Страница:
– Я намерен сохранить вам жизнь, сударыня, – не дождавшись слез и причитаний, несколько обескуражено промолвил Рейли. – Если вы будете повиноваться, то вам ничего не будет угрожать вплоть до приговора суда, который один лишь вправе решить вашу участь. Пока же извольте отдать приказ констеблю Тауэра сложить оружие и открыть ворота.
– Ни-ко-гда! – медленно и очень четко проговорила беспомощная королева и повторила еще раз. – Ни-ко-гда!
Глава 4
Когда бы вдруг нелегкая занесла на борт “Дерзновения” кого-нибудь из мастеров современного психологического портрета, он бы обомлел, завидев столь восхитительные типажи, собранные в таком малом помещении. Бледное лицо Елизаветы Тюдор, выражающее непреклонную решимость, свойственную, должно быть, ее свободолюбивым валлийским предкам, задавленная ярость Уолсингама, моя отрешенность, хищное злорадство испанцев, одним разом пленивших и королеву Британии, и короля Наварры, и глумливая почтительность Рейли, гордого совершенством вероломного плана.
– Ни-ко-гда! – повторил он вслед за королевой. – Сколько мощи! Сколько порыва! Прекрасно! Браво, Бэт! Браво! Диана и без стрел остается храброй охотницей! Но “никогда” – это слишком долго. С вашего позволения, – Рейли изобразил почтительный поклон, – я несколько ускорю события. Сэр Френсис, малая королевская печать у вас с собой?
– Нет! – не разжимая зубов, процедил личный секретарь ее величества.
– К чему эти игры, милорд? – Рейли покачал головой. – Дьявол вас раздери, я хорошо знаю двор, и мне известно, что вы обязаны всегда носить ее с собой.
– На указе о капитуляции Тауэра должна стоять большая королевская печать, – надменно усмехаясь, промолвила Елизавета. – А также печати обеих палат парламента.
– О да! И это мне ведомо! – согласился дерзкий мятежник. – Но для того, чтобы взять под стражу испанского адмирала, вполне можно обойтись и малой печатью. Извольте достать ее, господин секретарь! Вы же не хотите, чтобы испанские псы раздели вас донага, ища, куда вы припрятали эту прелестную штучку. Вы же видите, я не шучу. Так что поспешите. Вам надлежит составить распоряжение, повелевающее содержать дона Эстебана и все такое Ортега графа де Корвовеккьо, адмирала испанского флота, а также его офицеров в Кровавой башне Тауэра. Впрочем, мне больше нравится ее прежнее название – Садовая. Но быть может, ваше величество желает поселить сих достойных людей в Домике Королевы? Хотя о чем это я? Безусловно, вам он подобает более, чем им.
Лицо Елизаветы передернулось. Как и Кровавая башня, Домик Королевы имел прежнее название. Когда-то его величали Домиком Лейтенанта и в нем обитал помощник констебля Тауэра. И продолжалось так довольно долго, покуда вышеозначенному офицеру не пришлось уступить свои покои несчастной Анне Болейн, королеве Англии, по утверждению покорных государю судей, изменнице короны и ведьме, околдовавшей Генриха VIII, Анне Болейн – матери нынешней королевы Елизаветы.
Натешившись достигнутым эффектом, Рейли вновь повернулся к Уолсингаму:
– Милорд, поспешите отыскать печать! После того, что ищейки учинили в моем доме, я горю желанием помочь вам в поисках. О! Вот она и сыскалась! А теперь садитесь за стол и пишите – я вам буду диктовать. И запомните, милорд, и вы, сударыня: если хоть в чем-то мой план сорвется – я подниму паруса и выйду в море. В суматохе, которая начнется после исчезновения государыни, ровным счетом никто не посмеет меня остановить. А далее от вас уж будет зависеть, быть ли высаженными в шлюпку где-нибудь посреди океана или же отвезенными в качестве пленников на Тортугу. То-то береговое братство обрадуется столь знатной гостье! – Он мечтательно улыбнулся и, мурлыча что-то себе под нос, шагнул к столу.
– У вас ничего не выйдет! – сдвинув брови, жестко отчеканила королева. – Я оценю вашу голову, я велю всем честным англичанам не повиноваться вам! Вас самого закуют в цепи и бросят за борт! Это мое королевское слово!
– Вот как?! – усмехнулся Рейли. – Как это у классика… “Багей подал писцу грамоту, в которой были слова: “Персы! Царь Дарий запрещает вам служить телохранителями Орета!” А те, услышав это повеление, опустили свои копья перед Багеем. Багей же, увидев, что телохранители повинуются царскому приказу, ободрился и дал писцу последнюю грамоту, которая гласила: “Царь Дарий повелевает персам в Сардах умертвить Орета”. Как только телохранители услышали это повеление, они обнажили свои короткие мечи и убили сатрапа на месте”. – Последние слова были произнесены с драматическим подвыванием и явной насмешкой. – Геродот, “История”, книга третья, раздел сто двадцать восьмой. Попробуйте, ваше величество, попробуйте. Это ваш шанс.
Но следует помнить, что испанцев на обоих кораблях примерно столько же, сколько англичан. Да плюс к ним еще голландцы, португальцы, французы и прочий сброд. Лишенные моею покровительства, вы умрете куда раньше, чем полагаете. Пишите распоряжение, сэр! – резко меняя тон, скомандовал Уолтер. – А вы, моя прекрасная госпожа, потрудитесь собственноручно подписать его.
Вокруг плотным полукольцом выстроилась стража в сияющих кирасах, готовая разорвать любого, дерзнувшего отвлечь внимание драгоценных зрителей. На огромном чеканном блюде, с трудом удерживаемом двумя матросами, меж драгоценных кубков и оправленных в серебро бутылей с прохладительными нектарами из диковинных заморских плодов красовалась здоровенная глиняная миска, в которой среди поджаристых шкварок горою миниатюрных китов-альбиносов высилось произведение Лисовского кулинарного гения – “ле варэник с картоплэю”. Но, вопреки ожидаемому, ни Елизавете, маркизе Дорсет, ни ее злополучному секретарю Френсису Уолсингаму, ни мне, ни даже Рейли не было дела до изысканного блюда. “Трюфели Дианы” сегодня рисковали безнадежно остыть, став по вкусу, как озабоченно бросил Лис, “шо ота подошва”.
– Ну шо они медлят?! – тихо сокрушался д'Орбиньяк. – Все ж стынет!
