Советская пехота и наши автоматчики продолжали наступление. В первых рядах атакующих шли воины Швонява и Гайдур, которые только что отличились при штурме первой и второй траншей противника. Свободник Дмитрий Хегедюш воплощение энтузиазма, он неутомим, быстр, точен. Хегедюш работал своим автоматом, как косец хорошо отбитой косой. Он бил по врагу без промаха.
   Группа воинов наступала за танком четаржа Криванича, который только что уничтожил немецкую противотанковую батарею. От прямого попадания снаряда, выпущенного "фердинандом", танк Криванича загорелся. Четарж Криванич погиб. Воины отомстили за его смерть. 10, а может и 20 врагов поплатились жизнью за одного нашего товарища.
   Подожжен танк Т-70, где механиком-водителем был свободник Тафичук. Сам Тафичук ранен, но он остался на поле боя и вместе с советскими и нашими пехотинцами уничтожал гитлеровцев.
   Наша задача - овладеть населенным пунктом Черняхов.
   Танк свободника Штефана Гучека вместе с другими ворвался в населенный пункт и уничтожил несколько огневых точек противника. Жизнерадостный ротмистр Ям Недвидек, командир взвода танков Т-70, наступая первым, прокладывал путь остальным нашим танкам. Недвидек уничтожил три артиллерийские батареи, десять пулеметов, десятки вражеских солдат, но и сам попал под огонь нескольких вражеских орудий... Прямое попадание, и Недвидек, наш Василий Теркин, гибнет в горящем танке.
   В Черняхов за танками ворвались автоматчики подпоручика Сергея Петраса и ротмистра Бернарда Бражины. В ожесточенном бою их подразделения уничтожили 4 станковых и 11 ручных пулеметов, батарею противотанковых орудий, минометную батарею и сотни фашистов. Петрас взял в плен двух немцев. Боеприпасы на исходе, сегодня слишком много пришлось стрелять. Невзирая на это, танки и автоматчики продолжали идти вперед.
   Бой за Черняхов длился до поздней ночи. Подошедшие советские пехотные и артиллерийские подразделения помогли освободить этот населенный пункт от гитлеровцев, которые, понеся большие потери, отошли.
   10 ноября 1943 года в 17.00 наша ударная группа вернулась в Васильков. В бою за Черняхов она нанесла фашистам большие потери. Мы потеряли 16 человек ранеными и 11 убитыми, в том числе мужественного воина-коммуниста Штефана Тучека, словака, пришедшего к нам из белорусского партизанского отряда, сподвижника Яна Налепки. Позднее, после освобождения Чехословакии, ему было посмертно присвоено звание Героя Словацкого народного восстания. В бою погиб также подпоручик Ярослав Згор.
   * * *
   Бригада, усиленная советским 218-м гвардейским истребительно-противотанковым полком, заняла оборону в районе южнее населенного пункта Коммуна Чайки. Здесь по приказу командующего армией была создана штурмовая группа, в которую вошли пять наших и восемь советских танков. Группа получила задачу - овладеть деревней Петривкой, расположенной в десяти километрах от обороняемой 2-м батальоном Мытницы. Штурмовая группа выполнила свою задачу. В бою за Петривку она уничтожила 15 гитлеровцев, но и сама понесла значительные потери: два танка, четыре человека убитыми и десять ранеными.
   Смертелыно бледный поручик доктор Энгель оперировал всю ночь, которую подряд. Он пытался, как и другие наши фронтовые врачи, сохранить раненым не только жизнь, но и полную трудоспособность. И, однако, ему нередко приходилось ампутировать руки и ноги. Получил увечье командир роты коммунист Роман. Его танк был пробит снарядом, а сам он тяжело ранен в ногу. И хотя в его обнаженных мышцах и порванных связках торчали обломки костей, он держался и руководил действиями своего подразделения, пока не потерял сознание. Роман пришел в себя лишь в санитарной машине.
   Некоторое время бригада участвовала в оборонительных боях на разных участках фронта, в том числе и в районе Василькова. Противник упорно контратаковал, пытаясь снова овладеть Киевом и восстановить "восточный вал" вдоль Днепра.
   Фронтовая закалка бойцов бригады, приобретенная в непрерывных боях, особенно пригодилась на Правобережной Украине. В те дни чуть было не погиб наш прославленный танк "Лидице", тот, что стоит ныне, спокойно и миролюбиво, как вечный свидетель великих и вместе с тем трагических лет, на горе Витковой в Праге.
