Рясоносцы взбунтовались. Они завопили о тирании, проклинали папу в своих проповедях, называя вором, кровосмесителем, мужеложцем, подстрекали народ к восстанию.
   Между тем явился Жозеф Бонапарт, требовавший выполнения договора и освобождения итальянцев, арестованных за их политические взгляды. Римляне поддержали французов, видя в них своих спасителей. Ликующая толпа, распевая патриотические гимны, направилась к резиденции представителей республики и приветствовала их с бурным энтузиазмом.
   Видя эту манифестацию, первосвященник понял, что не следует ссориться с клириками. Мир между церковниками и их достойным главой был заключен. Уладив дело, Пий распорядился прекратить народные волнения. Злоба первосвященника на проклятых французов, пробудивших стремление к свободе у его подданных, не имела границ, и он решил воспользоваться уличными беспорядками.
   На улицах и площадях Рима безоружные граждане кричали: «Да здравствует свобода!» Жестокий Пий послал против них солдат, которые безжалостно расстреливали жителей, не щадя никого, даже женщин и детей. Вслед за тем папские молодчики ворвались в здание французского посольства и потребовали выдачи итальянцев. Жозеф Бонапарт и несколько офицеров попытались воспротивиться, но что могла сделать горстка людей против нескольких сотен наемников?
   Итальянцы, понадеявшиеся на неприкосновенность посольства, были безжалостно истреблены, нескольких французов постигла та же участь, и среди них генерала Дюфо, сраженного при попытке защитить итальянцев.
   Подобные эксцессы имели место и в других городах Папской области. В Вероне были истреблены тысячи граждан. Банды насильников врывались в больницы, приканчивали на месте раненых и больных французов или бросали их в реку. Таким образом было уничтожено четыреста человек.
   От имени дипломатического корпуса с энергичным протестом выступил испанский посол.
   «Я в отчаянии, — смущенно ответил первосвященник. — Мои люди действовали по своей инициативе. Во время столкновения, стоившего жизни храброму генералу Дюфо, я молился в своей часовне за процветание Французской республики».
   Возмущенный бесстыдной ложью, Жозеф Бонапарт потребовал, чтобы папа немедленно покарал виновных, угрожая покинуть Рим. Не получив ответа, он выехал из города со всем персоналом посольства.
   Вскоре французские войска во главе с генералом Бертье триумфально вступили в Рим.
   Напрасно святой отец обращался опять к мадоннам и святым, ничто не помогло; к тому же итальянцы повсеместно братались с французскими солдатами.
   У ворот города депутация приветствовала генерала Бертье как освободителя и сообщила ему, что в Риме провозглашена свобода. Бертье вступил в город под бурные рукоплескания римлян, толпа кричала: «Да здравствует республика!» Приблизившись к Капитолию, генерал остановился и громко произнес: «Катон, Помпей, Цицерон, Брут, свободные французы приветствуют вас на Капитолии, где вы так часто защищали права народов и прославляли Римскую республику. Дети галлов пришли с оливковой ветвью мира на знаменитый холм для того, чтобы установить здесь алтари свободы. А вы, римляне, отвоевавшие свои законные права, вспомните славных предков, взгляните на священные памятники вокруг вас и верните себе былое величие ваших отцов!» После восторженно принятой речи Бертье возвратился к себе в лагерь. Перепуганный Пий шестой укрылся в Ватиканском дворце. Он направил к генералу Бертье своих наиболее высокопоставленных придворных для мирных переговоров. Бертье отказался принять послов и велел передать, что не признает авторитета папы и ждет делегатов Римской республики.
   Римские граждане, поверив в поддержку Франции, сформировали демократическое правительство. Они опечатали музеи, общественные места и все драгоценные предметы, украшавшие церкви, чтобы спасти их от алчного святого отца. Многих кардиналов выслали из Рима, наиболее виновных посадили в тюрьму.
   Что касается самого первосвященника и двух его сыновей, то народ, проявив великодушие к тиранам, не посягнул на их жизнь, а только отнял оставшиеся у них богатства.
   С дочерью папы поступили еще снисходительней: правительство сохранило большую часть подарков, полученных ею от отца. Ее отправили в Тиволи, где ее утешали многочисленные поклонники, заменявшие оставшихся в Риме возлюбленных, один из которых был одновременно и братом и мужем, а другой отцом и великим главою христианского мира.

