-- Успели разрядить, -- предположил Граф, не притрагиваясь к стволам и сверля меня своими пронзительными глазами-буравчиками.
   Я взял "глок", направил в пол длинный от глушителя ствол и два раза подряд нажал курок. Раздались два хлопка, в ковре появились две дырки с оплавленным по краям ворсом.
   Я положил пистолет на стол.
   -- Убедились? Хотите сами попробовать?
   Граф взял "глок" и повертел его в своих маленьких пухлых руках. Я заметил, как Трубач подсобрался. Но на этот раз ему не представилось возможности продемонстрировать свою рысью хватку.
   -- Вы сказали, что вам нравится эта машинка, -- проговорил Граф.
   -- Да, очень, -- вполне искренне признался я. Он взял пистолет двумя руками, как чашу, и протянул мне через стол.
   -- Дарю!
   -- Вы шутите, Граф?
   -- Дарю! -- повторил он с таким самодовольством на физиономии, что прямо хоть руками разводи.
   Странные вещи вытворяет с нами наше самомнение. Очень странные. Если человек считает, что он красив, он и ведет себя, как красавец. И что самое поразительное -- и женщины-то к нему чаще всего относятся, как к красавцу. А вот если человек считает, что он умен, то ведет себя, как последний дурак. И дураком же выглядит в глазах окружающих.
   А уж когда человек самовлюблен...
   Я принял "глок". Не потому, что он мне действительно нравился. А потому, что понял: я должен его принять. Но "спасибо" не сказал -- это слово в его глубинном, изначальном смысле никак не годилось для этого случая. Не сказал я и "благодарю". А сказал то, что он и хотел услышать:
   -- Графский подарок!
   И он сразу стал Наполеоном после Аустерлица.
   Небрежно-благосклонным к свидетелям своего триумфа.
   И мысли не допускающим, что кто-то может не восхищаться им и его не любить.
   Доверчивым дураком.
   Что для меня в этой ситуации было самым главным.
   Я попросил Трубача:
   -- Пойди развяжи этих. Гришу сюда приведи, а остальные пусть сидят в "фиате".
   -- Гриша -- это который с перебитым носом? -- уточнил Трубач. -- Или без зубов?
   -- Который самый целый из них, -- подсказал Граф и удалился в гардеробную, даже и не подумав убрать пистолеты с журнального столика.
   Тут я их слегка и перезарядил. Патронами от "Макарова" заклинил магазины "байарда" и браунинга, а "маслятами" калибра 6,35 от этих дамских игрушек зарядил ПМ. Так что из браунинга и "байарда" теперь не смог бы выстрелить даже КИО, а стрелять из "Макарова" патронами калибра 6,35 вместо штатного 7,62 я не пожелал бы и моему первому взводному, который считал строевую подготовку важнейшей дисциплиной для будущих офицеров-десантников.
   Эту нехитрую работу я закончил как раз к тому моменту, когда из гардеробной появился Граф в белых брюках и синем блейзере с золотыми пуговицами, а Трубач с улицы ввел его телохранителя Гришу -- крепенького мужичка, который выглядел так, словно побывал в руках у людей, не подписывавших Женевскую конвенцию о гуманном отношении к военнопленным. А если подписывавших, то не читавших. А если и читавших, то не очень внимательно. С виду-то он был вполне в норме, но двигался как робот с несмазанными шарнирами. Он тупо посмотрел на полусвалившегося с дивана Ленчика, потом на стволы передо мной, потом на меня, а уж только потом -- со слабо обозначенным во взгляде вопросом -- на Графа.
   -- Все в порядке, -- сказал Граф, -- сейчас поедем в Нови Двор.
   Он взял со стола ПМ и сунул в подмышечную кобуру телохранителя, а браунинг и "байард" убрал в ящик письменного стола.
   -- Он не сможет сейчас вести машину, -- заметил я. -- Ему нужно хоть пару часиков отдохнуть.
   -- На заднем сиденье отдохнет. Сам поведу, -- ответил Граф.
   -- Могу я, -- предложил Трубач. -- Никогда не ездил на "альфа-ромео". А в "фиате" я все равно не поеду. Там этот Владас воняет. Ну, не воняет, Но мне кажется, что воняет. А это одно и то же. Пусть сами едут. И с трупом пусть сами разбираются. Скажите им, Граф.
