М.М. БАХТИН. Беседы. Стр. 259
Все искали способа уехать из осажденного города – Юдина рванулась туда; это и было христианством в собственном смысле, не больной и изломанной жаждой страдания, но верой в то, что разделенное страдание легче переносится.
Дмитрий БЫКОВ. Борис Пастернак. Стр. 617
О соседской собаке.
«За доблестный труд в ВОВ 1941—45 гг.», «За оборону Ленинграда» и юбилейная медаль «В память 250-летия Ленинграда».
Лучше бы колли прибавили девятнадцатую медаль. Я видела ее на фотографии. Прекрасная собака.
Анна Андреевна Ахматова не знала и «голодных грез». Хоть она и напишет, что знала четыре «клинических голода», перечислив и ташкентский, и скажет в интервью «Таймс» о том, что ей пришлось голодать – заявление, ужаснувшее действительно знавшего всю ее жизнь Корнея Чуковского, – блокадницей она не была и голодных грез не видела.
Вот история «в тему»: о том, как круглый сирота Георгий Эфрон, Мур, сын Марины Цветаевой, стремился из Ташкента в Москву, но не мог купить билета и у него истекал срок пропуска. Уехать – начать жить – было невозможно.
Ну и «Митя» не был женатым любовником с неясными намерениями, а если бы Чуковская и поехала – то не прикрывалась бы ленинградскими детьми, ехала бы на свой страх и риск, правительственных самолетов ей не предоставили бы, и под это дело не оговаривала бы себе дров на будущую зиму с учетом недодачи за протекшую – в пересчете на митинги и пластинки.
«Мусорный старик» (Лев Толстой) во время голода не собирал «подарки детям» (особенно в виде предлога для организации свидания с любовницей за государственный счет), а ОРГАНИЗОВЫВАЛ ПОМОЩЬ. Конечно, в Советском Союзе организовывать помощь нельзя – когда правительство организовало саму блокаду. Но образ барыньки с подарками все-таки слишком малосимпатичен. Тем более что барыня откровенно говорит не «А если бы Ваша дочь Люша?..», а «Если бы Ваш Митя…»: что едет не к бедным малюткам, а к любовнику, который не особенно, видно, «за ней скучает».
А между прочим, «мусорный старик» организовывал помощь голодающим не по своей воле, вернее, не по своей охоте. Помощь была противна его убеждениям. Он отказывал всем, кто призывал его к участию в помощи голодающим. Но теории не устояли перед голодом. Толстой взял деньги у Софьи Андреевны, дочерей – и уехал «на голод». Он так смог организовать это дело и в таком широком масштабе, что его «методиками» пользовались в России и при других голодах. Ему же приходилось и мучиться самому, и оправдываться перед ожесточенными нападками «правоверных» толстовцев.
«Я была с моим народом»
О том, какой она была «героиней», мы только что говорили. Сейчас о том, как она просто была со своим народом – так, как был он. Или не совсем так.
Речь пойдет о том, как Анна Андреевна переждала войну в Ташкенте в эвакуации. Не будем спорить – доля, выпавшая миллионам.
В «Ташкентской тетради» Лидия Чуковская называет Анну Ахматову NN.
В эвакуации встречаются бытовые трудности.
В чем-то она пошла и дальше всех – родному сыну, например, на фронт не писала – так уж сладка сытость была.
Других сытых, может, и осуждали, а Ахматова должна была быть воплощенным героизмом. Говорить полагалось так: маску надела, глубоко скорбела, мужество и пр.
Правда, как всегда – кощунственно, торгашески, упоминает она Цветаеву:
Все искали способа уехать из осажденного города – Юдина рванулась туда; это и было христианством в собственном смысле, не больной и изломанной жаждой страдания, но верой в то, что разделенное страдание легче переносится.
Дмитрий БЫКОВ. Борис Пастернак. Стр. 617
О соседской собаке.