 


ЛЮБОВЬ И ИЗМЕНА.


   Когда новое правительство сообщило Пию шестому, что он лишается светской власти, старик впал в полное отчаяние.
   Представители республики молча ожидали, когда первосвященник придет в себя.
   Наконец святой отец как будто вышел из оцепенения и стал что-то бессвязно бормотать. Видно, удар оказался слишком сильным для его хилого организма, и Пий шестой потерял рассудок.
   Но делегаты все же считали своей обязанностью до конца выполнить поручение. Они сообщили папе, что он остается верховным владыкой церкви, ему будет обеспечено соответствующее его положению содержание и правительство выделяет для его охраны стражу численностью в сто двадцать человек, хотя его особе и не угрожает никакая опасность.
   При этих словах Пий шестой заметно приободрился и воскликнул, странно улыбаясь:
   «Значит, я еще папа!» При мысли о том, что не все рухнуло и он еще может вернуть неограниченную власть, рассудок первосвященника несколько просветлел.
   Не теряя ни минуты, он приступил к организации нового чудовищного заговора с целью поголовного истребления всех французов и сторонников Римской республики.
   К счастью, план этот был раскрыт, и тогда святого отца посадили в экипаж и отправили в монастырь святого Августина в Сиенне, а затем во Флоренцию, где он пробыл около года.
   Но ни преклонный возраст, ни провал заговора не помешали Пию шестому возобновить свои преступные действия. Ему вновь удалось спровоцировать беспорядки в Риме.
   Опять по городу рыскали шайки преступников, возглавляемые священниками, и вонзали «священные» кинжалы во французов, встречавшихся на пути. Многих республиканцев-римлян связывали и бросали в Тибр. Еще неизвестно, до чего бы дошли святые бандиты, если бы главные зачинщики не были схвачены. Тогда бандиты рассеялись по окрестностям Рима и образовали отряд численностью в шесть тысяч человек. В первой же стычке с французами отряд был разгромлен, и бандиты разбежались.
   Папа использовал свое влияние на неаполитанского короля Фердинанда четвертого и его супругу и заставил их объявить войну французам. Рим, где уже не было войск, пал под натиском неаполитанцев. Счастливый Пий мечтал о победоносном возвращении в свою столицу, когда французская армия начала энергичное наступление и оттеснила королевские войска до самого Неаполя. Фердинанд четвертый был низложен.
   В Неаполе была провозглашена республика, просуществовавшая несколько недель. Но забитое, невежественное сельское население Калабрии, подстрекаемое папскими эмиссарами, стало на сторону Фердинанда. Французы и неаполитанские патриоты были вынуждены капитулировать. Правда, они сложили оружие только после того, как Фердинанд твердо обещал сохранить им жизнь и имущество. Но как только королевская армия вступила в город, один из главных агентов святого отца, кардинал Руффо, распорядился арестовать всех граждан, подозреваемых в симпатиях к республике.
   Несчастные жертвы неслыханного предательства предстали перед специальным трибуналом и все до единого были приговорены к смертной казни. Приговоры приводились в исполнение в срочном порядке, каждый день погибали сотни приверженцев республики. Во имя религии и спасения души, не щадя ни женщин, ни детей, калабрийцы сожгли и разграбили множество неаполитанских домов.
   Пий шестой решил, что враги папства окончательно и бесповоротно уничтожены, и известил всех католических епископов, что он вновь облечен всей полнотой светской власти и победоносно возвращается в Рим.
   Великую радость он захотел разделить со своим любимым сыном. Зная, что отец еще владеет значительными богатствами, любезный молодой человек явился как раз вовремя, чтобы похитить имущество и удрать в тот самый момент, когда Директория приняла решение переправить строптивого старика во Францию.
   Пия шестого отвезли в Валанс, где обращались с ним с большим, хотя и незаслуженным почетом. Ничто не могло утешить папу, переживавшего измену обожаемого фаворита, и он впал в глубокую меланхолию. К тому же сказались долгие годы развращенной, пресыщенной жизни; все предрекало близкий конец. Разбитый параличом, он умер 29 августа 1799 года.

