Страница:
Ему не удалось заметить никаких признаков того, что Хирел мог внезапно вырасти и сравняться с ним в росте. Тело Саревана не испытывало того страстного томления, которое охватило его во сне, хотя принц Асаниана в своих простых доспехах был прекрасен. Прямой и гордый, он скакал на своем коне с грацией прирожденного наездника. Это все разум, сказал себе Сареван, лежа в своей одинокой постели. Это он перепутал тело с душой. В постели Хирел ему не нужен. <Тогда почему, - спросила какая-то маленькая и ехидная часть его существа, - почему ты мечешься и дрожишь, словно любовник, которого разлучили с возлюбленной?> Потому что этот сон свел его с ума. Потому что в Первый День Осени ему исполнится двадцать один год, а его тело так и не познало ни одной женщины, как, впрочем, и ни одного мужчины, но вот его разум, его дикий разум ребенка-мага, слишком хорошо знал и тех и других. Литания боли привычно зазвучала в его голове, но почему-то на этот раз у него не хватило терпения дочитать ее до конца. Он попытался посмеяться над собой. Во всем виноват воздух Асаниана, насыщенный распутством. Сареван нарушил здешние представления о приличиях, и его стараются сделать похожим на жителей Золотой империи. Может, ему еще и волосы перекрасить в золотой цвет, а кожу выбелить до оттенка слоновой кости? Приподнявшись на локте, Сареван оглядел себя в мерцающем свете ночной лампы. Он был все тем же замечательным образчиком смешения рас и гораздо более неистовым воплощением мужественности, чем ему хотелось бы. Он кое-как прикрылся, натянув на себя рубашку, в которой здесь было положено спать. Этот старый дурацкий обычай оказывался полезным для того, кто не желал открывать чужому взору свое состояние. Зха'дан даже не пошевелился, когда Сареван перешагнул через него. Он медленно побрел по незнакомым переходам. Движение несколько охладило его. На улице никого не было. Стражники Араноса подозрительно оглядели его, но не стали задерживать. Огни в кухне были потушены, а повара и судомойки храпели в унисон. Лицо Саревана осветила озорная улыбка. Пусть он принц королевской крови и мужчина, но ведь он еще молод, а старые проделки быстро не забываются. Он отыскал неизвестно кому принадлежавшие сладкие лепешки и флягу легкого кисловатого вина, которым, очевидно, и перепились все присутствующие. Завязал лепешки в салфетку и забрал флягу. Маленькая дверь открылась навстречу звездному небу и ночной прохладе. Сареван оказался в садике возле кухни. Дул легкий ветерок, он прогонял зловоние, исходившее от кучи навоза. Возле стены стояла скамья, почти скрытая ветвями дерева, увешанного спелыми плодами. Сареван сел на скамью, прислонился к стволу и насытился лепешками и плодами, запивая из фляги. Жар, охвативший его тело, потух, боль утихла. Он потянулся, чтобы сорвать еще одно сладкое яблоко. Его рука замерла. Кто-то приближался к нему, мягко ступая по ковру из трав. Воспоминания о детских провинностях заставили Саревана напрячься для побега. Но тут он вспомнил, что уже давно перестал быть сумасбродным мальчишкой и никто не осмелится теперь поднять на него руку из-за кражи. Наконец он сорвал яблоко и напряг зрение. К нему приближалась не одна, а две фигуры. Одна из них, огромная грациозная тень с зелеными сверкающими глазами, шагала на четырех лапах. Сареван позабыл о своей вине, о своих проблемах, об обжорстве и даже о яблоке в своей руке. Юлан навалился на него, распевая радостную песнь. - Брат, - пропел в ответ Сареван голосом, похожим на любовное мурлыканье. - О мой брат! Юлан боднул его в живот. Сареван упал поперек тропы, головой прямо в ароматные травы. Он прильнул к могучей шее и рассмеялся, вдыхая мускусный аромат кота и запах шалфея, а Юлан, яростно рыча, делал вид, что хочет сожрать его. Это была настоящая любовь. И он позабыл обо всем, даже о сладком яблоке, которое все еще держал в руке. Рассмеявшись, он обхватил Юлана за шею и вскочил на ноги. И при этом чуть не сбил с ног человека, появившегося вместе с Юланом. Каждой клеткой своей кожи Сареван мгновенно осознал, что это женщина. Он отпрянул назад, бормоча какие-то извинения. Слова застряли у него на языке. Силуэт незнакомки приобрел знакомые очертания обыкновенного бесполого асанианца, может быть, даже евнуха. С прической жреца Уварры, в одеянии мага. Темного мага. Прозрение и свет звезд озарили лицо, преобразив кротость евнуха в спокойную уверенность женщины. Ее нельзя было назвать прекрасной, но ей этого и не требовалось. Рядом с ней его тело звенело как струна. И тем не менее сердце его оставалось холодным. Она пришла вместе с Юланом. Черная колдунья. Она видела его в нескрываемой радости. Теперь она знает об одной из его слабостей. Юлан, мурлыкая, прижался к нему. Кот не был околдован, иначе Сареван узнал бы об этом. Зло не коснулось Юлана. Вероятно, женщина прочитала мысли Саревана. Казалось, происходящее забавляет ее. - Твой брат - великий охотник, - сказала она. - Ты знаешь, что он способен учуять даже слабый запах силы? Он выследил меня, заставил встать с постели и привести его к тебе. Выучка Саревана подсказывала ему, что она лжет: ни один слуга тьмы не говорил правду. И тем не менее он знал, что все так и есть. Юлан действительно умел