   Танковый взвод подпоручика Писарскы, сопровождаемый пехотой, подошел к переднему краю обороны противника. Командирский танк открыл огонь первым. Он должен был проложить дорогу пехотинцам и автоматчикам Сохора. И вдруг танк по самую башню провалился в "волчью яму". Над командирской машиной нависла смертельная опасность. В любую минуту она могла вспыхнуть от прямого попадания снаряда вражеской противотанковой артиллерии или "фердинанда". Требовалось прежде всего сохранить экипаж танка.
   - Немедленно выбирайтесь из танка через башню! Танк поджечь! - приказал командир роты. Это был приказ, обрекающий головной танк на уничтожение.
   Первую часть приказа танкисты выполнили быстро. Экипаж на земле.
   - Приказываю поджечь танк! - повторил командир роты.
   - Что? - переспросил Писарскы.
   - Поджечь! Разве не слышал?
   - Просто так? Без боя?
   До этой минуты Писарскы стоял, вытянувшись, как стальной прут, бледный как полотно. Теперь его мышцы заметно расслабились, к лицу медленно приливала кровь, в просветлевших глазах сверкнула искорка надежды.
   - Вот что я вам скажу, ребята, - сказал Писарскы, обращаясь к экипажу. - Тикайте отсюда, и живо, а я прикрою вас огнем.
   Никто даже не пошевельнулся.
   - Потом я как-нибудь поспею за вами, - добавил Писарскы.
   - Нет, так не пойдет, - запротестовал четарж Кобулей. - Тогда и я не уйду.
   Остался весь экипаж.
   Драгоценное время ушло, и теперь отход был бы похож на бегство. Все что угодно, только не это. Воспользовавшись положением, в котором оказался головной танк атакующего взвода, враг решил захватить его.
   Подпоручик Писарскы был превосходным стрелком. Спустившись в танк, он открыл огонь из пушки, едва возвышающейся над краем "волчьей ямы", по наседавшему врагу. Экипаж танка, пустив в ход автоматы, помог командиру задержать немцев. Прижавшись к своему бронированному другу, танкисты вытирали взмокшие лбы. Это была горячая минута.
   Писарскы остался в танке. Остальные принялись за работу. Семь часов, лежа под огнем, они орудовали лопатами, чтобы освободить танк из ямы. Сжечь? Нет, об этом никто не думал.
   Но вот, наконец, все готово, можно выезжать. И в ту же минуту враг открыл по танку ураганный огонь. Такого огня экипаж не испытывал за все семь часов. Как быть? Вперед! Это единственно разумное решение. Не торчать же здесь, под носом у немцев. Ребятам удалось вывести танк. Писарскы продолжал стрелять из пушки, пока не подошла советская пехота. Стрелковая рота не только опрокинула врага, но и уничтожила его опорный пункт. Славный танк "Лидице", головной танк нашей первой бронированной колонны, остался невредимым.
   Как хорошо, что доныне существует этот прославленный танк и что жив его экипаж: командир подпоручик Лумир Писарскы, стрелок свободник Иван Глеба, заряжающий Мирослав Крушинский и механик-водитель четарж Васил Кобулей. Желаю им всем долгих лет жизни.
   В то время мы были включены в состав 40-й армии, которой командовал генерал-полковник Ф. Ф. Жмаченко. В непосредственном соприкосновении с противником находились советские части, мы же вели по врагу только артиллерийский и минометный огонь.
   И на фронте мы не отставали от культурной и политической жизни. К нам, например, приезжала группа художественной самодеятельности 134-й стрелковой дивизии и давала замечательные концерты. И так было не только у нас, но и во всей Советской Армии. Мы читали газеты и книги. Издавали и свои собственные газеты, например газету 1-й Чехословацкой бригады "Наше войско в СССР". В бригаду часто наведывались не только группы художественной самодеятельности соседних частей и соединений, но и выдающиеся артисты СССР. Часто демонстрировались новые фильмы, зимой - в каком-нибудь помещении, а летом прямо в лесу.
   Вскоре нашу бригаду внезапно отвели в Васильков. На своих позициях остались лишь артиллерия и танки.
   Как раз в это время, в конце ноября, в Москву приехал тогдашний президент Чехословацкой Республики Эдуард Бенеш. Когда 12 декабря 1943 года мы получили приказ генерал-полковника Жмаченко о переброске нашей бригады в Киев, многие воины полагали, что туда приедет и президент Бенеш, являвшийся верховным главнокомандующим чехословацких вооруженных сил. Но этого не произошло.
   12 декабря в Москве был подписан советско-чехословацкий договор о дружбе, союзе и послевоенном сотрудничестве. О содержании соглашения мы были обстоятельно проинформированы чехословацкой газетой "Наше войско в СССР". Договор предвещал Чехословакии новое светлое будущее, приближению которого по мере сил способствовали чехословацкие воины, действующие на советско-германском фронте. А как прокладывать путь в это замечательное будущее, лучше всего показывали дела коммунистов, самоотверженно сражающихся с врагом.
   В советско-чехословацком договоре нашли свое отражение положения, неоднократно выдвигаемые руководством Коммунистической партии Чехословакии. Ясные и доступные для каждого, они являлись ориентиром, открывали близкую и вполне реальную перспективу: Чехословакия не только сейчас, но и после войны пойдет рука об руку с Советским Союзом. И это будет новая Чехословакия, управляемая народом.
   Тогда многим из нас, равно как и тем из наших сограждан, кто находился на родине, казалось, что и Бенеш одобряет такое развитие событий, что и он желает того же. Вскоре после подписания договора Бенеш выступил по московскому радио с речью, которая транслировалась для народов Чехословакии. Он сказал: "Мое настоящее пребывание в Москве, так же как и поездка в Москву в 1935 году, не является для меня мимолетным и случайным жестом политики военных лет, которая под влиянием дальнейших событий может измениться. Эту поездку в Москву я понимаю как само собой разумеющееся логическое завершение нашей политики в этом веке, как результат, который стал возможен только благодаря русской революции, блестящему укреплению Советского государства и его нынешним огромным успехам".
   Не удивительно, что после таких слов авторитет Бенеша сразу возрос. И тем большим было разочарование воинов, когда он не счел нужным приехать к "им, хотя легко мог это сделать. Правда, мы находили известное оправдание поступку президента: фронт проходит совсем недалеко от Киева, положение опасное. Полагали, что Советское правительство не захотело подвергать опасности жизнь президента Чехословакии.
   В Москву была направлена делегация, в состав которой входили, кроме командира бригады, 15 лучших солдат, унтер-офицеров и офицеров. Ядро делегации составляли: Рытирж, Тесаржик, Штефа Гальбава и Аничка Птачкова. Знаменосец бригады ротмистр Шафаржик сопровождал в Москву наше боевое знамя. В Москве мы впервые встретились с Бенешем.
   Я ждал этой встречи, хотел объективно проинформировать президента о нашей бригаде, об ее участии в боях, доложить о положении на фронте так, как мы, воины бригады, сражающейся вместе с Советской Армией, представляли себе его. Но наша встреча с Бенешем происходила, как в хроникальном фильме. Знакомая улыбка, снисходительное приветствие:
   - Здравствуйте, господин генерал. Поздравляю вас и всех военнослужащих с успехами, которых вы достигли.
   Сразу же после этого он вдруг начал пространно объяснять, почему к званию генерала раньше других был представлен начальник чехословацкой военной миссии в Москве Гелиодор Пика.
   - Это не моих рук дело, - убеждал он. - Это сделало правительство, но затем я вмешался и привез вам генеральские погоны.
   Я стоял и молча слушал. Я знал очень хорошо, что эмигрантское правительство в Лондоне в таких вопросах не противоречит воле президента. Но главное все же заключалось не в генеральских погонах.
   16 декабря 1943 года советско-чехословацкий договор был ратифицирован. Мы присутствовали при этой церемонии. В Чехословацком посольстве было настоящее торжество. Знакомства, представления, пожатия рук, вручение наград.
   Президент прикрепил к нашему боевому знамени медаль "За храбрость", являвшуюся низшей наградой в Чехословакии. Мы стояли в почетном карауле у боевого знамени 1-й Чехословацкой отдельной бригады в СССР и мысленно переносились к своим друзьям на фронте, к раненым и погибшим. У Анички Птачковой по щекам катились слезы. В то же время мы вспоминали, как высоко оценило Советское правительство боевые действия чехословацких воинов в борьбе за Днепр: три Золотые Звезды Героя Советского Союза, ордена Ленина, орден Суворова на боевом знамени бригады и орден Суворова, врученный ее командиру, а также многие другие награды.