 


БОНАПАРТ И ПИЙ СЕДЬМОЙ.


   Бонапарт, совершив переворот 18 брюмера, поспешил восстановить папскую власть, так как был заинтересован в поддержке церкви. Через двадцать дней после переворота в Венеции собрались тридцать пять кардиналов. В итоге дебатов, длившихся три с половиной месяца и носивших весьма бурный характер, в марте 1800 года папой стал Пий седьмой.
   Почти тотчас же после избрания между святым отцом и первым консулом вспыхнула ссора из-за того, что, сообщив о своем избрании графу Прованса, Пий седьмой наградил графа титулом короля Франции. Тогда Бонапарт во главе своей армии перешел через Альпы. Смертельно напуганный Пий седьмой отправил смиренное письмо, где сформулировал ряд условий договора, окончательно подписанного 15 июля 1801 года.
   Этот конкордат вызвал новую волну католической реакции.
   Мы не собираемся подробно рассказывать о всех стычках между Пием седьмым и Бонапартом. Укажем лишь, что в ответ на декрет императора о присоединении к Франции папских земель разгневанный первосвященник попытался обрушить на противника традиционные апостольские громы. Он разразился буллой, которая отлучала Наполеона от церкви. Однако эти угрозы уже ни на кого не производили впечатления. Но дело этим не ограничилось: Пия седьмого силой извлекли из римского дворца и сослали в Савойю. После поражения французов в России Наполеон предложил папе новый конкордат, торжественно подписанный 13 января 1813 года. По этому поводу были устроены грандиозные празднества, и, хотя анафема еще не была снята, Пий седьмой облобызался с Наполеоном, продемонстрировав народу и сановникам нежную дружбу с императором. Но как только закончился парадный спектакль, распри возобновились.
   Первосвященник сокрушался, что уступил Бонапарту, и объявил конкордат недействительным. Вот отрывок из письма, отправленного им Наполеону через два месяца после подписания договора: «Дух тьмы, сатана нашептал мне на ухо статьи этого конкордата… Самое горькое раскаяние, самые ужасные угрызения совести терзают мою душу, не имеющую с тех пор ни покоя, ни отдохновения. Я отказываюсь от своих обещаний, как отказался Пасхалий второй от обещаний, данных германскому императору Генриху пятому, и заявляю, что не приму никаких условий до тех пор, пока не буду вновь утвержден во всех моих духовных и светских правах…» Не терпевший возражений, Бонапарт утвердил, однако, конкордат. Он принял бы более энергичные меры против святого отца, не будь у него более серьезных забот: ему приходилось обороняться от нескольких монархов, которые снова объединились против него.
   Наконец колосс пал: прусские кареты привезли Бурбонов обратно во Францию, и Людовик восемнадцатый стал законным королем. Тогда Пий седьмой ответил на все оскорбления свергнутого императора. Он мстил как истинный папа — самым зверским, предательским и трусливым образом.
   Римлян, которых подозревали в том, что они не одобряют папского абсолютизма, приговорили к каторге, галерам или к смертной казни. Священники раздавали религиозным фанатикам освященные кинжалы, подстрекая закалывать ими еретиков, подразумевая при этом республиканцев, либералов и даже евреев. Изверги доходили в своей звериной ярости до того, что просили папу разрешить им «отведать жаркое из еврея». И они, конечно, не остановились бы ни перед чем, если бы не вмешались иностранные послы. Евреев, правда, не съели, но зато святой отец конфисковал все их имущество: деньги, ценности, недвижимость, а кроме того, он задавил их налогами. Вслед за тем Пий седьмой восстановил общество Иисуса. В это время Людовик постыдно удирал от Бонапарта, покинувшего Эльбу и высадившегося во Франции. Наполеон совершал свой триумфальный поход на Париж, где ему оставалось только занять трон, освобожденный трусливым Бурбоном.
   Узнав об этом, насмерть перепуганный Пий седьмой спешно покинул Рим и укрылся в Генуе. Он возвратился в столицу только тогда, когда англичане окончательно разгромили императора. Вернувшись в Рим, папа не преминул горячо поздравить Людовика восемнадцатого и просил его разрешить иезуитам вернуться во Францию.
   Разрешение было дано, и сыны Лойолы вновь открыли там свои многочисленные коллежи.
   Первосвященник добился также возвращения отнятых у него Наполеоном французских провинций и многих произведений искусства, изъятых из Римского музея. Он заставил Людовика подписать новый конкордат, взяв за образец соглашение между Львом десятым и Франциском первым.
   Обрадованный послушанием старшего сына церкви, Пий седьмой вознамерился возродить в Европе зловещую реакцию. Он проклял либералов во всех странах, подверг преследованиям независимых писателей.
   В 1823 году папа неожиданно оступился у себя в комнате и сломал бедро. Случись подобная беда с либералом, католики не преминули бы объяснить происшествие карой божьей.
   Пий седьмой пригласил самых искусных врачей, отказавшись от чудодейственных средств, которые церковники так усердно рекомендуют своей простодушной пастве.
   Но наука была в данном случае столь же бессильна, как и чудотворные реликвии, и наместник Иисуса Христа скончался на восемьдесят первом году жизни. Возраст почтенный, чего нельзя сказать о самом папе.