чувствовать магию. То, что он нашел мага и потребовал проводить к потерянному брату, было очень на него похоже. Кот знал, что к простому человеку обращаться не следует из опасения быть подстреленным. И все же именно темный маг... Сареван свирепо уставился на кота. Он чувствовал себя преданным. Юлан уселся, зевнул и принялся вылизывать лапу. Он сморщил нос - ему не нравился запах шалфея. Да, ведьма действительно забавлялась. - Теперь я вижу, - сказала она, - что утверждения о том, будто у тебя самый острый язык в Керуварионе, это только сказки. Или жрецу твоего ордена не пристало разговаривать с женщинами? Сареван покраснел. - О чем я должен с тобой говорить? Ты рабыня тьмы. - А разве ты не раб света? - спокойно парировала она. - Необходимо избавить мир от тебе подобных. Она села на скамью, где только что сидел Сареван. Пояс на ее одеянии распустился, и оно распахнулось. Сареван мельком увидел ее полные и красивые груди. А на его рубашке пояса не было вообще. Он поспешно запахнул ее. Женщина улыбнулась. - Человек всегда боится того, что меньше всего знает. - Я знаю все, что мне необходимо знать. Это был неубедительный ответ, и они оба поняли это. Она взяла лепешку и с явным удовольствием отщипнула кусочек. - Давным-давно Аварьян был Уваррой. Она сохранила оба своих лика. А он ограничился одним. И хотя я служу ночи и моя сила питается мраком и лунным светом, это не мешает мне поклоняться солнечному свету. - Вот тут, жрица, ты лжешь. Ни один слуга Ночи не может вынести Солнца. - Значит, таковы представления вашего народа? - Ее голос звучал потрясенно и печально. - Неужели все так искажено? Неужели вам не известна истина? Его рука с яблоком рванулась назад. Женщина стояла неподвижно и спокойно смотрела на него ясными глазами. Она ужасно напоминала Хирела. Выругавшись, Сареван отвернулся от нее и в сердцах отшвырнул яблоко. Оно перелетело через высокую стену и неслышно упало. - Ты знаешь, - сказала она. - В глубине души ты все знаешь. Если бы это было не так, ты никогда не пришел бы в Асаниан. Его била дрожь. - Я пришел, чтобы предотвратить войну. - Вот именно. Сареван круто обернулся. - Ты пришла остановить меня. Ты поняла, что меня невозможно заколдовать. Тогда ты решила, что меня можно совратить. Сначала с помощью моего брата, затем с помощью твоего тела. Женщина весело рассмеялась. - Смотри-ка, что могут сделать с человеком клятвы, данные Аварьяну! Если бы я соблазнила тебя, принц, это не погубило бы тебя, а излечило. Старая песня Асаниана. Она уже утомила Саревана. - Что заставляет тебя думать, что я могу захотеть тебя? - В твоем положении, - сказала женщина со сладким ядом в голосе, для тебя сгодится любая особа женского пола. - Она оглядела его с ног до головы. - В Кундри'дже тебя ждет процветание. Высокий двор даже твою грубость сочтет восхитительной. - Неужели мне будет позволено зайти так далеко? - Мы очень долго трудились, чтобы тебе это удалось. - Почему? - Грубый, - пробормотала она про себя, - а может быть, просто неловкий. И молодой, и плохо вышколенный. И я думаю, что, хотя ты и не трус, тебе страшно. Не так-то легко узнавать, что все, во что ты верил, ложь. - Не все, - прошептал Сареван. - Большая часть. - Она сцепила пальцы на коленях. - Ты не ожидал, что я такая, да? Я почти человек. - Твоя сила противостоит всему, что для меня свято. - Правда? Тебе доводилось драться с настоящим темным магом? - Силу одного из них я забрал. Его союзницу я убил; она унесла с собой мою силу. Она была очень похожа на тебя, - невыразительно сказал Сареван. - Это была проверка. Ты ее не выдержал. Он закрыл глаза. Его кулаки сжались. Он хотел повернуться и уйти прочь, чтобы спасти свою душу, но не смог. - Я видел Глаз Силы. Это воплощение зла, которое невозможно постигнуть. Ни один здравый ум не может вынести его, не говоря уже о том, чтобы управлять им. - Не всякая сила легка или приятна. Некоторые ее разновидности совсем не таковы. Чтобы дождаться лета, приходится претерпеть зимние холода. Такова была правда из его сна. Эта женщина издевалась над ней. Потому что если это было не так, тогда все, что сделал Сареван, послужило лишь на пользу мраку, а значит, он хуже чем изменник: он предал своего бога. - Мы, члены гильдии магов, знаем, что есть и что должно быть, - сказала она. - Я открою тебе секрет, Солнечный принц. Каждый маг - это лишь половинка пары. Каждый посвященный обладает одной гранью силы, либо темной, либо светлой. Каждый должен найти себе пару в ком-то, кто является его противоположностью. Глаза Саревана расширились. - Таким образом, - продолжала женщина, - мы существуем в единении. Без света нет мрака. Без мрака нет света. Все уравновешено. - Следовательно, другой жрец... это... - Мой брат. Мое второе <я>. Сареван тряхнул головой. Голос дрожал и не подчинялся ему. - Ты не должна была говорить мне это. - Ты нас не предашь. Он рассмеялся. Его смех звучал как рыдание. - Я самый черный из предателей, когда-либо ходивших по земле. - Я тебе доверяю, - сказала женщина. Она встала и поклонилась на асанианский манер, приложив руки к груди. - Спокойной ночи, Высокий принц. Пусть темнота дарует тебе покой. Сареван задохнулся и задрожал. Когда он вновь обрел дар речи, она исчезла.
ГЛАВА 16
Его называли королем городов, сердцем Золотой империи, древнейшим из существующих жилищ, священной шлюхой, невестой императоров, троном богов; имя его было Кундри'дж-Асан. Он раскинулся в долине Великого Потока, могучего Шахриз'уана, по которому кровь Асаниана струилась от девственных льдов до Пылающего моря. На земле не было города древнее, больше и прекраснее этого. Его окружали девять концентрических стен, каждая из драгоценного камня: белого мрамора, черного мрамора, лазурита, сердолика, яшмы, малахита и голубого агата; восьмая стена была из серебра, а девятая - целиком из золота. Внутри кругов города располагалась тысяча храмов, купола и шпили которых были украшены золотом и драгоценностями, а между ними стояли особняки принцев, лачуги бедняков, жилища и лавки, сараи и рынки, дубильни, парфюмерные магазины, шелкопрядильни, конюшни, бойни. Все это существовало в тесном соседстве, в переплетении и в организованном беспорядке, присущем любому живому существу. В первый день Сареван мало что успел увидеть. Аранос ворвался в город как ураган с равнин, разметая толпу, и с грохотом въехал на Дорогу Процессий, по которой разрешалось следовать только принцам и их свитам. Благородных лордов здесь приветствовали не так, как это было принято в Керуварионе. Проявлением благоговения в Асаниане было молчание. На чувства варьяни удручающе действовала эта волна безмолвия, которое нарушал единственный звук - шум их передвижения. Насколько хватало глаз, вокруг было только море согнутых спин, склоненных голов и тел, распростертых на камнях. Золотой дворец раскрыл навстречу им свои объятия. Его руки были роскошны и холодны. Его тайны непроницаемы. Но ненадолго, обещал себе Сареван. Ему пришлось расстаться с Брегаланом, к великому неудовольствию жеребца. Аранос дал ему честное слово, что с сенелем будут обращаться по-королевски. Юлан и Зха'дан старались держаться поближе к Саревану и бросали настороженные взгляды из-под нахмуренных бровей. Их поспешно разместили в покоях Араноса и отделили от мира, поставив у дверей стражу. Уходя, Аранос предупредил их: - Эти комнаты в вашем полном распоряжении. Но за их пределы не выходите, а также не ешьте и не пейте ничего, кроме того, что вам принесут мои рабы. Никто не ответил. Хирел стоял неподвижно и смотрел ему вслед. А потом медленно повернулся. Сареван позабыл о своей мудрости. Он был опасно близок к тому, чтобы схватить мальчишку, ударить его, встряхнуть, наорать на него - словом, сделать все что угодно, лишь бы это застывшее лицо потеплело. В душе Саревана нарастал великий гнев. Но это был вовсе не обычный для него мгновенно возникающий яростный порыв, так же быстро стихающий. Теперь его обуревало холодное ожесточение, которое нашло свое отражение в глазах Хирела. Никто не мог жить в этих комнатах, роскошных, уединенных и наполненных ледяным равнодушием. Обитателю их запрещалось ощущение человеческого тепла, запрещалось даже прикосновение рук, потому что он принц, святыня, потому что ему предстоит стать императором, а император - это больше, чем человек. И меньше. Больше, потому что, подобно изображению божества, он находится высоко и недосягаем в своем совершенстве. Меньше, потому что, как и у холодного изображения, у него вместо сердца позолоченный камень. Красивая, но пустая оболочка, безжизненная и бездушная, холодная на ощупь и неуютная. Под пальцами Саревана пружинила живая плоть: пульсировала кровь, мускулы напрягались в сопротивлении. Однако влажные янтарные глаза оставались прежними. - Пусти меня, - сказал Хирел. - Нет, - отрезал Сареван. Эти глаза изучали его. Он до конца понял смысл этого взгляда. Чужеземец, варвар. Вопиющая и невероятная помесь. Бывший маг, ставший калекой. И вопреки всему - принц, сын императора, сын сына бога. Возможно, он даже достоин поцеловать одну из этих стройных и удивительно красивых ног. Внезапно Сареван рассмеялся, разжал руки и наградил мальчика ласковой оплеухой. - Львенок, прекрати смотреть на меня свысока. Ноздри Хирела раздувались. - Ты... ты... - Ублюдок? - услужливо подсказал Сареван. - Собачий сын? Рабское отродье? Разумный человек? - Разумный человек! - Хирел буквально выплюнул эти слова. Он пытался взять себя в руки, обрести хладнокровие, но это ему не удалось. Ты? - А может, ты? В конце концов, ты сам позволил Араносу привезти тебя в этот дворец. На что ты надеялся? Что остальные твои братья окажутся здесь, чтобы поступить в твое полное распоряжение? - Возможно, Аранос сейчас занимается именно этим. - К Хирелу возвращалось его обычное спокойствие, не похожее на эту холодную и ужасающую неподвижность. Он обернулся кругом, намного живее, чем раньше. - Я никогда здесь не был. - Как это никогда? Саревана сразил взгляд горящих глаз. Это успокоило его. - А что, твои покои отличаются от этих? - спросил он. Хирел пожал плечами. - Мои покои - белые с золотом. Они немного просторнее. Он второй принц перед Золотым тронов. А я Высокий принц. Я буду им. Завтра. - Завтра, - согласился Сареван, вкладывая в эти слова всю свою уверенность. Они отправились бродить по роскошно отделанным мрачным комнатам, выдержанным в черных, серебристых и темно-голубых тонах. Комнат оказалось очень много. Глаза Зха'дана округлились. - Показуха, - сказал ему Сареван, возмущенный тем, что целая анфилада комнат была предназначена лишь для хранения одежды. В одной из них они обнаружили только перчатки. Перчатки для танцев. Перчатки для управления колесницей. Перчатки, сплошь покрытые драгоценностями и предназначенные для того, чтобы ослепить весь Высокий двор. Перчатки из материи тоньше паутины, чтобы принимать наложниц. - Чтобы принимать наложниц? - повторил Сареван, поднося перчатку к свету лампы. Она была совсем как кукольная: крошечная, великолепная и до смешного абсурдная. Хирел выхватил ее из руки Саревана и отшвырнул к стене. - Не издевайся над тем, чего ты не способен понять! Они уставились на него. Казалось, он забыл о них. Он подошел к зеркалу. В нем отражался молодой человек в простых доспехах, покрытых толстым слоем дорожной пыли, с побелевшим лицом и диким взглядом. - Посмотрите на меня, - сказал он. Они молча смотрели. Хирел занес кулак и с силой ударил по зеркалу. Внезапно и пугающе брызнула кровь. Не обращая на это внимания, он глубоко вздохнул и вздрогнул. - Меня ждет позор. Все будут смеяться надо мной. Моя голова острижена, тело стало худым и неуклюжим, а голос - не слаще вороньего карканья. Я жил среди простолюдинов; я делил с ними хлеб. Я шел под солнцем совершенно обнаженный, и солнце окрасило меня. И ко мне прикасались... ко мне прикасались... Сареван не стал раздумывать. Он обхватил его, приласкал, встряхнул, бормоча слова, которые были забыты раньше, чем прозвучали. И Хирел смирился. На какой-то миг он дрожа прижался к Саревану. Наконец он снова обрел твердость. Сареван отпустил его. Рука Хирела все еще кровоточила. Он облизнул царапину, осознал, что делает, и поспешно опустил руку. - Вот видишь, - с горечью сказал он, - я ничего не стою. - Ты самый достойный из всех принцев мира. - Сареван сжал обеими руками пораненную руку Хирела. - Слушай меня, Хирел Увериас. Да, ты изменился. И это неизбежно. Ты вырос. Ребенок, которого я нашел в диких зарослях, был нежным созданием, пухлым и хорошеньким, как ручная кошка дамы. Даже после нескольких дней страданий он был уверен, что весь мир принадлежит ему, что он - центр этого мира, а все остальное создано, чтобы служить ему. Он был невыносимым маленьким созданием. Я с трудом удержался от того, чтобы не положить его на колени и не отшлепать. Оскорбленный Хирел вскинул голову. Однако он не сказал тех слов, которыми ответил бы раньше. Сареван не без иронии салютовал ему. - Понимаешь? Ты пока еще не превратился в мужчину, тебе предстоит долгий путь к этому, но ты уже вступил на него. И ты наверняка станешь принцем. Хирел поджал губы и слегка приподнял подбородок. Он хотел что-то сказать, но раздумал. Развернувшись на каблуках, он направился в дальние комнаты, где ждали рабы Араноса, ванна, еда и постель для его утомленного тела. Рабам пришлось немало вытерпеть. Хирелу они прислуживали с восторгом, однако чужеземцы и большой кот потрясли и испугали их. Все начал Сареван во время купания. Он разделся, шумно плюхнулся в большой бассейн и принялся плавать из конца в конец. Хирел, которого тщательно скоблили на решетке возле бассейна, позволил себе едва заметно усмехнуться. Сареван положил руки на бортик бассейна и замер на воде, улыбаясь в ответ, Зха'дан с неподдельным замешательством наблюдал за мытьем и выскребанием тела при помощи пемзы. Двое рабов пожирали его глазами, причем у одного из них в руке была бритва, Зха'дан спасся бегством, прыгнув в бассейн к Саревану. - У него едва пушок пробивается, - сказал зхил'ари, имея в виду Хирела, - и смотри: они сбрили даже то, что было. Как он такое позволяет? - Таковы здешние нравы, - сказал Сареван. - Но только не для нас? - Ну конечно, нет, - сказал Сареван, оскалив зубы на раба с бритвой. Евнух побледнел и отступил назад. - Ведь мы принцы из другой страны и придерживаемся своих обычаев. - Если так, - подхватил Зха'дан, - то я хочу килт. И краску. И украшения. Я снова хочу выглядеть как мужчина, Рабы Араноса отличались изобретательностью: они нашли и то, и другое, и третье. Сареван заплел ему косички. Подобные вещи нельзя доверять рабам. Лучше всего, если это делает любовник. Но и Солнечного принца было вполне достаточно, Зха'дан почти мурлыкал, придя в согласие с самим собой первый раз после своего появления в Эндросе Аварьяне. Он выглядел таким довольным, что это вызвало у Хирела улыбку, которая, впрочем, сразу исчезла. Юноша ничего не ел, хотя от вина и не отказался; Сареван подумал даже, что он выпил слишком много. Но Хирел и слышать не хотел о том, чтобы остановиться. Когда Сареван стал настаивать, Хирел с тихой злостью выругался и выставил всех из комнаты. Сареван не стал сопротивляться. Хирел находился в таком настроении, что его трудно было чем-то утешить. Возможно, вино и одиночество помогут ему успокоиться и подготовиться к тому, с чем ему придется столкнуться завтра утром.
Кровать, на которой расположился Сареван, оказалась очень удобной настоящая восточная кровать в раме из сладко пахнущего дерева, застланная алым шелком. Сареван с удовольствием погрузился в мягкую постель. Юлан растянулся у него в ногах, Зха'дан захотел устроиться возле двери. Сареван зарылся пальцами ног в пушистый бок Юлана и вздохнул. Он подумал, что сегодня ему удастся заснуть. Эта мысль вызвала у него улыбку, хотя в ней и крылась доля горечи. О его отце ходит молва, что он всегда прекрасно спит перед битвой. Он не желал думать о своем отце, которого завтра ему предстояло предать перед Высоким двором Асаниана. Сареван лениво потер заживающую кожу под бородой и зевнул. Его отяжелевшие веки сомкнулись. Чье-то гибкое тело скользнуло в постель и вытянулось рядом с ним. Искусные пальцы нашли узлы напрягшихся мышц на его спине. Последовало прикосновение теплых губ и легкое покусывание. Сареван уперся на руки и привстал. - Черт возьми, кто им сказал, что я хочу... Рядом с ним лежал Хирел, весь золотой в мерцании ночной лампы. Сареван сдержанно, но довольно резко оттолкнул его. - Что ты здесь делаешь? Зха'дана здесь нет, он вон в том углу. Убирайся из моей кровати! - Принц, - сказал Хирел, и теперь он вовсе не был похож на того юношу, которого знал Сареван. Перед ним был мужчина, утомленный до изнеможения, неспособный более сдерживать свой пыл. - Принц, смирись. Или, клянусь тебе, я разрыдаюсь, а если я разрыдаюсь, ты это увидишь, а если ты это увидишь, то я возненавижу тебя. Слезы уже наполняли его глаза. Саревану хотелось громко застонать, отбросить от себя юного демона, позвать Зха'дана, который дал бы Хирелу то, чего он хотел и в чем нуждался в эту ночь ночей. Который слушал бы эти проклятые слезы. Хирел уткнулся лбом в плечо Саревана и прижался к нему. Руки Саревана обняли его. Мальчик был горячий; его кожа казалась шелковой; от него исходил аромат вина, мускуса и чистого юного тела. Он был сильный и гибкий, словно женщина-воин. Но он вовсе не был женщиной. Он был асанианским придворным и точно знал, что делает. Сареван взял его на руки, отнес к двери и осторожно опустился на колени рядом со Зха'даном. Зхил'ари лежал без движения, широко раскрыв глаза. Сареван отцепил руки Хирела от своей шеи и отвел их от себя, встретив обжигающий золотой взгляд. - Ты же знаешь, я не могу, - сказал он. Хирел вырвал правую руку и, размахнувшись, ударил его. Сареван покачнулся. - Ты не мужчина! - выкрикнул Хирел. - Девственник! Слабак! Евнух! - Когда вино выветрится из твоей головы, маленький брат, ты пожалеешь о том, что оно руководило тобой. Сареван отпустил левую руку юноши. Удара не последовало, и он смахнул слезу, которая ползла по щеке Хирела. Хирел вздрогнул. - Будь ты проклят, - сказал он, - будь проклят. Сареван поднялся на ноги. - Зха'дан, люби его вместо меня. Он отвернулся. Сделать это было невероятно тяжело. Обруч, золотой и стальной одновременно, душил его. Он опустился на постель и проклял все на свете.
Саревану доводилось видеть роскошь. Он посещал празднества, которые Солнцерожденный устраивал в честь своих армий. Он видел лордов Керувариона, совершавших триумфальное шествие на Праздник Мира, которым оканчивались все великие войны империи. Он видел освящение Эндроса Аварьяна и ежегодные игры Вершины лета, он помнил день, когда его провозгласили Высоким Солнечным принцем. Он видел роскошь. То, что предстало перед ним здесь, не ослепило его, но заставило чуть пошире открыть глаза. Начало осени праздновалось в Асаниане с такой же торжественностью, как в Керуварионе отмечалось начало лета. Празднество сопровождалось ритуалами, посвященными всем богам. Юноши становились мужчинами, девушки - женщинами; заключались браки, детям давали имена и несли в храмы, объявлялись наследники, раздавались титулы, князья получали свои владения. Император собирал весь двор в самом большом зале своего дворца - Зале Тысячи лет с его тысячей, резных высоких столбов, поддерживающих золотую крышу. Этот огромный зал мог вместить целую армию; и действительно, чтобы доставить императорам удовольствие, в дни празднеств здесь собирались армии, и даже конные воины носились по песку, рассыпанному поверх инкрустированных плит пола. В дальнем конце зала пол приподнимался, ограничивая ров, наполненный сверкающим песком - золотой пылью и драгоценностями, разбросанными и раздавленными тяжелыми сапогами ста рыцарей. Это была Золотая стража Золотого трона, князья князей олениай, живая стена, сомкнувшаяся вокруг императора. Он сидел в кругу своих рыцарей, высоко вознесенный на троне, который представлял собой огромную золотую чашу, установленную на спинах золотых львов. Даже подушки, устилавшие чашу, были вытканы золотом. На них восседал сам император, золотой идол в маске, короне и девяти одеяниях, подобающих величайшему из королей. Первый ранг двора составляли его сыновья, а Аранос возглавлял его. Он стоял вместе со своей гвардией, магами и жрецами перед лицом императора, на расстоянии трех копий от Золотой стражи. На принце было полное придворное облачение, такое тяжелое, что он едва держался на ногах: соответствующие его рангу семь платьев и затканный золотом шелковый капюшон, ниспадавший на плечи и оставлявший открытым его искусно раскрашенное лицо.
ГЛАВА 16
Его называли королем городов, сердцем Золотой империи, древнейшим из существующих жилищ, священной шлюхой, невестой императоров, троном богов; имя его было Кундри'дж-Асан. Он раскинулся в долине Великого Потока, могучего Шахриз'уана, по которому кровь Асаниана струилась от девственных льдов до Пылающего моря. На земле не было города древнее, больше и прекраснее этого. Его окружали девять концентрических стен, каждая из драгоценного камня: белого мрамора, черного мрамора, лазурита, сердолика, яшмы, малахита и голубого агата; восьмая стена была из серебра, а девятая - целиком из золота. Внутри кругов города располагалась тысяча храмов, купола и шпили которых были украшены золотом и драгоценностями, а между ними стояли особняки принцев, лачуги бедняков, жилища и лавки, сараи и рынки, дубильни, парфюмерные магазины, шелкопрядильни, конюшни, бойни. Все это существовало в тесном соседстве, в переплетении и в организованном беспорядке, присущем любому живому существу. В первый день Сареван мало что успел увидеть. Аранос ворвался в город как ураган с равнин, разметая толпу, и с грохотом въехал на Дорогу Процессий, по которой разрешалось следовать только принцам и их свитам. Благородных лордов здесь приветствовали не так, как это было принято в Керуварионе. Проявлением благоговения в Асаниане было молчание. На чувства варьяни удручающе действовала эта волна безмолвия, которое нарушал единственный звук - шум их передвижения. Насколько хватало глаз, вокруг было только море согнутых спин, склоненных голов и тел, распростертых на камнях. Золотой дворец раскрыл навстречу им свои объятия. Его руки были роскошны и холодны. Его тайны непроницаемы. Но ненадолго, обещал себе Сареван. Ему пришлось расстаться с Брегаланом, к великому неудовольствию жеребца. Аранос дал ему честное слово, что с сенелем будут обращаться по-королевски. Юлан и Зха'дан старались держаться поближе к Саревану и бросали настороженные взгляды из-под нахмуренных бровей. Их поспешно разместили в покоях Араноса и отделили от мира, поставив у дверей стражу. Уходя, Аранос предупредил их: - Эти комнаты в вашем полном распоряжении. Но за их пределы не выходите, а также не ешьте и не пейте ничего, кроме того, что вам принесут мои рабы. Никто не ответил. Хирел стоял неподвижно и смотрел ему вслед. А потом медленно повернулся. Сареван позабыл о своей мудрости. Он был опасно близок к тому, чтобы схватить мальчишку, ударить его, встряхнуть, наорать на него - словом, сделать все что угодно, лишь бы это застывшее лицо потеплело. В душе Саревана нарастал великий гнев. Но это был вовсе не обычный для него мгновенно возникающий яростный порыв, так же быстро стихающий. Теперь его обуревало холодное ожесточение, которое нашло свое отражение в глазах Хирела. Никто не мог жить в этих комнатах, роскошных, уединенных и наполненных ледяным равнодушием. Обитателю их запрещалось ощущение человеческого тепла, запрещалось даже прикосновение рук, потому что он принц, святыня, потому что ему предстоит стать императором, а император - это больше, чем человек. И меньше. Больше, потому что, подобно изображению божества, он находится высоко и недосягаем в своем совершенстве. Меньше, потому что, как и у холодного изображения, у него вместо сердца позолоченный камень. Красивая, но пустая оболочка, безжизненная и бездушная, холодная на ощупь и неуютная. Под пальцами Саревана пружинила живая плоть: пульсировала кровь, мускулы напрягались в сопротивлении. Однако влажные янтарные глаза оставались прежними. - Пусти меня, - сказал Хирел. - Нет, - отрезал Сареван. Эти глаза изучали его. Он до конца понял смысл этого взгляда. Чужеземец, варвар. Вопиющая и невероятная помесь. Бывший маг, ставший калекой. И вопреки всему - принц, сын императора, сын сына бога. Возможно, он даже достоин поцеловать одну из этих стройных и удивительно красивых ног. Внезапно Сареван рассмеялся, разжал руки и наградил мальчика ласковой оплеухой. - Львенок, прекрати смотреть на меня свысока. Ноздри Хирела раздувались. - Ты... ты... - Ублюдок? - услужливо подсказал Сареван. - Собачий сын? Рабское отродье? Разумный человек? - Разумный человек! - Хирел буквально выплюнул эти слова. Он пытался взять себя в руки, обрести хладнокровие, но это ему не удалось. Ты? - А может, ты? В конце концов, ты сам позволил Араносу привезти тебя в этот дворец. На что ты надеялся? Что остальные твои братья окажутся здесь, чтобы поступить в твое полное распоряжение? - Возможно, Аранос сейчас занимается именно этим. - К Хирелу возвращалось его обычное спокойствие, не похожее на эту холодную и ужасающую неподвижность. Он обернулся кругом, намного живее, чем раньше. - Я никогда здесь не был. - Как это никогда? Саревана сразил взгляд горящих глаз. Это успокоило его. - А что, твои покои отличаются от этих? - спросил он. Хирел пожал плечами. - Мои покои - белые с золотом. Они немного просторнее. Он второй принц перед Золотым тронов. А я Высокий принц. Я буду им. Завтра. - Завтра, - согласился Сареван, вкладывая в эти слова всю свою уверенность. Они отправились бродить по роскошно отделанным мрачным комнатам, выдержанным в черных, серебристых и темно-голубых тонах. Комнат оказалось очень много. Глаза Зха'дана округлились. - Показуха, - сказал ему Сареван, возмущенный тем, что целая анфилада комнат была предназначена лишь для хранения одежды. В одной из них они обнаружили только перчатки. Перчатки для танцев. Перчатки для управления колесницей. Перчатки, сплошь покрытые драгоценностями и предназначенные для того, чтобы ослепить весь Высокий двор. Перчатки из материи тоньше паутины, чтобы принимать наложниц. - Чтобы принимать наложниц? - повторил Сареван, поднося перчатку к свету лампы. Она была совсем как кукольная: крошечная, великолепная и до смешного абсурдная. Хирел выхватил ее из руки Саревана и отшвырнул к стене. - Не издевайся над тем, чего ты не способен понять! Они уставились на него. Казалось, он забыл о них. Он подошел к зеркалу. В нем отражался молодой человек в простых доспехах, покрытых толстым слоем дорожной пыли, с побелевшим лицом и диким взглядом. - Посмотрите на меня, - сказал он. Они молча смотрели. Хирел занес кулак и с силой ударил по зеркалу. Внезапно и пугающе брызнула кровь. Не обращая на это внимания, он глубоко вздохнул и вздрогнул. - Меня ждет позор. Все будут смеяться надо мной. Моя голова острижена, тело стало худым и неуклюжим, а голос - не слаще вороньего карканья. Я жил среди простолюдинов; я делил с ними хлеб. Я шел под солнцем совершенно обнаженный, и солнце окрасило меня. И ко мне прикасались... ко мне прикасались... Сареван не стал раздумывать. Он обхватил его, приласкал, встряхнул, бормоча слова, которые были забыты раньше, чем прозвучали. И Хирел смирился. На какой-то миг он дрожа прижался к Саревану. Наконец он снова обрел твердость. Сареван отпустил его. Рука Хирела все еще кровоточила. Он облизнул царапину, осознал, что делает, и поспешно опустил руку. - Вот видишь, - с горечью сказал он, - я ничего не стою. - Ты самый достойный из всех принцев мира. - Сареван сжал обеими руками пораненную руку Хирела. - Слушай меня, Хирел Увериас. Да, ты изменился. И это неизбежно. Ты вырос. Ребенок, которого я нашел в диких зарослях, был нежным созданием, пухлым и хорошеньким, как ручная кошка дамы. Даже после нескольких дней страданий он был уверен, что весь мир принадлежит ему, что он - центр этого мира, а все остальное создано, чтобы служить ему. Он был невыносимым маленьким созданием. Я с трудом удержался от того, чтобы не положить его на колени и не отшлепать. Оскорбленный Хирел вскинул голову. Однако он не сказал тех слов, которыми ответил бы раньше. Сареван не без иронии салютовал ему. - Понимаешь? Ты пока еще не превратился в мужчину, тебе предстоит долгий путь к этому, но ты уже вступил на него. И ты наверняка станешь принцем. Хирел поджал губы и слегка приподнял подбородок. Он хотел что-то сказать, но раздумал. Развернувшись на каблуках, он направился в дальние комнаты, где ждали рабы Араноса, ванна, еда и постель для его утомленного тела. Рабам пришлось немало вытерпеть. Хирелу они прислуживали с восторгом, однако чужеземцы и большой кот потрясли и испугали их. Все начал Сареван во время купания. Он разделся, шумно плюхнулся в большой бассейн и принялся плавать из конца в конец. Хирел, которого тщательно скоблили на решетке возле бассейна, позволил себе едва заметно усмехнуться. Сареван положил руки на бортик бассейна и замер на воде, улыбаясь в ответ, Зха'дан с неподдельным замешательством наблюдал за мытьем и выскребанием тела при помощи пемзы. Двое рабов пожирали его глазами, причем у одного из них в руке была бритва, Зха'дан спасся бегством, прыгнув в бассейн к Саревану. - У него едва пушок пробивается, - сказал зхил'ари, имея в виду Хирела, - и смотри: они сбрили даже то, что было. Как он такое позволяет? - Таковы здешние нравы, - сказал Сареван. - Но только не для нас? - Ну конечно, нет, - сказал Сареван, оскалив зубы на раба с бритвой. Евнух побледнел и отступил назад. - Ведь мы принцы из другой страны и придерживаемся своих обычаев. - Если так, - подхватил Зха'дан, - то я хочу килт. И краску. И украшения. Я снова хочу выглядеть как мужчина, Рабы Араноса отличались изобретательностью: они нашли и то, и другое, и третье. Сареван заплел ему косички. Подобные вещи нельзя доверять рабам. Лучше всего, если это делает любовник. Но и Солнечного принца было вполне достаточно, Зха'дан почти мурлыкал, придя в согласие с самим собой первый раз после своего появления в Эндросе Аварьяне. Он выглядел таким довольным, что это вызвало у Хирела улыбку, которая, впрочем, сразу исчезла. Юноша ничего не ел, хотя от вина и не отказался; Сареван подумал даже, что он выпил слишком много. Но Хирел и слышать не хотел о том, чтобы остановиться. Когда Сареван стал настаивать, Хирел с тихой злостью выругался и выставил всех из комнаты. Сареван не стал сопротивляться. Хирел находился в таком настроении, что его трудно было чем-то утешить. Возможно, вино и одиночество помогут ему успокоиться и подготовиться к тому, с чем ему придется столкнуться завтра утром.
Кровать, на которой расположился Сареван, оказалась очень удобной настоящая восточная кровать в раме из сладко пахнущего дерева, застланная алым шелком. Сареван с удовольствием погрузился в мягкую постель. Юлан растянулся у него в ногах, Зха'дан захотел устроиться возле двери. Сареван зарылся пальцами ног в пушистый бок Юлана и вздохнул. Он подумал, что сегодня ему удастся заснуть. Эта мысль вызвала у него улыбку, хотя в ней и крылась доля горечи. О его отце ходит молва, что он всегда прекрасно спит перед битвой. Он не желал думать о своем отце, которого завтра ему предстояло предать перед Высоким двором Асаниана. Сареван лениво потер заживающую кожу под бородой и зевнул. Его отяжелевшие веки сомкнулись. Чье-то гибкое тело скользнуло в постель и вытянулось рядом с ним. Искусные пальцы нашли узлы напрягшихся мышц на его спине. Последовало прикосновение теплых губ и легкое покусывание. Сареван уперся на руки и привстал. - Черт возьми, кто им сказал, что я хочу... Рядом с ним лежал Хирел, весь золотой в мерцании ночной лампы. Сареван сдержанно, но довольно резко оттолкнул его. - Что ты здесь делаешь? Зха'дана здесь нет, он вон в том углу. Убирайся из моей кровати! - Принц, - сказал Хирел, и теперь он вовсе не был похож на того юношу, которого знал Сареван. Перед ним был мужчина, утомленный до изнеможения, неспособный более сдерживать свой пыл. - Принц, смирись. Или, клянусь тебе, я разрыдаюсь, а если я разрыдаюсь, ты это увидишь, а если ты это увидишь, то я возненавижу тебя. Слезы уже наполняли его глаза. Саревану хотелось громко застонать, отбросить от себя юного демона, позвать Зха'дана, который дал бы Хирелу то, чего он хотел и в чем нуждался в эту ночь ночей. Который слушал бы эти проклятые слезы. Хирел уткнулся лбом в плечо Саревана и прижался к нему. Руки Саревана обняли его. Мальчик был горячий; его кожа казалась шелковой; от него исходил аромат вина, мускуса и чистого юного тела. Он был сильный и гибкий, словно женщина-воин. Но он вовсе не был женщиной. Он был асанианским придворным и точно знал, что делает. Сареван взял его на руки, отнес к двери и осторожно опустился на колени рядом со Зха'даном. Зхил'ари лежал без движения, широко раскрыв глаза. Сареван отцепил руки Хирела от своей шеи и отвел их от себя, встретив обжигающий золотой взгляд. - Ты же знаешь, я не могу, - сказал он. Хирел вырвал правую руку и, размахнувшись, ударил его. Сареван покачнулся. - Ты не мужчина! - выкрикнул Хирел. - Девственник! Слабак! Евнух! - Когда вино выветрится из твоей головы, маленький брат, ты пожалеешь о том, что оно руководило тобой. Сареван отпустил левую руку юноши. Удара не последовало, и он смахнул слезу, которая ползла по щеке Хирела. Хирел вздрогнул. - Будь ты проклят, - сказал он, - будь проклят. Сареван поднялся на ноги. - Зха'дан, люби его вместо меня. Он отвернулся. Сделать это было невероятно тяжело. Обруч, золотой и стальной одновременно, душил его. Он опустился на постель и проклял все на свете.
Саревану доводилось видеть роскошь. Он посещал празднества, которые Солнцерожденный устраивал в честь своих армий. Он видел лордов Керувариона, совершавших триумфальное шествие на Праздник Мира, которым оканчивались все великие войны империи. Он видел освящение Эндроса Аварьяна и ежегодные игры Вершины лета, он помнил день, когда его провозгласили Высоким Солнечным принцем. Он видел роскошь. То, что предстало перед ним здесь, не ослепило его, но заставило чуть пошире открыть глаза. Начало осени праздновалось в Асаниане с такой же торжественностью, как в Керуварионе отмечалось начало лета. Празднество сопровождалось ритуалами, посвященными всем богам. Юноши становились мужчинами, девушки - женщинами; заключались браки, детям давали имена и несли в храмы, объявлялись наследники, раздавались титулы, князья получали свои владения. Император собирал весь двор в самом большом зале своего дворца - Зале Тысячи лет с его тысячей, резных высоких столбов, поддерживающих золотую крышу. Этот огромный зал мог вместить целую армию; и действительно, чтобы доставить императорам удовольствие, в дни празднеств здесь собирались армии, и даже конные воины носились по песку, рассыпанному поверх инкрустированных плит пола. В дальнем конце зала пол приподнимался, ограничивая ров, наполненный сверкающим песком - золотой пылью и драгоценностями, разбросанными и раздавленными тяжелыми сапогами ста рыцарей. Это была Золотая стража Золотого трона, князья князей олениай, живая стена, сомкнувшаяся вокруг императора. Он сидел в кругу своих рыцарей, высоко вознесенный на троне, который представлял собой огромную золотую чашу, установленную на спинах золотых львов. Даже подушки, устилавшие чашу, были вытканы золотом. На них восседал сам император, золотой идол в маске, короне и девяти одеяниях, подобающих величайшему из королей. Первый ранг двора составляли его сыновья, а Аранос возглавлял его. Он стоял вместе со своей гвардией, магами и жрецами перед лицом императора, на расстоянии трех копий от Золотой стражи. На принце было полное придворное облачение, такое тяжелое, что он едва держался на ногах: соответствующие его рангу семь платьев и затканный золотом шелковый капюшон, ниспадавший на плечи и оставлявший открытым его искусно раскрашенное лицо.