А между тем на тщательно выбранной вероломным режиссером сцене театра военных действий разворачивался третий акт трагедии, еще не обретшей названия, но уже вполне достойной благожелательных отзывов критики. В начале представления эскорт ее величества, увидав свою повелительницу, как ни в чем не бывало занимающую место в зрительном зале, приветствовал государыню, радостно воздевая к небесам длинные острые пики.
– Какие доблестные воины! – помогая королеве сесть, восхитился Рейли. – А вон тот, в черненом доспехе с золотыми арабесками – это, несомненно, Роберт Дадли, граф Лестер?! Ну конечно же это он! Кто еще смог бы так ловко и беззаботно гарцевать перед эскортом ее величества! Как жаль, сударыня, что вы не пригласили его сиятельство на мой корабль. – Он сделал ударение на слове “мой”, то ли напоминая Елизавете о ее незавидном положении, то ли давая понять, что прекрасно осознает, чьим наветом он обязан нынешнему своему положению мятежного корсара.
Пожалуй, ни для кого в Британии, от обрывистых скал Корнуэлла до отрогов Чевиотских гор, не было секретом, что обершталмейстер ее величества Роберт Дадли был, вероятно, первым, но уж точно постоянным любовником королевы-“девственницы”. Довольно долго придворные и простолюдины шептались о том, что со дня на день Дадли может стать мужем огнекудрой Бэт и королем Англии. Но королем Роберт не стал. Уж больно его пылкая возлюбленная дорожила привольным статусом незамужней девицы. Но стоило теперь королеве хотя бы и в шутку приблизить к себе кого-либо из придворных кавалеров – и тот уже мог, не сомневаясь, числить графа Лестера среди своих заклятых врагов. А уж если кавалер оказывался не только хорош собой, а также умен и ловок, ненависть Дадли не знала границ. Как, скажем, к Рейли.
По иронии судьбы именно он представил молодого авантюриста ко двору в надежде потешить госпожу рассказами о боях с испанцами во Фландрии и коронации Генриха Анжуйского в Реймсе. И он же, заметив благосклонность ветреной Дианы к обаятельному смельчаку, сделал все возможное, чтобы стереть того с лица земли.
Между тем колонна военнопленных, окруженная многочисленным английским конвоем, обвешанным оружием с ног до головы, беспрепятственно обойдя барбакан, с красующейся на нем батареей, вошла во Врата Изменников и скрылась из виду. Я не мог знать наверняка планов дерзкого заговорщика, но богатый опыт участия в захватах крепостей позволял предположить, что по какой-либо надуманной причине часть конвоиров останется у ворот. Во-первых, чтобы удержать их после начала боя, а во-вторых, по странному замыслу фортификатора, возводившего эти стены, именно в Башне Предателей, через которую еще во времена короля Эдуарда I попадали в Тауэр его будущие узники, находился механизм, снабжавший водой всю крепость. Такой сладкий кус Рейли уж точно мимо рта пронести не мог.
Я смотрел, как скрывается за воротами хвост колонны, и с тоской вспоминал виденные в ранней юности боевики с лихими парнями, которым ничего не стоило в три движения разметать вооруженную толпу, а четвертым финальным рывком восстановить попранную справедливость и возвратить ее на законное место.
– `Пришла пора кудрям валяться! ` – недобро хмыкнул Лис, услышав на канале связи мои сетования. – `Не суетись под клиентом, Капитан! И на нашей улице грузовик с конфетами перевернется. Сдается мне, наш корефан не по глотке ломоть кусает. Оно как бы в сортир не опоздать! `
Речь моего друга была несколько сумбурна, но суть происходящего была схвачена верно. Невзирая ни на что, сейчас нам следовало выжидать. Как говаривал великий мастер Ю-Сен-Чу, провожая мимо себя удары учеников: “Умеющий противопоставить силу силе может победить, а может быть побежденным. Но тот, кто способен направить силу противника в никуда, – непобедим!” Прикрыв глаза, я представлял себе маршрут каперского десанта, без малейших затруднений минующего готовые к яростному штурму или многомесячной осаде крепостные стены. Вот, пройдя мимо Архивной башни, машкарадные узники подходят к башне Мартина. Вот, едва задержавшись в воротах, отделяющих внешний периметр куртин от внутреннего, приближаются к башне Байворда. Оттуда уже свободный доступ в крепостной двор. Лишь только Белый Тауэр, грозно возвышающийся над всей округой, способен удержать мятежников. Надолго ли? Артиллерии в нем нет, большая часть гарнизона расположена на внешних укреплениях. Даже если изрядная часть Королевских Йоменов сумеет добраться до цитадели, можно держать пари, что для этого случая у Рейли заготовлена какая-нибудь очередная каверза. Не зря же утром он разливался соловьем, расписывая историю лондонской твердыни.
Тоскливо-обиженно взвыл сигнальный рожок на сдвоенной, точно бинокль, башне Байворда. Взвыл и осекся, должно быть, выпав из мертвых рук. А вслед за этим тревожным звуком, поднимаясь над стенами, полетел над городом яростный вопль атаки, звон оружия и гул тревожного колокола.
– Вот и началось, – поднимаясь с места, вздохнул Рейли. – Вот и прекрасно. Как говорится, Господь не оставит правых.
Встревоженные шумом боя, доносящимся со стороны Тауэра, всадники королевского эскорта начали приподниматься в стременах, точно надеясь увидеть через стену происходящее в крепости. “Неужто испанцы осмелились напасть на стражу? – вероятно, роилось в их головах. – Что за нелепость?!”
Я был уверен, что все тридцать рыцарей почетной стражи ее величества были отчаянными рубаками и, несомненно, желали оказаться в эту минуту там, где кипела сеча. Но оставить без защиты королеву?! О нет, никак невозможно! Между тем бой в Тауэре продолжался, и выстроенные у сходней всадники начинали заметно нервничать.
– Ко мне, Дадли! – Властный крик августейшей пленницы на долю секунды заглушил все иные звуки, висевшие над причалом. – Измена!
От неожиданности я невольно с силой втянул воздух, готовясь к краткой и, вероятно, последней схватке с конвоем, замершем позади нас. Но нет. Лишь только Рейли, не спуская язвительной улыбки с губ, неспешно захлопал в ладоши, демонстрируя свое восхищение. Вот первый всадник, повинуясь королевскому приказу и зову чести, оказался на деревянных мостках, связывающих корабль с причалом, флажок на его склоненной пике трепетал в предвкушении боя…
– А-я-яй! – задумчиво кладя руку на эфес шпаги, вздохнул Уолтер. – А я-то надеялся – это будет Лестер. Ничего не попишешь.