 


КОГДА ДЬЯВОЛ СТАРИТСЯ.


   Кардиналу Аннибале делла Дженга было шестьдесят три года, когда он стал преемником Пия седьмого. У него был вид человека, которому недолго осталось жить.
   Видимо, годы служения Венере, как и Марсу, старят вдвойне. Но так или иначе, он занимал апостольский трон в течение пяти лет, обманув радужные надежды кардиналов.
   Очень рано вступив на духовное поприще, он быстро достиг высших степеней, чему немало способствовали его любовные интрижки с фаворитками влиятельных прелатов, и особенно с дочерьми Пия шестого.
   При Пие седьмом он был аккредитован во Франции в качестве нунция сначала при дворе Наполеона, а затем Людовика восемнадцатого. Вернувшись в Италию, он стал усердно возрождать варварские обычаи, например вновь ввел в обиход изощренные пытки.
   Таков человек, ставший в 1823 году папой под именем Льва двенадцатого.
   Вскоре после избрания он тяжко заболел — к великой радости кардиналов, зарившихся на его место. Но их надежды не оправдались: папа поправился.
   Чтобы ознаменовать выздоровление, папа декретировал всеобщее отпущение грехов и опубликовал энциклику, направленную против либеральных идей. Наивный старик напоминал улитку, желающую остановить локомотив! Святой отец не ограничился философами — он с яростью накинулся на библейские общества, образованные для пропаганды библии и для борьбы с ее вульгаризацией.
   Стремясь вернуть церкви ее былую власть, Лев двенадцатый убедился, что ему нужны верные сообщники. Вполне естественно, что он обратился к иезуитам, осыпал их милостями, даровал им монастыри, земли, коллежи, предоставил им монопольное право в делах просвещения.
   В административном рвении он издал ряд декретов, касающихся одежды, убранства домов, экипажей, балов и спектаклей. Этот старец, юность которого отнюдь не отличалась целомудрием, ополчился на все виды светских развлечений, ставших для него с возрастом недоступными.
   Рим стал неузнаваем: религиозные процессии и торжества, колокольный звон и литургические песнопения — вот как выглядела теперь жизнь в городе. Дамам было запрещено элегантно одеваться, носить легкие материи и облегающие платья. Чтобы задушить зло в его колыбели, святой отец запретил портнихам под страхом отлучения от церкви шить декольтированные туалеты.
   Наряду с этим папа проявлял весьма странную снисходительность к воровству, убийствам. У папы хватало наглости восстановить для пополнения апостольской казны специальный прейскурант, по которому богатые мерзавцы могли безнаказанно совершать самые гнусные преступления.
   Когда некоторые кардиналы заметили, что циничное узаконение преступлений дает в руки оружие врагам папства, Лев двенадцатый ответил: «Не беспокойтесь, мы научим писателей уму-разуму. Сегодня соберу с помощью религии деньги, чтобы завтра построить религию на деньгах».
   Иезуиты усиленно поддерживали католическую реакцию. Несколько ограниченные конституционными законами во Франции, они процветали в Испании, где с возвращением Фердинанда седьмого была восстановлена инквизиция. Число ее жертв росло непрерывно. В начале 1826 года иезуиты сожгли на костре одного несчастного еврея, обставив казнь с такой же помпой, как во времена Торквемады. Лев двенадцатый пожаловал индульгенцию всем, кто участвовал или только присутствовал при этом зверстве. Булла, изданная по этому поводу, содержала совершенно невероятную декларацию: «Присутствие католиков при аутодафе приравнивается к присутствию на ста обеднях в ста церквах».
   Во Франции, где иезуиты не имели возможности прибегнуть к террору, все свое внимание они уделили народному образованию. Они даже попытались целиком прибрать его к рукам, но этому воспротивилась палата депутатов. Было принято решение, согласно которому все коллежи благочестивых отцов подчиняются университетскому распорядку. Никто не может быть допущен к преподаванию в учебных заведениях без уведомления своего начальника о непричастности к какой-либо религиозной конгрегации.
   Чтобы утешить сынов Лойолы, Лев двенадцатый обратился к королю Карлу десятому, жестоко порицая его за слабость и требуя принятия правительственных мер в защиту церкви. Это было вполне в духе стремлений и чаяний ханжи-монарха. Но святой отец уже не увидел, как его распоряжения претворялись в жизнь: после непродолжительной болезни он скончался 10 февраля 1829 года.

 


ВОЗВРАТ К СРЕДНЕВЕКОВЬЮ.


   Пий восьмой продолжал политику своего предшественника: он обратился ко всем епископам с циркулярным письмом, в котором поощрял всякую борьбу с республиканскими, и в особенности с враждебными церкви, писателями. «Почитаемые братья, — писал первосвященник, — необходимо выявлять опасных софистов, доносить на них в трибуналы, передавать их в руки инквизиторов, дабы они под пытками вспоминали об истинной вере».
   С удовлетворением следил Пий восьмой за преследованиями, которым подвергались либералы в Италии, Португалии, Испании. Германия, напротив, оставалась глуха к его требованиям: немецкие князья и монархи открыто заявили, что духовная власть целиком подчиняется светской. И святой отец не осмелился настраивать немецкое население против его правителей.
   Во Франции Карл десятый, находившийся под влиянием тайного совета, стремился во всем подражать жестокому Фердинанду седьмому Испанскому, воскресившему старинные указы против богохульников и святотатцев. И хотя власть французского короля была ограничена, он вместе со своими гнусными советниками издал известные июльские ордонансы 1830 года.
   Разразилась революция, но, как известно, завоеванная свобода пошла на пользу буржуазии. Посаженный ею на трон Луи-Филипп поспешил заверить папу в своем послушании и уважении. Прежде чем признать «короля баррикад», Пий восьмой заставил себя долго упрашивать. Наконец скрепя сердце согласился, но вскоре почил вечным сном, и его сменил Григорий шестнадцатый.
   Еще в бытность кардиналом, новый папа выдал замуж за цирюльника свою любовницу, которая имела от него семерых детей. Чтобы вознаградить брадобрея и сохранить возможность общаться со своей возлюбленной, он предоставил ее мужу должность во дворце с кардинальским окладом.
   Перед избранием Григорий шестнадцатый, весьма склонный к плотским радостям, казалось, целиком посвятил себя богу. Но, вступив на престол, он вернулся к обычному образу жизни. Правда, из-за преклонного возраста гастрономические радости занимали в его жизни больше места, чем любовные утехи. Он обжирался до такой степени, что его часто выносили из-за пиршественного стола на руках.
   Дух неверия и безбожия с каждым днем все больше распространялся в Италии. Тогда Григорий поручил иезуитам организовать мирный крестовый поход во имя католицизма.
   Сыны Лойолы шныряли по деревням, расставляли кресты, выступали с проповедями — словом, всячески старались подогреть религиозное рвение. У них хватило наглости вновь заставить мадонн и святых творить чудеса. Скоро в папских землях не осталось ни одной деревенской церкви, где бы ни было механизированного чуда. В одной часовне богоматерь проливала слезы, в другой истекал алой кровью Христос, в третьей поднимал руки и двигал головой апостол. Когда была исчерпана галерея славных обитателей небесного царства, исполнивших весь свой репертуар, иезуиты перешли к одушевлению животных.
   Можно было наблюдать святого духа в облике голубя, петуха святого Петра, кукарекающего так натурально, что его можно было принять за деревенского; вифлеемскую ослицу и других животных, которые ржали, блеяли, рычали и лаяли на все лады.
   Сначала все шло отлично. Иезуиты успешно вели религиозную пропаганду — фабриковали чудодейственные предметы, сбывая их по высокой цене священникам, а те в свою очередь не оставались внакладе, извлекая из всей этой механизированной бутафории огромные доходы. Но вскоре конкуренция нанесла смертельный удар этой отрасли промышленности, процветавшей благодаря темноте и суеверию, с одной стороны, и жульничеству — с другой. Вот что произошло.
   Каждый приход имел свое чудо, полученное им от общества Иисуса. И верующим хотелось посмотреть мадонну, святых и зверей, принадлежавших соседним церквам.
   Священники, естественно, препятствовали, не желая, чтобы дары прихожан уходили к конкурентам. Каждый служитель церкви старался дискредитировать чудеса соперника, и война разразилась не на шутку. Прихожане, конечно, вставали на защиту своих пастырей, и во всех деревнях Папской области возникали настоящие отряды фанатиков. Их религиозная одержимость не могла не привести к кровавым стычкам.
   Когда религиозные процессии встречались на границе своих приходов, священники затевали громкую перебранку. Каждый расхваливал своих чудотворцев, преувеличивая их волшебные способности и оскорбляя противников грубыми ругательствами. Ссора разгоралась. Священники, церковные сторожа, певчие, дети из хора, послушники и верующие с остервенением бросались друг на друга и дрались до тех пор, пока одна из сторон не побеждала. В этих сражениях распятия, подсвечники и кадила нередко становились смертельным орудием.
   К своему глубокому сожалению, папа был вынужден запретить демонстрацию чудодейственных идолов.
   Иезуиты были крайне раздосадованы ликвидацией столь прибыльного предприятия.
   Чтобы покончить в Италии с проявлениями либерализма, они решили прибегнуть к самым жестоким мерам. Была созвана конференция, где генерал общества Иисуса произнес речь, в которой объявлял подлинную войну современному обществу.
   "Наш век, в самом деле, отличается весьма странной деликатностью! — восклицал он.
   — Уж не воображают ли люди, что зола в кострах окончательно остыла и что в ней не найдется уголька, от которого загорится факел? Безумцы! Нарекая нас иезуитами, они хотят нас опозорить. Знайте, иезуиты готовят вам новые казни и муки…
   Настанет день, и мы будем повелителями народов!" Итальянцы не нуждались в новых доказательствах реакционной политики папы, стремившегося повернуть историю вспять и воскресить времена средневекового варварства.
   Чтобы опрокинуть папство — ненавистного общего врага, первопричину всех бедствий, все классы общества: буржуазия, рабочие и даже аристократия — объединились. Во многих городах вспыхнули восстания, и, если бы не вмешательство Франции и Австрии, с папством было бы покончено.
   Битва была длительной и ожесточенной. Духовенство сколотило отряды милиции из безмозглых фанатиков и бандитов без чести и совести. При вступлении в милицейские отряды приносилась следующая присяга:
   «Я клянусь не щадить никого из приверженцев отвратительной партии либералов, не проявлять сочувствия к плачу их жен и детей, к стенаньям старцев и проливать их кровь до последней капли, невзирая на пол, возраст и общественное положение».
   Люди, способные принести такую присягу, не останавливались перед самыми дикими зверствами. Они больше походили на палачей и шпионов, чем на воинов, но тем не менее оказали огромную поддержку Григорию шестнадцатому, когда он, подавив движение, приступил к жесточайшим репрессиям. Правда, спокойствие было весьма ненадежно и держалось только на страхе. Наконец смерть освободила Италию от тирана, притеснявшего ее в течение пятнадцати лет. Он умер 1 июня 1846 года, после мучений, длившихся целый месяц.