Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 103—104
Ее меньше всего волнует история востребованности стихов обществом, тиражи ее интересуют только в пересчете на ее гонорары (сколько она об этом пишет!). Ну а тут – хотя несомненно, что на самом деле когда-то, не подумав, она так и говорила Слуцкому, и так оно и было – перед молодыми мужчинами ее заволновала только ее репутация «дамы». Репутация Слуцкого как лгуна – это пустяк.
Со Сталиным «на дружеской ноге».
Подкладывает мысли
«Все поэты медиумичны». Мы сразу косимся в сторону Моцарта: он, Моцарт, недостоин сам себя, он только с трепетом держит в руках врученный ему дар. Что-то перепало и Анне Ахматовой. Она же – швырнула его назад Богу в лицо: мол, сама все.
Потому-то и считается неприличным слишком пристально изучать личную жизнь творцов: закройте на это глаза, читайте их книги, смотрите их картины. Ничему вас не научат ни их победы, ни их ошибки. Здесь не действует мизерный закон о копировании жестов. Я знавала одного студента, который от руки переписал «Братьев Карамазовых». Жизнь великого человека учит нас малому. Мне не было бы дела до расчетливости Анны Андреевны Ахматовой в ее желании произвести впечатление на вечность, если бы ее попытка не удалась. Она, к сожалению, удалась – ее имя с легкостью слетает с любых уст, решивших назвать имена – олицетворения достоинства, величия и прочих похвальных – но обязательно «нерукотворных» качеств. Мне довольно неприятно видеть, как кто-то из тщеславия слепил мертвого, но трудоспособного Голема, – и велит радостно чтить его как живого Геракла.
Сравнение с Цветаевой по половому признаку ее раздражает, а с Сафо кажется в самый раз.
Я описываю прием, он понадобится в будущем – как только мы услышим: «говорят», «все говорят» – это значит, что распускает слухи Анна Андреевна.
Это та валюта, за которую она покупала ленинградских мальчиков.
Из Северных элегий:
Легенда в действии
Эмигрантские поверхностные слухи сослужили Ахматовой хорошую службу: они «знали», что она ничего не писала двадцать лет, зато они много раз слышали, что Ахматова мужественно обороняла Ленинград. Опровергать первое у нее хватит энергии, а о втором можно промолчать.
Между тем в работе Анрепа Ахматова олицетворяет не СОСТРАДАНИЕ, а ОБЪЕКТ сострадания.
Ее САМУ сострадательный ангел заботливо прикрывает от ужасов войны (в стороне изображена куча изуродованных тел – других людей, менее достойных сострадания).
И про посылки Леве мы знаем, что они были – «самые маленькие».
Не бывает ни встреч, ни разлук. Сами эти слова – принадлежность мелодрамы. В настоящем искусстве значение имеет только момент в настоящее время проживаемой жизни: что она дает и что собой представляет. Естественно, человек может быть поставлен в условия расставания – и важно то, что он чувствует в каждый момент этой разлуки. Охватывать всю разлуку как явление эпическим взором – это приблизительность, украшательство, мелодрама. Это – презираемые Бродским речи-встречи-невстречи. Ценил он ее за несомненно реальные переживаемые страдания – но не те, которые оплакивают восторженные читательницы, а те, которыми Господь наказал ее на самом деле – тяжесть, лживость, острейшее чувство себя, недостатка любви к себе в каждый момент ее жизни, чувственное осязание любого человека – врача, билетерши, Пастернака – занимает ли она такое место в их сознании, как сама у себя, или нет. Нет? Нет, конечно, – и это есть настоящая, без выдумок, трагедия.
Юрий Олеша.
Ее меньше всего волнует история востребованности стихов обществом, тиражи ее интересуют только в пересчете на ее гонорары (сколько она об этом пишет!). Ну а тут – хотя несомненно, что на самом деле когда-то, не подумав, она так и говорила Слуцкому, и так оно и было – перед молодыми мужчинами ее заволновала только ее репутация «дамы». Репутация Слуцкого как лгуна – это пустяк.
Каждый человек не любит, когда о нем говорят неправду, но Анна Андреевна в эти годы стала сердиться и тогда, когда вообще о ней что-то становилось известно, даже если это была правда.
Наталья РОСКИНА. «Как будто прощаюсь снова». Стр. 528
Сегодня к АА приходили из Женского медицинского института приглашать на вечер. «Прислали студента, который по всем признакам был выбран потому, что он «самый красивый»! Это так видно было! Подумайте – какая у них прекрасная мысль: к Ахматовой надо присылать самого красивого»!Сама придумала за людей и сама удивляется их глупости! И приглашает других. Вот такой прием!
П.Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники, кн. 1. Стр. 257
Есенин признавался, что, когда он смотрел на Блока, с него капал пот, потому что перед ним был настоящий поэт. Примерно так же я относился к Анне Андреевне. Она это видела и, будучи натурой сложной, многогранной, поворачивалась ко мне соответствующей гранью. Богиня так богиня.В этом она вся. Она не была цельным живым человеком. А только народными чаяниями – как она их сама создавала. Ее злобные выходки – проверка: вся ли она превратилась в отражение чужих желаний, или еще отбрасывает тень.
Игн. ИВАНОВСКИЙ. Анна Ахматова. Стр. 625
Со Сталиным «на дружеской ноге».
«Сборник «Из шести книг», изданный в 1940 году, попался на глаза отцу Светланы. (Светлана – поклонница, ее отец – «отец Светланы». «Отца Светланы» по примеру «Чарли», «Хема», «Пушняка» можно тоже было бы как-то назвать: Йосей, например, Батоно Иосифом…) Открыл, увидел стихотворение «Клевета», недатированное. Подумал, видно, что недавнее. А оно написано в 1921 году. За этот год он не отвечает. Запомнил «Клевету» и отомстил <…>».Предположение о том, что «Клевету» (ее отповедь тем, кто «клеветал» о факте ее сожительства втроем с Ольгой Судейкиной и Артуром Лурье) Сталин каким-то образом мог принять на свой счет – типично.
Все знает: открыл ли, посмотрел ли, что прочитал и о чем подумал.
Лев ОЗЕРОВ. Разрозненные записи. Стр. 604
<…> Иногда вдруг, отбросив тайны, она могла рассказать о себе очень откровенно. К сожалению, в последние годы жизни ее рассказы о себе обычно имели определенную цель, утверждение собственной концепции ее жизни <…>.Чем мог прельститься Бродский? Мог он не разгадать такие рассказы? Литературные разговоры она не любила. Ее гением? Гений – вот он весь передо мной, у листков книги нет двойного дна. Он прельстился просто жизнью – долгой, мелкой, но – осознающей себя.
Наталья РОСКИНА. «Как будто прощаюсь снова…» Стр. 528—529
…От эмигрантских старушек, которым очень хочется быть счастливыми соперницами такой женщины, как Аня. Но боюсь, что им ничего не поможет. Они останутся в предназначенной им неизвестности. А Аня – Ахматовой.
Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 124
В последние годы А.А. создавала, творила свою легенду об Ахматовой, поэтому все свидетельства современников вставали ей поперек горла.
Михаил Кралин – Ирине Грэм.
Михаил КРАЛИН. Артур и Анна. Стр. 91
Она была беспощадна даже к нерукотворным, но жившим в «силовых полях» личности их «автора» воспоминаниям. Так, НЕНАПИСАННЫЕ мемуары Цветаевой об их встречах 41 года, Ахматова определила чеканной формулой «благоуханная легенда», явно предпочитая ей молчаливое забвение.По счастью, существуют написанные и, увы, «зловонные» свидетельства ее исторических встреч.
Ольга ФИГУРНОВА. De memoria. Стр. 19—20
Подкладывает мысли
Особым образом исправляла она в желательную сторону представления о себе <…>: «У меня есть такой прием: я кладу рядом с человеком свою мысль, но незаметно. Через некоторое время он искренне убежден, что это ему самому в голову пришло».Весь образ великой Ахматовой создавался ею самой – ей было важно создавать не предание, а канонизированный, писаный образ. Для верности нужные формулировки она озвучивала сама. Поскольку ничего зазорного она не видела в многократном повторении одних и тех же пассажей (она-то ладно, но почему над этим не смеялись осчастливленные слушанием уже всем известных острот – ну прямо как на эстрадном концерте – современники?) – то говорила постоянно одно и то же по всем пунктам: величие, героизм, аристократичность и пр.
Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 121
«Все поэты медиумичны». Мы сразу косимся в сторону Моцарта: он, Моцарт, недостоин сам себя, он только с трепетом держит в руках врученный ему дар. Что-то перепало и Анне Ахматовой. Она же – швырнула его назад Богу в лицо: мол, сама все.
Потому-то и считается неприличным слишком пристально изучать личную жизнь творцов: закройте на это глаза, читайте их книги, смотрите их картины. Ничему вас не научат ни их победы, ни их ошибки. Здесь не действует мизерный закон о копировании жестов. Я знавала одного студента, который от руки переписал «Братьев Карамазовых». Жизнь великого человека учит нас малому. Мне не было бы дела до расчетливости Анны Андреевны Ахматовой в ее желании произвести впечатление на вечность, если бы ее попытка не удалась. Она, к сожалению, удалась – ее имя с легкостью слетает с любых уст, решивших назвать имена – олицетворения достоинства, величия и прочих похвальных – но обязательно «нерукотворных» качеств. Мне довольно неприятно видеть, как кто-то из тщеславия слепил мертвого, но трудоспособного Голема, – и велит радостно чтить его как живого Геракла.
Похоже, что именно так она «кое-что положила» рядом с Никитой Струве (только он, если продолжать метафору, «не взял чужого»): «А правда ли, – обратилась она к нему, – что вы в Россию кому-то написали о моих воспоминаниях: «Je possède les feuillets du journal de Sapho?» (В моем распоряжении листки дневника Сафо) – «Никогда в жизни такого не писал». – «Ну вот, верь потом людям».Такую банальность действительно можно написать только самому о себе и примерять, как шляпку.
Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 121
Это был немножко «визит [в Италию] старой дамы»: ехала не Анна Андреевна – Анна Ахматова. Она должна была вести себя, и вела себя, как «Ахматова». Возвратившись, показывала фотографии <…> – на заднем плане – античный бюст <…>. Она комментировала: «Видите: он говорит: «Евтерпу – знаю. Сафо – знаю. Ахматова? – первый раз слышу». Сопоставление имен было существеннее самоиронии.Почитать мемуары – эта сценка из античной жизни (наследница по прямой и т.д.) кочует от одного автора к другому. Даже если здесь она откровенно создает легенду (не «Мне говорили, что один античный бюст – я не могу его назвать – спрашивал про меня…») – но от частоты повторения только уже закоренелый ахматоненавистник не пустится в рассуждения сам: когда Анна Ахматова была на древней земле Сицилии, это было подобно какому-то вневременному форуму богоподобных поэтесс… и т.д.
Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 159
Сравнение с Цветаевой по половому признаку ее раздражает, а с Сафо кажется в самый раз.
Мой предшественник П.Е. Щеголев <…>.Так говорит она о себе – чтобы все знали, в каком ряду надо упоминать ее имя, пустить эту цепочку в литературный оборот.
Анна АХМАТОВА, т. 6. Стр. 274
Я описываю прием, он понадобится в будущем – как только мы услышим: «говорят», «все говорят» – это значит, что распускает слухи Анна Андреевна.
Мне кажется, этим приемом она пользовалась, когда заявляла: «Считается, что в поэзии двадцатого века испанцы – боги, а русские – полубоги». Кем считается, на кого, как не на себя она ссылалась? <…> И так же я воспринял ее слова, когда в Комарове съездил на велосипеде по ее поручению и, вернувшись, услышал: «Недаром кое-кто называет вас Гермесом». Никаких других «кое-кого», кроме нее, вокруг не было видно.
Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 121—122
«Есть один в Ленинграде, инженер по турбинам. <…> У него однажды был билет в Филармонию, но, узнав случайно, что и я в этот вечер должна быть там, он заявил, что не пойдет: «я не имею права находиться под одной крышей с нею, я того не стою».
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952—1962. Стр. 117
Звон разносился со всех сторон из многочисленных церквей, где заканчивалась вечерняя служба <…>. Всем казалось, что Катанья приветствует Анну Ахматову колокольным звоном.В благодарность за заграничную поездку Ирина вносит и свою плату – думаю, что передает что-то, услышанное от Анны Андреевны.
И.Н. ПУНИНА. Анна Ахматова на Сицилии. Стр. 668
Ходили упорные слухи, что над Анной Андреевной маячит Нобелевская премия. Об этом говорили все. Казалось, что это абсолютно достоверно, и даже сама скептически настроенная Анна Андреевна чуть-чуть стала верить в такую возможность.Кто-то должен был подложить эту мысль. Мне сказали. Будто ходят слухи, что мне дают Нобелевскую премию. Словечко «маячит» тоже выдает автора слухов.
Сильва ГИТОВИЧ. В Комарове. Стр. 516
Не помню точно, говорил ли кто о «неукротимой совести» Ахматовой? Наверное, да – кому-то она же подкладывала такую красивую формулировку?
А я всю ночь веду переговоры
С неукротимой совестью своей.
В быту Анна Андреевна не была похожа на своих героинь. Ахматова, с ее трезвым, наблюдающим, несколько рационалистическим умом, была как-то похожа на свой поэтический метод.В Таормине
Лидия ГИНЗБУРГ. Ахматова. Стр. 128
Войдя в зал заседаний и заняв предназначенное ей место, она обратила внимание на мраморный бюст Данте, стоящий поблизости. «Мне показалось, что на лице его было написано хмурое недоумение – что тут происходит? Ну, я понимаю, Сафо, а то какая-то неизвестная дама…»Мы слышали эту историю не менее десятка раз.
Д.Н. ЖУРАВЛЕВ. Анна Ахматова. Стр. 331
[В стихотворении «Летят года»] Дудин называет Ахматову «Сафо двадцатого столетья» и пересказывает в стихотворных строчках ее разговор с ним.Ну как только она с кем-то поговорит, сразу появляются у того одни и те же выражения: Сафо, и все тут.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963—1966. Стр. 441
В Оксфорде А.А. очень многое диктовала о себе и своей работе одной англичанке, которая пишет о ней книгу.Англичанка Аманда Хейт слишком пунктуальна. Ей надо не просто подкладывать, а диктовать.
Ю.Г. ОКСМАН. Из дневника, которого не веду. Стр. 646
Едва ли какая-нибудь страна – после, разумеется, России – сыграла в судьбе Ахматовой такую роль, как Англия.Ну что за глупость: «после, разумеется, России». А разве была еще и Россия?
Аманда ХЕЙТ. Анна Ахматова. Стр. 7
Это та валюта, за которую она покупала ленинградских мальчиков.
Из Северных элегий:
По счастью, всего удалось избежать, но в головы вводилось.
И знала я, что заплачу сторицей
В тюрьме, в могиле, в сумасшедшем доме.
Она прочитала мне свои ответы на вопросы иностранца. <…> Первые ее ответы показались мне чуть замысловатыми, искусственными, а дальше о детстве – чудесно. «Дикая девочка», «Меня принимали за помесь русалки и щуки».Такие сравнения уместны только в автобиографической прозе – как описание своих ощущений о детстве и своем месте среди людей. Как подложенные мысли для неизвестного автора – претенциозно. Сказала ли бы она про щуку и русалку русскому автору? А если иностранец напишет – потом можно будет цитировать.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963—1966. Стр. 14
«Л. сказала, что стихотворение это очень петербургское. И вдруг добавила: «Впрочем, про ваши стихи давно говорят, что они скорее царскосельские, чем петербургские». <…> Она не пожелала назвать имя человека, который говорит это <…>Это говорит она сама. Как про дневники Сафо. Алиби авторства обеспечивается как бы уничижительностью характеристики: мол, ну надо же, как говорят – «царскосельские»! – а с другой стороны: кра-си-и-во!
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 221
<…> Большая группа поэтов поехала в Италию по приглашению тамошнего Союза писателей, а ее не пустили, и она говорила, лукаво улыбаясь: «Итальянцы пишут в своих газетах, что больше бы хотели видеть сестру Алигьери, а не его однофамилицу».То есть она – сестра Данте, так называют ее итальянцы!
И повторяла для убедительности, по-итальянски: «La suora di colui» («сестра того»). Под однофамилицей подразумевалась поехавшая в Рим Маргарита Алигер, но в каких газетах писали это итальянцы, выяснять было бесполезно.Найман добавляет:
A «La suora di colui» – это луна в XXIII песне «Чистилища», сестра ТОГО, то есть солнца.Сестра солнца, сестра Данте Алигьери… это все Ахматова сама о себе. Кстати, о переводе – она-то для убедительности цитирует газету, а не 23-ю песню «Божественной комедии». А в современном итальянском языке «suora» как «сестра» употребляется только в смысле «сестра-монахиня». Когда она употребляла это выражение «для убедительности», оно могло означать только сестру – жрицу этого бога, Данте. То есть все-таки не равную. Каламбурчик-то она придумала, но, показывая ученость, скомкала его смысл.
Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 121
При всей кажущейся фактографичности своей мемуарной прозы Ахматова считала уместным вводить в нее «фигуры умолчания», временами набрасывая на беспощадную реальность ту пелену забвения, которая, по мысли Борхеса, «рушит и преображает былое». В какой-то мере она оставляла потомкам «мнимые воспоминания» – может быть, самое ценное, чем владела сама.
Ольга ФИГУРНОВА. De memoria. Стр. 20
Легенда в действии
Но она невыносима в своем позерстве, и если сегодня она не кривлялась, то это, вероятно, оттого, что я не даю ей для этого достаточного повода.Это написал Пунин в самом начале их знакомства. Потом она, очевидно, расслабилась, когда увидела, что он искренне увлечен, и перестала кривляться – стало незачем. Это по-женски, конечно, понятно, ну и, наверное, простительно – у всех у нас свои приемы. Другое дело, что Пунин имел возможность лично наблюдать живую Анну Андреевну и составлять о ней свое личное мнение, а потребитель ОБРАЗА Анны Ахматовой эти позерство и кривлянье вынужден принимать за чистую монету. Он лишен возможности составить свое собственное мнение и обязан проглатывать и «великую душу», и «глубоко верующую», и «аристократку», и все – все! – что Анна Андреевна пожелала.
Николай ПУНИН. Дневники. Письма. Стр. 78
Все было важно – и как она писала, и как жила.А вот пошли и эпиграфы к главкам: пушкинистка, религиозность, всемирная слава, равновеликость Данте и Петрарке, пожертвовавшая собой для сына мать, воплощенный героизм, возлюбленная таинственных иностранцев (это последнее как-то уж совсем по-советски, совковые «вечные ценности» – но в последние годы жизни у нее сладостнее мечты не было).
Игн. ИВАНОВСКИЙ. Анна Ахматова. Стр. 621
Она стала всемирно известным пушкинистом, <…> ощутила право вступить в диалог с дантовской Музой.На юбилее Данте в Большом театре она читает речь:
Св. КОВАЛЕНКО. Pro et contra. Стр. 16
«<…> С пафосом и подчеркнутой весомостью <…>».Весомость она подчеркивала, конечно, свою, а не Данте.
С.В. ШЕРВИНСКИЙ. Анна Ахматова в ракурсе быта. Стр. 298
Во многих православных соборах мира прошли заупокойные службы и в дни похорон, и в седьмицу, и в сороковины.Несомненно, что по Анне Ахматовой служили не в церквях и храмах, а – в «соборах». Думаю, что это было действительно и в день похорон, и в сороковины; сомневаюсь, однако, что – в таинственную «седьмицу». Полагается – на девятый день и на двадцатый. И – никаких купальниц Аграфен.
Св. КОВАЛЕНКО. Pro et contra. Стр. 54
Мудро жить – так нельзя говорить. Тогда ложись и помирай. Тем более что она-то мудро жить не научилась. На небо смотреть – это не для нее. Она прочитала Бродскому это двустишие. И он поверил ему буквально.
Я научилась просто, мудро жить,
Смотреть на небо и молиться Богу.
<…> Смены мотивов, да и весь общий стиль ее любви связаны с тем, что Анна Ахматова – моральная монастырка, монашенка, с крестом на груди. Она помнит об аде, верит в Божье возмездие. Ее любовь – та же власяница.Монастырка – воспитанница учебного заведения при монастыре. Воспитанницы были весьма далеки от религии и находились там только для придания лоска, который был необходим при вступлении в будущий буржуазный брак. О лоске Ани некому было заботиться. Папа – почти путевой обходчик. Моральная – внутренняя – аморальная. С крестом на груди – как Челентано. Самое интересное, что критика посвящена разбору стихотворения «И ночей нашим пламенным чадом… чудотворной иконой клянусь» (считается очень религиозным).
Ю. АЙХЕНВАЛЬД. Силуэты русских писателей. Стр. 490
Волков: [О «Реквиеме»] <…> Там есть два плана: реальный и биографический – Ахматова и судьба ее арестованного сына; и символический – Мария и ее сын Иисус.А с кем же ей себя еще сравнить?
Соломон ВОЛКОВ. Диалоги с Бродским. Стр. 243
Все шатко, зыбко и несоразмерно событию… Таким ли должен быть юбилей Анны Ахматовой? Наш всенародный праздник.Вот, я же говорила: наш всенародный праздник.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963—1966. Стр. 234
Эмигрантские поверхностные слухи сослужили Ахматовой хорошую службу: они «знали», что она ничего не писала двадцать лет, зато они много раз слышали, что Ахматова мужественно обороняла Ленинград. Опровергать первое у нее хватит энергии, а о втором можно промолчать.
1952 год 25 ноября. В северном вестибюле Национальной галереи в Лондоне состоялось открытие серии напольных мозаик работы Б.В. Анрепа «Современные добродетели». На мозаичном панно «Сострадание» изображена «русская поэтесса Анна Ахматова, спасаемая ангелом от ужасов войны».«Спасаемая» – это одно, а «спасающая» или хотя бы «сострадающая» – символ «Сострадания» – это другое, правда? Как наиболее достойный объект для сострадания, отнюдь не – сострадающая другим, на панно изображена мило улыбающаяся очень красивая поэтесса – конечно, лежащая, заодно и демонстрирующая действительно один из лучших в XX веке силуэтов. Борис Анреп, расставшийся с ней в двадцатых годах, проницательными глазами художника видел в стройной любовнице вечные женские антропометрические добродетели – широкие бедра и длинные ноги.
Morhange A. Boris Anrep: The National Gallery Mosaics. London.
ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 4. Стр. 90
<…> Моделью для СОСТРАДАНИЯ Анреп выбрал ее портрет.Анатолий Найман – информированный человек. И изощренный – в его восторженных книгах об Ахматовой я слышу призыв: да посмотрите же повнимательнее! Мне, сироте, не к лицу ее разоблачать, но разве не видно, что – всего лишь – представляет собой великая Ахматова! Поэтому я не могу заподозрить, что он подтасовывает факты. Просто – он как обычный биограф: если об Ахматовой – то о всех возможных добродетелях. Но – слишком громко.
Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 118
Между тем в работе Анрепа Ахматова олицетворяет не СОСТРАДАНИЕ, а ОБЪЕКТ сострадания.
Ее САМУ сострадательный ангел заботливо прикрывает от ужасов войны (в стороне изображена куча изуродованных тел – других людей, менее достойных сострадания).
<…> Одно мудрейшее: о том, что наследницей оказалась она. Наследницей величия и муки. <…> Тут не только благоуханная красота, но и полная осознанность своего места в истории.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952—1962. Стр. 366
«Думаю, что она учит достоинству». – «Достоинству? – вдруг возмутился Иосиф [Бродский]. – Она учит величию!» Вспоминая об этом разговоре потом, я осознал, что он ведь никогда не видел Пастернака и, может быть, зримо не представлял другой, более простой формы «величия», следуя определенному образцу в его монетарно– и профильно-ахматовском виде…
Дмитрий БОБЫШЕВ. Я здесь. Стр. 347—348
Впоследствии я часто замечала, что перед женщинами Анна Андреевна рисовалась, делала неприступную физиономию, произносила отточенные фразы и подавляла важным молчанием. А когда я заставала ее в обществе мужчин, особенно если это были выдающиеся люди, меня всегда заново поражало простое, умное и грустное выражение ее лица. В мужском обществе она шутила весело и по-товарищески.
Эмма ГЕРШТЕЙН. Тридцатые годы. Стр. 248
Я высказала Марине Ивановне свою радость: А.А. не здесь, не в Чистополе, не в этой, утопающей в грязи, отторгнутой от мира, чужой полутатарской деревне. «Здесь она непременно погибла бы… Здешний быт убил бы ее… Она ведь ничего не может». – «А вы думаете, я – могу?» – резко перебила меня Марина Ивановна.Чьей была дочерью Марина Цветаева, на какой быт она могла претендовать, и чьей – Ахматова. Все в подробностях знающая Чуковская просто закрывает глаза, просто не видит.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 235
Всю свою жизнь она подчинила Левиной каторге. <…> От драгоценнейшей для себя встречи [с Берлиным] отказалась, боясь повредить ему. Ну какая драгоценнейшая встреча! С человеком из другой среды (не из другого мира, будущего, Зазеркалья, а просто другой бытовой, имущественной, культурной среды), не имеющего никакого интереса к ней, на двадцать лет моложе, один раз в жизни с ней встречавшимся по делу – его специальности – и пока еще не подозревавшим о той смешной и нелепой роли, которую она уготовила ему в среде истеричных и доверчивых ахматофилов.Будем же справедливы – не «на посылки» ему она работала. Мне симпатичен ее поступок с дарением «Москвича» Алексею Баталову, но давайте тогда скажем, что сотни строк переводов – на машину для Баталова. А также на шубу, шапку, черное платье и белый костюм – о которых мы тоже знаем.
И сотни строк перевела, чтобы заработать на посылки ему, сотни строк переводов, истребляющих собственные стихи.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952—1962. Стр. 481
И про посылки Леве мы знаем, что они были – «самые маленькие».
Реальная жизненная ситуация Ахматовой – встреча и разлука с И. Берлиным в конце 1945 года <…>.Оставив то, что разлуки в общепринятом смысле никакой не было, потому что разлука бывает после Встречи – то есть после многих встреч или по крайней мере Встречи – начала каких-то сложных и обоюдных взаимоотношений. У них было только Знакомство, а после непродолжившегося Знакомства – что бывает? «Знакомство, продолжившееся заочно (даже без переписки в ее случае – хотя уж это-то санитарная норма)»; «Знакомство, после которого больше не виделись двадцать лет» – но никак не Разлука. Но я о другом.
Н. ГОНЧАРОВА. «Фаты либелей» Анны Ахматовой. Стр. 116
Не бывает ни встреч, ни разлук. Сами эти слова – принадлежность мелодрамы. В настоящем искусстве значение имеет только момент в настоящее время проживаемой жизни: что она дает и что собой представляет. Естественно, человек может быть поставлен в условия расставания – и важно то, что он чувствует в каждый момент этой разлуки. Охватывать всю разлуку как явление эпическим взором – это приблизительность, украшательство, мелодрама. Это – презираемые Бродским речи-встречи-невстречи. Ценил он ее за несомненно реальные переживаемые страдания – но не те, которые оплакивают восторженные читательницы, а те, которыми Господь наказал ее на самом деле – тяжесть, лживость, острейшее чувство себя, недостатка любви к себе в каждый момент ее жизни, чувственное осязание любого человека – врача, билетерши, Пастернака – занимает ли она такое место в их сознании, как сама у себя, или нет. Нет? Нет, конечно, – и это есть настоящая, без выдумок, трагедия.
Юрий Олеша.
Когда я был гимназистом, она уже пользовалась славой. В Ленинграде, в Европейской гостинице, под вечер, когда я вошел в ресторан и сел за столик, ко мне подошел писатель П. Сказал: «Пойдем, познакомлю с Ахматовой». Я подошел. У меня было желание, может быть, задраться. Она должна, черт возьми, понять, с кем имеет дело. И вдруг она заговорила. Она заговорила, в частности, о том, что переводит «Макбета». Там есть, сказала она, строки, где герой говорит, что его страна похожа более на мачеху, чем на мать, и что люди на его родине умирают раньше, чем вянут цветы у них на шляпах. Все это ей нравится, сказала она. Вернее, не сказала, а показала лицом. Возможно, что, зная о моей славе, она занялась такими же, как и я, мыслями: дать мне почувствовать, кто она. Это выходило у нее замечательно.