Страница:
Осмотрев свою комнату в домике привратника и выслушав наставления о том, что и как ему впредь надлежит говорить и делать, Заурбек вышел на улицу, огляделся по сторонам и, точно поперхнувшись, закашлялся в кулак. Тотчас в окошке на третьем этаже дома напротив задернулась белая, обшитая кружевом, занавеска.
– Эй, абрек! – донеслось из сторожки. – Ты чего стал-то, как фонарный столб? Без команды пост не велено покидать.
Заурбек смерил тяжелым взглядом плечистого детину, ставшего несколько минут назад его начальником.
– Все сматрэть надо. Кто едэт, аткуда, как подъезжает, как уезжает.
– Да что тут сматрэть? – Старший привратник насмешливо передразнил заросшего до глаз бородой помощника. – Это у тебя там в горах ущелье, а здесь улица, все как на ладони видать.
– Видать, гаваришь? – скривил губы Заурбек. – Та стакана улица — четыре падваротни, одна на замке, контора там. Пока стоим, сколько человек вышло, вошло?
– Да ну, спросишь тоже! – отмахнулся румяный детинушка. – Я ж на тебя глядел, несподручно мне было по сторонам пялиться.
– И я на тебя глядэл, – насмешливо проговорил новый страж ворот. – Вошли четыре мужчины, одна женщина, один малчик с маленькой собачкой. Вышел адын мужчина. Вон идет. – Заурбек кивнул в сторону какого-то ремесленника, спешившего в сторону Литейного проспекта.
– Ишь ты, орел глазастый, – уважительно покачал головой старший привратник. – Да что проку-то с того, что ты их пересчитал?
– Может, и нэт, – пожал плечами горец, – а может, и есть. Кто знает?
– Я знаю! – Старший нахмурился, желая показать новичку, кто здесь царь, бог и воинский начальник. – Твое дело за вот этими воротами следить, двор обходить дозором, чтобы через забор никто не пролез. А кто там по чужим подворотням шастает — не твое дело! Уразумел, абрек?
– Ну, зачэм сэрдишься? – Заурбек сложил губы в улыбку. – Разве я обидеть тебя хотел? Мы ж тэперь как две руки. Давай в трактир схожу, шкалик возьму. Как у вас говорят, «обмоем знакомство».
– Оно бы и хорошо, – с тоской вздохнул привратник. – Обычай древний, нарушать его грех, да токо ж где ты, дурья башка, шкалик-то возьмешь? Царем пить воспрещено. У хозяина вон целый погреб, да когда он еще поднесет?
– Запрэтил, гаваришь? – Заурбек усмехнулся уголком губ. – А у мастерового, что из подворотни вышел, из кармана бутылка торчала.
– Да ну! Вот ты шайтан глазастый!
– Другие, кто хадыл, – продолжал между тем Заурбек, – почище адэты. Квартыры дарагие, бэдняку что здесь дэлать?
– О как! – Старший привратник вновь смерил напарника уважительным взглядом. – Разумно глаголешь. Сразу видать, охотник.
– У нас иначе нэ пражить, – пропуская мимо ушей похвалу, кивнул Заурбек. – Но если он нэ отсюда, значыт, прихадыл к кому-то. Топор, пила нэт, бутылка есть! Плохо спрятал, тарапился.
– Ты что же, хочешь сказать, что там кто-то водкой приторговывает?
– Конэчно, нэ раздает!
– Шутишь? – Старший привратник почесал затылок. Заурбек немедленно продемонстрировал улыбку, больше похожую на хищный оскал.
– Так я пайду?
– А как найдешь?
– Э-э-э! Глупое спрашиваешь! Зачэм нос, если по запаху найти нэ можэшь?
– Ну, давай, орел горный, покажи свою удаль.
– А если вдруг хазяин?..
– Скажу, до ветра пошел. Да ты не переживай, до вечера тут особых дел не будет. Вечером — это да, не зевай. Такие люди приезжают — ого-го! Ты, главное, ни перед кем не тушуйся. Хозяин строго-настрого велел смотреть на всех прямо, глаз не опускать и, главное, лишнего не говорить.
Спустя пару минут Заурбек Даушев крутил звонок у двери квартиры на третьем этаже доходного дома в Брусьевом переулке.
– Давай заходи скорей, – в дверном проеме появилась фигура атаманца.
– Водка давай, – не углубляясь в долгие беседы, потребовал младший привратник.
– Держи, не журысь, все по рецепту. Бьет по мозгам, шо кувалда. Вот эти две — нормальные «смирновки». А вот эту откупоришь, когда гости соберутся. Смотри, не перепутай, а то такое «смирно» будет, до утра «вольно» не станет!
– Нэ валнуйся, запомныл. В доме сэйчас пять вооруженных нукеров. Все маладые, крэпкие, кровь так и играет.
– Понятно, – кивнул сотник. – Плюс на воротах охрана. Еще что?
– Барышня савсэм плохая. За доктором посылали. Чарновский от нее вышел, как ночь, черный.
– Угу, тоже зафиксировал. Еще что-то?
– Да, – кивнул Заурбек. – Когда зашел к хазяину, там еще чэловек был.
– Кто такой?
– Тот, каторый на Большой Морской сбежал.
– Конрад Шультце?!
– Он!
– Ну, вот и славно! Стало быть, и с ордером можно будет к господину ротмистру наведаться. Тогда вот что. – Сотник почесал затылок. – Ты с этой бутылкой пока не торопись. Я начальству доложусь, пусть решает. Если угощать — поставлю на окно лампу. Запомнил?
– Абижаешь?
– Ладно, поторопись. А то как бы твой начальник не разобиделся!
Кабинет начальника жандармского управления сотрясали гром и молнии. Поручик Вышеславцев стоял, будто одинокое дерево в степи, самим существованием своим притягивая грозовые удары.
– Вы что же, поручик, на фронт захотели? Вшей окопных кормить? Что это у вас творится? Кажется, только безногий еще от вас не убегал! Государственных преступников упустили! Шпионов! Не шантрапу какую-нибудь! – Начальник управления грозно зыркнул на убитого горем подчиненного. – Звание жандарма позорите! То у вас часовые напиваются, как сапожники, то в минуте ходьбы от Зимнего посреди святая святых — Главного штаба, какой-то проходимец разоружает вашего человека и скрывается, прихватив мундир и оружие! Да вы, сударь, понимаете, чем это пахнет?
– С вашего позволения, – едва слышно выдавил поручик, – документ, мундир и шашка найдены.
– Где?
– Неподалеку. Там, знаете, баня.
– При чем тут баня?
