Страница:
В один из таких дней, когда он уже собирался отгонять стадо от реки, к отмели рядом с ним причалила плоскодонка. Сухощавый мужик в ватнике и резиновых сапогах, с седыми, коротко подстриженными волосами бросил весла в уключинах, выскочил на берег и вытащил лодку на песок.
— Бог в помощь! — обратился он к Сергею. — Как тут у вас — судачок клюет?
В лодке у него было полно рыболовной снасти. Сергей не ответил.
— Эй, парень! Клюет тут, я спрашиваю? — повторил мужик.
Сергей поднял на него тяжелый взгляд.
— Валил бы ты отсюда, полковник, — миролюбиво посоветовал он. — Говна здесь и без тебя хватает. А мало будет — на то у нас бык есть.
— Да ты чего? — попробовал обидеться мужик. — Какой я тебе полковник? И чего это ты тут раскомандовался?
Не говоря ни слова, Сергей сгреб непрошеного гостя за шиворот и за задницу, крутанул вокруг себя и зашвырнул в речку. В мужике было килограммов семьдесят, но и Сергей форму еще не потерял.
После этого ссунул его плоскодонку в воду и ногой оттолкнул от берега.
— Плыви!.. — Предупредил:
— Вернешься — с двустволкой встречу. У нас тут демилитаризованная зона. Понял, Голубков?
— Откуда ты меня знаешь? — спросил полковник, стоя по грудь в воде.
— Ты в Чечне контрразведкой командовал. А два года назад в Ставрополье тактические учения проводил.
— Однако память у тебя! Может, поговорим?
— Не о чем нам с тобой разговаривать.
— А я, между прочим, хотел тебе привет от Коли Дьякова передать.
— От какого Коли? — не понял Сергей.
— От полковника Дьякова Николая Дементьевича. Быстро ты своих командиров забываешь!
— Я не забываю. Я просто не хочу их вспоминать. Можешь от меня тоже передать ему привет.
— Может, все-таки поговорим?
— Сказано было: не о чем.
— А если я скажу, что твой друг Тимоха, лейтенант Варпаховский, жив?
— Врешь! Я своими глазами видел, как он с моста сорвался!
— И все же уцелел. Каскадер. Может, хоть из воды разрешишь выйти?
— Вылезай.
Голубков вытолкнул на берег лодку, которую уже начало понемногу уносить течением, потом выбрался сам, таща на ногах плети кувшинок и водяных лилий.
— Что с ним? — нетерпеливо спросил Сергей.
— Все расскажу, — пообещал Голубков. — Дай только сначала отжаться.
Он скинул резиновые сапоги и вылил из них воду, сбросил пудовые от воды ватник и штаны. С помощью Сергея выкрутил их, сколько смог, и расстелил на камнях сушиться. Потом, стыдливо оглядываясь, выжал трусы и майку и снова натянул их на себя. День был солнечный, теплый, вода в Чесне успела прогреться, но после неожиданного купания кожа на щуплом теле полковника пошла пупырышками, а зубы поклацывали от холода.
Сергей снял с себя телогрейку и бросил полковнику:
— Накинь.
— Спасибо. А закурить не найдется?
— Не курю.
— Жалко. А то мои размокли… Ладно. Так вот, Пастух, уцелел твой Тимоха.
Несколько переломов ног, рук, сильное сотрясение мозга, что-то с позвоночником, но, в общем, выкарабкался. Сейчас у них в госпитале, где-то в горах.
— Как узнали? — спросил Сергей. — Разведка?
— Нет, они сами на нас вышли. Высчитали его — что он из твоей команды. А за твою голову они, сам знаешь, миллион долларов назначили. Вот и предложили нам… — Обменять?
— Нет, выкупить. И заломили — сначала триста тысяч баксов, потом сбавили до двухсот.
— И в чем проблема? — спросил Сергей, хотя и сам понимал в чем.
— Если за каждого нашего пленного мы будем платить по двести тысяч баксов… — Лейтенант Варпаховский — не каждый.
— Дело в принципе. Заплати за одного, всех остальных будут нам продавать. А когда у них останется с десяток наших, а у нас — хоть тысяча их пленных, согласятся на обмен: всех на всех. Как это принято во всем мире. И нам придется согласиться. Такой вот, Пастух, расклад.
— Вы давно из Чечни? — спросил Сергей, невольно переходя на «вы».
— Да уж месяца два. Перевели в Москву. Да ты можешь и на «ты», я не гордый.
Или, если хочешь, по отчеству: Константин Дмитриевич.
— Откуда вы все это узнали?
— Дней десять назад мне позвонил полковник Дьяков. Попросил меня найти твой адрес и сообщить о Тимохе. Он же знает, что вы были как братья.
— А он что, моего адреса не мог в части узнать?
— Нет больше твоего адреса в части. И нигде нет. Ни твоего, ни твоих ребят.
И в компьютерах нет. Все ваши личные дела — в архиве Минобороны. Там я твой адрес и узнал. Хотел написать, да вот выпал случай приехать.
— Судачка половить?
— Вроде того.
— Знаешь, Константин Дмитриевич, мы все-таки не дипломаты. Поэтому давай — карты на стол. Зачем приехал?
— Дело к тебе, Пастух, есть. И к твоим ребятам. Сергей поднялся.
— Нет у нас никаких дел с Российской армией. И никогда больше не будет.
— Да ты сядь, не кончен разговор. Я не от армии.
— А от кого? ФСБ?
— И не от ФСБ. Не знаю, нужно ли говорить. Ну да ладно. Управление по планированию специальных мероприятий. Небось даже не слыхал о таком?
— Почему? — возразил Сергей. — Даже начальника видел. Высокий, с худым таким лицом, в золотых очках. Ходит в штатском. Зовут Анатолий Федорович.
— Откуда ты его знаешь?
— Пришлось встретиться. Думаю, не меньше, чем генерал-лейтенант. С командующим разговаривал на равных.
— Верно, генерал-лейтенант. Волков Анатолий Федорович.
— В чьем он подчинении?
— Ни в чьем. Выходы — прямо на Белый дом. Или на Кремль. А на кого именно — никто в Управлении этого не знает.
— Что ему от нас понадобилось?
— Важное дело, Пастух. Трудное. И очень опасное.
— И очень грязное, — предположил Сергей.
— Скажем так — деликатное.
— Так и возьмите у генерала Жеребцова его мордоворотов. Они любят деликатные дела.
— У генерала Жеребцова уже ничего не возьмешь. Погиб он, подорвался на мине. На окраине Грозного, у нашего блокпоста.
— Как там могла оказаться мина?