Я сказала, что сквозь полуоткрытую в доме Гитовичей дверь видела Литжи. «Правда, красавица? – оживленно спросила Анна Андреевна и прибавила: – У нее восемнадцать медалей, а у меня только три».Награды Ахматовой:
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963—1966. Стр. 98
«За доблестный труд в ВОВ 1941—45 гг.», «За оборону Ленинграда» и юбилейная медаль «В память 250-летия Ленинграда».
Лучше бы колли прибавили девятнадцатую медаль. Я видела ее на фотографии. Прекрасная собака.
В военные годы начинается вторая слава Ахматовой. Наконец-то ее патриотизм оценен.О второй славе и патриотизме см. главу «Я была с моим народом».
Н. ГОНЧАРОВА. «Фаты либелей» Анны Ахматовой. Стр. 47
Перевезли Ахматову бесплатно в Москву, а в Москве Литфонд снабжает ее в дорогу продуктами. Анна Андреевна сказала, что она надеется на хороший прием у татар благодаря своей татарской фамилии.В Ташкенте.
Н.Г. ЧУЛКОВА. Об Анне Ахматовой. Стр. 39
Она получила медаль – за защиту Ленинграда. Материально она благополучна: получает лауреатское снабжение и квартиру.О Ташкенте.
Н.Я. Мандельштам. Письмо В. Кузину.
ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 60
«Правда» напечатала ее стихи «Мужество», посланные туда не ею – сейчас же ей предложили комнату в новом доме со всеми удобствами и ордер на саксаул. Она пока отказалась. Трудно жить одной, а в общежитии у нее свита, а саксаул взяла.
Письмо В. Меркурьевой.
ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 71
Рассказ Анна Андреевна начинала так: «Я лежала в тифозном бараке».Тиф он и есть тиф, и если бы не ее всегдашнее желание как-то в более отредактированном виде представить все обстоятельства своей жизни, то «тифозным бараком» – больницей ЦК, в которой, по ее настоянию, она лежала – можно было бы пренебречь.
Вяч. Вс. ИВАНОВ. Беседы с Анной Ахматовой. Стр. 488.
На подоконнике лежала плитка шоколада. Это приходила Анна Андреевна, положила и ушла. Это она – блокадница, это видение из другого мира, это она, знавшая голодные грезы, принесла эту шоколадку и, верно, радовалась, что нас нет дома.Это сейчас, по прошествии 60 лет, можно в этом не разбираться и любой даме, выехавшей во время войны из Ленинграда – поверить, что она была блокадницей. Но тогда счет шел на дни. Тогда уехавший из Ленинграда 31 декабря 1941-го и уехавший в двадцатых числах наступившего января 1942 го – это были люди, видевшие совсем разное. Декабрьский видел голод. Январский – смерть, истребление народов, уход их в небытие. Если кто-то хотел бы знать правду об Ахматовой, или смел бы ее знать – видел бы яснее ясного, что она, выехавшая – вылетевшая чуть ли не на персональном самолете («за мной летчика хотели прислать») в сентябре, никогда не была блокадницей. Но создание своего имиджа – это ее епархия. Здесь она как рыба в воде, и в глазах ташкентцев она была несравнимой героиней. Ольга Берггольц была пред ней – никто, трусливая тыловичка.
Г.Л. КОЗЛОВСКАЯ. «Мангалочий дворик…» Стр. 385
Анна Андреевна Ахматова не знала и «голодных грез». Хоть она и напишет, что знала четыре «клинических голода», перечислив и ташкентский, и скажет в интервью «Таймс» о том, что ей пришлось голодать – заявление, ужаснувшее действительно знавшего всю ее жизнь Корнея Чуковского, – блокадницей она не была и голодных грез не видела.
В эти военные годы она была на вершине своей популярности. Это отразилось на ее манере держать себя.В Ташкенте у нее свои проблемы. Пожив сыто в лауреатском доме и беспокоясь, что оставшийся в Ленинграде Гаршин не слишком-то заваливает ее письмами и, возможно, раздумал жениться, Ахматова решает немного развлечься и успокоиться насчет Гаршина, навестив его.
