Страница:
Даже раздвигая языком ее губы, он отчаянно боролся с собой, чтобы не потерять рассудка. Сохранить контроль над своими поступками. Но когда губы Авриль разомкнулись, уступив его натиску, — Хок пропал.
Проникая все глубже в эту знойную бездну, он с жадностью коснулся языком ее языка. Он жаждал ее дыхания, ее тела. ее близости. Он жаждал ее. Авриль. Дикую и неуправляемую. нежную и послушную. Жаждал ее губ, мучительно жарких под его ласкающими губами.
Ее ногти оставляли на его коже следы вырвавшейся наружу страсти. Жесткая щетина царапала ей кожу. Мысли смешались в голове Хока. Отнюдь не добродетельные мысли.
Существовал способ уговорить жену смириться с жизнью на острове. Принять ее. Способ, который им обоим доставит наслаждение.
Медленно опускаясь на колени, Хок потянул Авриль за собой. Лишь по дрожи, сотрясавшей ее, да слабому невнятному звуку, вырвавшемуся из груди, можно было догадаться о все еще смущавших ее сомнениях.
— Ш-ш-ш-ш, — тихо прошептал Хок, легко, словно перышком, проводя губами по ее подбородку. — Есть многое, что тебе здесь, на Асгарде, понравится. Авриль. — Его хрипловатый голос звучал глубоко и страстно, как мольба. — Вот увидишь. — Он слегка надавил на какую-то чувствительную точку под ухом. — Вот увидишь…
— Хок…
— Если ты этого не хочешь, скажи лишь слово — я остановлюсь. — Его рука скользнула ей под плащ.
— Я н-н-не… — Она задохнулась, ощутив, как его пальцы ласкают ее сквозь тонкую ткань рубашки. — Я н-н-не…
— Выражайтесь поточнее, миледи, — пробормотал Хок. — Чего вы «н-н-не»? Вы не хотите вот этого? — Он ласково лизнул языком ту самую чувствительную точку под ухом и слегка прихватил кожу зубами — Авриль задрожала. — Или вот этого? — Он пробежал пальцами по изящному изгибу ее позвоночника…
Авриль закусила нижнюю губу, зажмурилась и впилась ногтями ему в плечи. Он сам весь дрожал от нетерпения, сжимая ее все крепче и крепче.
— На женском теле есть множество необычайно чувствительных мест, — шептал он. — Мудрый муж постепенно открывает их одну за другой. Одну… — поцеловал он ее в губы, — за… — прижался он губами к ложбинке на шее, — другой…
Хок ослабил объятие, и Авриль опустилась спиной па песок, а он потянулся к подолу ее рубашки. Когда она пошевелилась под ним и ее мягкие бедра коснулись его восставшей плоти, Хок судорожно, со всхлипом втянул воздух ртом.
Авриль вскрикнула и окаменела в его руках, часто моргая, словно только что проснулась:
— Нет…
— Авриль, — прошептал он, сжимая ее и прижимаясь губами к ее губам.
Она бешено сопротивлялась:
— Нет! Отпустите меня! — Эти холодные, пугающие слова пронзили его, словно сталь клинка, и хоть глаза ее все еще были темны от страсти, а губы источали аромат их лобзаний, Хок не стал возражать.
Он отпустил ее. Что еще оставалось делать? Он не хотел брать ее силой.
Авриль вскочила на ноги и попятилась, кутаясь в плащ. Было видно, как ее бьет дрожь.
— Я не могу… — Она тяжело, прерывисто дышала и отчаянно трясла головой. — Я не могу остаться здесь! — Слова звучали, как сдавленные рыдания. Потом она повернулась и побежала.
Хок тоже проворно вскочил и чуть было не бросился за ней, но одернул себя. Морской бриз быстро высушил испарину, покрывшую его тело, и рассеял туман, заволакивавший мозги. О темная дочь Локи, что я делаю!
Как это получилось, что одного поцелуя ему оказалось достаточно, чтобы потерять голову?
Нет, он не желает знать ответ на этот вопрос. Он лишь удовлетворял физическое влечение, ставшее болезненно острым. И старался показать Авриль некоторые удовольствия, которые предлагает Асгард. Он должен был уговорить ее предаться этим удовольствиям добровольно, доставить ей наслаждение и сделать счастливой.
Вместо этого он напугал ее, зашел слишком далеко и сделал это слишком быстро. Он совершил ошибку и больше ее не повторит.
Хок забросал тлеющие угли песком, поддевая его пальцами ноги, подхватил меч, мешок и последовал за Авриль, отнюдь не предвкушая удовольствия от обязанностей, которыми был обременен. Поскольку Торолф исчез, придется не спускать глаз с непоседливой женушки, не отпускать ее от себя ни на шаг.
Придется также бороться с искушением, предоставив ей возможность постепенно привыкнуть к новой жизни, новому дому, к нему самому.
Ему остается лишь сохранять твердость духа. Йа, подумал он, быстро шагая вдоль берега, твердость, необходимую умирающему от голода, чтобы отказаться от пищи. Или страдающему от жажды, чтобы удержаться и не отпить из наполненной до краев, манящей, восхитительной чаши, до которой так легко дотянуться.
Торолф прятался в тени на безопасном расстоянии от ванингсхуса Вэлбренда. Он ждал. Терпеливо. Поглаживая большим пальцем поверхность изящного флакона, который держал в руке, он повторял про себя то, что задумал много лет назад и с тех пор лелеял как самое заветное желание. Какое значение в сравнении со столькими годами имел еще час-другой!
Особенно если по прошествии их сладость мщения сольется, со сладостью свободы.
После унижения, пережитого в альтинге, он мечтал о мести едва ли не больше, чем о свободе. Это было в последний раз, когда воктеру удалось его обыграть.
На сей раз партия останется за ним.
Наконец появилась женщина, закутанная в плащ с капюшоном, но Вэлбренд следовал за ней всего в нескольких шагах.
Торолф оскалился и застонал от досады. Как этот Вэлбренд любит разрушать его планы! Вот опять! Стоило Торолфу узнать, что воктер неожиданно оставил свою молодую жену в одиночестве, как тот так же неожиданно вернулся к ней.
Словно нарочно заманивал и сбивал Торолфа с толку.
Но ведь этого быть не может! Он не мог знать. Никто не знал.
Торолф беспокойно переступил с ноги на ногу, не выпуская флакона из рук. «Клянусь кровью Квасира, если придется провести еще хоть день на этих проклятых скалах, я сойду с ума! — подумал он. — Я не овца, как другие, довольные своими мирными, безмятежными, унылыми жизнями. Я создан для большего».