Раз! Сходни, сброшенные парой матросов, притаившихся у фальшборта за гирляндами несравненной Дианы, рухнули в воду, поднимая фонтан брызг и накрывая, точно могильной плитой, закованного в доспехи всадника.
Два! Жерла орудий “Дерзновения” и “Боевой ярости” выставили наружу свои тупые рыла, подобно бюргерам, спешащим поглазеть на проносящийся мимо их окон королевский кортеж. Тридцать пушек на двадцать девять всадников. Мне не было слышно, что скомандовал Роберт Дадли, но, развернувшись пред черными безжизненными зрачками фальконетов и кулеврин, отряд пришпорил скакунов, спеша покинуть поле боя.
– О, чертовы рога! Какая досада! – Рейли с силой ухватил левый ус, точно намереваясь напрочь выдернуть его. – Я только собирался предложить ему капитулировать! – Уолтер, точно извиняясь, оглянулся на Елизавету. Та сидела, широко открыв затянутые непролитой слезой голубые глаза, закусив губу. Тонкая красная струйка стекала по ее подбородку и капля за каплей падала на серебряную парчу.
– Ну что вы, сударыня! – сокрушенно развел руками корсар. – Не стоит так убиваться! Ваш Дадли не трус. Нет-нет, он – опытный военачальник. Он всего лишь разумно оценил поле боя и, решив, что победа невозможна, спас от гибели своих людей. Но, поверьте, у него и в мыслях не было бросать вас в лапах коварных мятежников. Он желает собрать силы, – Рейли сжал кулак, – и обрушиться на мерзавцев, чтобы уничтожить их всех до единого!
Последние слова были заглушены трескотней отдаленных выстрелов и жалобным лошадиным ржанием.
– Но, ваше величество, – наглец сделал эффектную паузу, – свершить этого герою не суждено, ибо звезды сулили ему иное. С самого утра его ждала засада. Слышите эту стрельбу, Бэт? Это Ричард Грэнвилл, мой кузен. А с ним – самые отъявленные головорезы Девоншира и валлийского пограничья, которых только можно было сыскать за испанское серебро. Что ж, моя дорогая Элизабет! Кажется, настало время спасти от бессмысленной расправы мужественных защитников Тауэра. Смею надеяться, божественная Диана, вы составите мне компанию.
Из всех королевских резиденций Тауэр, пожалуй, был самой неприступной и самой нелюбимой для венценосной амазонки, попавшей в сети, расставленные недавним фаворитом. Именно здесь специально приглашенный из Франции палач опустил меч правосудия на шею ее матери. Именно здесь томилась в заключении она сама, в единый миг утратившая милость отца и титул принцессы – незаконнорожденная дочь опасной колдуньи, одурманившей любовными чарами доброго короля. Дочь опасной чародейки, заставившей боголюбивого монарха, “хранителя веры” отречься от религии отцов и столкнуть королевство в пучину смуты и кровопролития. Пережившая опалу и презрение двора королева, несомненно, помнила все, а потому понимала, насколько шатки ее права на престол.
Древний валлийский род Тудуров, получивший в Британии наименование Тюдоров, не был связан родством с династией местных властителей, хотя знатностью превосходил все иные семьи Уэльса. Одним из самых доблестных сподвижников принца Дэвида, всю жизнь боровшегося против англичан за независимость своих земель, был Эдинфед Фичин. Его сын Тудур ап Эдинфед был захвачен королем Англии Генрихом III и отправлен сюда же, в Тауэр, в качестве почетного заложника.
Почет ему, должно быть, оказывали немалый, поскольку уже через два месяца Тудур присягнул на верность королю Англии, а через год вел переговоры с принцем Дэвидом от имени Генриха III. От этого, проклятого собственным отцом, сына и пошел род Тюдоров. Король Англии по достоинству оценил услуги переметчика, отдав тому после покорения его родины все владения предков и ряд иных земель.
Однако плоды измены не пошли впрок его потомкам и прадед первого короля этой династии, Мэрэдад, был личностью весьма темной. Одни утверждали, что он был эсквайром на службе епископа Бенгера, другие и вовсе называли отпрыска валлийских танов трактирщиком в Конви. Как бы то ни было, его сын Оуэн Тюдор, безземельный джентри, каким-то чудом стал мажордомом при дворе вдовствующей королевы Екатерины из рода Валуа, а затем и се мужем. Неплохая карьера для дворянина, чьи владения были конфискованы еще до рождения, то ли за участие Мэрэдада в мятеже, то ли за убийство им королевского чиновника.
В любом случае по законам Британии повторный брак вдовствующей королевы с низкородным полуваллийцем считался оскорблением короны и грозил лишением владений и всего имущества. Но скрип перьев законоведов испокон веку заглушался звоном мечей. Война Алой и Белой розы разом смешала все карты в политическом пасьянсе. Подобно урагану, ломающему ветви и выворачивающему с корнем деревья, пронеслась она над Англией, сокрушая и без того подгнившее древо правящего королевского дома. Обе его линии – и Ланкастеры, и Йорки с таким рвением истребляли друг друга, что в конце концов почти добились своего. Тогда-то и вышел на сцену лишенный всех прав изгнанник – Генрих Тюдор, граф Ричмонд, в жилах которого текла пара капель крови Плантагенетов. Правда, по линии бастардов, но в такой-то момент кому до этого есть дело! Короновав себя после победы у Босуорта, Генрих Тюдор, ставший Генрихом VII, едва ли не силой взял в жены дочь короля Эдуарда IV, Елизавету Йоркскую, тем самым добавляя веса своим эфемерным правам на престол. Стоит ли говорить, как он держался за эти права! Именно по его приказу был казнен племянник Эдуарда IV, граф Эдуард Уорвик. Да и со смертью сыновей Эдуарда IV, обычно приписываемой коварному дяде Ричарду III, тоже все отнюдь не просто. С чего бы это вдруг Лондонская ратуша отпускала деньги на содержание запертых в Тауэре принцев еще год после смерти “горбатого чудовища” Ричарда III? А ведь отпускала же!
Сын первого из Тюдоров, надевших королевский венец, чувствовал себя куда как увереннее. Но ту сумятицу, которую он внес в порядок престолонаследия, ни до, ни после него не удавалось переплюнуть ни одному монарху.