– Видите ли, ваше превосходительство, – запинаясь, отвечал Вышеславцев. – Беглый капрал Длугаш заскочил в баню, направил на банщика наган и заставил того открыть шкафчики посетителей. Затем, прихватив чью-то одежду, сбросил мундир и скрылся.
– Хорош! – Начальник жандармского управления обошел вокруг стола и вплотную подошел к тоскливо взирающему на него поручику. – А вы что же?
– Ищем, ваше превосходительство. Он не мог далеко уйти. Да и куда ему деться с такими-то приметами?
– Ваше счастье, что и Платон Аристархович тоже говорит, мол, куда ему деться. Благодарите, Алексей Иванович, мою доброту, Бога и полковника Лунева, а то б уже небось в штыковую на германца ходили! А это, я вам скажу, не по Невскому с дамами фланировать. Серба этого мне хоть из-под земли выньте! – Генерал поднес к лицу поручика поросший волосами кулак. – Уяснили?!
– А как же с налетом-то?
– Да ты и впрямь, братец, тупой! Иль не ясно тебе, что капрал этот, ежели Распутина оболгать хотел, так, стало быть, сам к налету и причастен. От своих подозрение отводил, каналья! Найдите его, поручик, а то ведь сами знаете, я миндальничать не стану!
По коридорам госпиталя несся тихий шепот: «Царь! Царь идет!» Государь появлялся здесь едва ли не каждый день, иногда с супругой и дочерьми, иногда сам, всегда принося раненым фрукты и сладости, а порою вручая новоприбывшим героям медали за отвагу и георгиевские кресты. Каждый раз императора ждали с воодушевлением. Он милостиво принимал доклад начальника госпиталя, обходил с ним палаты, беседовал с ранеными, благосклонно кивал, не слишком, впрочем, прислушиваясь к их речам.
Как ни пытался Николай II убедить себя в обратном, но более всех находившихся здесь офицеров и нижних чинов его интересовала участь лежащей в отдельной палате фрейлины Анны Вырубовой, сильно пострадавшей в недавней железнодорожной катастрофе. Обойдя все прочие палаты и сочтя императорский долг милосердия исполненным, Николай II поднялся этажом выше, туда, где под охраной преображенцев находилась наперсница императрицы и задушевная подруга всего их семейства.
Увидев государя, лейб-гвардейцы отсалютовали ружьями, гулко опустив приклады на пол.
– Вольно, вольно! – махнул рукой венценосный шеф полка, чуть заметно морщась. – Не шумите, не тревожьте Аннушку.
Он прошел мимо преданных ему великанов-усачей и отворил дверь. Кроме самой фрейлины в комнате находился Старец, методично намазывающий вязкой бурой смесью колени фрейлины. Заметив императора, Анна Вырубова схватилась за край тумбочки, словно намереваясь подняться. Распутин встал, по обычаю кланяясь императору в пояс.
– Здравствуй, батюшка!
– Как самочувствие Аннушки? – отводя целителя чуть в сторону, поинтересовался государь.
– С утра боли сильные были, – покачал головой Григорий. – Ну а теперь хоть танцуй.
– Ну, танцевать-то, положим, рановато, – печально улыбнулся император.
– Отчего же? – Распутин гордо расправил плечи. – Разве Спаситель не поднял Лазаря из могилы? Коли в божью силу верить, всякое чудо статься может. Ну-ка, Аня, подымись-ка на свои резвые ножки!
Вырубова удивленно поглядела на Старца, но не посмела перечить. Она опустила ноги на ковер, устилавший пол подле ее ложа, и неожиданно для себя спокойно поднялась.
– Ну что, болит где-нибудь или тревожит?
– Нет! – ошеломленно проговорила фрейлина, не спуская с божьего человека влюбленного взгляда.
– Вот и славно. Два-три дня еще полечишься, и лучше прежнего станешь. С лошадью взапуски бегать сможешь!
– Это чудо! – выдохнул Николай II.
– Божья воля приходит в мир через меня. – Распутин поднял вверх указующий перст.
– Любую награду проси! – Царь развел руками.
– Не мне награда, но Господу! – воздев очи к лепному потолку, вещал Старец. – Что ему злато и все царства земные? Но ежели вопрошаешь ты, чем воздать Спасителю, отвечу: нет мне иной корысти, кроме как счастье твоего дома да польза родимому Отечеству. И чтоб лик Господень не отвернулся от вас, прошу тебя, государь мой, вели отдать в мою власть ведьму Лаис Эстер. Во всем свете никому, кроме меня, не совладать с ней. От козней ее и тебе, и царству твоему многие беды проистекают.
Николай II взял целителя под руку и заговорил тихо, стараясь, чтобы разговор их не достиг чужих ушей.
– Пойми меня, Григорий. Мне самому эта ведьма досаждает, я рад буду избавиться от нее и, конечно же, не премину исполнить твою просьбу. Однако не сейчас. Так надо… – Император замялся. – Следует повременить. Это для нашей безопасности.
– Господь вручил тебе царствие, ибо ведома ему сила твоя, – покачал головой старец. – Меня ж он привел из дальних мест к царскому двору, дабы хранил я тебя, семейство твое, а с ним и всю Россию. Не станет меня — и царству не выстоять, и всем вам конец придет. Россия кровью умоется да крапивой утрется. Все замыслы твои — суть человечьего разумения плоды. Мои же — божьей десницей начертаны. Ты царь — тебе решать. Я же вновь говорю: отдай мне ведьму. Не завтра, не днями, а нынче же! – Старец умолк, затем, выдержав паузу, вновь обратился к императору: — Ну что, отдашь ли?
– Да, – склонил голову Николай II.
ГЛАВА 12
Чарновский сидел у постели Лаис, ласково гладя ее иссиня-черные шелковистые локоны.
– Какая же ты у меня хрупкая. Ну ничего, здесь отлежишься, придешь в себя, окрепнешь, а там я тебя куда-нибудь подальше от войны и холодов переправлю. Ну вот, скажем, в Австралию. Знаешь, какие в Австралии кенгуру?
Лаис слабо улыбнулась. Она, конечно, понимала, что все, о чем сейчас говорит ее возлюбленный, имеет целью лишь успокоить ее. Какая уж тут Австралия, когда на море столь же, если не более опасно, чем на берегу. Но ей было приятно ощущать заботу этого могучего великана, казалось, самой природой созданного для геройских подвигов и покорения дамских сердец.
– Послушай, – тихо произнесла она, прерывая рассказ конногвардейца о повадках кенгуру. – Мой тайный кабинет — вы нашли его?
– Ну, после того, как в нем побывал Распутин, найти его было также сложно, как Зимний дворец. Не волнуйся, все на месте. Я позаботился, чтобы ничего не пропало.
