Таманцев Андрей. Пешки в Большой игре

   А причиной такого катастрофического неудовольствия Бориса Евгеньевича была тупая ноющая боль в паху. Сейчас уже немного отпустило, а два часа назад он просто готов был выть. Никто бы не поверил губернатору, расскажи он, что два часа назад получил злобный удар по гениталиям лично от президента их республики.
   Кисалин откуда-то пронюхал про конеферму и озлился, что деньги могут поплыть мимо него. Губернатор растерялся. Москвич, приходивший якобы по поводу этой самой конефермы, был, конечно, никакой не бизнесмен. Позавчера Иванов переслал ему фотографии команды Пастухова со строгим приказом — не трогать их до поры, впрочем, изредка прощупывая. Губернатор все сделал, как приказано. Он до сих пор не мог отделаться от потного страха из-за того, что запер в «Могиле» спецназовцев. И там все кончилось, к сожалению, не так гладко, как предсказывал Иванов. Двое остались в живых. Теперь и спецназовцы, и солдаты были в курсе дела. Тягунок шарахался каждой тени, потому что понимал: спецназовцы в первую очередь придут к нему, чтобы свернуть шею. Он усилил охрану, он не ночевал дома, ему хотелось сейчас же, сию секунду, вызвать на ковер начальника УВД города, пусть тот берет своих лучших бойцов и накроет квартиру Гоноросова. Пусть всех там перекрошит в мелкую крошку. Чтоб ни одного в живых не оставалось.
   Но Иванов, словно угадав кровожадные мысли Тягунка, приказал — солдат не трогать — опять! Убрать разрешалось только спецназовцев. Но так, чтобы солдаты не догадались, чьих это рук дело.
   Опять тайны мадридского двора! Какие-то хитрые игры. Ладно, Тягунок все сделает. Он напряг начальника УВД, тот выделил команду. Бросились искать того спецназовца, который ночевал в доме Гоноросова, но опоздали, того и след простыл. Кинулись в больницу, но и раненый спецназовец куда-то исчез.
   Прокол? Прокол. Но Тягунок-то здесь при чем? И откуда поползли разговоры о конеферме? Глупость какая-то!
   Губернатор пытался объяснить все президенту, но тот и слушать не стал.
   Нет, понятно, что дело серьезное и пахнет почти лимоном «зеленых». Во всяком случае, по утверждению Иванова. Но ведь можно было хоть что-то объяснить.
   А Кисалин прямо без предисловий: «Сегодня приедет Иванов, отдашь ему дачу в Яковлевке», да еще с таким раздражением! Вот тут Тягунок не сдержался! Отдать свою дачу? Да они что, совсем его за «шестерку» держат?
   — Может, мне еще жопу ему подставить? — спросил он ядовито.
   И тут же получил от Кисалина без лишних разговоров ногой в пах.
   — Борис Евгеньевич, к вам Иванов, — со всем возможным подобострастием сказала по селектору секретарша.
   — Зови, — проскрипел зубами Тягунок. С каким удовольствием он бы сейчас этому Иванову не дачу свою отдал, а морду набил.
   Дверь распахнулась. Борис Евгеньевич внимательно взглянул на посетителя. Человек, одетый в шелковую цветную рубашку, легкие брюки, туфли, уверенно вошел в кабинет. Взгляд сосредоточенный, чуть ироничный, и совершенно никогда не скажешь, что этот человек решает какие-то серьезные дела. А еще Борис Евгеньевич своим наметанным взглядом сразу определил, что Иванов либо имеет какое-то отношение, как он называл это одним словом, к органам, либо имел к ним отношение раньше. Губернатор, конечно, и ошибиться мог, но очень уж навязчивым оказалось ощущение.
   — Садитесь. — Борис Евгеньевич указал на кресло перед своим столом.
   Иванов сел и положил ногу на ногу.
   — Мы с вами все заочно... Рад видеть. Как мне обращаться к вам? — на всякий случай сразу спросил Тягунок.