Первенцем Генриха VII был сын его любовницы Бесси Блаунт – Генри Фитцрой, герцог Ричмонд и Сомерсет, граф Нотингем, кавалер ордена Подвязки. Долгое время его считали возможным наследником престола. Но после первой женитьбы короля Фитцрой был отодвинут в сторону, и наследницей престола стала дочь его величества от Екатерины Арагонской – Мария. Та самая Кровавая Мэри. Но и ей не повезло. Король влюбился в Анну Болейн и пожелал расторгнуть опостылевший брак с несчастной испанской принцессой. Однако та оказалась против, и в этом ее поддержал Папа Римский, что крайне возмутило ошалевшего от страсти государя. Забыв о недавно полученном титуле “Хранителя Веры”, автор трактата “В защиту семи таинств” объявил себя главой собственной церкви, независимой от римских епископов. В католическом мире Екатерина Арагонская продолжала считаться супругой английского суверена, но сам он ее таковой больше не почитал.
После создания англиканской церкви Генрих тут же взял в жены Анну Болейн – новоиспеченную маркизу Дорсет, родившую ему вскоре Елизавету – еще пару часов тому назад королеву Англии. Однако любовная страсть толкала “валлийского бычка”, как нежно именовали своего монарха англичане, на очередные амурные похождения. Так что очень скоро опостылевшая королева лишилась головы, а ее дочь – всех прав на престол.
Впоследствии Генрих VIII был женат еще четырежды, но, на счастье британцев, имел еще лишь одного ребенка. Хилый добрый король Эдуард VI, начавший править десяти лет от роду, не успел за краткие годы нахождения у власти оставить прямых наследников, но прежде, чем быть отравленным, также внес неоценимый вклад в запутывание дел английской короны.
По его указу трон переходил не к Марии, не к Елизавете, и уж подавно не к Генри Фитцрою, скончавшемуся несколько ранее. Королевой была объявлена кузина Эдуарда – Джейн Грей. Бедная девочка! Как она не хотела принимать этот братский подарок! На беду, первые лорды королевства уговорили ее. Джейн правила всего девять дней, а затем была свергнута католиками во главе с Марией Тюдор. Здесь же, в Тауэре, ей отрубили голову.
Взошедшая на трон королева Мария делала только первые шаги к завоеванию личного прозвища “Кровавая”. Ей еще предстояло залить Англию кровью, возвращая заблудшую овцу в католическое стадо. Надо ли говорить, что из современников более всего она ненавидела единокровную сестру Елизавету, похитившую у нее любовь отца и лишившую счастливого детства. Невзгоды во многом уравняли их, но простить, что с малолетства числилась фрейлиной у “ведьмовского отродья”, Мария была не в силах. И хотя брак Марии Тюдор и нынешнего короля Испании Филиппа II не дал наследника Британии, завещание, оставлявшее престол Елизавете, было слишком подозрительно, чтобы принимать его на веру. Когда б не герцог Норфолк, вселюдно огласивший последнюю волю умершей королевы, когда б не чаяния англичан, уставших от зверств фанатичной католички, максимум, на что могла рассчитывать нынешняя Диана, это тихий замок в глуши и пожизненная рента. Но первые лорды Англии, опасаясь претензий на трон супруга Марии, еще более яростного ревнителя чистоты веры короля Испании, не моргнув глазом склонили чашу весов в ее пользу. И Элизабет Тюдор знала об этом, как никто. Знала она и другое… Что за стенами крепости, в которой сейчас кипел бой, томилась внучка Генриха VII, дочь его старшей дочери Маргариты, королева Шотландии Мария Стюарт, английская принцесса, имевшая прав на трон никак не меньше, чем королева-“девственница”!
– Что же вы стали, сударыня?! – Насмешливый голос Рейли, точно удар плетью, вывел из оцепенения замершую у фальшборта королеву. – Сходни уже спущены. К чему медлить? Тауэр ждет вас!
Глава 5
Бой в Тауэре подходил к концу. Королевские Йомены, несущие караульную службу в стенах лондонской твердыни, были отличными бойцами, быть может, лучшими в Англии. Но их было сравнительно немного, и они были захвачены врасплох. К тому же они занимали великое множество постов по всему периметру крепостных стен. На каждого королевского гвардейца приходилось десять – пятнадцать человек заговорщиков.
Пока мы с Рейли и Елизаветой Английской проходили по внутреннему двору Тауэра, нам то и дело встречались места ожесточенных стычек, заваленные мертвыми телами. И хотя красно-белая роза Тюдоров, украшавшая нагрудники отважных йоменов, встречалась куда как реже разномастно пестрых одежд штурмующей братии, ясно было одно: часы цитадели сочтены. Основная часть обороняющихся, укрывшись за толстыми стенами Белого Тауэра, отчаянно сопротивлялась, засыпала штурмующих обломками мебели, стрелами, изредка, экономя заряды, стреляла из аркебуз. Однако, невзирая на мужество Королевских Йоменов и высоту замковых стен, исход боя был предрешен. К моменту нашего появления обливающиеся потом мятежники уже разворачивали на прямую наводку пару чудовищных бронзовых монстров – орудия калибром примерно в восемь дюймов. Эти грозные пушки я помнил с детства. К радости туристов, они занимали достойное место возле лафетного склада.
По щитодержателям британского герба орудия носили звучные имена – “Лев” и “Единорог”. До начала XX века их слитным залпом встречал Тауэр въезд государя. Здесь грозным чудовищам суждена была иная судьба.
Еще несколько минут – и массивные ворота, способные отразить удары окованного железом бревна-тарана, разлетятся в щепы, разбитые тяжеленными ядрами. Понимая, что уничтожение последней преграды, отделяющей защитников цитадели от штурмующих, грозит остаткам гарнизона неминуемой гибелью, йомены старательно выцеливали мятежников, суетившихся возле орудий. То один, то другой головорез падал, сраженный пулей или стрелой, пущенной из башни Белого Тауэра. Однако, оскальзываясь в хлещущей из ран крови, товарищи павших разбойников деловито продолжали разворачивать тяжеленные пушки.
– Как вы полагаете, монсеньер, – игнорируя нежно поддерживаемую под локоть королеву, осведомился Рейли, – может, ни к чему вся эта канитель со штурмом? Может, лучше принести из порохового погреба сотню-другую бочонков с порохом, подкатить их к стенам и взорвать, на радость всему дьяволову семейству? Как тогда у вас, в Лувре!
– Ни-ко-гда! – медленно и очень четко проговорила беспомощная королева и повторила еще раз. – Ни-ко-гда!
Глава 4
Законное правительство то, у которого превосходство в артиллерии.
Карел Чапек
Когда бы вдруг нелегкая занесла на борт “Дерзновения” кого-нибудь из мастеров современного психологического портрета, он бы обомлел, завидев столь восхитительные типажи, собранные в таком малом помещении. Бледное лицо Елизаветы Тюдор, выражающее непреклонную решимость, свойственную, должно быть, ее свободолюбивым валлийским предкам, задавленная ярость Уолсингама, моя отрешенность, хищное злорадство испанцев, одним разом пленивших и королеву Британии, и короля Наварры, и глумливая почтительность Рейли, гордого совершенством вероломного плана.
– Ни-ко-гда! – повторил он вслед за королевой. – Сколько мощи! Сколько порыва! Прекрасно! Браво, Бэт! Браво! Диана и без стрел остается храброй охотницей! Но “никогда” – это слишком долго. С вашего позволения, – Рейли изобразил почтительный поклон, – я несколько ускорю события. Сэр Френсис, малая королевская печать у вас с собой?
– Нет! – не разжимая зубов, процедил личный секретарь ее величества.
– К чему эти игры, милорд? – Рейли покачал головой. – Дьявол вас раздери, я хорошо знаю двор, и мне известно, что вы обязаны всегда носить ее с собой.
– На указе о капитуляции Тауэра должна стоять большая королевская печать, – надменно усмехаясь, промолвила Елизавета. – А также печати обеих палат парламента.
– О да! И это мне ведомо! – согласился дерзкий мятежник. – Но для того, чтобы взять под стражу испанского адмирала, вполне можно обойтись и малой печатью. Извольте достать ее, господин секретарь! Вы же не хотите, чтобы испанские псы раздели вас донага, ища, куда вы припрятали эту прелестную штучку. Вы же видите, я не шучу. Так что поспешите. Вам надлежит составить распоряжение, повелевающее содержать дона Эстебана и все такое Ортега графа де Корвовеккьо, адмирала испанского флота, а также его офицеров в Кровавой башне Тауэра. Впрочем, мне больше нравится ее прежнее название – Садовая. Но быть может, ваше величество желает поселить сих достойных людей в Домике Королевы? Хотя о чем это я? Безусловно, вам он подобает более, чем им.
Лицо Елизаветы передернулось. Как и Кровавая башня, Домик Королевы имел прежнее название. Когда-то его величали Домиком Лейтенанта и в нем обитал помощник констебля Тауэра. И продолжалось так довольно долго, покуда вышеозначенному офицеру не пришлось уступить свои покои несчастной Анне Болейн, королеве Англии, по утверждению покорных государю судей, изменнице короны и ведьме, околдовавшей Генриха VIII, Анне Болейн – матери нынешней королевы Елизаветы.
Натешившись достигнутым эффектом, Рейли вновь повернулся к Уолсингаму:
– Милорд, поспешите отыскать печать! После того, что ищейки учинили в моем доме, я горю желанием помочь вам в поисках. О! Вот она и сыскалась! А теперь садитесь за стол и пишите – я вам буду диктовать. И запомните, милорд, и вы, сударыня: если хоть в чем-то мой план сорвется – я подниму паруса и выйду в море. В суматохе, которая начнется после исчезновения государыни, ровным счетом никто не посмеет меня остановить. А далее от вас уж будет зависеть, быть ли высаженными в шлюпку где-нибудь посреди океана или же отвезенными в качестве пленников на Тортугу. То-то береговое братство обрадуется столь знатной гостье! – Он мечтательно улыбнулся и, мурлыча что-то себе под нос, шагнул к столу.
– У вас ничего не выйдет! – сдвинув брови, жестко отчеканила королева. – Я оценю вашу голову, я велю всем честным англичанам не повиноваться вам! Вас самого закуют в цепи и бросят за борт! Это мое королевское слово!
– Вот как?! – усмехнулся Рейли. – Как это у классика… “Багей подал писцу грамоту, в которой были слова: “Персы! Царь Дарий запрещает вам служить телохранителями Орета!” А те, услышав это повеление, опустили свои копья перед Багеем. Багей же, увидев, что телохранители повинуются царскому приказу, ободрился и дал писцу последнюю грамоту, которая гласила: “Царь Дарий повелевает персам в Сардах умертвить Орета”. Как только телохранители услышали это повеление, они обнажили свои короткие мечи и убили сатрапа на месте”. – Последние слова были произнесены с драматическим подвыванием и явной насмешкой. – Геродот, “История”, книга третья, раздел сто двадцать восьмой. Попробуйте, ваше величество, попробуйте. Это ваш шанс.
Но следует помнить, что испанцев на обоих кораблях примерно столько же, сколько англичан. Да плюс к ним еще голландцы, португальцы, французы и прочий сброд. Лишенные моею покровительства, вы умрете куда раньше, чем полагаете. Пишите распоряжение, сэр! – резко меняя тон, скомандовал Уолтер. – А вы, моя прекрасная госпожа, потрудитесь собственноручно подписать его.
* * *
На шканцах “Дерзновения” были установлены кресла для того, чтобы позволить капитану и его вельможным гостям любоваться предстоящим зрелищем, не упуская малейших деталей.Вокруг плотным полукольцом выстроилась стража в сияющих кирасах, готовая разорвать любого, дерзнувшего отвлечь внимание драгоценных зрителей. На огромном чеканном блюде, с трудом удерживаемом двумя матросами, меж драгоценных кубков и оправленных в серебро бутылей с прохладительными нектарами из диковинных заморских плодов красовалась здоровенная глиняная миска, в которой среди поджаристых шкварок горою миниатюрных китов-альбиносов высилось произведение Лисовского кулинарного гения – “ле варэник с картоплэю”. Но, вопреки ожидаемому, ни Елизавете, маркизе Дорсет, ни ее злополучному секретарю Френсису Уолсингаму, ни мне, ни даже Рейли не было дела до изысканного блюда. “Трюфели Дианы” сегодня рисковали безнадежно остыть, став по вкусу, как озабоченно бросил Лис, “шо ота подошва”.
– Ну шо они медлят?! – тихо сокрушался д'Орбиньяк. – Все ж стынет!