— Это интересный вопрос. Саперы сказали: обычная противопехотка. Но мне почему-то не больно в это поверилось. Послал своих спецов. Никакая это была не противопехотка. Безоболочковое взрывное устройство с радиоуправлением новейшей конструкции. Всего десять штук поступило на спецсклад. Первая опытная партия. А после этого осталось только девять.
— Когда это было?
— Как раз вечером того дня, когда вас уволили и вывезли в Ставрополь.
— Вон даже как!.. — Сергей надолго задумался, потом спросил:
— Значит, ваш Волков считает, что только мы можем справиться с этим делом?
— Нет, это я так считаю, — поправил Голубков. — Но он со мной согласится. У него просто нет выбора.
— Почему именно мы?
— Во-первых, профессионалы. А во-вторых — и это главное — вы — никто. Не имеете никакого отношения ни к армии, ни к ФСБ, ни к каким спецслужбам. Кто ты?
Пастух, и только. А твои ребята — обыкновенные обыватели. Ну, служили когда-то в армии, а кто из молодых ребят не служил?
— Значит, мы будем работать без прикрытия?
— Да. Полностью на свой страх и риск. И если провалитесь, рассчитывать вам не на кого.
— Веселенькая перспектива! Насколько важное это дело?
— Если группа создается за полчаса в усиленном составе, а сам начальник Управления лично курирует операцию — важное это дело? Форс-мажор!
— Мы сделаем то, что нужно, — помедлив, проговорил Сергей. — Но только после того, как выкупят Тимоху и доставят сюда.
Голубков с сомнением покачал головой:
— Вряд ли Волков на это пойдет.
— Значит, и никакого дела не будет. Но я так думаю, что пойдет. Скажите ему, что лейтенант Варпаховский знает все о программе «Помоги другу».
— Что это за программа?
— Вы ничего не знаете о ней?
— Даже краем уха не слышал.
— Вам повезло. А Волков слышал. И если Тимохе надоест гнить в чеченском зиндане и он расскажет об этой программе, Волкову недолго останется ходить в генерал-лейтенантах и начальниках Управления.
— А ты не перебарщиваешь? — усомнился Голубков.
— Жеребцову провал этой операции стоил жизни. Тимоха знает, конечно, намного меньше, но Волкову и этого хватит. И он это понимает.
— В опасные игры играешь, Серега!
— Не я их начинал.
— Что ж, доложу. Посмотрим, что из этого выйдет.
— Посмотрим, — согласился Сергей.
Голубков подошел к лодке, вытащил из кормового отсека завернутый в целлофан портативный радиопередатчик и сказал в него несколько слов. Через три минуты откуда-то из заречной ложбины поднялся легкий вертолет и опустился на пригорке, распугав шумом своего двигателя коров. Голубков сунул голые ноги в резиновые сапоги, сгреб в охапку штаны и ватник и, вернув Сереге его телогрейку, зашагал к машине.
— А лодка? — крикнул ему вдогонку Сергей. Голубков махнул рукой:
— Себе оставь. Может, когда и выберусь порыбачить!..
Он скрылся в люке, вертолет взмыл и ушел в сторону Москвы. Ольга, хлопотавшая возле избы, проводила его взглядом и с тревогой спросила Сергея:
— Кто это был?
— Так, знакомый, — неопределенно отозвался он. — Передал привет от полковника Дьякова.
И он защелкал кнутом, сбивая в кучу стадо и отгоняя его на сухотину.
В коляске сидел Тимоха.
Лейтенант Тимофей Варпаховский. В парадной форме, с медалью «За отвагу» и «Орденом Мужества».
Худущий. Бледный. Небритый.
Живой.
Ольга как увидела его, так сначала глазам своим не поверила, а потом ахнула и разрыдалась, обнимая его и уткнувшись лицом в его колени. А Тимоха лишь смущенно улыбался, гладил ее короткие черные волосы и бормотал:
— Да что ты? Оль! В натуре! Ну, перестань, все путем, я уже ходить немного могу. Ну, Оль! Слышь? Кончай плакать!..
Следом за солдатами из вертолета появился полковник Голубков. На этот раз он был в сером костюме, сидевшем на нем как-то наперекосяк, будто бы пиджак был застегнут не на ту пуговицу. А с ним — еще один штатский, лет тридцати, накачанный такой малый, с хорошим открытым лицом. Голубков пожал Сергею руку, представил спутника:
— Майор Васильев, он в нашей группе. Вадим Алексеевич.
— Просто Вадим, — поправил тот, здороваясь с Сергеем. — А вы, значит, и есть тот самый Пастух? Много о вас слышал.
— Ну вот, Серега, твое условие выполнено, — проговорил Голубков. — Может, пора нам и о деле поговорить?
Сергей кивнул:
— Теперь можно…
III
— Бог в помощь! — обратился он к Сергею. — Как тут у вас — судачок клюет?
В лодке у него было полно рыболовной снасти. Сергей не ответил.
— Эй, парень! Клюет тут, я спрашиваю? — повторил мужик.
Сергей поднял на него тяжелый взгляд.
— Валил бы ты отсюда, полковник, — миролюбиво посоветовал он. — Говна здесь и без тебя хватает. А мало будет — на то у нас бык есть.
— Да ты чего? — попробовал обидеться мужик. — Какой я тебе полковник? И чего это ты тут раскомандовался?
Не говоря ни слова, Сергей сгреб непрошеного гостя за шиворот и за задницу, крутанул вокруг себя и зашвырнул в речку. В мужике было килограммов семьдесят, но и Сергей форму еще не потерял.
После этого ссунул его плоскодонку в воду и ногой оттолкнул от берега.
— Плыви!.. — Предупредил:
— Вернешься — с двустволкой встречу. У нас тут демилитаризованная зона. Понял, Голубков?
— Откуда ты меня знаешь? — спросил полковник, стоя по грудь в воде.
— Ты в Чечне контрразведкой командовал. А два года назад в Ставрополье тактические учения проводил.
— Однако память у тебя! Может, поговорим?
— Не о чем нам с тобой разговаривать.
— А я, между прочим, хотел тебе привет от Коли Дьякова передать.
— От какого Коли? — не понял Сергей.
— От полковника Дьякова Николая Дементьевича. Быстро ты своих командиров забываешь!
— Я не забываю. Я просто не хочу их вспоминать. Можешь от меня тоже передать ему привет.
— Может, все-таки поговорим?
— Сказано было: не о чем.
— А если я скажу, что твой друг Тимоха, лейтенант Варпаховский, жив?
— Врешь! Я своими глазами видел, как он с моста сорвался!
— И все же уцелел. Каскадер. Может, хоть из воды разрешишь выйти?
— Вылезай.
Голубков вытолкнул на берег лодку, которую уже начало понемногу уносить течением, потом выбрался сам, таща на ногах плети кувшинок и водяных лилий.