   -- Прикажу. -- Он обернулся ко мне: -- Вы вернете моим людям оружие?
   -- Не раньше, чем мы исчезнем.
   -- Вы мне не доверяете?
   -- Вам -- да. Им -- нет.
   Он даже оскорбился, но я не дал ему и рта раскрыть -- пора было переместить этого Наполеона с Аустерлица в более подходящее для него место. Скажем, на старую Смоленскую дорогу, по которой он чесал из Москвы.
   -- Не забывайтесь, Граф. Сейчас приказываю я. И смените свой блейзер. Мы едем на барахолку, а не в гей-клуб.
   Он послушно выполнил приказ, но за руль Трубача не пустил и всю дорогу до Нови Двора обиженно молчал. Мы с Трубачом тоже помалкивали. А про Гришу и говорить нечего. Возле военного городка я велел Трубачу покараулить машину, чтобы ее не сперли вместе с Гришей, и прошел с Графом к "ситроену". На лобовом стекле висел листок с крупным словом "Продано", а в кабине нас ждали Боцман и Док. У Дока в руках был его "Экономист", а на коленях Боцмана лежал светлый металлический кейс с цифровыми замками. Где-то успели найти. Правда, он был чуть великоват для пяти килограммов "дури", но выбора, видно, не было.
   Мы с Графом влезли в кабину и заперли дверцы. Док молча передал мне полиэтиленовый пакет. Я заглянул внутрь: там были пачки баксов.
   -- Только тридцать пять штук, -- объяснил Док.
   -- У меня еще десять.
   Я вынул из кармана две пятитысячные пачки, бросил их внутрь и передал пакет Графу.
   -- Все, что есть. Можете взять в уплату "ситроен", но я не советовал бы. Он может быть засвечен в болгарской полиции и объявлен в международный розыск.
   Граф кивнул:
   -- Хороший совет.
   Он пересчитал пачки в пакете, пролистнул их с краю, чтобы убедиться, что это не "кукла", а одну купюру вытащил и быстро ее осмотрел -- как это сделал в Москве Боцман, только гораздо быстрей. Видно, глаз у него на это дело был лучше наметан.
   -- Значит, с вас -- шестьсот пятьдесят пять, -- заключил он и кивнул на кейс. --Товар?
   Боцман набрал шифр на замках и приоткрыл кейс. В нем лежали плотные полиэтиленовые колбаски с белым порошком. Героин и героин. Представляю, как ребята матерились, перемалывая в кофемолках сахарный песок в пудру, а потом запаивая пакеты утюгом или термомашинкой, если ее удалось найти в местных лавках. Граф протянул руку к кейсу, чтобы пощупать пакеты. Это был нежелательный момент. Я хотел было вмешаться, но Боцман невозмутимо и даже с готовностью открыл крышку повыше. Рука Графа отдернулась. Я понял почему: поверх пакетов лежал трубачевский кольт-коммандер.
   -- Хотите попробовать? -- спросил я Графа. Боцман захлопнул крышку кейса и закрыл замки.
   -- Не хрен пакеты рвать, -- буркнул он. -- Мы проверяли товар.
   -- И как? -- спросил Граф.
   -- Обыкновенное турецкое говно, -- тем же тоном ответил Боцман. -Говорил же -- надо было бразильский искать. Или хоть гонконгский.
   -- Ладно, сойдет, -- оборвал я его. -- Все, Граф. У нас еще куча дел. Стволы ваших кадров будут на "губе". Ключи -- под камнем у порога. Скажите Николаю, чтобы шел сюда. Через три недели я вам звоню.
   Я спрыгнул с высокой подножки, помог спуститься Графу и даже пожал ему руку, хотя предпочел бы обойтись без этого. Посоветовал:
   -- Пакет спрячьте под плащ, здесь шпаны полно. И, уже не оглядываясь, залез в кабину.
   -- Идет к выходу, -- сообщил Боцман, наблюдая за Графом через дырку в заднем тенте. -- Вышел... Он вернулся в кабину и спросил:
   -- Ну? А теперь объясни, зачем ты отдал ему наши бабки?
   -- Во-первых, это не наши бабки. А во-вторых, это не бабки, а наживка.
   -- Наживка? -- переспросил Боцман. Он не очень быстро соображал. Совсем не быстро. Но соображал. -- Ты хочешь подставить их вместо нас?