   Да, Бенеш явно был себе на уме, иначе зачем понадобилось бы нашему правительству и президенту умалять значение успешных боев, в которых мы принимали участие, умалять отвагу и героизм наших воинов, на советской земле сражавшихся за Прагу и Братиславу. Несомненно, тут были политические соображения, и такое отношение к нам объяснялось тем, что мы, вопреки желанию правительства, добились отправки нас на фронт, не пожелали быть "символической" частью и беречь себя "лишь для действий на родине". Но уже эти действия президента противоречили словам, которые он произнес всего за четыре дня до встречи с нами.
   Наконец мне все же удалось подробно проинформировать президента Бенеша о нашей бригаде и об ее участии в боях.
   - Я действительно изумлен, - повторил он несколько раз в ходе беседы. Я многого не знал, все это - весьма интересно. Благодарю вас за информацию.
   Когда я вышел от Бенеша, была уже ночь, крепчал мороз, но на улице мне показалось теплее, чем в натопленном кабинете президента.
   Пока мы находились в Москве, бригаду перебросили в район Белой Церкви и Жашкова. Здесь она вела бои в условиях отвратительной погоды: дождь сменялся снегом, оттепель - морозом.
   Во второй половине декабря 1943 года к нам в бригаду прибыл известный партизанский командир генерал Сабуров. Он рассказал о том, как мужественно, плечом к плечу с советскими партизанами сражаются словацкие партизаны и как геройски погиб в бою за освобождение украинского города Овруча командир Чехословацкого партизанского отряда капитан Ян Налепка.
   - Шестнадцатого ноября, - рассказывал генерал Сабуров, - когда советские партизаны начали бои за Овруч, отряд Налепки атаковал город с юга. Партизаны Чехословацкого отряда овладели мостом через реку Нарин и удерживали его в течение всего дня, несмотря на яростные вражеские контратаки. Затем отряд Налепки пошел на помощь советским партизанам, атаковавшим аэродром и железнодорожную станцию. Отряду было приказано начать штурм вокзала. С песней "Словацкие матери, у вас хорошие сыновья" партизаны бросились в атаку. На подступах к вокзалу Налепка, находившийся в первых рядах, был ранен, но поле боя не оставил и продолжал командовать, пока не был взят вокзал. Во время штурма одной из долговременных огневых точек Ян Налепка погиб.
   Свой рассказ генерал Сабуров закончил словами:
   - Погиб он геройски. Погиб коммунистом. Жизнь и смерть этого горячего сердцем и верного до последней капли крови сына чехословацкого народа достойны песни.
   Несколько позже за отвагу и особые заслуги в развитии партизанского движения на Украине Президиум Верховного Совета СССР присвоил командиру Чехословацкого партизанского отряда Яну Налепке звание Героя Советского Союза. В честь бессмертного подвига словацкого воина жители города Овруча поставили ему памятник.
   6. Шесть дней и шесть ночей в боях
   Прежде всего мне хочется сказать несколько слов об обстановке, сложившейся на Украине к концу 1943 года.
   Фронт тогда проходил по дуге обширного плацдарма на правом берегу Днепра. Не вызывало сомнений, и позже это подтвердилось, что цель Гитлера заключалась в том, чтобы ликвидировать этот плацдарм, снова захватить Киев и отбросить советские войска за Днепр. Соединения 2-го Украинского фронта уже подходили к Кировограду. Поэтому гитлеровцы для осуществления задуманного контрудара сосредоточили здесь значительное количество пехотных, танковых и моторизованных соединений. Главный удар немецко-фашистское командование планировало нанести на направлении Васильков, Киев. Гитлеровцы были убеждены, что суровую зиму им удастся переждать в теплых помещениях оккупированных городов, деревень и в построенных ими укреплениях.
   Однако советское командование решило расширить плацдарм на западном берегу Днепра и в дальнейшем освободить всю Правобережную Украину. 24 декабря 1943 года войска 1-го Украинского фронта перешли в наступление с киевского плацдарма, разбили группировку противника в районе Житомира и Бердичева и к середине января 1944 года вышли на линию Сарны, Любар, Жашков.
