Страница:
Часть пятая ХИРЕЛ УВЕРИАС
ГЛАВА 25
Мир рухнул. Хирел взирал на это без всякого замешательства. Его шея болела в том месте, где ее коснулся нож, но тот, кто сделал это, был уже убит или убежал. Никто больше не трогал его. Он превратился в тень пустоты - в спутника Дочери Солнца. В нем больше не было силы, а с его мечом они встречаться не желали. Он не мог принудить их к этому. Когда-то давнымдавно или всего миг назад он испытывал гнев. Теперь это не имело значения. Ничто не имело значения, кроме того, что его ждала смерть. У нее было странное прекрасное лицо. Лицо Уварры. Если бы ему суждено было выжить, он бы горевал, оплакивая отца, лорда Вадина, леди Калириен. Но если он должен умереть, то пусть умрет рядом со своей женой. Теперь она стала его императрицей. Подумав об этом, он иронически улыбнулся и обнял Севайин за плечи. Она почти не осознавала, что он рядом, но ее тело прижалось к нему. Она дрожала от страха, усталости и боли, которую Хирел едва мог стерпеть. Он затаил дыхание, сжал зубы и обнял ее крепче. Сверкнула молния. В этом зрелище были величие и мощь, подобные горному обвалу или морскому шторму. Весь замок сотрясался до самого основания. Плеть огненных молний ударила поверх их голов. Магический огонь с ревом взметнулся к потолку; стены завертелись в бешеном безумном вихре. В самом центре этой бури белым пламенем сиял Мирейн. Маги ошиблись в своей надменной мудрости. Они убили двоих, которые составляли единство его души, думая, что этим ослабят его, подчинят своей силе. Так и случилось с той его частью, которая была смертным человеком и казалась его подлинной сущностью. Но она была лишь завесой, скрывающей истину, узами, сковывающими свет. Сын жрицы из Янона исчез. Перед ними во всем своем ужасающем великолепии появился сын Аварьяна, воплощение чистой силы и чистого гнева, бестелесный и ослепительный. Он мог уничтожить тех, кто убил его императрицу и его брата; он знал, что это будет стоить ему жизни, но думал об этом не больше, чем бог, который восстает в своей ярости. - Отец, - сказала Севайин тихо, но отчетливо. - Отец. Она повторяла это снова и снова. Один раз она попыталась успокоить его прикосновением своей магической силы, но заплатила за это великой болью. Даже ради божественного света, горевшего в ней, он не желал отступиться от своего намерения. - Мирейн, - прозвучало как удар гонга. - Мирейн Ан-Ш'Эндор! Его пламя дрогнуло, взметнулось и устремилось к магическому огню. Он излучал силу, которую огонь поглощал словно вино. И вновь раздался низкий голос: - Мирейн Ан-Ш'Эндор! В огненном сиянии, в которое превратился Солнцерожденный, мелькнуло лицо, глаза, темные и почти спокойные, как будто их владелец погрузился в транс; улыбающиеся губы. Собрав пригоршню молний, эта сила направила их прямо в магический огонь. Оттуда, как из ворот, появился человек, юноша в облачении зхил'ари. Его имя замерло у Хирела на языке, Зха'дан. Хирел думал, что он погиб, Зха'дан был ранен и хромал, но по-прежнему оставался неукротимым Зханиеданом, который с глубоким уважением уступил дорогу тому, кого привел с собой, сгорбленному седому старцу, закутанному в черный плащ. Старик выпрямился. Он был высок, широк в плечах, несмотря на свой возраст, и силен, вопреки кажущейся немощи. Князь Хан-Гилена отбросил свой плащ, оказавшийся не черным, а темнозеленым, повернулся к огненному столбу и слегка коснулся его вершины. У него вырвался вздох, как единственная дань этой ужасающей силе. Хирел покачнулся от внезапно наступившей темноты. Пламя потухло. Его место заняла тень - Мирейн на коленях в своем черном килте с золотым поясом, золотыми браслетами, обручем, серьгами и косичками, кажущийся слабым мерцанием после того величественного зрелища, которое он только что явил всем. Он поднял голову. Его лицо напоминало маску человека, лишенного молодости и надежды, но по-прежнему полного сил. Красный князь прошел мимо него и опустился на пол возле тела Элиан. - Дочка, - сказал он с невыразимой скорбью. - Ах, дочка, если б ты только согласилась немного подождать, этого никогда бы не произошло. Его голос затих. Он поцеловал Элиан в лоб и с трудом поднялся на ноги. Все смотрели на него. Хирел удивлялся, не понимая, почему маги не нанесли по нему удар. - Потому что он один из них, - сказала Севайин отчетливо и сурово. Она выпрямилась. - Ну что же, дедушка. Давай, убей его, пока он не опомнился. Старик не взглянул на нее. Он смотрел на Мирейна, который хмурился как человек, тщетно пытающийся что-то вспомнить. Вспомнить, зачем ему надо это вспоминать. - Он руководил ими! - вскричала Севайин в гневе и отчаянии. - Он начал все это. А теперь закончит. Теперь уже все конечно. Слегка наклонив голову, Мирейн изучал лицо своего приемного отца. - Ну разумеется, это ты. - Он едва заметно улыбнулся. - Это всегда был ты. Я заметил твой отпечаток на душе моей дочери, только принял это за ее любовь к тебе и за тот след, который оставило твое обучение, когда она еще была моим сыном. Кто, как не ты, мог сотворить такое превращение? - Конечно, я, - ответил князь Орсан. - Это был мой замысел, мое творение. А теперь, как говорит моя госпожа, я должен закончить. - Или я. - Мирейн легко и быстро встал на ноги. - Трижды по девять магов не смогли победить меня. Не хочешь ли теперь попробовать и ты, о князь предатель? - Мне это не нужно. Асанианский император мертв. Его наследник на стороне твоей дочери, и души их слиты воедино. Убьешь ли ты их? Или подаришь им мир, за который они так отважно сражались? - Нет никакого мира, кроме смерти. - Для тебя это действительно так, - сказал князь. Мирейн горько рассмеялся. - Как же все вы должны ненавидеть меня! - Нет, - сказал князь почти нежно. - Нет, Мирейн. Ты не хочешь признать свое поражение? Но ведь по большому счету это победа. - Моя жена всегда говорила мне, что я не умею