Игра его кончилась ничем. Карл в ожидании ответа держал его пленником в замке святого Ангела, и папа предстал перед необходимостью открыто встать на сторону Карла. Угрожая отлучением, папа запретил королю расторгать брак с Екатериной Арагонской. Однако Генрих проявил полное неуважение к громовым стрелам папской буллы: он пошел напролом и женился на Анне Болейн. Тогда святой отец разразился еще более яростной буллой, которую Генрих восьмой разорвал на глазах у парламента.
   Таким образом, война между папой и императором привела к тому, что Англия откололась от Рима. Генрих опубликовал указ, запрещавший его подданным признавать авторитет римской курии. Однако англиканская церковь лишь через несколько лет (во время понтификата Павла третьего, преемника Климента) прекратила сношения с папами.
   Заставив Климента седьмого предать анафеме Генриха, Карл умиротворился и подсунул пленнику мирное соглашение, которое последний подписал безоговорочно, торопясь возвратить себе свободу. Затем святой отец направился в Болонью на встречу с императором. Он дал ему полное отпущение грехов за все его преступления во время римской оккупации. Разве имело значение, что десятки тысяч его подданных были перебиты императорской армией? Он пошел бы и на большие жертвы, если бы таким способом мог сократить печальные дни своего пленения.
   Два достойных друга скрепили соглашение подарками. Карл преподнес Клименту серебряные шкатулки с золотыми медалями, а папа презентовал своему другу массивного золотого орла. Уж не в знак ли того, что императорский орел вонзил свои острые когти в тело окровавленной Италии?! Закончив предварительные переговоры, два фигляра покинули подмостки и скрылись за кулисы. Дальнейшие беседы проходили при закрытых дверях, в интимной обстановке. Обсуждались важные вопросы, главным образом касающиеся их подданных; последним, разумеется, полагалось оставаться в неведении: повара не спрашивают птицу, под каким соусом ее вкуснее зажарить и подать к столу.
   Император с тревогой следил за возрастающим влиянием Реформации. «В мире существуют только две могущественные власти, — говорил он, — сам бог поручил им охранять порядок: папство и империя неразрывно связаны между собой, они служат одному и тому же делу; удар, нанесенный папству, разит империю, равно как и удар по короне обрушивается на крест». Папа и император могут сражаться между собой до тех пор, пока жертвою борьбы являются их подданные. Но когда удар исходит от народа, положение становится опасным. Поразмыслив, Карл пятый предложил Клименту седьмому созвать в Германии собор для восстановления отношений между германскими церквами и святым престолом, а кроме того, обсудить вопросы улучшения церковных нравов и тем самым помешать распространению еретической пропаганды. "Что я слышу, воскликнул Климент, — всемогущий государь, крупнейший политик намеревается созвать собор, на котором вольнодумцы, почувствовав себя независимыми, пожелают защищать свои догмы и опровергать наши! Созыв собора чреват опасными последствиями, он может опрокинуть папство и разрушить трон. Мы оба, император и первосвященник, помазанники божьи, олицетворяем на земле его божественную власть.
   Мы должны уничтожить всякое свободомыслие, ибо, если неверующие захотят, чтобы мы предъявили свои полномочия, мы окажемся в безвыходном положении".
   Затронув любимую тему, папа говорил долго и закончил свою речь с пафосом: "Какое нам дело, во что верят лютеране и их приспешники? Нам нет нужды вникать в их догмы! Нам нужно полное повиновение. Народы должны быть извечно покорны власти священников и королей. Для достижения нашей цели, чтобы предупредить восстания, надо покончить с вольнодумством, колеблющим наш трон. Надо проявить силу!
   Превратить солдат в палачей! Зажигать костры! Убивать и сжигать, дабы очистить религию от скверны! Истребить в первую очередь ученых! Упразднить книгопечатание!
   Тогда ваши подданные возвратятся в лоно истинной веры, прекратят смуты и падут ниц пред вашим императорским величеством!" Невежество и террор — вот сила, на которую опиралось и будет опираться всякое самодержавие.
   Карл не мог не признать справедливости доводов Климента седьмого и согласился, что мысль о созыве собора абсурдна. Повеселев, первосвященник предложил императору короноваться, и на следующий день церемония была отпразднована со всей торжественностью.