Е. ГАЛЬПЕРИНА-ОСМЕРКИНА. Встречи с Ахматовой. Стр. 242
12.06.1942.Недавно она жаловалась, что выступать приходится бесплатно, нет, авторские она хочет получать и с пластинок.
NN вдруг объявила мне третьего дня, что она хочет ехать с подарками ленинградским детям в Ленинград и что она уже возбудила об этом ходатайство. Я решилась возражать.
«Вам не следует ехать в Ленинград. Ленинградцы снова должны будут вывозить Вас, и тем самым Вы создадите им лишнюю заботу». – «Поеду. Приду к Алимджану и скажу: в Ленинграде меня любят. Когда здесь в декабре Вы не давали мне дров (помнит) – в Ленинграде на митинге передавали мою речь, записанную на пластинку».
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 461
Вот история «в тему»: о том, как круглый сирота Георгий Эфрон, Мур, сын Марины Цветаевой, стремился из Ташкента в Москву, но не мог купить билета и у него истекал срок пропуска. Уехать – начать жить – было невозможно.
…пошел к Ахматовой – «сейчас ничего не вижу, что могла бы для вас сделать» (к Ломакину отказалась обратиться, мол, слишком маленькое дело, чтобы обращаться к «главе государства»). В общем, лед и отказ.Упоминает Мур и Алимджана, у которого Ахматова намеревалась конвертировать народную любовь к себе в дрова и авиабилеты:
Георгий ЭФРОН. Дневник. 1943 год. Стр. 292
Алимджан смог бы, но, конечно, ничего не сделает.Ахматова не станет хлопотать и перед Алимджаном: действительно, ей самой ехать гораздо важнее. Проговаривается Чуковской (да та и догадалась): рвется в Ленинград отнюдь не из-за несчастных ленинградских детей с несчастными подарками, а к Гаршину.
Георгий ЭФРОН. Дневник. 1943 год. Стр. 293
«Вот, вы меня отговариваете ехать, а если бы Ваш Митя был там, Вы б поехали?» – «Да». «Ну, то-то же».«Митя», приведенный для ПРИМЕРА, – это расстрелянный муж Лидии Чуковской. Причина такой бестактности – даже не в жестокости, а просто в распущенности: когда-то ей там о чувствах бедной Лидии Корнеевны задумываться, да и стоит ли того!
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 461
Ну и «Митя» не был женатым любовником с неясными намерениями, а если бы Чуковская и поехала – то не прикрывалась бы ленинградскими детьми, ехала бы на свой страх и риск, правительственных самолетов ей не предоставили бы, и под это дело не оговаривала бы себе дров на будущую зиму с учетом недодачи за протекшую – в пересчете на митинги и пластинки.
«Мусорный старик» (Лев Толстой) во время голода не собирал «подарки детям» (особенно в виде предлога для организации свидания с любовницей за государственный счет), а ОРГАНИЗОВЫВАЛ ПОМОЩЬ. Конечно, в Советском Союзе организовывать помощь нельзя – когда правительство организовало саму блокаду. Но образ барыньки с подарками все-таки слишком малосимпатичен. Тем более что барыня откровенно говорит не «А если бы Ваша дочь Люша?..», а «Если бы Ваш Митя…»: что едет не к бедным малюткам, а к любовнику, который не особенно, видно, «за ней скучает».
А между прочим, «мусорный старик» организовывал помощь голодающим не по своей воле, вернее, не по своей охоте. Помощь была противна его убеждениям. Он отказывал всем, кто призывал его к участию в помощи голодающим. Но теории не устояли перед голодом. Толстой взял деньги у Софьи Андреевны, дочерей – и уехал «на голод». Он так смог организовать это дело и в таком широком масштабе, что его «методиками» пользовались в России и при других голодах. Ему же приходилось и мучиться самому, и оправдываться перед ожесточенными нападками «правоверных» толстовцев.
