Тертлдав Гарри. Флот вторжения (Книга 1)

   - Я полагаю, что это место уже стерто с лица планеты? - спросил Атвар.
   - Конечно, господин адмирал, - подтвердил Кирел. Печальный тон командира корабля сказал главнокомандующему то, что он уже знал: хотя это место и уничтожено, Расе неизвестно, сколько еще таких мест есть у тосевитов Дойчланда. И это останется неизвестным до тех пор, пока туземная ракета не понесется с ревом в их сторону. А уничтожать в воздухе ракеты на порядок труднее, чем сшибать медленные, неуклюжие тосевитские самолеты. Но даже самолеты беспрестанно наносили ущерб войскам Расы: сколько бы этих примитивных машин они ни сбивали, Большие Уроды продолжали посылать все новые и новые. Как говорил Кирел, мужество и умение тосевитских пилотов в какой-то степени компенсировали низкий уровень техники.
   - Нужно уничтожить все заводы, где производят это оружие, - подытожил Атвар.
   - Да, господин адмирал, - отозвался Кирел.
   "А ведь он не сказал "Будет исполнено"", - заметил Атвар.
   С воздуха все заводы выглядели одинаково. Уничтожение всех заводов Дойчланда - чрезмерно трудная задача. По сравнению со всей планетой Дойчланд был небольшой империей, но Атвар уже убедился, что здесь даже маленькие империи имеют большое влияние. У других тосевитских империй тоже есть заводы. Как близко они подошли к производству ракет?
   В бескрайних просторах юга России, прямо посреди степи, с пыхтением остановился поезд. С него спрыгнули люди в молевой форме и энергично принялись за дело. Они могли бы действовать еще эффективнее, если бы вместо бешеной гонки им позволили работать в обычной, отличающейся методичностью, манере. Так думал Карл Беккер. Но приказ фюрера есть приказ фюрера. Его надо выполнять как можно скорее.
   - Карл, а ведь грунт не удастся как следует подготовить, - с грустью проговорил Михаэль Аренвальд.
   Они оба входили в отделение инженерных войск батальона тяжелой артиллерии "Дора".
   - Ты прав, - обреченно кивнул Беккер. - Но сколько снарядов мы сумеем выпустить, прежде чем ящеры нас накроют?
   Батальон находился в шестидесяти километрах от базы ящеров. Однако самолет, особенно такой, на каких летали ящеры, преодолевал это расстояние в мгновение ока. Карл Беккер был далеко не глуп: услышав о миссии, он сразу понял, что их посылают на самоубийство.
   Возможно, Аренвальд тоже это понимал - но предпочитал хранить свои догадки при себе.
   - - Мы успеем выпустить полдюжины снарядов, прежде чем они сообразят, что творится.
   - А потом - пиф-паф! - усмехнулся берлинец Беккер, приставив указательный палец к виску.
   - Ты покойник, я покойник, мы все покойники, целый батальон. Остается ответить лишь на один вопрос: сколько ящеров мы сможем забрать с собой, чтобы наши смерти были не впустую?
   - Рано или поздно все мы будем покойники, - рассмеялся Аренвальд. - В любом случае прежде, чем покинуть этот бренный мир, мы устроим им сюрприз.
   - Дай Бог, чтобы мы сумели его устроить, - признался Беккер. - А то...
   Он замолк на полуслове и закашлялся. Батальону было придано отделение химзащиты, в задачу которого входило создание дымовой завесы, надежно скрывающей от наблюдателей с воздуха все подготовительные работы. Часть дыма создавалась довольно нехитрым образом - при помощи ведер с горящим моторным маслом. Вдыхание такой смеси не сулило легким ничего хорошего. Беккер снова закашлялся, потом перестал обращать на дым внимание.
   Люди сновали вокруг поезда как муравьи. Для батальонной пушки были уложены специальные рельсы - четыре плавно изогнутые дуги, каждая на одинаковом расстоянии друг от друга. Между рельсами внутренней пары было ровно двадцать футов. К внешней паре монтажные бригады начали подгонять специальные дизельные подъемные краны, которым предстояло работать на последующей сборке пушки.