 


УБИЙСТВА, ИНТРИГИ И РАЗВЛЕЧЕНИЯ.


   Получив из папских рук корону, Карл пятый, хозяйничавший на Апеннинском полуострове как в завоеванной стране, в свою очередь, вознаградил первосвященника, пообещав ему восстановить власть семейства Медичи во Флоренции.
   И вот Климент седьмой вместе с императорскими войсками, в жестокости которых он мог убедиться, еще когда был в Риме, двинулся против своего родного города.
   Не успев закончить одну войну, воинственный папа уже мечтал о новой!
   Но к покорению Флоренции его побуждал не только воинственный нрав. Этот маньяк собирался уничтожить республиканскую власть в городе и отдать его в распоряжение своего внебрачного сына Александра Медичи, которого ему подарила какая-то служанка постоялого двора. Как видите, у святого отца был не такой уж изысканный вкус!
   Флорентийцы, застигнутые врасплох, решили защищаться, хотя и понимали, что одного мужества мало перед лицом огромной вражеской армии, идущей под знаменем Саваофа! Они собрали десять тысяч человек и обратились за помощью к Микеланджело как к выдающемуся инженеру; несмотря на трагическую обреченность, простой народ проявлял горячий патриотизм. Падение республики было ускорено тем, что папа торжественно пообещал своим землякам простить все обиды и потери, которые он понес во время штурма, и сохранить независимость города.
   Но как только капитуляция была подписана и папские войска вступили во Флоренцию, начались убийства, погромы и грабежи.
   Вопреки собственному обещанию, Климент седьмой, верный церковным традициям, тотчас уничтожил последние следы городского самоуправления, арестовал всех своих противников, конфисковал их имущество, а затем, предав их жесточайшим пыткам, приказал умертвить.
   Насытившись местью, Климент короновал Александра Медичи, присвоив ему титул герцога Флорентийского.
   Этот распутный и жестокий герцог, окруживший себя наемными убийцами и шпионами, наводил ужас на всю Италию.
   Карл пятый некоторое время еще пробыл в Италии, помогая своему другу приводить в покорность вассалов нового хозяина, но, вскоре ему пришлось перейти Альпы, потому что в Германии назревали новые события.
   В это время на Западе усилились распри между различными течениями среди реформаторов. Карл пятый решил, что раздоры облегчат ему восстановление религиозного единства, и созвал съезд в Аугсбурге. Протестантов по настоянию Лютера возглавлял Меланхтон. Сам Лютер, как осужденный императором еретик, не имел права присутствовать на съезде. Когда съезд закончил свою работу, император пришел к выводу, что совещание доказало несовместимость двух христианских учений.
   Помня о своих беседах с глазу на глаз с первосвященником, император обнародовал указ, предписывавший повсюду учредить судебную власть епископов, ввести святое причастие, исповедь, крещение, конфирмацию, отпущение грехов, почитание святых — словом, восстановить весь ритуал католического богослужения. Он потребовал возвратить церквам и монастырям их бывшие владения. Кроме того, он возродил целибат, приказав священникам немедленно расстаться с женами и детьми; те, кто окажет сопротивление и непослушание, обрекались на изгнание с конфискацией всего имущества.
   Этот акт тирана объявлял настоящую войну реформаторам и был чистейшим безумием.
   Приказы императора при поддержке Климента седьмого выполнялись беспощадно и в короткое время привели к значительным жертвам.
   Императорский эдикт, призывавший мстить, карать и грабить, довел до отчаяния реформаторов. Они сплотились под одним знаменем, чтобы бороться против жестокого врага и непреклонно защищать свою веру.
   Вскоре Карл пятый понял, что сопротивление со стороны немецких князей-протестантов наносит ущерб королевскому престижу. Стало очевидно, что, слепо доверившись святому отцу, он совершил промах. Религиозные вопросы отодвигались на второй план перед вопросами политическими, все яснее обнаруживалось влияние феодальных князей, которые отказывали в своей поддержке императору.
