Я останусь тут наблюдать и придерживать силу. Остальные, пожалуй, могут пока отдохнуть. Если они понадобятся тебе...
   Я дам вам об этом знать. Она слегка улыбнулась. Все работали хорошо и заслужили отдых. Ждите, пока мы не вернемся обратно. Пока. отметил Эсториан про себя. Пока, и никаких если. Она всегда держалась высокомерно, но тут ведет себя просто как действующая императрица. Разномастная толпа бесшумно задвигалась и потянулась к выходу, люди толкались, оглядываясь на переливающееся посреди комнаты чудо. Шайел притих возле Врат, бормоча заклинания и репетируя магические жесты, с помощью которых он надеялся обуздать силу, бьющую из этой дыры в мироздании. Какая-то тень выскользнула из-за его спины. Две тени. Одна, кошачья, мурлыкая, вскарабкалась на плечи Эсториана, другая заглянула ему в лицо.
   Желтоглазый, сказал Эсториан, ты не можешь идти со мной.
   Я пойду туда, куда пойдешь ты.
   Даже к моей смерти?
   Тем более, ответил Корусан. Эсториан оглянулся на женщин. Саревадин слепо щурилась на огонь, словно совсем позабыв, кто она, где и почему находится там, где находится. Вэньи тоже не выказывала к происходившему ощутимого интереса.
   Я не верю ему, сказала она, но это твоя обуза. Решай, как знаешь, но поскорее. Откуда в ней столько холода и презрения? Как она смеет так обращаться с ним? Эсториан коснулся пальцами щек мальчишки. Они лихорадочно пылали, но в львиных горящих глазах не было колебания.
   Дурак. Уничтожив меня, ты погибнешь мучительной смертью в пламени, перед которым бледнеет огонь ада.
   Когда ты умрешь, мне незачем станет жить. Эсториан взглянул на Врата. Смерть двигалась в них. Мерцала, переливалась, блистала. Нежданная радость вдруг вспыхнула в нем, свирепая, граничащая с безрассудством.
   Что ж, медленно произнес он. Идем. Идем и умрем оба.
   Нет, быстро сказала Вэньи. Я не позволю вам этого. Эсториан едва слышал ее. Он сжал правой рукой ладонь Корусана, левой ухватил за руку Саревадин и качнулся вперед.
   Идиот! пальцы Вэньи, ломая ногти, вцепились в кожу его поясного ремня. Через миг всю группу поглотил водоворот пламени. Он тонул. Камни, висящие на нем, тянули его вниз. Корусан, Вэньи, Саревадин, юл-котенок, свалившийся с плеч и вцепившийся в ляжку. Он ударил свободной ногой и попал во что-то движущееся, шумящее, похожее на крылья, мешающее ему бороться с волной паводка. Крылья? Да, кажется, они у него есть. Но если так, значит, он не в море, значит, он попал в шторм пенистых ветров, переносящих его от облака к облаку. Облака сталкивались, ревели, рождали гром, который перекатывался в его крови подобно булыжникам в весеннем горном потоке. Ветры, плачущие над ним, были мировыми ветрами, это они протянули его сквозь хаос распахнутых Врат. Маленькие существа ползали по нему, прыгали, скакали, цеплялись. Ему было не до них, он рычал, смеялся, парил в высоте и пикировал в бездну, потом снова взлетал и катился на гребне воздушного шторма. Это было ужасно, но только когда он дрался. Если он прекращал сопротивление, сила, пытающаяся уничтожить его, ослабевала и носила от тучи к туче, и в него попадали молнии, вылетающие из Врат. Одно существо подползло к его уху, издавая жуткий пронзительный визг. Его ликование не нуждалось в таком подкреплении. Но визг сам собой распадался на маленькие слова.
