Страница:
По спине Саревана прокатилась холодная волна. - Ты лжешь. - Клянусь, это правда, как правда и то, что я никогда не знал женщины. Сареван посмотрел на него почти с яростью. Это было так ясно, так очевидно. И если он лгал... но он не лгал. Этого было достаточно, чтобы свести с ума кого угодно. - Но если не ты, тогда кто? - Мне запрещено говорить тебе. Сареван оскалил зубы. - Ты второй принц Золотой империи. Кто может осмелиться запретить тебе что-либо? - Мой отец. Сареван почти попался в ловушку. Но он знал Зиад-Илариоса. Испытывал к нему симпатию и, может быть, даже немного любил. Однако эти чувства не могли ослепить его. Зиад-Илариос был сильным королем, хорошим человеком, насколько это позволительно императору Асаниана, и искусным интриганом. И все-таки... - На него это не похоже. Как и на моего отца. Никто из них не стал бы организовывать то, что произошло, в империи противника. Одно время я обвинял его даже в потере моей силы. Но недолго. Это слишком смахивало на проделки магов. Слишком... смахивало... Сареван застыл, осененный внезапно мелькнувшей мыслью. Глаза Араноса были круглыми и ясными, как топазы. - Похоже на магию, - пробормотал Сареван. В его душе родилось сладкое бешенство. Будь он под открытым небом, оно вышло бы наружу в виде торжествующего вопля. - Ах, маленький человек, - сказал он мягко, - как умно спланировал ты эту игру. А они знают, твои собратья? Они хоть знают, насколько ты опасен? - Любой человек опасен. - Не надо играть словами. Аранос ничего не ответил. Наконец Сареван улыбнулся и отпустил его. На шее цвета слоновой кости уже начали появляться синяки. Кожа асанианца была такой нежной, что ни одна женщина не сравнилась бы с ним в этом. - Ты опасен. Твой брат опасен. Я... я неистов и поэтому тоже опасен. - Ты хитрее, чем думаешь, Солнечный принц. - Боже упаси, - сказал Сареван. Он встал и безо всякой иронии поклонился. - Благодарю тебя, принц. - Может быть, в конце тебе и не захочется меня благодарить. Сареван помедлил. Он совершенно не понимал этого принца. Наконец он пожал плечами и сказал: - Будь что будет. Доброго тебе дня, маленький человек.
Гильдия магов располагалась в нейтральном квартале города, в пятом круге, между текстильным рынком и главным храмом Золотоглазой Уварры. Там, вдоль узкой извилистой улочки, оканчивавшейся площадью перед храмом, устроились мудрецы и предсказатели, колдуны и черные маги, чудотворцы и заклинатели. Они разделили силу на свет и мрак. Они дали имена более могучим силам, которыми оказались пророчество и врачевание, управление людьми и демонами, господство на земле и хождение по грани между мирами, а также воскрешение из мертвых. Они не забыли и о менее значимых, среди которых были мысленная речь и искусство воспитания животных, извлечение огня, полеты, управление облаками и способность изменять вещества при помощи одной лишь воли. Они даже создали специальный цех, который превратил дар таинственных богов в предмет изучения. Сареван нашел гильдию по ощущению пульсирующей боли в глазных яблоках. Дверь, перед которой он очутился, не была скрыта от глаз или снабжена табличкой с названием ордена. Это оказалась простая деревянная панель за бронзовой калиткой, возле которой дежурил привратник. Взглянув сквозь решетку, он впустил незнакомца в полном дворянском облачении Ста Царств, с шапкой, из-под которой виднелись его яркие длинные волосы, а также дикого кота и раскрашенного зхил'ари, охранявших его. Взгляд привратника не выдал удивления. Калитка и дверь распахнулись; привратник, асанианец неопределенного возраста, поклонился и сказал: - Не угодно ли следовать за мной, принц? Дом казался самым обычным. Здесь не было узких извилистых коридоров. Здесь не пахло снадобьями и не слышалось бормотания заклинаний. Здесь не было мерцающих колдовских барьеров. Сквозь открытые двери Сареван видел мужчин и женщин, склонившихся над книгами, или погруженных в беседу, или обучающих новичков. Почти все учителя оказались жителями востока с землисто-коричневой кожей или белыми как кость островитянами. Большинство учеников были асанианцами. Некоторые из них провожали Саревана взглядами любопытными и даже зачарованными, но вовсе не удивленными. Сареван предполагал, что его ждут. Но он не думал, что это заденет его за. живое. Они могли хотя бы притвориться, будто поражены тем, что сын Солнцерожденного осмелился показаться среди них. Следуя за своим проводником, Сареван поднялся по лестнице, затем прошел по коридору. Одна из дверей была открыта. Комната, в которую он попал, оказалась библиотекой: здесь высились ряды полок со свернутыми или сложенными свитками, здесь стоял длинный стол, заваленный книгами, и за ним работал человек. Его возраст невозможно было определить. Волосы побелели, но кожа оставалась гладкой, спина сгорбилась, но глаза блестели, а истончившиеся пальцы, сжимавшие перо, не потеряли силы и гибкости. Спутника мага Сареван не обнаружил, да и не ожидал увидеть. Он склонил свою измученную болью голову. - Мастер, - сказал он. И ничего больше. Никакого имени. Маги ордена сообщают свое имя только как великий дар. Магистр поклонился в ответ. - Принц, - сказал он, - прошу прощения, я не могу подняться и как подобает приветствовать тебя. Не угодно ли тебе сесть подле меня? Привратник ушел. Зха'дан обосновался возле двери, Сареван сел за стол напротив мастера, а Юлан, примостившийся рядом с ним, положил подбородок на стол и уставился на магистра магов немигающим взглядом изумрудных глаз. Все ждали. Сареван не намеревался говорить первым. Он посмотрел на ближайший к нему свиток. Это был трактат, посвященный темным искусствам. Его дед, Красный князь, когда-то заставил его прочесть этот труд. <Маг должен знать все возможности своей силы>, - сказал тогда князь Орсан. <И ее неправильное употребление>, - ехидно заметил Сареван. <Темные искусства - вовсе не неправильное употребление силы. Они так же естественны, как и искусства света. Но там, где свет лечит, мрак разрушает>. <Я никогда не паду так низко, - заявил тогда Сареван. - В моих жилах течет кровь самого Солнца. Тьма - мой кровный враг. Я всегда буду лечить и никогда не стану разрушать>. Теперь, вспоминая об этом, он горько улыбнулся. Он чересчур гордился собой. И вот теперь он, предатель Керувариона, сидит перед магистром гильдии, которая повернулась спиной к его отцу. - Дело в том, - сказал старик, - что он хотел подчинить нас своей воле. А мы никогда не станем отрицать мрак, мы не откажемся от практики его мастерства. Иначе нарушится равновесие мира. Сареван заставил себя сидеть спокойно. Магистр мог читать его мысли только по выражению лица, но не более того. Его разум был все так же скрыт и неприступен, несмотря на попытки проникнуть в него. - Я слышал, - сказал Сареван, - что вы хотите запретить искусства света и все повергнуть во мрак. - Есть и такие, кто хотел бы сделать это из алчности или обиды. Я не из их числа. - И все же вы их терпите. - До тех пор пока они мне повинуются, я не буду избавляться от них. - Даже если из-за них ваша магия вызывает отвращение? - Что вызывает твое отвращение, принц? Отказ предать своих богов и поклоняться Аварьяну? Упорное стремление сохранить собственные ритуалы и молитвы? Сопротивление законам, которые они считают тираническими? - Если тирания запрещает убийство детей, - ответил Сареван, - то да. Я знаю, о каких ритуалах ты говоришь. Жертвоприношение Перелома Зимы. Призывание смерти и кормление богов. Изготовление Глаз Силы. Магистр сложил свои длинные прекрасные руки. На его пальце сверкало кольцо с топазом. Саревана передернуло. С недавнего времени он не выносил вида топазов. Маг тихо сказал: - Мир жесток. И боги тоже. Если они хотят крови, они ее получают. И не нам осуждать их. - Мы утверждаем, что кровь им не нужна. Это все людская скупость, жестокость и алчность силы. - А твой Аварьян разве чист, принц? Разве он не попирал кровь, пролитую в его честь? Разве он не подверг даже свою невесту смертельной боли? - Это людская жестокость, магистр. Людская ненависть и предательство. - Тем хуже для тех, кто совершил эти преступления, ибо у них нет бога, который превратил бы кровопролитие в священный акт. Сареван откинулся назад, поглаживая бороду. Это было верным признаком того, что он разгорячен спором и ему невмоготу остановиться. - Может быть, мы и ошибаемся. Может быть, ошибаешься ты. Возможно, равновесие - это другое название мягкотелости. Аварьян провозгласил на весь мир о своем существовании. Никакой другой бог не сделал этого. И никакой другой бог не сделает. Никто, кроме него. - И кроме его сестры, согласно твоей же вере. Она дарует темноту для его света, лед для его пламени, тишину для могучего рева его силы. Другую половинку для него самого. - Таково асанианское учение. Мы говорим, что они существуют раздельно. Он заковал ее в цепи, иначе она погрузила бы мир в вечную тьму. - Или помешала бы ему нарушить равновесие. Солнце дарует жизнь, но оно и разрушает ее. Избыток света служит причиной человеческой слепоты. - Нет, если человек чистосердечен. - А ты чистосердечен, принц? - Едва ли. - Улыбка Саревана очень напоминала гримасу. - Если бы это было так, я вряд ли находился бы здесь. Я бы странствовал, пребывая в благословенном неведении, или правил бы в Яноне. Магистр молча ждал. Сареван позволил ему насладиться этой победой. - Да, да, я сомневаюсь в моем боге. Иногда я спрашиваю себя, не сошел ли с ума мой отец. И, в конце концов, не служат ли асанианцы истине двуликой Уварре, стоящей над всеми богами? - Уж не за ответом ли ты пожаловал ко мне? Сареван коротко рассмеялся. - Я целый час провел в храме Уварры. Он очень похож на другие. Разукрашен драгоценностями, задымлен ладаном, заполнен жрецами, для которых нет другого бога, кроме золота. Божественный образ заставил бы покраснеть даже девок из публичного дома Сувиена. И все же, несмотря на все это, когда я поклонился и вознес молитву Аварьяну, меня поразила безумная мысль. Мне показалось, что мои слова донеслись до Уварры. Это была светлая Уварра и темный Ивурьяс в одном лице. И темнота была прекрасна, магистр. Она взывала ко мне. Она предлагала мне мою силу, темную силу, от которой я отказался и которая все еще во мне, и мне нужно только захотеть освободить ее. - Нет закона, который запрещал бы богам лгать. - То же самое ответил и я, - сказал Сареван. - Но если я могу чувствовать ложь, то могу чувствовать и правду. И в храме я чувствовал правду. - Всегда приходится чем-то расплачиваться. - Конечно. И цена этого - жизнь моей матери и сердце моего отца. Я отказался. Это было слишком легко, маг. Чересчур легко. - Сареван перегнулся через стол. - Выбор делать трудно. Думаю, мне все же предстоит сделать его. Я знаю, что ты к этому каким-то образом причастен. - А откуда ты знаешь это? Сареван нахмурился. Голова болела, и он обхватил ее руками. - Может быть, мною управляет мой бог: каков бы он ни был, но он истинный бог. Может быть, я сошел с ума. Мне кажется, что я избран для чего-то. Если только не для смерти в наказание за предательство. - Ты хочешь получить предсказание? - Я хочу добиться правды. Я отдаю себе отчет в том, что сделал, и знаю, почему я это сделал. Но это выглядит слишком гладко, маг. Слишком просто. Я думаю, мне кто-то помогал, и этот кто-то не желает выдавать себя. Магистр поднял брови. - Неужели? - Конечно, - сказал Сареван, подавляя нетерпение. Тактика орудования мечом творила чудеса среди асанианских придворных, но перед ним был маг, к тому же в своем собственном владении. И Сареван осторожно подбирал слова. - Посуди сам. В Асаниане приготовили ловушку. Принц угодил в нее из-за собственной гордыни и лишился своей силы. Могущественный мастер магии гнался за ним через две империи, но не смог найти его, и тем не менее Глаз Силы нашел того, для кого он предназначался. Случайность? Может быть. Или воля таинственных богов? Однако двум принцам на двух сенелях и дикому коту удалось сбежать из самого сердца Керувариона, из-под наблюдения Солнцерожденного, с предательством в душе. Они бежали, а слухов об их побеге или об их предательстве не появилось и не было признаков погони. Это вовсе не случайность. Это работа магов. - Или искусный обман. - Нет, - сказал Сареван. - Чтобы обмануть моего отца, требуется большая сила. Сила и великая храбрость. И все же кто-то сделал это. Кто-то сделал все, чтобы замести мои следы, чтобы освободить мне путь через весь Керуварион. - Мы не единственные маги в мире. - Вы единственные маги, если не считать жрецов Солнца в Эндросе, которые подчиняются крепкому правлению. И они никогда не стали бы плести эту паутину: слишком отдает предательством по отношению к моему отцу. Маленький принц - часть этого дела. Он признался мне, что не руководит всем этим, но это не очень похоже на правду. Он не раб, он служит только самому себе, и никому другому, однако в данный момент ему выгодно изображать из себя лояльного заговорщика. Он не был бы лояльным по отношению к человеку, к которому не испытывает даже притворного уважения. - Ты видишь большие сложности в том, что является всего лишь судьбой, случаем и заговором принцев. - Может, и так. Я сам принц и единственный сын. Я избалован. И прошу снисходительности. - Сареван ослепительно улыбнулся. - У твоих людей есть основания не любить моего отца. Он был слишком негибким по отношению к ним. Он поставил условие: либо он будет править ими, либо им придется покинуть его империю. Они выбрали изгнание. Теперь давай предположим, - продолжал Сареван, - что кто-то из них придумал способ, как одновременно отомстить ему и добиться мира. Заговор с целью предотвратить эту войну, отнять у Солнцерожденного его наследника и в конце концов, если уж на то пошло, заполучить назад свою собственную страну. Солнцерожденный благополучно умрет, а кто-то молодой, хорошо управляемый и бессильный, займет его место. - Логично, - сказал магистр. Сареван поклонился, принимая похвалу. - Моя душевная болезнь стала настоящей удачей. Я не просто оказался не у дел; я оказался в долгу перед вашим заговором. Не находишь ли ты, что настало время для правды? Невозможно платить, если не знаешь, кому ты должен. - Если бы ты узнал, - поинтересовался магистр, - то хотел бы заплатить? - Смотря что и кому. В этой паутине может скрываться намного больше, чем мне позволено видеть. И она может привести к такой гнусности, которую я не способен вытерпеть. - Тебе уже доводилось совершать гнусные поступки? - Я здесь, не так ли? Магистр гильдии улыбнулся. - Меня предупреждали, Солнечный принц. Твой отец признан величайшим хитрецом Керувариона, однако найдется немало людей, которые станут оспаривать это; они отдадут пальму первенства Саревану Ис'келиону. - И ты тоже? Улыбка мага стала шире. - Солнцерожденный не знает о том, что он прекрасен. - Зато он знает, что ни разу не предал истину. Воцарилась звенящая тишина. Магистр медленно произнес: - Для него никогда не существовало проблемы выбора. Я завидую его уверенности. Хотел бы я, чтобы она была дарована мне. - Ни ты, ни я не являемся сыновьями бога. Магистр опустил голову. - Кое-что, принц, я могу сказать тебе. Паутина действительно опутывала тебя. Я не скажу, что ты был ее центром. Для мира и для силы есть нечто поважнее, чем парочка воюющих империй. И тем не менее твои поступки вплелись в узор этого полотна. - И что это за узор? - Ты видел его. Сареван поднялся. Он оперся на руки, сдерживая гнев и заставляя себя улыбнуться сквозь зубы. - Все, что ты сказал, было мне уже известно. Неужели ты рассчитываешь, что я уйду удовлетворенным? Магистр взглянул на Саревана, остановив холодные глаза на его разгоряченном лице. - Ты не был рожден для того, чтобы испытывать чувство удовлетворения. Я хотел бы объяснить тебе то, что ты хочешь узнать, насколько это касается тебя, но я не могу. - Увидев, что разъяренный Сареван выпрямился, он добавил: - Пока не могу. Я магистр гильдии. И могу приказывать моим союзникам не больше, чем принц Аранос. Ни одному из нас это не дано. Я должен поговорить с остальными и получить их согласие, прежде чем раскрывать наши секреты. Сареван фыркнул от отвращения. - У кого вы позаимствовали этот ритуал? У магистрата Девяти Городов? - Любой народ севера подчиняется подобным законам. Сам император Керувариона учитывает мнение своих лордов на совете. - Но в конце концов правит он, - сказал Сареван. - Итак, ты признал, что я был частью происшедшего с самого начала. И ты уж прости меня, но я чувствую, что меня использовали. И к тому же использовали дурно. Магистр развел руками. - Принц, это будет исправлено. Обещаю тебе. Сареван повернул руку ладонью вверх. Солнечный диск горел и сиял. - Поклянешься на этом? Магистр глубоко вздохнул, словно охваченный мрачным предчувствием. Но его палец коснулся Касара. Сверкнула искорка - магистр отпрянул. - Клянусь твоей силой. Кулак Саревана сжался. От прикосновения мага боль не усилилась, хотя ему показалось, что старик побледнел и задрожал, словно ему досталось больше, чем он ожидал. - Я принимаю твое обещание. - Оно будет выполнено, - сказал магистр. - Ты узнаешь истину, насколько это будет возможно. Я посоветуюсь с моими соратниками. Когда мы закончим, позволишь ли ты вызвать тебя? Сареван посмотрел на мага, подумал о его словах и о его чести и сказал: - Позволяю.
Саревана ожидало подлинное чудо. Хирел вел себя не просто вежливо после их стычки. Он был великодушен, как истинный принц. Он решил простить Саревану даже самые обидные его слова. Простить самого себя Саревану оказалось намного сложнее. О том, что произошло с Вуадом и Сайелом, ему рассказал вовсе не Хирел. Один из придворных поведал об этом, охваченный восхищением, смешанным с недоверием. Обритых наголо принцев поместили в императорскую темницу, и спустя ночь и день, по истечении которых они оказались близки к безумию, с минуты на минуту ожидая появления холостильщиков, появился Хирел и предоставил им выбор: либо вольная жизнь и права евнухов при Низшем дворе в дальних пределах империи, либо чин офицеров императорской армии и военная служба, грозящая смертью в бою, но дающая возможность восстановить свой ранг и снова завоевать благосклонность брата. Вуад нашел выбор до смешного легким. Сайел, по слухам, колебался. Однако Сайела не слишком любили в кругах Золотого двора. И он отправился вместе с братом служить на восточных границах. Прежде чем уехать, они принесли великую клятву верности своему Высокому принцу. Когда Сареван стал искать Хирела, оказалось, что он закрылся в гареме, выполняя свой долг перед наложницами, которых у него было триста шестьдесят. Сареван допускал, что ради такой причины ему придется подождать. Но ему это вовсе не понравилось. Он бродил по своим покоям. Бродил по комнатам Хирела. Он выпил вина больше, чем требовалось, и затеял шутливую, но жаркую потасовку со Зха'даном, после чего почти решил, что Хирел заслуживает извинений. Вино оказалось крепче, чем ожидал Сареван. Оно подтолкнуло его к мысли о том, что он должен сделать нечто из ряда вон выходящее. Оно заставило его решиться. Сареван совсем потерял здравый смысл. Он оставил возмущенного, но покорившегося Зха'дана в покоях Хирела. Для охраны ему хватало и Юлана. Они прошли через пустынные внутренние дворики, пересекли редко посещаемый коридор. Сегодня нежные голоса не окликали его через скрытые решетки. Сареван шел по новому для него пути, пролегавшему вдали от них. Золотой дворец состоял из двух миров. Внешний был наполнен мужчинами и евнухами. Внутренний состоял из женщин и евнухов. Евнухи свободно перемещались из одного мира в другой. Мужчина, не лишенный своего мужского естества, мог проникать только в ту обитель, где являлся полновластным хозяином, где находились женщины, принадлежащие только ему. Во внешнем мире Сареван был чужаком. О внутреннем нечего было и говорить. Женщины, которые находились там, никогда не видели неба, не очерченного квадратом окна или стен. Они никогда не встречались с какимлибо мужчиной, кроме отца, брата или хозяина, которого лишь немногие из них могли назвать мужем, поскольку каждый из пятидесяти принцев имел соответствующее его положению количество наложниц. Сареван уже усвоил, что каждая наложница мечтает о том, чтобы ее хозяин женился, ибо, согласно обычаю, после этого он может распустить гарем. А еще лучше для наложницы, если ей удается родить сына своему повелителю, потому что после этого ее не только освобождают, но и наделяют правами, почетом и могуществом придворной леди. Если бы Сареван не знал, что гарем - это настоящая тюрьма, он нашел бы его не более странным, чем остальная часть дворца. Здесь господствовала пресыщенность, здесь благоухали незнакомые притирания, здесь было множество извилистых коридоров, напоминавших лабиринт. Роль стражников выполняли евнухи, но евнухи высокие и сильные, сжимавшие в руках обнаженные мечи. Черные евнухи. Северяне, лишенные бород, с обритыми черепами и выразительными глазами, напоминающими коровьи, темными, бесстрастными и непреклонными. Сареван ничего не значил для них. Он был мужчиной и не имел права пройти. Он чуть было не повернул назад. Но, забравшись так далеко, уже не хотел сдаваться. - Высокий принц встретится со мной, - сказал он. - Можете меня задерживать. Моему мохнатому другу это вряд ли понравится. Трудно представить, что он сделает в этом случае. Два меча весьма красноречиво опустились и замерли на расстоянии протянутой руки от живота Саревана. Юлан глухо зарычал. Бронзовые клинки опустились на ладонь ниже. Сареван попытался улыбнуться. За спинами евнухов открылась дверь. Появился, страшно взволнованный асанианец. Не обратив ни малейшего внимания на стражников, с явным нетерпением он позвал Саревана: - Пойдем, пойдем. Что ты тут прохлаждаешься? Время не ждет! Сареван застыл в замешательстве. Маленький евнух досадливо хлопнул в ладоши. - Ты собираешься идти? Тебя ждут! Сареван взглянул вниз. Мечи дрогнули. Медленно, с трудом сдерживаясь, чтобы не прикрыть свое нежное сокровище обеими руками, он протиснулся между стражниками. Асанианец ждал его, с трудом сдерживая нетерпение. Каким бы размашистым ни был шаг Саревана, он с трудом поспевал за своим проводником. Коридоры гарема слились в сплошное размытое пятно. По пути им никто не встретился; возможно, это было организовано намеренно. Несмотря на ошеломление, Сареван задавал себе множество вопросов. Уж не похитили ли его, словно умного дурака из непристойной песенки? И теперь его навечно заточат среди женщин, сделав рабом каждого их желания. Он тихо засмеялся и сам удивился своему смеху. Уж слишком серьезно все складывалось. Проводник втолкнул его в дверь, и он оказался в комнате, похожей на остальные комнаты дворца. Помещение не слишком просторное, но и не тесное. Низкий стол, гора подушек, развевающиеся шелковые завесы. Одалисок, ждущих его, Сареван не увидел и почувствовал разочарование. В комнате было вино. Он помедлил, вспоминая коварство Асаниана и асанианцев, и понюхал жидкость. Она отличалась тонким ароматом и была страшно кислой: по асанианским понятиям, великолепный напиток. Если в вине и был яд, кислота безусловно убила его. Сареван налил себе кубок, осушил его и прогулялся по комнате. Юлан, как более мудрый, устроился покоролевски на горе подушек. За одной из завес было скрыто окно с решеткой. Сареван напрягся, вспомнив о носилках и о том долгом безумном дне. Он сурово приказал себе забыть об этом и выглянул через решетку на улицу. Внизу находился дворик. Он показался ему знакомым. Если бы кто-то стоял прямо под окном, и если бы этот человек был высокого, по здешним меркам, роста и у него были бы чудесные яркие волосы, а женщина или несколько женщин встали бы у решетки, наслаждаясь приятным времяпрепровождением... Сареван медленно обернулся. Начал говорить - и тут же замолчал. Хирел! Хирел в платье и покрывале, с танцующими глазами, насмешливый, сводящий с ума. Хирел был юношей, наделенным необыкновенной и почти девичьей красотой. Однако ни у одного юноши не могло быть такой полной груди, таких чудесных округлых бедер, окутанных шелком. Хирел никогда не ходил так, как двигалось это создание, легко и изящно, восхитительно изгибаясь и улыбаясь под своим покрывалом. Эта женщина была воплощением нежности, но - ах! - как озорно она посмеивалась над ним, словно говоря: экая нескладная деревенщина с челюстью, отвисшей до груди. Ее голова как раз доставала ему до подбородка. Она стояла, смотрела на него и смеялась, заливисто, словно птичка, радующаяся своему пению. Саревану пришлось сесть, потому что колени его подгибались и он ничего не мог поделать. Он вцепился в Юлана и замер, улыбаясь как последний идиот. Ее веселость прокатилась мягкой волной. Она стояла и улыбалась, глядя на него. Сареван сказал: - Ты так похожа на... - Почему бы и нет? Ведь он мой брат. Ее голос. Он узнал его. - Джания! Она присела в реверансе. - Принц Сареван! Ты... выглядишь... намного импозантнее, когда нас не разделяет решетка. Он не чувствовал себя таким высоким и таким неуклюжим с тех пор, как в юности всего за три месяца вырос на целую голову. Его тогда мучило, что он слишком долговяз, что руки у него чересчур длинные и худые, а нос сильно смахивает на орлиный клюв. И все это заставляло его яростно краснеть, хотя никто и не замечал этого. - Джания, - спросил он, - откуда ты узнала, что я здесь? Она указала на решетку: - Я тебя увидела. А потом услышала, что ты стоишь у дверей. - И позволила мне войти. - Он резко вздохнул. - Тебе не следовало этого делать. Твои няньки сдерут с тебя кожу заживо. Джания надменно тряхнула головой, так же как это делал Хирел. - Нет, не сдерут. Еще до того как мне стало известно, что ты идешь, я попросила брата разрешить мне поговорить с тобой.
Гильдия магов располагалась в нейтральном квартале города, в пятом круге, между текстильным рынком и главным храмом Золотоглазой Уварры. Там, вдоль узкой извилистой улочки, оканчивавшейся площадью перед храмом, устроились мудрецы и предсказатели, колдуны и черные маги, чудотворцы и заклинатели. Они разделили силу на свет и мрак. Они дали имена более могучим силам, которыми оказались пророчество и врачевание, управление людьми и демонами, господство на земле и хождение по грани между мирами, а также воскрешение из мертвых. Они не забыли и о менее значимых, среди которых были мысленная речь и искусство воспитания животных, извлечение огня, полеты, управление облаками и способность изменять вещества при помощи одной лишь воли. Они даже создали специальный цех, который превратил дар таинственных богов в предмет изучения. Сареван нашел гильдию по ощущению пульсирующей боли в глазных яблоках. Дверь, перед которой он очутился, не была скрыта от глаз или снабжена табличкой с названием ордена. Это оказалась простая деревянная панель за бронзовой калиткой, возле которой дежурил привратник. Взглянув сквозь решетку, он впустил незнакомца в полном дворянском облачении Ста Царств, с шапкой, из-под которой виднелись его яркие длинные волосы, а также дикого кота и раскрашенного зхил'ари, охранявших его. Взгляд привратника не выдал удивления. Калитка и дверь распахнулись; привратник, асанианец неопределенного возраста, поклонился и сказал: - Не угодно ли следовать за мной, принц? Дом казался самым обычным. Здесь не было узких извилистых коридоров. Здесь не пахло снадобьями и не слышалось бормотания заклинаний. Здесь не было мерцающих колдовских барьеров. Сквозь открытые двери Сареван видел мужчин и женщин, склонившихся над книгами, или погруженных в беседу, или обучающих новичков. Почти все учителя оказались жителями востока с землисто-коричневой кожей или белыми как кость островитянами. Большинство учеников были асанианцами. Некоторые из них провожали Саревана взглядами любопытными и даже зачарованными, но вовсе не удивленными. Сареван предполагал, что его ждут. Но он не думал, что это заденет его за. живое. Они могли хотя бы притвориться, будто поражены тем, что сын Солнцерожденного осмелился показаться среди них. Следуя за своим проводником, Сареван поднялся по лестнице, затем прошел по коридору. Одна из дверей была открыта. Комната, в которую он попал, оказалась библиотекой: здесь высились ряды полок со свернутыми или сложенными свитками, здесь стоял длинный стол, заваленный книгами, и за ним работал человек. Его возраст невозможно было определить. Волосы побелели, но кожа оставалась гладкой, спина сгорбилась, но глаза блестели, а истончившиеся пальцы, сжимавшие перо, не потеряли силы и гибкости. Спутника мага Сареван не обнаружил, да и не ожидал увидеть. Он склонил свою измученную болью голову. - Мастер, - сказал он. И ничего больше. Никакого имени. Маги ордена сообщают свое имя только как великий дар. Магистр поклонился в ответ. - Принц, - сказал он, - прошу прощения, я не могу подняться и как подобает приветствовать тебя. Не угодно ли тебе сесть подле меня? Привратник ушел. Зха'дан обосновался возле двери, Сареван сел за стол напротив мастера, а Юлан, примостившийся рядом с ним, положил подбородок на стол и уставился на магистра магов немигающим взглядом изумрудных глаз. Все ждали. Сареван не намеревался говорить первым. Он посмотрел на ближайший к нему свиток. Это был трактат, посвященный темным искусствам. Его дед, Красный князь, когда-то заставил его прочесть этот труд. <Маг должен знать все возможности своей силы>, - сказал тогда князь Орсан. <И ее неправильное употребление>, - ехидно заметил Сареван. <Темные искусства - вовсе не неправильное употребление силы. Они так же естественны, как и искусства света. Но там, где свет лечит, мрак разрушает>. <Я никогда не паду так низко, - заявил тогда Сареван. - В моих жилах течет кровь самого Солнца. Тьма - мой кровный враг. Я всегда буду лечить и никогда не стану разрушать>. Теперь, вспоминая об этом, он горько улыбнулся. Он чересчур гордился собой. И вот теперь он, предатель Керувариона, сидит перед магистром гильдии, которая повернулась спиной к его отцу. - Дело в том, - сказал старик, - что он хотел подчинить нас своей воле. А мы никогда не станем отрицать мрак, мы не откажемся от практики его мастерства. Иначе нарушится равновесие мира. Сареван заставил себя сидеть спокойно. Магистр мог читать его мысли только по выражению лица, но не более того. Его разум был все так же скрыт и неприступен, несмотря на попытки проникнуть в него. - Я слышал, - сказал Сареван, - что вы хотите запретить искусства света и все повергнуть во мрак. - Есть и такие, кто хотел бы сделать это из алчности или обиды. Я не из их числа. - И все же вы их терпите. - До тех пор пока они мне повинуются, я не буду избавляться от них. - Даже если из-за них ваша магия вызывает отвращение? - Что вызывает твое отвращение, принц? Отказ предать своих богов и поклоняться Аварьяну? Упорное стремление сохранить собственные ритуалы и молитвы? Сопротивление законам, которые они считают тираническими? - Если тирания запрещает убийство детей, - ответил Сареван, - то да. Я знаю, о каких ритуалах ты говоришь. Жертвоприношение Перелома Зимы. Призывание смерти и кормление богов. Изготовление Глаз Силы. Магистр сложил свои длинные прекрасные руки. На его пальце сверкало кольцо с топазом. Саревана передернуло. С недавнего времени он не выносил вида топазов. Маг тихо сказал: - Мир жесток. И боги тоже. Если они хотят крови, они ее получают. И не нам осуждать их. - Мы утверждаем, что кровь им не нужна. Это все людская скупость, жестокость и алчность силы. - А твой Аварьян разве чист, принц? Разве он не попирал кровь, пролитую в его честь? Разве он не подверг даже свою невесту смертельной боли? - Это людская жестокость, магистр. Людская ненависть и предательство. - Тем хуже для тех, кто совершил эти преступления, ибо у них нет бога, который превратил бы кровопролитие в священный акт. Сареван откинулся назад, поглаживая бороду. Это было верным признаком того, что он разгорячен спором и ему невмоготу остановиться. - Может быть, мы и ошибаемся. Может быть, ошибаешься ты. Возможно, равновесие - это другое название мягкотелости. Аварьян провозгласил на весь мир о своем существовании. Никакой другой бог не сделал этого. И никакой другой бог не сделает. Никто, кроме него. - И кроме его сестры, согласно твоей же вере. Она дарует темноту для его света, лед для его пламени, тишину для могучего рева его силы. Другую половинку для него самого. - Таково асанианское учение. Мы говорим, что они существуют раздельно. Он заковал ее в цепи, иначе она погрузила бы мир в вечную тьму. - Или помешала бы ему нарушить равновесие. Солнце дарует жизнь, но оно и разрушает ее. Избыток света служит причиной человеческой слепоты. - Нет, если человек чистосердечен. - А ты чистосердечен, принц? - Едва ли. - Улыбка Саревана очень напоминала гримасу. - Если бы это было так, я вряд ли находился бы здесь. Я бы странствовал, пребывая в благословенном неведении, или правил бы в Яноне. Магистр молча ждал. Сареван позволил ему насладиться этой победой. - Да, да, я сомневаюсь в моем боге. Иногда я спрашиваю себя, не сошел ли с ума мой отец. И, в конце концов, не служат ли асанианцы истине двуликой Уварре, стоящей над всеми богами? - Уж не за ответом ли ты пожаловал ко мне? Сареван коротко рассмеялся. - Я целый час провел в храме Уварры. Он очень похож на другие. Разукрашен драгоценностями, задымлен ладаном, заполнен жрецами, для которых нет другого бога, кроме золота. Божественный образ заставил бы покраснеть даже девок из публичного дома Сувиена. И все же, несмотря на все это, когда я поклонился и вознес молитву Аварьяну, меня поразила безумная мысль. Мне показалось, что мои слова донеслись до Уварры. Это была светлая Уварра и темный Ивурьяс в одном лице. И темнота была прекрасна, магистр. Она взывала ко мне. Она предлагала мне мою силу, темную силу, от которой я отказался и которая все еще во мне, и мне нужно только захотеть освободить ее. - Нет закона, который запрещал бы богам лгать. - То же самое ответил и я, - сказал Сареван. - Но если я могу чувствовать ложь, то могу чувствовать и правду. И в храме я чувствовал правду. - Всегда приходится чем-то расплачиваться. - Конечно. И цена этого - жизнь моей матери и сердце моего отца. Я отказался. Это было слишком легко, маг. Чересчур легко. - Сареван перегнулся через стол. - Выбор делать трудно. Думаю, мне все же предстоит сделать его. Я знаю, что ты к этому каким-то образом причастен. - А откуда ты знаешь это? Сареван нахмурился. Голова болела, и он обхватил ее руками. - Может быть, мною управляет мой бог: каков бы он ни был, но он истинный бог. Может быть, я сошел с ума. Мне кажется, что я избран для чего-то. Если только не для смерти в наказание за предательство. - Ты хочешь получить предсказание? - Я хочу добиться правды. Я отдаю себе отчет в том, что сделал, и знаю, почему я это сделал. Но это выглядит слишком гладко, маг. Слишком просто. Я думаю, мне кто-то помогал, и этот кто-то не желает выдавать себя. Магистр поднял брови. - Неужели? - Конечно, - сказал Сареван, подавляя нетерпение. Тактика орудования мечом творила чудеса среди асанианских придворных, но перед ним был маг, к тому же в своем собственном владении. И Сареван осторожно подбирал слова. - Посуди сам. В Асаниане приготовили ловушку. Принц угодил в нее из-за собственной гордыни и лишился своей силы. Могущественный мастер магии гнался за ним через две империи, но не смог найти его, и тем не менее Глаз Силы нашел того, для кого он предназначался. Случайность? Может быть. Или воля таинственных богов? Однако двум принцам на двух сенелях и дикому коту удалось сбежать из самого сердца Керувариона, из-под наблюдения Солнцерожденного, с предательством в душе. Они бежали, а слухов об их побеге или об их предательстве не появилось и не было признаков погони. Это вовсе не случайность. Это работа магов. - Или искусный обман. - Нет, - сказал Сареван. - Чтобы обмануть моего отца, требуется большая сила. Сила и великая храбрость. И все же кто-то сделал это. Кто-то сделал все, чтобы замести мои следы, чтобы освободить мне путь через весь Керуварион. - Мы не единственные маги в мире. - Вы единственные маги, если не считать жрецов Солнца в Эндросе, которые подчиняются крепкому правлению. И они никогда не стали бы плести эту паутину: слишком отдает предательством по отношению к моему отцу. Маленький принц - часть этого дела. Он признался мне, что не руководит всем этим, но это не очень похоже на правду. Он не раб, он служит только самому себе, и никому другому, однако в данный момент ему выгодно изображать из себя лояльного заговорщика. Он не был бы лояльным по отношению к человеку, к которому не испытывает даже притворного уважения. - Ты видишь большие сложности в том, что является всего лишь судьбой, случаем и заговором принцев. - Может, и так. Я сам принц и единственный сын. Я избалован. И прошу снисходительности. - Сареван ослепительно улыбнулся. - У твоих людей есть основания не любить моего отца. Он был слишком негибким по отношению к ним. Он поставил условие: либо он будет править ими, либо им придется покинуть его империю. Они выбрали изгнание. Теперь давай предположим, - продолжал Сареван, - что кто-то из них придумал способ, как одновременно отомстить ему и добиться мира. Заговор с целью предотвратить эту войну, отнять у Солнцерожденного его наследника и в конце концов, если уж на то пошло, заполучить назад свою собственную страну. Солнцерожденный благополучно умрет, а кто-то молодой, хорошо управляемый и бессильный, займет его место. - Логично, - сказал магистр. Сареван поклонился, принимая похвалу. - Моя душевная болезнь стала настоящей удачей. Я не просто оказался не у дел; я оказался в долгу перед вашим заговором. Не находишь ли ты, что настало время для правды? Невозможно платить, если не знаешь, кому ты должен. - Если бы ты узнал, - поинтересовался магистр, - то хотел бы заплатить? - Смотря что и кому. В этой паутине может скрываться намного больше, чем мне позволено видеть. И она может привести к такой гнусности, которую я не способен вытерпеть. - Тебе уже доводилось совершать гнусные поступки? - Я здесь, не так ли? Магистр гильдии улыбнулся. - Меня предупреждали, Солнечный принц. Твой отец признан величайшим хитрецом Керувариона, однако найдется немало людей, которые станут оспаривать это; они отдадут пальму первенства Саревану Ис'келиону. - И ты тоже? Улыбка мага стала шире. - Солнцерожденный не знает о том, что он прекрасен. - Зато он знает, что ни разу не предал истину. Воцарилась звенящая тишина. Магистр медленно произнес: - Для него никогда не существовало проблемы выбора. Я завидую его уверенности. Хотел бы я, чтобы она была дарована мне. - Ни ты, ни я не являемся сыновьями бога. Магистр опустил голову. - Кое-что, принц, я могу сказать тебе. Паутина действительно опутывала тебя. Я не скажу, что ты был ее центром. Для мира и для силы есть нечто поважнее, чем парочка воюющих империй. И тем не менее твои поступки вплелись в узор этого полотна. - И что это за узор? - Ты видел его. Сареван поднялся. Он оперся на руки, сдерживая гнев и заставляя себя улыбнуться сквозь зубы. - Все, что ты сказал, было мне уже известно. Неужели ты рассчитываешь, что я уйду удовлетворенным? Магистр взглянул на Саревана, остановив холодные глаза на его разгоряченном лице. - Ты не был рожден для того, чтобы испытывать чувство удовлетворения. Я хотел бы объяснить тебе то, что ты хочешь узнать, насколько это касается тебя, но я не могу. - Увидев, что разъяренный Сареван выпрямился, он добавил: - Пока не могу. Я магистр гильдии. И могу приказывать моим союзникам не больше, чем принц Аранос. Ни одному из нас это не дано. Я должен поговорить с остальными и получить их согласие, прежде чем раскрывать наши секреты. Сареван фыркнул от отвращения. - У кого вы позаимствовали этот ритуал? У магистрата Девяти Городов? - Любой народ севера подчиняется подобным законам. Сам император Керувариона учитывает мнение своих лордов на совете. - Но в конце концов правит он, - сказал Сареван. - Итак, ты признал, что я был частью происшедшего с самого начала. И ты уж прости меня, но я чувствую, что меня использовали. И к тому же использовали дурно. Магистр развел руками. - Принц, это будет исправлено. Обещаю тебе. Сареван повернул руку ладонью вверх. Солнечный диск горел и сиял. - Поклянешься на этом? Магистр глубоко вздохнул, словно охваченный мрачным предчувствием. Но его палец коснулся Касара. Сверкнула искорка - магистр отпрянул. - Клянусь твоей силой. Кулак Саревана сжался. От прикосновения мага боль не усилилась, хотя ему показалось, что старик побледнел и задрожал, словно ему досталось больше, чем он ожидал. - Я принимаю твое обещание. - Оно будет выполнено, - сказал магистр. - Ты узнаешь истину, насколько это будет возможно. Я посоветуюсь с моими соратниками. Когда мы закончим, позволишь ли ты вызвать тебя? Сареван посмотрел на мага, подумал о его словах и о его чести и сказал: - Позволяю.
Саревана ожидало подлинное чудо. Хирел вел себя не просто вежливо после их стычки. Он был великодушен, как истинный принц. Он решил простить Саревану даже самые обидные его слова. Простить самого себя Саревану оказалось намного сложнее. О том, что произошло с Вуадом и Сайелом, ему рассказал вовсе не Хирел. Один из придворных поведал об этом, охваченный восхищением, смешанным с недоверием. Обритых наголо принцев поместили в императорскую темницу, и спустя ночь и день, по истечении которых они оказались близки к безумию, с минуты на минуту ожидая появления холостильщиков, появился Хирел и предоставил им выбор: либо вольная жизнь и права евнухов при Низшем дворе в дальних пределах империи, либо чин офицеров императорской армии и военная служба, грозящая смертью в бою, но дающая возможность восстановить свой ранг и снова завоевать благосклонность брата. Вуад нашел выбор до смешного легким. Сайел, по слухам, колебался. Однако Сайела не слишком любили в кругах Золотого двора. И он отправился вместе с братом служить на восточных границах. Прежде чем уехать, они принесли великую клятву верности своему Высокому принцу. Когда Сареван стал искать Хирела, оказалось, что он закрылся в гареме, выполняя свой долг перед наложницами, которых у него было триста шестьдесят. Сареван допускал, что ради такой причины ему придется подождать. Но ему это вовсе не понравилось. Он бродил по своим покоям. Бродил по комнатам Хирела. Он выпил вина больше, чем требовалось, и затеял шутливую, но жаркую потасовку со Зха'даном, после чего почти решил, что Хирел заслуживает извинений. Вино оказалось крепче, чем ожидал Сареван. Оно подтолкнуло его к мысли о том, что он должен сделать нечто из ряда вон выходящее. Оно заставило его решиться. Сареван совсем потерял здравый смысл. Он оставил возмущенного, но покорившегося Зха'дана в покоях Хирела. Для охраны ему хватало и Юлана. Они прошли через пустынные внутренние дворики, пересекли редко посещаемый коридор. Сегодня нежные голоса не окликали его через скрытые решетки. Сареван шел по новому для него пути, пролегавшему вдали от них. Золотой дворец состоял из двух миров. Внешний был наполнен мужчинами и евнухами. Внутренний состоял из женщин и евнухов. Евнухи свободно перемещались из одного мира в другой. Мужчина, не лишенный своего мужского естества, мог проникать только в ту обитель, где являлся полновластным хозяином, где находились женщины, принадлежащие только ему. Во внешнем мире Сареван был чужаком. О внутреннем нечего было и говорить. Женщины, которые находились там, никогда не видели неба, не очерченного квадратом окна или стен. Они никогда не встречались с какимлибо мужчиной, кроме отца, брата или хозяина, которого лишь немногие из них могли назвать мужем, поскольку каждый из пятидесяти принцев имел соответствующее его положению количество наложниц. Сареван уже усвоил, что каждая наложница мечтает о том, чтобы ее хозяин женился, ибо, согласно обычаю, после этого он может распустить гарем. А еще лучше для наложницы, если ей удается родить сына своему повелителю, потому что после этого ее не только освобождают, но и наделяют правами, почетом и могуществом придворной леди. Если бы Сареван не знал, что гарем - это настоящая тюрьма, он нашел бы его не более странным, чем остальная часть дворца. Здесь господствовала пресыщенность, здесь благоухали незнакомые притирания, здесь было множество извилистых коридоров, напоминавших лабиринт. Роль стражников выполняли евнухи, но евнухи высокие и сильные, сжимавшие в руках обнаженные мечи. Черные евнухи. Северяне, лишенные бород, с обритыми черепами и выразительными глазами, напоминающими коровьи, темными, бесстрастными и непреклонными. Сареван ничего не значил для них. Он был мужчиной и не имел права пройти. Он чуть было не повернул назад. Но, забравшись так далеко, уже не хотел сдаваться. - Высокий принц встретится со мной, - сказал он. - Можете меня задерживать. Моему мохнатому другу это вряд ли понравится. Трудно представить, что он сделает в этом случае. Два меча весьма красноречиво опустились и замерли на расстоянии протянутой руки от живота Саревана. Юлан глухо зарычал. Бронзовые клинки опустились на ладонь ниже. Сареван попытался улыбнуться. За спинами евнухов открылась дверь. Появился, страшно взволнованный асанианец. Не обратив ни малейшего внимания на стражников, с явным нетерпением он позвал Саревана: - Пойдем, пойдем. Что ты тут прохлаждаешься? Время не ждет! Сареван застыл в замешательстве. Маленький евнух досадливо хлопнул в ладоши. - Ты собираешься идти? Тебя ждут! Сареван взглянул вниз. Мечи дрогнули. Медленно, с трудом сдерживаясь, чтобы не прикрыть свое нежное сокровище обеими руками, он протиснулся между стражниками. Асанианец ждал его, с трудом сдерживая нетерпение. Каким бы размашистым ни был шаг Саревана, он с трудом поспевал за своим проводником. Коридоры гарема слились в сплошное размытое пятно. По пути им никто не встретился; возможно, это было организовано намеренно. Несмотря на ошеломление, Сареван задавал себе множество вопросов. Уж не похитили ли его, словно умного дурака из непристойной песенки? И теперь его навечно заточат среди женщин, сделав рабом каждого их желания. Он тихо засмеялся и сам удивился своему смеху. Уж слишком серьезно все складывалось. Проводник втолкнул его в дверь, и он оказался в комнате, похожей на остальные комнаты дворца. Помещение не слишком просторное, но и не тесное. Низкий стол, гора подушек, развевающиеся шелковые завесы. Одалисок, ждущих его, Сареван не увидел и почувствовал разочарование. В комнате было вино. Он помедлил, вспоминая коварство Асаниана и асанианцев, и понюхал жидкость. Она отличалась тонким ароматом и была страшно кислой: по асанианским понятиям, великолепный напиток. Если в вине и был яд, кислота безусловно убила его. Сареван налил себе кубок, осушил его и прогулялся по комнате. Юлан, как более мудрый, устроился покоролевски на горе подушек. За одной из завес было скрыто окно с решеткой. Сареван напрягся, вспомнив о носилках и о том долгом безумном дне. Он сурово приказал себе забыть об этом и выглянул через решетку на улицу. Внизу находился дворик. Он показался ему знакомым. Если бы кто-то стоял прямо под окном, и если бы этот человек был высокого, по здешним меркам, роста и у него были бы чудесные яркие волосы, а женщина или несколько женщин встали бы у решетки, наслаждаясь приятным времяпрепровождением... Сареван медленно обернулся. Начал говорить - и тут же замолчал. Хирел! Хирел в платье и покрывале, с танцующими глазами, насмешливый, сводящий с ума. Хирел был юношей, наделенным необыкновенной и почти девичьей красотой. Однако ни у одного юноши не могло быть такой полной груди, таких чудесных округлых бедер, окутанных шелком. Хирел никогда не ходил так, как двигалось это создание, легко и изящно, восхитительно изгибаясь и улыбаясь под своим покрывалом. Эта женщина была воплощением нежности, но - ах! - как озорно она посмеивалась над ним, словно говоря: экая нескладная деревенщина с челюстью, отвисшей до груди. Ее голова как раз доставала ему до подбородка. Она стояла, смотрела на него и смеялась, заливисто, словно птичка, радующаяся своему пению. Саревану пришлось сесть, потому что колени его подгибались и он ничего не мог поделать. Он вцепился в Юлана и замер, улыбаясь как последний идиот. Ее веселость прокатилась мягкой волной. Она стояла и улыбалась, глядя на него. Сареван сказал: - Ты так похожа на... - Почему бы и нет? Ведь он мой брат. Ее голос. Он узнал его. - Джания! Она присела в реверансе. - Принц Сареван! Ты... выглядишь... намного импозантнее, когда нас не разделяет решетка. Он не чувствовал себя таким высоким и таким неуклюжим с тех пор, как в юности всего за три месяца вырос на целую голову. Его тогда мучило, что он слишком долговяз, что руки у него чересчур длинные и худые, а нос сильно смахивает на орлиный клюв. И все это заставляло его яростно краснеть, хотя никто и не замечал этого. - Джания, - спросил он, - откуда ты узнала, что я здесь? Она указала на решетку: - Я тебя увидела. А потом услышала, что ты стоишь у дверей. - И позволила мне войти. - Он резко вздохнул. - Тебе не следовало этого делать. Твои няньки сдерут с тебя кожу заживо. Джания надменно тряхнула головой, так же как это делал Хирел. - Нет, не сдерут. Еще до того как мне стало известно, что ты идешь, я попросила брата разрешить мне поговорить с тобой.