   -- Ты имеешь что-нибудь против?
   -- Ничего не выйдет, -- подвел итог Боцман, выслушав мой короткий рассказ о переговорах в мотеле "Авто-Хилтон". -- Зачем ему рисковать? Он получил сорок пять штук ни за хрен собачий и доволен до усрачки.
   Я спросил:
   -- Знаешь, почему ты никогда не заработаешь миллион долларов?
   -- Ну, почему?
   -- Потому что тебе сорока пяти штук за глаза хватит. А ему -- нет.
   Боцман подумал и упрямо повторил:
   -- Не выйдет.
   -- Посмотрим.
   Ждать нам пришлось совсем недолго. Минут через пять в дверцу кабины коротко постучали. Я выглянул. Внизу стоял не Трубач. Там стоял Граф и делал мне знаки выйти. Под плащом у него выпирал полиэтиленовый пакет. Значит, он вернулся, даже не дойдя до своей "альфа-ромео".
   Я спрыгнул на землю.
   -- В чем дело, Граф? Что-нибудь случилось?
   -- Давайте отойдем в сторону, нужно поговорить.
   Я взглянул на часы и изобразил нетерпение.
   -- Только недолго.
   Мы отошли в глухой угол двора.
   -- Во сколько вы переходите границу? -- спросил Граф.
   -- Вы же слышали: с часу до двух.
   -- Я пойду с вами.
   -- Вы? Сами? Бросьте, Граф. Не царское это дело. Самое большое через месяц-полтора вы и так получите эти бабки.
   -- Полтора месяца -- срок. За это время я закуплю на них новую партию товара для вас. Сами знаете: время -- деньги.
   -- Плохая идея, Граф. Очень плохая. Есть смелость, а есть глупость. Один, ночью, почти с миллионом баксов. А если вас грабанут и замочат?
   -- Вы обо мне беспокоитесь или о своих бабках?
   -- Сейчас это одно и то же.
   -- Со мной будет Гриша. Он крепкий парень. До ночи отойдет. И мы будем с пушками.
   -- Цена вашему Грише! И вашим пушкам! Сколько лет вашему сыну? Лет двадцать пять?
   -- Восемнадцать. Младшему шестнадцать. Я поздно женился. А дочери двенадцать лет.
   -- Так вот и подумайте о своих детях!
   -- Я о них и думаю.
   -- Вы меня не поняли. Подумайте о том, что с ними случится, если вас ограбят и убьют или вы инсценируете собственное ограбление, или по любым иным причинам не сможете выполнить взятых на себя обязательств. А вы их уже взяли. И получили аванс. Счетчик включен. Не перебивайте! Сначала дослушайте. Это не угроза, а законы бизнеса. И вы их сами прекрасно знаете. Я лишь напомнил вам о них. А теперь можете принимать решение.
   Он ответил, почти не задумываясь:
   -- Я его уже принял. И я не меняю своих решений. Я иду.
   Часть наживки он уже заглотил. Теперь нужно было, чтобы он заглотил весь крючок.
   -- Ладно. Решили так решили. В двадцать три двадцать пять будьте на своей машине... Нет, -- сказал я. -- Все-таки нет. За накладки с вас спросится. Но и с меня тоже. Мне эта головная боль ни к чему. Я вижу только один выход. Эти четверо -- надежные люди?
   -- Да.
   -- Я согласен, если они вас будут сопровождать. Два "узи". Четыре "Макарова". Хоть что-то. А не ваш "байард".
   Граф ненадолго задумался и кивнул:
   -- Хорошее решение. Вы предусмотрительный человек.
   Знал бы ты, сука, какой я предусмотрительный.
   -- Вот ключи от "губы", держите. Стволы уже там. На "альфа-ромео" и "фиате" будьте в двадцать три двадцать пять возле почтамта. Подойдет мой человек. Скажет: от Сержа. Объяснит, куда ехать и что делать. Предупредите всех своих: его слово -- приказ. Для вас, Граф, тоже. При малейшем возражении он будет стрелять. Повторяю, Граф: при малейшем. Вы сильно осложнили наш переход, поэтому нужна предельная четкость. Двадцать три двадцать пять, почтамт. Запомнили? До встречи!..
   На этот раз я не стал пожимать ему руку. Просто повернулся и пошел к "ситроену".