Все, что вы пишете мне, совершенная правда… Я был против… Согласиться – значит стать в противоречие со своим убеждением, что помощь настоящая, всегда и всем действенная состоит в том, чтобы очистить свою жизнь от греха, и что всякая помощь чужими, отнятыми от других трудами, есть обман, фарисейство и поощрение фарисейства; не согласиться – значит отказать в поступке, который может облегчить сейчас страдания нужды. Я по слабости своего характера избираю второй выход, и мне это мучительно.Анна Ахматова, сытая, пьяная, получающая медали, желающая, чтобы 90 килограммов ее тела доставили – на правительственном! на специальном! самолете, в брюхе летучей рыбы или как там!.. – в Ленинград вместо нескольких мешков муки, чтобы она могла напомнить о себе любовнику, а в случае отказа властей бряцает славой и угрожает – эта «великая душа», Анна Ахматова, она могла бы мысленно представить пропасть, которая отделяла ее нравственную позицию от позиции «мусорного старика». Соглашусь, что позиция Толстого на ступеньку выше обыкновенного здравого смысла и обыкновенного сострадания, но само зияние пропасти – неужели было ей не видно?
Лев ТОЛСТОЙ. Письмо 1891 года
«Я была с моим народом»
Я была с моим народом
Там, где мой народ, к несчастью, был.
Анна АХМАТОВА
…Тогда (когда-то) еще Ахматова не умела употребить свой дар на то, чтобы воодушевлять и вселять мужество в людей, как во вторую мировую войну.Во «вторую мировую войну» – несомненно, уже могла. Известно это со слов самой Анны Андреевны – Хейт записывала за ней.
Аманда ХЕЙТ. Анна Ахматова. Стр. 66
А.А. очень многое диктовала о себе одной англичанке, которая пишет о ней книгу.Попытки «воодушевлять и вселять мужество в людей» предпринимались и во время Первой мировой войны.
Ю.Г. ОКСМАН. Из дневника, которого не веду. Стр. 646
В 1915 году Ахматова пишет «Молитву», проникнутую готовностью пожертвовать всем во имя военной победы:Это – как эпиграф.
Так молюсь за твоей литургией,
После стольких томительных дней,
Чтобы туча над темной Россией
Стала облаком в славе лучей.
Это настроение совсем напоминает настроение Жанны Д’Арк, с той только разницей, что настроение Ахматовой остается настроением, а Орлеанская дева «одела латы боевые», «в железо грудь младую заковала» и «Карла в Реймс ввела принять корону», но, видимо, активность французской крестьянки XV века и русской дворянки XX различна.
Г. ЛЕЛЕВИЧ. Анна Ахматова (беглые заметки). Стр. 475
О том, какой она была «героиней», мы только что говорили. Сейчас о том, как она просто была со своим народом – так, как был он. Или не совсем так.
Речь пойдет о том, как Анна Андреевна переждала войну в Ташкенте в эвакуации. Не будем спорить – доля, выпавшая миллионам.
В «Ташкентской тетради» Лидия Чуковская называет Анну Ахматову NN.
Вчера днем я пошла с Ираклием на рынок, мы купили три пустых ящика и лопату угля и поволокли к ней. NN лежала в кровати, кружится голова и болят суставы. При мне встала, вымыла посуду, сама затопила печь. Сказала фразу, очень злую, и, в известной мере, увы! правдивую. «Я ведь в действительности не такая беспомощная. Это больше зловредство с моей стороны».Давно замечено.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 350
В эвакуации встречаются бытовые трудности.
NN оглушает меня: «Вот, товарищи пришли сказать, что мне отказали в прописке…» У NN кружится голова. Вижу, что она страшно встревожена. «Я же вам еще в поезде говорила, что так будет», «что ж! Поеду в кишлак умирать!..» Я пытаюсь говорить, что все наладится, но получаю грозную и гневную отповедь: «Марину из меня хотят сделать! Болтуны! Им бы только поговорить об интересном! Не на такую напали».Не на такую, это точно. Это я отнесу в разряд ее коммунальных криков, фуй и пр., чтобы видели, в каком контексте она «Марину» упоминает. Марине Цветаевой, впрочем, отказали в должности судомойки в писательской столовой – а не в прописке в лауреатском доме.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 352
Выяснилось: никакого отказа не было.А как бы хорошо было поехать умирать в кишлак! Она же смерти все хотела!