   Бои за Белую Церковь, в которых участвовала наша бригада, явились частью большой наступательной операции советских войск; в ходе ее были уничтожены крупные силы врага. Советское правительство и командование Советской Армии снова и снова оказывали доверие чехословацким войскам, предоставляя им возможность сражаться на направлении главного удара и выполнять наиболее важные боевые задачи.
   Бригада вышла в район предстоящих боевых действий тремя колоннами. Марш был нелегким, и к тому же час от часу крепчал мороз, который вскоре достиг 30 градусов. Два дня и две ночи без она и отдыха шли вперед подразделения бригады. На привалах нужно было немедленно окапываться и зарывать в землю танки, орудия, минометы, автомобили, а также строить убежища с учетом фронтовой обстановки - и все это в промерзлой земле.
   Враг маневрировал, быстро стягивал к Белой Церкви войска. Там он создал мощные, основательно подготовленные к зиме укрепления. Не давать противнику ни минуты передышки, преследовать его по пятам, догонять и уничтожать такова боевая задача последних дней 1943 года. Вот почему не было времени для отдыха ни для наступающих советских войск 1-го Украинского фронта, ни для входившей в их состав 1-й Чехословацкой бригады.
   После 48-часового перехода в трудных условиях бригада получила приказ немедленно преодолеть реку Дунайку и овладеть населенным пунктом Руда мощным опорным пунктом гитлеровцев на подступах к Белой Церкви. Для этого требовалось совершить новый 34-километровый марш. Данные разведки свидетельствовали о намерении врага упорно оборонять Белую Церковь и лишь в крайнем случае отступить на юг. Поэтому советским частям и нашей бригаде была поставлена задача: наступая в направлении на Руду, форсировать реку Рось, выйти к южной окраине города и отрезать врагу пути отступления на юг.
   Вспоминается ночь на 30 декабря 1943 года. Остановившиеся колонны сплошь покрыты снегом, он шел всю ночь. Мороз достигает 20 градусов, а на рассвете, когда горизонт еще был затянут густой мглой и подул порывистый ветер, температура упала до 30 градусов.
   Туман постепенно редеет, и с рассветом недалеко от нас вырисовываются очертания наших танков. Мы входим в состав 50-го корпуса, которым командует генерал-майор Мартиросян. Впереди нашего 2-го батальона уже с 4.00 ведет наступление советский 78-й стрелковый полк 74-й стрелковой дивизии.
   Не добившись успеха, полк отошел на исходные позиции. Обороняющийся в Руде противник располагал не только долговременными сооружениями, но и значительным количеством танков и самоходных орудий.
   В 7.00 подразделения бригады заняли исходное положение для наступления. Вскоре к переднему краю подошли танки советского 87-го танкового полка и танкового батальона нашей бригады. Началась артиллерийская подготовка. В 8.45 в атаку поднялась пехота. До переднего края вражеской обороны было около 1000 метров, однако преодолеть это расстояние оказалось весьма трудно. Тело было сковано ночным холодом, в глазах после трех бессонных ночей и от колючего ветра словно песок насыпан. Но мы не одиноки: слева наступала 74-я, справа - 163-я советские стрелковые дивизии; они успешно продвигались. Мы не отставали. Уже пройдено 500 метров. Вражеский огонь усилился, стал более плотным.
   Быстрее вперед! Короткими перебежками - вперед! Артиллеристы хорошо поддерживают дружно наступающие роты; танки с десантами автоматчиков и саперы разрушают немецкие заграждения на северо-восточной окраине Руды, небольшая группа танков врывается в населенный пункт. Другая, большая, прорывается к шоссе восточнее Руды. Около 10.00 в Руде завязывается уличный бой. Танки, автоматчики и 2-я рота 2-го батальона, которой командует надпоручик Бичиште, преодолевая упорное сопротивление противника, медленно продвигаются вперед. На правом фланге 3-я рота 1-го батальона, несмотря на сильный огонь врага, также подошла к юго-восточной окраине Руды. Левофланговая 1-я рота 1-го батальона, попав под фланговый огонь вражеских пулеметов, расположенных в лесу юго-западнее Руды, вынуждена была залечь и поэтому несколько отстала от других рот. Но вскоре вражеские пулеметы были подавлены огнем наших орудий и минометов.