   Столкнувшись с силой, с которой нельзя было не считаться, император начал во всем обвинять папу. Святой же отец со свойственной ему заносчивостью, в свою очередь, упрекал императора в недальновидности и слабости. В конце концов обоюдные нападки привели к разрыву.
   Между тем Франциск первый, внимательно следивший за всеми фазами этого разрыва и стремившийся по разным соображениям сблизиться с римской курией, попросил у папы руку его племянницы Екатерины Медичи для своего сына Генриха, герцога Орлеанского.
   Предложение французского короля превзошло все честолюбивые ожидания святого отца: брак закреплял союз папы с Францией и сулил ему опору в борьбе с Карлом пятым.
   Недовольный сближением папы с Франциском первым — его старым соперником — и сознавая трудность положения, в котором он очутился, император отложил осуществление своих мстительных планов и поспешил исправить отношения с немецкими протестантскими князьями. Он огласил декрет, которым прекращал все религиозные процессы и предоставлял протестантам свободу вероисповедания до созыва всеобщего собора. Этот тяжелый удар омрачил радость тщеславного папы. Он понимал, что декрет Карла ставит его перед альтернативой: либо ему придется признать самостоятельность германских церквей, либо, в случае отказа от союза с Францией, подчиниться воле собора, который один только мог ввести реформы и настоять на их исполнении.
   Но времени для размышлений у папы осталось немного: свадьба французского дофина с Екатериной Медичи была уже назначена. И папа, отогнав печальные мысли, начал готовиться к веселому путешествию. Невесте было всего четырнадцать лет, однако ее порочность и извращенность были широко известны в Риме, своим беспутством она могла соперничать с искушенными блудницами.
   Франциск первый и Генрих в сопровождении всего двора выехали в Марсель навстречу папе и его племяннице. Сославшись на срочные дела, не позволяющие ему долго задерживаться во Франции, папа настоял на ускорении бракосочетания. В действительности, зная характер своей племянницы, Климент седьмой не мог поручиться, что Екатерина не оттолкнет своим поведением и распущенностью молодого принца.
   Брантом, историк и собиратель анекдотов, приводит несколько пикантных эпизодов, относящихся к пребыванию Климента седьмого во Франции. Один из них, рисующий нравы того времени, мы приведем здесь.
   Несколько дам обратилось к герцогу Альбани, высокому сановнику папской курии, чтобы он разрешил им не воздерживаться от мясного во время поста. Герцог, сделав вид, будто толком не разобрался в их просьбе, препроводил милейших дам к его святейшеству и сказал:
   «Пресвятой отец, позвольте представить вам трех молодых дам, которые просят не лишать их плотских сношений в дни великого поста».
   Климент седьмой тотчас поднялся, расцеловал щечки красоток и, рассмеявшись, ответил: «Ваша просьба малоспасительна для души, но все же я даю вам разрешение потакать плоти три раза в неделю — вполне достаточно для такого греха, как любострастие».
   Дамы вспыхнули и заметили его святейшеству, что у них было только желание вкушать мясное и ничего более. Папа долго смеялся, а потом обласкал и отпустил их с миром.
   Развлекаясь в Марселе, Климент не возвращался в Италию, до тех пор пока не закончил переговоров с Франциском относительно мер по борьбе с Реформацией. Он заставил французского короля издать приказ о восстановлении инквизиторского суда над лютеранами. Союзники обдумали также, какие шаги им следует предпринять, дабы ослабить влияние Карла пятого. Наконец, получив множество роскошных подарков и значительную сумму денег на покрытие расходов по путешествию, папа отправился домой, уверенный, что французский король будет преследовать еретиков в своей стране.
   Прибыв в Рим, он почувствовал мучительные боли в желудке и вскоре умер.
   Некоторые историки утверждают, что его отравили кардиналы. Версия эта вполне правдоподобна.

