Хок почувствовал, как ледяные иголки впились ему в спину.
— Значит, смерть, — произнес он, удивляясь тому. как спокойно звучит его голос. — Смертный приговор.
— Я не смог их переубедить. — Хок кивнул и отвернулся.
— Понимаю, — сдавленно произнес он, прерывисто дыша. Хок старался осмыслить это известие, само это слово, понятие конца. Смерть. После трех столетий жизни на земле это было не просто. — Я благодарен тебе за попытку, дядя, но понимаю такое решение.
— Я тоже. Но это не значит, что я принимаю его. — Эрик повернулся лицом к очагу. — Я не сообщил остальным старейшинам истинную причину того, почему хотел встретиться с тобой наедине.
Хок поднял на него глаза.
— Ты не можешь идти вразрез с решением остальных старейшин, — безразлично сказал он. — И я не прошу тебя об этом. Если бы я попытался остаться на Асгарде, спрятаться где-нибудь…
— Я не это имел в виду. — Эрик взял с полки над очагом какой-то предмет. — Я хотел встретиться с тобой наедине, чтобы передать тебе это.
Подойдя к Хоку, он протянул ему небольшой мешочек, похожий на тот, в который они с матерью когда-то, когда он был мальчиком, собирали ракушки.
Хок озадаченно нахмурился:
— Где ты…
— Открой его, племянник.
Хок взял мешочек, развязал тесемки и достал то, что лежало внутри: граненую бутылочку из прозрачного стекла, в каких обычно хранили ароматические масла. В бутылочке оставалась малая толика какого-то дорогого благовония, которое в ней когда-то, видимо, содержалось, — зеленая жидкость едва покрывала донышко.
— Это эликсир, созданный твоим отцом, — объяснил Эрик. Хок резко вскинул голову.
— Эликсир? — вырвалось у него. — Ты хочешь сказать, это то, с помощью чего он хотел сделать мою мать иннфодт? То самое зелье, которое убило ее?
— Йа, — спокойно ответил Эрик. — Но твой отец не хотел сделать ее иннфодт. Ты не знаешь правды — я никогда не говорил тебе правды о том, как умерли твои родители, — признался он.
— Как они умерли… — эхом отозвался Хок, сжимая в руках бутылочку. — О чем ты? И зачем ты дал мне это? Ты предлагаешь мне самому расстаться с жизнью, чтобы избежать изгнания?
— Ней, я этого вовсе не желаю. Хок, твой отец не хотел сделать твою мать иннфодт. — Эрик энергично тряхнул головой. — Он хотел покинуть Асгард и жить с ней в том, внешнем мире. Он стремился к свободе. Пытался найти способ стать смертным — утлендинг — не только для себя, но и для тебя. Для всех жителей Асгарда. Чтобы все были вольны выбирать. Несмотря на хвастливые заявления Торолфа, я не думаю, что он воссоздал эликсир твоего отца, он просто набрел на что-то другое.
Хок смотрел на него словно громом пораженный. Потом, переведя взгляд на бутылочку, которую по-прежнему сжимал в руке, увидел, что зеленая жидкость, содержавшаяся в ней, действительно отличалась от эликсира Торолфа — тот был красный, рубиново-красный.
— Твой отец собирался испытать действие настоя на себе, — Продолжал Эрик, указывая на бутылочку в руках Хока. — Но когда твоя мать узнала об этом, она испугалась за его жизнь… поэтому пробралась к нему в лабораторию и взяла там немного эликсира, налив его, чтобы никто ни о чем не догадался, во флакон для благовоний. И опробовала на себе.
Хок прошептал проклятие, с отвращением глядя на флакон.
— Почему? Почему она…
— Может быть, она надеялась, что это сделает ее иннфодт, не знаю. — Желваки ходили на скулах Эрика, он смотрел в пол. — Знаю только, что она не хотела расставаться с твоим отцом, она мечтала остаться здесь с ним — и с тобой — навсегда. Но зелье погубило ее. А твой отец, не в силах перенести горе, предпочел покончить с жизнью, покинув Асгард, чем жить без нее.
Потрясенный, Хок нащупал ближайший стул и тяжело опустился на него, все еще сжимая в руках бутылочку.
— Почему ты за столько лет так и не рассказал мне об этом, дядя? — с упреком спросил Хок. — Я думал, что он хотел сделать ее иннфодт, что он рисковал жизнью матери и убил ее! Долгие годы я ненавидел его. Если бы я знал правду…
— Ты бы постарался продолжить работу отца, — тихо закончил за него Эрик. — Я потерял их обоих, Хок, и не хотел потерять и тебя. Я должен был спасти их сына.
Хок молча в упор смотрел на дядю. Сейчас он понимал его как никогда прежде.
— И поэтому ты разрушил его лабораторию — чтобы больше никто не рисковал ничьей жизнью, продолжая его дело. Эрик кивнул.
— И еще потому, что гнев и печаль одолевали меня. И чувство вины. — Он отвернулся. — Твой отец рассказал мне о своей работе. Я знал, что она опасна. Я должен был остановить его… Но не остановил. — Теперь он смотрел па пляшущее в очаге пламя и в его голосе звучало раскаяние. — А быть может, и потому, что надеялся на успех его работы почти так же, как он сам. Я не остановил его, и они оба погибли. — Эрик снова взглянул на Хока. — Я не мог простить себе этого. И хотел быть уверенным, что больше никто не подвергнется такому риску.