— Что с ним? — нетерпеливо спросил Сергей.
— Все расскажу, — пообещал Голубков. — Дай только сначала отжаться.
Он скинул резиновые сапоги и вылил из них воду, сбросил пудовые от воды ватник и штаны. С помощью Сергея выкрутил их, сколько смог, и расстелил на камнях сушиться. Потом, стыдливо оглядываясь, выжал трусы и майку и снова натянул их на себя. День был солнечный, теплый, вода в Чесне успела прогреться, но после неожиданного купания кожа на щуплом теле полковника пошла пупырышками, а зубы поклацывали от холода.
Сергей снял с себя телогрейку и бросил полковнику:
— Накинь.
— Спасибо. А закурить не найдется?
— Не курю.
— Жалко. А то мои размокли… Ладно. Так вот, Пастух, уцелел твой Тимоха.
Несколько переломов ног, рук, сильное сотрясение мозга, что-то с позвоночником, но, в общем, выкарабкался. Сейчас у них в госпитале, где-то в горах.
— Как узнали? — спросил Сергей. — Разведка?
— Нет, они сами на нас вышли. Высчитали его — что он из твоей команды. А за твою голову они, сам знаешь, миллион долларов назначили. Вот и предложили нам… — Обменять?
— Нет, выкупить. И заломили — сначала триста тысяч баксов, потом сбавили до двухсот.
— И в чем проблема? — спросил Сергей, хотя и сам понимал в чем.
— Если за каждого нашего пленного мы будем платить по двести тысяч баксов… — Лейтенант Варпаховский — не каждый.
— Дело в принципе. Заплати за одного, всех остальных будут нам продавать. А когда у них останется с десяток наших, а у нас — хоть тысяча их пленных, согласятся на обмен: всех на всех. Как это принято во всем мире. И нам придется согласиться. Такой вот, Пастух, расклад.
— Вы давно из Чечни? — спросил Сергей, невольно переходя на «вы».
— Да уж месяца два. Перевели в Москву. Да ты можешь и на «ты», я не гордый.
Или, если хочешь, по отчеству: Константин Дмитриевич.
— Откуда вы все это узнали?
— Дней десять назад мне позвонил полковник Дьяков. Попросил меня найти твой адрес и сообщить о Тимохе. Он же знает, что вы были как братья.
— А он что, моего адреса не мог в части узнать?
— Нет больше твоего адреса в части. И нигде нет. Ни твоего, ни твоих ребят.
И в компьютерах нет. Все ваши личные дела — в архиве Минобороны. Там я твой адрес и узнал. Хотел написать, да вот выпал случай приехать.
— Судачка половить?
— Вроде того.
— Знаешь, Константин Дмитриевич, мы все-таки не дипломаты. Поэтому давай — карты на стол. Зачем приехал?
— Дело к тебе, Пастух, есть. И к твоим ребятам. Сергей поднялся.
— Нет у нас никаких дел с Российской армией. И никогда больше не будет.
— Да ты сядь, не кончен разговор. Я не от армии.
— А от кого? ФСБ?
— И не от ФСБ. Не знаю, нужно ли говорить. Ну да ладно. Управление по планированию специальных мероприятий. Небось даже не слыхал о таком?
— Почему? — возразил Сергей. — Даже начальника видел. Высокий, с худым таким лицом, в золотых очках. Ходит в штатском. Зовут Анатолий Федорович.
— Откуда ты его знаешь?
— Пришлось встретиться. Думаю, не меньше, чем генерал-лейтенант. С командующим разговаривал на равных.
— Верно, генерал-лейтенант. Волков Анатолий Федорович.
— В чьем он подчинении?
— Ни в чьем. Выходы — прямо на Белый дом. Или на Кремль. А на кого именно — никто в Управлении этого не знает.
— Что ему от нас понадобилось?
— Важное дело, Пастух. Трудное. И очень опасное.
— И очень грязное, — предположил Сергей.
— Скажем так — деликатное.
— Так и возьмите у генерала Жеребцова его мордоворотов. Они любят деликатные дела.
— У генерала Жеребцова уже ничего не возьмешь. Погиб он, подорвался на мине. На окраине Грозного, у нашего блокпоста.
— Как там могла оказаться мина?
— Это интересный вопрос. Саперы сказали: обычная противопехотка. Но мне почему-то не больно в это поверилось. Послал своих спецов. Никакая это была не противопехотка. Безоболочковое взрывное устройство с радиоуправлением новейшей конструкции. Всего десять штук поступило на спецсклад. Первая опытная партия. А после этого осталось только девять.
— Когда это было?
— Как раз вечером того дня, когда вас уволили и вывезли в Ставрополь.
— Вон даже как!.. — Сергей надолго задумался, потом спросил:
— Значит, ваш Волков считает, что только мы можем справиться с этим делом?
— Нет, это я так считаю, — поправил Голубков. — Но он со мной согласится. У него просто нет выбора.
— Почему именно мы?
— Во-первых, профессионалы. А во-вторых — и это главное — вы — никто. Не имеете никакого отношения ни к армии, ни к ФСБ, ни к каким спецслужбам. Кто ты?
Пастух, и только. А твои ребята — обыкновенные обыватели. Ну, служили когда-то в армии, а кто из молодых ребят не служил?
— Значит, мы будем работать без прикрытия?
— Да. Полностью на свой страх и риск. И если провалитесь, рассчитывать вам не на кого.
— Веселенькая перспектива! Насколько важное это дело?
— Если группа создается за полчаса в усиленном составе, а сам начальник Управления лично курирует операцию — важное это дело? Форс-мажор!
— Мы сделаем то, что нужно, — помедлив, проговорил Сергей. — Но только после того, как выкупят Тимоху и доставят сюда.
Голубков с сомнением покачал головой:
— Вряд ли Волков на это пойдет.
— Значит, и никакого дела не будет. Но я так думаю, что пойдет. Скажите ему, что лейтенант Варпаховский знает все о программе «Помоги другу».
— Что это за программа?
— Вы ничего не знаете о ней?
— Даже краем уха не слышал.
— Вам повезло. А Волков слышал. И если Тимохе надоест гнить в чеченском зиндане и он расскажет об этой программе, Волкову недолго останется ходить в генерал-лейтенантах и начальниках Управления.
— А ты не перебарщиваешь? — усомнился Голубков.
— Жеребцову провал этой операции стоил жизни. Тимоха знает, конечно, намного меньше, но Волкову и этого хватит. И он это понимает.
— В опасные игры играешь, Серега!
— Не я их начинал.
— Что ж, доложу. Посмотрим, что из этого выйдет.
— Посмотрим, — согласился Сергей.