– Замечательно! – Лаис откинулась на подушки. – Мы должны вновь совершить ритуал вызова демона. Страшно даже предположить, что может произойти, если Хаврес, великий Герцог народа своего, заполучит в свое распоряжение столь жуткую особу, как Распутин.
– Да ну, скажешь тоже. Не такой уж он и жуткий, – отмахнулся Чарновский. – Обычный темный мужик с быдлячьими повадками, дорвавшийся до власти.
– Нет, – покачала головой женщина, – это не так. Он — порождение демона, и теперь сила его достигнет небывалой мощи, а устремления… Даже представить сложно, что взбредет ему в голову!
– Ну, предположим, – задумчиво кивнул Чарновский, – может быть, ты права. Что же, по-твоему, мы должны сделать?
– Я уже сказала тебе — вызвать Хавреса и вернуть туда, откуда я его ненароком выпустила.
Ротмистр с сомнением покачал головой.
– В таком-то состоянии?
– Я должна это сделать. – Беглая жрица Прародительницы Эстер с неожиданной силой вцепилась в руку конногвардейца. – Господи, как мне здесь холодно и страшно!
Чарновский молча вздохнул. Было о чем подумать.
– Ладно, попробуем сделать все, как ты пожелаешь. Хотя, право слово, не стоит уж так тревожиться.
Возлюбленная поглядела на него с нескрываемой грустью.
– Днем в мой дом приходил один из нотеров. Он был в какой-то форме, вооружен и преспокойно разговаривал с жандармом, словно те и не думали стеречь мой дом. Стражи Храма нашли меня в Петрограде, значит, теперь постараются сделать все, чтобы захватить или уничтожить. Не говори мне, что они не смогут ворваться сюда. Они смогут, ты не представляешь, что это за люди. Мне очень страшно. Прости, я должно быть, ужасная трусиха. Но ведь пламя и впрямь подступает со всех сторон.
– Ну-ну, не беспокойся. С нашей охраной можно ничего не опасаться. Пока отдыхай, набирайся сил, а я прикажу найти тебе комнату для заклинаний и вынести оттуда всю мебель.
Он поднялся и, поцеловав каждый пальчик ее тонкой ручки, вышел из спальни.
– Мишель, Мишель, – грустно проговорила вслед ему госпожа Эстер, – как же тебе все объяснить, чтобы ты понял?!
Барраппа страдал от голода. С утра у него маковой росинки во рту не было, и в ближайшие часы уж точно кормить его никто не собирался. Погрузив охранявшего его жандарма в состояние безмолвного оцепенения, он без особых проблем покинул здание Главного штаба. Однако, понимая, что его маскарад дает лишь кратковременную отсрочку, недавний арестант поспешил сменить одеяние, как только представился случай. Увы, поменять лицо было выше его сил. Очередной задачей было добраться до Лаис.
Когда он доковылял до ее дома, дюжие грузчики уже таскали сундуки и чемоданы в запряженные битюгами фургоны. На крыльце статный конногвардеец, потрясая кулаком, вдохновенно переругивался с жандармом, пытавшимся не допустить переезда особы, состоящей под охраной. Когда оскальзывающиеся на утоптанном снегу грузчики вытащили из дома очередной сундук, Барраппа без лишних разговоров подхватил его сбоку, помогая удерживать тяжелое, окованное металлическими полосами вместилище дамских тряпок. Вслед за тем молча залез в фургон, словно бы для того, чтобы получше разместить там груз.
То ли его приняли за одного из слуг, то ли попросту были рады нежданному помощнику, но ни у кого и мысли не возникло поинтересоваться, откуда взялся этот крепкого вида чужак и что ему здесь надо. Между тем Барраппа аккуратно поставил сундук среди прочих вещей Лаис и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, принялся доставать из него платья и распихивать их по соседним тюкам.
Спустя несколько минут повозка тронулась, а еще через полчаса, уже сидя в сундуке, капрал Длугаш почувствовал, как те же, а может, и другие грузчики с кряхтением подхватили сундук, в котором он приехал, и, ругая сквозь зубы господ, понесли куда-то, судя по звуку, в дом. Наконец-то он мог почувствовать себя в относительной безопасности, однако очень скоро это чувство сменилось до обидного банальным чувством голода.
Барраппа прислушался, ожидая услышать чьи-нибудь голоса. Но нет, снаружи не доносилось ни единого звука. Тогда он приподнял крышку и, стараясь двигаться как можно тише, вылез. Должно быть, он очутился в чулане, во всяком случае, к жилым помещениям комната, куда был занесен сундук, похоже, не относилась.
Впотьмах он подошел к двери и толкнул ее. Чулан оказался заперт. Длугаш тихо выругался, спрашивая себя, кому и зачем пришла в голову идея запирать этакие сокровища. Не то чтобы его сильно смущал замок. Подобные немудрящие приспособления он умел вскрывать быстро и не оставляя следов. Но сам факт.
Он оглянулся в поисках какого-нибудь гвоздя, но тут услышал звук шагов в коридоре, приближающихся к его убежищу. Не дожидаясь встречи с «местным населением», Барраппа бросился к сундуку и едва успел опустить над собой крышку, как совсем рядом послышались голоса:
– Где, интересно, прикажешь искать все это чародейское барахло? – спрашивал один.
– Здесь, – не вдаваясь в долгие объяснения, произнес другой.
– Да? Ты предлагаешь все это сейчас перелопатить, чтобы отыскать, где упрятан магический треножник, плошки и прочие таинственные диковины?
– А что, есть варианты? И почему ты вообще решил, что ей сейчас надо кого-то куда-то вызывать? Что доктор сказал? Может, у нее жар, и она бредит?
– Доктор сказал, что у нее сильное нервное потрясение или истощение — что-то в этом роде. И что огорчать ее сейчас нельзя ни в коем случае. Поэтому надо искать.
– Вот ведь, – послышалось в ответ. – А что, если сам вызов демона — на ее перегреве случился? Ведь если повторить фокус не удастся — она вообще с ума может сойти. Она ж в это действительно верит.
– Верит, – подтвердил первый голос. – А ты нет?
– Ты же сам знаешь, – начал второй. – Всякое доводилось видеть. Но демоны — по-моему, это уже перебор!
– Может быть, может быть, – отозвался первый. – А если нет? Ладно, пошли. Я, кажется, вспомнил, куда положил всю ее волшебную снарягу. Давай побыстрее. А то магия магией, но до заседания Капитула следует подготовить сводки.