проигрывать красиво. Честно говоря, я никогда не проигрывал. Я не терпел поражений, князь. Я не знаю, что это такое. - Может быть, пришло время научиться. - Нет, - сказал Мирейн. - Я хотел бы превратить наш мир в оплот света. А ты навечно приговорил его быть землей мрака. - Так тому и быть, - сказал князь Орсан. Мирейн вздохнул и поник головой, словно усталость победила его. Красный князь простер к нему руки, может быть, из сострадания, может быть, предостерегая. Мирейн змеей ринулся на него. Севайин вырвалась из рук Хирела и встала между своим отцом и отцом своей матери. Ее сила пронизала мозг Хирела. Для выбора ей потребовалась доля мгновения, которая длилась целую вечность. Отец - и дед. Свет - и свет вместе с тьмой. Любовь - и любовь, превратившаяся в ненависть. Горе - и горе без тени радости, без надежды, без утешения. Она ударила. Это чуть не убило ее, но сила Мирейна едва заметно дрогнула. В этот момент слабости князь Орсан пронзил его защиту, проникая все глубже и глубже, пока наконец не коснулся сердца и не сжал его. Глаза Мирейна распахнулись перед лицом смерти. Он узнал ее. Понял ее. Понял все: и неизбежность предательства, и горечь выбора. Сделав последнее отчаянное усилие, он схватил князя и свою дочь и толкнул их в огонь. Раздался оглушительный рев. Горло Хирела свела судорога. Он ослеп, оглох, он был ошеломлен. Севайин исчезла. У него ничего больше не осталось. Только смерть. Глядя в пустоту, он засмеялся. Если бы Севайин поняла истину, она вернулась бы к нему; если бы он знал путь через миры, а смерть была бы простым забвением, это не имело бы значения. Ни один разумный человек не стал бы так сильно любить женщину. Ни один разумный человек не подарил бы свою душу Севайин Ис'кириен. Все еще смеясь, он упал в объятия огня. Но огонь не обжигал. Он оказался страшно холодным и нанес Хирелу миллион ударов: все его тело было растерзано, расщеплено на атомы, каждый из которых терпел собственную ужасную муку. И все же то, что осталось от его существа, продолжало смеяться. А вдруг, очнувшись от этой боли, он обнаружит, что превратился в женщину? Тогда вся безумная комедия начнется сначала. Боль не желала, чтобы над ней смеялись. Она впилась в его тело ледяными когтями, обволокла его измученный разум и швырнула на самое дно, оставив в неподвижности. Вся его плоть превратилась в сплошной кровоподтек. Неужели мертвец может чувствовать такую ничтожную боль? Хирел пересчитал свои кости все они были целы. Его голова оставалась его головой, как и руки, и все тело. Даже мертвый, он безусловно оставался мужчиной. - Если это ад, - сказал он, глядя в молчаливый мрак, - то здесь довольно мило. Где страшные мучения? Где агония приговоренного? - Может быть, мы попали в рай, - с сарказмом ответил ему низкий голос. Хирел услышал, как что-то шевелится. Чья-то рука нащупала его руку и сжала ее. Разум Хирела содрогнулся от внезапного прикосновения, легкого, как крыло бабочки. Постепенно светлело. - А ты, - сказал князь Орсан с холодной радостью мудреца, - сильнее, чем я думал. Хирел произнес самое короткое ругательство, которое знал. Неужели ничего еще не кончилось? - Кто я - свеча, чтобы посветить какому-нибудь магу? - Вряд ли, - сказал князь. - Я хозяин твоей жены. Ее сила переплетена с моей, а значит, твоя сила - тоже. - Мы не погибли. Голос Хирела звучал безжизненно. Он встал, не обращая внимания на безмолвный протест своего тела, и осмотрелся. Увиденное привело его в легкое замешательство: он был источником света, золотым сиянием, которое становилось ярче по мере возрастания его силы. Если бы кто-то стоял в центре бриллианта; если бы в этом центре был изъян, черный провал без света, очертаниями напоминающий простой алтарь; если бы по обе стороны этого <алтаря> застыли две фигуры, мужская и женская, закутанные в черное, а в ногах у них свернулся большой серый кот, то это было бы как раз тем местом, где оказался Хирел. - Это Андал'ар'Варьян, - сказал князь Орсан. - Башня Солнца на вершине Трона Аварьяна в Эндросе Солнцерожденного. - Он произносил эти слова с суровой торжественностью и с оттенком отчаяния. - Мы находимся в самом сердце силы Солнцерожденного. Мирейн повернулся. Человек и бог снова воссоединились в одном теле. Однажды Хирелу уже довелось видеть его, стоящего перед Троном Солнца. Горе не уменьшило его величия, потеря не сломила его. Он по-прежнему оставался Мирейном Ан-Ш'Эндором, могучим правителем и непобедимым королем. Душа Хирела сжалась и затрепетала. Рядом с ним оказалась Севайин. Он не заметил, как она подошла. Он взглянул на нее: она была всем, чем был ее отец. И даже больше того. Потому что она была смертна, и это сковывало ее; потому что она оставалась самой собой. Он открылся перед ней, готовый к предстоящей неизбежной битве. - Нет, - сказал князь Орсан, - все великие войны завершены. Правление Солнцерожденного закончилось. Он вошел в круг света. Он не казался крепче и моложе, но его сила не стала меньше. Мирейн тихо попросил: - Сейчас, когда мы оказались здесь и все уже кончено, скажи мне, кто мой отец? - Ты сын Аварьяна, - ответил ему Красный князь. Мирейн вытянул свою пылающую руку. - Поклянись этим, о ты, кто плетет паутину. Поклянись, что не имеешь отношения к моему зачатию. - Я не могу. Мирейн рассмеялся. Его смех звучал легко и свободно. - Ты не осмеливаешься. Я думаю, что это ты создал меня, как говорят многие. Сто Царств нуждались в короле, поэтому ты сотворил меня, поместил в утробу чужеземки и наложил на нее заклинания, сплетенные из лжи и снов. Но твои козни увенчались таким успехом, о котором ты не помышлял в своих самых безудержных мечтах, который не являлся тебе в самых черных кошмарах. Сам бог пришел к тебе на помощь. С этой точки зрения он, безусловно, подарил мне жизнь, правда, с помощью твоей плоти и твоего семени. - Я призвал его, - сказал Красный князь. - Таков был ритуал, как ты знаешь: призывание бога к его невесте. Предвидение заставило меня поступить так; бог назвал имя своей избранницы посредством моей силы. Но что было после, я не помню. Возможно, он воспользовался мной. Возможно, нет. Но я не стремлюсь обозначить границы божественного. - Твоя работа, - сказал Мирейн. - Все это твоя работа, хоть ты и отрицаешь. Мир принял такую форму, какую ты пожелал придать ему. Неужели ты смеешь думать, что я тоже подчинюсь? - Что еще тебе остается? Твоя жена мертва. Твой названый брат отправился назад в объятия ночи, откуда ты когда-то вернул его. - Я был Мирейном и до того, как они стали частью меня. - Ты можешь жить без них? Можешь терпеть пустоту сердца и силы? Мирейн напрягся. Его глаза закрылись, челюсти сжались. Горестная гримаса исказила лицо. Усилием воли он овладел собой. - Меня ждут мои армии. Моя война еще не кончена. - Я думаю, что это не так, - сказал Красный князь. Он указал на двоих, безмолвно стоящих рядом: на Хирела, не принимавшего участия в разговоре, и на Севайин, которая не могла найти нужных слов. Хирел сжимал ее руки, сложенные на животе, где был ребенок. - Это конец войны. Ты отрицал его. Будь же мудр наконец, сын моего сердца. Прими то, по чему ты так долго тосковал. - А как же я?- спросил Мирейн. - Неужели я должен пасть от собственного меча? Севайин рванулась из рук Хирела. - Нет, отец. Ты можешь править как раньше, до тех пор, пока бог не возьмет тебя. Керуварион принадлежит тебе. Асаниан - мой и моего императора. Наш сын будет владеть обеими империями. Он мог бы согласиться. Севайин прочла это в его глазах, почти улыбающихся. Но князь сказал: - Как долго ты будешь мириться с этим? Сколько пройдет времени, прежде чем это начнет терзать тебя? Ты нанес удар в самое сердце Асаниана. Не станешь ли ты потом утверждать, что все завоеванное тобой сейчас принадлежит тебе? - Он еще ничего не завоевал, - возразил Хирел. Севайин стремительно повернулась к нему, а затем опять к отцу. - Да, - сказал князь Орсан. - Пока ты жив, Мирейн Ан-Ш'Эндор, миру не бывать. - Тогда тебе самому придется убить меня, - ответил Мирейн. Севайин очень тихо произнесла: - Если ты собираешься сделать это, то знай сначала тебе придется убить меня. Красный князь обвел всех взглядом. В его глазах сверкнул необузданный гнев гилени. - Неужели еще кому-нибудь, кроме меня, приходилось сталкиваться с династией столь непреклонных монархов? - В три быстрых шага он оказался перед Мирейном, возвышаясь над Солнцерожденным, словно башня, и Севайин подумала, что нет человека выше него. Он сделал то, чего Хирел при всем желании не смог бы сделать: положил руку на плечи Мирейна и взглянул сверху вниз в его глаза. - Я убью тебя, если это будет необходимо. Я молюсь, чтобы этого не случилось. Да, он сделал бы это. Мирейн улыбнулся. И все же он любил его, этого повелителя и наставника королей, этого мастера заговоров, коварством превзошедшего даже хитрый ум асанианцев. Он любил и ненавидел его. - Названый отец, - сказал он почти с нежностью. - Скажи мне. Князь Орсан ответил на его усмешку мудрой и неумолимой улыбкой. - Есть другой способ. - Отлично, - сказал Мирейн. Князь помедлил. - Чары. Великое Заклинание. Долгий сон, лежащий у смертной черты. - Но не во владениях смерти. - Мирейн откинул голову, чтобы взглянуть в глаза князя. - И какая же в этом выгода? Будет лучше и удобнее, если я умру. Тогда по крайней мере моя душа снова обретет целостность. - Для тебя, возможно, и нет выгоды. Но для мира, которым ты правил и который все еще можешь разрушить... Твоя дочь наконец пробудилась для мудрости. Она поняла, что свет и мрак составляют единое целое; она действительно знает, что такое сила. Ты тоже можешь познать эту истину. И если мои дурные предчувствия меня не обманывают, то пройдут годы, и снова возникнет угроза для равновесия в мире. И тогда Аварьяну вновь понадобится Меч, который он выковал. - Весьма экономно, - сказал Мирейн, - и трудно. Ты разве поручал кому-нибудь легкое задание? Он спросил это не только у князя Орсана, но и у того, кто незримо присутствовал здесь. В его словах не было ни страха, ни благоговения. Хирел восхищался им. - Если я не сделаю этого, - Мирейн теперь обращался только к князю, как ты поступишь? - Тогда я сделаю все возможное, чтобы убить тебя. - Ты можешь потерпеть неудачу. - Могу, - спокойно согласился князь. Внезапно Мирейн радостно засмеялся. - А если я соглашусь - тогда свершится чудо. Превосходная легенда: самое великое из моих деяний. Но цена... - Он помрачнел. - Цена очень высока. - Высокая цена никогда не дается дешево. Мирейн сверкнул глазами в сторону Севайин. Его взгляд на секунду потеплел. - Верно, - сказал он. Воцарилась тишина. Никто не двигался. Широко раскрыв глаза, Мирейн смотрел в темноту. Хирел так ясно читал его мысли, словно тот говорил вслух. Сон подобен смерти, но все же это не смерть. Пройдут долгие годы. Сознание будет заточено в темницу бесконечной ночи. А в самом конце будет мерцать надежда, слишком хрупкая, чтобы называться пророчеством. Предвидение князя может обернуться обманом. И тогда Мирейн проснется в страшном одиночестве, всеми забытый и покинутый, и окажется в мире, недоступном зрению пророка. Лучше избрать простой путь - битву с помощью оружия или магии. Если он проиграет, его ждет смерть. Если победит, то получит империю и жизнь. Князь силен, но он стар и ему не под силу сражаться с Мирейном в поединке. Ибо в мире нет силы, равной силе Солнцерожденного. Мирейн прерывисто вздохнул. Он взглянул на дочь и на ее возлюбленного. Они бессознательно взялись за руки и прижались друг к другу. Его качнуло от боли. Он протянул руки, словно силясь найти тех, кто покинул его; его сила оплакивала свое одиночество. Один, один навечно. Но смерть... Он не боялся ее. Он совершенно точно знал, что это такое. И все же... - Я молод и силен, - сказал он. - Мне отпущены еще долгие годы жизни. Никто не сказал ни слова. И в самом деле годы, подумал Хирел. Годы войны. Мирейн снова откинул голову. С болью, яростью и королевской непреклонностью у него вырвалось: - Я не готов! - Ты прав, - сказал князь Орсан. - Бог примет тебя, если ты придешь к нему. Но он не требует, чтобы ты предстал перед ним. Мирейн закрыл глаза и раскрыл ладони. Глаза Хирела не могли выдержать блеска Касара. - Я призван, - тихо сказал император, - но не для этого. Отец! воззвал он. - Отец, ты немилосерден. - Но ведь он всегда был жесток, - ответил Орсан, понимая, что Мирейн обращается не к нему. Мирейн улыбнулся, как подобает сильному человеку, несмотря на жестокую боль. Он вытянул руки: одна из них была воплощением ночи, другая - воплощением огня. - Теперь ты видишь: воле бога повинуется даже Солнцерожденный. - Он склонил голову. - Я твой, о орудие в руках моего отца. Делай со мной все что хочешь. Красный князь низко поклонился. - Не ради меня, мой господин и мой император, а ради того бога, который стоит над всеми нами. Мирейн лег на стол, который мог бы стать и его смертным одром, и алтарем. Долгое время князь Орсан смотрел в темноту и ничего не делал. Он призывал силу, но она не была похожа на сплетение огня и света, как ожидал Хирел. Она была спокойной, непреклонной, беспредельной. Мирейн не двигался в ее потоке, лишь однажды его кулак сжался и медленно разжался. Красный князь возвышался над ним. Его глаза блестели. Он чувствовал сопротивление и сожалел о своем выборе. Севайин дрожала в объятиях Хирела, вспоминая и снова переживая ужас великой магии, когда выбор уже сделан, но действо еще не началось. Она снова видела над собой суровое темное лицо, безжалостное, словно лик бога. Хирел пытался передать ей спокойные мысли, придать ей силы. Князь Орсан положил руку на лоб Мирейна; другая рука легла на его грудь. Мирейн прерывисто вздохнул. - Сейчас, - сказал он тихим хриплым голосом. - Сделай это сейчас. Князь кивнул головой. - Спи, сын мой, - сказал он. - Спи, пока бог не прикажет тебе проснуться. Мирейн улыбнулся. Воздух наполнился силой. Она пульсировала и пела. Она переполняла Хирела. Она отнимала у него волю и разум и не давала очнуться. Он схватился за единственную надежную опору - темную тень в огненной короне. Севайин вернула его назад в мир. Они склонились к человеку, лежавшему на холодном камне. Он еще не спал, хотя сознание его уже затуманилось; он увидел их и улыбнулся. - Дети, - пробормотал он. - Дети, которые любили друг друга и не надеялись на чью-либо помощь. Я понимаю... я рад... в конце концов... - Его голос прерывался. - Любите друг друга. Будьте счастливы. Счастливы... сча... Севайин не выдержала и расплакалась. Ему не суждено было узнать об этом. В своем сне он остался королем, молодым и спокойным, с легкой улыбкой на лице. Продолжая плакать, Севайин расправила складки его килта, сложила руки на груди, заботливо уложила косичку. Когда Хирел попытался помочь ей, она отстранила его руку. Затем она медленно выпрямилась. Ее глаза горели, слезы высохли. - Подобных ему никогда не было. И не будет. - Он был сильным королем, - сказал Хирел, - истинным королем и императором. - Он был Мирейном Ан-Ш'Эндором, - добавил Красный князь. Севайин поцеловала отца. Запоздалая слеза скатилась из ее глаз и блеснула на его щеке. - Спи спокойно, - тихо сказала она. - Спи долго. И когда проснешься, может быть, ты научишься мудрости. Научишься видеть мрак. Понимать его; переступать его пределы. - Иначе лучше тебе не просыпаться. - Князь Орсан коснулся застывшего лба. Там, где скользнула его рука, разливался свет, благословляя миры и переплетая их. - Запомни, о сын моей души. Помни, что я любил тебя. - Он медленно отвернулся. Он плакал как король, как сильный человек, отвернув окаменевшее лицо. - Теперь Мирейн далеко от нас. Я не могу видеть его конца. Возможно, для него он не настанет никогда. Но нас ждет целый мир. - Князь склонялся все ниже и ниже. - Императрица, моя душа, мое тело, моя сила и мое сердце принадлежат тебе. Я в твоей власти. Севайин вздрогнула, услышав этот титул. Она в гневе подняла стиснутые кулаки. Князь ждал и ничего не говорил. В ее власти было отнять у него жизнь. Его титул, его сила, все, что было им, теперь принадлежало ей. Она могла убить его, могла сослать, могла бросить здесь, обрекая на безумие и смерть. Ибо это была скала Эндроса Аварьяна, а князь Орсан был смертным человеком, и над всеми ними довлело страшное проклятие. Ее руки упали; она тяжело дышала и дрожала. Она шагнула к деду. Он не двинулся. - В конце концов, ты мне нужен, - сказала она. - Пройдет очень много времени, прежде чем я смогу простить тебя. И больше никогда я не смогу полностью тебе доверять. Но любовь... любовь не знает логики. - Ее голос зазвучал яснее и резче. - Поднимись, дедушка. С каких пор ты кланяешься мне? - С тех пор, как ты стала моей императрицей. - Ты никогда не склонялся перед мамой или перед отцом. Прекрати эту ерунду и лучше помоги мне. У меня нет сил, чтобы восстановить волшебные ворота, а другого выхода из этого места нет. - Есть, - поднимаясь на ноги, сказал он и взял ее за руку. Севайин напряглась, потом медленно расслабилась и наконец разжала пальцы. В ее ладони сиял и пылал Касар. - Вот то, что открывает все двери. - Но ведь здесь нет дверей. - Кроме этой. - Он встретился с ней глазами. - Этот путь прост. Вход - через Касар. Выход - через Сердце Мира. Севайин нахмурилась. У нее почти не осталось сил. Хирел отдавал ей все что мог, плохо понимая, как ему это удается. Мало-помалу ее разум прояснился. - Вход, - сказала она, направляя свою силу на мир, - внутрь. - Она собрала воедино три их разума. - Внутрь. Касар запылал, становясь все больше и больше, пока не окружил их со всех сторон потоком огненного золота. Миры вихрем взметнулись вокруг них.
ГЛАВА 25
Мир рухнул. Хирел взирал на это без всякого замешательства. Его шея болела в том месте, где ее коснулся нож, но тот, кто сделал это, был уже убит или убежал. Никто больше не трогал его. Он превратился в тень пустоты - в спутника Дочери Солнца. В нем больше не было силы, а с его мечом они встречаться не желали. Он не мог принудить их к этому. Когда-то давнымдавно или всего миг назад он испытывал гнев. Теперь это не имело значения. Ничто не имело значения, кроме того, что его ждала смерть. У нее было странное прекрасное лицо. Лицо Уварры. Если бы ему суждено было выжить, он бы горевал, оплакивая отца, лорда Вадина, леди Калириен. Но если он должен умереть, то пусть умрет рядом со своей женой. Теперь она стала его императрицей. Подумав об этом, он иронически улыбнулся и обнял Севайин за плечи. Она почти не осознавала, что он рядом, но ее тело прижалось к нему. Она дрожала от страха, усталости и боли, которую Хирел едва мог стерпеть. Он затаил дыхание, сжал зубы и обнял ее крепче. Сверкнула молния. В этом зрелище были величие и мощь, подобные горному обвалу или морскому шторму. Весь замок сотрясался до самого основания. Плеть огненных молний ударила поверх их голов. Магический огонь с ревом взметнулся к потолку; стены завертелись в бешеном безумном вихре. В самом центре этой бури белым пламенем сиял Мирейн. Маги ошиблись в своей надменной мудрости. Они убили двоих, которые составляли единство его души, думая, что этим ослабят его, подчинят своей силе. Так и случилось с той его частью, которая была смертным человеком и казалась его подлинной сущностью. Но она была лишь завесой, скрывающей истину, узами, сковывающими свет. Сын жрицы из Янона исчез. Перед ними во всем своем ужасающем великолепии появился сын Аварьяна, воплощение чистой силы и чистого гнева, бестелесный и ослепительный. Он мог уничтожить тех, кто убил его императрицу и его брата; он знал, что это будет стоить ему жизни, но думал об этом не больше, чем бог, который восстает в своей ярости. - Отец, - сказала Севайин тихо, но отчетливо. - Отец. Она повторяла это снова и снова. Один раз она попыталась успокоить его прикосновением своей магической силы, но заплатила за это великой болью. Даже ради божественного света, горевшего в ней, он не желал отступиться от своего намерения. - Мирейн, - прозвучало как удар гонга. - Мирейн Ан-Ш'Эндор! Его пламя дрогнуло, взметнулось и устремилось к магическому огню. Он излучал силу, которую огонь поглощал словно вино. И вновь раздался низкий голос: - Мирейн Ан-Ш'Эндор! В огненном сиянии, в которое превратился Солнцерожденный, мелькнуло лицо, глаза, темные и почти спокойные, как будто их владелец погрузился в транс; улыбающиеся губы. Собрав пригоршню молний, эта сила направила их прямо в магический огонь. Оттуда, как из ворот, появился человек, юноша в облачении зхил'ари. Его имя замерло у Хирела на языке, Зха'дан. Хирел думал, что он погиб, Зха'дан был ранен и хромал, но по-прежнему оставался неукротимым Зханиеданом, который с глубоким уважением уступил дорогу тому, кого привел с собой, сгорбленному седому старцу, закутанному в черный плащ. Старик выпрямился. Он был высок, широк в плечах, несмотря на свой возраст, и силен, вопреки кажущейся немощи. Князь Хан-Гилена отбросил свой плащ, оказавшийся не черным, а темнозеленым, повернулся к огненному столбу и слегка коснулся его вершины. У него вырвался вздох, как единственная дань этой ужасающей силе. Хирел покачнулся от внезапно наступившей темноты. Пламя потухло. Его место заняла тень - Мирейн на коленях в своем черном килте с золотым поясом, золотыми браслетами, обручем, серьгами и косичками, кажущийся слабым мерцанием после того величественного зрелища, которое он только что явил всем. Он поднял голову. Его лицо напоминало маску человека, лишенного молодости и надежды, но по-прежнему полного сил. Красный князь прошел мимо него и опустился на пол возле тела Элиан. - Дочка, - сказал он с невыразимой скорбью. - Ах, дочка, если б ты только согласилась немного подождать, этого никогда бы не произошло. Его голос затих. Он поцеловал Элиан в лоб и с трудом поднялся на ноги. Все смотрели на него. Хирел удивлялся, не понимая, почему маги не нанесли по нему удар. - Потому что он один из них, - сказала Севайин отчетливо и сурово. Она выпрямилась. - Ну что же, дедушка. Давай, убей его, пока он не опомнился. Старик не взглянул на нее. Он смотрел на Мирейна, который хмурился как человек, тщетно пытающийся что-то вспомнить. Вспомнить, зачем ему надо это вспоминать. - Он руководил ими! - вскричала Севайин в гневе и отчаянии. - Он начал все это. А теперь закончит. Теперь уже все конечно. Слегка наклонив голову, Мирейн изучал лицо своего приемного отца. - Ну разумеется, это ты. - Он едва заметно улыбнулся. - Это всегда был ты. Я заметил твой отпечаток на душе моей дочери, только принял это за ее любовь к тебе и за тот след, который оставило твое обучение, когда она еще была моим сыном. Кто, как не ты, мог сотворить такое превращение? - Конечно, я, - ответил князь Орсан. - Это был мой замысел, мое творение. А теперь, как говорит моя госпожа, я должен закончить. - Или я. - Мирейн легко и быстро встал на ноги. - Трижды по девять магов не смогли победить меня. Не хочешь ли теперь попробовать и ты, о князь предатель? - Мне это не нужно. Асанианский император мертв. Его наследник на стороне твоей дочери, и души их слиты воедино. Убьешь ли ты их? Или подаришь им мир, за который они так отважно сражались? - Нет никакого мира, кроме смерти. - Для тебя это действительно так, - сказал князь. Мирейн горько рассмеялся. - Как же все вы должны ненавидеть меня! - Нет, - сказал князь почти нежно. - Нет, Мирейн. Ты не хочешь признать свое поражение? Но ведь по большому счету это победа. - Моя жена всегда говорила мне, что я не умею проигрывать красиво. Честно говоря, я никогда не проигрывал. Я не терпел поражений, князь. Я не знаю, что это такое. - Может быть, пришло время научиться. - Нет, - сказал Мирейн. - Я хотел бы превратить наш мир в оплот света. А ты навечно приговорил его быть землей мрака. - Так тому и быть, - сказал князь Орсан. Мирейн вздохнул и поник головой, словно усталость победила его. Красный князь простер к нему руки, может быть, из сострадания, может быть, предостерегая. Мирейн змеей ринулся на него. Севайин вырвалась из рук Хирела и встала между своим отцом и отцом своей матери. Ее сила пронизала мозг Хирела. Для выбора ей потребовалась доля мгновения, которая длилась целую вечность. Отец - и дед. Свет - и свет вместе с тьмой. Любовь - и любовь, превратившаяся в ненависть. Горе - и горе без тени радости, без надежды, без утешения. Она ударила. Это чуть не убило ее, но сила Мирейна едва заметно дрогнула. В этот момент слабости князь Орсан пронзил его защиту, проникая все глубже и глубже, пока наконец не коснулся сердца и не сжал его. Глаза Мирейна распахнулись перед лицом смерти. Он узнал ее. Понял ее. Понял все: и неизбежность предательства, и горечь выбора. Сделав последнее отчаянное усилие, он схватил князя и свою дочь и толкнул их в огонь. Раздался оглушительный рев. Горло Хирела свела судорога. Он ослеп, оглох, он был ошеломлен. Севайин исчезла. У него ничего больше не осталось. Только смерть. Глядя в пустоту, он засмеялся. Если бы Севайин поняла истину, она вернулась бы к нему; если бы он знал путь через миры, а смерть была бы простым забвением, это не имело бы значения. Ни один разумный человек не стал бы так сильно любить женщину. Ни один разумный человек не подарил бы свою душу Севайин Ис'кириен. Все еще смеясь, он упал в объятия огня. Но огонь не обжигал. Он оказался страшно холодным и нанес Хирелу миллион ударов: все его тело было растерзано, расщеплено на атомы, каждый из которых терпел собственную ужасную муку. И все же то, что осталось от его существа, продолжало смеяться. А вдруг, очнувшись от этой боли, он обнаружит, что превратился в женщину? Тогда вся безумная комедия начнется сначала. Боль не желала, чтобы над ней смеялись. Она впилась в его тело ледяными когтями, обволокла его измученный разум и швырнула на самое дно, оставив в неподвижности. Вся его плоть превратилась в сплошной кровоподтек. Неужели мертвец может чувствовать такую ничтожную боль? Хирел пересчитал свои кости все они были целы. Его голова оставалась его головой, как и руки, и все тело. Даже мертвый, он безусловно оставался мужчиной. - Если это ад, - сказал он, глядя в молчаливый мрак, - то здесь довольно мило. Где страшные мучения? Где агония приговоренного? - Может быть, мы попали в рай, - с сарказмом ответил ему низкий голос. Хирел услышал, как что-то шевелится. Чья-то рука нащупала его руку и сжала ее. Разум Хирела содрогнулся от внезапного прикосновения, легкого, как крыло бабочки. Постепенно светлело. - А ты, - сказал князь Орсан с холодной радостью мудреца, - сильнее, чем я думал. Хирел произнес самое короткое ругательство, которое знал. Неужели ничего еще не кончилось? - Кто я - свеча, чтобы посветить какому-нибудь магу? - Вряд ли, - сказал князь. - Я хозяин твоей жены. Ее сила переплетена с моей, а значит, твоя сила - тоже. - Мы не погибли. Голос Хирела звучал безжизненно. Он встал, не обращая внимания на безмолвный протест своего тела, и осмотрелся. Увиденное привело его в легкое замешательство: он был источником света, золотым сиянием, которое становилось ярче по мере возрастания его силы. Если бы кто-то стоял в центре бриллианта; если бы в этом центре был изъян, черный провал без света, очертаниями напоминающий простой алтарь; если бы по обе стороны этого <алтаря> застыли две фигуры, мужская и женская, закутанные в черное, а в ногах у них свернулся большой серый кот, то это было бы как раз тем местом, где оказался Хирел. - Это Андал'ар'Варьян, - сказал князь Орсан. - Башня Солнца на вершине Трона Аварьяна в Эндросе Солнцерожденного. - Он произносил эти слова с суровой торжественностью и с оттенком отчаяния. - Мы находимся в самом сердце силы Солнцерожденного. Мирейн повернулся. Человек и бог снова воссоединились в одном теле. Однажды Хирелу уже довелось видеть его, стоящего перед Троном Солнца. Горе не уменьшило его величия, потеря не сломила его. Он по-прежнему оставался Мирейном Ан-Ш'Эндором, могучим правителем и непобедимым королем. Душа Хирела сжалась и затрепетала. Рядом с ним оказалась Севайин. Он не заметил, как она подошла. Он взглянул на нее: она была всем, чем был ее отец. И даже больше того. Потому что она была смертна, и это сковывало ее; потому что она оставалась самой собой. Он открылся перед ней, готовый к предстоящей неизбежной битве. - Нет, - сказал князь Орсан, - все великие войны завершены. Правление Солнцерожденного закончилось. Он вошел в круг света. Он не казался крепче и моложе, но его сила не стала меньше. Мирейн тихо попросил: - Сейчас, когда мы оказались здесь и все уже кончено, скажи мне, кто мой отец? - Ты сын Аварьяна, - ответил ему Красный князь. Мирейн вытянул свою пылающую руку. - Поклянись этим, о ты, кто плетет паутину. Поклянись, что не имеешь отношения к моему зачатию. - Я не могу. Мирейн рассмеялся. Его смех звучал легко и свободно. - Ты не осмеливаешься. Я думаю, что это ты создал меня, как говорят многие. Сто Царств нуждались в короле, поэтому ты сотворил меня, поместил в утробу чужеземки и наложил на нее заклинания, сплетенные из лжи и снов. Но твои козни увенчались таким успехом, о котором ты не помышлял в своих самых безудержных мечтах, который не являлся тебе в самых черных кошмарах. Сам бог пришел к тебе на помощь. С этой точки зрения он, безусловно, подарил мне жизнь, правда, с помощью твоей плоти и твоего семени. - Я призвал его, - сказал Красный князь. - Таков был ритуал, как ты знаешь: призывание бога к его невесте. Предвидение заставило меня поступить так; бог назвал имя своей избранницы посредством моей силы. Но что было после, я не помню. Возможно, он воспользовался мной. Возможно, нет. Но я не стремлюсь обозначить границы божественного. - Твоя работа, - сказал Мирейн. - Все это твоя работа, хоть ты и отрицаешь. Мир принял такую форму, какую ты пожелал придать ему. Неужели ты смеешь думать, что я тоже подчинюсь? - Что еще тебе остается? Твоя жена мертва. Твой названый брат отправился назад в объятия ночи, откуда ты когда-то вернул его. - Я был Мирейном и до того, как они стали частью меня. - Ты можешь жить без них? Можешь терпеть пустоту сердца и силы? Мирейн напрягся. Его глаза закрылись, челюсти сжались. Горестная гримаса исказила лицо. Усилием воли он овладел собой. - Меня ждут мои армии. Моя война еще не кончена. - Я думаю, что это не так, - сказал Красный князь. Он указал на двоих, безмолвно стоящих рядом: на Хирела, не принимавшего участия в разговоре, и на Севайин, которая не могла найти нужных слов. Хирел сжимал ее руки, сложенные на животе, где был ребенок. - Это конец войны. Ты отрицал его. Будь же мудр наконец, сын моего сердца. Прими то, по чему ты так долго тосковал. - А как же я?- спросил Мирейн. - Неужели я должен пасть от собственного меча? Севайин рванулась из рук Хирела. - Нет, отец. Ты можешь править как раньше, до тех пор, пока бог не возьмет тебя. Керуварион принадлежит тебе. Асаниан - мой и моего императора. Наш сын будет владеть обеими империями. Он мог бы согласиться. Севайин прочла это в его глазах, почти улыбающихся. Но князь сказал: - Как долго ты будешь мириться с этим? Сколько пройдет времени, прежде чем это начнет терзать тебя? Ты нанес удар в самое сердце Асаниана. Не станешь ли ты потом утверждать, что все завоеванное тобой сейчас принадлежит тебе? - Он еще ничего не завоевал, - возразил Хирел. Севайин стремительно повернулась к нему, а затем опять к отцу. - Да, - сказал князь Орсан. - Пока ты жив, Мирейн Ан-Ш'Эндор, миру не бывать. - Тогда тебе самому придется убить меня, - ответил Мирейн. Севайин очень тихо произнесла: - Если ты собираешься сделать это, то знай сначала тебе придется убить меня. Красный князь обвел всех взглядом. В его глазах сверкнул необузданный гнев гилени. - Неужели еще кому-нибудь, кроме меня, приходилось сталкиваться с династией столь непреклонных монархов? - В три быстрых шага он оказался перед Мирейном, возвышаясь над Солнцерожденным, словно башня, и Севайин подумала, что нет человека выше него. Он сделал то, чего Хирел при всем желании не смог бы сделать: положил руку на плечи Мирейна и взглянул сверху вниз в его глаза. - Я убью тебя, если это будет необходимо. Я молюсь, чтобы этого не случилось. Да, он сделал бы это. Мирейн улыбнулся. И все же он любил его, этого повелителя и наставника королей, этого мастера заговоров, коварством превзошедшего даже хитрый ум асанианцев. Он любил и ненавидел его. - Названый отец, - сказал он почти с нежностью. - Скажи мне. Князь Орсан ответил на его усмешку мудрой и неумолимой улыбкой. - Есть другой способ. - Отлично, - сказал Мирейн. Князь помедлил. - Чары. Великое Заклинание. Долгий сон, лежащий у смертной черты. - Но не во владениях смерти. - Мирейн откинул голову, чтобы взглянуть в глаза князя. - И какая же в этом выгода? Будет лучше и удобнее, если я умру. Тогда по крайней мере моя душа снова обретет целостность. - Для тебя, возможно, и нет выгоды. Но для мира, которым ты правил и который все еще можешь разрушить... Твоя дочь наконец пробудилась для мудрости. Она поняла, что свет и мрак составляют единое целое; она действительно знает, что такое сила. Ты тоже можешь познать эту истину. И если мои дурные предчувствия меня не обманывают, то пройдут годы, и снова возникнет угроза для равновесия в мире. И тогда Аварьяну вновь понадобится Меч, который он выковал. - Весьма экономно, - сказал Мирейн, - и трудно. Ты разве поручал кому-нибудь легкое задание? Он спросил это не только у князя Орсана, но и у того, кто незримо присутствовал здесь. В его словах не было ни страха, ни благоговения. Хирел восхищался им. - Если я не сделаю этого, - Мирейн теперь обращался только к князю, как ты поступишь? - Тогда я сделаю все возможное, чтобы убить тебя. - Ты можешь потерпеть неудачу. - Могу, - спокойно согласился князь. Внезапно Мирейн радостно засмеялся. - А если я соглашусь - тогда свершится чудо. Превосходная легенда: самое великое из моих деяний. Но цена... - Он помрачнел. - Цена очень высока. - Высокая цена никогда не дается дешево. Мирейн сверкнул глазами в сторону Севайин. Его взгляд на секунду потеплел. - Верно, - сказал он. Воцарилась тишина. Никто не двигался. Широко раскрыв глаза, Мирейн смотрел в темноту. Хирел так ясно читал его мысли, словно тот говорил вслух. Сон подобен смерти, но все же это не смерть. Пройдут долгие годы. Сознание будет заточено в темницу бесконечной ночи. А в самом конце будет мерцать надежда, слишком хрупкая, чтобы называться пророчеством. Предвидение князя может обернуться обманом. И тогда Мирейн проснется в страшном одиночестве, всеми забытый и покинутый, и окажется в мире, недоступном зрению пророка. Лучше избрать простой путь - битву с помощью оружия или магии. Если он проиграет, его ждет смерть. Если победит, то получит империю и жизнь. Князь силен, но он стар и ему не под силу сражаться с Мирейном в поединке. Ибо в мире нет силы, равной силе Солнцерожденного. Мирейн прерывисто вздохнул. Он взглянул на дочь и на ее возлюбленного. Они бессознательно взялись за руки и прижались друг к другу. Его качнуло от боли. Он протянул руки, словно силясь найти тех, кто покинул его; его сила оплакивала свое одиночество. Один, один навечно. Но смерть... Он не боялся ее. Он совершенно точно знал, что это такое. И все же... - Я молод и силен, - сказал