 


СОВЕСТЬ НА АУКЦИОНЕ.


   Кардинал Александр Фарнезе, не дожидаясь смерти Климента седьмого, заблаговременно позаботился о занятии престола. Благодаря огромному состоянию он без труда скупил все голоса священной коллегии, и, когда собрался конклав, был убежден, что его кандидатура не вызовет никаких возражений. Но ошибся. Пять кардиналов, в глубине души надеявшихся, что Карл пятый заплатит им больше, чем Фарнезе, стали интриговать против Александра. Надо признаться, что на этот раз обвинения против кандидата на апостольский трон вполне соответствовали действительности. Фарнезе обвиняли в преступлениях, совершенных им вместе с его сыном, в распутных оргиях, в том, что он занимается магией, не скрывает своего увлечения астрологией и некромантией, не верит ни в бога, ни в святых да еще похваляется своим неверием.
   Не забыли и его чревоугодия: действительно, во время оргий, насытившись множеством блюд и вин, он, следуя древнеримской манере, искусственно вызывал у себя рвоту, чтобы иметь возможность вновь приняться за еду. Кардиналы распространили также множество памфлетов, написанных ими, где разоблачали связь Фарнезе с его дочерью и сестрой и обвиняли его в убийстве пяти дворян, виновных только в том, что они разделяли вместе с ним ласки этих двух распутниц.
   И все-таки Александра Фарнезе избрали папой: он сумел привлечь на свою сторону членов священной коллегии, пообещав им величайшие милости.
   Агенты кардинала шли на самые невероятные уловки. Они ссылались на то, что Фарнезе шестьдесят шесть лет, здоровья он слабого и хотя бы по этой причине его стоит избрать, ибо не за горами выборы его преемника.
   Такого рода соображение возымело свое действие, и противники начали колебаться.
   Но это еще не была окончательная победа. Тогда агенты кардинала нанесли решительный удар: они обратились к двум прелатам со следующими словами: «У кардинала Фарнезе роскошные дворцы. Он может уступить вам четыре из них — по два палаццо каждому из вас! Обратите внимание: роскошная меблировка, золоченая посуда и все прочее остается на месте!» Это предложение сломило упорство прелатов, хотя они все еще колебались. В конце концов пятьдесят тысяч дукатов золотом преодолели сопротивление: столь веский аргумент превратил злейших противников Фарнезе, которого они же совсем недавно обвиняли в безбожии, содомии, кровосмешении и убийствах, в его горячих сторонников.
   Непреклонные прелаты и других убедили голосовать за Александра Фарнезе.
   Он был избран единогласно и принял имя Павла третьего.

 


ПАВЕЛ ТРЕТИЙ И ЕГО СЕМЕЙСТВО.