Строй жандармов, затаив дыхание, глядел на сухощавого мужика в смазанных дегтем сапогах и черном, похожем на монашеское одеянии. В окладистой бороде этого человека застряла квашеная капуста, волосы были всклокочены, но он, обходя фронт замерших в ожидании приказа стражей трона, и не думал обращать внимание на подобные мелочи. В этом строю едва ли не каждый знал, какие темные делишки числятся за Гришкой Новых, однако никто, даже сам шеф жандармского корпуса, не смел потребовать ответа за преступления у Боговдохновенного Старца.
Прочитав царскую записку, генерал Джунковский тихо выругался сквозь зубы по матушке, но все же, поморщившись, велел штурмовать «злокозненное гнездо заговорщиков». И вот теперь долгобородый мужик в смазанных дегтем сапогах и с капустой в бороде ходил перед строем жандармов, командуя, точно главарь налетчиков своей бандой.
– …И запомните, кого там только ни увидите, всякий царю и Отечеству смертный враг, у всякого оружие имеется. Если вы их помилуете, они вам спуска не дадут! Особенно хозяин дома. Этот и вовсе ходит, аки зверь рыкающий, ищи, кого бы пожрать. Сколько молодцов при нем — неведомо. Ну, да не о них речь. А вот баба, что в том доме с нынешнего дня проживает…
При этих словах Распутин почувствовал, будто железные крючья вонзились в его плоть и рванули так, что едва не вывернули наизнанку. Глаза Старца выкатились от боли, и нижняя челюсть отвисла в немом вопле.
«– Молись! – взвыл голос, который можно было назвать демоническим, поскольку таковым он и являлся на самом деле. – Молись немедленно! – разрывая грудь и переплетая ребра, выл Хаврес.
– Так ведь… – начал было про себя Распутин.
– По-своему, по-своему молись, – шипастой змеей извивался внутри его демон. – За себя проси! Моли об избавлении от мук, чародейством насылаемых! Победы над врагом алкай! Только истово и скоро!»
Распутину внезапно показалось, будто выловленный им некогда в Тоболе огромадный сом вдруг очутился внутри него и стал, хлеща широченным хвостом, биться в ужасной агонии.
– Девицу мне приведите целой! – взвыл Распутин, жестом подавая знак жандармам приступать к операции. – Ни один волос… – простонал он уже вослед, трясясь и катаясь по полу в конвульсиях.
Жандармы поспешили скрыться, оставив в одиночестве святого Старца, чье искаженное мучительными гримасами лицо сейчас было столь ужасно, что обе шеренги испытанных годами беспорочной службы людей, прошедших огонь и воду, невольно дрогнули и подались назад. Если бы сейчас кто-нибудь оглянулся, то увидел бы, как стоя на коленях Старец бьется лбом оземь, приговаривая довольно громко:
«Господь, в великой милости своей защити меня, разрушь козни умышляющих против меня, дай силу одолеть врагов, Дай силы и стойкости одолеть умышляющих против Божьего престола. Молю тебя, Господи, услышь моления раба твоего Григория!»
– Я больше не могу. Так не должно быть, но демон не слушает меня.
– На этот раз обошлось! – выдохнул Хаврес, и Распутин почувствовал, как боль уходит сама собой, не оставляя и следа. – Но следует поторопиться.
Лаис не ведала, сколько времени была без сознания. В ее взбудораженном мозгу крутились неясные образы прошлого иди того, что могло быть ее прошлым, но происходило не здесь и не с ней. Вновь сияло над головой синее бескрайнее небо, до которого не могли дотянуться каменные пальцы вздыбленных скал. Вновь перед ней открывались темные отроги гор, где водились чудовища, о которых во всех прочих землях даже и не слышали. А если и слышали, то не могли поверить.
Даже львы сторонились диких порождений необузданного, древнего, как эти горы, зла. А жители на многие мили в округе почитали эти места запретными и недобрыми. Они говорили, что там водятся драконы, способные, раз щелкнув челюстями, перекусить антилопу. И эти люди, далекие от цивилизации, знали о чем говорили.
Как бы ни был отважен князь Лайош Эстерхази, когда-то на спор решивший проникнуть в запретный город, он понимал, что уйти из него тем же путем, да к тому же спустя много лет, ему не удастся. Тогда-то ему и пришла в голову идея воспользоваться для побега кольцом Соломона, чтобы вызванный демон перенес их подальше от Карнаве.
Вероятно, стоило бы сразу потребовать у пришельца из адской бездны доставить беглецов в один из замков князя Лайоша, но отец не хотел привлекать лишнего внимания к своему появлению. Толковать должны были, что он появился, а не о том, как он то сделал.
Лаис тогда с ужасом глядела, как старый охотник бестрепетно ломает священные печати на крышке яхонтового ковчежца, в котором хранилось заветное сокровище. Небо должно было разверзнуться, и молнии поразить осквернителя гробницы. Но все было по-прежнему: над головой радостно синел ясный небосвод, и даже усыпленные неведомым зельем стражи не вскинулись, чтобы остановить их.
«Вот сейчас и проверим, – усмехнулся тогда в седые усы старый Лайош, – впрямь я из рода Эстер, или же все это — пустые сказки». И он надел перстень на палец…
Тогда все обошлось. Демон покорно явился на зов, исполнил волю господина и исчез по его приказу, не оставив следа… Или оставив? Как-то же смогли нотеры отыскать их убежище в Каире!
Все прошедшие с того рокового дня годы память о свершенном ими чудовищном преступлении не давала ей покоя. Она лишь указала отцу расположение тайного святилища, но… сорвавшийся с вершины камень порождает лавину. Теперь, стоило Лаис хоть чуть-чуть позабыть о преследующем ее кошмаре, как ночью во сне вновь являлся один из нотеров-хранителей, а иногда и много, очень много — стеной до горизонта. Сегодня Лаис видела одного из них наяву, совсем рядом, и пистолет в руке не вызывал сомнений в его намерениях. В уме девушки всплыло смуглое лицо ее двоюродного брата… В ужасе она распахнула глаза и в полумраке спальни различила знакомые суровые черты.
– Мир тебе, Лаис, – прошептал человек рядом с ней.
– И тебе долгих лет, Барраппа, – в ответ чуть слышно проговорила госпожа Эстер.
Заурбек Даушев не любил города. Он терпеть не мог эти зажатые угрюмыми домами ущелья стылых улиц, провалы Дворов, висящую в небе копоть и несущиеся со всех сторон запахи духов и помойки. Все его обостренные до предела чувства дикого зверя, ощущавшего себя в горах куда лучше, чем под крышей дома, подвергались жесточайшему испытанию бездушной громадой северной столицы. Едва скрывая презрение, он глядел на бледные лица жителей города, на их худосочные или же, наоборот, расплывшиеся фигуры, и недоумевал про себя, как такой народ мог захватить его родную землю.