Хок вспомнил о Торолфе, о жизнях, которые тот безжалостно загубил за долгие годы своих опытов, н понял, что дядя был прав.
— И поэтому ты так непреклонно стремился воспитать меня истинным асгардцем, довольным своей жизнью? — осипшим голосом спросил он.
— Я думал, что этого хотели бы твои родители — чтобы ты научился быть счастлив здесь, чтобы принял то, чего не можешь изменить. — Эрик смотрел в глаза Хоку, в них снова появилось выражение глубокой печали. — Но, по правде сказать, ты слишком похож на своего отца, Хок. Тебе всегда чего-то не хватало, ты всегда мечтал о чуде. Это у тебя в крови.
Хок тяжело сглотнул вставший в горле комок и посмотрел на флакон в своей руке.
В этой крохотной бутылочке была заключена мечта его отца.
— Это может убить тебя, — предупредил Эрик — или подействовать именно так, как рассчитывал твой отец. Я не знаю. После того как умерла твоя мать, я не хотел, чтобы кто-нибудь еще испробовал это зелье. — Эрик подошел ближе. — Я нашел эту бутылочку среди ее вещей уже после того, как не стало ни ее, ни твоего отца. Возможно, мне следовало разбить ее, как и все остальное. — Он устало вздохнул и провел рукой по волосам. — Но я этого не сделал. Наверное, думал, что когда-нибудь, когда жизнь на Асгарде станет для меня невыносимой, я смогу рискнуть и испытать эликсир на себе. Но этот день так и не настал.
Хок поднял бутылочку и посмотрел ее на свет:
— Дядя, здесь его так мало…
— Да, хватит только для одного. То есть я надеюсь, что хватит. Если зелье подействует, ты станешь смертным — утлендинг. Будешь волен жить в их мире. Но окажешься подверженным всем опасностям, которым подвержены они, — болезням ранениям. И проживешь лишь короткую жизнь, — медленно добавил он, — как они. Может быть, еще лет пятьдесят — шестьдесят, не больше.
Хок почувствовал, как сильно забилось его сердце, но на сей раз не от страха, а от надежды. Он станет свободным! И сможет уехать.
Он сможет поехать к Авриль.
Хок встал.
— Если сейчас, по их представлениям, мне тридцать лет, то я доживу лет до восьмидесяти — девяноста. Для утлендинг это долгая жизнь.
— Хок, если эликсир подействует как надо, — мрачно напомнил ему Эрик, — ты не должен никогда возвращаться сюда. На Асгарде все будут уверены, что ты изгнан.
Хок кивнул, понимая опасения дяди. Его чудесное воскрешение побудило бы соплеменников снова начать опасные эксперименты, чтобы найти волшебный эликсир.
Если он подействует, как надо.
Хок почувствовал, как при мысли о том, что он оставит у себя за спиной, что-то больно сжалось в груди. Он оставит здесь друзей, которые будут горевать о нем.
Всех тех, кто хотел быть свободным, но не мог.
— Это несправедливо, дядя, — мрачно сказал он, — почему я должен быть единственным, кто…
— Твой отец хотел бы, чтобы ты это взял. — Эрик положил руку на плечо Хока. — И теперь у тебя нет иного выбора.
Хок встретился с ним взглядом, и они долго смотрели друг на друга.
— Спасибо, дядя! — Хок сжал руку Эрика. — Что бы ни случилось, знай: я благодарен тебе.
— Мне будет не хватать тебя, Хок.
Хок почувствовал, как спазм сжимает ему горло.
— И мне тебя тоже.
Осторожно, нерешительно он поднял бутылочку, она сверкнула в отблеске пламени. Хок открыл крышку.
Глава 22
— Значит, смерть, — произнес он, удивляясь тому. как спокойно звучит его голос. — Смертный приговор.
— Я не смог их переубедить. — Хок кивнул и отвернулся.
— Понимаю, — сдавленно произнес он, прерывисто дыша. Хок старался осмыслить это известие, само это слово, понятие конца. Смерть. После трех столетий жизни на земле это было не просто. — Я благодарен тебе за попытку, дядя, но понимаю такое решение.
— Я тоже. Но это не значит, что я принимаю его. — Эрик повернулся лицом к очагу. — Я не сообщил остальным старейшинам истинную причину того, почему хотел встретиться с тобой наедине.
Хок поднял на него глаза.
— Ты не можешь идти вразрез с решением остальных старейшин, — безразлично сказал он. — И я не прошу тебя об этом. Если бы я попытался остаться на Асгарде, спрятаться где-нибудь…
— Я не это имел в виду. — Эрик взял с полки над очагом какой-то предмет. — Я хотел встретиться с тобой наедине, чтобы передать тебе это.
Подойдя к Хоку, он протянул ему небольшой мешочек, похожий на тот, в который они с матерью когда-то, когда он был мальчиком, собирали ракушки.
Хок озадаченно нахмурился:
— Где ты…
— Открой его, племянник.
Хок взял мешочек, развязал тесемки и достал то, что лежало внутри: граненую бутылочку из прозрачного стекла, в каких обычно хранили ароматические масла. В бутылочке оставалась малая толика какого-то дорогого благовония, которое в ней когда-то, видимо, содержалось, — зеленая жидкость едва покрывала донышко.
— Это эликсир, созданный твоим отцом, — объяснил Эрик. Хок резко вскинул голову.