   Стой! Заклинаю тебя, остановись! Ты потеряешь нас! Останавливаться он не хотел, но тем не менее ему пришлось вспомнить, зачем он летает здесь. Он вспомнил и снова решил взлететь, но не смог, потому что Вэньи взнуздала его. Он был гораздо больше ее, но удила уже жгли ему рот и поводья были meslnkhl{. Как вставший на дыбы жеребец, он сражался с ней, но она, как опытная наездница, заставляла его крутиться волчком и бросила в битву против себя самого. А ветры все плакали, все свистели. Поводья перехватила другая рука. Другой голос вошел в прижатое к черепу ухо.
   Ах, какой великолепный сенель! Он поступил мудро, снабдив себя крыльями. Летай, пока у тебя есть время, малыш! Расслабься, пошел, летай! Это Саревадин. Он чувствовал, он видел ее, но Скиталица сменила обличье. Она была то ребенком, то мужчиной, то женщиной. Северные черты лица, яркорыжие волосы, три образа, но улыбка одна.
   Я знаю дорогу, произнесло рожденное не единожды существо, мужчина, женщина и снова мужчина. Эти Врата разболтали меня, моя сила качается. Я поведу вас к Сердцу Миров. Разве не в Башню Солнца? Эсториан удивился. Но не мог выразить свое удивление вслух: удила мешали ему говорить. Чьи-то пятки вонзились в бок, понуждая прыгнуть вперед. Шторм бушевал где-то вверху, дорога прижималась к ногам, великолепным, сильным ногам, украшенным раздвоенными копытами. Он ничего не имел против, он бежал и бежал. И любовался собой со стороны, наслаждаясь размашистым бегом. Миры наползали на него с обочин пути, но он не боялся, он знал, что они не рухнут. Магия держит их, как держит его, а он держит тех, кто сейчас на нем едет. Его преследовали. Вначале он не был в этом уверен, но чуткое ухо уловило топот погони, потом ноздри вобрали в себя кислый запах крови и гари.
   Маги, крикнула Саревадин, приняв на время обличье женщины. Вэньи, сидящая сзади нее, оглянулась и крепче обхватила рукой двоих трясущихся желтоглазых. Но желтоглазые тряслись не от страха, они никого никогда не боялись. Он тоже никого не боялся, но все же прислушался к словам белолицей.
   Мы надежно защищены от них.
   Только не здесь, сказала Саревадин. Защита не действует на магических тропах. Она он она всадила пятки в бока Эсториана.
   Ну же, малыш, вперед, быстрее, марш! Он, ликуя, помчался вперед. Четыре ноги гораздо устойчивее и надежней, чем две. И двигаются гораздо быстрее. Крылья свои он давно потерял, и не было времени заполучить их обратно. Вес седоков его не смущал, тем более что их теперь оставалось лишь трое. Четвертый, желтоглазый, сполз со спины и скакал по дороге. Он знал, кого ему следует охранять, и уже не казался таким малышом, каким был за Вратами, в надежном, унылом и мрачном мире. Эсториан перешел в галоп. Юл-кот засмеялся, как могут смеяться коты, и тоже прибавил ходу. Мягкие лапы со втянутыми когтями едва касались тропы. Он резвился, он радовался, он понимал, что такое настоящая скорость. Вэньи цеплялась за нечто меняющееся, что было когда-то Саревадин, ее собственная талия очутилась в жестком кольце рук оленейца. Мальчишка так прижался к ней, что она поневоле чувствовала тяжелый жар, исходящий от его тела. Мимо текли миры темные, светлые, зеленые, красно-коричневые, порой состоящие лишь из воды и льда, порой заполненные разноцветными газами. Но все они были чужими, не подходящими для обитания человеческих существ. Контроль над ситуацией она утратила сразу, как только пересекла незримый порог, как только окунулась во мглу, клубящуюся за Вратами. Здесь все законы были нарушены и все гарантии обратились в ничто. И все же она гордилась собой, наслаждаясь бешеной скачкой по волшебной дороге. Врата, которые перенесли их сюда, были ее Вратами. Погоня все длилась, хотя гигантский сенель давно выскочил из мира ветров. Преследователи, словно отдавая должное магическому облику Эсториана, приняли обличье степных поджарых