   -- Секунду! -- остановил меня Граф. -- На той стороне у вас будет машина?
   -- Разумеется. Джип "патрол". А что?
   -- Просто спросил. Я тоже заинтересован, чтобы вы ушли чисто...
   Вернувшись в кабину "ситроена", я вытащил из кармана диктофон и перемотал пленку на начало разговора. Когда к нам присоединился Трубач, прокрутил ребятам всю беседу.
   -- Клюнул! -- поразился Боцман. -- Ну, хорек!
   -- На семьсот тысяч баксов не только хорьки клюют, -- ответил я и тут же поймал себя на самодовольстве. Заразительная, оказывается, хреновина!
   -- Он не на семьсот тысяч клюнул, -- заметил Док. -- Он спросил, сколько человек нас будут ждать на той стороне. И ты, Сережа, ему ответил.
   -- Что я ему ответил?
   -- Джип "патрол". Нас -- он считает -- шестеро. В джипе семь мест. Ну, восемь. Значит, встречать нас будут двое. Он клюнул не на семьсот тысяч. А на семьсот тысяч и на два с половиной "лимона". Он хочет взять и деньги, и товар.
   -- Как это он рассчитывает сделать? -- недоверчиво спросил я.
   -- Может, и узнаем, -- предположил Трубач. -- Часа через полтора. Когда вернется дядя Костя. Он с Артистом за ними поехал. Я в обшивку "альфа-ромео" сунул "жука". Которого с Влада снял. Он-то сейчас, сами понимаете, не больно разговорчивый...
   Мы сняли с "ситроена" номера, кинули их вместе с документами в дымящийся мусорный бак, ключи зажигания оставили в замке, а одну из дверей приоткрыли. Если даже после этого "ситроен" не угонят, то я просто ничего не понимаю в людях. Потом вернулись в отель и стали ждать.
   Полковник Голубков и Артист приехали гораздо раньше, чем предположил Трубач. Не говоря ни слова, Артист включил "голосовик". В жизни я не делал более удачных покупок. Оправдал он свою цену и на этот раз. Не просто оправдал. Перекрыл в неизвестное число раз. Потому неизвестное, что цена жизни не поддается измерению в баксах. Особенно когда жизнь эта -- твоя собственная.
   "...-- Ну, оклемался?
   -- Давно уже. Просто придуривался.
   -- Садись за руль, поехали... Проверь свой ПМ.
   -- А что может быть?
   -- Делай, что говорят!
   -- Твою мать!.. Точно! Патроны от "байарда"! Как они в нем оказались?
   -- Серж подменил.
   -- А как вы узнали?
   -- Я имею привычку головой думать, а не жопой. Значит, теми стволами, что на "губе", тоже пользоваться нельзя. Или испортили, или бойки спилили..."
   -- Вот блин! -- возмутился Муха. -- А я все пальцы себе напильником ободрал!..
   -- Тихо! -- приказал я.
   "-- Значит, так, Гриша. Слушай внимательно. Сегодня ночью мы идем с ними через границу. Там у них джип, будут ждать человека два-три. Их шестеро и трое -- девять человек. Нас шестеро: ты, я и ребята Влада. Мочим всех тех, забираем товар и бабки...
   -- Как, Граф? Сами сказали -- их девять!
   -- У нас будет шесть "калашей" или "узи". Плюс внезапность.
   -- Где мы возьмем "узи"?
   -- Заткнись и слушай. Как только с теми кончим, тут же шьем наших. Всех. Понял зачем? Команда Хруста, много знают.
   -- Братва поднимет хипеж. Стремно, Граф.
   -- А кто узнает, что это мы? На тех и повесят, что Пана замочили. И сразу уходим в Варшаву, сдаем товар и домой.
   -- Успеем, Граф? Погранцы поднимут тревогу.
   -- Нарядов не будет. Для них сделали "окно". А от заставы пока доберутся... Успеем, если будем шевелиться.
   -- А Ленчик?
   -- А что Ленчик? Пусть лечится, в Польше медицина бесплатная. В другой раз хавальник не будет раззевать, козел вольтанутый! Тепленьким меня сдал, сучара!.. Да обгоняй ты его!.. Живей, Гриша, живей! Сейчас -- в Белосток. Там есть человек, даст наводку. Возьмем стволы и сразу назад. Время еще есть, успеем!.. Да жми, тебе говорят!.."