— Эликсир? — вырвалось у него. — Ты хочешь сказать, это то, с помощью чего он хотел сделать мою мать иннфодт? То самое зелье, которое убило ее?
— Йа, — спокойно ответил Эрик. — Но твой отец не хотел сделать ее иннфодт. Ты не знаешь правды — я никогда не говорил тебе правды о том, как умерли твои родители, — признался он.
— Как они умерли… — эхом отозвался Хок, сжимая в руках бутылочку. — О чем ты? И зачем ты дал мне это? Ты предлагаешь мне самому расстаться с жизнью, чтобы избежать изгнания?
— Ней, я этого вовсе не желаю. Хок, твой отец не хотел сделать твою мать иннфодт. — Эрик энергично тряхнул головой. — Он хотел покинуть Асгард и жить с ней в том, внешнем мире. Он стремился к свободе. Пытался найти способ стать смертным — утлендинг — не только для себя, но и для тебя. Для всех жителей Асгарда. Чтобы все были вольны выбирать. Несмотря на хвастливые заявления Торолфа, я не думаю, что он воссоздал эликсир твоего отца, он просто набрел на что-то другое.
Хок смотрел на него словно громом пораженный. Потом, переведя взгляд на бутылочку, которую по-прежнему сжимал в руке, увидел, что зеленая жидкость, содержавшаяся в ней, действительно отличалась от эликсира Торолфа — тот был красный, рубиново-красный.
— Твой отец собирался испытать действие настоя на себе, — Продолжал Эрик, указывая на бутылочку в руках Хока. — Но когда твоя мать узнала об этом, она испугалась за его жизнь… поэтому пробралась к нему в лабораторию и взяла там немного эликсира, налив его, чтобы никто ни о чем не догадался, во флакон для благовоний. И опробовала на себе.
Хок прошептал проклятие, с отвращением глядя на флакон.
— Почему? Почему она…
— Может быть, она надеялась, что это сделает ее иннфодт, не знаю. — Желваки ходили на скулах Эрика, он смотрел в пол. — Знаю только, что она не хотела расставаться с твоим отцом, она мечтала остаться здесь с ним — и с тобой — навсегда. Но зелье погубило ее. А твой отец, не в силах перенести горе, предпочел покончить с жизнью, покинув Асгард, чем жить без нее.
Потрясенный, Хок нащупал ближайший стул и тяжело опустился на него, все еще сжимая в руках бутылочку.
— Почему ты за столько лет так и не рассказал мне об этом, дядя? — с упреком спросил Хок. — Я думал, что он хотел сделать ее иннфодт, что он рисковал жизнью матери и убил ее! Долгие годы я ненавидел его. Если бы я знал правду…
— Ты бы постарался продолжить работу отца, — тихо закончил за него Эрик. — Я потерял их обоих, Хок, и не хотел потерять и тебя. Я должен был спасти их сына.
Хок молча в упор смотрел на дядю. Сейчас он понимал его как никогда прежде.
— И поэтому ты разрушил его лабораторию — чтобы больше никто не рисковал ничьей жизнью, продолжая его дело. Эрик кивнул.
— И еще потому, что гнев и печаль одолевали меня. И чувство вины. — Он отвернулся. — Твой отец рассказал мне о своей работе. Я знал, что она опасна. Я должен был остановить его… Но не остановил. — Теперь он смотрел па пляшущее в очаге пламя и в его голосе звучало раскаяние. — А быть может, и потому, что надеялся на успех его работы почти так же, как он сам. Я не остановил его, и они оба погибли. — Эрик снова взглянул на Хока. — Я не мог простить себе этого. И хотел быть уверенным, что больше никто не подвергнется такому риску.
Хок вспомнил о Торолфе, о жизнях, которые тот безжалостно загубил за долгие годы своих опытов, н понял, что дядя был прав.
— И поэтому ты так непреклонно стремился воспитать меня истинным асгардцем, довольным своей жизнью? — осипшим голосом спросил он.
— Я думал, что этого хотели бы твои родители — чтобы ты научился быть счастлив здесь, чтобы принял то, чего не можешь изменить. — Эрик смотрел в глаза Хоку, в них снова появилось выражение глубокой печали. — Но, по правде сказать, ты слишком похож на своего отца, Хок. Тебе всегда чего-то не хватало, ты всегда мечтал о чуде. Это у тебя в крови.
Хок тяжело сглотнул вставший в горле комок и посмотрел на флакон в своей руке.
В этой крохотной бутылочке была заключена мечта его отца.
— Это может убить тебя, — предупредил Эрик — или подействовать именно так, как рассчитывал твой отец. Я не знаю. После того как умерла твоя мать, я не хотел, чтобы кто-нибудь еще испробовал это зелье. — Эрик подошел ближе. — Я нашел эту бутылочку среди ее вещей уже после того, как не стало ни ее, ни твоего отца. Возможно, мне следовало разбить ее, как и все остальное. — Он устало вздохнул и провел рукой по волосам. — Но я этого не сделал. Наверное, думал, что когда-нибудь, когда жизнь на Асгарде станет для меня невыносимой, я смогу рискнуть и испытать эликсир на себе. Но этот день так и не настал.