волков с горящими злобой глазами. Таким хищникам ничего не стоило разорвать в клочья одиночку сенеля, а заодно и расправиться с сопутствующей ему мелкотой. Один из волков настиг юл-котенка. Тот не сменил ритма скачки, только мотнул cnknbni. Острые зубы-кинжалы вспороли серую шкуру, мягкая длинная лапа ударила хищника в бок. Преследователь взвизгнул и покатился по мерцающей ткани тропы. Его собратья, не дрогнув, сомкнули ряды. Тиски, сжимающие талию Вэньи, ослабли. Корусан медленно высвободил правую руку. Свистнула вылетающая из ножен сталь. Лезвие длинного меча, пропитанного ядом, прижалось к бедру жрицы. Одно неосторожное или злонамеренное движение оленейца могло лишить ее жизни. Беспомощность, ярость, тоска. Если мальчишка предатель, погибнут все. Никто и ничто не сможет ему помешать. Серое тело преследователя взметнулось в воздух и напоролось на сталь. Движение руки Корусана было быстрым, почти незаметным. Саревадин приникла к гриве сенеля, увлекая Вэньи за собой. Волосы цвета красной пшеницы хлестнули ее по лицу, острые зубы впились в лодыжку. Боли не было, но Вэньи знала, что боль придет. Мысли потускнели, увяли. Если Корусан ударит врага, он может отсечь ей ступню. Интересно, что потечет из обрубка, кровь или сгустки магической силы? Она дернула ногой и лягнула преследователя. Зубы волка разжались. Боли все еще не было, но она уже не задумывалась над этим. Она теперь сосредоточилась лишь на том, чтобы удержаться на мерно покачивающейся спине магического животного, уворачиваясь от пляшущего над головой меча. Мальчишка оказался артистом в своем деле. Он не тратил движений попусту. Каждый удар достигал цели, каждая вспышка стали гасла в массе атакующей плоти. Плоти ли? Если это действительно волки, они должны давно отступить, даже голод не может заставить хищника идти на верную смерть. Но они все летят и летят из сияющей мглы, будто несть им числа... Или потому что удары не наносят им никакого урона. Саревадин бормотала проклятия. Правая брючина ее дорожных штанов была рассечена, светлая кровь змеилась по темной шкуре сенеля. Ее полуповернутое лицо то обрастало красной как медь бородой, то становилось голым и гладким.
   Это в конце концов нас уничтожит! Скиталица так решительно спрыгнула на всем скаку с жеребца, что Вэньи клюнула носом, едва не повалившись за ней следом. В глазах ее замелькали летящие вспять огоньки копыта сенеля вышибали из твердой тропы искры. Вэньи оглянулась. Преследователи отстали. Серые тени клубились вокруг Саревадин. Скиталица била их кулаками по головам, толкала коленями, яростно и ожесточенно пинала. Вэньи натянула поводья. Так резко, что красавец сенель сердито всхрапнул.
   О вежливости забудь! Стой, ад тебя раздери, тупая скотина! Он встал на дыбы, поворачиваясь и сбрасывая седоков наземь. Вэньи зашипела, потирая бедро, ушибленное об острый выступ дороги. Но Эсториан не слышал ее, он уже бежал к мечущейся вокруг одинокой фигуры стае, на ходу вытаскивая из ножен кинжал. Он вновь стал собой и горел желанием драться.
   Назад! закричала, вернее закричал, ему Саревадин, уже в обличье мужчины.
   Боги, пробормотал оленеец, помогая Вэньи встать. Как они похожи! Они стояли лицом к лицу, Эсториан и его чуть уменьшенная рыжебородая копия, свирепо сверля друг друга глазами. Стая волков, раболепствуя и пресмыкаясь, терлась о ноги Саревадин. Самый крупный хищник, по-видимому, вожак, преданно лизал руку, только что немилосердно выдиравшую шерсть из его загривка.
   Какого дьявола вы остановились? Мы почти добрались до места.
   Какого дьявола ты соскочила с меня? Они не уступали друг другу в горячности нрава. Саревадин вновь превратилась в женщину, но разительное сходство лиц спорщиков все равно бросалось в глаза. Огромный волк потянулся к юл-котенку. Тот припал на четыре лапы и зарычал. Бешеный взгляд Саревадин заставил животных притихнуть.