Голубков подошел к лодке, вытащил из кормового отсека завернутый в целлофан портативный радиопередатчик и сказал в него несколько слов. Через три минуты откуда-то из заречной ложбины поднялся легкий вертолет и опустился на пригорке, распугав шумом своего двигателя коров. Голубков сунул голые ноги в резиновые сапоги, сгреб в охапку штаны и ватник и, вернув Сереге его телогрейку, зашагал к машине.
— А лодка? — крикнул ему вдогонку Сергей. Голубков махнул рукой:
— Себе оставь. Может, когда и выберусь порыбачить!..
Он скрылся в люке, вертолет взмыл и ушел в сторону Москвы. Ольга, хлопотавшая возле избы, проводила его взглядом и с тревогой спросила Сергея:
— Кто это был?
— Так, знакомый, — неопределенно отозвался он. — Передал привет от полковника Дьякова.
И он защелкал кнутом, сбивая в кучу стадо и отгоняя его на сухотину.
* * *
Через три дня другой вертолет, потяжелей, военно-транспортный, всполошил гулом двигателя всех дворняг в округе и взрябил воду в тихих заводях Чесны. Он опустился на том же пригорке неподалеку от пастуховской избы. А когда двигатель заглох и словно бы опали лопасти, из сдвинутого в сторону люка выставили лесенку, потом четыре солдата осторожно снесли по ней инвалидную коляску и поставили ее на землю.В коляске сидел Тимоха.
Лейтенант Тимофей Варпаховский. В парадной форме, с медалью «За отвагу» и «Орденом Мужества».
Худущий. Бледный. Небритый.
Живой.
Ольга как увидела его, так сначала глазам своим не поверила, а потом ахнула и разрыдалась, обнимая его и уткнувшись лицом в его колени. А Тимоха лишь смущенно улыбался, гладил ее короткие черные волосы и бормотал:
— Да что ты? Оль! В натуре! Ну, перестань, все путем, я уже ходить немного могу. Ну, Оль! Слышь? Кончай плакать!..
Следом за солдатами из вертолета появился полковник Голубков. На этот раз он был в сером костюме, сидевшем на нем как-то наперекосяк, будто бы пиджак был застегнут не на ту пуговицу. А с ним — еще один штатский, лет тридцати, накачанный такой малый, с хорошим открытым лицом. Голубков пожал Сергею руку, представил спутника:
— Майор Васильев, он в нашей группе. Вадим Алексеевич.
— Просто Вадим, — поправил тот, здороваясь с Сергеем. — А вы, значит, и есть тот самый Пастух? Много о вас слышал.
— Ну вот, Серега, твое условие выполнено, — проговорил Голубков. — Может, пора нам и о деле поговорить?
Сергей кивнул:
— Теперь можно…
III
Святые угодники! Если бы кто-нибудь сказал, что мне предложат такое дело и я за него возьмусь, даже не знаю, куда бы я послал этого провидца. Но очень далеко. Очень. Я и теперь не взялся бы за него ни за какие коврижки. Если бы не Тимоха. Они сделали сильный ход. Очень сильный. И выйти из игры я уже не мог.
И главное было совсем не в том, что мы должны будем работать в чужой стране, о которой ни черта не знаем, кроме того, что там танцуют сиртаки. И не в том, что без какого-либо прикрытия. Про оружие и не говорю, какое там может быть оружие! И если бы нужно было выкрасть — или, как выразился полковник Голубков, переместить — какого-нибудь бандюгу, мафиози или агента-двойника, вопросов бы не было. Но речь-то шла совсем о другом человеке — об Аркадии Назарове!
Который во время путча девяносто первого года нес от биржи стометровый российский флаг.
Который стоял рядом с Ельциным на танке возле Белого дома.
И который через несколько месяцев после этого сказал Ельцину прямо в лицо перед десятками телекамер:
— Борис Николаевич, своим бездействием вы просрали нашу победу!
Он, конечно, не совсем так сказал, но смысл был именно такой, и все это поняли. В том числе и сам Ельцин.
И этого человека «несанкционированно переместить» в Россию?
Полковник Голубков излагал суть дела короткими фразами, без рассуждений — так, как ставят боевую задачу. Но мне показалось, что немногословие его вызвано другим — стремлением поскорее с этим покончить.
— Таким образом, ваше задание состоит из трех частей, — подвел он итог. — Первая: блокировать контакты объекта с третьими лицами. Вторая: обеспечить безопасность объекта. Это — одна из важнейших задач операции. И наконец, третья — переместить объект в пункт, который будет указан вам позже. Вопросы есть?
— По первым двум частям — нет. По третьей… Чем вызвана эта необходимость? — спросил я.
— Не в курсе.
— Вот как?
— Мы солдаты, Серега. Нам отдают приказ — мы выполняем.
— Каждый солдат должен знать свой маневр. Это еще Суворов сказал, — напомнил я.
— Свой, — подчеркнул Голубков. — Даже Суворов не объяснял гренадерам общий замысел.
— Я не гренадер. А вы не Суворов. Если я что-то делаю, я должен понимать, для чего. Кто в курсе?
— В Управлении, думаю, только сам Волков.
— Я хочу с ним встретиться. Голубков кивнул:
— Доложу.
— И еще, — продолжал я. — Мне нужна вся информация, которая у вас есть.
Досье, агентурные данные, все остальное.
— Это сверхсекретные документы.
— Константин Дмитриевич, мы можем работать без оружия. Мы можем работать без прикрытия. Но с завязанными глазами не можем.
И никто не может.
— Он прав, — заметил майор Васильев, молчаливо присутствовавший при разговоре.
— Но я же не могу дать ему допуск. И Нифонтов не может. Это наш начальник, — объяснил мне Голубков. — Генерал-майор.
— Волков может? — не отставал я.
— Он-то, конечно, может.
— Пусть он и даст. Мне без разницы, от кого я получу документы. Хоть от вашей уборщицы.
Голубков поднялся с бревна, на котором мы сидели.
— Попробую с ним связаться, — сказал он и направился к вертолету.
— Хорошие у вас тут места, — заметил майор Васильев. — Тишина. Простор.
Настоящая Россия. А там — церковь? — кивнул он в сторону Заулка, где виднелись три купола, один большой и два поменьше, поблескивающие в закатном солнце позолотой крестов.
— Да. Спас-Заулок.
— Действующая?
— Действующая.
— Это хорошо. Бабка моя говорила: если храм стоит, значит, земля живая… Я огляделся. Солдаты подтащили коляску с Тимохой к избе, Ольга уже поила его молоком. Молоко здесь было такое, что к утру в банке набегало сливок на четыре пальца, на нем Тимоха быстро отъестся. Буренки, пользуясь недосмотром, разбрелись по всему берегу Чесны. Я взял кнут и направил стадо в пойму.
Когда я вернулся, майор Васильев стоял у бревна и курил сигарету.
— Богатый у тебя кнут, — оценил он.
— Еще дедовский. Настоящая сыромять. Четыре с половиной метра.
— Ловко ты им управляешься. Трудно, наверное?
— Чего тут трудного? — удивился я и выщелкнул кончиком кнута окурок прямо у него изо рта.
Он отпрянул, а потом рассмеялся, обнажив ровные белоснежные зубы.
— Ты прямо ковбой! Лихо! Дай попробовать!
— Ну, попробуй, — сказал я и на всякий случай отошел подальше.
Майор примерился к кнуту, с форсом размахнулся и врезал себе по заднице так, что бросил кнутовище и обеими руками схватился за ожженное место.
Полковник Голубков, подоспевший от вертолета, только головой покачал.
— Пацаны, да и только!.. Беги переодевайся, — кивнул он мне. — Волков встретится с тобой в двадцать пятнадцать.
— К чему такая спешка? — удивился я.
— К тому. Есть свежая информация. Зафиксирован телефонный звонок. Завтра с компаньоном Назарова встречается какой-то тип. Скорей всего — эмиссар КПРФ.
Вероятно, будет договариваться о встрече с самим Назаровым. Нужно успеть предотвратить этот контакт.
— Но я не могу так сразу. Надо найти, кто бы меня подменил. Стадо без присмотра не бросишь.
— Боже ты мой, какой только ерундой не приходится заниматься!
Голубков, конечно, не совсем так выразился, но в этом смысле. Он повернулся к майору:
— Вадим Алексеевич, километрах в пятнадцати отсюда воинская часть. ПВО. Мы тебя высадим возле нее, возьмешь у командира машину и двух солдат — молодых, деревенских. И привезешь сюда. Пусть ходят за стадом, пока Сергея не будет. А не будет его дней десять. Сам потом доедешь до Луховиц, а там электричкой до Москвы.
— Где же они будут жить? — спросил я.
— Палатку поставят. У тебя связь с ребятами есть?
— Адреса. У Артиста, Мухи и Трубача — телефоны.
— За сколько ты их сможешь собрать?
— Ну, дня за три.
— Отставить. День — на все. Послезавтра вы должны вылететь в Никосию.
Самолет в восемнадцать тридцать из Шереметьева-два.
— Больно ты шустрый, Константин Дмитриевич! Док в Подольске живет. А Боцман вообще в Калуге.
— Получишь машину. Хорошую. И с хорошим водителем. С рассветом выедешь, быстро обернешься.
— А загранпаспорта, визы, билеты?
— Не твоя забота. Три минуты на сборы. Паспорт не забудь!..
В избе я натянул джинсы и коричневую кожаную курточку, купленную по случаю в Грозном у какого-то турка, сунул ноги в кроссовки, показал Ольге, где лежат деньги — остатки моего последнего офицерского жалованья.
— Опять в Чечню? — упавшим голосом спросила она.
— Ни Боже мой! Совсем в другую сторону. На Кипр.
— Не врешь?
— Разве я тебе когда-нибудь врал?
— А то нет? Всю дорогу. «Рекогносцировка, рекогносцировка»! А потом я узнаю, что за твою голову назначили миллион долларов.
— Жалко, ко мне не пришли. Я бы, может, и продал. А что? С миллионом баксов можно и без головы прожить. Живут же многие. Было бы куда водку лить.
— Куда же ее лить, если рта нет?
— Никаких проблем! Можно и через задницу. Как водители-дальнобойщики.
Засадил клизму граммов в двести — и запаха никакого, и полный кайф! Извини.
Шутка, конечно, казарменная. Больше не буду. Ну, постараюсь!
— Да я уж привыкла… В том месте, которое ты назвал Кипром, — там действительно не стреляют?
— Да они и слова такого не знают! — заверил я. — Они сиртаки танцуют, когда им стрелять.
— И что ты там будешь делать?
— Что и все. Танцевать сиртаки.
— Перед отлетом заедешь?
— Не знаю. Может быть. Постараюсь. Я поцеловал ее и Настену, обнял Тимоху.
— Как же вы будете без меня? — спросил он, и в голосе его была такая тоска, что мне стало не по себе.
— Без тебя, Тимоха, нам будет, конечно, очень трудно, — ответил я. — Но у тебя сейчас другая задача — приходить в норму. Чтобы к нашему возвращению стометровку за десять секунд бегал. Приказ ясен?
— Так точно, капитан!
— Так-то лучше… Минут через десять после того, как мы взлетели, вертолет снизился у КПП воинской части, о принадлежности которой к ПВО говорили огромные полусферы радаров. Здесь майор Васильев выпрыгнул, а мы взяли курс на Москву. Еще через час, пересев на военном аэродроме с вертолета в неприметную серую «Волгу», въехали в Москву и остановились возле жилого дома где-то в районе Гольянова. На восьмом этаже полковник Голубков отпер своим ключом стальную, обшитую простеньким дерматином дверь и посторонился, пропуская меня внутрь.
Это была обычная трехкомнатная квартира с узкой прихожей и десятиметровой кухней. Но обставлена она была, как присутственное место. Лишь в самой большой комнате были не столы, а четыре кровати с тумбочками, заправленные без особых затей, отчего комната напоминала офицерское общежитие.
— Мы сюда баб водим, — с усмешкой объяснил мне полковник Голубков, хоть я его ни о чем не спрашивал.
Я кивнул. Понятно, каких баб они сюда водили.
В кухне сидел какой-то молодой парень в штатском и читал «Известия», придерживая страницы одной рукой. Вторая лежала у него на коленях, на черном атташе-кейсе, от ручки кейса к запястью тянулась короткая стальная цепочка.
При нашем появлении он молча встал, открыл шифрованные замки и передал Голубкову толстую серую папку. После чего опустился на тонконогий кухонный табурет и вновь принялся за газету. Голубков провел меня в одну из комнат и положил папку на письменный стол.
— Садись. Вникай. Записей — никаких. Вопросы можешь задавать.
— А где Волков? — спросил я.
— Подъедет. Сейчас девятнадцать ноль пять. Времени у тебя хватит.
Я развязал тесемки и раскрыл папку. Вопросы у меня появились довольно быстро, и хотя я понимал, что Голубков ответить на них не сможет, один все-таки задал:
— Свежая информация — от кого?
— Есть там человек.
— Резидент?
— Да.
— В Никосии?
— В Ларнаке. Это на южном берегу Кипра. Объект живет там. Снимает виллу в пригороде на берегу моря.
— Этот резидент — ваш, из Управления?
— Нет.
— ФСБ? Служба внешней разведки?
— Неважно. В этой операции он работает на нас.
— У нас с ним будет связь?
— Нет. У него с вами — будет. Конкретно — с тобой. Если позвонят и попросят Сержа — это он и есть. Так что насчет информационного обеспечения не беспокойся.
Насчет этого я не очень и беспокоился. Беспокоило меня совсем другое.
— Шесть человек на это дело — не слишком ли много?
— Начальство решило — нет. Ты что, не хочешь дать своим ребятам немного подзаработать?
— Немного — не хочу, — ответил я. — Хочу — много.
Голубков усмехнулся:
— Тем более… В начале девятого я покончил с документами и закрыл папку. Голубков отнес ее на кухню и передал штатскому. Тот спрятал папку в кейс, защелкнул замки и вышел из квартиры. И все это — без единого слова.
Ровно в двадцать пятнадцать стукнула входная дверь и вошел Волков. Видно, и у него был свой ключ. Он был в светлом летнем костюме и почему-то не в надетом, а лишь в наброшенном на плечи легком плаще. После нашей встречи в Грозном, в кабинете командующего армией, он нисколько не изменился. Да и с чего бы, времени-то всего прошло чуть больше двух месяцев. При его появлении Голубков встал. Поднялся и я — сработала многолетняя армейская привычка.
— Добрый вечер, — поздоровался Волков.
— Здравия желаю, — ответил Голубков. — Познакомьтесь, Анатолий Федорович. Это Сергей Пастухов.
— Мы знакомы. Садитесь, товарищи. Рад, Пастухов, что вы согласились поработать на нас. Не сомневаюсь, что ваша команда справится с этим делом. У вас есть вопросы ко мне. Задавайте. Все. Потому что больше мы с вами не встретимся.
Я начал с главного.
— Что будет с Назаровым, когда мы доставим его в Москву?
— Не в Москву, — возразил Волков. — Ваша задача — переместить его в Россию. А еще точнее — на польско-белорусскую границу в указанном месте.
— На польско-белорусскую границу? — переспросил я.
— С детальной разработкой он еще не знаком, — объяснил Голубков Волкову.
— Понятно, — кивнул тот.
— И все-таки, — повторил я. — Рано или поздно он окажется в Москве.
Волков, видимо, понял, что — хочет он того или нет — отвечать на мой вопрос придется.
— Попробую объяснить. Хоть это и не мой вопрос. Как вы, надеюсь, поняли из этих документов, — указал он взглядом на письменный стол, словно бы на нем еще лежала серая папка, — наш объект — фигура весьма крупного масштаба, человек, широко известный и популярный на Западе и в среде нашей либеральной интеллигенции, с прочным имиджем деятеля демократического толка.
— Я и раньше об этом знал, — заметил я.
— И как вы оцениваете его деятельность?
— Насчет всей деятельности — не скажу, не в курсе. Но он мне нравится. А вам?
— Я отдаю должное его организаторским способностям и умению мыслить государственными категориями, — уклонился Волков от прямого ответа. — Так вот, разногласия нашего объекта с Борисом Николаевичем Ельциным уже давно дают недоброжелателям на Западе и оппонентам внутри страны возможность трактовать их как отход президента от провозглашенной им политики реформ. После неудачного покушения на господина Назарова наши контрагенты усилили пропагандистскую кампанию, обвиняя высшее руководство страны в попытках возродить практику политического террора. Понятно, что это наносит ущерб престижу России и мы не можем с этим мириться.
— Кто организовал взрыв яхты «Анна»?
— Я ожидал, что вы зададите этот вопрос. У нас нет сомнений, что это дело рук конкурентов Назарова или его партнеров по бизнесу.
Я промолчал.
— Если бы это было поручено нашим спецслужбам, как заявляют некоторые западные газеты, он бы не уцелел, — счел нужным добавить Волков.
Я хотел снова промолчать, но это было уже как-то неудобно и я кивнул:
— Ну, допустим.
— Наша задача, таким образом: обесценить карты наших противников, — продолжал Волков, решив, видно, что его доводы меня убедили. — Это можно сделать разными путями. Один из них: организовать встречу господина Назарова и Бориса Николаевича, не один на один, конечно, а в ходе какого-нибудь мероприятия. И показать ее по телевидению. Чтобы все убедились, что господин Назаров и президент общаются, как уважающие друг друга политические деятели. Есть еще один вариант. Если вы внимательно читали документы, то должны были обратить внимание на проект Назарова по восстановлению нефтеносности наших загубленных и истощенных месторождений. Он хочет осуществить его с немецкими партнерами. Мы предложим ему средства Центробанка или уполномоченных коммерческих банков, дадим соответствующие гарантии. Эффект понятен: Россия получает миллионы тонн нефти, открываются десятки тысяч новых рабочих мест, а господин Назаров активно включается в деловую жизнь России. И руководит своими фирмами и предприятиями не из Женевы или Лондона, а из Москвы. После этого его уже никому не удастся использовать в политической игре. Я ответил на ваш вопрос? Я спросил:
И главное было совсем не в том, что мы должны будем работать в чужой стране, о которой ни черта не знаем, кроме того, что там танцуют сиртаки. И не в том, что без какого-либо прикрытия. Про оружие и не говорю, какое там может быть оружие! И если бы нужно было выкрасть — или, как выразился полковник Голубков, переместить — какого-нибудь бандюгу, мафиози или агента-двойника, вопросов бы не было. Но речь-то шла совсем о другом человеке — об Аркадии Назарове!
Который во время путча девяносто первого года нес от биржи стометровый российский флаг.
Который стоял рядом с Ельциным на танке возле Белого дома.
И который через несколько месяцев после этого сказал Ельцину прямо в лицо перед десятками телекамер:
— Борис Николаевич, своим бездействием вы просрали нашу победу!
Он, конечно, не совсем так сказал, но смысл был именно такой, и все это поняли. В том числе и сам Ельцин.
И этого человека «несанкционированно переместить» в Россию?
Полковник Голубков излагал суть дела короткими фразами, без рассуждений — так, как ставят боевую задачу. Но мне показалось, что немногословие его вызвано другим — стремлением поскорее с этим покончить.
— Таким образом, ваше задание состоит из трех частей, — подвел он итог. — Первая: блокировать контакты объекта с третьими лицами. Вторая: обеспечить безопасность объекта. Это — одна из важнейших задач операции. И наконец, третья — переместить объект в пункт, который будет указан вам позже. Вопросы есть?
— По первым двум частям — нет. По третьей… Чем вызвана эта необходимость? — спросил я.
— Не в курсе.
— Вот как?
— Мы солдаты, Серега. Нам отдают приказ — мы выполняем.
— Каждый солдат должен знать свой маневр. Это еще Суворов сказал, — напомнил я.
— Свой, — подчеркнул Голубков. — Даже Суворов не объяснял гренадерам общий замысел.
— Я не гренадер. А вы не Суворов. Если я что-то делаю, я должен понимать, для чего. Кто в курсе?
— В Управлении, думаю, только сам Волков.
— Я хочу с ним встретиться. Голубков кивнул:
— Доложу.
— И еще, — продолжал я. — Мне нужна вся информация, которая у вас есть.
Досье, агентурные данные, все остальное.
— Это сверхсекретные документы.
— Константин Дмитриевич, мы можем работать без оружия. Мы можем работать без прикрытия. Но с завязанными глазами не можем.
И никто не может.
— Он прав, — заметил майор Васильев, молчаливо присутствовавший при разговоре.
— Но я же не могу дать ему допуск. И Нифонтов не может. Это наш начальник, — объяснил мне Голубков. — Генерал-майор.
— Волков может? — не отставал я.
— Он-то, конечно, может.
— Пусть он и даст. Мне без разницы, от кого я получу документы. Хоть от вашей уборщицы.
Голубков поднялся с бревна, на котором мы сидели.
— Попробую с ним связаться, — сказал он и направился к вертолету.
— Хорошие у вас тут места, — заметил майор Васильев. — Тишина. Простор.
Настоящая Россия. А там — церковь? — кивнул он в сторону Заулка, где виднелись три купола, один большой и два поменьше, поблескивающие в закатном солнце позолотой крестов.
— Да. Спас-Заулок.
— Действующая?
— Действующая.
— Это хорошо. Бабка моя говорила: если храм стоит, значит, земля живая… Я огляделся. Солдаты подтащили коляску с Тимохой к избе, Ольга уже поила его молоком. Молоко здесь было такое, что к утру в банке набегало сливок на четыре пальца, на нем Тимоха быстро отъестся. Буренки, пользуясь недосмотром, разбрелись по всему берегу Чесны. Я взял кнут и направил стадо в пойму.
Когда я вернулся, майор Васильев стоял у бревна и курил сигарету.
— Богатый у тебя кнут, — оценил он.
— Еще дедовский. Настоящая сыромять. Четыре с половиной метра.
— Ловко ты им управляешься. Трудно, наверное?
— Чего тут трудного? — удивился я и выщелкнул кончиком кнута окурок прямо у него изо рта.
Он отпрянул, а потом рассмеялся, обнажив ровные белоснежные зубы.
— Ты прямо ковбой! Лихо! Дай попробовать!
— Ну, попробуй, — сказал я и на всякий случай отошел подальше.
Майор примерился к кнуту, с форсом размахнулся и врезал себе по заднице так, что бросил кнутовище и обеими руками схватился за ожженное место.
Полковник Голубков, подоспевший от вертолета, только головой покачал.
— Пацаны, да и только!.. Беги переодевайся, — кивнул он мне. — Волков встретится с тобой в двадцать пятнадцать.
— К чему такая спешка? — удивился я.
— К тому. Есть свежая информация. Зафиксирован телефонный звонок. Завтра с компаньоном Назарова встречается какой-то тип. Скорей всего — эмиссар КПРФ.
Вероятно, будет договариваться о встрече с самим Назаровым. Нужно успеть предотвратить этот контакт.
— Но я не могу так сразу. Надо найти, кто бы меня подменил. Стадо без присмотра не бросишь.
— Боже ты мой, какой только ерундой не приходится заниматься!
Голубков, конечно, не совсем так выразился, но в этом смысле. Он повернулся к майору:
— Вадим Алексеевич, километрах в пятнадцати отсюда воинская часть. ПВО. Мы тебя высадим возле нее, возьмешь у командира машину и двух солдат — молодых, деревенских. И привезешь сюда. Пусть ходят за стадом, пока Сергея не будет. А не будет его дней десять. Сам потом доедешь до Луховиц, а там электричкой до Москвы.
— Где же они будут жить? — спросил я.
— Палатку поставят. У тебя связь с ребятами есть?
— Адреса. У Артиста, Мухи и Трубача — телефоны.
— За сколько ты их сможешь собрать?
— Ну, дня за три.
— Отставить. День — на все. Послезавтра вы должны вылететь в Никосию.
Самолет в восемнадцать тридцать из Шереметьева-два.
— Больно ты шустрый, Константин Дмитриевич! Док в Подольске живет. А Боцман вообще в Калуге.
— Получишь машину. Хорошую. И с хорошим водителем. С рассветом выедешь, быстро обернешься.
— А загранпаспорта, визы, билеты?
— Не твоя забота. Три минуты на сборы. Паспорт не забудь!..
В избе я натянул джинсы и коричневую кожаную курточку, купленную по случаю в Грозном у какого-то турка, сунул ноги в кроссовки, показал Ольге, где лежат деньги — остатки моего последнего офицерского жалованья.
— Опять в Чечню? — упавшим голосом спросила она.
— Ни Боже мой! Совсем в другую сторону. На Кипр.
— Не врешь?
— Разве я тебе когда-нибудь врал?
— А то нет? Всю дорогу. «Рекогносцировка, рекогносцировка»! А потом я узнаю, что за твою голову назначили миллион долларов.
— Жалко, ко мне не пришли. Я бы, может, и продал. А что? С миллионом баксов можно и без головы прожить. Живут же многие. Было бы куда водку лить.
— Куда же ее лить, если рта нет?
— Никаких проблем! Можно и через задницу. Как водители-дальнобойщики.
Засадил клизму граммов в двести — и запаха никакого, и полный кайф! Извини.
Шутка, конечно, казарменная. Больше не буду. Ну, постараюсь!
— Да я уж привыкла… В том месте, которое ты назвал Кипром, — там действительно не стреляют?
— Да они и слова такого не знают! — заверил я. — Они сиртаки танцуют, когда им стрелять.
— И что ты там будешь делать?
— Что и все. Танцевать сиртаки.
— Перед отлетом заедешь?
— Не знаю. Может быть. Постараюсь. Я поцеловал ее и Настену, обнял Тимоху.
— Как же вы будете без меня? — спросил он, и в голосе его была такая тоска, что мне стало не по себе.
— Без тебя, Тимоха, нам будет, конечно, очень трудно, — ответил я. — Но у тебя сейчас другая задача — приходить в норму. Чтобы к нашему возвращению стометровку за десять секунд бегал. Приказ ясен?
— Так точно, капитан!
— Так-то лучше… Минут через десять после того, как мы взлетели, вертолет снизился у КПП воинской части, о принадлежности которой к ПВО говорили огромные полусферы радаров. Здесь майор Васильев выпрыгнул, а мы взяли курс на Москву. Еще через час, пересев на военном аэродроме с вертолета в неприметную серую «Волгу», въехали в Москву и остановились возле жилого дома где-то в районе Гольянова. На восьмом этаже полковник Голубков отпер своим ключом стальную, обшитую простеньким дерматином дверь и посторонился, пропуская меня внутрь.
Это была обычная трехкомнатная квартира с узкой прихожей и десятиметровой кухней. Но обставлена она была, как присутственное место. Лишь в самой большой комнате были не столы, а четыре кровати с тумбочками, заправленные без особых затей, отчего комната напоминала офицерское общежитие.
— Мы сюда баб водим, — с усмешкой объяснил мне полковник Голубков, хоть я его ни о чем не спрашивал.
Я кивнул. Понятно, каких баб они сюда водили.
В кухне сидел какой-то молодой парень в штатском и читал «Известия», придерживая страницы одной рукой. Вторая лежала у него на коленях, на черном атташе-кейсе, от ручки кейса к запястью тянулась короткая стальная цепочка.
При нашем появлении он молча встал, открыл шифрованные замки и передал Голубкову толстую серую папку. После чего опустился на тонконогий кухонный табурет и вновь принялся за газету. Голубков провел меня в одну из комнат и положил папку на письменный стол.
— Садись. Вникай. Записей — никаких. Вопросы можешь задавать.
— А где Волков? — спросил я.
— Подъедет. Сейчас девятнадцать ноль пять. Времени у тебя хватит.
Я развязал тесемки и раскрыл папку. Вопросы у меня появились довольно быстро, и хотя я понимал, что Голубков ответить на них не сможет, один все-таки задал:
— Свежая информация — от кого?
— Есть там человек.
— Резидент?
— Да.
— В Никосии?
— В Ларнаке. Это на южном берегу Кипра. Объект живет там. Снимает виллу в пригороде на берегу моря.
— Этот резидент — ваш, из Управления?
— Нет.
— ФСБ? Служба внешней разведки?
— Неважно. В этой операции он работает на нас.
— У нас с ним будет связь?
— Нет. У него с вами — будет. Конкретно — с тобой. Если позвонят и попросят Сержа — это он и есть. Так что насчет информационного обеспечения не беспокойся.
Насчет этого я не очень и беспокоился. Беспокоило меня совсем другое.
— Шесть человек на это дело — не слишком ли много?
— Начальство решило — нет. Ты что, не хочешь дать своим ребятам немного подзаработать?
— Немного — не хочу, — ответил я. — Хочу — много.
Голубков усмехнулся:
— Тем более… В начале девятого я покончил с документами и закрыл папку. Голубков отнес ее на кухню и передал штатскому. Тот спрятал папку в кейс, защелкнул замки и вышел из квартиры. И все это — без единого слова.
Ровно в двадцать пятнадцать стукнула входная дверь и вошел Волков. Видно, и у него был свой ключ. Он был в светлом летнем костюме и почему-то не в надетом, а лишь в наброшенном на плечи легком плаще. После нашей встречи в Грозном, в кабинете командующего армией, он нисколько не изменился. Да и с чего бы, времени-то всего прошло чуть больше двух месяцев. При его появлении Голубков встал. Поднялся и я — сработала многолетняя армейская привычка.
— Добрый вечер, — поздоровался Волков.
— Здравия желаю, — ответил Голубков. — Познакомьтесь, Анатолий Федорович. Это Сергей Пастухов.
— Мы знакомы. Садитесь, товарищи. Рад, Пастухов, что вы согласились поработать на нас. Не сомневаюсь, что ваша команда справится с этим делом. У вас есть вопросы ко мне. Задавайте. Все. Потому что больше мы с вами не встретимся.
Я начал с главного.
— Что будет с Назаровым, когда мы доставим его в Москву?
— Не в Москву, — возразил Волков. — Ваша задача — переместить его в Россию. А еще точнее — на польско-белорусскую границу в указанном месте.
— На польско-белорусскую границу? — переспросил я.
— С детальной разработкой он еще не знаком, — объяснил Голубков Волкову.
— Понятно, — кивнул тот.
— И все-таки, — повторил я. — Рано или поздно он окажется в Москве.
Волков, видимо, понял, что — хочет он того или нет — отвечать на мой вопрос придется.
— Попробую объяснить. Хоть это и не мой вопрос. Как вы, надеюсь, поняли из этих документов, — указал он взглядом на письменный стол, словно бы на нем еще лежала серая папка, — наш объект — фигура весьма крупного масштаба, человек, широко известный и популярный на Западе и в среде нашей либеральной интеллигенции, с прочным имиджем деятеля демократического толка.
— Я и раньше об этом знал, — заметил я.
— И как вы оцениваете его деятельность?
— Насчет всей деятельности — не скажу, не в курсе. Но он мне нравится. А вам?
— Я отдаю должное его организаторским способностям и умению мыслить государственными категориями, — уклонился Волков от прямого ответа. — Так вот, разногласия нашего объекта с Борисом Николаевичем Ельциным уже давно дают недоброжелателям на Западе и оппонентам внутри страны возможность трактовать их как отход президента от провозглашенной им политики реформ. После неудачного покушения на господина Назарова наши контрагенты усилили пропагандистскую кампанию, обвиняя высшее руководство страны в попытках возродить практику политического террора. Понятно, что это наносит ущерб престижу России и мы не можем с этим мириться.
— Кто организовал взрыв яхты «Анна»?
— Я ожидал, что вы зададите этот вопрос. У нас нет сомнений, что это дело рук конкурентов Назарова или его партнеров по бизнесу.
Я промолчал.
— Если бы это было поручено нашим спецслужбам, как заявляют некоторые западные газеты, он бы не уцелел, — счел нужным добавить Волков.
Я хотел снова промолчать, но это было уже как-то неудобно и я кивнул:
— Ну, допустим.
— Наша задача, таким образом: обесценить карты наших противников, — продолжал Волков, решив, видно, что его доводы меня убедили. — Это можно сделать разными путями. Один из них: организовать встречу господина Назарова и Бориса Николаевича, не один на один, конечно, а в ходе какого-нибудь мероприятия. И показать ее по телевидению. Чтобы все убедились, что господин Назаров и президент общаются, как уважающие друг друга политические деятели. Есть еще один вариант. Если вы внимательно читали документы, то должны были обратить внимание на проект Назарова по восстановлению нефтеносности наших загубленных и истощенных месторождений. Он хочет осуществить его с немецкими партнерами. Мы предложим ему средства Центробанка или уполномоченных коммерческих банков, дадим соответствующие гарантии. Эффект понятен: Россия получает миллионы тонн нефти, открываются десятки тысяч новых рабочих мест, а господин Назаров активно включается в деловую жизнь России. И руководит своими фирмами и предприятиями не из Женевы или Лондона, а из Москвы. После этого его уже никому не удастся использовать в политической игре. Я ответил на ваш вопрос? Я спросил: