Страница:
Как и остальные, он обязан был стоять, но ему позволялось опираться на руки двух магов. Сареван, чувствовавший себя крайне неудобно в своем причудливом снаряжении, стоял вместе с личной гвардией Араноса. Как самому высокому в строю, если не считать Зха'дана, который находился рядом с ним, ему было отведено почетное место непосредственно около принца. Хирел выпадал из поля зрения Саревана, и, только повернув голову в неудобном сверкающем шлеме, он мог заметить юношу. Он делал это неоднократно, пренебрегая дисциплиной. Доспехи Хирела были такими же нелепыми, как и его собственные, на голове сиял шлем с маской дракона, лицо прикрывало забрало с двумя темными прорезями для глаз. Этот покров полностью скрывал Хирела. Когда на рассвете юноша проснулся, ему было дурно до умопомрачения, как и предсказывал Сареван. Рабы Араноса принесли ему какое-то снадобье, с которым, по всей видимости, он уже имел несчастье познакомиться. Хирел с отвращением выпил его, скорчив гримасу, однако после этого его глаза снова заблестели, а щеки покрыл румянец. Он даже немного поел, хоть и по принуждению. Благодаря этому он казался уверенным и готовым с твердостью взглянуть в лицо неизбежности. Сареван не вполне был убежден в этом. После горького разговора прошлой ночью Хирел не сказал ему ни слова. Он не позволил Саревану помочь ему справиться с дурнртой; когда Сареван пытался заговорить с ним, он поворачивался к нему спиной. Он надел свою самую высокомерную маску и вел себя самым невыносимым образом. Сареван вздохнул и уставился перед собой. Он не мог видеть армию братьев Хирела, но чувствовал их за своей спиной. Аранос появился последним, и выход его был почти королевским; когда он медленно шествовал мимо братьев, они замерли в низком поклоне. У Саревана оказалось достаточно времени, чтобы сосчитать их и даже разглядеть их лица. Сорок, подвел он итог, и это наверняка не все: остальные, без сомнения, слишком молоды или не расположены присутствовать при дворе. Мальчики, юноши и молодые люди с кожей всех оттенков от темно-коричневого до цвета слоновой кости, одетые в соответствии с их положением в пять, шесть или семь одеяний, крепкие, как быки, и тонкие, как тростник, дрожащие от волнения или застывшие в высокомерии, красивые и не очень, и даже просто уродливые - все они носили на себе печать своего происхождения. У одних оно проявлялось в такой малости, как посадка головы. У других чувствовалось во всем, как у Хирела, портрет которого украшал стену Зала Высоких принцев; но на самом деле этот портрет был написан с его отца в молодости и повторял черты отца его отца. Особо Сареван отметил двух принцев. Они стояли выше всех, рядом с Араносом. Только они, Аранос и еще несколько очень маленьких детей имели право носить семь одеяний принцев первого ранга. Они были одними из красивейших сыновей императора. Вуад даже мог бы превзойти Хирела, если бы по злой иронии судьбы волосы его не оказались цвета старой бронзы. Здесь это считалось изъяном и трагедией, хотя Саревану показалось очень красивым. Но он был всего лишь варваром с кожей цвета дегтя, который не имеет представления о красоте. Сайел ему понравился меньше, по крайней мере на первый взгляд: бледное существо, достаточно красивое для тех, кто любит молоко или воду, но неудачно наряженное в пурпурные одежды. Однако его глаза были проницательнее, чем у Вуада, а напряжение в них было гораздо менее заметно. Он следил за Араносом, как птица за кошкой: испытывая страх, но помня о своих когтях и клюве. Сайел обратил особое внимание на необычных сопровождающих Араноса. Судя по покалыванию в затылке Саревана во время движения церемонии, это внимание не ослабевало. Сареван едва заметно пошевелился. У него чесалась спина. Мочевой пузырь сводила судорога. Он проклинал и то и другое, а заодно и свои доспехи, заставлявшие его истекать потом. Они оказались ужасно тяжелыми и слишком вычурно украшенными, чтобы в них можно было сражаться. С их весом он еще мог бы смириться, но завитушки постоянно цеплялись за клинки и затрудняли движения рук. Нет, драться ему не придется. Во всяком случае, не здесь. Не перед лицом асанианского императора. Придворные строили свои козни более хитроумно, используя отравленные слова и отравленное вино. Битва приближалась. Сареван осмелился немного развернуться всем корпусом и скользнуть по залу глазами, скрытыми шлемом. Принцы слегка напряглись. Их глаза были широко раскрыты и блестели. Какого-то очень молодого лорда представляли императору; ему пришлось выполнить полный ритуал и даже девять раз пасть ниц перед своим повелителем. Он проделал все это с грацией и хладнокровием, несмотря на мертвенную бледность лица. Наконец он в последний раз поднялся, произнес слова, которые положено было произнести, и, медленно пятясь, занял свое место в ряду дворян. Наступила тишина. Глаза придворных возбужденно заблестели, все подались вперед. Лишь Ара-нос остался неподвижен. С величественной медлительностью Зиад-Илариос поднялся с трона. Но не только величие сковывало его движения: его одежды были так же тяжелы, как бремя императорской власти. Он поднялся словно изваяние, оживленное при помощи чар, а его лицо вообще было не лицом, а маской из кованого золота. Таков был обычай. Хирел рассказывал об этом Саревану. Маска - это лик бога: без возраста, без изъянов, без слабостей, свойственных человеку. Как же в таком случае просто, ответил ему тогда Сареван, тайно убить императора и присвоить себе его маску, его имя и его силу. Хирела это предположение отнюдь не позабавило. Чернь не должна знать, что император стар, болен и безобразен. Действительно, император, который положил начало этой традиции, был чужеземным завоевателем с ужасно изувеченным лицом и дерзким намерением добиться доверия своего предшественника. Он женился на единственной дочери императора, после чего избавился от тестя, решив, что предательство в данном случае выгоднее честной игры. Однако с тех пор ни одна попытка стать самозванцем не увенчалась успехом, потому что не только королевы, принцы и некоторые знатные лорды Высокого двора имели право видеть лицо императора: через равные промежутки времени его личность удостоверялась на специальном совете, состоящем из жрецов и лордов, убеленных сединами, бдительных и неподкупных. Именно такой ритуал состоялся перед началом празднества. Но Саревану не было нужды проверять. Он кожей чувствовал, кто скрывается под этой маской. За исключением случаев, когда требовалось обсудить дела высшей государственной важности, император не говорил даже с Высоким двором. За него это делал Голос - герольд в черной безликой маске, обладающий красивым голосом. - Настало время, - провозгласил он, - время и время. Трон занят, его величество силен, да живет он вечно. Однако даже величайший владыка, творящий законы, обязан им повиноваться. И было сказано в дни Асутхараньяса, чья память нетленна: каждый лорд обязан назвать своего наследника. Это достаточно сделать единожды, если наследник достиг совершеннолетия. Если упомянутый наследник младше, будь то новорожденный младенец или отрок, он должен сам, по достижении зрелости, сделать запрос и принять титул наследника из уст своего лорда. И только тогда этот титул будет считаться действительным. Герольд сделал паузу. Воцарилась глубокая тишина. Даже мириады звуков, издаваемых множеством людей, живых, дышащих и стоящих вплотную друг к другу, потонули в тишине. - В первый день осени на тридцать втором году правления божественного императора Гаран-Шираза Олуебьяса, да будет вечной его память, у Высокого принца Зиада ин Шираза Илариоса и достопочтенной и благородной принцессы Азии родился сын, Асукирел ин Зиад Увериас, высокородный, избранный наследник избранных наследников Асаниана. На восьмом году правления его величества, великого Льва, золотого завоевателя Асаниана, Зиада ин Шираза Ушаллина Илариоса, до него дошла весть о смерти его избранного наследника. Эта весть пришла ночью, весной этого года, и принесла неизмеримое горе. Однако закон продолжает действовать, он не знает скорби. Каждый лорд, даже сам повелитель лордов, обязан назвать наследника. Пришло время, время и время. Слушайте и запоминайте. Тишина обострилась, зазвенела, стала оглушительной. Настал исторический момент. Согласно букве закона, сам император должен был заговорить и назвать имя. Принцы ждали, и даже Аранос выпрямился, насторожившись и перестав изображать притворную скуку. Это окончательно сокрушило Саревана, чуть не сбило его с ног. Какая жестокая и горькая неудача! Имя наследника должен назвать сам император. Ах, если бы Хирелу удалось добраться до него, объявиться, открыто присутствовать на церемонии! Но они послушались Араноса. Они доверились ему, позволили изолировать их всех. А он предательски посмеялся над ними. Зиад-Илариос и понятия не имеет, что его законный наследник присутствует сейчас здесь. Перед лицом Хирела он назовет Араноса наследником Асаниана. В глубокой тишине металл звякнул о металл. Сареван взглянул вбок и, проклиная свой шлем, наполовину развернул корпус. Один из гвардейцев Араноса сошел со своего места. Он одиноко стоял на блестящем песке. Золотая стража в знак предупреждения нацелила копья. Он же отбросил свое прочь. Казалось, император не видит его. Он был просто каким-то сумасшедшим, недостойным внимания. По эту сторону рва с драгоценным песком только принцы будут знать, что он здесь. Стража разберется с ним, и двор так и не поймет, что произошло. Золотая маска поднялась. Человек на песке сделал быстрое движение. Его руки ухватились за латы. Рыцари императора начали приближаться к нему. Сареван оставил свое место, расталкивая локтями ошарашенных стражников, взвизгивающих рабов и абсолютно невозмутимого мага. Внутри искусно изготовленных доспехов имелись скрытые замки. Они щелкнули, хитроумная скорлупа раскрылась и с грохотом упала на песок. Под ней воссияли белые одежды, надетые одна поверх другой - простота асанианской изысканности. Одеяний было семь. А над ними сверкало золото. Восьмое платье, императорское, полагалось носить лишь Высоким принцам. Из воздуха, а может быть, из группы магов выпрыгнула серая тень и припала к земле перед Хирелом. Ее рычание было тихим, отчетливым и гибельным. Рыцари императора застыли на месте. Саревану удалось пробиться к Хирелу. С ним был Зха'дан. Они остановились за его спиной, и не было охраны надежнее. Казалось, он не осознает их присутствия. Его спина была такой же прямой и гибкой, как раньше, несмотря на то, что плечи стали намного шире. Гордый и все же невыразимо одинокий, он стоял под изумленными взглядами множества глаз, повернувшись лицом к отцу. Его руки легли на украшенный перьями нелепый шлем. Он отбросил его в сторону резким, лишенным придворной учтивости движением, и встряхнул своими коротко обрезанными волосами. Приподнял подбородок и устремил глаза на императора. Сареван почувствовал, как во рту у него пересохло. Он отдал бы многое, лишь бы видеть лица Вуада и Сайела, но еще больше, неизмеримо больше, чтобы видеть лицо самого императора. Но маска не выдавала чувств, которые мог испытывать человек, скрывавшийся под ней. Он породил почти полсотни сыновей. Узнает ли он этого, столь переменившегося, превратившегося из ребенка в мужчину? И даже если узнает, то назовет ли его своим наследником? Хирел сделал то, что могло быть признано крайне мужественным поступком - или проявлением крайнего безрассудства. Он двинулся вперед, сопровождаемый Юланом. Он, не колеблясь, шел прямо на стальные наконечники копий. Когда сталь едва не вонзилась в его грудь, он поднял руку. Копья заколебались и внезапно качнулись вверх. Олениай медленно отступили назад. Все принцы видели происходящее. Возможно, некоторые из них поняли, в чем дело. Тишина, царившая в зале, нарушилась удивленными шепотками. Приглушенный шум голосов усилился. Хирел поставил ногу на первую степень возвышения. Идти дальше он не дерзнул. Он стоял и ждал, подняв глаза на отца. Теперь люди, находившиеся за спинами принцев, видели его и зверя рядом с ним, а также двух высоких воинов. Шум голосов в зале уподобился вою лесного ветра, грозившему превратиться в рев урагана. Лишь один император не двигался. Маска наклонилась по направлению к сыну. Его герольд совсем растерялся. Сареван начал дергаться. Все это тянулось слишком долго. Если человек в маске в скором времени не образумится, если, конечно, у него оставалась хотя бы капля разума, в зале поднимется волнение. Сареван рванул застежки на своих доспехах, стряхнул их с себя и отбросил прочь. Почему за его спиной послышались вздохи изумления? Он обладал собственным безумным величием: он потребовал, чтобы ему принесли полное императорское облачение северян и получил его. То, как он был одет, казалось этим людям наготой. Белые сандалии со шнуровкой до самых колен. Белый килт. Тяжелые украшения из золота и рубинов везде, где только можно было их подвесить. И огромное пространство обнаженного тела. Зха'дан заплел его волосы в искусные косички, подобающие вождю: зхил'ари не знал королевских обычаев Янона, а времени на обучение у Саревана не было. Впрочем, никто здесь не почувствовал разницу, да это и не имело значения. Цвет многочисленных замысловатых плетешков вполне доказывал истинность его происхождения. Он сбросил шлем, тряхнул косичками, взглянул прямо в глазницы императорской маски и отвесил короткий поклон, как король королю. - Лорд император, - сказал Сареван отчетливо и спокойно, перекрывая сумятицу в зале. - Я возвращаю вам вашего сына. После этих слов воцарилась мертвая тишина, излучавшая недоверие, смешанное с любопытством. Хирел побелел от ярости. Сареван отчаянно надеялся, что Аранос испытывает то же самое чувство. Он улыбнулся. - Перед вами ваш сын, лорд император. И, смею надеяться, ваш наследник. Назовете ли вы его сами, или это сделаю я? Невероятная дерзость! Она вызвала благоговение даже у Хирела. А весь Высокий двор оцепенел. Император совершил ужасную вещь, неслыханную и невозможную. Он встал с трона и сделал шаг вперед, облаченный в весь этот шелк, бархат и парчу, в своей маске, короне и парике из тяжелого золота. Он двигался с огромным достоинством и тяжеловесной медлительностью, но все же двигался. Он стал спускаться вниз по ступеням. Когда до Хирела оставалась лишь одна ступень, он остановился и поднял руку. Его рыцари приготовились к прыжку. Его сын стоял без движения в ожидании удара. Рука в сверкающей перчатке опустилась. Пальцы сжали плечо Хирела. У него захватило дух, как от боли, но он не дрогнул. Его глаза встретились сглазами под маской. Из-под маски раздался голос. Это был прекрасный голос, мощный и глубокий, намного превосходящий по красоте голос императорского герольда. - Асукирел, - возвестил император Асаниана. - Асукирел ин Зиад Увериас.
Однако это был еще не конец, в чем тут же удостоверились Хирел и Сареван. Они нарушили ход ритуала, они потрясли Высокий двор до самых оснований. Когда рыцари императора уводили их, в зале началось настоящее буйство. Хирел попытался оказать сопротивление. - Мы еще не закончили, - громко сказал он, прорезая шум толпы. - Я должен принять у них присягу. Я должен... - Они сдерут с тебя шкуру, - сказал Сареван, кладя руки ему на плечи, чего никто другой не решался сделать. Хирел был слишком разъярен, чтобы сопротивляться. Наступила внезапная и благодатная тишина. Сареван расположился в комнате, куда препроводили его олениай. Должно быть, она предназначалась для отдыха императора в перерыве между аудиенциями либо для тайных соглядатаев, которые наблюдали за троном и залом через невидимые глазу окошечки. Теперь эти окошки были закрыты. Один из олениай завесил их гобеленом. Саревану почудилось что-то знакомое в этом человеке, в этих глазах, поблескивающих из-под черной маски. Он хлопнул руками по своему поясу, лишенному меча. Все его оружие осталось бесполезно лежать на полу зала. - Халид! Капитан олениай кивнул. Его взгляд выражал иронию, правой рукой он красноречиво вынул из ножен меч. Его товарищи - целая дюжина расположились вдоль стен. С осторожной медлительностью Сареван обернулся к Хирелу. Юлан не терял бдительность, но казался спокойным. Точно так же выглядел и Зха'дан, сбросивший свои доспехи и превратившийся в истинного зхил'ари, раскрашенного с княжеской роскошью. - Кажется, мы совершили ошибку, - сказал Сареван. - Несколько ошибок. Олениай насторожились и прислушались. Через потайную дверь в комнату вошел человек. По меркам асаниан, его одеяние отличалось крайней простотой. Оно состояло всего из двух частей: верхней и нижней рубашек, первая из которых была сшита из янтарного шелка, а вторая - из простой льняной материи, без каких-либо украшений, кроме золотого браслета, дозволенного любому дворянину Высокого двора. Он был не молод, но и не стар. Годы иссушили его тело и избороздили морщинами лицо, а его волос, еще более коротких, чем кудри Хирела, уже коснулась седина. Его кожа приобрела восковую бледность, заставившую Саревана сощурить глаза. И все же он по-прежнему был красив и обладал силой льва, которая, несмотря на возраст, остается у истинного властелина своих владений. Хирел упал перед ним на колени. Человек положил руки на склоненную голову юноши. Потерявшие гибкость, распухшие и деформированные, они едва заметно дрожали. Но не слабость заставляла их дрожать. Его лицо казалось высеченным из слоновой кости, глаза горели золотым пламенем. Хирел поднял голову. У этих двоих были одинаковые глаза. Такой же пылающий взгляд устремился на лишенное всякого выражения лицо. Оно могло бы выражать смертельную ярость. Или опасение. Или глубокую радость, взметнувшуюся, но обузданную и спрятанную в глубинах души. - Мой господин, - сказал Хирел, - отзови своих псов. - Сын мой, - сказал император Асаниана, - отзови своих барсов. Клинки со свистом вошли в ножны. Императорские олениай преклонили колени перед своим господином, Зха'дан не счел нужным последовать их примеру, а Сареван поклонялся только своему богу. Он по-прежнему держал руку на голове Юлана и с интересом наблюдал за соперником своего отца. Зиад-Илариос вовсе не напоминал жирного паука из легенды, но не был похож и на страстного юношу, который хотел сбежать с молодой княжной гилени. Юность давно осталась позади вместе с невинностью и нежностью, которую так любила в нем леди Элиан. А страсть... Ради Хирела она на мгновение разгорелась с юношеским пылом. Однако ледяной груз возраста и королевского достоинства притушил ее. Император поднял сына с колен, и они оказались лицом к лицу, отчего глаза императора слегка расширились. Он отступил назад и приказал: - Садись.
Хирел сел на подушку и застыл. Даже сидя, его отец возвышался над ним. Сареван стоял поодаль в обществе Зха'дана и кота. Он очень сомневался, что ему здесь рады. А еще сильнее он сомневался в том, что Хирелу удастся пройти через эту дверь целым и невредимым. Воцарилась убийственная тишина. В течение нескольких томительных и бесконечных мгновений ЗиадИлариос не проронил ни слова. Гораздо чаще его глаза скользили по Саревану, нежели по собственному сыну; это был невозмутимый испытующий взгляд, лишенный как теплоты, так и враждебности.. Когда Сареван почувствовал, что с него хватит, он дерзко улыбнулся. - Ну, старый лев. Теперь, когда мы у тебя в руках, что ты намерен с нами сделать? Плечи Хирела напряглись. Зиад-Илариос остановил свой взгляд на Сареване. Впервые за все дни, которыми Сареван мог гордиться, он искренне пожалел о своей потерянной силе, исчезнувшей за гранью боли. Вот бы прикоснуться к этому разуму, скрытому покровами и масками, вот бы узнать, что действительно кроется за этим молчанием. Император поднял руку. - Подойди сюда, - сказал он. Сареван подошел и, не ожидая приглашения, сел, отвечая взглядом на взгляд. - Ну? - спросил он. Зиад-Илариос наклонился вперед. Его пальцы обхватили подбородок Саревана, повернули из стороны в сторону и внезапно отпустили. Он откинулся назад и сказал: - Ты похож на отца. - Во всем виноват нос, - ответил Сареван. - Он затмевает все остальное. - Он поднял голову. - Если вы хотите играть в игры, то я согласен в них играть. Но прежде мне хотелось бы кое-что выяснить. О том, как нас встретили, и о вон том мече. Если вы не хотите сказать, каковы ваши намерения относительно нас, то, может быть, согласитесь объяснить, что за ошибки, по вашему мнению, мы совершили? - Я сделаю это, - ответил император с видимой охотой. Возможно, разговор забавлял его. - Тебе не надо было с такой очевидностью обнаруживать, что наследник Керувариона присутствует здесь. Тебе не надо было показывать, что ты здесь по собственной воле и ждешь благодарности за то, что вернул наследника Асаниана и способствовал его провозглашению. Сареван развалился на императорском диване, подперев рукой щеку. - Вы сами не слишком торопились назвать его, к тому же назревало волнение. Я должен был что-то сделать. - После чего действительно началось волнение, - сказал Зиад-Илариос. - Они быстро образумятся. Вы назвали имя наследника. Когда люди оправятся от шока, они будут довольны. - Ты думаешь? - Я не думаю, я знаю, - сказал Сареван. На самом деле он вовсе не был так уж уверен в этом. - А как же ты? Что скажут о тебе? - Правду. Естественно, я появился здесь по доброй воле, лорд император. Я приношу себя вам в дар. Зиад-Илариос не был изумлен или смущен. Ну разумеется. Халид оказался его человеком. Он знал все; по-видимому, он знал обо всем с самого начала. - У этого меча две грани. Солнечный принц. Я могу использовать тебя как пешку в моей игре. Я могу обменять твою жизнь на империю твоего отца. Сареван почувствовал, как от напряжения его желудок свернулся в тугой узел. Он улыбнулся. - Не беспокойтесь. Он не станет играть. Пока я жив, он не нападет на вас. Если я умру, начнется война. Но ни от одного из нас вы не получите Керуварион. - А если я жажду войны? Сареван откинул назад голову, обнажая шею. - Я ваш, старый лев. Можете делать что хотите. - Ты молод, - пробормотал Зиад-Илариос ничего не выражающим тоном. - Я не принадлежу к числу тех, кто порет своих сыновей. Но будь ты моим сыном, я призадумался бы об этом. Сареван резко выпрямился. Зиад-Илариос смотрел на него сурово, но в его глазах сверкали искорки. - Юноша, твоя выходка поставила меня в очень трудное положение. Я подумываю о том, чтобы немедленно вернуть тебя отцу... - Вы не можете? - вскричал Сареван. Брови императора сдвинулись. Сейчас он особенно напоминал Хирела. - Не надо указывать мне, что я могу делать, а чего не могу. Твой отец позволил моему сыну вернуться ко мне, хотя ему было бы очень выгодно держать мальчика в заложниках. И поэтому я в долгу перед ним. Я могу отплатить ему тем же. Или поступить по-другому. Не знаю, какая мне от тебя польза, ты только вносишь разлад в ряды моих придворных. Наверное, будет лучше, если ты умрешь или проведешь в цепях остаток жизни. - Пусть так и будет, - твердо сказал Сареван. Зиад-Илариос долго смотрел на него. Несмотря на твердость намерений и то, что в течение многих дней он укреплял волю, Саревану с трудом удалось сидеть без движения, с бесстрастным лицом, смиренно положив руки на колени. Его сердце гулко билось, во рту пересохло, по спине ползла струйка холодного пота. Император произнес те слова, которые так боялся услышать Сареван: - Ты собираешься предать свою империю? - Нет! - вскричал Сареван слишком поспешно, слишком громко и слишком пронзительно, но тут же овладел собой. - Нет, властелин Асаниана. Никогда. Я намерен спасти ее. - Он протянул руки, показывая Зиад-Илариосу обе ладони. Одна из них была такой же, как у других людей, на другой пылало золотое пламя. - Я предлагаю вам себя. Как заложника. Как миротворца. Как щит, предохраняющий вас от моего отца и от войны. - Ты так уверен, что он не сможет выиграть ее? - Я знаю, что он победит. - Тогда почему? Вряд ли ты питаешь любовь к Асаниану. - Я знаю, чего будет стоить эта победа. - Император удивленно поднял брови. Сареван сглотнул. Ему казалось, что его горло наполнено песком. - У меня никогда не было такого дара предвидения, каким обладает моя мать. Но я видел то, что мой бог позволил мне видеть. Войну, властелин Асаниана. Кровавую войну. Обе империи будут разорены, лучшие воины погибнут, народы потеряют свою силу. - Сареван поднялся на ноги. - Я не допущу этого. Если я должен погибнуть, чтобы предотвратить это, то пусть я умру. Я не хочу быть императором в империи руин. - В этом-то все и дело, - сказал Зиад-Илариос, смягчившийся после пылкого выступления Саревана. - Ты скорее станешь предателем, нежели смело встретишь приход того, что тебя так страшит. Даже в Асаниане мы имеем название этому. Мы зовем это трусостью. - Старый лев, - промурлыкал Сареван. - Я молод, глуп и недостаточно храбр, но вы не можете испытывать мой характер, искажая правду. Мой отец позволил вашему сыну покинуть Эндрос, потому что у него не было стремления сохранить мир или склонности к хладнокровному убийству. Ему и не снилось, что я могу зайти так далеко. - Ты веришь, что ради спасения моего государства я не допущу твоей смерти? - Я верю, что Мирейн Ан-Ш'Эндор не решится вторгнуться в Асаниан, пока вы держите меня в заложниках. В конце концов, я его единственный сын. Его отец предопределил, что ему не суждено иметь другого. - Но если война неизбежна, твоя смерть может вынудить его к поспешным действиям, и он отправится в поход недостаточно подготовленным. Тогда я получу преимущество. - Когда я покинул Эндрос, он уже был готов. Возможно, я задержал его, сбежав и обманув его бдительность, но если я умру по вашему приказу, он обрушится на Асаниан сразу и беспощадно. - Сареван выпрямился и отступил назад, освобождая Зиад-Илариоса от тяжести своей тени. - Лорд император, я здесь по доброй воле и полностью осведомлен о последствиях. Отдаю себя в ваши руки. Я буду служить вам как принц или как раб, как гость или как узник, если только вы не потребуете, чтобы я предал свой народ. - Почему ты так уверен, что я не избавлюсь от тебя и не восстану против твоего отца? Ведь мой сын не находится в его власти. - В этом, - спокойно произнес Сареван, - я полагаюсь на вашу честь. И на размеры армии моего отца. Император встал. - Асукирел, - сказал он. - Рассуди. Оставить мне его? Или приговорить к смерти? Или отправить обратно к отцу? Хирел медлил с ответом. Как понял Сареван, причиной этого было не удивление. По всей видимости, он был готов принять на себя бремя этого решения, но оно оказалось тяжелым. Может быть, слишком тяжелым для его плеч, какими бы крепкими они ни становились. Наконец он сказал: - Его гибель была бы мудрым решением, если думать о предстоящих годах и о том, что он неизбежно превратится в нашего врага, но он ясно дал нам понять, как опасен подобный шаг. Если мы отправим его в Эндрос, то только в цепях, иначе он не поедет. Я считаю, что мы должны оставить его здесь. Таким образом мы выиграем время и сорвем планы его отца. - А позже вы всегда успеете убить меня, - заметил Сареван. Он напыщенно поклонился. - Я к вашим услугам, мой господин. Чего вы ждете от меня? - Уважения, - ответил Зиад-Илариос, сверкнув глазами, в которых скрывался смех. - А теперь, - сказал он, - я хотел бы поговорить с моим сыном. Мой капитан проводит тебя в удобные покои.
Однако это был еще не конец, в чем тут же удостоверились Хирел и Сареван. Они нарушили ход ритуала, они потрясли Высокий двор до самых оснований. Когда рыцари императора уводили их, в зале началось настоящее буйство. Хирел попытался оказать сопротивление. - Мы еще не закончили, - громко сказал он, прорезая шум толпы. - Я должен принять у них присягу. Я должен... - Они сдерут с тебя шкуру, - сказал Сареван, кладя руки ему на плечи, чего никто другой не решался сделать. Хирел был слишком разъярен, чтобы сопротивляться. Наступила внезапная и благодатная тишина. Сареван расположился в комнате, куда препроводили его олениай. Должно быть, она предназначалась для отдыха императора в перерыве между аудиенциями либо для тайных соглядатаев, которые наблюдали за троном и залом через невидимые глазу окошечки. Теперь эти окошки были закрыты. Один из олениай завесил их гобеленом. Саревану почудилось что-то знакомое в этом человеке, в этих глазах, поблескивающих из-под черной маски. Он хлопнул руками по своему поясу, лишенному меча. Все его оружие осталось бесполезно лежать на полу зала. - Халид! Капитан олениай кивнул. Его взгляд выражал иронию, правой рукой он красноречиво вынул из ножен меч. Его товарищи - целая дюжина расположились вдоль стен. С осторожной медлительностью Сареван обернулся к Хирелу. Юлан не терял бдительность, но казался спокойным. Точно так же выглядел и Зха'дан, сбросивший свои доспехи и превратившийся в истинного зхил'ари, раскрашенного с княжеской роскошью. - Кажется, мы совершили ошибку, - сказал Сареван. - Несколько ошибок. Олениай насторожились и прислушались. Через потайную дверь в комнату вошел человек. По меркам асаниан, его одеяние отличалось крайней простотой. Оно состояло всего из двух частей: верхней и нижней рубашек, первая из которых была сшита из янтарного шелка, а вторая - из простой льняной материи, без каких-либо украшений, кроме золотого браслета, дозволенного любому дворянину Высокого двора. Он был не молод, но и не стар. Годы иссушили его тело и избороздили морщинами лицо, а его волос, еще более коротких, чем кудри Хирела, уже коснулась седина. Его кожа приобрела восковую бледность, заставившую Саревана сощурить глаза. И все же он по-прежнему был красив и обладал силой льва, которая, несмотря на возраст, остается у истинного властелина своих владений. Хирел упал перед ним на колени. Человек положил руки на склоненную голову юноши. Потерявшие гибкость, распухшие и деформированные, они едва заметно дрожали. Но не слабость заставляла их дрожать. Его лицо казалось высеченным из слоновой кости, глаза горели золотым пламенем. Хирел поднял голову. У этих двоих были одинаковые глаза. Такой же пылающий взгляд устремился на лишенное всякого выражения лицо. Оно могло бы выражать смертельную ярость. Или опасение. Или глубокую радость, взметнувшуюся, но обузданную и спрятанную в глубинах души. - Мой господин, - сказал Хирел, - отзови своих псов. - Сын мой, - сказал император Асаниана, - отзови своих барсов. Клинки со свистом вошли в ножны. Императорские олениай преклонили колени перед своим господином, Зха'дан не счел нужным последовать их примеру, а Сареван поклонялся только своему богу. Он по-прежнему держал руку на голове Юлана и с интересом наблюдал за соперником своего отца. Зиад-Илариос вовсе не напоминал жирного паука из легенды, но не был похож и на страстного юношу, который хотел сбежать с молодой княжной гилени. Юность давно осталась позади вместе с невинностью и нежностью, которую так любила в нем леди Элиан. А страсть... Ради Хирела она на мгновение разгорелась с юношеским пылом. Однако ледяной груз возраста и королевского достоинства притушил ее. Император поднял сына с колен, и они оказались лицом к лицу, отчего глаза императора слегка расширились. Он отступил назад и приказал: - Садись.
Хирел сел на подушку и застыл. Даже сидя, его отец возвышался над ним. Сареван стоял поодаль в обществе Зха'дана и кота. Он очень сомневался, что ему здесь рады. А еще сильнее он сомневался в том, что Хирелу удастся пройти через эту дверь целым и невредимым. Воцарилась убийственная тишина. В течение нескольких томительных и бесконечных мгновений ЗиадИлариос не проронил ни слова. Гораздо чаще его глаза скользили по Саревану, нежели по собственному сыну; это был невозмутимый испытующий взгляд, лишенный как теплоты, так и враждебности.. Когда Сареван почувствовал, что с него хватит, он дерзко улыбнулся. - Ну, старый лев. Теперь, когда мы у тебя в руках, что ты намерен с нами сделать? Плечи Хирела напряглись. Зиад-Илариос остановил свой взгляд на Сареване. Впервые за все дни, которыми Сареван мог гордиться, он искренне пожалел о своей потерянной силе, исчезнувшей за гранью боли. Вот бы прикоснуться к этому разуму, скрытому покровами и масками, вот бы узнать, что действительно кроется за этим молчанием. Император поднял руку. - Подойди сюда, - сказал он. Сареван подошел и, не ожидая приглашения, сел, отвечая взглядом на взгляд. - Ну? - спросил он. Зиад-Илариос наклонился вперед. Его пальцы обхватили подбородок Саревана, повернули из стороны в сторону и внезапно отпустили. Он откинулся назад и сказал: - Ты похож на отца. - Во всем виноват нос, - ответил Сареван. - Он затмевает все остальное. - Он поднял голову. - Если вы хотите играть в игры, то я согласен в них играть. Но прежде мне хотелось бы кое-что выяснить. О том, как нас встретили, и о вон том мече. Если вы не хотите сказать, каковы ваши намерения относительно нас, то, может быть, согласитесь объяснить, что за ошибки, по вашему мнению, мы совершили? - Я сделаю это, - ответил император с видимой охотой. Возможно, разговор забавлял его. - Тебе не надо было с такой очевидностью обнаруживать, что наследник Керувариона присутствует здесь. Тебе не надо было показывать, что ты здесь по собственной воле и ждешь благодарности за то, что вернул наследника Асаниана и способствовал его провозглашению. Сареван развалился на императорском диване, подперев рукой щеку. - Вы сами не слишком торопились назвать его, к тому же назревало волнение. Я должен был что-то сделать. - После чего действительно началось волнение, - сказал Зиад-Илариос. - Они быстро образумятся. Вы назвали имя наследника. Когда люди оправятся от шока, они будут довольны. - Ты думаешь? - Я не думаю, я знаю, - сказал Сареван. На самом деле он вовсе не был так уж уверен в этом. - А как же ты? Что скажут о тебе? - Правду. Естественно, я появился здесь по доброй воле, лорд император. Я приношу себя вам в дар. Зиад-Илариос не был изумлен или смущен. Ну разумеется. Халид оказался его человеком. Он знал все; по-видимому, он знал обо всем с самого начала. - У этого меча две грани. Солнечный принц. Я могу использовать тебя как пешку в моей игре. Я могу обменять твою жизнь на империю твоего отца. Сареван почувствовал, как от напряжения его желудок свернулся в тугой узел. Он улыбнулся. - Не беспокойтесь. Он не станет играть. Пока я жив, он не нападет на вас. Если я умру, начнется война. Но ни от одного из нас вы не получите Керуварион. - А если я жажду войны? Сареван откинул назад голову, обнажая шею. - Я ваш, старый лев. Можете делать что хотите. - Ты молод, - пробормотал Зиад-Илариос ничего не выражающим тоном. - Я не принадлежу к числу тех, кто порет своих сыновей. Но будь ты моим сыном, я призадумался бы об этом. Сареван резко выпрямился. Зиад-Илариос смотрел на него сурово, но в его глазах сверкали искорки. - Юноша, твоя выходка поставила меня в очень трудное положение. Я подумываю о том, чтобы немедленно вернуть тебя отцу... - Вы не можете? - вскричал Сареван. Брови императора сдвинулись. Сейчас он особенно напоминал Хирела. - Не надо указывать мне, что я могу делать, а чего не могу. Твой отец позволил моему сыну вернуться ко мне, хотя ему было бы очень выгодно держать мальчика в заложниках. И поэтому я в долгу перед ним. Я могу отплатить ему тем же. Или поступить по-другому. Не знаю, какая мне от тебя польза, ты только вносишь разлад в ряды моих придворных. Наверное, будет лучше, если ты умрешь или проведешь в цепях остаток жизни. - Пусть так и будет, - твердо сказал Сареван. Зиад-Илариос долго смотрел на него. Несмотря на твердость намерений и то, что в течение многих дней он укреплял волю, Саревану с трудом удалось сидеть без движения, с бесстрастным лицом, смиренно положив руки на колени. Его сердце гулко билось, во рту пересохло, по спине ползла струйка холодного пота. Император произнес те слова, которые так боялся услышать Сареван: - Ты собираешься предать свою империю? - Нет! - вскричал Сареван слишком поспешно, слишком громко и слишком пронзительно, но тут же овладел собой. - Нет, властелин Асаниана. Никогда. Я намерен спасти ее. - Он протянул руки, показывая Зиад-Илариосу обе ладони. Одна из них была такой же, как у других людей, на другой пылало золотое пламя. - Я предлагаю вам себя. Как заложника. Как миротворца. Как щит, предохраняющий вас от моего отца и от войны. - Ты так уверен, что он не сможет выиграть ее? - Я знаю, что он победит. - Тогда почему? Вряд ли ты питаешь любовь к Асаниану. - Я знаю, чего будет стоить эта победа. - Император удивленно поднял брови. Сареван сглотнул. Ему казалось, что его горло наполнено песком. - У меня никогда не было такого дара предвидения, каким обладает моя мать. Но я видел то, что мой бог позволил мне видеть. Войну, властелин Асаниана. Кровавую войну. Обе империи будут разорены, лучшие воины погибнут, народы потеряют свою силу. - Сареван поднялся на ноги. - Я не допущу этого. Если я должен погибнуть, чтобы предотвратить это, то пусть я умру. Я не хочу быть императором в империи руин. - В этом-то все и дело, - сказал Зиад-Илариос, смягчившийся после пылкого выступления Саревана. - Ты скорее станешь предателем, нежели смело встретишь приход того, что тебя так страшит. Даже в Асаниане мы имеем название этому. Мы зовем это трусостью. - Старый лев, - промурлыкал Сареван. - Я молод, глуп и недостаточно храбр, но вы не можете испытывать мой характер, искажая правду. Мой отец позволил вашему сыну покинуть Эндрос, потому что у него не было стремления сохранить мир или склонности к хладнокровному убийству. Ему и не снилось, что я могу зайти так далеко. - Ты веришь, что ради спасения моего государства я не допущу твоей смерти? - Я верю, что Мирейн Ан-Ш'Эндор не решится вторгнуться в Асаниан, пока вы держите меня в заложниках. В конце концов, я его единственный сын. Его отец предопределил, что ему не суждено иметь другого. - Но если война неизбежна, твоя смерть может вынудить его к поспешным действиям, и он отправится в поход недостаточно подготовленным. Тогда я получу преимущество. - Когда я покинул Эндрос, он уже был готов. Возможно, я задержал его, сбежав и обманув его бдительность, но если я умру по вашему приказу, он обрушится на Асаниан сразу и беспощадно. - Сареван выпрямился и отступил назад, освобождая Зиад-Илариоса от тяжести своей тени. - Лорд император, я здесь по доброй воле и полностью осведомлен о последствиях. Отдаю себя в ваши руки. Я буду служить вам как принц или как раб, как гость или как узник, если только вы не потребуете, чтобы я предал свой народ. - Почему ты так уверен, что я не избавлюсь от тебя и не восстану против твоего отца? Ведь мой сын не находится в его власти. - В этом, - спокойно произнес Сареван, - я полагаюсь на вашу честь. И на размеры армии моего отца. Император встал. - Асукирел, - сказал он. - Рассуди. Оставить мне его? Или приговорить к смерти? Или отправить обратно к отцу? Хирел медлил с ответом. Как понял Сареван, причиной этого было не удивление. По всей видимости, он был готов принять на себя бремя этого решения, но оно оказалось тяжелым. Может быть, слишком тяжелым для его плеч, какими бы крепкими они ни становились. Наконец он сказал: - Его гибель была бы мудрым решением, если думать о предстоящих годах и о том, что он неизбежно превратится в нашего врага, но он ясно дал нам понять, как опасен подобный шаг. Если мы отправим его в Эндрос, то только в цепях, иначе он не поедет. Я считаю, что мы должны оставить его здесь. Таким образом мы выиграем время и сорвем планы его отца. - А позже вы всегда успеете убить меня, - заметил Сареван. Он напыщенно поклонился. - Я к вашим услугам, мой господин. Чего вы ждете от меня? - Уважения, - ответил Зиад-Илариос, сверкнув глазами, в которых скрывался смех. - А теперь, - сказал он, - я хотел бы поговорить с моим сыном. Мой капитан проводит тебя в удобные покои.