   — Ну что, я по-прежнему могу рассчитывать на вас? — не ответил на вопрос Иванов.
   — Безусловно.
   — Очень хорошо. Мне снова потребуется ваша помощь.
   Тягунок кивнул.
   — Все, что в моих силах, — сказал он.
   — Не прибедняйтесь, в ваших силах сделать практически все.
   — Ну уж...
   — А мне на сей раз потребуется совсем немного. Я надеюсь, господин Кисалин ввел вас в курс дела? — начал он.
   — Дача в полном вашем распоряжении.
   — Отлично. Сегодня же туда переберемся. Это во-первых, — сказал Иванов. — Во-вторых, завтра в город приедет один наш... партнер, и я хочу обеспечить не только его безопасность, но и конфиденциальность его пребывания здесь. У меня с этим человеком состоится очень серьезная деловая встреча, от которой, собственно, и зависит исход дела. Поэтому мне нужно дать нашему партнеру убедительные гарантии безопасности и его лично, и тех переговоров, которые нам предстоят. Вы меня понимаете?
   — Подключить городское Управление внутренних дел?
   — Да.
   — Будет сделано, — вдруг по-лакейски улыбнулся Тягунок.
   — Значит, завтра мне необходимы в полное распоряжение сотрудники ГУВД. Я должен поставить в известность Кисалина?
   — Зачем? Я все вопросы решаю сам. И до сих пор решал, — внушительно сказал Тягунок.
   Иванов внимательно посмотрел на губернатора.
   — Надо мне понимать вас так, что Кисалин не помогал в организации нашего дела?
   — Ни грамма. Иванов пожевал губу.
   — При распределении дивидендов я это учту, — наконец сказал он то, чего так добивался Тягунок.
   Ладно, пусть Кисалин бьет его ногами в промежность. Он даст достойный ответ.
   — Благодарю, — сказал Тягунок. — Только один вопрос.
   — М-да.
   — На какое вознаграждение я могу рассчитывать?
   — А вы как оцениваете свой вклад?
   — Один миллион долларов меня бы вполне устроил.
   — Два, — сказал Иванов. — Вы заслужили два. И вы их получите. А вот Кисалин не получит ни гроша.
   — Ну-у... Зачем уж так... Я готов от своей суммы выделить ему тысяч пятьдесят, сто...
   — Это ваше дело, я благотворительностью не занимаюсь, — улыбнулся Иванов холодно и поднялся. Тягунок немедленно повторил его движение, собираясь попрощаться с ним да выпроводить из кабинета, но человек остановился и улыбнулся.
   — Еще одно, — сказал он.
   — Да?
   — Если позволите одну личную просьбу...
   — Ради бога.
   — Меня очень беспокоит один человек. Андрей Андреевич Мурыгин, генеральный директор банка Интервест. Знаете?
   — Знаю.
   — Нельзя ли как-то повлиять на него?
   — Как вы хотите на него повлиять?
   Иванов чуть вскинул удивленно брови и снова усмехнулся.
   — Вам виднее, — сказал он негромко. — В вашем распоряжении прокуратура, налоговая инспекция, уголовный розыск, в конце концов... Вы ведь знаете, что фээсбэшники из Москвы разворачивают здесь большие дела. Они давно точат зубы и на вас, и на господина Кисалина. Так что думайте сами...
   Тягунок несколько секунд молчал, переваривая эту неожиданную информацию.
   — А при чем здесь Мурыгин? — спросил наконец он.
   — А вы забыли, что его банк обслуживает некоторые городские программы и накопать там можно много интересного. Да вы что, только проснулись? Поймите, что за него уже взялись...
   — Но, насколько я знаю, — напомнил сбитый с толку Тягунок, — Мурыгин оказывал вам финансовую помощь в нашем деле?
   — Совершенно верно, именно через его банк проходят все наши платежи. Но этот человек успел показать свою ненадежность. Именно поэтому он сейчас и опасен для нас. Но если хорошенько задуматься, для вас Мурыгин сейчас несет еще большую опасность. Понимаете?