А между тем на тщательно выбранной вероломным режиссером сцене театра военных действий разворачивался третий акт трагедии, еще не обретшей названия, но уже вполне достойной благожелательных отзывов критики. В начале представления эскорт ее величества, увидав свою повелительницу, как ни в чем не бывало занимающую место в зрительном зале, приветствовал государыню, радостно воздевая к небесам длинные острые пики.
– Какие доблестные воины! – помогая королеве сесть, восхитился Рейли. – А вон тот, в черненом доспехе с золотыми арабесками – это, несомненно, Роберт Дадли, граф Лестер?! Ну конечно же это он! Кто еще смог бы так ловко и беззаботно гарцевать перед эскортом ее величества! Как жаль, сударыня, что вы не пригласили его сиятельство на мой корабль. – Он сделал ударение на слове “мой”, то ли напоминая Елизавете о ее незавидном положении, то ли давая понять, что прекрасно осознает, чьим наветом он обязан нынешнему своему положению мятежного корсара.
Пожалуй, ни для кого в Британии, от обрывистых скал Корнуэлла до отрогов Чевиотских гор, не было секретом, что обершталмейстер ее величества Роберт Дадли был, вероятно, первым, но уж точно постоянным любовником королевы-“девственницы”. Довольно долго придворные и простолюдины шептались о том, что со дня на день Дадли может стать мужем огнекудрой Бэт и королем Англии. Но королем Роберт не стал. Уж больно его пылкая возлюбленная дорожила привольным статусом незамужней девицы. Но стоило теперь королеве хотя бы и в шутку приблизить к себе кого-либо из придворных кавалеров – и тот уже мог, не сомневаясь, числить графа Лестера среди своих заклятых врагов. А уж если кавалер оказывался не только хорош собой, а также умен и ловок, ненависть Дадли не знала границ. Как, скажем, к Рейли.
По иронии судьбы именно он представил молодого авантюриста ко двору в надежде потешить госпожу рассказами о боях с испанцами во Фландрии и коронации Генриха Анжуйского в Реймсе. И он же, заметив благосклонность ветреной Дианы к обаятельному смельчаку, сделал все возможное, чтобы стереть того с лица земли.
Между тем колонна военнопленных, окруженная многочисленным английским конвоем, обвешанным оружием с ног до головы, беспрепятственно обойдя барбакан, с красующейся на нем батареей, вошла во Врата Изменников и скрылась из виду. Я не мог знать наверняка планов дерзкого заговорщика, но богатый опыт участия в захватах крепостей позволял предположить, что по какой-либо надуманной причине часть конвоиров останется у ворот. Во-первых, чтобы удержать их после начала боя, а во-вторых, по странному замыслу фортификатора, возводившего эти стены, именно в Башне Предателей, через которую еще во времена короля Эдуарда I попадали в Тауэр его будущие узники, находился механизм, снабжавший водой всю крепость. Такой сладкий кус Рейли уж точно мимо рта пронести не мог.
Я смотрел, как скрывается за воротами хвост колонны, и с тоской вспоминал виденные в ранней юности боевики с лихими парнями, которым ничего не стоило в три движения разметать вооруженную толпу, а четвертым финальным рывком восстановить попранную справедливость и возвратить ее на законное место.
– `Пришла пора кудрям валяться! ` – недобро хмыкнул Лис, услышав на канале связи мои сетования. – `Не суетись под клиентом, Капитан! И на нашей улице грузовик с конфетами перевернется. Сдается мне, наш корефан не по глотке ломоть кусает. Оно как бы в сортир не опоздать! `
Речь моего друга была несколько сумбурна, но суть происходящего была схвачена верно. Невзирая ни на что, сейчас нам следовало выжидать. Как говаривал великий мастер Ю-Сен-Чу, провожая мимо себя удары учеников: “Умеющий противопоставить силу силе может победить, а может быть побежденным. Но тот, кто способен направить силу противника в никуда, – непобедим!” Прикрыв глаза, я представлял себе маршрут каперского десанта, без малейших затруднений минующего готовые к яростному штурму или многомесячной осаде крепостные стены. Вот, пройдя мимо Архивной башни, машкарадные узники подходят к башне Мартина. Вот, едва задержавшись в воротах, отделяющих внешний периметр куртин от внутреннего, приближаются к башне Байворда. Оттуда уже свободный доступ в крепостной двор. Лишь только Белый Тауэр, грозно возвышающийся над всей округой, способен удержать мятежников. Надолго ли? Артиллерии в нем нет, большая часть гарнизона расположена на внешних укреплениях. Даже если изрядная часть Королевских Йоменов сумеет добраться до цитадели, можно держать пари, что для этого случая у Рейли заготовлена какая-нибудь очередная каверза. Не зря же утром он разливался соловьем, расписывая историю лондонской твердыни.
Тоскливо-обиженно взвыл сигнальный рожок на сдвоенной, точно бинокль, башне Байворда. Взвыл и осекся, должно быть, выпав из мертвых рук. А вслед за этим тревожным звуком, поднимаясь над стенами, полетел над городом яростный вопль атаки, звон оружия и гул тревожного колокола.
– Вот и началось, – поднимаясь с места, вздохнул Рейли. – Вот и прекрасно. Как говорится, Господь не оставит правых.
Встревоженные шумом боя, доносящимся со стороны Тауэра, всадники королевского эскорта начали приподниматься в стременах, точно надеясь увидеть через стену происходящее в крепости. “Неужто испанцы осмелились напасть на стражу? – вероятно, роилось в их головах. – Что за нелепость?!”
Я был уверен, что все тридцать рыцарей почетной стражи ее величества были отчаянными рубаками и, несомненно, желали оказаться в эту минуту там, где кипела сеча. Но оставить без защиты королеву?! О нет, никак невозможно! Между тем бой в Тауэре продолжался, и выстроенные у сходней всадники начинали заметно нервничать.
– Ко мне, Дадли! – Властный крик августейшей пленницы на долю секунды заглушил все иные звуки, висевшие над причалом. – Измена!
От неожиданности я невольно с силой втянул воздух, готовясь к краткой и, вероятно, последней схватке с конвоем, замершем позади нас. Но нет. Лишь только Рейли, не спуская язвительной улыбки с губ, неспешно захлопал в ладоши, демонстрируя свое восхищение. Вот первый всадник, повинуясь королевскому приказу и зову чести, оказался на деревянных мостках, связывающих корабль с причалом, флажок на его склоненной пике трепетал в предвкушении боя…
– А-я-яй! – задумчиво кладя руку на эфес шпаги, вздохнул Уолтер. – А я-то надеялся – это будет Лестер. Ничего не попишешь.