   Павел третий был одним из распутнейших пап на апостольском троне.
   Он содержал банду наемных убийц, которые выполняли его кровавые распоряжения.
   Для папы и его ублюдка Пьера-Луиджи Фарнезе специальные поставщики силой или хитростью завлекали в Ватикан красивейших девушек и юношей, которых затем умерщвляли и сбрасывали в Тибр.
   В интимном кругу Павел третий хвастался своим атеизмом. Обыкновенный человек может гордиться, что пришел к такому выводу. Глава же христианского мира только доказывал этим свое лицемерие. Однако, отрицая существование бога, папа слепо верил астрологам. Любые, самые незначительные решения он принимал лишь тогда, когда выяснял положение звезд.
   Так же, как Лев десятый, Александр шестой, Сикст четвертый и многие другие папы, Павел третий рьяно заботился об интересах своего семейства: он раздавал родственникам и незаконным детям огромные денежные подарки, осыпал их величайшими милостями; особенную щедрость он проявлял (за счет народа, конечно!) к Пьеру-Луиджи, своему возлюбленному сыну и фавориту. Другой его сын, шестнадцатилетний Гвидо, являвшийся одновременно его внуком (он родился от родной дочери папы-Констанции), получил кардинальскую шапку. Затем он стал возлюбленным своей матери (которая в то же время была и его сестрой).
   Нежную привязанность питал папа к Александру Фарнезе, сыну Пьера-Луиджи: едва ему исполнилось четырнадцать лет, как его одарили титулами и церковными званиями.
   Скандальные назначения папы вызвали протест даже со стороны членов священной коллегии. Но кардиналам, которые доказывали, что юноши ввиду своего возраста не в состоянии выполнять возложенные на них высокие обязанности, папа цинично ответил: «Я достаточно опытен, чтобы преподать им все, чего они еще не знают».
   Большинство назначений осуществлялось по указанию Констанции, щедро награждавшей своих любовников.
   Однажды святой отец, не посоветовавшись с ней, назначил семь кардиналов, младшему из которых было за пятьдесят. Констанция стала горько сетовать и попрекать Павла, но тот остался глух к ее упрекам и ответил: «На сей раз я предпочел интересы дела твоим удовольствиям. Мне важно разгромить Реформацию, а для этого необходимо содействие способных и образованных людей».
   Действительно, положение церкви требовало энергичных мер. Религиозное влияние лютеран переросло в политическое. Даже Франциск первый стал добиваться союза с ними, что, впрочем, не мешало ему жестоко преследовать реформаторов в самой Франции.
   В борьбе с протестантами папа прибегал к совершенно иным методам, нежели его предшественник. Силе он предпочитал хитрость. Притворившись, будто он горит желанием передать все религиозные вопросы на обсуждение вселенского собора, папа устроил в присутствии послов разных европейских государств заседание священной коллегии, где заявил, что беспорядки в христианском мире весьма огорчают его и потому он в ближайшем будущем намерен созвать собор. Была намечена дата его открытия — 16 октября 1534 года. Павел третий назвал даже имена кардиналов, которым поручалось предварительно разработать вопросы, выносившиеся на собор.
   Наконец папа обратился к прелатам со строгим предупреждением, потребовав, чтобы они исправили свое поведение и перестали смущать своим распутством верующих. Все это было бесстыдной комедией. Святой отец рассчитывал таким плутовским приемом привлечь будущий собор на свою сторону.
   Готовясь к открытию собора, папа развернул бурную деятельность: он попытался перетянуть Лютера на сторону римской курии. Реформатору предлагали блестящие должности, но тот оставался непреклонным. Разочаровался папа и в кардинальской комиссии, куда он подобрал людей, крепко связанных с его партией.
   Павел третий пребывал в полной уверенности, что доклад комиссии разобьет аргументы противников. Но когда обширный доклад был составлен, то вместо того, чтобы представить его первосвященнику, кардиналы отпечатали его и постарались распространить не только среди духовенства, но и среди вождей протестантской партии. Они понимали, что, если рукопись доклада попадет сначала в руки святого отца, она никогда не увидит света божьего.
   Выводы кардиналов и в самом деле оказались направленными против римской церкви.
   Суровость суждений вызвала всеобщее удивление: от кардиналов никто не ожидал открытого порицания нравов католической церкви. Прелаты смело выступили против злоупотреблений духовенства, против абсолютной власти пап над человеческой совестью, обвиняли первосвященников в том, что они произвольно толкуют основные догмы христианства, в нарушении древних традиций евангелия. Они обрушились на невежество и растленность римского духовенства, на торговлю индульгенциями, на фантастическую раздутость придворного штата папы, состоявшего из пятидесяти тысяч человек, на привычку прелатов устраивать для себя гаремы из молодых монахинь, на мерзкий обычай кардиналов держать в своих дворцах в роли пажей красивых мальчиков и так далее и т. п.
   Опубликование доклада привело Павла третьего в бешенство. Он осыпал кардиналов оскорблениями и угрозами и приказал немедленно прекратить заседания комиссии.
   За эту ошибку он поплатился. Реформаторы, обнаружив вероломство папы, отказались принять участие в соборе.
   Его святейшество все же решил созвать собор. Местом для него была выбрана Мантуя, но открытие его перенесли с 16 октября 1534 года на 23 мая 1535 года.
   За этот промежуток времени в Западной Европе появился новый реформатор в лице Кальвина. Римско-католическая церковь кроме Лютера приобрела еще одного грозного противника.
   Когда наступил день собора, герцог Мантуанский по наущению Франциска первого сообщил папе, что он не разрешает открывать заседания в своем городе. Никакие увещевания не подействовали, и Павлу третьему пришлось перенести собор на 31 мая 1538 года, на этот раз в Виченцу.
   Неудачи преследовали Павла третьего одна за другой. Английский король, присоединившись к решению немецких лютеран, запретил своим подданным принимать участие в соборе. И Павлу третьему пришлось отсрочить открытие собора на неопределенное время. Все эти удары подорвали бы энергию павшего духом святого отца, если бы не случилось событие, благодаря которому пала без страха взирал на будущее римско-католической церкви.
   В печальной памяти 1534 году Игнатий Лойола основал общество, которое впоследствии приобрело такую грозную силу и причинило столько бедствий человечеству во славу того бога, имя которого это общество носило.