Там, за пределами Асгарда, его ждал целый мир новых мест и удовольствий. И он намерен насладиться ими сполна. А старейшины, воктер и все их законы пусть горят в адском пламени. Он и так слишком долго жил под их пятой.
Больше он терпеть не намерен. Свобода так соблазнительно близка.
Он буквально держал ее в руке.
Торолф оглянулся и посмотрел на уютный дом Хока на самой вершине утеса. Его гнев стал остывать.
Вэлбренд всегда говорил, что хочет перемен. Его желание скоро исполнится.
Единственное, что требовалось Торолфу, — одна чужеземка. Таким образом из-за этого он и присоединился к экспедиции на материк.
Он больше не собирается сам испытывать судьбу. Хватит с того, что случилось в прошлый раз. У Торолфа были все основания полагать, что он держит в руках ответ, который веками искали асгардские мужчины. Этот эликсир принесет ему богатство и славу во всем мире, сделает королем. Богом!
И все же оставалась еще вероятность, как бы мала она ни была, что эта жидкость — смертельный яд.
Он должен это выяснить — с помощью хорошенькой женушки Вэлбренда.
От этой мысли Торолф заулыбался. Нужно лишь держать себя в руках — и успех придет. Терпение — ключ к успеху. Терпение. Он может подождать еще денек. Торолф повернулся и пошел вниз но заросшему густой травой склону. Надо получше спрятать лодку, пока темно.
А потом он вернется. Воктер не сможет каждую секунду держать жену в поле зрения. Рано или поздно она останется одна.
И Торолф не упустит этого момента. Он улыбнулся еще шире. На следующий день Хок Вэлбренд лишится новой жены.
Глава 11
Проникая все глубже в эту знойную бездну, он с жадностью коснулся языком ее языка. Он жаждал ее дыхания, ее тела. ее близости. Он жаждал ее. Авриль. Дикую и неуправляемую. нежную и послушную. Жаждал ее губ, мучительно жарких под его ласкающими губами.
Ее ногти оставляли на его коже следы вырвавшейся наружу страсти. Жесткая щетина царапала ей кожу. Мысли смешались в голове Хока. Отнюдь не добродетельные мысли.
Существовал способ уговорить жену смириться с жизнью на острове. Принять ее. Способ, который им обоим доставит наслаждение.
Медленно опускаясь на колени, Хок потянул Авриль за собой. Лишь по дрожи, сотрясавшей ее, да слабому невнятному звуку, вырвавшемуся из груди, можно было догадаться о все еще смущавших ее сомнениях.
— Ш-ш-ш-ш, — тихо прошептал Хок, легко, словно перышком, проводя губами по ее подбородку. — Есть многое, что тебе здесь, на Асгарде, понравится. Авриль. — Его хрипловатый голос звучал глубоко и страстно, как мольба. — Вот увидишь. — Он слегка надавил на какую-то чувствительную точку под ухом. — Вот увидишь…
— Хок…
— Если ты этого не хочешь, скажи лишь слово — я остановлюсь. — Его рука скользнула ей под плащ.
— Я н-н-не… — Она задохнулась, ощутив, как его пальцы ласкают ее сквозь тонкую ткань рубашки. — Я н-н-не…
— Выражайтесь поточнее, миледи, — пробормотал Хок. — Чего вы «н-н-не»? Вы не хотите вот этого? — Он ласково лизнул языком ту самую чувствительную точку под ухом и слегка прихватил кожу зубами — Авриль задрожала. — Или вот этого? — Он пробежал пальцами по изящному изгибу ее позвоночника…
Авриль закусила нижнюю губу, зажмурилась и впилась ногтями ему в плечи. Он сам весь дрожал от нетерпения, сжимая ее все крепче и крепче.
— На женском теле есть множество необычайно чувствительных мест, — шептал он. — Мудрый муж постепенно открывает их одну за другой. Одну… — поцеловал он ее в губы, — за… — прижался он губами к ложбинке на шее, — другой…
Хок ослабил объятие, и Авриль опустилась спиной па песок, а он потянулся к подолу ее рубашки. Когда она пошевелилась под ним и ее мягкие бедра коснулись его восставшей плоти, Хок судорожно, со всхлипом втянул воздух ртом.
Авриль вскрикнула и окаменела в его руках, часто моргая, словно только что проснулась:
— Нет…
— Авриль, — прошептал он, сжимая ее и прижимаясь губами к ее губам.
Она бешено сопротивлялась:
— Нет! Отпустите меня! — Эти холодные, пугающие слова пронзили его, словно сталь клинка, и хоть глаза ее все еще были темны от страсти, а губы источали аромат их лобзаний, Хок не стал возражать.
Он отпустил ее. Что еще оставалось делать? Он не хотел брать ее силой.
Авриль вскочила на ноги и попятилась, кутаясь в плащ. Было видно, как ее бьет дрожь.
— Я не могу… — Она тяжело, прерывисто дышала и отчаянно трясла головой. — Я не могу остаться здесь! — Слова звучали, как сдавленные рыдания. Потом она повернулась и побежала.
Хок тоже проворно вскочил и чуть было не бросился за ней, но одернул себя. Морской бриз быстро высушил испарину, покрывшую его тело, и рассеял туман, заволакивавший мозги. О темная дочь Локи, что я делаю!
Как это получилось, что одного поцелуя ему оказалось достаточно, чтобы потерять голову?
Нет, он не желает знать ответ на этот вопрос. Он лишь удовлетворял физическое влечение, ставшее болезненно острым. И старался показать Авриль некоторые удовольствия, которые предлагает Асгард. Он должен был уговорить ее предаться этим удовольствиям добровольно, доставить ей наслаждение и сделать счастливой.
Вместо этого он напугал ее, зашел слишком далеко и сделал это слишком быстро. Он совершил ошибку и больше ее не повторит.
Хок забросал тлеющие угли песком, поддевая его пальцами ноги, подхватил меч, мешок и последовал за Авриль, отнюдь не предвкушая удовольствия от обязанностей, которыми был обременен. Поскольку Торолф исчез, придется не спускать глаз с непоседливой женушки, не отпускать ее от себя ни на шаг.
Придется также бороться с искушением, предоставив ей возможность постепенно привыкнуть к новой жизни, новому дому, к нему самому.
Ему остается лишь сохранять твердость духа. Йа, подумал он, быстро шагая вдоль берега, твердость, необходимую умирающему от голода, чтобы отказаться от пищи. Или страдающему от жажды, чтобы удержаться и не отпить из наполненной до краев, манящей, восхитительной чаши, до которой так легко дотянуться.