Раз! Сходни, сброшенные парой матросов, притаившихся у фальшборта за гирляндами несравненной Дианы, рухнули в воду, поднимая фонтан брызг и накрывая, точно могильной плитой, закованного в доспехи всадника.
Два! Жерла орудий “Дерзновения” и “Боевой ярости” выставили наружу свои тупые рыла, подобно бюргерам, спешащим поглазеть на проносящийся мимо их окон королевский кортеж. Тридцать пушек на двадцать девять всадников. Мне не было слышно, что скомандовал Роберт Дадли, но, развернувшись пред черными безжизненными зрачками фальконетов и кулеврин, отряд пришпорил скакунов, спеша покинуть поле боя.
– О, чертовы рога! Какая досада! – Рейли с силой ухватил левый ус, точно намереваясь напрочь выдернуть его. – Я только собирался предложить ему капитулировать! – Уолтер, точно извиняясь, оглянулся на Елизавету. Та сидела, широко открыв затянутые непролитой слезой голубые глаза, закусив губу. Тонкая красная струйка стекала по ее подбородку и капля за каплей падала на серебряную парчу.
– Ну что вы, сударыня! – сокрушенно развел руками корсар. – Не стоит так убиваться! Ваш Дадли не трус. Нет-нет, он – опытный военачальник. Он всего лишь разумно оценил поле боя и, решив, что победа невозможна, спас от гибели своих людей. Но, поверьте, у него и в мыслях не было бросать вас в лапах коварных мятежников. Он желает собрать силы, – Рейли сжал кулак, – и обрушиться на мерзавцев, чтобы уничтожить их всех до единого!
Последние слова были заглушены трескотней отдаленных выстрелов и жалобным лошадиным ржанием.
– Но, ваше величество, – наглец сделал эффектную паузу, – свершить этого герою не суждено, ибо звезды сулили ему иное. С самого утра его ждала засада. Слышите эту стрельбу, Бэт? Это Ричард Грэнвилл, мой кузен. А с ним – самые отъявленные головорезы Девоншира и валлийского пограничья, которых только можно было сыскать за испанское серебро. Что ж, моя дорогая Элизабет! Кажется, настало время спасти от бессмысленной расправы мужественных защитников Тауэра. Смею надеяться, божественная Диана, вы составите мне компанию.
Из всех королевских резиденций Тауэр, пожалуй, был самой неприступной и самой нелюбимой для венценосной амазонки, попавшей в сети, расставленные недавним фаворитом. Именно здесь специально приглашенный из Франции палач опустил меч правосудия на шею ее матери. Именно здесь томилась в заключении она сама, в единый миг утратившая милость отца и титул принцессы – незаконнорожденная дочь опасной колдуньи, одурманившей любовными чарами доброго короля. Дочь опасной чародейки, заставившей боголюбивого монарха, “хранителя веры” отречься от религии отцов и столкнуть королевство в пучину смуты и кровопролития. Пережившая опалу и презрение двора королева, несомненно, помнила все, а потому понимала, насколько шатки ее права на престол.
Древний валлийский род Тудуров, получивший в Британии наименование Тюдоров, не был связан родством с династией местных властителей, хотя знатностью превосходил все иные семьи Уэльса. Одним из самых доблестных сподвижников принца Дэвида, всю жизнь боровшегося против англичан за независимость своих земель, был Эдинфед Фичин. Его сын Тудур ап Эдинфед был захвачен королем Англии Генрихом III и отправлен сюда же, в Тауэр, в качестве почетного заложника.
Почет ему, должно быть, оказывали немалый, поскольку уже через два месяца Тудур присягнул на верность королю Англии, а через год вел переговоры с принцем Дэвидом от имени Генриха III. От этого, проклятого собственным отцом, сына и пошел род Тюдоров. Король Англии по достоинству оценил услуги переметчика, отдав тому после покорения его родины все владения предков и ряд иных земель.
Однако плоды измены не пошли впрок его потомкам и прадед первого короля этой династии, Мэрэдад, был личностью весьма темной. Одни утверждали, что он был эсквайром на службе епископа Бенгера, другие и вовсе называли отпрыска валлийских танов трактирщиком в Конви. Как бы то ни было, его сын Оуэн Тюдор, безземельный джентри, каким-то чудом стал мажордомом при дворе вдовствующей королевы Екатерины из рода Валуа, а затем и се мужем. Неплохая карьера для дворянина, чьи владения были конфискованы еще до рождения, то ли за участие Мэрэдада в мятеже, то ли за убийство им королевского чиновника.
В любом случае по законам Британии повторный брак вдовствующей королевы с низкородным полуваллийцем считался оскорблением короны и грозил лишением владений и всего имущества. Но скрип перьев законоведов испокон веку заглушался звоном мечей. Война Алой и Белой розы разом смешала все карты в политическом пасьянсе. Подобно урагану, ломающему ветви и выворачивающему с корнем деревья, пронеслась она над Англией, сокрушая и без того подгнившее древо правящего королевского дома. Обе его линии – и Ланкастеры, и Йорки с таким рвением истребляли друг друга, что в конце концов почти добились своего. Тогда-то и вышел на сцену лишенный всех прав изгнанник – Генрих Тюдор, граф Ричмонд, в жилах которого текла пара капель крови Плантагенетов. Правда, по линии бастардов, но в такой-то момент кому до этого есть дело! Короновав себя после победы у Босуорта, Генрих Тюдор, ставший Генрихом VII, едва ли не силой взял в жены дочь короля Эдуарда IV, Елизавету Йоркскую, тем самым добавляя веса своим эфемерным правам на престол. Стоит ли говорить, как он держался за эти права! Именно по его приказу был казнен племянник Эдуарда IV, граф Эдуард Уорвик. Да и со смертью сыновей Эдуарда IV, обычно приписываемой коварному дяде Ричарду III, тоже все отнюдь не просто. С чего бы это вдруг Лондонская ратуша отпускала деньги на содержание запертых в Тауэре принцев еще год после смерти “горбатого чудовища” Ричарда III? А ведь отпускала же!
Сын первого из Тюдоров, надевших королевский венец, чувствовал себя куда как увереннее. Но ту сумятицу, которую он внес в порядок престолонаследия, ни до, ни после него не удавалось переплюнуть ни одному монарху.