   Голубков выключил магнитофон.
   -- Ушли от нас. Да я и не стал гнать. И так все ясно... Ну что, господа спортсмены. В дерьмо мы плотно влезли. Давайте прикинем, как из него выбираться. У этих, значит, три "Зауэра", и еще у майора Васильева пушчонка, у Графа шесть "кала-шеи" или "узи". А у нас? Кольт, "глок" и два ножа-автомата. Негусто!
   -- Не прибедняйтесь, Константин Дмитриевич, -- возразил Док. -- У нас есть кое-что посерьезней всех их стволов. Знание.
   -- Точно, -- сказал Муха. -- Даже журналы такие были. "Знание -молодежи" и "Техника -- сила". То есть наоборот: "Техника -- молодежи", а "Знание -- сила"...
   * * *
   В двадцать три тридцать мы все, кроме Мухи, уже были на своих местах. На трех самых опасных точках -- позади лежбищ, которые, как мы выяснили вчера ночью, облюбовали для себя снайперы -- распределились Боцман, Трубач и я. Полковник Голубков со стереотрубой укрылся метрах в сорока от того места, куда подъезжал "патрол". Док с такой же трубой и с такой же насадкой для ночного видения -- сбоку от "тропы", чтобы контролировать общую обстановку.
   Самая трудная задача выпала Мухе -- вывести графскую челядь на "тропу" и самому не подставиться под пулю снайпера. Я сначала хотел взять это на себя, но после спора все же остановились на Мухе. Он был самым маленьким и самым быстрым. А это здесь было главным. Ему отдали "глок" с глушителем, Голубкову -- трубачевский кольт с приказом не стрелять ни при каких обстоятельствах, потому что этот громовой поднял бы по тревоге весь погранокруг, а я на всякий случай сунул в карман один из "Макаровых" с "губы" с так некстати сточенным Мухой бойком. Но кто знал!
   Артиста вооружили двумя ножами-автоматами и поставили у начала "тропы". Он должен был втемную прикрывать Муху и вмешаться только в том случае, если у Мухи в самом начале дела возникнут проблемы. Ножи, конечно, не ахти какое оружие, но Артист работал ими виртуозно. И что важно -- это оружие было бесшумным.
   Рации у всех были отрегулированы на минимальный звук и включены на прием, лишь передатчик в кармане Мухи был поставлен в режим связи и должен был работать как микрофон. Договорились, что он переключит его на прием, как только начнется движение по "тропе". Муха мог бы среагировать на "пароль -отзыв", но очень мы сомневались, что снайперы майора Васильева исполнят этот традиционный ритуал. Скорее всего, они наметили рубеж -- появление на нем первой цели и будет общим сигналом. По нашим вчерашним прикидкам этот рубеж был как раз посередине контрольно-следовой полосы. На него Мухе и следовало ориентироваться. Была еще небольшая надежда, что Док в свою трубу уловит движение снайпера, припадающего к прицелу непосредственно перед тем, как нажать курок. Но надежда эта была слишком ничтожной.
   Надежда была только на самого Муху.
   В двадцать три сорок пять я услышал слабый шум моторов. Они чуть порыкали и заглохли -- "альфа-ромео" и "фиат" загнали в кущи за приграничной дорогой. Через некоторое время в рации послышался голос Мухи:
   -- Все сюда. Говорю только я, все слушают.
   -- А где остальные? -- перебил его Граф. И тотчас раздался хлопок выстрела из "глока" с глушителем. И снова голос Мухи:
   -- Это было единственное предупреждение, Граф. В следующий раз я буду стрелять не в землю. Объясняю обстановку. Все на местах, страхуют нас. На "тропе" должно быть семь человек. Только семь: мы шестеро и наш связник. Иначе встречи не будет. У переднего в руках должен быть светлый кейс с товаром. Первым пойдет Корень, за ним ты, ты и ты. Потом Гриша и Граф. Я замыкаю. Дистанция три метра. На вопрос "Кто идет?" ответ "Москва". Отзыв: "Киев". Если что-то не так, тут же возвращаемся. Спокойно, без суеты. Нас прикроют. Разрешаю задать вопрос. Только один.
   -- Где товар? -- спросил Граф.