– Эй, абрек! – донеслось из сторожки. – Ты чего стал-то, как фонарный столб? Без команды пост не велено покидать.
Заурбек смерил тяжелым взглядом плечистого детину, ставшего несколько минут назад его начальником.
– Все сматрэть надо. Кто едэт, аткуда, как подъезжает, как уезжает.
– Да что тут сматрэть? – Старший привратник насмешливо передразнил заросшего до глаз бородой помощника. – Это у тебя там в горах ущелье, а здесь улица, все как на ладони видать.
– Видать, гаваришь? – скривил губы Заурбек. – Та стакана улица — четыре падваротни, одна на замке, контора там. Пока стоим, сколько человек вышло, вошло?
– Да ну, спросишь тоже! – отмахнулся румяный детинушка. – Я ж на тебя глядел, несподручно мне было по сторонам пялиться.
– И я на тебя глядэл, – насмешливо проговорил новый страж ворот. – Вошли четыре мужчины, одна женщина, один малчик с маленькой собачкой. Вышел адын мужчина. Вон идет. – Заурбек кивнул в сторону какого-то ремесленника, спешившего в сторону Литейного проспекта.
– Ишь ты, орел глазастый, – уважительно покачал головой старший привратник. – Да что проку-то с того, что ты их пересчитал?
– Может, и нэт, – пожал плечами горец, – а может, и есть. Кто знает?
– Я знаю! – Старший нахмурился, желая показать новичку, кто здесь царь, бог и воинский начальник. – Твое дело за вот этими воротами следить, двор обходить дозором, чтобы через забор никто не пролез. А кто там по чужим подворотням шастает — не твое дело! Уразумел, абрек?
– Ну, зачэм сэрдишься? – Заурбек сложил губы в улыбку. – Разве я обидеть тебя хотел? Мы ж тэперь как две руки. Давай в трактир схожу, шкалик возьму. Как у вас говорят, «обмоем знакомство».
– Оно бы и хорошо, – с тоской вздохнул привратник. – Обычай древний, нарушать его грех, да токо ж где ты, дурья башка, шкалик-то возьмешь? Царем пить воспрещено. У хозяина вон целый погреб, да когда он еще поднесет?
– Запрэтил, гаваришь? – Заурбек усмехнулся уголком губ. – А у мастерового, что из подворотни вышел, из кармана бутылка торчала.
– Да ну! Вот ты шайтан глазастый!
– Другие, кто хадыл, – продолжал между тем Заурбек, – почище адэты. Квартыры дарагие, бэдняку что здесь дэлать?
– О как! – Старший привратник вновь смерил напарника уважительным взглядом. – Разумно глаголешь. Сразу видать, охотник.
– У нас иначе нэ пражить, – пропуская мимо ушей похвалу, кивнул Заурбек. – Но если он нэ отсюда, значыт, прихадыл к кому-то. Топор, пила нэт, бутылка есть! Плохо спрятал, тарапился.
– Ты что же, хочешь сказать, что там кто-то водкой приторговывает?
– Конэчно, нэ раздает!
– Шутишь? – Старший привратник почесал затылок. Заурбек немедленно продемонстрировал улыбку, больше похожую на хищный оскал.
– Так я пайду?
– А как найдешь?
– Э-э-э! Глупое спрашиваешь! Зачэм нос, если по запаху найти нэ можэшь?
– Ну, давай, орел горный, покажи свою удаль.
– А если вдруг хазяин?..
– Скажу, до ветра пошел. Да ты не переживай, до вечера тут особых дел не будет. Вечером — это да, не зевай. Такие люди приезжают — ого-го! Ты, главное, ни перед кем не тушуйся. Хозяин строго-настрого велел смотреть на всех прямо, глаз не опускать и, главное, лишнего не говорить.
Спустя пару минут Заурбек Даушев крутил звонок у двери квартиры на третьем этаже доходного дома в Брусьевом переулке.
– Давай заходи скорей, – в дверном проеме появилась фигура атаманца.
– Водка давай, – не углубляясь в долгие беседы, потребовал младший привратник.
– Держи, не журысь, все по рецепту. Бьет по мозгам, шо кувалда. Вот эти две — нормальные «смирновки». А вот эту откупоришь, когда гости соберутся. Смотри, не перепутай, а то такое «смирно» будет, до утра «вольно» не станет!
– Нэ валнуйся, запомныл. В доме сэйчас пять вооруженных нукеров. Все маладые, крэпкие, кровь так и играет.
– Понятно, – кивнул сотник. – Плюс на воротах охрана. Еще что?
– Барышня савсэм плохая. За доктором посылали. Чарновский от нее вышел, как ночь, черный.
– Угу, тоже зафиксировал. Еще что-то?
– Да, – кивнул Заурбек. – Когда зашел к хазяину, там еще чэловек был.
– Кто такой?
– Тот, каторый на Большой Морской сбежал.
– Конрад Шультце?!
– Он!
– Ну, вот и славно! Стало быть, и с ордером можно будет к господину ротмистру наведаться. Тогда вот что. – Сотник почесал затылок. – Ты с этой бутылкой пока не торопись. Я начальству доложусь, пусть решает. Если угощать — поставлю на окно лампу. Запомнил?
– Абижаешь?
– Ладно, поторопись. А то как бы твой начальник не разобиделся!
Кабинет начальника жандармского управления сотрясали гром и молнии. Поручик Вышеславцев стоял, будто одинокое дерево в степи, самим существованием своим притягивая грозовые удары.
– Вы что же, поручик, на фронт захотели? Вшей окопных кормить? Что это у вас творится? Кажется, только безногий еще от вас не убегал! Государственных преступников упустили! Шпионов! Не шантрапу какую-нибудь! – Начальник управления грозно зыркнул на убитого горем подчиненного. – Звание жандарма позорите! То у вас часовые напиваются, как сапожники, то в минуте ходьбы от Зимнего посреди святая святых — Главного штаба, какой-то проходимец разоружает вашего человека и скрывается, прихватив мундир и оружие! Да вы, сударь, понимаете, чем это пахнет?
– С вашего позволения, – едва слышно выдавил поручик, – документ, мундир и шашка найдены.
– Где?
– Неподалеку. Там, знаете, баня.
– При чем тут баня?
– Видите ли, ваше превосходительство, – запинаясь, отвечал Вышеславцев. – Беглый капрал Длугаш заскочил в баню, направил на банщика наган и заставил того открыть шкафчики посетителей. Затем, прихватив чью-то одежду, сбросил мундир и скрылся.
– Хорош! – Начальник жандармского управления обошел вокруг стола и вплотную подошел к тоскливо взирающему на него поручику. – А вы что же?