Первенцем Генриха VII был сын его любовницы Бесси Блаунт – Генри Фитцрой, герцог Ричмонд и Сомерсет, граф Нотингем, кавалер ордена Подвязки. Долгое время его считали возможным наследником престола. Но после первой женитьбы короля Фитцрой был отодвинут в сторону, и наследницей престола стала дочь его величества от Екатерины Арагонской – Мария. Та самая Кровавая Мэри. Но и ей не повезло. Король влюбился в Анну Болейн и пожелал расторгнуть опостылевший брак с несчастной испанской принцессой. Однако та оказалась против, и в этом ее поддержал Папа Римский, что крайне возмутило ошалевшего от страсти государя. Забыв о недавно полученном титуле “Хранителя Веры”, автор трактата “В защиту семи таинств” объявил себя главой собственной церкви, независимой от римских епископов. В католическом мире Екатерина Арагонская продолжала считаться супругой английского суверена, но сам он ее таковой больше не почитал.
После создания англиканской церкви Генрих тут же взял в жены Анну Болейн – новоиспеченную маркизу Дорсет, родившую ему вскоре Елизавету – еще пару часов тому назад королеву Англии. Однако любовная страсть толкала “валлийского бычка”, как нежно именовали своего монарха англичане, на очередные амурные похождения. Так что очень скоро опостылевшая королева лишилась головы, а ее дочь – всех прав на престол.
Впоследствии Генрих VIII был женат еще четырежды, но, на счастье британцев, имел еще лишь одного ребенка. Хилый добрый король Эдуард VI, начавший править десяти лет от роду, не успел за краткие годы нахождения у власти оставить прямых наследников, но прежде, чем быть отравленным, также внес неоценимый вклад в запутывание дел английской короны.
По его указу трон переходил не к Марии, не к Елизавете, и уж подавно не к Генри Фитцрою, скончавшемуся несколько ранее. Королевой была объявлена кузина Эдуарда – Джейн Грей. Бедная девочка! Как она не хотела принимать этот братский подарок! На беду, первые лорды королевства уговорили ее. Джейн правила всего девять дней, а затем была свергнута католиками во главе с Марией Тюдор. Здесь же, в Тауэре, ей отрубили голову.
Взошедшая на трон королева Мария делала только первые шаги к завоеванию личного прозвища “Кровавая”. Ей еще предстояло залить Англию кровью, возвращая заблудшую овцу в католическое стадо. Надо ли говорить, что из современников более всего она ненавидела единокровную сестру Елизавету, похитившую у нее любовь отца и лишившую счастливого детства. Невзгоды во многом уравняли их, но простить, что с малолетства числилась фрейлиной у “ведьмовского отродья”, Мария была не в силах. И хотя брак Марии Тюдор и нынешнего короля Испании Филиппа II не дал наследника Британии, завещание, оставлявшее престол Елизавете, было слишком подозрительно, чтобы принимать его на веру. Когда б не герцог Норфолк, вселюдно огласивший последнюю волю умершей королевы, когда б не чаяния англичан, уставших от зверств фанатичной католички, максимум, на что могла рассчитывать нынешняя Диана, это тихий замок в глуши и пожизненная рента. Но первые лорды Англии, опасаясь претензий на трон супруга Марии, еще более яростного ревнителя чистоты веры короля Испании, не моргнув глазом склонили чашу весов в ее пользу. И Элизабет Тюдор знала об этом, как никто. Знала она и другое… Что за стенами крепости, в которой сейчас кипел бой, томилась внучка Генриха VII, дочь его старшей дочери Маргариты, королева Шотландии Мария Стюарт, английская принцесса, имевшая прав на трон никак не меньше, чем королева-“девственница”!
– Что же вы стали, сударыня?! – Насмешливый голос Рейли, точно удар плетью, вывел из оцепенения замершую у фальшборта королеву. – Сходни уже спущены. К чему медлить? Тауэр ждет вас!
Глава 5
Я – человек принципов! И если вам они не нравятся… У меня есть другие.
Эжен Франсуа Видок
Бой в Тауэре подходил к концу. Королевские Йомены, несущие караульную службу в стенах лондонской твердыни, были отличными бойцами, быть может, лучшими в Англии. Но их было сравнительно немного, и они были захвачены врасплох. К тому же они занимали великое множество постов по всему периметру крепостных стен. На каждого королевского гвардейца приходилось десять – пятнадцать человек заговорщиков.
Пока мы с Рейли и Елизаветой Английской проходили по внутреннему двору Тауэра, нам то и дело встречались места ожесточенных стычек, заваленные мертвыми телами. И хотя красно-белая роза Тюдоров, украшавшая нагрудники отважных йоменов, встречалась куда как реже разномастно пестрых одежд штурмующей братии, ясно было одно: часы цитадели сочтены. Основная часть обороняющихся, укрывшись за толстыми стенами Белого Тауэра, отчаянно сопротивлялась, засыпала штурмующих обломками мебели, стрелами, изредка, экономя заряды, стреляла из аркебуз. Однако, невзирая на мужество Королевских Йоменов и высоту замковых стен, исход боя был предрешен. К моменту нашего появления обливающиеся потом мятежники уже разворачивали на прямую наводку пару чудовищных бронзовых монстров – орудия калибром примерно в восемь дюймов. Эти грозные пушки я помнил с детства. К радости туристов, они занимали достойное место возле лафетного склада.
По щитодержателям британского герба орудия носили звучные имена – “Лев” и “Единорог”. До начала XX века их слитным залпом встречал Тауэр въезд государя. Здесь грозным чудовищам суждена была иная судьба.
Еще несколько минут – и массивные ворота, способные отразить удары окованного железом бревна-тарана, разлетятся в щепы, разбитые тяжеленными ядрами. Понимая, что уничтожение последней преграды, отделяющей защитников цитадели от штурмующих, грозит остаткам гарнизона неминуемой гибелью, йомены старательно выцеливали мятежников, суетившихся возле орудий. То один, то другой головорез падал, сраженный пулей или стрелой, пущенной из башни Белого Тауэра. Однако, оскальзываясь в хлещущей из ран крови, товарищи павших разбойников деловито продолжали разворачивать тяжеленные пушки.
– Как вы полагаете, монсеньер, – игнорируя нежно поддерживаемую под локоть королеву, осведомился Рейли, – может, ни к чему вся эта канитель со штурмом? Может, лучше принести из порохового погреба сотню-другую бочонков с порохом, подкатить их к стенам и взорвать, на радость всему дьяволову семейству? Как тогда у вас, в Лувре!