   Твой дурачок с мечом чуть не испортил все дело? Еще мгновение, и он прикончил бы всех нас! Мне пришлось спешиться, чтобы придержать провожатых!
   Но... эти волки?.. Разве они не маги?
   Как же, маги! расхохоталась Саревадин. Маги Гильдии не заходят так далеко. Это всего лишь провожатые, охраняющие дорогу, не дающие тупицам qahr|q с пути. И подгоняющие тех, кто чересчур медлит.
   Но...
   И никаких но... Маги Гильдии толкутся возле своих Врат. В частности возле тех, через которые нам предстоит выйти.
   Ты завела нас в ловушку? Голос Эсториана вознесся до грозного звона.
   Только кретин может прийти к такому замечательному выводу. Путь есть путь, он таит в себе многое. К счастью, сейчас ты не можешь с него свернуть. Тебе нельзя оставаться здесь и нельзя повернуть обратно. Эти охранники вмиг растерзают тебя. Итак, дорогой милорд, не желаете ли пробежаться? Эсториан хотел было что-то возразить, но тут юл-котенок забрал его руку в пасть и потянул за собой с неожиданной силой. Эсториан повернулся, ощутив, что чьи-то клыки лязгают возле его пяток. Он лягнул ногой, как сенель, и побежал, проклиная Врата, волков и эту старую, беспрестанно меняющую свой пол дуру. По пути он увлек за собой Вэньи и не успевшего убрать в ножны меч Корусана. Волки следовали за ними, и Саревадин была среди них. Это охрана, сообразила наконец-то Вэньи, ибо, оглушенная падением, она не слышала перебранки Солнечных братьев. Они защищают нас с тыла и, возможно, не дадут подобраться к нам тем, что ждут впереди. Миры вращались. Вращались все быстрее, засасывая бегущих в гигантскую воронку. Вэньи попыталась остановиться, но дорога тащила ее. Эсториан повернулся, упал, Вэньи закричала. И сама провалилась куда-то во мглу, у которой не было названия. Покой. Тишина. Она полусидела, полулежала на камне, и камень изгибался над ней. В центре пещеры пылал огонь, обдавая пространство теплом. Она потихоньку ощупала себя. Ушибов, кажется, нет.
   Сердце Мира! Она узнала голос Саревадин, а потом и ее самое, стоящую возле огня. Скиталица выглядела так, словно никогда не менялась. Женщина без возраста. Побирушка, рассказчица длинных историй возле полупогасших костров. Она протянула к огню руки. Эсториан кружил по широкому голому залу, стены которого казались выкрашенными или затканными ветхими гобеленами. Они неслышно перемещались и колыхались это были бесчисленные экраны Мировых Врат. Да, кивнула Саревадин, подслушав ее мысль. Их сущности проваливаются в бесконечность. Эсториан коснулся одной из стен, по ней побежала вода, потом расплылась зелень, из которой вырвался язык адского пламени. Он отскочил от стены на безопасное расстояние и, повернувшись к Саревадин, спросил:
   Как мы оказались здесь? Это предательство? Измена?
   Каждый, прошедший сквозь Врата, попадает сюда. Все магические дороги ведут в одну точку.
   Возможно, это и правда, холодный голос влился в разговор, но здесь пахнет смертью. Корусан вышел из-за уступа скалы, сопровождаемый детенышем юл-кошки. Меч его был спрятан в ножны, но рука оленейца покоилась на эфесе.
   Если что-нибудь с нами стрясется, мой меч найдет дорогу к тебе.
   Вряд ли, сказала Саревадин. Идите ко мне, дети. Мы погибнем, если не поспешим. Они знают, что мы здесь, они уже близко. Вэньи, тяжело вздохнув, попыталась унять свою внезапно встревоженную силу. Тишина оказалась иллюзией, спокойствие маской. Стены пещеры словно истончились и сделались хрупкими. Сердце Мира, средоточие магии мириад миров, балансировало на грани уничтожения. Неужели их приход сюда мог так поколебать мировые устои? Огонь, пылающий в центре зала, взметнулся к потолку, потом опал до крошечных ярко вспыхнувших угольков, которые затем потемнели.
   Быстрее, вскрикнула Саревадин, хватайте меня за руки! Эсториан сжал правую руку Скиталицы, Корусан уцепился за левую. Вэньи g`ler`k`q|, не зная, к кому примкнуть. Этот миг промедления стоил ей дорого. Огонь вспыхнул опять. Стены пещеры затрепетали, миры закружились в них, сменяя друг друга с калейдоскопической быстротой. Она потянулась к Эсториану, но тот уже прыгнул в огонь. Пальцы ее поймали пустоту. Вэньи оступилась и рухнула на колени. Пол под ней затрясся, все ветры мира взвыли над головой. Маги таились в них. Наблюдали. Выжидали. Подслушивали. Они хотели чего-то. Чего? Проникновения в Замок? Казалось, их дальнейшие действия зависели от продвижения Эсториана. А может быть, они ожидали его смерти. Она цеплялась за камни, которые шевелились под ней как живые. Она глядела в огонь. Там танцевали тени. Одна из них обрела голос.
   Не двигай нас дальше... не смей... Саревадин. И Эсториан, корчащийся от муки.
   Заклинаю, не двигай нас... Наверное, ты соткана из огня. но я наполовину из плоти. А мой охранник целиком человек. Вытащи нас отсюда. Это убьет его! Вэньи ползла к ним по предательски изгибающемуся камню, цепляясь за трещины там, где он вспучивался, скользя там, где он тек и скользил. Ее сила беспомощно повторяла движения хозяйки, которая, стиснув зубы, продолжала бороться. Огонь ослепительным языком пламени лизал трескающийся свод потолка. Жар, исходящий от него, скручивал волосы Вэньи, сушил кожу. Она уже имела представление о его мощи, воюя с подобными языками, порой вырывающимися из Врат, но обычно такие выбросы не причиняли вреда магам. Однако этот огонь казался смертельно опасным. Вэньи знала, что внутри него пустота, но именно эта пустота и стала ловушкой для томящихся в ней пленников. Саревадин, кажется, была невредима, но Эсториан извивался от боли. Выпусти нас отсюда, беззвучно кричал он. Вэньи пустила стрелу силы в огненный столб. Стрела отскочила, едва не поразив ее сущность.
   Никто не может выпустить нас, сказала Саревадин, кроме тебя, детеныш.
   Я не могу, задохнулся он. Яне знаю, как это сделать.
   Знания не нужны там, где требуются лишь действия. Открой Врата!
   Какие Врата?
   Эти! Тень Саревадин взмахнула пылающей рукой. Вэньи защитила лицо от вспышки огня.
   Видишь? Их много. Они принадлежат Солнцерожденным. Но эти твои!
   Открой же свои! Скорее!
   Я не могу. Мой Касар плох. Она подтащила его к пылающей бездне. Давай, открывай!
   Нет... у меня ничего не выходит... я не могу... Вэньи ткнула в огонь пальцем. Палец обуглился и зашипел. Она до крови прикусила губу, чтобы превозмочь боль. Она видела их сквозь блестящую дымку и теперь различала, что Эсториан не один. Он шатался, поддерживая одной рукой оленейца, словно малютку, прижав его худенькое тело к груди. Мальчишка втянул голову в плечи и глухо стонал. Ты должен, шептала Вэньи, ты должен. Твоя сила сильнее этого адского костра. Напрягись, сконцентрируй ее, вспомни... О чем он должен вспомнить, она не знала сама. Она ничем не могла помочь им. Огонь был слишком тверд и жесток. Она не пыталась даже вообразить, как тяжко приходится оленейцу. Но она знала, что ему очень худо, и молилась за него всем асанианским богам. Ибо бог Солнца почему-то отвернулся сейчас от своих детей. Она молилась до тех пор, пока не заплакала, потом стала бить огонь кулаками, но добилась только того, что на ребрах ее ладоней вспыхнули огромные волдыри. Он выстоял, выдержал, он вскинул Касар над своей головой. Огонь раздвоился, свертываясь в себя, затем развернулся, похолодел и стал не горячее огня Сердца, который при должном умении довольно легко усмирить. Врата распахнулись, но не намного, однако Саревадин успела вставить ногу в образовавшуюся щель. Эсториан медлил.
   Вэньи!
   Иди! пронзительно закричала она, задыхаясь от гнева, который пришел неизвестно откуда и кипятком обварил все ее существо. Иди! Я не нужна тебе! Катись, пока цел! Она добавила еще одно морское словечко, но Эсториан уже не мог слышать ее. Саревадин втянула упирающегося безумца в неширокий, сияющий, словно багровая молния, проем.
   ГЛАВА 49
   Вэньи потерялась, Корусан, без сознания, висел мешком на плечах, а где находился сейчас он сам неизвестно. Эсториан остановился и перевел дух. Чтото мягко толкнулось ему в ноги, кто-то потянул за руку и тут же ее отпустил, ощущения были приятными. Зрение возвращалось медленно. Сперва забрезжил неясный свет, потом проступили очертания того, кто стоял впереди. Красные волосы, рыжая борода, потом лицо соседа стало гладким и опять поросло густой бородой. Саревадин вновь принялась за свои штучки. Что-то теплое опять придавило ноги, юл-котенок играл. Вот так же, играючи, он проскользнул сквозь первые и вторые Врата, не сходя с ума, не испытывая страшных мучений. Он следовал за хозяином, которого охранял, и был счастлив тем, что это прекрасно ему удается. Эсториан огляделся вокруг. Он стоял внутри гигантского полого драгоценного камня: пол под ногами был плоским, но стены и купол посверкивали многочисленными гранями, в них змеились прожилки инородных вкраплений. Огромная полость казалась наглухо замкнутой, но светильники здесь отсутствовали; в них не было нужды, ибо белый, чуть мерцающий свет струился сквозь стены и купол и пробивался снизу, прошивая поверхность, ровную и гладкую, как отшлифованное стекло. Он наклонился, снимая с плеч Корусана. Мальчик внезапно пошевелился, и это движение лишило Эсториана равновесия, он упал и не сразу пришел в себя. Корусан, стоя на коленях, тряс его за плечи. Дурачок чуть не плакал, белые ободки ужаса обрамляли его золотые зрачки. Заметив, что господин очнулся, мальчишка встал и отошел от него, словно обидевшись или устыдившись собственной слабости. Он двинулся к предмету, возвышавшемуся в центре зала, обогнув юл-котенка и не глядя в сторону застывшей как статуя Саревадин. Сооружение из цельного куска черного камня напоминало алтарь или надгробие. Оно было укрыто белой, отливающей золотом шкурой, на которой лежал человек в одеждах северных королей. Искорка жизни едва теплилась в нем, сердце еле мерцало, дыхания не было слышно, но над верхней губой легонько трепетал вылезший из ноздри волосок. Эсториан знал это лицо, ибо чуть ли не каждый день видел его в зеркале. Сходства добавляла густая, завивавшаяся в крупные кольца борода. На своих многочисленных портретах Солнцерожденный, лорд Мирейн, предок всех Солнечных лордов, всегда изображался чисто выбритым, но за время сна он изрядно оброс, правда, росла его борода довольно медленно, так как даже сейчас не намного превосходила бороду Эсториана. Длинные волосы его были некогда аккуратно расчесаны и уложены вдоль щек, заплетенные в жреческие косички. Сейчас они пышными вьющимися волнами обрамляли спокойное чело. Лорд Мирейн в прошлой жизни был невысоким человеком, он и остался таковым, но под туникой и килтом круглились гладкие мышцы воина, не опавшие даже за время долгого сна. Он казался вполне безопасным, как любой отдыхающий человек. Но этот Замок принадлежал ему, и этот свет, льющийся со всех сторон, и заключенный в нем грозный ток магической силы. Сеть Эсториана коснулась краешка сущности спящего и отпрянула, получив мощный удар.
   Да, сказала Саревадин, он все еще сердится. В его памяти все еще живы события давних лет. Не много бы я дала за жизнь того, кто попробует его разбудить.
   Разве такое возможно? Эсториан вовсе не собирался об этом спрашивать. Вопрос сам собой слетел с его языка. Он чувствовал в мозгу ясность и легкость, словно хлебнул терпкого bhm`, выдержанного в подвалах Янона. Саревадин тут же не преминула его уязвить.
   Конечно, дитятко. Он тотчас превратит тебя в пепел, но разбудить его довольно легки. Отдай команду, и чары рухнут. Эсториан прикусил язык.
   А когда... хм... когда он... умиротворится?
   Через век или два, усмехнулась Саревадин. Маги сильно разозлили его, прежде чем доставить сюда. Сомневаюсь, что сейчас в нем есть что-то еще, кроме гнева. Красный принц надеялся, что сон успокоит его, позабыв, с кем имеет дело. Но он проснется, чтобы довершить начатое и исполнить волю по славшего его бога.
   Вряд ли. Корусан отошел от спящего, пошатываясь на негнущихся ногах. Кое-кто докажет ему, да и всем остальным, что бог, о котором они столько болтают, всего лишь вздор, ложь, дурная мечта.
   Ты хочешь доказать это здесь? Эсториан в изумлении вскинул бровь.
   Здесь или где угодно. Корусан подрагивал от возбуждения. Свет истины ярко сияет в любом месте.
   Значит ли это, медленно спросила Саревадин, что ты и есть тот асанианский пророк, который поклялся разрушить Солнечную империю?
   Он знает, мотнул Корусан головой. Мы говорили об этом.
   Значит, ты и есть тот самый молодой львенок?
   Это так, подтвердил Эсториан. Они уже не обращали на него внимания. Они стояли лицом к лицу у ложа спящего Солнцерожденного, заносчиво поглядывая друг на друга. Эсториан вздрогнул. Память, уходящая в глубь прошлого, подсказала ему, что нечто подобное уже происходило, правда, Саревадин тогда выглядела моложе и была беременна дедом его отца.
   Нет, ты не Хирел, сказала она, но такой же львенок, как он. И так же неистов в любви и в сражении. Но твой Солнечный лорд никогда не будет твоим всецело. Мы исчерпали эту тему, ты и я, когда ты жил в другом теле. Мы дали ход новым вещам. Мы построили...
   Дом на песке, закончил Корусан, насмешливо щурясь. И этот песок течет, как вода. Как ты думаешь, зачем он меня сюда притащил? По собственной глупости? Или потому, что сам ищет смерти? Эсториан не слышал решимости в этих словах и ненависти, кипящей под ними. Он помнил только любовь, осветившую бездну отчаяния в его душе, и облегчение, которое ему принесло возвращение солнечной силы. Он чувствовал, как эта бурная сила выравнивается в нем под влиянием более мощного магического поля, исходящего частью от спящего, частью от каждой грани гигантского магического кристалла, в котором они находились. Здесь было все, чего так недоставало ему долгие годы, и более того, здесь воссоединялись, казалось бы, невоссоединимые вещи. Он исцелялся, он начинал понимать, что может обрести прохладу в огне, покой в ярости и тьму в самых ослепительных выбросах света. Он становился единым целым, таким, каким ему надлежало быть от рождения. Он успокаивался, он хотел припасть к подножию усыпальницы Солнцерожденного, чтобы довершить исцеление, но на пути его стоял Корусан. Саревадин, то старчески дряхлая, то невообразимо молодая, смеялась в лицо скрежещущего зубами мальчишки.
   Спроси себя, львенок! Ты ведь не полный дурак. Разве ты хочешь погибнуть от руки своего возлюбленного?
   Вместе, сказал Корусан. Мы умрем вместе.
   Корусан, улыбнулся Эсториан, опьяненный сознанием собственного могущества. Кору-Асан. К чему эти разговоры о смерти? Ты будешь жить столько, сколько проживу я.