– Ищем, ваше превосходительство. Он не мог далеко уйти. Да и куда ему деться с такими-то приметами?
– Ваше счастье, что и Платон Аристархович тоже говорит, мол, куда ему деться. Благодарите, Алексей Иванович, мою доброту, Бога и полковника Лунева, а то б уже небось в штыковую на германца ходили! А это, я вам скажу, не по Невскому с дамами фланировать. Серба этого мне хоть из-под земли выньте! – Генерал поднес к лицу поручика поросший волосами кулак. – Уяснили?!
– А как же с налетом-то?
– Да ты и впрямь, братец, тупой! Иль не ясно тебе, что капрал этот, ежели Распутина оболгать хотел, так, стало быть, сам к налету и причастен. От своих подозрение отводил, каналья! Найдите его, поручик, а то ведь сами знаете, я миндальничать не стану!
По коридорам госпиталя несся тихий шепот: «Царь! Царь идет!» Государь появлялся здесь едва ли не каждый день, иногда с супругой и дочерьми, иногда сам, всегда принося раненым фрукты и сладости, а порою вручая новоприбывшим героям медали за отвагу и георгиевские кресты. Каждый раз императора ждали с воодушевлением. Он милостиво принимал доклад начальника госпиталя, обходил с ним палаты, беседовал с ранеными, благосклонно кивал, не слишком, впрочем, прислушиваясь к их речам.
Как ни пытался Николай II убедить себя в обратном, но более всех находившихся здесь офицеров и нижних чинов его интересовала участь лежащей в отдельной палате фрейлины Анны Вырубовой, сильно пострадавшей в недавней железнодорожной катастрофе. Обойдя все прочие палаты и сочтя императорский долг милосердия исполненным, Николай II поднялся этажом выше, туда, где под охраной преображенцев находилась наперсница императрицы и задушевная подруга всего их семейства.
Увидев государя, лейб-гвардейцы отсалютовали ружьями, гулко опустив приклады на пол.
– Вольно, вольно! – махнул рукой венценосный шеф полка, чуть заметно морщась. – Не шумите, не тревожьте Аннушку.
Он прошел мимо преданных ему великанов-усачей и отворил дверь. Кроме самой фрейлины в комнате находился Старец, методично намазывающий вязкой бурой смесью колени фрейлины. Заметив императора, Анна Вырубова схватилась за край тумбочки, словно намереваясь подняться. Распутин встал, по обычаю кланяясь императору в пояс.
– Здравствуй, батюшка!
– Как самочувствие Аннушки? – отводя целителя чуть в сторону, поинтересовался государь.
– С утра боли сильные были, – покачал головой Григорий. – Ну а теперь хоть танцуй.
– Ну, танцевать-то, положим, рановато, – печально улыбнулся император.
– Отчего же? – Распутин гордо расправил плечи. – Разве Спаситель не поднял Лазаря из могилы? Коли в божью силу верить, всякое чудо статься может. Ну-ка, Аня, подымись-ка на свои резвые ножки!
Вырубова удивленно поглядела на Старца, но не посмела перечить. Она опустила ноги на ковер, устилавший пол подле ее ложа, и неожиданно для себя спокойно поднялась.
– Ну что, болит где-нибудь или тревожит?
– Нет! – ошеломленно проговорила фрейлина, не спуская с божьего человека влюбленного взгляда.
– Вот и славно. Два-три дня еще полечишься, и лучше прежнего станешь. С лошадью взапуски бегать сможешь!
– Это чудо! – выдохнул Николай II.
– Божья воля приходит в мир через меня. – Распутин поднял вверх указующий перст.
– Любую награду проси! – Царь развел руками.
– Не мне награда, но Господу! – воздев очи к лепному потолку, вещал Старец. – Что ему злато и все царства земные? Но ежели вопрошаешь ты, чем воздать Спасителю, отвечу: нет мне иной корысти, кроме как счастье твоего дома да польза родимому Отечеству. И чтоб лик Господень не отвернулся от вас, прошу тебя, государь мой, вели отдать в мою власть ведьму Лаис Эстер. Во всем свете никому, кроме меня, не совладать с ней. От козней ее и тебе, и царству твоему многие беды проистекают.
Николай II взял целителя под руку и заговорил тихо, стараясь, чтобы разговор их не достиг чужих ушей.
– Пойми меня, Григорий. Мне самому эта ведьма досаждает, я рад буду избавиться от нее и, конечно же, не премину исполнить твою просьбу. Однако не сейчас. Так надо… – Император замялся. – Следует повременить. Это для нашей безопасности.
– Господь вручил тебе царствие, ибо ведома ему сила твоя, – покачал головой старец. – Меня ж он привел из дальних мест к царскому двору, дабы хранил я тебя, семейство твое, а с ним и всю Россию. Не станет меня — и царству не выстоять, и всем вам конец придет. Россия кровью умоется да крапивой утрется. Все замыслы твои — суть человечьего разумения плоды. Мои же — божьей десницей начертаны. Ты царь — тебе решать. Я же вновь говорю: отдай мне ведьму. Не завтра, не днями, а нынче же! – Старец умолк, затем, выдержав паузу, вновь обратился к императору: — Ну что, отдашь ли?
– Да, – склонил голову Николай II.
ГЛАВА 12
Кот в перчатках мышь не поймает.
Бенджамин Франклин
Чарновский сидел у постели Лаис, ласково гладя ее иссиня-черные шелковистые локоны.
– Какая же ты у меня хрупкая. Ну ничего, здесь отлежишься, придешь в себя, окрепнешь, а там я тебя куда-нибудь подальше от войны и холодов переправлю. Ну вот, скажем, в Австралию. Знаешь, какие в Австралии кенгуру?
Лаис слабо улыбнулась. Она, конечно, понимала, что все, о чем сейчас говорит ее возлюбленный, имеет целью лишь успокоить ее. Какая уж тут Австралия, когда на море столь же, если не более опасно, чем на берегу. Но ей было приятно ощущать заботу этого могучего великана, казалось, самой природой созданного для геройских подвигов и покорения дамских сердец.
– Послушай, – тихо произнесла она, прерывая рассказ конногвардейца о повадках кенгуру. – Мой тайный кабинет — вы нашли его?
– Ну, после того, как в нем побывал Распутин, найти его было также сложно, как Зимний дворец. Не волнуйся, все на месте. Я позаботился, чтобы ничего не пропало.
– Замечательно! – Лаис откинулась на подушки. – Мы должны вновь совершить ритуал вызова демона. Страшно даже предположить, что может произойти, если Хаврес, великий Герцог народа своего, заполучит в свое распоряжение столь жуткую особу, как Распутин.