он. - Мне отпущены еще долгие годы жизни. Никто не сказал ни слова. И в самом деле годы, подумал Хирел. Годы войны. Мирейн снова откинул голову. С болью, яростью и королевской непреклонностью у него вырвалось: - Я не готов! - Ты прав, - сказал князь Орсан. - Бог примет тебя, если ты придешь к нему. Но он не требует, чтобы ты предстал перед ним. Мирейн закрыл глаза и раскрыл ладони. Глаза Хирела не могли выдержать блеска Касара. - Я призван, - тихо сказал император, - но не для этого. Отец! воззвал он. - Отец, ты немилосерден. - Но ведь он всегда был жесток, - ответил Орсан, понимая, что Мирейн обращается не к нему. Мирейн улыбнулся, как подобает сильному человеку, несмотря на жестокую боль. Он вытянул руки: одна из них была воплощением ночи, другая - воплощением огня. - Теперь ты видишь: воле бога повинуется даже Солнцерожденный. - Он склонил голову. - Я твой, о орудие в руках моего отца. Делай со мной все что хочешь. Красный князь низко поклонился. - Не ради меня, мой господин и мой император, а ради того бога, который стоит над всеми нами. Мирейн лег на стол, который мог бы стать и его смертным одром, и алтарем. Долгое время князь Орсан смотрел в темноту и ничего не делал. Он призывал силу, но она не была похожа на сплетение огня и света, как ожидал Хирел. Она была спокойной, непреклонной, беспредельной. Мирейн не двигался в ее потоке, лишь однажды его кулак сжался и медленно разжался. Красный князь возвышался над ним. Его глаза блестели. Он чувствовал сопротивление и сожалел о своем выборе. Севайин дрожала в объятиях Хирела, вспоминая и снова переживая ужас великой магии, когда выбор уже сделан, но действо еще не началось. Она снова видела над собой суровое темное лицо, безжалостное, словно лик бога. Хирел пытался передать ей спокойные мысли, придать ей силы. Князь Орсан положил руку на лоб Мирейна; другая рука легла на его грудь. Мирейн прерывисто вздохнул. - Сейчас, - сказал он тихим хриплым голосом. - Сделай это сейчас. Князь кивнул головой. - Спи, сын мой, - сказал он. - Спи, пока бог не прикажет тебе проснуться. Мирейн улыбнулся. Воздух наполнился силой. Она пульсировала и пела. Она переполняла Хирела. Она отнимала у него волю и разум и не давала очнуться. Он схватился за единственную надежную опору - темную тень в огненной короне. Севайин вернула его назад в мир. Они склонились к человеку, лежавшему на холодном камне. Он еще не спал, хотя сознание его уже затуманилось; он увидел их и улыбнулся. - Дети, - пробормотал он. - Дети, которые любили друг друга и не надеялись на чью-либо помощь. Я понимаю... я рад... в конце концов... - Его голос прерывался. - Любите друг друга. Будьте счастливы. Счастливы... сча... Севайин не выдержала и расплакалась. Ему не суждено было узнать об этом. В своем сне он остался королем, молодым и спокойным, с легкой улыбкой на лице. Продолжая плакать, Севайин расправила складки его килта, сложила руки на груди, заботливо уложила косичку. Когда Хирел попытался помочь ей, она отстранила его руку. Затем она медленно выпрямилась. Ее глаза горели, слезы высохли. - Подобных ему никогда не было. И не будет. - Он был сильным королем, - сказал Хирел, - истинным королем и императором. - Он был Мирейном Ан-Ш'Эндором, - добавил Красный князь. Севайин поцеловала отца. Запоздалая слеза скатилась из ее глаз и блеснула на его щеке. - Спи спокойно, - тихо сказала она. - Спи долго. И когда проснешься, может быть, ты научишься мудрости. Научишься видеть мрак. Понимать его; переступать его пределы. - Иначе лучше тебе не просыпаться. - Князь Орсан коснулся застывшего лба. Там, где скользнула его рука, разливался свет, благословляя миры и переплетая их. - Запомни, о сын моей души. Помни, что я любил тебя. - Он медленно отвернулся. Он плакал как король, как сильный человек, отвернув окаменевшее лицо. - Теперь Мирейн далеко от нас. Я не могу видеть его конца. Возможно, для него он не настанет никогда. Но нас ждет целый мир. - Князь склонялся все ниже и ниже. - Императрица, моя душа, мое тело, моя сила и мое сердце принадлежат тебе. Я в твоей власти. Севайин вздрогнула, услышав этот титул. Она в гневе подняла стиснутые кулаки. Князь ждал и ничего не говорил. В ее власти было отнять у него жизнь. Его титул, его сила, все, что было им, теперь принадлежало ей. Она могла убить его, могла сослать, могла бросить здесь, обрекая на безумие и смерть. Ибо это была скала Эндроса Аварьяна, а князь Орсан был смертным человеком, и над всеми ними довлело страшное проклятие. Ее руки упали; она тяжело дышала и дрожала. Она шагнула к деду. Он не двинулся. - В конце концов, ты мне нужен, - сказала она. - Пройдет очень много времени, прежде чем я смогу простить тебя. И больше никогда я не смогу полностью тебе доверять. Но любовь... любовь не знает логики. - Ее голос зазвучал яснее и резче. - Поднимись, дедушка. С каких пор ты кланяешься мне? - С тех пор, как ты стала моей императрицей. - Ты никогда не склонялся перед мамой или перед отцом. Прекрати эту ерунду и лучше помоги мне. У меня нет сил, чтобы восстановить волшебные ворота, а другого выхода из этого места нет. - Есть, - поднимаясь на ноги, сказал он и взял ее за руку. Севайин напряглась, потом медленно расслабилась и наконец разжала пальцы. В ее ладони сиял и пылал Касар. - Вот то, что открывает все двери. - Но ведь здесь нет дверей. - Кроме этой. - Он встретился с ней глазами. - Этот путь прост. Вход - через Касар. Выход - через Сердце Мира. Севайин нахмурилась. У нее почти не осталось сил. Хирел отдавал ей все что мог, плохо понимая, как ему это удается. Мало-помалу ее разум прояснился. - Вход, - сказала она, направляя свою силу на мир, - внутрь. - Она собрала воедино три их разума. - Внутрь. Касар запылал, становясь все больше и больше, пока не окружил их со всех сторон потоком огненного золота. Миры вихрем взметнулись вокруг них.