Хок поднял бутылочку и посмотрел ее на свет:
— Дядя, здесь его так мало…
— Да, хватит только для одного. То есть я надеюсь, что хватит. Если зелье подействует, ты станешь смертным — утлендинг. Будешь волен жить в их мире. Но окажешься подверженным всем опасностям, которым подвержены они, — болезням ранениям. И проживешь лишь короткую жизнь, — медленно добавил он, — как они. Может быть, еще лет пятьдесят — шестьдесят, не больше.
Хок почувствовал, как сильно забилось его сердце, но на сей раз не от страха, а от надежды. Он станет свободным! И сможет уехать.
Он сможет поехать к Авриль.
Хок встал.
— Если сейчас, по их представлениям, мне тридцать лет, то я доживу лет до восьмидесяти — девяноста. Для утлендинг это долгая жизнь.
— Хок, если эликсир подействует как надо, — мрачно напомнил ему Эрик, — ты не должен никогда возвращаться сюда. На Асгарде все будут уверены, что ты изгнан.
Хок кивнул, понимая опасения дяди. Его чудесное воскрешение побудило бы соплеменников снова начать опасные эксперименты, чтобы найти волшебный эликсир.
Если он подействует, как надо.
Хок почувствовал, как при мысли о том, что он оставит у себя за спиной, что-то больно сжалось в груди. Он оставит здесь друзей, которые будут горевать о нем.
Всех тех, кто хотел быть свободным, но не мог.
— Это несправедливо, дядя, — мрачно сказал он, — почему я должен быть единственным, кто…
— Твой отец хотел бы, чтобы ты это взял. — Эрик положил руку на плечо Хока. — И теперь у тебя нет иного выбора.
Хок встретился с ним взглядом, и они долго смотрели друг на друга.
— Спасибо, дядя! — Хок сжал руку Эрика. — Что бы ни случилось, знай: я благодарен тебе.
— Мне будет не хватать тебя, Хок.
Хок почувствовал, как спазм сжимает ему горло.
— И мне тебя тоже.
Осторожно, нерешительно он поднял бутылочку, она сверкнула в отблеске пламени. Хок открыл крышку.
Глава 22
Маленькая валькирия…
Авриль заворочалась во сне и протестующе застонала, словно прогоняя нечто потревожившее ее сон. Тяжело вздохнув, она опять погрузилась в сновидение. То был сладкий, новый сон: ей снилось, будто Хок пришел к ней снова, что он с ней, здесь, во Франции, в Бретани…
Авриль… Ты нужна мне…
Она подняла ресницы, в замешательстве сонно заморгала. Но голос — знакомый, любимый низкий голос — почему-то не остался там, во сне. Он звучал так, словно Хок был здесь, с ней. Рядом.
…Помоги мне…
Тревожно вскрикнув, Авриль резко села на кровати и широко открыла глаза. Нет, она не спала. Но в комнате никого не было. В очаге дотлевали последние угольки. Она была дома, в родовом замке в Бретани, где жила уже неделю.
И сон окончательно слетел с нее.
Авриль, пожалуйста.
Авриль изумленно вскрикнула, схватилась за сердце и почувствовала, как оно колотится. Голос Хока доносился не из сна, он неким невероятным образом звучал в ней самой. Дрожа, она вскочила с постели и бросилась к окну, чувствуя, что он здесь.
Здесь, во Франции, в Бретани. Где-то неподалеку.
И ранен. Хотя дождь больше не стучал в окно — гроза, длившаяся весь день, прекратилась, — Авриль ничего не могла разглядеть в темноте. Она не стала задаваться вопросом, откуда ей известно, что Хок здесь, и как вообще такое возможно. Она рванулась к двери, выскочила в коридор и побежала вниз по лестнице. В холле она задержалась лишь на миг, чтобы сорвать с вешалки плащ и накинуть его на ночную рубашку, и тут же выскочила за дверь.
Было поздно, большинство слуг уже спали. Стуча каблуками и разбрызгивая грязь, сразу же заляпавшую одежду, она пересекла внутренний двор замка. Добежала до конюшни. Коня седлать не стала, чтобы не терять времени, — накинула лишь уздечку и, галопом проскакав через замковые ворота, углубилась в лес.
Авриль, я люблю тебя…
Сердце ее, казалось, подскочило к горлу и застряло там. Авриль полагалась на свои чувства, они должны были указать верный путь. Она долго скакала через лес, пока не нашла Хока на опушке.
Он лежал, на спине. Вороной копь, волоча поводья, бродил рядом.
— О Господи! — закричала Авриль, спрыгивая с лошади, и бросаясь к Хоку. Она упала в мокрую траву рядом с ним. На Хоке были темная туника, облегающие штаны и плащ. Вся одежда насквозь промокла под дождем.
Он открыл глаза — тень улыбки тронула его губы.
— Ты услышала… меня, — слабым голосом произнес он.
— Хок, — зарыдала Авриль, склонившись над ним и гладя его по лицу. — Как ты мог оказаться здесь? Сколько дней ты…
— Семь… — пробормотал он. Его ресницы опустились. — Семь дней.
— Ты хочешь сказать, что прошло семь дней, как ты покинул Асгард?
Хок не ответил.
— Хок…
— Хотя оно и подействовало… — прошептал он, — не… убило меня… Но, вероятно… не так.
Авриль тряхнула головой, не понимая, о чем он говорит. Она проверила, не ранен ли он, но ничего не обнаружила, кроме глубокого пореза на лбу. Похоже, он свалился с лошади.
Схватив его за плечи, Авриль с горестным удивлением ощутила. что, хотя его тело было сильным и упругим, жизнь едва теплилась в нем.
— Хок, что я могу сделать? Должно быть что-то, что я могу сделать!
— Увидеть тебя… в последний раз. — Он открыл глаза и посмотрел на нее замутненным взглядом. С трудом подняв руку, погладил по щеке. — Это того стоило.
— Хок, нет!..
— Люблю тебя… — прошептал он.
Рука его безжизненно упала на землю, глаза закрылись,
— Ней! — закричала Авриль. Нет, она не может потерять его снова! Господь милосердный, она не переживет этого еще раз! Она бросилась на него, обняла, корчась от душевной муки, прижалась щекой к его груди, стиснула в объятиях, словно надеялась силой воли задержать его здесь, на земле.
И вдруг изумленно вскрикнула. Вздох облегчения сорвался с ее губ.
Его сердце продолжало биться. Даже сквозь одежду она слышала ровное, сильное биение его сердца.
Он был жив! Она не понимала, как это оказалось возможно, но он не умер. Однако не был погружен и в лангвариг совн, поскольку, как он сказал, это было возможно только на Асгарде.
Хок был без сознания, но дышал ровно, и кожа была теплой — даже горячей. Потрогав его лоб, Авриль поняла, что у него жар.
И жар совсем иного рода охватил ее самое.
Когда закатные лучи солнца, проникавшие через окно, окрасили спальню золотисто-оранжевыми бликами, Хок наконец снова открыл глаза. Авриль прерывисто выдохнула — ей казалось, что сада сидела здесь, на краю кровати, затаив дыхание, целый день. Она вытерла испарину с его лба и вознесла благодарственную молитву за то, что Бог оставил его в живых. Ей так хотелось поцеловать Хока! И в то же время ее обуревало желание задать массу вопросов.
Склонившись, она поцеловала его в бронзовую от загара щеку и ощутила, что жар спал. Авриль отложила мокрую тряпочку, которой обтирала его.
— Хок, тебе лучше? — прерывисто прошептала она. Напряжение и страх, владевшие ею весь этот страшный день, разом отступили.
Он с минуту смотрел на нее, моргая, словно не был уверен, что не спит. Потом улыбнулся:
— Да. — Его голос напоминал шелест сухих листьев. Подняв руку, он провел пальцами по ее распущенным волосам, по щеке. — Устал… но чувствую себя нормально.
— У тебя ничего не болит?
— Нет. — В голосе слышалось удивление.
— Слава Богу! — На Авриль внезапно напала дрожь. — Хок, я не могу поверить, что ты здесь. Разве это возможно? Сколько дней, как ты покинул Асгард? Разве…
— Тс-с, моя маленькая валькирия. — Зарывшись пальцами в ее волосы, он притянул ее к себе, чтобы поцеловать. — Прости, что напугал тебя. Мне ничто не грозит…
— Но прошлой ночью ты сказал, что уже семь дней как ты уехал с Асгарда! — воскликнула она. — Семь! А сегодня уже восемь.
— Да, — пробормотал он, нежно осушая губами ее слезы, буря чувств бушевала в его глазах. — Понадобилось время, чтобы найти тебя. Сначала я отправился во владения твоего деверя в Артуа, но там узнал, что герцог с женой повезли тебя с дочерью сюда, в твое родовое имение в Бретани…
— Хок, я ничего не понимаю… — Авриль била неуемная дрожь. — Как ты мог оказаться здесь, у меня, живой?
— Со мной все в порядке, Авриль. — Он прижал палец к ее губам. Улыбка обнажила ровные белые зубы и обозначила ямочки на щеках. — Более чем в порядке. Я свободен! Свободен, как ты. Позволь мне объяснить тебе.
После того как он рассказал ей все, она еще долго сидела, уставившись на него полными слез глазами, — слишком потрясенная. взволнованная и счастливая, чтобы говорить.
— И тогда я упал с лошади, — закончил Хок, хмурясь при воспоминании. — Весь день я неважно себя чувствовал — у меня был жар и кружилась голова, — потом сознание помутилось, и я упал. Я боялся, что эликсир не подействовал на меня.
— Хок, думаю, у тебя была просто лихорадка, мы так это называем. Это случается, если долго скакать на лошади под проливным осенним дождем. — С невероятным облегчением она убрала с его лба спутавшиеся волосы и улыбнулась. — Среди смертных — весьма распространенная болезнь.
— Я так стремился к тебе, любовь моя!..
— Боюсь, это будет отныне запечатлено у тебя на лбу, — с сожалением подтвердила она. — Понадобится время, чтобы этот порез зажил, но скорее всего останется шрам.
Он потрогал рану на лбу, и странная улыбка заиграла на его лице:
— Шрам?
— Ради Бога, не говори об этом с таким удовольствием, — попросила Авриль. — Я бы очень хотела, чтобы других шрамов у тебя не появлялось.
Хок расхохотался:
— Я постараюсь, любовь моя.
— Хок, — посерьезнев, сказала Авриль — еще… еще кое-что озадачило меня. Когда ты лежал там, в лесу, раненный, я каким-то непостижимым образом слышала, как ты звал меня…
— Этот голос звучал в твоей голове, в твоем сердце.
— Да, — с тихим удивлением произнесла она, не сводя с него глаз.
— Я сам не знаю, как это получается, но говорят, что есть на Асгарде супружеские пары, которые связаны такими незримыми узами. Тебя это пугает, маленькая валькирия? — осторожно спросил он.
— Ней. — Авриль прикоснулась к его лицу. Сердце у нее взволнованно билось. — Я… меня это просто насторожило. Так же, как сны. Я… — Она покраснела и опустила глаза. — Я видела тебя в своих снах еще до того, как мы встретились. Очень живо.
— Я тоже видел тебя в своих снах, — хриплым голосом признался он, привлекая ее к себе.
Их губы слились в долгом поцелуе.
— Хок, — со вздохом сказала Авриль, с трудом отрываясь от него, — боюсь, мне не следует здесь больше задерживаться, а то у них возникнут подозрения.
— У них?
— У Селины и Гастона. Они ждут внизу, в главном холле.
— Авриль, ты не сказала им…
— Конечно, нет, — заверила она его. — Я сказала, что случайно набрела на раненого мужчину, когда выехала на прогулку ночью, потому что не могла заснуть, и, как добрая самаритянка, привезла его сюда, чтобы подлечить.
— Рад с вами познакомиться, миледи! — насмешливо заметил Хок.
— И я, мессир, — ответила с улыбкой Авриль. — Но если останусь здесь с тобой дольше, они поймут, что я не просто гостеприимная хозяйка, а… — Она поднялась. — Время от времени я сообщала им о твоем состоянии.
— Сообщи им, что я буду жить — до тех пор, пока ты со мной. — Улыбаясь, он потянул ее за руку и заставил снова сесть рядом. — Скажи им, что однажды мы видели друг друга издали и я проделал огромный путь, чтобы найти тебя, потому что полюбил навсегда. Но пока не уходи, любовь моя. Я хочу тебя кое о чем попросить. — Выражение его лица стало серьезным. — Мы должны по-прежнему хранить тайну Асгарда, чтобы защитить его народ.
— Да, — кивнула Авриль, тронутая его словами и прикосновением.
— И боюсь, я должен потребовать назад одно обещание, которое ты недавно дала мне. — Он отвел с ее лица упавшие на него волосы, привлек к себе, чтобы еще раз поцеловать, и прошептал: — Я не хочу, чтобы ты искала себе другого мужа.
— О?!
— Выходи за меня снова, Авриль. По обычаям твоего народа. Позволь мне любить тебя и Жизель, заботиться о вас… и подарить тебе еще детей, которых ты будешь любить.
— Да. — Слезы затуманили взор Авриль, она посмотрела ему в глаза, в эти небесно-голубые глаза, словно освещенные изнутри горячими солнечными лучами. — О да, Хок Вэлбренд! Я выйду за тебя замуж. Еще раз.
За коротким поцелуем последовали другие, более долгие и нежные. Авриль затрепетала.
— Хок, — пробормотала она, безвольно опускаясь на постель рядом с ним, — мне действительно нужно пойти поговорить с Селиной и Гастоном…
— Пять минут, — прошептал Хок и, окинув ее жадным взором, опрокинул на спину, прижав всей тяжестью своего тела. — Всего пять минут.
— Ты очень нетерпелив, — рассмеялась Авриль, обнимая его за шею, — для человека, прожившего триста лет.
— Тридцать, — беспечно, поправил ее Хок. — Здесь, в твоем мире, мне всего тридцать.
Она крепче прижалась к нему, переполненная радостью и любопытством.
— Думаю, когда-нибудь ты будешь очень красив — весь в морщинах и с серебристо-седыми волосами.
— У тебя будет возможность увидеть это, любовь моя, — широко улыбнулся Хок. — А теперь, полагаю, мне нужно сделать твой сон явью.
— Ты уже сделал, — счастливо прошептала она. — Уже сделал!
Авриль заворочалась во сне и протестующе застонала, словно прогоняя нечто потревожившее ее сон. Тяжело вздохнув, она опять погрузилась в сновидение. То был сладкий, новый сон: ей снилось, будто Хок пришел к ней снова, что он с ней, здесь, во Франции, в Бретани…
Авриль… Ты нужна мне…
Она подняла ресницы, в замешательстве сонно заморгала. Но голос — знакомый, любимый низкий голос — почему-то не остался там, во сне. Он звучал так, словно Хок был здесь, с ней. Рядом.
…Помоги мне…
Тревожно вскрикнув, Авриль резко села на кровати и широко открыла глаза. Нет, она не спала. Но в комнате никого не было. В очаге дотлевали последние угольки. Она была дома, в родовом замке в Бретани, где жила уже неделю.
И сон окончательно слетел с нее.
Авриль, пожалуйста.
Авриль изумленно вскрикнула, схватилась за сердце и почувствовала, как оно колотится. Голос Хока доносился не из сна, он неким невероятным образом звучал в ней самой. Дрожа, она вскочила с постели и бросилась к окну, чувствуя, что он здесь.
Здесь, во Франции, в Бретани. Где-то неподалеку.
И ранен. Хотя дождь больше не стучал в окно — гроза, длившаяся весь день, прекратилась, — Авриль ничего не могла разглядеть в темноте. Она не стала задаваться вопросом, откуда ей известно, что Хок здесь, и как вообще такое возможно. Она рванулась к двери, выскочила в коридор и побежала вниз по лестнице. В холле она задержалась лишь на миг, чтобы сорвать с вешалки плащ и накинуть его на ночную рубашку, и тут же выскочила за дверь.
Было поздно, большинство слуг уже спали. Стуча каблуками и разбрызгивая грязь, сразу же заляпавшую одежду, она пересекла внутренний двор замка. Добежала до конюшни. Коня седлать не стала, чтобы не терять времени, — накинула лишь уздечку и, галопом проскакав через замковые ворота, углубилась в лес.
Авриль, я люблю тебя…
Сердце ее, казалось, подскочило к горлу и застряло там. Авриль полагалась на свои чувства, они должны были указать верный путь. Она долго скакала через лес, пока не нашла Хока на опушке.
Он лежал, на спине. Вороной копь, волоча поводья, бродил рядом.
— О Господи! — закричала Авриль, спрыгивая с лошади, и бросаясь к Хоку. Она упала в мокрую траву рядом с ним. На Хоке были темная туника, облегающие штаны и плащ. Вся одежда насквозь промокла под дождем.
Он открыл глаза — тень улыбки тронула его губы.
— Ты услышала… меня, — слабым голосом произнес он.
— Хок, — зарыдала Авриль, склонившись над ним и гладя его по лицу. — Как ты мог оказаться здесь? Сколько дней ты…
— Семь… — пробормотал он. Его ресницы опустились. — Семь дней.
— Ты хочешь сказать, что прошло семь дней, как ты покинул Асгард?
Хок не ответил.
— Хок…
— Хотя оно и подействовало… — прошептал он, — не… убило меня… Но, вероятно… не так.
Авриль тряхнула головой, не понимая, о чем он говорит. Она проверила, не ранен ли он, но ничего не обнаружила, кроме глубокого пореза на лбу. Похоже, он свалился с лошади.
Схватив его за плечи, Авриль с горестным удивлением ощутила. что, хотя его тело было сильным и упругим, жизнь едва теплилась в нем.
— Хок, что я могу сделать? Должно быть что-то, что я могу сделать!
— Увидеть тебя… в последний раз. — Он открыл глаза и посмотрел на нее замутненным взглядом. С трудом подняв руку, погладил по щеке. — Это того стоило.
— Хок, нет!..
— Люблю тебя… — прошептал он.
Рука его безжизненно упала на землю, глаза закрылись,
— Ней! — закричала Авриль. Нет, она не может потерять его снова! Господь милосердный, она не переживет этого еще раз! Она бросилась на него, обняла, корчась от душевной муки, прижалась щекой к его груди, стиснула в объятиях, словно надеялась силой воли задержать его здесь, на земле.
И вдруг изумленно вскрикнула. Вздох облегчения сорвался с ее губ.
Его сердце продолжало биться. Даже сквозь одежду она слышала ровное, сильное биение его сердца.
Он был жив! Она не понимала, как это оказалось возможно, но он не умер. Однако не был погружен и в лангвариг совн, поскольку, как он сказал, это было возможно только на Асгарде.
Хок был без сознания, но дышал ровно, и кожа была теплой — даже горячей. Потрогав его лоб, Авриль поняла, что у него жар.
И жар совсем иного рода охватил ее самое.
Когда закатные лучи солнца, проникавшие через окно, окрасили спальню золотисто-оранжевыми бликами, Хок наконец снова открыл глаза. Авриль прерывисто выдохнула — ей казалось, что сада сидела здесь, на краю кровати, затаив дыхание, целый день. Она вытерла испарину с его лба и вознесла благодарственную молитву за то, что Бог оставил его в живых. Ей так хотелось поцеловать Хока! И в то же время ее обуревало желание задать массу вопросов.
Склонившись, она поцеловала его в бронзовую от загара щеку и ощутила, что жар спал. Авриль отложила мокрую тряпочку, которой обтирала его.
— Хок, тебе лучше? — прерывисто прошептала она. Напряжение и страх, владевшие ею весь этот страшный день, разом отступили.
Он с минуту смотрел на нее, моргая, словно не был уверен, что не спит. Потом улыбнулся:
— Да. — Его голос напоминал шелест сухих листьев. Подняв руку, он провел пальцами по ее распущенным волосам, по щеке. — Устал… но чувствую себя нормально.
— У тебя ничего не болит?
— Нет. — В голосе слышалось удивление.
— Слава Богу! — На Авриль внезапно напала дрожь. — Хок, я не могу поверить, что ты здесь. Разве это возможно? Сколько дней, как ты покинул Асгард? Разве…
— Тс-с, моя маленькая валькирия. — Зарывшись пальцами в ее волосы, он притянул ее к себе, чтобы поцеловать. — Прости, что напугал тебя. Мне ничто не грозит…
— Но прошлой ночью ты сказал, что уже семь дней как ты уехал с Асгарда! — воскликнула она. — Семь! А сегодня уже восемь.
— Да, — пробормотал он, нежно осушая губами ее слезы, буря чувств бушевала в его глазах. — Понадобилось время, чтобы найти тебя. Сначала я отправился во владения твоего деверя в Артуа, но там узнал, что герцог с женой повезли тебя с дочерью сюда, в твое родовое имение в Бретани…
— Хок, я ничего не понимаю… — Авриль била неуемная дрожь. — Как ты мог оказаться здесь, у меня, живой?
— Со мной все в порядке, Авриль. — Он прижал палец к ее губам. Улыбка обнажила ровные белые зубы и обозначила ямочки на щеках. — Более чем в порядке. Я свободен! Свободен, как ты. Позволь мне объяснить тебе.