   Тягунок даже забыл о боли в паху.
   Вот это новость!
   Значит, эти лихие спецназовцы и остановившиеся у Гоноросова ребята приехали по его, Тягунка, душу.
   — А не проще ли?.. — начал было он.
   — Убрать москвичей? — поймал его мысль на лету Иванов. — Нет, не проще. Пришлют других, тогда уж вытрясут всю душу. Москвичей не трогать. А вот Мурыгин...
   — Хорошо, — сказал Тягунок и подал руку Иванову. — Я подумаю над этим.
   — Благодарю вас.
   Иванов развернулся и вышел из кабинета.
   Озадаченный Тягунок закрыл за ним дверь, постоял минуты две у закрытой двери, а потом задумчиво двинулся к столу. Он позабыл и о нанесенном ему два часа назад оскорблении, и о нерасторопности подчиненных, не говоря уже обо всем остальном. Теперь его мозг был занят одним.
   Значит, так — немедленно связаться с Кисалиным, чтобы обсудить полученную информацию, кроме денежного вопроса, конечно. Потом людей Иванову. Будут ему люди. Человек пять офицеров из городского управления ему вполне хватит.
   Тягунок сел за свой стол и придвинул поближе телефон...
   Но набрать номер он не успел. Дверь с грохотом распахнулась — на пороге стояли крепкие парни, те самые, с фотографии Иванова.
   — Здравствуйте, Борис Евгеньевич, — сказал Док. — Мы вам не помешали?
   Губернатор так и застыл с телефоном в руке. Этого не могло быть. Они не могли войти сюда живыми, а мертвыми тем более. Где же его охрана, где все?
   — Простите... Я вас приглашал?
   Тягунок вдруг почувствовал, как у него дрожит челюсть. Он почувствовал себя беззащитным мальчиком, которого любой может обидеть.
   — А мы не в гости. Мы по делу, — сказал Док. — Мы ведь посылали вам девушку, которую незаконно выселили из квартиры, вы ее не приняли. Почему?
   — Ах, вы за этим пришли? — обрадовался губернатор.
   — Нам очень неприятно вас разочаровывать, но мы именно за этим и пришли. Док позвал из-за двери Аню.
   — Вам придется ее принять. Расскажи ему, Аня, что там у тебя произошло.
   Девушка вышла из-за спины Дока, потупилась и сказала:
   — Вы ведь все знаете, Борис Евгеньевич, мой жених — ваш родственник. И меня вы знаете...
   — Какой родственник? Я вас не знаю!
   — Как-то нехорошо, — сказал Док, — не узнавать знакомых. Значит, так, чтобы в два дня квартира была освобождена. Ясно? Иначе мы придем не с такими добрыми намерениями.
   Губернатор под столом дотянулся до кнопки вызова и нажал ее.
   Сейчас влетят охранники и всех этих гостей положат на пол, намылят им рожи и вышвырнут за дверь, те и дорогу сюда забудут. Если не кончить, то хотя бы покалечить этих москвичей он имеет полное право, сами напросились.
   — Это вы что, охрану вызвали? — «удивился» Док. — Зря. Мы же пытались по-хорошему, вы все время пытаетесь по-плохому. Придется вас поучить.
   Он бесцеремонно вытащил из-за стола упиравшегося губернатора и, недолго думая, двинул ему коленом в пах. Как раз в то место, в которое сегодня губернатора уже бил Кисалин.
   Тягунок взвыл.
   — Это на первый раз. Ну, вы поняли нашу просьбу?
   — Да, да! Не надо меня бить! Я все понял — завтра она сможет вселиться обратно, — завизжал Тягунок.
   — Вот и здорово, — сказал Док. — Но словам вашим мы почему-то не верим. Напишите вот тут распоряжение, поставьте подпись и печать.
   Он шлепнул на стол перед губернатором бланк.
   Губернатор заскрипел зубами, но распоряжение написал. Все равно он достанет их. И девку эту он вышвырнет на улицу, да что там — он ее закатает в каталажку! Пусть себе потешатся сегодня.
   Док забрал бумагу, внимательно прочитал и сказал:
   — Мы никуда из города не денемся. Мы будем следить, как станут развиваться события, и если, не дай бог, что-то пойдет не так, как нам хочется, мы придем снова.
   С этими словами команда покинула кабинет губернатора. На выходе Док открыл каморку, в которой томились связанные, с кляпами во рту охранники. Не погибать же людям из-за того, что их начальник — сволочь...

Глава шестьдесят первая

   17 декабря. В окрестностях чилийской столицы произошло землетрясение силой до шести баллов по шкале Рихтера. В самом Сантьяго толчки были почти незаметны, так как эпицентр землетрясения находился на расстоянии шестидесяти километров. Однако ученые отмечают, что подобной силы землетрясения в этом регионе явление крайне редкое. Возможно, это результат деятельности человека, как известно, в тех местах идет открытая разработка меди (Си-эн-эн).

* * *

   На Куляб ходили только автобусы. Кожевников понимал, что он по разбитым таджикским дорогам потеряет дня три. А он обещал Младшему, что вернется через два. Но другого выхода не было, вот разве что...
   Кожевников вышел на летное поле, лег локтями на ограждение. Самолеты, конечно, транспорт куда более быстрый, весело подумал он. Денег в кармане было достаточно, чтобы долететь хоть до Америки, но в Америку ему пока не нужно. Ему нужно на заброшенный полигон.
   — Мужик, билеты нужны? — спросил остановившийся рядом невзрачного вида человечек.
   — Билеты не нужны, — ответил Кожевников. — Самолет нужен.
   Человечек подозрительно посмотрел на Кожевникова и отошел.
   Что-то помимо ловушки, в которую их заманил не кто иной, как Седой, волновало Кожевникова. Что-то еще было...
   Ну да, губернатор, сволочь, которому он поверил, хотя чувствовал неладное, да, ребята, которые погибли ни за понюшку табака, да, Младший, который остался в больнице сломленный и испуганный, но что-то еще мелькнуло, что он не успел осмыслить. Что-то важное.
   Пастухов? Боцман, Носорог? Док или Муха с Артистом?..
   — Ты не шутишь? — оказался рядом тот же человечек.
   — В каком смысле? — не понял Кожевников.
   — Тебе борт нужен?
   — Да.
   — А бабки есть?
   — Есть.
   — Покажи. Кожевников улыбнулся:
   — Ты что, денег не видел?
   — Ты за базар отвечаешь?
   — Ладно, мужик, забудь, — махнул рукой Кожевников. — Никогда не поверю, что у тебя самолет есть.
   — Куда лететь? — вызывающе спросил человечек. Кожевников посмотрел на него внимательнее:
   — В Куляб.
   — Далеко.
   — Было бы близко, пешком бы дошел.
   — Три штуки. Баксов.
   — Что, деньги очень нужны?
   — Две.
   — Мимо.
   — Штуку дашь?
   — Рублей.
   — Я серьезно.
   — И я серьезно. Чего мы торгуемся? Ты, что ли, пилот?
   — Ладно, — мужик осторожно оглянулся, — пошли.
   Кожевников пожал плечами и двинулся за человеком.
   Тот вывел его из аэропорта и повел вдоль забора туда, где стояли вертолеты, «кукурузники», списанные лайнеры и прочая аэродромная рухлядь.
   Тут жили люди. Из корпуса от самолета Ан-24 торчала ржавая труба, из которой даже шел дымок.
   Человечек постучал в дверь:
   — Колян, это я.
   Дверь открылась, и выглянуло небритое опухшее лицо.
   — Че надо?
   — Пассажир есть. Откатишь до Куляба.
   Небритый вышел из самолета, оглядел с головы до ног Кожевникова.
   — Ты?
   — Я.
   — Три штуки. Баксов.
   — По новой, — усмехнулся Кожевников. — На мне не озолотишься.
   — Две.
   — Все, надоело. — Кожевников уже повернулся, чтобы уйти. Как бы спешно ему ни нужно было в Куляб, он знал точно: если с этими людьми не торговаться, примут за лоха, просто надуют.
   — Сколько? — сам спросил небритый.
   — Штука. Рублей.
   — Да я за эти бабки даже горючку не окуплю.
   — А ты на автозаправке заливаешься? — иронично спросил Кожевников.
   — Двести баксов.
   — Ладно.
   Небритый вытянул раскрытую ладонь:
   — Давай.
   — Когда в Кулябе сядем.
   Небритый снова исчез в самолетном домике и через минуту вышел уже в летной куртке, шлеме, с планшетом. За ним вышел одетый так же еще один и тоже небритый, черноволосый мужик с раскосыми азиатскими глазами.
   — Пошли.
   Кожевников двинулся за пилотами и скоро оказался возле потрепанного Ан-2.
   В салоне не было ни одного сиденья. Вообще самолет этот не предназначался для пассажиров. Очевидно, лучшие свои времена он пережил, когда посыпал хлопковые поля пестицидами.
   — Пристегнись, — сказал небритый азиат. — Не кури.
   Кожевников оглянулся — пристегнуться было нечем. Он ухватился за какие-то веревки, болтавшиеся в большом количестве по всему салону.
   На удивление легко самолет завелся, моторы работали ровно. Вырулил на грунтовую взлетную полосу и, разогнавшись, оторвался от земли.
   Кожевников боялся радоваться: не верилось, что все катилось так гладко. С такими темпами он действительно завтра вернется за Младшим. С этими же пилотами уговорится, чтоб забрали его и груз, который, Кожевников был уверен, будет с ним.
   Он выглянул в иллюминатор — желтые горы, обожженные солнцем, были почти вровень крылу.
   Самолетик натужно переваливал через вершины.
   — А сколько лететь? — спросил, заглядывая в кабину пилотов, Кожевников.
   — Уже прилетели, — ответил азиат. Что-то слишком быстро, удивился Кожевников. Но самолет действительно заходил на посадку. Кожевников поскорее опять вцепился в веревки. А самолет, несколько раз подпрыгнув на ухабах, замер.
   — Это Куляб? — спросил Кожевников, когда мотор заглох.
   — Ага, — сказал небритый, — деньги давай и — счастливо.
   Кожевников выложил, как договорились, двести долларов, открыл дверь. Хорошо, что не спрыгнул на землю.
   Ничего похожего на город Кожевников поблизости не увидел. Ни одного человека, ни даже ничего похожего хотя бы на сельский аэродром. Сама площадка, на которую они сели, была с пятак.
   — Что за дела? — сказал Кожевников, возвращаясь к кабине.
   — Все, дальше не полетишь, — сказал небритый. — Выходи.
   — Но мы договаривались до Куляба...
   — А мы передумали.
   — Вы чего, мужики, охренели?
   — За двести баксов мы не полетим.
   — Но договорились...
   — Колян, выкинь его из самолета, — сказал азиат.
   Небритый поднялся из пилотского кресла и шагнул к Кожевникову, выставив руки.
   — Давай отсюда, пошел...
   — Хорошо, сколько? — миролюбиво спросил Кожевников.
   — Три штуки, — тут же сказал опять небритый.
   Кожевникову ничего не стоило сейчас навалять этим дельцам так, что на всю жизнь запомнят, но он только скрипнул зубами.
   — Две.
   Небритый быстро взглянул на азиата, тот кивнул.
   — И деньги вперед.
   — Нет, деньги, когда прилетим.
   — А вдруг у тебя нет? — осклабился небритый.
   — Есть.
   — Покажи, иначе не полетим.
   Кожевников достал из кармана пачку банкнот. Если бы мотор работал, он, возможно, не услышал бы, но сейчас было тихо, и Кожевников в последнюю секунду успел отклонить голову — железяка просвистела рядом с его ухом и с глухим стуком ударила в плечо.
   Дальше он действовал машинально. Рванул руками, полуобернувшись назад, и поймал чье-то щуплое тело. Тело шмякнулось о переборку. Деньги рассыпались по салону. Это был билетный человечек — как он оказался в самолете, Кожевников даже не пытался понять. Он уже выкинутой ногой ударил в грудь небритого — тот улетел в кабину. Кожевников метнулся к азиату, но наткнулся на уставленное ему прямо в лоб дуло пистолета.
   — Назад! Назад! Я стреляю! — заполошно орал азиат.
   Кожевников и на секунду не замер. В следующую секунду пистолет был в его руках, а азиат лежал на грязном полу, прижатый коленом Кожевникова.
   — И как же ты, сука, — тихо спросил Кожевников, доставая обойму и, убедившись, что в ней есть патроны, вставляя ее обратно, — догадался, что оружие мне тоже нужно?
   — Не убивай! — взмолился азиат, услышав щелчок затвора. — Я пилот, кто самолет поведет, если ты меня убьешь?
   — Да сам и поведу, — пожал плечами Кожевников. — Подумаешь, хитрость.
   Но убивать незадачливых грабителей он не стал. Просто связал их веревками, которые были в самолете, уселся на пилотское кресло, посмотрел летную карту, примерно определил, где они находятся — до Куляба было еще далеко.
   Взглянул на датчик горючего — стрелка показывала половину баков. Не снимая пут, усадил рядом с собой азиата и сказал:
   — Штурманом побудешь, если, конечно, хочешь жить.
   Взлетел он мастерски. Даже сам от себя не ожидал. Ведь водил самолет аж полгода назад.
   Азиат смотрел на него с ужасом и восхищением.
   — Ты кто? Шпион? — спросил наконец.
   — Ага, — улыбнулся Кожевников. — А ты теперь — предатель Родины.

Глава шестьдесят вторая

   С Ивановым Док разминулся буквально на секунды.
   А Иванов тем временем вышел из здания мэрии и сел в припаркованную на стоянке черную машину. Теперь операция вступила в самую приятную, но и самую сложную — завершающую стадию. Иванов, конечно, не был большим стратегом, но разумно рассудил, что солдат удачи кончать раньше времени не стоит. Действительно, долго ли прислать других, а с другими еще поди повозись. Эти были уже такие привычные, тут сидели, под рукой, под присмотром. Были до смешного предсказуемы. Поэтому окончание операции должно пройти под девизом — «синхронно». Все будет совершено в один день и час. Ох как долго и муторно он к этому готовился. Сколько переворотил лишних на первый взгляд дел, но вот теперь все часы заведены, на всех курках лежат пальцы, моторы воют, требую хода. Теперь ему осталось только отмахнуть клетчатым флажком, как на «Формуле-1», и погнали.
   Он первым делом съездил на явочную квартиру, где томились без дела его двое боевиков и Игорь Филин. Приказал готовиться к передислокации.
   Ребята собрались быстро, но Иванов умерил их пыл:
   — Ждите моей команды.
   И снова сел в машину. Задача стояла простая, но трудновыполнимая. Надо было... навести солдат удачи на дачу губернатора, куда он собирался сейчас переправить и свою команду, и Филина. Только надо было, разумеется, сделать это так, чтобы солдаты «сами нашли» базу. Если бы он знал, что Док был у губернатора почти в то же время, что и он, задача упростилась бы. Хотя кто знает...
   Иванов снова выехал в центр, оставил машину в подворотне и сел с видом отдыхающего в том самом скверике, где недавно Боцман боролся за свободную конкуренцию.
   — Привет.
   — Привет, — ответил Иванов, окидывая взглядом своего агента. — Как дела?
   — Мы что, будем вести светскую беседу? Иванов виновато поморщился:
   — Извини.
   — Ну хватит, зачем звал?
   — Их надо вывести на базу в Яковлевке. Сможешь?
   — Есть идеи?
   — Да...
   Иванов стал излагать агенту план, искоса поглядывая на площадь перед губернаторской резиденцией.
   — Считаешь, клюнут?
   — Уверен, — кивнул Иванов.
   — Что от меня требуется?
   — Остаться в живых. И еще. Где-то в поле зрения не сегодня завтра должен объявиться однорукий спецназовец. Его надо кончить.
   — Это легко. Еще что-нибудь?
   — Да. Проверь, чтоб не сорвалось.
   — Мог и не говорить.
   — Начнем через два часа. Успеешь?
   — Успею.
   — Иди.
   Иванов подождал еще немного, тоже поднялся со скамейки и неторопливо отправился к машине.
   Ну, тут он спокоен.
   Теперь закинуть наживку.
   Он вернулся на явочную квартиру, проверил оружие у боевиков. Приказал отвести Филина в машину.
   Игорь был в состоянии прострации. Сначала ему кололи транквилизаторы, а потом, то ли их количество перешло в качество, то ли характер у ученого был слабоват, он сидел безропотно в углу, прикованный наручниками к ножке массивного стола, ел, если давали, выходил в туалет, если выводили, спал, если не будили, и молчал.
   Иванов внимательно посмотрел в глаза Игоря, недовольно поморщился:
   — Не переборщили?
   — Нет. Самую малость давали.
   — Чего-то он вялый какой-то Эй, господин Филин, вы меня слышите?
   — Да, — не сразу ответил Игорь.
   — Я справлялся о здоровье вашего отца — идет на поправку. Когда он выйдет, вы будете его встречать, — соврал Иванов.
   В глазах Игоря даже не мелькнула мысль. Он тупо смотрел на Иванова, словно тот говорил не по-русски.
   — Да под шизанутого косит, — сказал боевик, расстегивая наручники.
   — Вполне может быть, — кивнул Иванов, — надеюсь, у наших друзей найдутся средства, избавляющие от симуляции. Видите, господин Филин, не хотели по-хорошему, пришлось вас силком тащить. Ну все, — обернулся он к боевикам. — Значит, как договорились. Если кончите одного-двух, в обиде не буду. Но не больше. И сразу сматываемся.
   Он вышел на улицу, подождал, пока пройдут прохожие, и свистнул. Боевики быстро вывели из дома Игоря и усадили его в «Ниву». Эту машину Игорь узнал. На ней его увезли из собственного дома. В ней были затемненные стекла, поэтому с улицы его никто видеть не мог, а кричать было бессмысленно. Да Игорю почему-то и не хотелось кричать. Ему было все равно. Убьют — ладно, не убьют — и на том спасибо.
   На водительское место сел Иванов, боевики сели в другую «Ниву».
   — Сейчас будет вам, господин Филин, небольшое развлечение. Впрочем, вы мало что увидите.
   И Иванов тронул машину.
   Въехали в город — квартира была на окраине, в тихом месте, Игорь это место даже не узнал. Впрочем, оно и понятно, он уехал из Йошкар-Олы уже давно, здесь так много изменилось.
   Потом проехали мимо дома отца, Игорь взглянул на окна — было уже темно, — но окна не горели. Значит, отец еще в больнице. Игорь не верил ни одному слову Иванова. Он знал, что отца больше не увидит, то ли потому, что никогда больше не будет свободен, то ли потому, что отец не выживет. Ведь он уже наверняка знает, что Игоря похитили.
   Потом свернули на тихую улочку, на которой — Игорь узнал сразу, — был дом Гоноросова. Вот возле него и остановились.
   Иванов посмотрел на часы.
   «Нива» с боевиками проехала чуть вперед, развернулась.
   Иванов мотор не выключал. Ждал чего-то.
   Сверху упала прямо перед носом машины скомканная газета.
   Тогда Иванов открыл окно и махнул рукой своим боевикам.
   Те выскочили из машины и, прикрывая полами курток автоматы, скрылись во дворе дома Гоноросова.
   — Ах, как бы я сам хотел быть сейчас с ними, — сказал он. — Но не могу вас оставить, господин Филин. Ведь вы натворите глупостей.