   Глядя на всю эту деятельность, Аренвальд снова засмеялся:
   - Недурно, учитывая неравенство наших сил.
   - А сколько лишнего народа мы притащили с собой, если учесть, что долго здесь не задержимся...
   Когда батальон тяжелой артиллерии "Дора" прибыл в Россию, его сопровождали подразделение охраны численностью из трехсот солдат и охранников с собаками, а также усиленный зенитный батальон, насчитывавший четыре сотни человек. Сейчас и то и другое не имело никакого значения. Если ящеры решат двинуться в этом направлении, немецкие пехотинцы не смогут их сдержать, а зенитки - отогнать их самолеты. Единственная надежда - на то, что пушка сумеет выстрелить раньше, чем врага обнаружат ее присутствие.
   Беккер тоже рассмеялся. Дым успел закоптить его лицо. Аренвальд с любопытством посмотрел на него. Тот пояснил:
   - Держать "Дору" в секрете - все равно что пытаться спрятать в кармане слона из зоопарка.
   - Пожалуй, ты прав, - согласился Аренвальд, разгоняя рукой дым. - Но видишь ли, Каря, у нас здесь очень вместительный "карман".
   - Да и "слон" у нас тоже очень объемистый. Беккер спрыгнул с поезда и зашагал между рельсами, теми, что примут на себя вес "Доры". Для придания полотну дополнительной прочности рельсы были уложены на почти притиснутые одна к другой крестообразные шпалы. Если бы пушка оставалась здесь надолго, все это имело бы смысл. Но для нескольких выстрелов, после которых "Дора", вероятнее всего, сгинет, состояние грунта не играет роли.
   Следующие несколько дней прошли в страшной спешке, люди спали урывками, часто под поездом, дававшим хоть какую-то защиту на случай появления самолета ящеров. По инструкции на сборку "Доры" требовалась неделя. Подстегиваемый страхом, батальон тяжелой артиллерии управился за четыре с половиной дня.
   Две половины нижней части лафета "Доры" двигались по центральным путям и были соединены друг с другом. Они помещались на двадцати рельсовых тележках, что опять-таки было сделано для распределения массы "Доры" по возможно большей площади. Беккер входил в службу, которая занималась гидравлической центровкой нижнего основания.
   Дизельные краны подняли на нижнее основание крестовины, затем установили на свои места две половины верхней части лафета. Верхушка несла на себе зарядный блок. С нижней частью его соединяли десятки массивных болтов. Беккер прошелся вдоль одной стороны лафета, а Аренвальд - с другой, проверяя, все ли на месте. В конце пути они встретились, улыбнулись, обменялись чертежами и двинулись обратно, теперь уже проверяя работу друг друга. К моменту начала стрельбы все должно работать как надо, ибо чинить будет некогда.
   После сборки лафета дальнейший монтаж пошел быстрее. На свои места подняли люльку ствола, казенник, части самого ствола. Когда наконец "Дора" была целиком собрана, Беккер с восхищением оглядел гигантскую пушку. Лафет этого восьмидесятисантиметрового чуда инженерной мысли достигал пятидесяти метров в длину и одиннадцати в высоту; длина одного ствола равнялась тридцати метрам.
   Где-то за завесой дыма, с большой высоты, раздался скулящий звук пролетающего самолета ящеров. Плечи Беккера поникли, руки сжались в бесполезные в этой ситуации кулаки.
   - Боже, - взмолился он, - только не сейчас, мы ведь так близки к завершению!
   Михаэль Аренвальд похлопал его по плечу:
   - Они и прежде летали над нами. Карл. Все будет в порядке, вот увидишь.
   На них не упало ни единой бомбы; ни одной ракеты не разорвалось возле лафета пушки. Кран поднял из грузового вагона семитонный снаряд, имевший в длину почти пять метров, повернул длинную стрелу и поместил груз в казенную часть пушки.
   Казенная часть приняла снаряд и захлопнулась с лязгом, напоминающим грохот в заводском цеху. Когда ствол пушки медленно поднялся, весь батальон разразился ликующими криками. Аренвальд рассмеялся:
   - Как будто встал самый большой член в мире.
   - А ты прав: процесс одинаков, - отозвался Беккер. Достигнув наклона почти в сорок пять градусов, ствол остановился. Беккер вместе со всеми отвернулся, заткнул уши и открыл рот.
   Выстрел оказался совершенно непохожим на ожидания Беккера. Он целиком высосал воздух из легких и тряханул так, как терьер трясет крысу. Оглушенный, Беккер зашатался, споткнулся и тяжело осел на землю. Голова гудела. Он не был уверен, что после этого титанического рева сможет что-либо слышать. Но видеть он мог. Скрючившись на земле рядом с ним, Михаэль Аренвальд держал поднятыми вверх большие пальцы обеих рук.
   Оператор радара транспортного корабля "Шестьдесят седьмой Император Сохреб", стоящего на поверхности Тосев-3, вперился в экран и неодобрительно зашипел. Дребезжащий звук автоматической системы оповещения раздался прежде, чем Бретлан закричал:
   - Ракета на подходе!
   Их уже предупредили, что Большие Уроды балуются с ракетами, но он никак не ожидал встретиться с одной из этих игрушек так скоро. Он ошеломление устремил глазные бугорки к потолку. Вот уж действительно, Большие Уроды совсем не похожи на Расу. Как они быстры...
   Тосевитская ракета не менее быстро преодолела расстояние до приземлившихся космических кораблей. Челюсти Бретлана снова раскрылись, на этот раз от удовольствия. Значит, тосевиты додумались до управляемых снарядов? Замечательно, но они еще не знают, что такие снаряды тоже можно уничтожать.
   Едва эта мысль шевельнулась в мозгу Бретлана, радары показали запуск ракет для перехвата и уничтожения туземного оружия. Бретлан засмеялся:
   - Вам, Большие Уроды, придется выдумать что-нибудь получше.
   Обычный снаряд, как правило, имеет тонкие стенки, ибо лишний вес снижает его баллистические характеристики. Если в него попадает другой снаряд, или даже осколок, чаще всего это выводит его из строя.
   Однако снаряды для "Доры" приходилось одевать в броню, чтобы они смогли выдержать чудовищную силу, выбрасывавшую их из ствола орудия.
   Ракета ящеров взорвалась в нескольких метрах от летящего гиганта. Осколки ее отскочили от блестящей поверхности. Вторая ракета, прежде чем взорваться, ударилась в снаряд и, закружившись, развалилась.
   Снаряд как ни в чем не бывало продолжал лететь.
   Бретлан следил за радарным экраном, не веря своим глазам. К недоверию в равных количествах примешивались ужас и удивление.
   - Такое просто невозможно, - повторял он.
   Но факт оставался фактом: тосевитский снаряд сокрушал все, что Раса посылала ему наперехват, и продолжал двигаться. Он летел прямо на Бретлана.
   - Император, спаси и сохрани! - заскулил Бретлан и скользнул под свое кресло, приняв положенную по уставу защитную позу в случае нападения с воздуха.
   Снаряд упал примерно в десяти метрах от "Шестьдесят седьмого Императора Сохреба", угодив прямо в хранилище особо взрывоопасных веществ. За микросекунды все вокруг превратилось в море острых как бритва, раскаленных осколков всех форм и размеров.
   Как и все звездолеты эскадры пришельцев, "Шестьдесят седьмой Император Сохреб" использовал энергию атомного реактора. Но так же, как и большинство находившихся на поверхности Тосев-3 кораблей, значительную часть этой энергии он расходовал на электролиз воды и получение кислорода и водорода. Они служили топливом для воздушных и наземных машин Расы.
   Когда прогремел взрыв, все вокруг взвилось высоко в небеса. Бретлан и его кресло исчезли бесследно.
   Огненный пар был достаточно громадным, чтобы его увидели за шестьдесят километров. Когда он осветил северный горизонт, люди из батальона тяжелой артиллерии "Дора" закричали от радости - их громкие крики услышал и оглушенный Карл Беккер.
   - Попал! Попал! Попал! - вопил он и кружился в безумной пляске вместе с Михаэлем Аренвальдом.
   - Да это лучше оргазма! - орал Аренвальд.
   Командующий батальоном взобрался на массивный лафет и поднес к губам мегафон.
   - Всем по местам! - громогласно осадил он одуревших от радости подчиненных. - Мы должны ударить по ящерам еще раз, прежде чем они ударят в ответ.
   Вряд ли можно было придумать что-нибудь лучше этих слов, чтобы привести батальон в чувство. .Работа снова закипела. В отличие от танковой пушки, "Дора" не обладала возможностью разворачиваться. Поэтому дизельный локомотив, прицепленный к переднему концу лафета, проехал несколько метров по плавному изгибу рельсов и переместил громадину весом в полторы тысячи тонн на следующую, заранее выбранную огневую позицию.
   Как только машинист остановился возле метки, нанесенной на рельсы, Беккер стремглав бросился вперед, чтобы убедиться, не нарушилось ли от поворота и перемещения равновесие лафета. Пузырьки жидкостных уровней на всех четырех углах лафета не сдвинулись ни на миллиметр. Беккер махнул рукой:
   - Все в порядке!
   Длинный ствол поднялся на один-два градуса. Кран уже вынимал из казенной части пустую гильзу от первого снаряда.
   - Разойдись! - закричал сверху крановщик. Люди поспешно разбежались. Гильза шлепнулась на землю неподалеку от лафета. Такой способ удаления пустых гильз противоречил инструкциям, зато был самым быстрым. Кран повернулся за новым снарядом.
   Карл Беккер следил за часами. Через двадцать девять минут после того, как "Дора" заговорила в первый раз, ее голос раздался вторично.
   Крефак явственно ощущал жар от горевшего "Шестьдесят седьмого Императора Сохреба", хотя его ракетная батарея находилась на приличном расстоянии от несчастного корабля.
   Крефак также чувствовал жар и от своего командира, который бурно обсуждал свою неудавшуюся попытку сбить снаряд Больших Уродов. Он все сделал совершенно правильно. Батарея по крайней мере дважды перехватила тосевитский снаряд. Записи с радаров это подтверждают. Но почему там, где буквально мгновение назад горделиво высился космический корабль, теперь осталась липа груда дымящихся обломков?
   Один из операторов у радарного экрана испуганно зашипел.
   - Эти твари, рожденные не из яйца, запустили новый снаряд! - воскликнул он.
   Крефак с оторопелым удивлением уставился в экран. Хватило и одной катастрофы, но вторая... Он не мог представить себе, что будет, если. Он не хотел этого представлять. Его голос повысился до пронзительного крика, что совершенно не подобало офицеру:
   - Сбить!
   Шум пусковых установок доказывал, что компьютеры не стали дожидаться его приказов. Крефак подбежал к экрану, отыскал летящие ракеты. Как и прежде, они подошли прямо к цели, взорвались и... исчезли. С таким же успехом их можно было вообще не запускать. Тосевитский снаряд продолжал неотвратимо двигаться установленным курсом.
   Чуть ниже радарного экрана, отмечавшего путь снаряда, находился другой экран, который определял наземную цель, куда направлялся снаряд.
   - Нет! - со свистом выпустил воздух Крефак. - Ради Императоров, запускайте новые ракеты!.
   - Высокочтимый начальник, батарея израсходовала все снаряды; которые имелись на пусковых площадках, - беспомощно ответил подчиненный. - Ждем новых.
   Он тоже взглянул, куда был нацелен тосевитский снаряд.
   - О нет, только не в "Пятьдесят шестого Императора Джоссано"!
   Бугорки его глаз задрожали от страха, когда он посмотрел на Крефака.
   - Да, снаряд летит именно сюда, а у нас на борту хранится большая часть запасов ядерного оружия. Чтобы не сталкиваться с вероломными сюрпризами при колонизации этой вонючей планеты, нужно было бы стерилизовать ее и раз и навсегда избавиться от тосевитов. Мы...
   Его голос потонул в грохоте взрывающегося снаряда, а затем в более мощном грохоте, поглотившем все.
   "Пятьдесят шестой Император Джоссано" взорвался таким же образом, как взорвался "Шестьдесят седьмой Император Сохреб". Атомное и водородное оружие хранилось в самом сердце корабля, в бронированном отсеке особой прочности. Но это не спасло опасный груз. Когда "Пятьдесят шестой Император Джоссано" загорелся, детонаторы, которые приводили к быстрому соединению крупных, тщательно обработанных кусков плутония, начали взрываться, словно обычные снаряды в горящем танке.
   Сами атомные бомбы не взорвались: пусковые заряды не сработали. Однако корпуса бомб были повреждены, а слитки плутония - разбиты, покорежены и разбросаны по большому участку тосевитской суши. Взрывы, один за одним, сотрясали остов "Пятьдесят шестого Императора Джоссано"...
   Наверное, этот плутоний ног бы стать самым ценным металлом на Земле, если бы хоть один человек знал, где его отыскать и что с ним потом делать.
   Артиллеристы "Доры" разразились новыми криками ликования. На этот раз они не тратили времени на дурацкие пляски, наблюдая далекое зарево, а немедленно приступили к перезарядке.
   Михаэль Аренвальд прокричал Беккеру в ухо:
   - Шесть! Разве я не говорил тебе, что мы выпустим шесть снарядов? Шесть и выпустим!
   - Нам дважды повезло, - сказал Беккер. - Это больше, чем я ожидал. Возможно, мы выпустим еще один снаряд; говорят, цифра "три" приносит удачу... Даже если он будет последним, все равно здорово!
   Пронзительный звук в небе Беккер принял за звон в собственной голове после второго выстрела гигантской пушки. Дизельный локомотив уже переместил "Дору" на новую огневую позицию. Беккер двинулся к лафету, чтобы проверить, не сбились ли уровни.
   Взрыв первой бомбы в нескольких метрах позади швырнул Беккера прямо на металлическую стойку лафета. Он почувствовал, что у него сломаны нос, скула и несколько ребер. Беккер открыл рот, чтобы закричать. Следующая бомба взорвалась еще ближе.
   Квартира Йенса Ларсена находилось в нескольких кварталах к западу от чикагских боен. Соседство было не из приятных, но его прельстила удивительно низкая цена на жилье. В тот день неугомонный чикагский ветер дул с запада. Через несколько дней он начал дуть со стороны озёра Мичиган, и Йенс все понял. Но к тому времени было слишком поздно - он уже подписал контракт и заплатил деньги.
   Ветер дул с озера и в тот день, когда в город приехала его жена Барбара. Он до сих пор помнил ее округлившиеся глаза. Свое отношение к запаху она выразила поднятыми бровями и четырьмя словами:
   - Пахнет духами "Испуганная корова".
   Ветер дул с озера и нынешним вечером, однако Ларсен едва ли ощущал терпкую навозную вонь. Ему было не до того. Самолеты ящеров опять появились над Чикаго. Йенс ловил на трескучих коротких волнах Англию и слушал голос Эдварда Мэрроу, с хрипотцой объявлявший неизменное: "Говорит Лондон". Таково было волшебство Мэрроу, благодаря которому Йенс представлял, что понимает, каково быть жителем Лондона во времена блицкрига. Теперь он понимал это намного лучше.
   С пронзительным визгом пронеслись еще несколько самолетов, упали новые бомбы, причем, судя по дребезжанию стекол, совсем неподалеку. Йенс и Барбара прижались друг к другу, сидя под кухонным столом. Бомбоубежищ в Чикаго не было.
   - Снова колошматят по бойням, - прошептала ему на ухо Барбара.
   - Бьют по всему, куда ведут рельсы, - кивнул Йенс. Ящеры методично бомбили все транспортные узлы, а Чикаго как раз и являлся таковым. К тому же город находился неподалеку от базы ящеров, расположившейся на стыке Иллинойса, Миссури и Кентукки. Из-за двух этих обстоятельств городу здорово доставалось.
   В двухкомнатной квартире Ларсенов горели лишь две свечи. Их свет не пробивался сквозь одеяла, навешенные на окна с целью маскировки. Для электрического света одеяла вряд ли послужили бы надежной преградой, но электричество теперь включалось редко. Ларсен еще раз порадовался, что в доме старомодный ледник, а не капризный электрический холодильник. Пока торговец льдом ходит по квартирам, у них с женой будут свежие продукты.
   В какофонию звуков вносило свою лепту и тявканье противовоздушных орудий, до обидного малочисленных и до обидного неэффективных. Осколки молотили по крышам, словно град раскаленного металла. Воздушные сирены выли, как души грешников.
   Через какое-то время Ларсен заметил, что больше не слышит самолетов ящеров, хотя канонада продолжалась. Видимо, зенитчики палили наугад.
   - Кажется, кончилось, - сказал Йенс.
   - На этот раз, - ответила Барбара. Он чувствовал, как у нее из-за бомбежки трясутся руки. Его и самого трясло. Одна за другой сирены умолкли.
   - Не знаю, сколько еще я смогу это выдержать, - проговорила Барбара.
   Ее голос дрожал от скрытого напряжения, как туго натянутая струна.
   - Англичане ведь не падают духом, - сказал Йенс, снова вспомнив голос Мэрроу.
   - Одному Богу известно, как им это удается. А я не могу, - ответила Барбара.
   Она обняла мужа.
   Будучи очень рациональным молодым человеком, Йенс раскрыл рот, чтобы объяснить жене, какие ужасные бомбежки переносит Лондон, а также что ящеры почему-то в значительно большей степени, чем нацисты, предпочитают бомбить гражданские объекты, однако пружинистое, крепкое тело его жены, крепко прижатое к нему, смешало все его мысли, и вместо объяснений Ларсен просто поцеловал Барбару.
   Она тихо и сдавленно простонала. От страха, от желания или от того и другого одновременно - он не знал. Барбара провела теплой ладонью по его лицу. Он накрыл ее своим телом, стараясь не удариться головой о столешницу. Когда их поцелуй наконец прервался, Йенс спросил:
   - Может, пойдем в спальню?
   - Нет, - ответила жена, удивив его. Потом игриво добавила: - Давай займемся этим прямо здесь, на полу. Это напомнит мне о том, как мы проводили время на заднем сиденье твоего старого "шевроле".
   - Идет, - согласился Йенс и немного отодвинулся. - Поднимись чуть-чуть.
   Когда Барбара приподнялась, Йенс одной рукой расстегнул пуговицы на задней стороне ее блузки и отцепил застежку лифчика. Он не занимался этим с тех пор, как они поженились, однако та легкость, с какой Йенс все проделал, показывала, что его рука тоже помнит заднее сиденье "шевроле". И блузку, и лифчик он отшвырнул в сторону.
   - Приподнимись еще раз.
   Он медленно стянул с нее трусики. Вместо того чтобы снимать юбку, Йенс просто задрал ее вверх. Это заставило Барбару снова засмеяться. Она целовала мужа долго и медленно.
   На какое-то время оба позабыли про ужас, царивший снаружи занавешенных окон.
   - Нужно было снять с тебя юбку, - сказал он. - Теперь она вся потная.
   - Она? А я?
   Барбара уперлась руками в грудь мужа, словно желая высвободиться. Он быстро поднялся на локти и колени и вот тут-то ударился затылком о столешницу, да так, что из глаз посыпались искры. Йенс выругался, сначала по-английски, а затем по-норвежски - на языке, который усвоил от своего деда.
   В это время зазвонил телефон.
   Ларсен от удивления вздрогнул - он не думая, что телефон работает. Это стоило ему новой встречи затылка со столешницей. На сей раз его ругательства полились исключительно на норвежском. С брюками, сползшими на лодыжки, он поковылял в спальню.
   - Да! - раздраженно прорычал он в трубку, словно звонивший был виноват в набитых шишках.
   Голос с иностранным акцентом, прозвучавший на другом конце провода, немедленно охладил его пыл.
   - Да, доктор Ферми, - ответил он и поспешно схватился за брюки, - я слушаю.
   Естественно, Ферми не мог его видеть, но Ларсену было неловко разговаривать с гениальным физиком, стоя со спущенными штанами.
   - Спасибо, у нас опять все спокойно.
   - Спокойно? - с горечью переспросил Ферми. - В сегодняшнем мире это слово лишено смысла. Когда мы с Лаурой четыре года назад приехали сюда, мне казалось, что в словах "спокойствие", "безопасность" есть смысл, но я ошибался. Но забудем об этом. Я звоню по другой причине. Сцилард считает, и я с ним согласен, что мы все должны встретиться завтра, причем рано утром. В семь часов. Если бы он мог, то назначил бы на шесть.
   - Я приду, - пообещал Йенс. - А что случилось?
   - Ящеры идут на Чикаго. Если они появятся здесь, все, что мы делали, пропадет. А времени у нас в обрез.
   - Я приду, - снова сказал Ларсен.
   - Хорошо, - ответил Ферми. - Я должен проститься: нужно сделать еще звонки, пока телефоны работают. Встретимся утром.
   Ферми повесил трубку, даже не попрощавшись. Ларсен сел на кровать и глубоко задумался. Его брюки опять сползли. Но он этого не заметил.
   В спальню вошла Барбара. В руках она держала зажженную свечу. За окном в ночном воздухе выли пожарные сирены: пожарные делали все, чтобы потушить огонь, вызванный налетом ящеров.
   - Что случилось? - спросила Барбара. Она бросила блузку и нижнее белье в плетеную корзину для грязного белья и закрыла крышку.
   - Завтра большое собрание, - ответил Йенс и пересказал жене разговор с Ферми.
   - Приятного мало, - сказала Барбара.
   Она не знала, чем в действительности занимается ее муж, работая под трибунами Стэгфилда. Когда они встретились в Беркли, Барбара изучала средневековую английскую литературу. Но о значимости атомного проекта она имела представление.
   Барбара поставила свечу в серебряный подсвечник на туалетном столике. Подсвечник был свадебным подарком Ларсена; он никогда не думал, что эта вещь им действительно понадобится. Обеими руками Барбара стянула с себя юбку и тоже отправила в корзину. Бросив взгляд на мужа, она заметила:
   - А ты так и не натянул брюки.
   - Натягивал. Должно быть, опять сползли.
   - Так мне переодеться в халат или нет?
   Йенс задумался. Конечно, собрание начнется рано, но если он вольет в себя достаточно кофе, то как-нибудь проснется. Обнаженная Барбара при свете свечи заставила его позабыть о завтра.
   - Нет, - сказал он. - Иди ко мне.
   - Прекрасно. Но на этот раз и ты сними рубашку.
   Когда на следующее утро Ларсен направился в Чикагский университет, транспорт не работал: ни автобусы, ни городская железная дорога. Лишь редкие из-за дефицита бензина машины осторожно пробирались по улице.
   Йенс прошел мимо уполномоченного противовоздушной обороны. Тот кивнул. На плече у него болталась винтовка, на голове красовалась металлическая каска британского образца, а на рукаве - повязка с надписью: "Гражданская оборона". Эти уполномоченные повырастали, как грибы после дождя, когда Пёрл-Харбор на несколько недель вызвал панику. Но их служба оказалась ненужной, и они столь же быстро исчезли. Однако сейчас в них появилась настоящая потребность. Этот человек выглядел так, словно месяц не спал. Лицо его покрывала сероватая щетина, из угла рта свешивалась погасшая сигарета.