Страница:
Блит закрыл лицо руками, спрятавшись за кустом, а Скерри весь вжался в высокую густую траву на крутом склоне. Рафа повысил голос, теперь он звучал с такой силой, что вокруг вибрировал воздух:
– Властью Всевышнего приказываю тебе удалиться туда, где тебя ждут назначенные тебе муки… Прочь!
Пряди серебряных и золотых нитей все плотнее окутывали фантом, все новыми и новыми витками. Его тело стало совершенно черным, длинное белое лицо погрузилось в темно-серый туман, а потом весь инкуб окутался золотистой проволокой-паутиной, словно жертва невидимого паука, приготовленная к умерщвлению. Фантом верещал, всеми силами стараясь разорвать обвившие его путы. Вдруг вспыхнул яркий свет, и в этой вспышке дунамез исчез. Ночь опять была темной и безмолвной.
Блит и Скерри совершенно онемели: они были так перепуганы, что не смели выйти из своих укрытий. У подножия холма осторожно выглядывал из-за огромной скалы Консит.
– Не убивай нас, – взмолился он вне себя от ужаса. – Мы не хотим тебе зла. Отпусти нас, и мы сразу же уйдем.
Скерри приподнял голову из канавы, куда он скатился, а Блит лежал за кустом в высокой траве, бормоча про себя бессмысленные слова и надеясь рано или поздно пробудиться от пережитого кошмара. Рафа сел на большой камень у тропы и рассмеялся. Для него все это было лишь частью живой вселенной.
– Чего вы так испугались? Утром вы собирались бить и пинать меня ногами, извалять в грязи. А теперь прячетесь, словно малые дети, которым впервые приснился кошмар. – Он поманил пальцем Консита, приглашая его выйти из-за скалы. – Подойдите же, ведите меня к Демьюрелу, я еще не кончил дела с этим старым псом. У него есть нечто, принадлежащее мне, и теперь настало время вернуть это.
Блит сел и посмотрел на Рафу.
– Ты тоже дух, такой же, как тот, который захватил меня? – спросил он полуобморочно, едва выговаривая слова от страха.
– Как может один дух прогнать другого духа? Может ли войско сражаться с самим собой?
– Но тогда какая сила позволяет тебе совершать такое? – Блит поднялся на ноги и, стоя в траве, смотрел на Рафу, чей силуэт вырисовывался в лунном свете. – Ты-то кто такой, что за существо?
– Я такой же человек, как и ты, никакими особыми силами не владею, ни колдовством, ни магией.
– Но тогда как ты сделал это? Как сумел? Тот страшный дух, может демон, хотел убить тебя – как же тебе удалось уничтожить его?
– С помощью Риатамы – единственного истинного Бога. Знаешь ли ты о нем? – Рафа понимал, что этим людям ведомы только предрассудки и они мало что знают об истине.
– Ты говоришь – Бог. Но как ты можешь знать о чем-то, что так далеко отсюда? С чего бы этому Риатаме ведать о ком-то вроде меня? Я же простой арендатор. – Блит замолчал и посмотрел на Скерри, выбиравшегося из канавы. – Мы с ним оба бывшие арендаторы; мы все потеряли, все ушло Демьюрелу. Рента дорожала и дорожала, и никто из нас не мог ее выплатить, так что теперь мы должники, все равно что узники, нас взяли в работный дом сторожами. – Он опять взглянул на Скерри, надеясь, что и тот что-нибудь скажет, но потом продолжил: – Так с чего бы этому Риатаме заинтересоваться такими людьми, как мы? Бог ведь… он для богатых людей в затейливых нарядах, у которых большие дома. Все они святоши, в церкви сидят впереди в креслах со спинками, а мы пристраиваемся на свободных местах позади всех, так что ничего оттуда не видим, не слышим. Зачем мы Богу?
– Может быть, как раз поэтому. Разве вы никогда не слышали, что Бог любит вас? Разве вы никогда не смотрели на море и не дивились Его творению? Вы думаете, что весь этот огромный мир есть просто случайность?
Рафа протянул руку Блиту и помог ему выбраться из спутанной травы.
– Может, в твоей стране все так и есть, но здесь… – Блит стоял, глядя в землю. – Я думал обо всех этих вещах, но потом поглядел на грязь на моих башмаках, на овец, подыхающих в поле от бескормицы, подумал о ренте, которую я не мог выплатить, и понял, что в жизни наверняка есть только одно: смерть и церковный налог, который мы платим Демьюрелу. В конце концов, разве он не служитель Бога? Он викарий, значит, тот человек, который должен бы указывать нам путь, но единственное, что он делает для нас, – предоставляет нам стол и жилье в работном доме.
Блит поднялся на ноги и сел на камень рядом с Рафой. Оба смотрели на море. Скерри стоял позади них, ломая голову над тем, что ему следует сейчас делать, а Консит тем временем, пыхтя, взбирался к ним по крутой тропе. Рафа обнял Блита за плечи.
– Кто бы ни был этот человек, но только он никакой не служитель Господа. Он служит чему-то другому, но не Риатаме. Он вор и лжец. И за все это он ответит.
Вдруг заговорил Скерри, его голос дрожал:
– Ты же просто парень как парень, откуда ты, такой молодой, знаешь так много?
– Знать Риатаму – значит познать мудрость, и тот, кто знает Его, научится понимать. Это все, что нужно человеку для жизни. – И Рафа улыбнулся Скерри.
– Но как можем мы узнать его? Ведь он где-то там, на своих небесах, а мы внизу, в этом аду.
– Открой глаза и скажи мне, что ты видишь.
Скерри подумал, что над ним смеются.
– Я вижу небо, море…
– Нет. Скажи мне, что ты видишь на самом деле.
Скерри помолчал, огляделся.
– Вижу темноту и свет.
– Есть здесь и что-то еще, – тихо проговорил Рафа. – Перед дверью твоей жизни стоит Риатама, он стучится к тебе. Если ты слышишь его призыв и отвечаешь ему, он разделит с тобой твою жизнь и пребудет с тобою всегда. Он может освободить тебя от нищеты твоей, даст тебе свободу стать тем человеком, которого он создал, а не тем, кем ты стал.
Консит, отдуваясь, карабкался к ним снизу, его жирные ноги дрожали от усталости, опухшее лицо стало багровым. Рафа посмотрел на него.
– Я хочу, чтобы вы отвели меня к Демьюрелу. Не говорите ему о том, что видели. Когда я останусь с ним наедине, уходите отсюда, из этих мест. Вы будете свободными людьми. Ступайте и начните новую жизнь, начните все сначала, сами отыщите для себя Риатаму. – Он перевел взгляд на Блита. – Ты узнал зло и даже подпал под его власть. Могущество Всевышнего сделало тебя свободным. