адель? Адель молодцом. Все так и живет со мной.
– Рад за тебя. Я слышал, она тоже подалась в коммерсанты, как и я?
Бандит приосанился:
– Ну, браток, тебе до нее далеко! Мы с Иллюминатором так крепко поставили нашу красотку на ноги, что она уже имеет собственную машину.
– Не может быть! – пораженно воскликнул Бузотер.
– Точно-точно, – подтвердил Горелка, сдерживая улыбку. – Она каждый день толкает эту машину перед собой от улицы Каде до площади Сент-Эсташ. И там торгует зеленью.
Бузотер расхохотался. Так, значит, машина – это повозка для овощей! Он ткнул приятеля кулаком.
– Да, пройдоха, ты не изменился! По-прежнему отмачиваешь шуточки!
Отсмеявшись, торговец стал прощаться.
– Рад был с тобой поболтать, старина. Но, сам понимаешь, дела… Если я тут буду сидеть на одном месте, то не заработаю ни су. Приходится вертеться. Мне ведь надо быть в курсе всего, что творится в этом сумасшедшем доме!
Оставив Горелку около букмекерских касс, где тот хотел, пользуясь толчеей, поживиться парой – тройкой пухлых бумажников, Бузотер засеменил вдоль скаковых дорожек в сторону финиша. Возле барьеров неистовствовала возбужденная толпа. Со всех сторон раздавались пронзительные крики. Люди в передних рядах уже были намертво прижаты к барьеру, а задние все напирали в надежде хоть краем глаза увидеть шапочку того жокея, на которого они поставили. По мере того как лошади приближались к финишу, шум становился все более оглушительным.
– Марокканец! Марокканец придет первым! – вопили справа.
Слева не отставали сторонники Фриволы:
– Фривола, вперед! Поднажми еще немного!
– Кид! Кид! – скандировали в центре.
– Какой Кид? – возмущались рядом. – Этой кляче не дотянуть и до последнего поворота!
И над всем этим гамом отчетливо разносился пронзительный голос Бузотера. Даже не пытаясь следить за ходом скачек, он повторял:
– Ну? Что я вам говорил? Только старый торговец знает, какая лошадка придет первой! Все мои клиенты всегда выигрывают!
Пока простолюдины неистовствовали в грязи у барьера, элегантная публика напряженно наблюдала за состязаниями с трибун. Сегодня на ипподроме в Отей присутствовали поистине сливки общества – ведь именно в этот день разыгрывался Большой марсельский приз. Пятнадцать жокеев на лошадях-трехлетках борются за право получить эту престижную награду. После первых двух заездов пришлось ждать добрых сорок минут, и вот сейчас наступал кульминационный момент. Один за другим появлялись ладно скроенные, подтянутые жокеи и отправлялись на взвешивание. Под мышками они несли седла. У некоторых по потайным карманам были распиханы кусочки свинца, чтобы соответствовать стандарту.
Появление каждой новой лошади на старте вызывало бурное обсуждение. Вовсю заключались пари. По рукам ходила программа заезда.
Поначалу предпочтение отдавалось лошади по имени Камба, принадлежащей знаменитому американскому миллиардеру Мэксону. Большинство считало ее фаворитом. Между тем группе любителей удалось протиснуться к самому барьеру, отделяющему зрителей от места взвешивания жокеев. До них донеслась фраза служащего, слывущего здесь знатоком. Тот уверенно заявил:
– В этот раз выиграет Перванш.
Немедленно и на Перванша было поставлено несколько тысяч. Сторонники Камба тут же взвинтили ставки.
– Ладно-ладно! – перешептывались они. – Еще посмотрим, чья возьмет!
Ставки росли. На Камба и Перванша ставили уже восемь к одному. И если внизу, на газонах, ставки не превышали пяти франков, то здесь, на трибунах, минимальный взнос составлял двадцать пять луидоров. У тотализаторов толпилась богатая, изысканно одетая публика, с карманами, набитыми деньгами.
В конце концов ставки постепенно уравнялись. В заезде было два фаворита. Вскоре раздался гонг, вызывающий жокеев на старт. На трибунах началась давка. Каждый старался выбрать себе место получше. У тотализаторов остались лишь несколько сомневающихся и кучка новичков. Эти, помня поверье, согласно которому играющий впервые всегда выигрывает, хотели поставить на аутсайдера и одним махом заработать приличное состояние.
Возле узкой лесенки, ведущей на трибуну для членов жокей-клуба, столкнулись два господина.
– Прошу вас, граф, проходите.
– О нет, мсье, только после вас!
Оба были завсегдатаями скачек и принадлежали к жокей-клубу уже несколько месяцев. За это время они завоевали там настолько прочное положение, что три недели назад стали членами комитета.
Один из них, граф Мобан, элегантный, корректный пожилой мужчина, носил бакенбарды на австрийский манер. Его длинные завитые волосы заставляли вспомнить о временах Второй Империи. Граф молодился, скрывая свой возраст, но злые языки давно говорили, что цвет его волос слишком ярок для природного.
Его собеседник выглядел совсем иначе. Его круглая голова с гладким, кирпичного цвета лицом, была обрита под машинку. Одевался он всегда в добротный синий костюм и в самые сильные холода не носил даже плаща. Это был тот самый Гарри Вильям Мэксон, американский миллиардер, славившийся в кругах высшего парижского света несметными богатствами и великолепными скаковыми лошадьми.
– Проходите, проходите, дорогой коллега, – настаивал американец.
Граф Мобан решительно протестовал. Тогда Мэксон вздохнул и улыбнулся:
– Похоже, мы обречены на то, чтобы всегда сталкиваться нос к носу и демонстрировать свою вежливость!
В глазах его появились лукавые огоньки:
– А ведь если бы я сидел сейчас на спине моего доброго Камба, а вы бы оседлали вашу кобылу Перванш, мы бы не были так любезны, не правда ли?
В самом деле, оба мужчины были владельцами лошадей, которых публика считала первыми кандидатами на выигрыш Большого марсельского приза. Граф Мобан улыбнулся:
– Именно так, мой друг. Но в данный момент мне остается только уступить вашей настойчивости. И желаю вам удачи в нынешних скачках.
Несмотря на учтивость, последняя фраза прозвучала фальшиво. Во время разговора бегающий взгляд графа ни разу не встретился со взглядом собеседника. Казалось, он пытается скрыть свои истинные чувства. Впрочем, Мэксон тоже не относился к числу людей, которых легко раскусить. Он не отводил от собеседника взгляд, но лицо его оставалось бесстрастным, и прочесть по нему что-либо было невозможно.
На самом же деле поводы для волнения и беспокойства у господина Мэксона были. Несмотря на огромный годовой доход, способный обеспечить ему безбедное существование до конца дней, американец прежде всего оставался бизнесменом. И он считал непозволительной роскошью проигрывать деньги. Скачки – это тоже бизнес, и если играешь, надо побеждать. На свою лошадь Мэксон поставил весьма значительную сумму, и ему вовсе не улыбалось ее потерять. Однако, всю жизнь занимаясь скаковыми лошадьми, он прекрасно в них разбирался и отдавал себе отчет, что кобыла графа является серьезнейшим конкурентом его жеребцу.
Поднимаясь вслед за своим спутником по ступенькам, Мэксон думал:
«А ведь предложи я ему сейчас проиграть этот заезд в обмен на то, что я сниму свою кандидатуру в президенты жокей-клуба, он наверняка бы согласился!»
Да, не только лошади этих двух господ соперничали между собой. Оба они надеялись занять наиболее почетное место, на которое только может рассчитывать владелец скаковых конюшен – пост президента жокей-клуба. И у обоих были практически равные права на это место. У одного – графский титул и родословная, которой позавидовала бы любая из его лошадей, другой достиг высокого социального положения своим несметным богатством.
Итак, соперники поднялись на трибуну. Почти все места были заняты. На верхней трибуне выделялась женщина в кричаще безвкусном туалете и немыслимой шляпке, украшенной страусовыми перьями. Черепаховым лорнетом она подавала знаки молодому человеку внизу, который оглядывался по сторонам, словно искал кого-то.
Впрочем, это не имело никакого отношения к растерянности или застенчивости. Молодой человек явно был здесь весьма известен. Многие спешили поздороваться с ним, а если он сам приближался к какой-нибудь группе болельщиков, то со всех сторон тянулись руки, и женщины одаривали его самыми ослепительными улыбками.
Заметив наконец знаки, которые подавала ему страусо-черепаховая дама, молодой человек снизошел до ответного помахивания. Женщина сделала несколько шагов ему навстречу:
– Здравствуйте, князь!
Она протянула руку для поцелуя. Молодой человек слегка прикоснулся губами к ее запястью:
– Рад вас видеть, мадам.
Женщина фамильярно взяла его под руку.
– Послушай-ка, Кресси-Мелен, просвети меня. Я только что видела, как граф Мобан и американец Мэксон ворковали, словно голубки. Расскажи мне, как у них дела? Кто станет президентом?
Князь Кресси-Мелен (действительно, князь, хоть и без княжества) глядел на свою собеседницу и думал о том, как она вульгарно накрашена. Тон его ответа вполне соответствовал мыслям:
– А тебе-то что до этого?
Не трудно догадаться, что если граф говорил женщине «ты», да еще в таком тоне, то он не слишком высоко ее ценил.
Дама эта носила весьма громкое имя, которое сама же долго придумывала. В молодости она была известна в Париже под кличкой Зузу. Красоту ее тогда не требовалось реанимировать косметикой, а фигура, теперь расплывшаяся и погрузневшая, была прелестной и соблазнительной. Все это осталось в прошлом, и теперь бывшая кокотка заботилась лишь об одном – чтоб в ее салоне собирались по возможности известные и приличные – хотя бы внешне – люди. Трудно было узнать в ней когда-то одну из самых ярких и известных дам полусвета. Это было давно, во времена кафе «Англе» и ресторана «Дюран»…
– Тебе-то что? – повторил князь.
– Ну, мне интересно!
Бывшая красотка жеманно надула губки:
– У меня теперь бывают очень известные люди! И я бы мечтала увидеть нового президента жокей-клуба в своей гостиной.
– А ты пригласи обоих кандидатов, – усмехнулся князь.
Дама пожала пухлыми плечами:
– Ну, это не выход. В подобных случаях нам, светским людям, нужно действовать наверняка. Ты же на скачках не ставишь на всех фаворитов сразу!
– Пожалуй, ты права, – протянул Кресси-Мелен. – Но тут дело довольно деликатное… Шансы есть у обоих. Граф Мобан представляет в жокей-клубе то, что во Французской академии называют «партией герцогов». Это аристократия, непоколебимая в своем консерватизме и верности традициям. В общем, старая гвардия в крахмальных воротничках. С другой стороны, Мэксон – это новая эпоха, то есть человек, который может претендовать на самые высокие посты благодаря своему уму, энергии, современному деловому подходу. Конечно, в клубе полно людей, которые терпеть не могут ничего нового, но очень многим импонирует Мэксон. Так что у него много шансов.
Зузу понимающе кивнула головой:
– Все ясно. Значит, надо пригласить американца.
– Ну-ну-ну, – покачал головой князь, – не торопись. Миллионы и кругозор – вещи хорошие, но кое-кого они и отпугивают. К тому же, этот господин всегда одевается одинаково. Никто не видел его в смокинге, что обижает, и он никогда не надевает клубного пиджака, что просто оскорбляет ревнителей традиций. Патриархи из комитета жокей-клуба могут поднять скандал. Посмотри на Мобана – титул, блеск, внешность дворянина времен Второй Империи! Автомобиля так и не завел, на ипподром приезжает только в экипаже. Для всех наших старичков это тот самый человек, который возвратит клубу былую респектабельность.
Зузу снова глубокомысленно кивнула:
– Что ж, понятно. Приглашу Мобана.
Князь досадливо поморщился:
– Только не говори потом, что это я тебе посоветовал! Сколько раз повторять, что…
Дама перебила:
– Нет, дорогой, с тобой просто невозможно разговаривать! Битый час мы тут толкуем, а ты не можешь сказать ничего путного. Дескать, если Мэксона не выберут, то президентом станет Мобан, а если Мобан не наберет голосов, то тогда непременно выберут Мэксона. Спасибо за информацию!
Кресси-Мелен прищурился:
– Есть еще третий вариант…
– То есть, они оба?..
Конец фразы заглушил тысячеголосый вопль, возвестивший о начале заезда. По мере того как лошади приближались к финишу, все чаще слышались крики ярости, гнева и отчаяния, свидетельствующие о том, что фавориты не оправдывают надежд игроков.
Заезд на Большой марсельский приз подходил к концу в обстановке всеобщей паники. Поначалу, как и ожидалось, за победу боролись Перванш и Камба. Но на последнем круге случилось непредвиденное. Жокеи фаворитов не успели опомниться, как на повороте их обогнал кто-то третий. Как ни стегали они своих коней, неизвестный с легкостью обошел их и мощным аллюром помчался вперед. К финишу неожиданный победитель оторвался от соперников на пять корпусов.
Это был разгром, разгром не только для наездников, но и для игроков. На никому не известную лошадь не поставил практически никто. Счастливчиков можно было пересчитать по пальцам. Все спрашивали друг у друга, под каким именем записан победитель.
Выяснилось, что лошадь зовут Курт Апре. Это имя никому ровно ни о чем не говорило.
Ошарашенная публика в молчании покидала трибуны. Все чувствовали себя обманутыми и никак не могли поверить в свое поражение. А те немногие, кому повезло, кляли себя, что пожадничали и не поставили больше, – ведь на каждую жалкую пятерку выигрыш составил семьсот тридцать четыре франка пятьдесят семь сантимов! Один Бузотер неутомимо сновал в толпе, предлагая свой товар:
– У меня есть кое-что получше, чем шампанское! Ром, водка, спирт…
Горелка стоял поодаль, задумчиво наблюдая за толпой проигравших.
– Подставка, – пробормотал он. – Как пить дать, подставка…
На трибуне князь Кресси-Мелен подошел к Зузу и небрежно сказал:
– Этот заезд обошелся мне в пятьсот луи. Пожалуй, нужно сделать передышку в игре.
«Боже мой, пятьсот луи! – подумала Зузу. – А ведь, говорят, он рад и двадцати пяти франкам, несмотря на свой титул!»
Она сжала в кулаке два небольших билетика – ее ставка на Курт Апре. Ничего не понимая в лошадях, она всегда ставила наугад, и вот сегодня судьба подарила ей целое небольшое состояние.
Сколько бы ни грешила в жизни Зузу, у нее было добрейшее сердце. Конечно, она знала, что князь не ставил пятьсот луи по той простой причине, что у него не могло быть и половины подобной суммы. Но она почти не сомневалась, что молодой человек проиграл свои последние деньги.
«Нужно помочь бедняге», – решила женщина.
Взяв князя под руку, она спросила:
– Скажи-ка, а ты по-прежнему открываешь котильоны на балах?
– Конечно, – рассеянно ответил тот. – Так сказать, положено по чину…
– Это точно, – кивнула Зузу. – Вы, аристократы, даже не можете получить настоящую профессию.
– Не путай Божий дар с яичницей! – раздраженно бросил князь. – Это не имеет ничего общего с профессией. Это… Это – как служба для священника.
– Ну хорошо, хорошо, – примирительно произнесла женщина. – Кстати, я даю бал на следующей неделе. Публика самая разнообразная – важные шишки и жулики, – впрочем, кто их сейчас различит! – достойные дамы и кокотки. Но должно быть весело, ведь я выкидываю на это столько денег. Может, ты согласишься открыть котильон?
Князь задумался. Не скомпрометирует ли он себя, приняв подобное предложение? Князь Кресси-Мелен, открывающий котильон на сомнительной вечеринке у Зузу… Вряд ли это произведет на светскую публику выгодное впечатление.
Зузу заторопилась:
– Если ты согласишься, то сможешь оформить все по своему усмотрению… Я, видишь ли, в этом ничего не понимаю.
Князь немедленно заинтересовался:
– И сколько же ты выделишь на покупку аксессуаров для праздника?
– Да сколько понадобится! – беззаботно ответила женщина.
– И все-таки?
– Ну, десять тысяч, пятнадцать…
Молодой человек с трудом скрывал радость. За такие деньги можно и плюнуть на общественное мнение! Да и весело, наверное, будет…
– Ну что ж, – сказал он как можно равнодушнее, – согласен. Буду открывать у тебя котильон. Завтра зайду, и мы все обсудим.
Князь с достоинством удалился. Зузу с доброй улыбкой смотрела ему вслед. Этот молодой человек был известен как непревзойденный танцор и зарабатывал себе на жизнь котильонами. Конечно, ему никто не вручал конверт с деньгами, как какому-нибудь ресторанному жиголо. Ему просто поручали купить аксессуары для праздника…
«Итак, десять процентов… – подсчитывал тем временем Кресси-Мелен. – Это будет дельце сотен на пятнадцать! Игра стоит свеч».
Тем временем скачки в Отей закончились. Сгущались сумерки. Ипподром окутал серый вечерний туман, скрывший трибуны и конюшни. Пришло время работать шоферам и кучерам, поджидавшим клиентов у вокзала. Громкими выкриками они старались привлечь к себе внимание.
– Двадцать су! Двадцать су до площади Клиши, Пигаль, Барбес!
– Отсюда на Большие бульвары!
– На площадь Бастилии!
Вскоре крики водителей смолкли – клиентов было слишком много, места всем не хватало. Поднялась суматоха, опоздавшие хватались за борта машин, вскакивали на подножки. Среди топота копыт и рева моторов раздавались гудки клаксонов и позвякивание колокольчиков.
Молодая женщина, не успевшая занять место, потерянно бродила в этой сутолоке. Несколько раз она пыталась залезть в экипаж, но ее выталкивали. Бедняжка просто не знала, что ей делать.
Это была хорошенькая брюнетка со свежим юным лицом и прекрасной фигуркой. На шее у нее красовалась пушистая серая горжетка. Увидев еще одну переполненную повозку, она предприняла новую попытку, но безуспешно. Тут кто-то коснулся ее руки.
Девушка увидела перед собой элегантного мужчину с доброжелательным лицом. На вид ему было года двадцать два – двадцать три. Из-под цилиндра виднелись светлые, с золотистым отливом волосы.
– Мадемуазель, – произнес молодой человек с почтительным поклоном, – я вижу, вам нужно вернуться в Париж. Вы позволите предложить вам место в автомобиле? Это вас не скомпрометирует?
Девушка покраснела.
– Что вы, мсье! – произнесла она. – Я только об этом и мечтаю!
Ее собеседник махнул рукой, и перед ним немедленно остановилось такси. Девушка села, и тут же, по знаку молодого человека, машина рванулась с места. Незнакомец сидел рядом со своей спутницей. Остальные места оказались не занятыми.
– Представляете, не удалось найти больше попутчиков! – сказал молодой человек. – Жаль, право…
Однако его радостная улыбка ясно показывала, что особых сожалений он не испытывает.
Молодая женщина, неожиданно оказавшись наедине с незнакомым мужчиной, покраснела до корней волос.
– Но, мсье, – пролепетала она, – куда же вы едете?
– Конечно, туда же, куда и вы! – воскликнул молодой человек. И добавил с едва уловимой насмешкой в голосе:
– Будьте добры, скажите мне, куда мы оба едем. Надо предупредить шофера.
Зеваки, шатающиеся с праздным видом по загонам, окружили палатку с напитками. С трудом сдерживая хохот, они взирали на субъекта, произносящего этот хвастливый монолог. И было на что посмотреть. Даже если бы торговец не изрек ни слова, вид его непременно привлек бы внимание.
Это был мужчина лет пятидесяти с длинными седеющими лохмами и рыжеватой бородкой. Костюм его был до того потрепан, что, казалось, вот-вот свалится с него по частям. Когда торговец носился возле своей палатки, пританцовывая и размахивая руками, лохмотья развевались, едва поспевая за ним. Больше всего человечек напоминал базарного клоуна. За спиной у него был приторочен медный цилиндр с краником внизу. В промежутке между воплями знаток лошадей хорошо отработанным движением открыл вентиль и подставил под кран мятый цинковый стаканчик. Правда, туда не потекла ни одна из тех жидкостей, которые он так активно рекламировал, но, видимо, это было следствием разумной экономии и бережливости. Настоящий кран открывался тогда, когда перед торговцем возникал клиент, заранее согласившийся уплатить десять сантимов.
Не торопясь отведать водки или спирта, толпа с искренним удовольствием наслаждалась бесплатным спектаклем, который неутомимый продавец демонстрировал без передышки от первого до последнего заезда на ипподроме в Отей. Скачки уже закончились, а он все еще носился вокруг палатки, предлагая твой товар.
– У меня есть водка, коньяк, ром! У меня есть великолепный спирт! Подходите!
При этом он ни на минуту не забывал, что имеет дело с любителями лошадей. Заглядывая клиентам в глаза, он говорил с таинственным видом:
– Только старый торговец знает, какая лошадка придет первой!
И, понизив голос, добавлял:
– Все мои клиенты всегда выигрывают!
Наконец подошло время последнего, решающего заезда. Толпа подалась вперед, стараясь разглядеть фаворита. Торговцу ничего не оставалось, как двигаться вместе с ней. Закрыв палатку, он шлепал ногами по грязи, сгибаясь под тяжестью резервуара с напитками. Медная крышка, формой напоминающая китайскую шапочку, позвякивала в такт его шагам. Однако голос его звучал по-прежнему пронзительно:
– У меня есть ром! У меня есть водка! Только я знаю, какая лошадка придет первой!
Внезапно забавный человечек смолк и замер на месте, глядя на широкоплечего верзилу. Тот посмотрел на торговца, и его мрачная физиономия растянулась в улыбке:
– Бузотер! Никак это ты! Надо же, где пришлось встретиться!
– А где же мне еще быть! Тут, знаешь, все только на мне и держится. Без меня они бы все вылетели в трубу! Весь ипподром идет ко мне за советом. Знают, что лучше знатока не найдешь!
Верзила расхохотался:
– Оно и видно. И платят тебе, наверное, золотом. Иначе у тебя не хватило бы денег на такой шикарный костюм!
Бузотер улыбнулся и беззаботно махнул рукой. Одежда никогда его особо не волновала. Что такое заплаты для человека, который всю жизнь бродяжничал! Зато и повидал он такое, что другим и не снилось. Даже с бандой Фантомаса сводила бродягу судьба, десятки профессий он перепробовал, и вот теперь стал самым популярным продавцом парижского ипподрома.
Приятели отошли в сторонку.
– Рад тебя видеть, Горелка, – негромко произнес Бузотер. – Значит, удалось вырваться из тюряги?
Да, Горелка, знаменитый бандит, наконец-то оказался на свободе. Естественно, зарабатывать себе на жизнь честным трудом ему и в голову не приходило, и поэтому он искренне удивился, увидев старого товарища, занимающегося коммерцией.
Бузотер, в свою очередь, посматривал на гиганта с опаской. Уж ему-то лучше многих других было известно, что Горелка, правая рука Фантомаса, вместе со своим дружком Иллюминатором способен на любое, самое страшное преступление. Таких понятий, как сострадание или совесть, для него не существовало. Бузотер наполнил стаканчик ромом и, увидев, что бандит полез в карман за монетой, поспешно сказал:
– Ну, что ты, старина! Для тебя у меня все бесплатно!
Он подмигнул:
– Меня, знаешь, разорить трудно. Сена – река полноводная…
Оба расхохотались.
– Так как дела? – продолжал Бузотер.
– По-старому… И дружки, и бабы – все прежнее, – ответил Горелка, нависая над маленьким торговцем, словно могучее дерево над низкорослым кустарником. – И Иллюминатор все такой же – кутит покруче меня.
– А Адель?
– Адель? Адель молодцом. Все так и живет со мной.
– Рад за тебя. Я слышал, она тоже подалась в коммерсанты, как и я?
Бандит приосанился:
– Ну, браток, тебе до нее далеко! Мы с Иллюминатором так крепко поставили нашу красотку на ноги, что она уже имеет собственную машину.
– Не может быть! – пораженно воскликнул Бузотер.
– Точно-точно, – подтвердил Горелка, сдерживая улыбку. – Она каждый день толкает эту машину перед собой от улицы Каде до площади Сент-Эсташ. И там торгует зеленью.
Бузотер расхохотался. Так, значит, машина – это повозка для овощей! Он ткнул приятеля кулаком.
– Да, пройдоха, ты не изменился! По-прежнему отмачиваешь шуточки!
Отсмеявшись, торговец стал прощаться.
– Рад был с тобой поболтать, старина. Но, сам понимаешь, дела… Если я тут буду сидеть на одном месте, то не заработаю ни су. Приходится вертеться. Мне ведь надо быть в курсе всего, что творится в этом сумасшедшем доме!
Оставив Горелку около букмекерских касс, где тот хотел, пользуясь толчеей, поживиться парой – тройкой пухлых бумажников, Бузотер засеменил вдоль скаковых дорожек в сторону финиша. Возле барьеров неистовствовала возбужденная толпа. Со всех сторон раздавались пронзительные крики. Люди в передних рядах уже были намертво прижаты к барьеру, а задние все напирали в надежде хоть краем глаза увидеть шапочку того жокея, на которого они поставили. По мере того как лошади приближались к финишу, шум становился все более оглушительным.
– Марокканец! Марокканец придет первым! – вопили справа.
Слева не отставали сторонники Фриволы:
– Фривола, вперед! Поднажми еще немного!
– Кид! Кид! – скандировали в центре.
– Какой Кид? – возмущались рядом. – Этой кляче не дотянуть и до последнего поворота!
И над всем этим гамом отчетливо разносился пронзительный голос Бузотера. Даже не пытаясь следить за ходом скачек, он повторял:
– Ну? Что я вам говорил? Только старый торговец знает, какая лошадка придет первой! Все мои клиенты всегда выигрывают!
Пока простолюдины неистовствовали в грязи у барьера, элегантная публика напряженно наблюдала за состязаниями с трибун. Сегодня на ипподроме в Отей присутствовали поистине сливки общества – ведь именно в этот день разыгрывался Большой марсельский приз. Пятнадцать жокеев на лошадях-трехлетках борются за право получить эту престижную награду. После первых двух заездов пришлось ждать добрых сорок минут, и вот сейчас наступал кульминационный момент. Один за другим появлялись ладно скроенные, подтянутые жокеи и отправлялись на взвешивание. Под мышками они несли седла. У некоторых по потайным карманам были распиханы кусочки свинца, чтобы соответствовать стандарту.
Появление каждой новой лошади на старте вызывало бурное обсуждение. Вовсю заключались пари. По рукам ходила программа заезда.
Поначалу предпочтение отдавалось лошади по имени Камба, принадлежащей знаменитому американскому миллиардеру Мэксону. Большинство считало ее фаворитом. Между тем группе любителей удалось протиснуться к самому барьеру, отделяющему зрителей от места взвешивания жокеев. До них донеслась фраза служащего, слывущего здесь знатоком. Тот уверенно заявил:
– В этот раз выиграет Перванш.
Немедленно и на Перванша было поставлено несколько тысяч. Сторонники Камба тут же взвинтили ставки.
– Ладно-ладно! – перешептывались они. – Еще посмотрим, чья возьмет!
Ставки росли. На Камба и Перванша ставили уже восемь к одному. И если внизу, на газонах, ставки не превышали пяти франков, то здесь, на трибунах, минимальный взнос составлял двадцать пять луидоров. У тотализаторов толпилась богатая, изысканно одетая публика, с карманами, набитыми деньгами.
В конце концов ставки постепенно уравнялись. В заезде было два фаворита. Вскоре раздался гонг, вызывающий жокеев на старт. На трибунах началась давка. Каждый старался выбрать себе место получше. У тотализаторов остались лишь несколько сомневающихся и кучка новичков. Эти, помня поверье, согласно которому играющий впервые всегда выигрывает, хотели поставить на аутсайдера и одним махом заработать приличное состояние.
Возле узкой лесенки, ведущей на трибуну для членов жокей-клуба, столкнулись два господина.
– Прошу вас, граф, проходите.
– О нет, мсье, только после вас!
Оба были завсегдатаями скачек и принадлежали к жокей-клубу уже несколько месяцев. За это время они завоевали там настолько прочное положение, что три недели назад стали членами комитета.
Один из них, граф Мобан, элегантный, корректный пожилой мужчина, носил бакенбарды на австрийский манер. Его длинные завитые волосы заставляли вспомнить о временах Второй Империи. Граф молодился, скрывая свой возраст, но злые языки давно говорили, что цвет его волос слишком ярок для природного.
Его собеседник выглядел совсем иначе. Его круглая голова с гладким, кирпичного цвета лицом, была обрита под машинку. Одевался он всегда в добротный синий костюм и в самые сильные холода не носил даже плаща. Это был тот самый Гарри Вильям Мэксон, американский миллиардер, славившийся в кругах высшего парижского света несметными богатствами и великолепными скаковыми лошадьми.
– Проходите, проходите, дорогой коллега, – настаивал американец.
Граф Мобан решительно протестовал. Тогда Мэксон вздохнул и улыбнулся:
– Похоже, мы обречены на то, чтобы всегда сталкиваться нос к носу и демонстрировать свою вежливость!
В глазах его появились лукавые огоньки:
– А ведь если бы я сидел сейчас на спине моего доброго Камба, а вы бы оседлали вашу кобылу Перванш, мы бы не были так любезны, не правда ли?
В самом деле, оба мужчины были владельцами лошадей, которых публика считала первыми кандидатами на выигрыш Большого марсельского приза. Граф Мобан улыбнулся:
– Именно так, мой друг. Но в данный момент мне остается только уступить вашей настойчивости. И желаю вам удачи в нынешних скачках.
Несмотря на учтивость, последняя фраза прозвучала фальшиво. Во время разговора бегающий взгляд графа ни разу не встретился со взглядом собеседника. Казалось, он пытается скрыть свои истинные чувства. Впрочем, Мэксон тоже не относился к числу людей, которых легко раскусить. Он не отводил от собеседника взгляд, но лицо его оставалось бесстрастным, и прочесть по нему что-либо было невозможно.
На самом же деле поводы для волнения и беспокойства у господина Мэксона были. Несмотря на огромный годовой доход, способный обеспечить ему безбедное существование до конца дней, американец прежде всего оставался бизнесменом. И он считал непозволительной роскошью проигрывать деньги. Скачки – это тоже бизнес, и если играешь, надо побеждать. На свою лошадь Мэксон поставил весьма значительную сумму, и ему вовсе не улыбалось ее потерять. Однако, всю жизнь занимаясь скаковыми лошадьми, он прекрасно в них разбирался и отдавал себе отчет, что кобыла графа является серьезнейшим конкурентом его жеребцу.
Поднимаясь вслед за своим спутником по ступенькам, Мэксон думал:
«А ведь предложи я ему сейчас проиграть этот заезд в обмен на то, что я сниму свою кандидатуру в президенты жокей-клуба, он наверняка бы согласился!»
Да, не только лошади этих двух господ соперничали между собой. Оба они надеялись занять наиболее почетное место, на которое только может рассчитывать владелец скаковых конюшен – пост президента жокей-клуба. И у обоих были практически равные права на это место. У одного – графский титул и родословная, которой позавидовала бы любая из его лошадей, другой достиг высокого социального положения своим несметным богатством.
Итак, соперники поднялись на трибуну. Почти все места были заняты. На верхней трибуне выделялась женщина в кричаще безвкусном туалете и немыслимой шляпке, украшенной страусовыми перьями. Черепаховым лорнетом она подавала знаки молодому человеку внизу, который оглядывался по сторонам, словно искал кого-то.
Впрочем, это не имело никакого отношения к растерянности или застенчивости. Молодой человек явно был здесь весьма известен. Многие спешили поздороваться с ним, а если он сам приближался к какой-нибудь группе болельщиков, то со всех сторон тянулись руки, и женщины одаривали его самыми ослепительными улыбками.
Заметив наконец знаки, которые подавала ему страусо-черепаховая дама, молодой человек снизошел до ответного помахивания. Женщина сделала несколько шагов ему навстречу:
– Здравствуйте, князь!
Она протянула руку для поцелуя. Молодой человек слегка прикоснулся губами к ее запястью:
– Рад вас видеть, мадам.
Женщина фамильярно взяла его под руку.
– Послушай-ка, Кресси-Мелен, просвети меня. Я только что видела, как граф Мобан и американец Мэксон ворковали, словно голубки. Расскажи мне, как у них дела? Кто станет президентом?
Князь Кресси-Мелен (действительно, князь, хоть и без княжества) глядел на свою собеседницу и думал о том, как она вульгарно накрашена. Тон его ответа вполне соответствовал мыслям:
– А тебе-то что до этого?
Не трудно догадаться, что если граф говорил женщине «ты», да еще в таком тоне, то он не слишком высоко ее ценил.
Дама эта носила весьма громкое имя, которое сама же долго придумывала. В молодости она была известна в Париже под кличкой Зузу. Красоту ее тогда не требовалось реанимировать косметикой, а фигура, теперь расплывшаяся и погрузневшая, была прелестной и соблазнительной. Все это осталось в прошлом, и теперь бывшая кокотка заботилась лишь об одном – чтоб в ее салоне собирались по возможности известные и приличные – хотя бы внешне – люди. Трудно было узнать в ней когда-то одну из самых ярких и известных дам полусвета. Это было давно, во времена кафе «Англе» и ресторана «Дюран»…
– Тебе-то что? – повторил князь.
– Ну, мне интересно!
Бывшая красотка жеманно надула губки:
– У меня теперь бывают очень известные люди! И я бы мечтала увидеть нового президента жокей-клуба в своей гостиной.
– А ты пригласи обоих кандидатов, – усмехнулся князь.
Дама пожала пухлыми плечами:
– Ну, это не выход. В подобных случаях нам, светским людям, нужно действовать наверняка. Ты же на скачках не ставишь на всех фаворитов сразу!
– Пожалуй, ты права, – протянул Кресси-Мелен. – Но тут дело довольно деликатное… Шансы есть у обоих. Граф Мобан представляет в жокей-клубе то, что во Французской академии называют «партией герцогов». Это аристократия, непоколебимая в своем консерватизме и верности традициям. В общем, старая гвардия в крахмальных воротничках. С другой стороны, Мэксон – это новая эпоха, то есть человек, который может претендовать на самые высокие посты благодаря своему уму, энергии, современному деловому подходу. Конечно, в клубе полно людей, которые терпеть не могут ничего нового, но очень многим импонирует Мэксон. Так что у него много шансов.
Зузу понимающе кивнула головой:
– Все ясно. Значит, надо пригласить американца.