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 353
«Не желаю я больше слышать ничего о прописке. Если Ташкент не хочет связать свою биографию с моей – пусть. Видно, что она очень уверена в себе. Пусть меня вышлют. Так еще смешнее». Я замолчала. Мне не нравится это ее желание непременно пострадать. Она ведь сама отлично знает, что власти дали разрешение на прописку в одну минуту, что никто не собирается ее выселять – а вся загвоздка в неряшестве и лени Радзинской.Читатель! Не пропускай ни слова из трагических речей! Если вы большой поклонник Ахматовой – можно будет найти применение горькому восклицанию: Ташкент не захотел связать свою судьбу с ахматовской!
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 359
<…> (несколько строк густо зачеркнуты. – Е.Ч.) в то время как все порядочные люди радостно служат ей – моют, топят, стряпают, носят воду, дарят папиросы, спички, дрова…Начинаются зачеркивания в дневнике Лидии Корнеевны.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 373
А.А. показала мне полученную ею бумажку, которая ужасно оскорбила ее. Это было приглашение выступить в лазарете для раненых, написанное в чудовищно-грубой форме: «В случае В\неявки Союз будет рассматривать это, как тягчайшее нарушение союзной дисциплины».Какой цинизм – «патриотические стихи». Дипломатическая сноровка дает сбой – о таких вещах лучше промолчать.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 374
Потом пришли О.Р. и Лидия Львовна. Они трещали без умолку, и NN много смеялась, даже падая на постель. Ушли мы поздно.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 381
Она позвала к себе. Легла. В комнате холодновато, с обедами что-то разладилось – и она, которая никогда не жалуется, говорит о «зверином быте». «Как я рада, что вы пришли. Я написала патриотические стихи».
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 381
Утром ходила заказывать для нее продукты, ведро, а вечером пошла к ней. Говорили о возможных отъездах в Москву, и NN опять повторила: «А меня забудут в Средней Азии… Фирса забыли…»Писем она ждала от Гаршина – тот остался в блокадном Ленинграде, потерял жену – в общем, немного отвлекся от интрижки.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 383
NN горько жаловалась, что ее заставляют выступать два дня подряд, а у нее нет сил; что она имеет право не работать совсем на основании своей инвалидной карточки («Неужели вы этого не знали?»). На мое предложение показать эту карточку в Союзе: «Тогда меня вышлют в Бухару как неработающую»…
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 384
Сегодня я зашла днем, принесла творог и яйца, долго ждала ее у Штоков, где мы, ни с того, ни с сего дули перцовку.
NN почему-то была веселая, возбужденная, шутила. Смеялась, упрашивала меня идти вместе с ними всеми на Тамару Ханум. Но я помчалась в детдом (где записывала рассказы осиротевших детей).
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 385
Слетов заходил при мне, обещал поговорить в Союзе, чтобы NN не трепали по выступлениям.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 386
Лежит, но уверяет, что ей лучше. Комната, заботами О.Р. и Наи, чисто вымыта.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—941. Стр. 386
Мне хотелось проводить ее на почту. В прошлый раз, не получив на почте писем, она захворала и слегла на три дня.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 389
NN, увидев меня, кинулась мне на шею и расцеловала. Она казалась очень возбужденной, радостной и приветливой.Пик второй славы Ахматовой пришелся на время войны: когда ее народ вел войну, ее город переживал самую жестокую масштабную блокаду в истории человечества, ее сын был в тюрьме и в штрафном батальоне – а она пила. Веселилась, отлынивала от работы, вешалась на шею мужчине, проявляла невиданную чванливость, вела скандальную личную жизнь.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 389
«Я очень, очень на вас сердита и обижена. Вчера у Беньяш Радзинская заявила: «Я хотела принести вина, но Лидия Корнеевна запретила мне, так как NN сегодня нельзя пить». Я в ярость пришла. Как! Я уже двое суток не курю, на это у меня хватает силы воли, а меня изображают перед чужими людьми безвольной тряпкой, от которой необходимо прятать вино! О вас какой-нибудь пошляк скажет глупость, и она тотчас забудется. А на меня столько клеветали в жизни. И будьте спокойны, что эти три дамы накатают мемуары, в которых читатели прочтут «в ташкентский период жизни NN пила мертвую. Друзья вынуждены были прятать от нее вино». И смутится двадцатый век… Уверяю Вас. Не иначе… Есенин…»От которого ей «хочется отмыться».