– Да ну, скажешь тоже. Не такой уж он и жуткий, – отмахнулся Чарновский. – Обычный темный мужик с быдлячьими повадками, дорвавшийся до власти.
– Нет, – покачала головой женщина, – это не так. Он — порождение демона, и теперь сила его достигнет небывалой мощи, а устремления… Даже представить сложно, что взбредет ему в голову!
– Ну, предположим, – задумчиво кивнул Чарновский, – может быть, ты права. Что же, по-твоему, мы должны сделать?
– Я уже сказала тебе — вызвать Хавреса и вернуть туда, откуда я его ненароком выпустила.
Ротмистр с сомнением покачал головой.
– В таком-то состоянии?
– Я должна это сделать. – Беглая жрица Прародительницы Эстер с неожиданной силой вцепилась в руку конногвардейца. – Господи, как мне здесь холодно и страшно!
Чарновский молча вздохнул. Было о чем подумать.
– Ладно, попробуем сделать все, как ты пожелаешь. Хотя, право слово, не стоит уж так тревожиться.
Возлюбленная поглядела на него с нескрываемой грустью.
– Днем в мой дом приходил один из нотеров. Он был в какой-то форме, вооружен и преспокойно разговаривал с жандармом, словно те и не думали стеречь мой дом. Стражи Храма нашли меня в Петрограде, значит, теперь постараются сделать все, чтобы захватить или уничтожить. Не говори мне, что они не смогут ворваться сюда. Они смогут, ты не представляешь, что это за люди. Мне очень страшно. Прости, я должно быть, ужасная трусиха. Но ведь пламя и впрямь подступает со всех сторон.
– Ну-ну, не беспокойся. С нашей охраной можно ничего не опасаться. Пока отдыхай, набирайся сил, а я прикажу найти тебе комнату для заклинаний и вынести оттуда всю мебель.
Он поднялся и, поцеловав каждый пальчик ее тонкой ручки, вышел из спальни.
– Мишель, Мишель, – грустно проговорила вслед ему госпожа Эстер, – как же тебе все объяснить, чтобы ты понял?!
Барраппа страдал от голода. С утра у него маковой росинки во рту не было, и в ближайшие часы уж точно кормить его никто не собирался. Погрузив охранявшего его жандарма в состояние безмолвного оцепенения, он без особых проблем покинул здание Главного штаба. Однако, понимая, что его маскарад дает лишь кратковременную отсрочку, недавний арестант поспешил сменить одеяние, как только представился случай. Увы, поменять лицо было выше его сил. Очередной задачей было добраться до Лаис.
Когда он доковылял до ее дома, дюжие грузчики уже таскали сундуки и чемоданы в запряженные битюгами фургоны. На крыльце статный конногвардеец, потрясая кулаком, вдохновенно переругивался с жандармом, пытавшимся не допустить переезда особы, состоящей под охраной. Когда оскальзывающиеся на утоптанном снегу грузчики вытащили из дома очередной сундук, Барраппа без лишних разговоров подхватил его сбоку, помогая удерживать тяжелое, окованное металлическими полосами вместилище дамских тряпок. Вслед за тем молча залез в фургон, словно бы для того, чтобы получше разместить там груз.
То ли его приняли за одного из слуг, то ли попросту были рады нежданному помощнику, но ни у кого и мысли не возникло поинтересоваться, откуда взялся этот крепкого вида чужак и что ему здесь надо. Между тем Барраппа аккуратно поставил сундук среди прочих вещей Лаис и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, принялся доставать из него платья и распихивать их по соседним тюкам.
Спустя несколько минут повозка тронулась, а еще через полчаса, уже сидя в сундуке, капрал Длугаш почувствовал, как те же, а может, и другие грузчики с кряхтением подхватили сундук, в котором он приехал, и, ругая сквозь зубы господ, понесли куда-то, судя по звуку, в дом. Наконец-то он мог почувствовать себя в относительной безопасности, однако очень скоро это чувство сменилось до обидного банальным чувством голода.
Барраппа прислушался, ожидая услышать чьи-нибудь голоса. Но нет, снаружи не доносилось ни единого звука. Тогда он приподнял крышку и, стараясь двигаться как можно тише, вылез. Должно быть, он очутился в чулане, во всяком случае, к жилым помещениям комната, куда был занесен сундук, похоже, не относилась.
Впотьмах он подошел к двери и толкнул ее. Чулан оказался заперт. Длугаш тихо выругался, спрашивая себя, кому и зачем пришла в голову идея запирать этакие сокровища. Не то чтобы его сильно смущал замок. Подобные немудрящие приспособления он умел вскрывать быстро и не оставляя следов. Но сам факт.
Он оглянулся в поисках какого-нибудь гвоздя, но тут услышал звук шагов в коридоре, приближающихся к его убежищу. Не дожидаясь встречи с «местным населением», Барраппа бросился к сундуку и едва успел опустить над собой крышку, как совсем рядом послышались голоса:
– Где, интересно, прикажешь искать все это чародейское барахло? – спрашивал один.
– Здесь, – не вдаваясь в долгие объяснения, произнес другой.
– Да? Ты предлагаешь все это сейчас перелопатить, чтобы отыскать, где упрятан магический треножник, плошки и прочие таинственные диковины?
– А что, есть варианты? И почему ты вообще решил, что ей сейчас надо кого-то куда-то вызывать? Что доктор сказал? Может, у нее жар, и она бредит?
– Доктор сказал, что у нее сильное нервное потрясение или истощение — что-то в этом роде. И что огорчать ее сейчас нельзя ни в коем случае. Поэтому надо искать.
– Вот ведь, – послышалось в ответ. – А что, если сам вызов демона — на ее перегреве случился? Ведь если повторить фокус не удастся — она вообще с ума может сойти. Она ж в это действительно верит.
– Верит, – подтвердил первый голос. – А ты нет?
– Ты же сам знаешь, – начал второй. – Всякое доводилось видеть. Но демоны — по-моему, это уже перебор!
– Может быть, может быть, – отозвался первый. – А если нет? Ладно, пошли. Я, кажется, вспомнил, куда положил всю ее волшебную снарягу. Давай побыстрее. А то магия магией, но до заседания Капитула следует подготовить сводки.
Строй жандармов, затаив дыхание, глядел на сухощавого мужика в смазанных дегтем сапогах и черном, похожем на монашеское одеянии. В окладистой бороде этого человека застряла квашеная капуста, волосы были всклокочены, но он, обходя фронт замерших в ожидании приказа стражей трона, и не думал обращать внимание на подобные мелочи. В этом строю едва ли не каждый знал, какие темные делишки числятся за Гришкой Новых, однако никто, даже сам шеф жандармского корпуса, не смел потребовать ответа за преступления у Боговдохновенного Старца.