– Ну-ну-ну, – покачал головой князь, – не торопись. Миллионы и кругозор – вещи хорошие, но кое-кого они и отпугивают. К тому же, этот господин всегда одевается одинаково. Никто не видел его в смокинге, что обижает, и он никогда не надевает клубного пиджака, что просто оскорбляет ревнителей традиций. Патриархи из комитета жокей-клуба могут поднять скандал. Посмотри на Мобана – титул, блеск, внешность дворянина времен Второй Империи! Автомобиля так и не завел, на ипподром приезжает только в экипаже. Для всех наших старичков это тот самый человек, который возвратит клубу былую респектабельность.
Зузу снова глубокомысленно кивнула:
– Что ж, понятно. Приглашу Мобана.
Князь досадливо поморщился:
– Только не говори потом, что это я тебе посоветовал! Сколько раз повторять, что…
Дама перебила:
– Нет, дорогой, с тобой просто невозможно разговаривать! Битый час мы тут толкуем, а ты не можешь сказать ничего путного. Дескать, если Мэксона не выберут, то президентом станет Мобан, а если Мобан не наберет голосов, то тогда непременно выберут Мэксона. Спасибо за информацию!
Кресси-Мелен прищурился:
– Есть еще третий вариант…
– То есть, они оба?..
Конец фразы заглушил тысячеголосый вопль, возвестивший о начале заезда. По мере того как лошади приближались к финишу, все чаще слышались крики ярости, гнева и отчаяния, свидетельствующие о том, что фавориты не оправдывают надежд игроков.
Заезд на Большой марсельский приз подходил к концу в обстановке всеобщей паники. Поначалу, как и ожидалось, за победу боролись Перванш и Камба. Но на последнем круге случилось непредвиденное. Жокеи фаворитов не успели опомниться, как на повороте их обогнал кто-то третий. Как ни стегали они своих коней, неизвестный с легкостью обошел их и мощным аллюром помчался вперед. К финишу неожиданный победитель оторвался от соперников на пять корпусов.
Это был разгром, разгром не только для наездников, но и для игроков. На никому не известную лошадь не поставил практически никто. Счастливчиков можно было пересчитать по пальцам. Все спрашивали друг у друга, под каким именем записан победитель.
Выяснилось, что лошадь зовут Курт Апре. Это имя никому ровно ни о чем не говорило.
Ошарашенная публика в молчании покидала трибуны. Все чувствовали себя обманутыми и никак не могли поверить в свое поражение. А те немногие, кому повезло, кляли себя, что пожадничали и не поставили больше, – ведь на каждую жалкую пятерку выигрыш составил семьсот тридцать четыре франка пятьдесят семь сантимов! Один Бузотер неутомимо сновал в толпе, предлагая свой товар:
– У меня есть кое-что получше, чем шампанское! Ром, водка, спирт…
Горелка стоял поодаль, задумчиво наблюдая за толпой проигравших.
– Подставка, – пробормотал он. – Как пить дать, подставка…
На трибуне князь Кресси-Мелен подошел к Зузу и небрежно сказал:
– Этот заезд обошелся мне в пятьсот луи. Пожалуй, нужно сделать передышку в игре.
«Боже мой, пятьсот луи! – подумала Зузу. – А ведь, говорят, он рад и двадцати пяти франкам, несмотря на свой титул!»
Она сжала в кулаке два небольших билетика – ее ставка на Курт Апре. Ничего не понимая в лошадях, она всегда ставила наугад, и вот сегодня судьба подарила ей целое небольшое состояние.
Сколько бы ни грешила в жизни Зузу, у нее было добрейшее сердце. Конечно, она знала, что князь не ставил пятьсот луи по той простой причине, что у него не могло быть и половины подобной суммы. Но она почти не сомневалась, что молодой человек проиграл свои последние деньги.
«Нужно помочь бедняге», – решила женщина.
Взяв князя под руку, она спросила:
– Скажи-ка, а ты по-прежнему открываешь котильоны на балах?
– Конечно, – рассеянно ответил тот. – Так сказать, положено по чину…
– Это точно, – кивнула Зузу. – Вы, аристократы, даже не можете получить настоящую профессию.
– Не путай Божий дар с яичницей! – раздраженно бросил князь. – Это не имеет ничего общего с профессией. Это… Это – как служба для священника.
– Ну хорошо, хорошо, – примирительно произнесла женщина. – Кстати, я даю бал на следующей неделе. Публика самая разнообразная – важные шишки и жулики, – впрочем, кто их сейчас различит! – достойные дамы и кокотки. Но должно быть весело, ведь я выкидываю на это столько денег. Может, ты согласишься открыть котильон?
Князь задумался. Не скомпрометирует ли он себя, приняв подобное предложение? Князь Кресси-Мелен, открывающий котильон на сомнительной вечеринке у Зузу… Вряд ли это произведет на светскую публику выгодное впечатление.
Зузу заторопилась:
– Если ты согласишься, то сможешь оформить все по своему усмотрению… Я, видишь ли, в этом ничего не понимаю.
Князь немедленно заинтересовался:
– И сколько же ты выделишь на покупку аксессуаров для праздника?
– Да сколько понадобится! – беззаботно ответила женщина.
– И все-таки?
– Ну, десять тысяч, пятнадцать…
Молодой человек с трудом скрывал радость. За такие деньги можно и плюнуть на общественное мнение! Да и весело, наверное, будет…
– Ну что ж, – сказал он как можно равнодушнее, – согласен. Буду открывать у тебя котильон. Завтра зайду, и мы все обсудим.
Князь с достоинством удалился. Зузу с доброй улыбкой смотрела ему вслед. Этот молодой человек был известен как непревзойденный танцор и зарабатывал себе на жизнь котильонами. Конечно, ему никто не вручал конверт с деньгами, как какому-нибудь ресторанному жиголо. Ему просто поручали купить аксессуары для праздника…
«Итак, десять процентов… – подсчитывал тем временем Кресси-Мелен. – Это будет дельце сотен на пятнадцать! Игра стоит свеч».