   На северной окраине успешно наступал 2-й батальон. Ранило подпоручика Войтеха Черны, командира 3-й роты, и командование принял ротный Пилипчинец. Вышел из строя раненый Пилипчинец, его место занял ротный Гольдцвейг. 3-й взвод роты (им вместо раненого ротного Прживратского командовал десятник Фотул) наступал при поддержке взвода станковых пулеметов подпоручика Килиана.
   Был ранен и храбрый десятник Фотул. Тогда коммунист Килиан крикнул:
   - Взвод, слушай мою команду!
   И так он командовал двумя взводами до тех пор, пока сам не был ранен.
   Отделение свободника Русняка, действуя вместе с танками в глубине вражеской обороны, разгромило обоз и уничтожило артиллерийскую батарею противника. А когда вражеский огонь усилился и продвижение замедлилось, тут сейчас же появился пулеметчик Гладко со своим максимом. Он уничтожил два немецких ручных пулемета, но сам упал, сраженный пулей. Гладко тут же поднялся, подтащил к себе пулемет, дал еще одну очередь и снова упал. К нему подбежали наши ребята. Жив или мертв? Пулеметчик лежал без сознания, белый как полотно. Санитар десятник Федор Плиска привычным движением поднял неподвижное тело Гладко и перенес его в безопасное место. С любовью смотрели солдаты на мужественного и неутомимого богатыря-санитара, который только в одном этом бою спас жизнь 32 раненым воинам.
   Пренебрегая опасностью, Федор Плишка пробирался к раненым, перевязывал их, выносил с поля боя и доставлял на перевязочный пункт. При первой же возможности на помощь санитарам, которых солдаты в шутку называли "спасителями", приходил врач поручик Ян Сильный. Работая без отдыха несколько часов подряд, он оказал помощь 200 раненым. Многие из них обязаны ему жизнью. Замечательно трудился и врач 2-го батальона подпоручик Ян Гениг. И здесь, как и всюду, проявилось боевое содружество советских и чехословацких воинов. Наши врачи оказывали помощь всем раненым, будь то чехословаки или советские бойцы. Точно так же поступали и советские медицинские работники. Никто не говорил: "ваши" или "наши". Такого деления между нами не было. Были только "свои".
   Антонин Сохор и его автоматчики проникли далеко в глубину обороны врага. Однако вскоре им пришлось остановиться, а спустя еще некоторое время вся рота оказалась в окружении. Ее выручил огонь нашей артиллерии. Роте автоматчиков удалось вырваться из окружения, и она снова пошла в наступление, на этот раз при поддержке нескольких танков.
   Около 11.00 интенсивность и плотность вражеского артиллерийского огня постепенно уменьшилась, а еще через час 2-й батальон прочно закрепился на северной окраине Руды. В то же время на южной окраине нам пришлось отразить четыре контратаки противника. Подавив вражеские огневые точки, наши подразделения вплотную подошли к сахарному заводу, бой за который продолжался до трех часов дня.
   Умело и самоотверженно действовали наши танковые десантники. Так, воин Мотра не покинул поля боя, несмотря на ранение Сапер Иванина, действуя в составе танкового десанта, прикрывал огнем экипаж подбитого танка до тех пор, пока танкисты не выбрались из машины. Иванина уничтожил шесть вражеских солдат. В бою отличились и отважные танкисты. Танковые подразделения подпоручиков Ясиока и Гехта уничтожили четыре орудия, три пулемета, два миномета, автомашину с боеприпасами и несколько десятков оккупантов. В тесном взаимодействии с танкистами сражались их верные боевые товарищи автоматчики ротмистра Шуманского, который лично отправил на тот свет десять фашистов. С беззаветной храбростью бился с врагом ротмистр Курт Брун из Остравы. Брун был прекрасным кавалеристом, любил лошадей и знал в них толк. Он пал на поле боя и был похоронен в Руде. Тяжелой потерей для автоматчиков Сохора явилась гибель десятника Буртина, чудесного, самоотверженного командира отделения. Это произошло во время одной из атак. За короткое время отважный десятник был трижды ранен. Подумать только - три раза! Но бойцы его отделения не знали об этом до тех пор, пока он не упал. Его глаза были приоткрыты, под левым глазом застыла небольшая кровавая слеза, рука железной хваткой все еще сжимала автомат. Он умер как герой!