   -- Стойте спокойно, сейчас принесу. Через полминуты вновь заговорил Муха:
   -- Корень, протяни мне левую руку. Рта не открывай, сам объясню. Это наручники. Чтобы товар не потерял. Снять "калаши" с предохранителей. Но стрелять только по моему приказу. Начали движение. Корень, пошел!.. Прямо по тропе на просвет в соснах. Следующий!.. Следующий!.. Следующий!..
   Фокус с наручниками придумал я. Вернее, не придумал, а вспомнил малого на кухне конспиративной квартиры в Гольянове. И теперь я представлял, как мечутся мысли в голове Графа: как же это он будет забирать кейс, когда Корня замочит? Руку отрезать? Кейс взламывать и перекладывать товар? Задачка. Думай, Граф, думай. Может, это последние твои мысли на нашей грешной земле.
   Самый опасный момент был уже позади. Увидев кейс в руках Мухи, Граф мог сразу открыть пальбу. Не врубился. А теперь было уже поздно. Так что вмешательство Артиста не потребовалось.
   -- Внимание, рубеж, -- прозвучал в рации голос Дока. -- И тотчас: -Ложись!..
   И почти в ту же секунду захлопали "Зауэры". "Почти" -- доли секунды. Успел? Или не успел? Должен был успеть!
   -- Успел, -- сообщил Док. -- Захват, не спешите... пока лежат...
   Мы должны были взять снайперов, если они поднимутся и пойдут добивать цели. Но они продолжали лежать.
   Глаза мои давно обвыклись в темноте, слегка размытой огрызком месяца, я придвинулся к моему объекту метров на десять и изготовился к броску.
   Но снайпер лишь пошевелился, не встал.
   -- Майор говорит по рации, -- вышел на связь полковник Голубков. -Внимание! Вышел из машины, быстро идет к "тропе"! Ситуация нештатная, всем ждать!.. Мухин, ты где? Прием!
   -- В порядке я, в полном. Мяч ушел за пределы поля, -- сообщил Муха. -Мяч -- это я.
   -- Майор приближается к снайперам, -- доложил Док.
   Это я уже и сам видел. Майор прошел мимо меня метрах в пятнадцати, наклонился к моему объекту... Что за черт? Что за...
   Хлопок.
   Майор перешел к другому снайперу.
   Хлопок.
   -- По-моему, он их... Он их расстреливает! -- едва ли не заорал Док. -Он, сволочь... В головы, в упор!..
   Третий хлопок.
   Вот уж точно: жизнь полна неожиданностей. Или смерть?
   Еще три хлопка.
   -- Добивает, -- сообщил Док. -- Контрольные выстрелы. Светит фонарем в лица.
   И это я тоже видел. И уже знал, что будет дальше: майор пойдет к "тропе" добивать нас, посмотрит в наши лица...
   -- Майор движется к людям Графа, -- донесся из рации голос Дока. Но я почти не слушал его: юзом, юзом проскользнул через ельник, в подлесок. Я уже видел контуры "патрола", когда Док доложил:
   -- Майор очень быстро бежит к машине! Наши действия, Первый?
   -- Всем к джипу, скрытно, -- бросил я в микрофон и выключил рацию.
   Я опередил майора минуты на три. Когда он ввалился в джип и плюхнулся на водительское сиденье, я уже лежал на полу за передними креслами, довольно удобно устроившись и сжимая в руке кастрированный ПМ, который в этой ситуации вполне мог сгодиться.
   И сгодился.
   Майор швырнул на соседнее сиденье мешавший ему пистолет с глушителем, вырвал из бокса трубку крутого, сотового или спутникового, телефона и, подсветив себе фонариком, набрал номер.
   -- Первого! -- потребовал он, услышав голос диспетчера.
   Трубку он держал в левой руке, поэтому я упер ствол "Макарова" ему под скулу и прошептал в правое ухо:
   -- Товарищ генерал-лейтенант, ваш приказ выполнен.
   Он судорожно зашарил рукой по соседнему креслу, но его "Макаров" с горячим от стрельбы глушителем уже упирался ему в затылок.
   -- Слушаю! -- прозвучал в мембране голос Волкова. -- Слушаю!.. В чем дело, майор? Докладывайте!
   Я вдавил ему в затылок горячий глушитель и повторил:
   -- Ваш приказ выполнен.