 


РЕЛИГИОЗНАЯ МОРАЛЬ В ДЕЙСТВИИ.


   После тайного совещания Павла третьего с Игнатием Лойолой был созван Тридентский собор. Иезуиты тем временем, наводнив всю Европу, подготавливали почву для того, чтобы сколотить сильную партию сторонников папы. Как ни ловки были члены нового ордена, они еще не располагали тем грозным оружием, которое появилось впоследствии, и все их усилия разбились о стойкость протестантов и равнодушие католиков.
   В назначенный день на открытие собора никто не явился. В течение месяца на призыв папы откликнулись лишь четыре епископа, но они, разумеется, не могли представлять вселенское духовенство.
   Павла третьего не обескуражила эта неудача. Он продолжал воздействовать на преданных его делу прелатов и в результате зазвал в Тридент четырех митрополитов, одного кардинала, шесть епископов и пять генералов разных орденов. Этого было маловато, но, так как прибывшие церковники были слепо преданы римской курии, папа счел момент подходящим и объявил собор открытым, поручив ведение его своим легатам, которым дал в помощники нескольких иезуитов.
   На первом же заседании возник щекотливый вопрос: надо было решить, будет ли голосование производиться по странам или поименно; не была также достаточно ясна и повестка дня собора.
   Собор отправил к святому отцу, оставшемуся в Риме, депутатов за инструкциями.
   Когда делегаты явились в Ватикан, папа совещался с послом короля Эфиопии, который, приняв католичество, просил папу прислать миссионеров.
   Папа сиял от счастья, слушая посла. Получить возможность освободить заблудшие души от власти сатаны и передать их милосердному богу — что может быть приятнее для наместника Христа? Павел предвкушал все выгоды от этой операции. Его мало заботили Иисус и святой голубь, да и Люцифер со всей сворой чертей также не трогал его. Но просьба короля предвещала огромную прибыль — было от чего повеселеть!
   В ожидании будущих благ святой отец тут же продал по повышенной цене изрядный комплект старых костей, объявив их реликвиями знаменитого святого (весьма вероятно, кости были доставлены из ближайшей скотобойни!). Затем он пообещал послу выполнить просьбу короля и направить нескольких иезуитов в помощь народу и святому престолу.
   Закончив приятные переговоры, папа принял депутатов собора. В ответ на их вопрос выразил желание, чтобы голоса собирались поименно. Павел третий, конечно, понимал, что участников собора легче будет обработать в одиночку. Кроме того, папа потребовал обсуждать все вопросы предварительно на закрытых заседаниях конгрегаций, а уж затем выносить их на публичные заседания. Папа отлично помнил доклад комиссии кардиналов в начале своего понтификата и не хотел рисковать вторично.
   Он категорически запретил подымать опасный вопрос о папской непогрешимости, а также принимать какие-либо решения относительно преобразования конституции, нравов или обрядов духовенства без предварительного подробного осведомления папы.
   Зато Павел третий предоставил собору полную свободу действий в обсуждении чисто религиозных вопросов, которые мало волновали его. Он не раз заявлял, что, если бы реформаты, анабаптисты, лютеране и другие схизматики согласились признать его первосвященником, он предоставил бы им полную свободу проповедовать какие угодно суеверия. Он был, конечно, откровенной канальей, но отнюдь не дураком!
   Павел третий, кроме всего прочего, обратился к членам собора с посланием, где настойчиво убеждал их вести достойный образ жизни во время съезда и расстаться с любовницами, которых они привезли с собой в Тридент. «В крайнем случае, — писал папа, — принимая во внимание слабости, присущие человеку, мы разрешаем вам пользоваться услугами ваших фаворитов».