Тем временем скачки в Отей закончились. Сгущались сумерки. Ипподром окутал серый вечерний туман, скрывший трибуны и конюшни. Пришло время работать шоферам и кучерам, поджидавшим клиентов у вокзала. Громкими выкриками они старались привлечь к себе внимание.
– Двадцать су! Двадцать су до площади Клиши, Пигаль, Барбес!
– Отсюда на Большие бульвары!
– На площадь Бастилии!
Вскоре крики водителей смолкли – клиентов было слишком много, места всем не хватало. Поднялась суматоха, опоздавшие хватались за борта машин, вскакивали на подножки. Среди топота копыт и рева моторов раздавались гудки клаксонов и позвякивание колокольчиков.
Молодая женщина, не успевшая занять место, потерянно бродила в этой сутолоке. Несколько раз она пыталась залезть в экипаж, но ее выталкивали. Бедняжка просто не знала, что ей делать.
Это была хорошенькая брюнетка со свежим юным лицом и прекрасной фигуркой. На шее у нее красовалась пушистая серая горжетка. Увидев еще одну переполненную повозку, она предприняла новую попытку, но безуспешно. Тут кто-то коснулся ее руки.
Девушка увидела перед собой элегантного мужчину с доброжелательным лицом. На вид ему было года двадцать два – двадцать три. Из-под цилиндра виднелись светлые, с золотистым отливом волосы.
– Мадемуазель, – произнес молодой человек с почтительным поклоном, – я вижу, вам нужно вернуться в Париж. Вы позволите предложить вам место в автомобиле? Это вас не скомпрометирует?
Девушка покраснела.
– Что вы, мсье! – произнесла она. – Я только об этом и мечтаю!
Ее собеседник махнул рукой, и перед ним немедленно остановилось такси. Девушка села, и тут же, по знаку молодого человека, машина рванулась с места. Незнакомец сидел рядом со своей спутницей. Остальные места оказались не занятыми.
– Представляете, не удалось найти больше попутчиков! – сказал молодой человек. – Жаль, право…
Однако его радостная улыбка ясно показывала, что особых сожалений он не испытывает.
Молодая женщина, неожиданно оказавшись наедине с незнакомым мужчиной, покраснела до корней волос.
– Но, мсье, – пролепетала она, – куда же вы едете?
– Конечно, туда же, куда и вы! – воскликнул молодой человек. И добавил с едва уловимой насмешкой в голосе:
– Будьте добры, скажите мне, куда мы оба едем. Надо предупредить шофера.
Глава 2
ЛЮБОВНИК ЖОЖО
– Жозеф, кто-нибудь приходил?
– Куда, мсье?
– Сюда, болван! Меня кто-нибудь искал?
– Вас, мсье? Так бы сразу и спросили. От пяти до восьми здесь бывает столько народу, поди знай, кого вы имеете в виду.
– Но сейчас-то половина пятого!
– Вы, как всегда, правы, мсье. Сейчас половина пятого, и вас еще никто не спрашивал. Иначе разве я не передал бы вам сразу! Мсье, наверное, поджидает какую-нибудь юную крошку? Что делать, эти дамочки всегда опаздывают!
– Это точно…
– Я вам скажу, мсье, удивительное дело – чем миниатюрнее красотка, тем дольше ее приходится ждать. Вот высокие – другое дело. Тут столько народу бывает, что я уж убедился – женщина, в которой росту полтора метра, включая каблуки и перья на шляпке, опоздает на свидание минимум на сорок минут. Слава Богу, что они встречаются не со мной! Впрочем, мсье это, конечно, безразлично, у него совсем о другом мысли. Что прикажете принести?
– Рюмку портвейна. Так и не могу приучить себя к чаю, хоть он сейчас и в моде.
Этот разговор происходил в уютной чайной на углу улицы Комартен. Небольшая лавочка со стенами, выкрашенными под мореное дерево, надежно укрывала посетителей от любопытных взглядов прохожих – окна были зашторены плотными занавесками. На вывеске перед входом неразборчиво выведено что-то вроде «Чай-файв-о-клок». Словом, одно из тех непритязательных заведений, которые входили тогда в моду, потеснив традиционные кафе. Популярный напиток нередко привлекал в такие места даже светских дам, которые охотно заходили сюда перед ужином.
– Куда, мсье?
– Сюда, болван! Меня кто-нибудь искал?
– Вас, мсье? Так бы сразу и спросили. От пяти до восьми здесь бывает столько народу, поди знай, кого вы имеете в виду.
– Но сейчас-то половина пятого!
– Вы, как всегда, правы, мсье. Сейчас половина пятого, и вас еще никто не спрашивал. Иначе разве я не передал бы вам сразу! Мсье, наверное, поджидает какую-нибудь юную крошку? Что делать, эти дамочки всегда опаздывают!
– Это точно…
– Я вам скажу, мсье, удивительное дело – чем миниатюрнее красотка, тем дольше ее приходится ждать. Вот высокие – другое дело. Тут столько народу бывает, что я уж убедился – женщина, в которой росту полтора метра, включая каблуки и перья на шляпке, опоздает на свидание минимум на сорок минут. Слава Богу, что они встречаются не со мной! Впрочем, мсье это, конечно, безразлично, у него совсем о другом мысли. Что прикажете принести?
– Рюмку портвейна. Так и не могу приучить себя к чаю, хоть он сейчас и в моде.
Этот разговор происходил в уютной чайной на углу улицы Комартен. Небольшая лавочка со стенами, выкрашенными под мореное дерево, надежно укрывала посетителей от любопытных взглядов прохожих – окна были зашторены плотными занавесками. На вывеске перед входом неразборчиво выведено что-то вроде «Чай-файв-о-клок». Словом, одно из тех непритязательных заведений, которые входили тогда в моду, потеснив традиционные кафе. Популярный напиток нередко привлекал в такие места даже светских дам, которые охотно заходили сюда перед ужином.