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 395
Некая неприятно-преувеличенная забота о своей репутации несомненно наличествует. В защиту же ее могу сказать, что все это вызывается острым чувством чести, которая, в свою очередь, обусловлена чувством ответственности перед своим народом.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 395
«Меня так балуют, будто я рождественский мальчик. Целый день кормят. О.Р. выстирала мне полотенце, Ная вымыла мне голову и сделала салат оливье, Мария Михайловна сварила яйца, шофер Толстого принес дрова, яблоки и варенье».Это не перед ранеными выступать.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 373
Только что вернулась из «Ленинградской консерватории» – слушала квинтет Шостаковича. В первом ряду Толстые, Тимоша и пр., а также А.А.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 398
У NN мигрень и тоска по случаю двух предстоящих выступлений. Начала писать военное стихотворение и не дописала.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 401
Пришла женщина из Ленинграда, дура, нарассказала ужасов. Держалась любезно, но почему-то оставила в нас очень тяжелое чувство. Оторвавшись от грустнейших соображений о В. Гаршине, NN занялась причиной этого чувства и предположила, что оно происходит от презрения дамы к «убежавшим» ленинградцам, которыми ни NN, ни… не являются. Я сказала, что презрение несправедливо, но понятно, закономерно и к нему нужно быть готовым. NN посердилась на меня за эту мысль.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 402
Почему-то купили две бутылки вина и выпили их. О.Р. говорила массу женских пошлостей. Потом она ушла. NN выпила вторую пиалу вина и я впервые увидела ее почти пьяной. Она говорила очень много, перескакивая с предмета на предмет, много смеялась, никого не дослушивала.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 404
Сегодня я встретилась с NN у Беньяш. Она была очень оживлена и торопилась на вечер в Союз, в президиум.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 410
NN окрылена похвалами Толстого. Она какая-то возбужденная, рассеянная, помолодевшая, взволнованная.Ахматова ничего не придумала сама – даже этого холодного цинизма. Не она одна играла роль в постыдной пьесе «война все спишет» и «дают – бери». Многие решились не особенно лицемерить. Великая Отечественная война была войной в Отечестве. Линия фронта проходила между людьми.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 409
Вокзал; эвакопункт. Страшные лица ленинградцев. Совершенно спокойное лицо NN.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 417
В чем-то она пошла и дальше всех – родному сыну, например, на фронт не писала – так уж сладка сытость была.
Других сытых, может, и осуждали, а Ахматова должна была быть воплощенным героизмом. Говорить полагалось так: маску надела, глубоко скорбела, мужество и пр.
Холеные цветущие лица и тьма нищих на улицах… Равнодушное отношение к сообщениям Информбюро.А как же «В ту ночь мы сошли друг от друга с ума»? А стихи вязальщицам: «Какая есть. Желаю вам другую» – кухонное сведение счетов?
Марта ЦИФРИНОВИЧ. У кукол все как у людей
«Вы писали эти ночи?» – «Нет, что Вы. Теперь, наверное, годы не смогу писать».
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 418
Затем явились Беньяш, Слепян, Раневская. Сидели мы как-то скучно, по-обывательски. Раневская рассказывала поха-ха-хабные анекдоты. При всем блеске ее таланта это невыносимо. NN несколько раз звонила к Толстым, которые страшно огорчены – и не скрывают – так как премия не ему. NN решила сделать визит сочувствия. «Это правильно», – сказала Беньяш. «Я всегда знаю, что следует делать», – сказала NN, а я вновь огорчилась.Чуковская полностью на стороне несчастной страдалицы.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 426
Сегодня NN больна – очень кашляет по ночам. Лежит. Скоро явились: Раневская и Слепян. Сквернословили и похабничали. NN была с ними очень терпелива и любезна. Зато на меня сердилась, когда я мыла посуду: «Не надо, вы ничего не видите. Вот у Дроботовой это выходит легко». Но я все же вымыла, принесла воды, вынесла помои.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 427
А NN очень сердилась. Мысли ее пошли по привычному руслу. «Симулянтку из меня делают. Я говорила, что не хочу врача. Видите? Стоит ходить к Баранову, к крупным врачам (Баранов – заведующий кафедрой и т.д. – не все имеют возможность ходить к крупным врачам. Некоторым надо просто лечиться). А эти ведь существуют только для разоблачения симулирующих бюллетенщиков… Теперь она доложит, что я притворяюсь. Этого только еще мне не хватало».
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 429
О Слепян сказала: «Это не женщина, а какая-то сточная труба».Ахматова пишет на эту тему великое стихотворение:
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 432
Дня два-три тому назад она показала письмо из Армии, от очередного незнакомца, благодарящего судьбу, что он живет на земле одновременно с нею.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 432
Вечером. Поздно, зашла к NN. У нее застала Раневскую, которая лежала на постели NN после большого пьянства. NN, по-видимому, тоже выпила много. Она казалась очень красивой, возбужденной и не понравилась мне. Она говорила не умолкая и как-то не скромно: в похвалу себе:
Приехали какие-то с Памира, стояли перед ней на коленях. Зовут туда. Не вставая.
Видела когда-то в каком-то журнале свой портрет с подписью «гений» и т.д.
И – откровенности – Вовочка был похож на Леву, потому она его так любила (Вовочка уже умер в блокаду. Лева – в тюрьме. Мать пьяна).
И Пастернак объяснялся, говорил: Вас я мог бы любить.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 436
Раневская в пьяном виде кричала во дворе писательским стервам: «Вы гордиться должны, что живете в доме, на котором будет набита доска». Не следовало этого кричать в пьяном виде.
Раневская без умолку говорит о своем обожании NN, целует ей руки – и это мне тоже не нравится.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 437
И рядом с этим – страстные разговоры о Нае. О том, что она сколотила дамский антиахматовский блок, что она – злое, завистливое существо, воспитанное бесконечно завидующим семейством, что у нее обида за отца выражается в бесконечной ненависти ко всем окружающим.
Л.К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 440
Отповедь соседкам. И если «А, ты думал, я тоже такая» и «Ты выдумал меня, Такой на свете нет» – похожи хотя бы на фабричные любовные песни, для приличного исполнения на самодеятельном концерте, то это – рифмованная стенгазета «Товарки – за здоровый быт».
Какая есть. Желаю вам другую…
Правда, как всегда – кощунственно, торгашески, упоминает она Цветаеву:
Как той, другой – страдалице Марине, —
Придется мне напиться пустотой…
Раневская и Рина «представляли» встречу двух эвакуированных дам, а мы с А.А. плакали от смеха и обе валились в подушку.Вероятно, пародируемые дамы, кроме изъявления радости от своего избавления от блокады (голода, каннибализма, повреждений рассудка и прочего, неведомого привилегированным ташкентцам), считали нужным показывать (это был совершено необходимый социальный код) героизм, самоотверженность и прочие смехотворные черты. К их несчастью, они не имели актерского таланта Фаины Раневской, Рины Зеленой и Анны Андреевны Ахматовой – и от этого их лицемерие и выглядело не величественным, как у вышеперечисленных особ, а смешным.
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938—1941. Стр. 445