Прочитав царскую записку, генерал Джунковский тихо выругался сквозь зубы по матушке, но все же, поморщившись, велел штурмовать «злокозненное гнездо заговорщиков». И вот теперь долгобородый мужик в смазанных дегтем сапогах и с капустой в бороде ходил перед строем жандармов, командуя, точно главарь налетчиков своей бандой.
– …И запомните, кого там только ни увидите, всякий царю и Отечеству смертный враг, у всякого оружие имеется. Если вы их помилуете, они вам спуска не дадут! Особенно хозяин дома. Этот и вовсе ходит, аки зверь рыкающий, ищи, кого бы пожрать. Сколько молодцов при нем — неведомо. Ну, да не о них речь. А вот баба, что в том доме с нынешнего дня проживает…
При этих словах Распутин почувствовал, будто железные крючья вонзились в его плоть и рванули так, что едва не вывернули наизнанку. Глаза Старца выкатились от боли, и нижняя челюсть отвисла в немом вопле.
«– Молись! – взвыл голос, который можно было назвать демоническим, поскольку таковым он и являлся на самом деле. – Молись немедленно! – разрывая грудь и переплетая ребра, выл Хаврес.
– Так ведь… – начал было про себя Распутин.
– По-своему, по-своему молись, – шипастой змеей извивался внутри его демон. – За себя проси! Моли об избавлении от мук, чародейством насылаемых! Победы над врагом алкай! Только истово и скоро!»
Распутину внезапно показалось, будто выловленный им некогда в Тоболе огромадный сом вдруг очутился внутри него и стал, хлеща широченным хвостом, биться в ужасной агонии.
– Девицу мне приведите целой! – взвыл Распутин, жестом подавая знак жандармам приступать к операции. – Ни один волос… – простонал он уже вослед, трясясь и катаясь по полу в конвульсиях.
Жандармы поспешили скрыться, оставив в одиночестве святого Старца, чье искаженное мучительными гримасами лицо сейчас было столь ужасно, что обе шеренги испытанных годами беспорочной службы людей, прошедших огонь и воду, невольно дрогнули и подались назад. Если бы сейчас кто-нибудь оглянулся, то увидел бы, как стоя на коленях Старец бьется лбом оземь, приговаривая довольно громко:
«Господь, в великой милости своей защити меня, разрушь козни умышляющих против меня, дай силу одолеть врагов, Дай силы и стойкости одолеть умышляющих против Божьего престола. Молю тебя, Господи, услышь моления раба твоего Григория!»
* * *
Без малого полчаса продолжалась эта молитва, без малого полчаса Лаис взывала к священным именам, суля неисчислимые кары ослушнику. Распутин валялся на земле, корчась, но не прекращая вымаливать защиту. В конце концов девушка в изнеможении опустилась на руки Чарновского.– Я больше не могу. Так не должно быть, но демон не слушает меня.
– На этот раз обошлось! – выдохнул Хаврес, и Распутин почувствовал, как боль уходит сама собой, не оставляя и следа. – Но следует поторопиться.
Лаис не ведала, сколько времени была без сознания. В ее взбудораженном мозгу крутились неясные образы прошлого иди того, что могло быть ее прошлым, но происходило не здесь и не с ней. Вновь сияло над головой синее бескрайнее небо, до которого не могли дотянуться каменные пальцы вздыбленных скал. Вновь перед ней открывались темные отроги гор, где водились чудовища, о которых во всех прочих землях даже и не слышали. А если и слышали, то не могли поверить.
Даже львы сторонились диких порождений необузданного, древнего, как эти горы, зла. А жители на многие мили в округе почитали эти места запретными и недобрыми. Они говорили, что там водятся драконы, способные, раз щелкнув челюстями, перекусить антилопу. И эти люди, далекие от цивилизации, знали о чем говорили.
Как бы ни был отважен князь Лайош Эстерхази, когда-то на спор решивший проникнуть в запретный город, он понимал, что уйти из него тем же путем, да к тому же спустя много лет, ему не удастся. Тогда-то ему и пришла в голову идея воспользоваться для побега кольцом Соломона, чтобы вызванный демон перенес их подальше от Карнаве.
Вероятно, стоило бы сразу потребовать у пришельца из адской бездны доставить беглецов в один из замков князя Лайоша, но отец не хотел привлекать лишнего внимания к своему появлению. Толковать должны были, что он появился, а не о том, как он то сделал.
Лаис тогда с ужасом глядела, как старый охотник бестрепетно ломает священные печати на крышке яхонтового ковчежца, в котором хранилось заветное сокровище. Небо должно было разверзнуться, и молнии поразить осквернителя гробницы. Но все было по-прежнему: над головой радостно синел ясный небосвод, и даже усыпленные неведомым зельем стражи не вскинулись, чтобы остановить их.
«Вот сейчас и проверим, – усмехнулся тогда в седые усы старый Лайош, – впрямь я из рода Эстер, или же все это — пустые сказки». И он надел перстень на палец…
Тогда все обошлось. Демон покорно явился на зов, исполнил волю господина и исчез по его приказу, не оставив следа… Или оставив? Как-то же смогли нотеры отыскать их убежище в Каире!
Все прошедшие с того рокового дня годы память о свершенном ими чудовищном преступлении не давала ей покоя. Она лишь указала отцу расположение тайного святилища, но… сорвавшийся с вершины камень порождает лавину. Теперь, стоило Лаис хоть чуть-чуть позабыть о преследующем ее кошмаре, как ночью во сне вновь являлся один из нотеров-хранителей, а иногда и много, очень много — стеной до горизонта. Сегодня Лаис видела одного из них наяву, совсем рядом, и пистолет в руке не вызывал сомнений в его намерениях. В уме девушки всплыло смуглое лицо ее двоюродного брата… В ужасе она распахнула глаза и в полумраке спальни различила знакомые суровые черты.
– Мир тебе, Лаис, – прошептал человек рядом с ней.
– И тебе долгих лет, Барраппа, – в ответ чуть слышно проговорила госпожа Эстер.
Заурбек Даушев не любил города. Он терпеть не мог эти зажатые угрюмыми домами ущелья стылых улиц, провалы Дворов, висящую в небе копоть и несущиеся со всех сторон запахи духов и помойки. Все его обостренные до предела чувства дикого зверя, ощущавшего себя в горах куда лучше, чем под крышей дома, подвергались жесточайшему испытанию бездушной громадой северной столицы. Едва скрывая презрение, он глядел на бледные лица жителей города, на их худосочные или же, наоборот, расплывшиеся фигуры, и недоумевал про себя, как такой народ мог захватить его родную землю.