   -- Товарищ... Анатолий Федорович... ваш приказ выполнен, -- проговорил Васильев.
   -- Почему у вас такой голос?
   -- Быстро бежал, -- подсказал я.
   -- Бежал, немного запыхался.
   -- Сколько? -- спросил Волков.
   -- Все семеро, -- шепнул я.
   -- Все семеро, -- повторил майор.
   -- Документы взяли?
   -- Так точно.
   -- Так точно, товарищ генерал-лейтенант.
   -- Они у вас в руках?
   -- Так точно.
   -- Так точно, -- эхом отозвался майор.
   -- Читайте фамилии, имена и отчества!
   -- Одну секунду, товарищ генерал-лейтенант. Пастухов Сергей Сергеевич.
   -- Секунду, посвечу. -- Майор уже начал слегка импровизировать, но из роли не выходил. -- Сергей Сергеевич Пастухов.
   -- Дальше!
   -- Перегудов Иван Георгиевич.
   -- Иван Георгиевич Перегудов.
   -- Ухов Николай Иванович... Хохлов Дмитрий Алексеевич... Мухин Олег Федорович... -- гукал я в ухо Васильева, а он отзывался горным эхом. -Голубков Константин Дмитриевич -- продолжал я, а сам мучительно вспоминал, как же отчество Артиста: Евсеевич? Израилевич? -- Злотников Семен...
   -- Злотников Семен, -- повторил майор и оглянулся на меня с некоторым даже возмущением: чего же ты молчишь, суфлер хренов?
   -- Аронович, -- рискнул я.
   -- Аронович, -- продублировал майор.
   -- Погодите! Какой Аронович? -- удивился Волков. -- У меня в компьютере: Борисович.
   -- Так точно, Борисович. Извините, здесь плохо видно. Я не могу все время светить -- граница.
   -- Молоток, -- похвалил я.
   -- Молоток, -- повторил майор.
   -- Что молоток? -- удивился Волков.
   -- Кличка, -- подсказал я.
   -- Это у него кличка такая.
   -- Про клички я вас не спрашивал. Исполнители?
   -- Нейтрализованы, товарищ генерал-лейтенант.
   -- Контроль произведен?
   -- Так точно.
   -- Осложнения были?
   -- Никак нет. После вчерашней отсрочки -- ничего.
   -- Прекрасно, майор. Вы хорошо поработали. Очень хорошо. Утопите в каком-нибудь болоте оружие и возвращайтесь в Москву. Все оружие. И свое тоже.
   -- Вас понял, Анатолий Федорович.
   -- Можно мне на несколько дней задержаться в Гродно? -- продиктовал я. -- Спрашивай, сука! Сестра у тебя тут.
   -- Можно мне на несколько дней задержаться в Гродно? -- повторил майор. -- У меня тут сестра.
   -- Разве у вас есть сестра?
   -- Ну, не совсем сестра...
   -- А кто? -- спросил Волков.
   -- Просто блядь знакомая, -- подсказал я.
   -- Знакомая девушка, товарищ генерал-лейтенант.
   -- То-то же! А то -- сестра! Успели, значит? Ладно, молодой человек, задержитесь, вы заслужили.
   "Триппер", -- хотел подсказать я, но сдержался.
   -- Спасибо, Анатолий Федорович. Большое спасибо.
   -- Ладно, майор, отдыхайте. Только не больше пяти суток.
   -- Слушаюсь, не больше пяти суток.
   -- Конец связи, -- сообщил диспетчер.
   Я взял из рук майора трубку и разбил ее о рукоять "Макарова". Потом включил свет в салоне "патрола" и распорядился по рации:
   -- Всем ко мне!
   Но все и так уже были здесь. Они стояли вокруг джипа и прислушивались к разговору. Полковник Голубков шагнул к распахнутой водительской двери и приказал:
   -- Майор Васильев! Выйти из машины!
   -- А в чем дело? -- слегка запетушился тот.
   Голубков сгреб его за грудки и рывком сбросил с кресла на землю.
   -- Встать! Смирно!
   Васильев разглядел в руках полковника кольт и подчинился.
   -- Майор Васильев, вы застрелили трех офицеров Российской армии, -продолжал Голубков. -- Застрелили подло, в затылок!
   -- Я выполнял приказ, товарищ полковник!