Торолф прятался в тени на безопасном расстоянии от ванингсхуса Вэлбренда. Он ждал. Терпеливо. Поглаживая большим пальцем поверхность изящного флакона, который держал в руке, он повторял про себя то, что задумал много лет назад и с тех пор лелеял как самое заветное желание. Какое значение в сравнении со столькими годами имел еще час-другой!
Особенно если по прошествии их сладость мщения сольется, со сладостью свободы.
После унижения, пережитого в альтинге, он мечтал о мести едва ли не больше, чем о свободе. Это было в последний раз, когда воктеру удалось его обыграть.
На сей раз партия останется за ним.
Наконец появилась женщина, закутанная в плащ с капюшоном, но Вэлбренд следовал за ней всего в нескольких шагах.
Торолф оскалился и застонал от досады. Как этот Вэлбренд любит разрушать его планы! Вот опять! Стоило Торолфу узнать, что воктер неожиданно оставил свою молодую жену в одиночестве, как тот так же неожиданно вернулся к ней.
Словно нарочно заманивал и сбивал Торолфа с толку.
Но ведь этого быть не может! Он не мог знать. Никто не знал.
Торолф беспокойно переступил с ноги на ногу, не выпуская флакона из рук. «Клянусь кровью Квасира, если придется провести еще хоть день на этих проклятых скалах, я сойду с ума! — подумал он. — Я не овца, как другие, довольные своими мирными, безмятежными, унылыми жизнями. Я создан для большего».
Там, за пределами Асгарда, его ждал целый мир новых мест и удовольствий. И он намерен насладиться ими сполна. А старейшины, воктер и все их законы пусть горят в адском пламени. Он и так слишком долго жил под их пятой.
Больше он терпеть не намерен. Свобода так соблазнительно близка.
Он буквально держал ее в руке.
Торолф оглянулся и посмотрел на уютный дом Хока на самой вершине утеса. Его гнев стал остывать.
Вэлбренд всегда говорил, что хочет перемен. Его желание скоро исполнится.
Единственное, что требовалось Торолфу, — одна чужеземка. Таким образом из-за этого он и присоединился к экспедиции на материк.
Он больше не собирается сам испытывать судьбу. Хватит с того, что случилось в прошлый раз. У Торолфа были все основания полагать, что он держит в руках ответ, который веками искали асгардские мужчины. Этот эликсир принесет ему богатство и славу во всем мире, сделает королем. Богом!
И все же оставалась еще вероятность, как бы мала она ни была, что эта жидкость — смертельный яд.
Он должен это выяснить — с помощью хорошенькой женушки Вэлбренда.
От этой мысли Торолф заулыбался. Нужно лишь держать себя в руках — и успех придет. Терпение — ключ к успеху. Терпение. Он может подождать еще денек. Торолф повернулся и пошел вниз но заросшему густой травой склону. Надо получше спрятать лодку, пока темно.
А потом он вернется. Воктер не сможет каждую секунду держать жену в поле зрения. Рано или поздно она останется одна.
И Торолф не упустит этого момента. Он улыбнулся еще шире. На следующий день Хок Вэлбренд лишится новой жены.
Глава 11
После вчерашнего дождя солнце победно сияло на небе. Жозетт не сдержала восторженного вздоха. Расслабившись и греясь в лучах сверкающего солнца, она сидела на земле, прислонившись к дереву, с корзинкой только что собранных ягод на коленях. Пара лошадей щипала траву в нескольких ярдах от нес, Келдан, растянувшись на земле, лежал рядом, закрыв глаза и заложив руку за голову. На лице и на груди темнели следы ягодного сока.
Их утренняя верховая прогулка закончилась завтраком из свежих ягод, которые они собирали, устроив шутливое «ягодное соревнование».
С улыбкой на губах Жозетт смаковала освежающий сладкий плод и наслаждалась открывавшимся с вершины горы видом, от которого дух захватывало. Отсюда она могла видеть весь остров, простиравшийся в бесконечном своем многоцветье: луга в крапинках ярких полевых цветов; лес на западе — словно смятое покрывало из густой зеленой листвы; возвышающиеся вдали склоны гор, покрытые зарослями лаванды и прочерченные там и сям сверкающими серебряными нитями речушек; темная гладь тучных пастбищ.
Ласковый ветерок овевал ее лицо, шелестел ветвями деревьев над головой. Как здесь прекрасно! Как покойно.
И как трудно все время держать в голове поставленную перед ней задачу. Предполагалось, что она должна собирать сведения о местонахождении острова; сегодня вечером, на городском празднестве, Авриль будет ждать ее отчета.
Но пока Жозетт не разузнала ничего полезного для составления плана побега.
Чувствуя себя виноватой, она съела еще одну ягоду и посмотрела на Келдана.
Из-за вчерашнего дождя они просидели весь день взаперти в ею ванинсхусе — так что она не виновата, что ничего не могла сделать для исполнения поручения. В конце концов, они ведь с трудом понимают друг друга.
Это, впрочем, не помешало им весьма приятно провести день. Они играли в шашки, шахматы и в игру, которая, как он объяснил, называлась хнефтафт и в которую играли цветными камешками на инкрустированной доске. После обильного ужина Келдан занялся резьбой по дереву, а она уснула под шелест дождя и норманнский напев, который мурлыкал Келдан.
Проснувшись сегодня утром, Жозетт обнаружила, что он снова отнес ее в постель, а сам провел ночь на полу в противоположном конце комнаты.
Кусая губу, она подумала, что крепнущая между ними дружба должна была бы внушать ей чувство неловкости. Этот мужчина с мощной гибкой фигурой, как у всех здешних воинов, все еще оставался для нее чужим. .
Тем не менее, несмотря на незнание языка, Жозетт почему-то казалось, что она уже хорошо знает его.
Было нечто бесконечно привлекательное в его шаловливости, подкупающей улыбке, постоянно игравшей на губах, в его неизменной веселости. Похоже, ему доставляло огромное удовольствие смешить окружающих, например, тех людей, которых они встречали в городе, а также и… ее.
Наблюдая за тем, как ветер ерошит его черные волосы, как солнце ласкает загорелую кожу, Жозетт испытала непривычное ощущение — словно горячие змейки, трепеща, сплетались в клубок в животе и щекотали ее.
Может быть, это оттого, что он ей нравится; ей никогда еще не было так приятно в обществе мужчины.Словно почувствовав на себе ее взгляд, Келдан открыл глаза и расплылся в лукавой улыбке.
Застигнутая в момент, когда восхищенно рассматривала его, Жозетт смутилась и ощутила, как кровь приливает к щекам.
Она перевела взгляд на корзинку с ягодами, стоявшую у нее на коленях.
Почти не пошевелившись, Келдан сорвал длинный стебелек травы и пощекотал ей подбородок.
— Гресс, — сказал он.
Жозетт не подняла головы, она продолжала сидеть, уставившись в корзину, но улыбнулась. У них была такая игра: они обучали друг друга каждый своему языку.
— Гресс, — повторила она, а потом перевела норманнское слово на французский, — грасс, трава.
— Грасс, — повторил он с сильным акцентом. — Жозетт… — Он сел, голос зазвучал серьезно: — Ты счастлива здесь?
Она быстро взглянула на него — сидящего рядом мужчину с исполненными надежды глазами и тонким стебельком травы в руке, на этого доброго викинга, который любит мастерить мебель, собирать ягоды на завтрак и смеяться вместе с ней под залитым солнцем небом.
— На, — тихо призналась Жозетт. Это было одно из первых слов, которым он ее обучил. — И а, Келдан. Знаю, что не должна была бы чувствовать себя счастливой, но я действительно счастлива здесь с тобой. Никто никогда…
Келдан серьезно смотрел ей в глаза. Жозетт и сама не, знала, почему продолжает говорить, отдавая себе отчет в том, что он не понимает ее. А быть может, именно потому, что он не мог ее понять, она и договорила фразу до конца:
— Никто никогда еще не умел так, как ты, дать мне понять, что я для него — единственная. — Она моргнула, чтобы прогнать крошеную слезу. — По правде говоря, мне вообще никогда не уделял особого внимания. — Она снова потупилась и покачала головой. — Но я должна помогать Авриль. Она нужна Жизели. — У Жозетт перехватило дыхание. — Я должна разузнать у тебя, в каком направлении нам следует плыть, чтобы добраться до… до… — она почувствовала, как Келдан нежно взял ее за подбородок, — …до дома, — закончила она, и сердце у нее забилось быстро-быстро, когда он чуть запрокинул ей голову.
В его темных глазах таилось столько же нежности, сколько в прикосновении.
— Жозетт, — тихо проговорил он, — дом здесь теперь. Оставаться. — И, к огромному ее удивлению, добавил слово, которому она его еще не учила: — Пожалуйста.
У Жозетт задрожали губы. Ей не хватало воздуха, чтобы говорить.
Палец Келдана медленно обвел се подбородок, потом скользнул ниже, на шею… и остановился на том месте, где колотилось ее сердце.
— Хьерте, — прошептал он, кладя ее ладонь себе на грудь. Жозетт услышала, что его сердце бьется так же быстро, как и ее. Их глаза встретились.
— Х-хьерте, — повторила она, заикаясь, и, когда он склонился к ней, добавила по-французски: — Сердце.
Он поцеловал ее — нежно коснулся губами ее губ. Это был его первый поцелуй.
Это был первый поцелуй мужчины в ее жизни.
И он оказался таким теплым, таким сладостным и нежным, как блики солнечного света, игравшие на луговой траве. На его губах ощущался вкус ягод, они были мягкими, являя неожиданный контраст с твердостью мускулов под ее пальцами — такими крепкими, мужскими. Трепещущий клубок змеек у нее внутри зашевелился снова, и когда Келдан слишком быстро оторвал свои губы от ее рта, у Жозетт вырвался вздох, полный желания. Ощущение было ново и смутило ее.
Но в то же время оказалось таким искушающим. Его вздох прозвучал как эхо ее собственного, только более глубокое; Жозетт не только услышала, но и почувствовала его прижатой к нему грудью — дыхание у Келдана было частое и гулкое. Он покрывал поцелуями ее подбородок, нос, лоб…
— Жозетт, дом здесь, — шептал он. — Дом — хьем. — От его ласк, от истомы, звучавшей в его голосе, и отвечавшей ее собственному состоянию, все трепетало внутри у Жозетт, как согретая солнцем листва на ветру над ее головой.
И единственное, о чем она могла думать, — это то, что слово «дом» по-норманнски похоже на слово «сердце».
— И а, Келдан, — не столько прошептала, сколько выдохнула она, падая вместе с ним в траву, — хьем.
Авриль расхаживала перед очагом, изучая коллекцию оружия и размышляя о том, какие увечья можно нанести с его помощью. Флойел не отставал от нее ни на шаг, постукивая маленькими копытцами по каменному полу.
— Ну, долго ты будешь ходить за мной? — спросила она, оборачиваясь и сердито глядя на олененка.
Олененок громко заблеял и посмотрел на Авриль огромными темными, такими невинными глазами. Авриль вздохнула:
— Прости. — Наклонившись, она почесала его пушистую шею. — Бедный маленький Флойел, я не должна ругать тебя. Ты не виноват, что меня весь день держат здесь, как в клетке.
Не в силах стоять на месте, она подошла к открытому окну. Здесь дышалось легче — послеполуденное солнце лило свет внутрь комнаты, а ветерок приносил свежесть. Погода для следопыта была идеальной, и Авриль планировала сегодня заняться именно разведкой — побродить в поисках корабля Хока. Но он не позволил ей отправиться на верховую прогулку — во всяком случае, в одиночестве.
Он предложил сопровождать ее в любое место, куда ей заблагорассудится, но она отказалась. Какой смысл брать его с собой, если она собирается искать его корабль?
К тому же она вообще считала, что им нужно держаться друг от друга как можно дальше.
Авриль отвернулась от окна, и внезапно на нее нахлынули воспоминания о вчерашнем вечере. Его неожиданная забота. Чуткость.
Его губы, жадные и горячие, на ее губах. Его пальцы, перебирающие ее волосы. То, как она, дрожа от желания, разомкнула губы, на одно безрассудное мгновение, словно в омуте, утонув в его объятии.
Она закрыла глаза, пораженная тем, как отозвалось тогда на ласку ее тело, и тем, что даже сейчас при воспоминании об этом она не могла сдержать дрожь. После свидания под луной они натянуто обменялись всего лишь несколькими словами, и Авриль решила, что так должно быть и впредь.
Она не имеет права смотреть на Хока Вэлбренда иначе, ведь он ее похитил. Именно он мешает ей перенестись домой, к Жизели.
И не важно, насколько добрым, великодушным или сострадательным он может быть.
Или как она тает от его прикосновения.
— Святые угодники, — горестно прошептала Авриль, — как же мне не замечать мужчину, если я не в силах перестать думать о нем?
Флойел, продолжавший ходить за ней следом, прежде чем отправиться в свой угол и устроиться там в уютном гнездышке, ткнулся носом ей в руку — словно сочувствуя.
— Спасибо, — вымучивая из себя улыбку и вытирая мокрую ладонь о юбку, сказала Авриль. — По крайней мере от поцелуя олененка я головы не теряю. — И тихо, себе под нос, добавила: — Как от поцелуев Хока.
Вздохнув, она вернулась к креслу, в котором провела последний час, и снова взялась за книгу. Она опять и опять вгрызалась в норманнские тексты в надежде разобрать что-нибудь полезное, что, вероятно, пропустила прежде.
Листая страницу за страницей, Авриль размышляла, как бы ей улизнуть из дому так, чтобы Хок не заметил.
Это было очень трудно, так как Хок весь день работал во дворе, кажется, чинил стойло Илдфаста. Безусловно, он подозревает, что она строит планы побега. Возможно, он не позволит ей даже присутствовать на городском торжестве сегодня вечером. И как ей тогда устроить встречу со своими подругами?
Бормоча проклятия, Авриль закрыла книгу. От всего этого можно сойти с ума. Она привыкла делать все что пожелает и ходить туда, куда ей заблагорассудится. То, что какой-то мужчина ограничивал теперь возможности ее передвижения и контролировал каждый шаг, было невыносимо. От этого кровь вскипала в жилах и возникало желание предпринять нечто из ряда вон выходящее, вызывающее…
Открылась дверь, и в дом вошел Хок — его лицо и .грудь были покрыты потом, грязью и опилками. Авриль опустила глаза — отчасти потому, чтобы скрыть свое мятежное настроение, а отчасти потому, что чувство совсем иного рода взволновало ее кровь и заставило сжаться мышцы живота.
Черт бы побрал этого мужчину! Как же это получается, что одно лишь его появление так бередит ее?
— Где вы это взяли? — угрожающе прохрипел он. Авриль подняла глаза. Сурово нахмурившись, Хок смотрел на стопку книг, сложенных рядом с креслом.
— Я не имела в виду ничего дурного, — попыталась оправдаться Авриль. — Поскольку вы не позволяете мне прогуляться, нужно же было чем-то занять себя, а я обожаю читать…
— Я вовсе не говорил, что не позволяю вам гулять.
— Я имею в виду, в одиночестве. — Она положила книгу, которую читала, наверх стопки. — Прошу меня извинить, мне не следовало рыться в ваших вещах без разрешения. — Щеки ее зарделись. У него были все основания сердиться. — Я все положу на место.
— Нет, это не важно, — более спокойно возразил Хок.
Стряхивая стружки с золотистых волос, он прошел к большой бочке с дождевой водой, стоявшей у ближней стены. — Все, что принадлежит мне, принадлежит и вам. Вы моя жена. Авриль прикусила язык. Бессмысленно бесконечно оспаривать это его утверждение.
Хок потянулся к деревянной трубке над бочкой, отодвинул заслонку, и свежая дождевая вода, скопившаяся в желобе под карнизом крыши, хлынула в бочку.
— Если вам скучно, миледи, — громко сказал он, перекрикивая плеск воды, мощной струёй бившей в полупустую бочку, — я с удовольствием развлеку вас.
Представив себе, какого рода развлечение он может ей предложить, Авриль покраснела.
— Благодарю вас, я предпочитаю одиночество, — холодно ответила она.
Он бросил на нее быстрый взгляд:
— Я имел в виду лишь то, что мы могли бы пойти погулять. Или поиграть в какую-нибудь игру. В шахматы, шашки, настольный…
— Может быть, в дротики? — с невинным видом предложила Авриль. — Я обожаю метать дротики.
Хок удивленно поднял бровь:
— Не думаю, что было бы разумно с моей стороны, оставаясь рядом, вооружить вас маленькими острыми метательными предметами.
— Я способна промахнуться, — кивнула она, едва заметно приподняв в усмешке уголок рта, — но не более чем один-два раза.
Хок улыбнулся, на его небритых щеках обозначились ямочки:
— Или три раза, или четыре. — Он вернул заслонку на место, поток воды прекратился. — А почему вы так любите метать дротики? Обычно в эту игру играют только мужчины. И лучники.
— Да, но это один из немногих видов соревнований в ловкости, в которых могут участвовать и женщины. И побеждать. Даже мужчин.
— Большинство женщин не стремятся соревноваться с мужчинами. — Хок окатил холодной водой грудь, плеснул в лицо, вымыл шею.
— Это только потому, что мужчины совершенно не переносят, когда их обыгрывает женщина. — Авриль почувствовала, как у нее пересыхает во рту при виде того, как играют мускулы на его спине и плечах и как вода стекает по загорелой коже. — Но я не похожа на большинство женщин.
— Это точно, — вздохнул Хок, и Авриль не поняла, чего больше было в его вздохе, восхищения или сожаления. — Вы не похожи на других. — Он быстро окунул голову в воду, потом выпрямился и провел пальцами по мокрой шевелюре. — О боги, какая сегодня холодная вода!
Авриль не могла произнести ни слова, она не могла оторвать взгляд от блестящих ручейков, стекавших по его уже обросшему бородой лицу, груди, стальным бугоркам мускулов живота. Ее словно огнем опалило при этом слишком живом напоминании о том, как он выглядел прошлой ночью, когда широким шагом ступал по берегу, словно златоглавый бог, восставший из моря.
Авриль отвела взгляд, раздосадованная тем, что снова краснеет, как невинная девушка.
Может быть, он сочтет постоянный румянец на ее щеках следствием жаркого асгардского солнца?
Стараясь не глядеть на Хока, она быстро перевела разговор на безопасную тему.
— У вас очень много книг, — беззаботно сказала она, пробегая пальцами по кожаным корешкам. — Мне случалось бывать в замках баронов — у них нет таких библиотек. Эти книги, должно быть, стоят кучу денег.
— Они не стоят ни гроша.
— Вы их украли? — Авриль изумленно уставилась на Хока.
Тот недовольно нахмурился:
— Я их написал. — Повернувшись к ней спиной, он достал с полки, висевшей рядом с бочкой, большой кусок льняной ткани.
— Вы шутите! — Авриль недоверчиво покачала головой. — Вы написали все эти книги? Вот эти, с зарисовками европейских городов, замков, соборов, парусных судов…
— Да. Но как это возможно? Вы сказали, что никто не может покинуть Асгард более чем на шесть дней.
— Это правда.
— Но если все это написали вы, — с сомнением в голосе предположила Авриль, — значит, вы всего лишь мельком видели нарисованные здесь места?..
Он ответил не сразу, сначала вытер полотном лицо и волосы.
— Большинство из этих рисунков сделано во время путешествий, которые я совершил в молодости. — Он помолчал и уточнил: — Коротких путешествий.
Голос звучал спокойно, Хок казался совершенно серьезным.
Авриль была огорошена. Она припомнила, что ей подумалось, когда она впервые обнаружила эти книги: кто бы ни написал их это был человек с художественным чутьем и поэтической душой. Ей бы и в голову не пришло, что сильный воин-викинг с железными мускулами, который похитил ее, мог оказаться этим человеком.
Глядя на переплетенные в кожу, фолианты с пожелтевшими страницами, она нахмурилась.
— Но вы не могли все это написать, — тихо произнесла она.
— Это ведь очень старые книги.
Хок отбросил в сторону мокрую ткань:
— Соленый воздух и морские ветры безжалостны к книгам.
Это Авриль не приходило в голову.
— А остальные книги? — с любопытством поинтересовалась она. — Тексты по астрономии, об охоте, диалоги философов аристотелевой эпохи на греческом языке, переложение легенд о короле Артуре по-французски…
— Тоже мои.
Авриль в изумлении, часто моргая, смотрела на него. Оказывается, он обладал не только даром художника и душой поэта, но еще и умом ученого.
— Но как… когда… вы успели изучить столько разных наук? Мне казалось, вы говорили, что обязанности воктера поглощают все ваше время.
Пожав плечами, он прислонился стройным бедром к столу возле бочки:
— Как я вам уже говорил, времени у нас здесь, на Асгарде, в избытке. Болезней мы не знаем, пищи у нас в изобилии, бедность нам неведома. Поэтому нет нужды тратить время на борьбу за то, чтобы сделать жизнь продолжительнее, или на войны с соседями. — Он взял со стола маленькую каменную фигурку и стал вертеть ее в руках. — У каждого из нас — масса времени, чтобы удовлетворять самые разные интересы и многому учиться. И каждый мужчина или женщина вольны выбирать себе занятие, соответствующее их талантам и склонностям: кто-то ремесленничает, кто-то пишет книги, кто-то становится купцом или землепашцем….
Их утренняя верховая прогулка закончилась завтраком из свежих ягод, которые они собирали, устроив шутливое «ягодное соревнование».
С улыбкой на губах Жозетт смаковала освежающий сладкий плод и наслаждалась открывавшимся с вершины горы видом, от которого дух захватывало. Отсюда она могла видеть весь остров, простиравшийся в бесконечном своем многоцветье: луга в крапинках ярких полевых цветов; лес на западе — словно смятое покрывало из густой зеленой листвы; возвышающиеся вдали склоны гор, покрытые зарослями лаванды и прочерченные там и сям сверкающими серебряными нитями речушек; темная гладь тучных пастбищ.
Ласковый ветерок овевал ее лицо, шелестел ветвями деревьев над головой. Как здесь прекрасно! Как покойно.
И как трудно все время держать в голове поставленную перед ней задачу. Предполагалось, что она должна собирать сведения о местонахождении острова; сегодня вечером, на городском празднестве, Авриль будет ждать ее отчета.
Но пока Жозетт не разузнала ничего полезного для составления плана побега.
Чувствуя себя виноватой, она съела еще одну ягоду и посмотрела на Келдана.
Из-за вчерашнего дождя они просидели весь день взаперти в ею ванинсхусе — так что она не виновата, что ничего не могла сделать для исполнения поручения. В конце концов, они ведь с трудом понимают друг друга.
Это, впрочем, не помешало им весьма приятно провести день. Они играли в шашки, шахматы и в игру, которая, как он объяснил, называлась хнефтафт и в которую играли цветными камешками на инкрустированной доске. После обильного ужина Келдан занялся резьбой по дереву, а она уснула под шелест дождя и норманнский напев, который мурлыкал Келдан.
Проснувшись сегодня утром, Жозетт обнаружила, что он снова отнес ее в постель, а сам провел ночь на полу в противоположном конце комнаты.
Кусая губу, она подумала, что крепнущая между ними дружба должна была бы внушать ей чувство неловкости. Этот мужчина с мощной гибкой фигурой, как у всех здешних воинов, все еще оставался для нее чужим. .
Тем не менее, несмотря на незнание языка, Жозетт почему-то казалось, что она уже хорошо знает его.
Было нечто бесконечно привлекательное в его шаловливости, подкупающей улыбке, постоянно игравшей на губах, в его неизменной веселости. Похоже, ему доставляло огромное удовольствие смешить окружающих, например, тех людей, которых они встречали в городе, а также и… ее.
Наблюдая за тем, как ветер ерошит его черные волосы, как солнце ласкает загорелую кожу, Жозетт испытала непривычное ощущение — словно горячие змейки, трепеща, сплетались в клубок в животе и щекотали ее.
Может быть, это оттого, что он ей нравится; ей никогда еще не было так приятно в обществе мужчины.Словно почувствовав на себе ее взгляд, Келдан открыл глаза и расплылся в лукавой улыбке.
Застигнутая в момент, когда восхищенно рассматривала его, Жозетт смутилась и ощутила, как кровь приливает к щекам.
Она перевела взгляд на корзинку с ягодами, стоявшую у нее на коленях.
Почти не пошевелившись, Келдан сорвал длинный стебелек травы и пощекотал ей подбородок.
— Гресс, — сказал он.
Жозетт не подняла головы, она продолжала сидеть, уставившись в корзину, но улыбнулась. У них была такая игра: они обучали друг друга каждый своему языку.
— Гресс, — повторила она, а потом перевела норманнское слово на французский, — грасс, трава.
— Грасс, — повторил он с сильным акцентом. — Жозетт… — Он сел, голос зазвучал серьезно: — Ты счастлива здесь?
Она быстро взглянула на него — сидящего рядом мужчину с исполненными надежды глазами и тонким стебельком травы в руке, на этого доброго викинга, который любит мастерить мебель, собирать ягоды на завтрак и смеяться вместе с ней под залитым солнцем небом.
— На, — тихо призналась Жозетт. Это было одно из первых слов, которым он ее обучил. — И а, Келдан. Знаю, что не должна была бы чувствовать себя счастливой, но я действительно счастлива здесь с тобой. Никто никогда…
Келдан серьезно смотрел ей в глаза. Жозетт и сама не, знала, почему продолжает говорить, отдавая себе отчет в том, что он не понимает ее. А быть может, именно потому, что он не мог ее понять, она и договорила фразу до конца:
— Никто никогда еще не умел так, как ты, дать мне понять, что я для него — единственная. — Она моргнула, чтобы прогнать крошеную слезу. — По правде говоря, мне вообще никогда не уделял особого внимания. — Она снова потупилась и покачала головой. — Но я должна помогать Авриль. Она нужна Жизели. — У Жозетт перехватило дыхание. — Я должна разузнать у тебя, в каком направлении нам следует плыть, чтобы добраться до… до… — она почувствовала, как Келдан нежно взял ее за подбородок, — …до дома, — закончила она, и сердце у нее забилось быстро-быстро, когда он чуть запрокинул ей голову.
В его темных глазах таилось столько же нежности, сколько в прикосновении.
— Жозетт, — тихо проговорил он, — дом здесь теперь. Оставаться. — И, к огромному ее удивлению, добавил слово, которому она его еще не учила: — Пожалуйста.
У Жозетт задрожали губы. Ей не хватало воздуха, чтобы говорить.
Палец Келдана медленно обвел се подбородок, потом скользнул ниже, на шею… и остановился на том месте, где колотилось ее сердце.
— Хьерте, — прошептал он, кладя ее ладонь себе на грудь. Жозетт услышала, что его сердце бьется так же быстро, как и ее. Их глаза встретились.
— Х-хьерте, — повторила она, заикаясь, и, когда он склонился к ней, добавила по-французски: — Сердце.
Он поцеловал ее — нежно коснулся губами ее губ. Это был его первый поцелуй.
Это был первый поцелуй мужчины в ее жизни.
И он оказался таким теплым, таким сладостным и нежным, как блики солнечного света, игравшие на луговой траве. На его губах ощущался вкус ягод, они были мягкими, являя неожиданный контраст с твердостью мускулов под ее пальцами — такими крепкими, мужскими. Трепещущий клубок змеек у нее внутри зашевелился снова, и когда Келдан слишком быстро оторвал свои губы от ее рта, у Жозетт вырвался вздох, полный желания. Ощущение было ново и смутило ее.
Но в то же время оказалось таким искушающим. Его вздох прозвучал как эхо ее собственного, только более глубокое; Жозетт не только услышала, но и почувствовала его прижатой к нему грудью — дыхание у Келдана было частое и гулкое. Он покрывал поцелуями ее подбородок, нос, лоб…
— Жозетт, дом здесь, — шептал он. — Дом — хьем. — От его ласк, от истомы, звучавшей в его голосе, и отвечавшей ее собственному состоянию, все трепетало внутри у Жозетт, как согретая солнцем листва на ветру над ее головой.
И единственное, о чем она могла думать, — это то, что слово «дом» по-норманнски похоже на слово «сердце».
— И а, Келдан, — не столько прошептала, сколько выдохнула она, падая вместе с ним в траву, — хьем.
Авриль расхаживала перед очагом, изучая коллекцию оружия и размышляя о том, какие увечья можно нанести с его помощью. Флойел не отставал от нее ни на шаг, постукивая маленькими копытцами по каменному полу.
— Ну, долго ты будешь ходить за мной? — спросила она, оборачиваясь и сердито глядя на олененка.
Олененок громко заблеял и посмотрел на Авриль огромными темными, такими невинными глазами. Авриль вздохнула:
— Прости. — Наклонившись, она почесала его пушистую шею. — Бедный маленький Флойел, я не должна ругать тебя. Ты не виноват, что меня весь день держат здесь, как в клетке.
Не в силах стоять на месте, она подошла к открытому окну. Здесь дышалось легче — послеполуденное солнце лило свет внутрь комнаты, а ветерок приносил свежесть. Погода для следопыта была идеальной, и Авриль планировала сегодня заняться именно разведкой — побродить в поисках корабля Хока. Но он не позволил ей отправиться на верховую прогулку — во всяком случае, в одиночестве.
Он предложил сопровождать ее в любое место, куда ей заблагорассудится, но она отказалась. Какой смысл брать его с собой, если она собирается искать его корабль?
К тому же она вообще считала, что им нужно держаться друг от друга как можно дальше.
Авриль отвернулась от окна, и внезапно на нее нахлынули воспоминания о вчерашнем вечере. Его неожиданная забота. Чуткость.
Его губы, жадные и горячие, на ее губах. Его пальцы, перебирающие ее волосы. То, как она, дрожа от желания, разомкнула губы, на одно безрассудное мгновение, словно в омуте, утонув в его объятии.
Она закрыла глаза, пораженная тем, как отозвалось тогда на ласку ее тело, и тем, что даже сейчас при воспоминании об этом она не могла сдержать дрожь. После свидания под луной они натянуто обменялись всего лишь несколькими словами, и Авриль решила, что так должно быть и впредь.
Она не имеет права смотреть на Хока Вэлбренда иначе, ведь он ее похитил. Именно он мешает ей перенестись домой, к Жизели.
И не важно, насколько добрым, великодушным или сострадательным он может быть.
Или как она тает от его прикосновения.
— Святые угодники, — горестно прошептала Авриль, — как же мне не замечать мужчину, если я не в силах перестать думать о нем?
Флойел, продолжавший ходить за ней следом, прежде чем отправиться в свой угол и устроиться там в уютном гнездышке, ткнулся носом ей в руку — словно сочувствуя.
— Спасибо, — вымучивая из себя улыбку и вытирая мокрую ладонь о юбку, сказала Авриль. — По крайней мере от поцелуя олененка я головы не теряю. — И тихо, себе под нос, добавила: — Как от поцелуев Хока.
Вздохнув, она вернулась к креслу, в котором провела последний час, и снова взялась за книгу. Она опять и опять вгрызалась в норманнские тексты в надежде разобрать что-нибудь полезное, что, вероятно, пропустила прежде.
Листая страницу за страницей, Авриль размышляла, как бы ей улизнуть из дому так, чтобы Хок не заметил.
Это было очень трудно, так как Хок весь день работал во дворе, кажется, чинил стойло Илдфаста. Безусловно, он подозревает, что она строит планы побега. Возможно, он не позволит ей даже присутствовать на городском торжестве сегодня вечером. И как ей тогда устроить встречу со своими подругами?
Бормоча проклятия, Авриль закрыла книгу. От всего этого можно сойти с ума. Она привыкла делать все что пожелает и ходить туда, куда ей заблагорассудится. То, что какой-то мужчина ограничивал теперь возможности ее передвижения и контролировал каждый шаг, было невыносимо. От этого кровь вскипала в жилах и возникало желание предпринять нечто из ряда вон выходящее, вызывающее…
Открылась дверь, и в дом вошел Хок — его лицо и .грудь были покрыты потом, грязью и опилками. Авриль опустила глаза — отчасти потому, чтобы скрыть свое мятежное настроение, а отчасти потому, что чувство совсем иного рода взволновало ее кровь и заставило сжаться мышцы живота.
Черт бы побрал этого мужчину! Как же это получается, что одно лишь его появление так бередит ее?
— Где вы это взяли? — угрожающе прохрипел он. Авриль подняла глаза. Сурово нахмурившись, Хок смотрел на стопку книг, сложенных рядом с креслом.
— Я не имела в виду ничего дурного, — попыталась оправдаться Авриль. — Поскольку вы не позволяете мне прогуляться, нужно же было чем-то занять себя, а я обожаю читать…
— Я вовсе не говорил, что не позволяю вам гулять.
— Я имею в виду, в одиночестве. — Она положила книгу, которую читала, наверх стопки. — Прошу меня извинить, мне не следовало рыться в ваших вещах без разрешения. — Щеки ее зарделись. У него были все основания сердиться. — Я все положу на место.
— Нет, это не важно, — более спокойно возразил Хок.
Стряхивая стружки с золотистых волос, он прошел к большой бочке с дождевой водой, стоявшей у ближней стены. — Все, что принадлежит мне, принадлежит и вам. Вы моя жена. Авриль прикусила язык. Бессмысленно бесконечно оспаривать это его утверждение.
Хок потянулся к деревянной трубке над бочкой, отодвинул заслонку, и свежая дождевая вода, скопившаяся в желобе под карнизом крыши, хлынула в бочку.
— Если вам скучно, миледи, — громко сказал он, перекрикивая плеск воды, мощной струёй бившей в полупустую бочку, — я с удовольствием развлеку вас.
Представив себе, какого рода развлечение он может ей предложить, Авриль покраснела.
— Благодарю вас, я предпочитаю одиночество, — холодно ответила она.
Он бросил на нее быстрый взгляд:
— Я имел в виду лишь то, что мы могли бы пойти погулять. Или поиграть в какую-нибудь игру. В шахматы, шашки, настольный…
— Может быть, в дротики? — с невинным видом предложила Авриль. — Я обожаю метать дротики.
Хок удивленно поднял бровь:
— Не думаю, что было бы разумно с моей стороны, оставаясь рядом, вооружить вас маленькими острыми метательными предметами.
— Я способна промахнуться, — кивнула она, едва заметно приподняв в усмешке уголок рта, — но не более чем один-два раза.
Хок улыбнулся, на его небритых щеках обозначились ямочки:
— Или три раза, или четыре. — Он вернул заслонку на место, поток воды прекратился. — А почему вы так любите метать дротики? Обычно в эту игру играют только мужчины. И лучники.
— Да, но это один из немногих видов соревнований в ловкости, в которых могут участвовать и женщины. И побеждать. Даже мужчин.
— Большинство женщин не стремятся соревноваться с мужчинами. — Хок окатил холодной водой грудь, плеснул в лицо, вымыл шею.
— Это только потому, что мужчины совершенно не переносят, когда их обыгрывает женщина. — Авриль почувствовала, как у нее пересыхает во рту при виде того, как играют мускулы на его спине и плечах и как вода стекает по загорелой коже. — Но я не похожа на большинство женщин.
— Это точно, — вздохнул Хок, и Авриль не поняла, чего больше было в его вздохе, восхищения или сожаления. — Вы не похожи на других. — Он быстро окунул голову в воду, потом выпрямился и провел пальцами по мокрой шевелюре. — О боги, какая сегодня холодная вода!
Авриль не могла произнести ни слова, она не могла оторвать взгляд от блестящих ручейков, стекавших по его уже обросшему бородой лицу, груди, стальным бугоркам мускулов живота. Ее словно огнем опалило при этом слишком живом напоминании о том, как он выглядел прошлой ночью, когда широким шагом ступал по берегу, словно златоглавый бог, восставший из моря.
Авриль отвела взгляд, раздосадованная тем, что снова краснеет, как невинная девушка.
Может быть, он сочтет постоянный румянец на ее щеках следствием жаркого асгардского солнца?
Стараясь не глядеть на Хока, она быстро перевела разговор на безопасную тему.
— У вас очень много книг, — беззаботно сказала она, пробегая пальцами по кожаным корешкам. — Мне случалось бывать в замках баронов — у них нет таких библиотек. Эти книги, должно быть, стоят кучу денег.
— Они не стоят ни гроша.
— Вы их украли? — Авриль изумленно уставилась на Хока.
Тот недовольно нахмурился:
— Я их написал. — Повернувшись к ней спиной, он достал с полки, висевшей рядом с бочкой, большой кусок льняной ткани.
— Вы шутите! — Авриль недоверчиво покачала головой. — Вы написали все эти книги? Вот эти, с зарисовками европейских городов, замков, соборов, парусных судов…
— Да. Но как это возможно? Вы сказали, что никто не может покинуть Асгард более чем на шесть дней.
— Это правда.
— Но если все это написали вы, — с сомнением в голосе предположила Авриль, — значит, вы всего лишь мельком видели нарисованные здесь места?..
Он ответил не сразу, сначала вытер полотном лицо и волосы.
— Большинство из этих рисунков сделано во время путешествий, которые я совершил в молодости. — Он помолчал и уточнил: — Коротких путешествий.
Голос звучал спокойно, Хок казался совершенно серьезным.
Авриль была огорошена. Она припомнила, что ей подумалось, когда она впервые обнаружила эти книги: кто бы ни написал их это был человек с художественным чутьем и поэтической душой. Ей бы и в голову не пришло, что сильный воин-викинг с железными мускулами, который похитил ее, мог оказаться этим человеком.
Глядя на переплетенные в кожу, фолианты с пожелтевшими страницами, она нахмурилась.
— Но вы не могли все это написать, — тихо произнесла она.
— Это ведь очень старые книги.
Хок отбросил в сторону мокрую ткань:
— Соленый воздух и морские ветры безжалостны к книгам.
Это Авриль не приходило в голову.
— А остальные книги? — с любопытством поинтересовалась она. — Тексты по астрономии, об охоте, диалоги философов аристотелевой эпохи на греческом языке, переложение легенд о короле Артуре по-французски…
— Тоже мои.
Авриль в изумлении, часто моргая, смотрела на него. Оказывается, он обладал не только даром художника и душой поэта, но еще и умом ученого.
— Но как… когда… вы успели изучить столько разных наук? Мне казалось, вы говорили, что обязанности воктера поглощают все ваше время.
Пожав плечами, он прислонился стройным бедром к столу возле бочки:
— Как я вам уже говорил, времени у нас здесь, на Асгарде, в избытке. Болезней мы не знаем, пищи у нас в изобилии, бедность нам неведома. Поэтому нет нужды тратить время на борьбу за то, чтобы сделать жизнь продолжительнее, или на войны с соседями. — Он взял со стола маленькую каменную фигурку и стал вертеть ее в руках. — У каждого из нас — масса времени, чтобы удовлетворять самые разные интересы и многому учиться. И каждый мужчина или женщина вольны выбирать себе занятие, соответствующее их талантам и склонностям: кто-то ремесленничает, кто-то пишет книги, кто-то становится купцом или землепашцем….