После того как он рассказал ей все, она еще долго сидела, уставившись на него полными слез глазами, — слишком потрясенная. взволнованная и счастливая, чтобы говорить.
— И тогда я упал с лошади, — закончил Хок, хмурясь при воспоминании. — Весь день я неважно себя чувствовал — у меня был жар и кружилась голова, — потом сознание помутилось, и я упал. Я боялся, что эликсир не подействовал на меня.
— Хок, думаю, у тебя была просто лихорадка, мы так это называем. Это случается, если долго скакать на лошади под проливным осенним дождем. — С невероятным облегчением она убрала с его лба спутавшиеся волосы и улыбнулась. — Среди смертных — весьма распространенная болезнь.
— Я так стремился к тебе, любовь моя!..
— Боюсь, это будет отныне запечатлено у тебя на лбу, — с сожалением подтвердила она. — Понадобится время, чтобы этот порез зажил, но скорее всего останется шрам.
Он потрогал рану на лбу, и странная улыбка заиграла на его лице:
— Шрам?
— Ради Бога, не говори об этом с таким удовольствием, — попросила Авриль. — Я бы очень хотела, чтобы других шрамов у тебя не появлялось.
Хок расхохотался:
— Я постараюсь, любовь моя.
— Хок, — посерьезнев, сказала Авриль — еще… еще кое-что озадачило меня. Когда ты лежал там, в лесу, раненный, я каким-то непостижимым образом слышала, как ты звал меня…
— Этот голос звучал в твоей голове, в твоем сердце.
— Да, — с тихим удивлением произнесла она, не сводя с него глаз.
— Я сам не знаю, как это получается, но говорят, что есть на Асгарде супружеские пары, которые связаны такими незримыми узами. Тебя это пугает, маленькая валькирия? — осторожно спросил он.
— Ней. — Авриль прикоснулась к его лицу. Сердце у нее взволнованно билось. — Я… меня это просто насторожило. Так же, как сны. Я… — Она покраснела и опустила глаза. — Я видела тебя в своих снах еще до того, как мы встретились. Очень живо.
— Я тоже видел тебя в своих снах, — хриплым голосом признался он, привлекая ее к себе.
Их губы слились в долгом поцелуе.
— Хок, — со вздохом сказала Авриль, с трудом отрываясь от него, — боюсь, мне не следует здесь больше задерживаться, а то у них возникнут подозрения.
— У них?
— У Селины и Гастона. Они ждут внизу, в главном холле.
— Авриль, ты не сказала им…
— Конечно, нет, — заверила она его. — Я сказала, что случайно набрела на раненого мужчину, когда выехала на прогулку ночью, потому что не могла заснуть, и, как добрая самаритянка, привезла его сюда, чтобы подлечить.
— Рад с вами познакомиться, миледи! — насмешливо заметил Хок.
— И я, мессир, — ответила с улыбкой Авриль. — Но если останусь здесь с тобой дольше, они поймут, что я не просто гостеприимная хозяйка, а… — Она поднялась. — Время от времени я сообщала им о твоем состоянии.
— Сообщи им, что я буду жить — до тех пор, пока ты со мной. — Улыбаясь, он потянул ее за руку и заставил снова сесть рядом. — Скажи им, что однажды мы видели друг друга издали и я проделал огромный путь, чтобы найти тебя, потому что полюбил навсегда. Но пока не уходи, любовь моя. Я хочу тебя кое о чем попросить. — Выражение его лица стало серьезным. — Мы должны по-прежнему хранить тайну Асгарда, чтобы защитить его народ.
— Да, — кивнула Авриль, тронутая его словами и прикосновением.
— И боюсь, я должен потребовать назад одно обещание, которое ты недавно дала мне. — Он отвел с ее лица упавшие на него волосы, привлек к себе, чтобы еще раз поцеловать, и прошептал: — Я не хочу, чтобы ты искала себе другого мужа.
— О?!
— Выходи за меня снова, Авриль. По обычаям твоего народа. Позволь мне любить тебя и Жизель, заботиться о вас… и подарить тебе еще детей, которых ты будешь любить.
— Да. — Слезы затуманили взор Авриль, она посмотрела ему в глаза, в эти небесно-голубые глаза, словно освещенные изнутри горячими солнечными лучами. — О да, Хок Вэлбренд! Я выйду за тебя замуж. Еще раз.
За коротким поцелуем последовали другие, более долгие и нежные. Авриль затрепетала.
— Хок, — пробормотала она, безвольно опускаясь на постель рядом с ним, — мне действительно нужно пойти поговорить с Селиной и Гастоном…
— Пять минут, — прошептал Хок и, окинув ее жадным взором, опрокинул на спину, прижав всей тяжестью своего тела. — Всего пять минут.
— Ты очень нетерпелив, — рассмеялась Авриль, обнимая его за шею, — для человека, прожившего триста лет.
— Тридцать, — беспечно, поправил ее Хок. — Здесь, в твоем мире, мне всего тридцать.
Она крепче прижалась к нему, переполненная радостью и любопытством.
— Думаю, когда-нибудь ты будешь очень красив — весь в морщинах и с серебристо-седыми волосами.
— У тебя будет возможность увидеть это, любовь моя, — широко улыбнулся Хок. — А теперь, полагаю, мне нужно сделать твой сон явью.
— Ты уже сделал, — счастливо прошептала она. — Уже сделал!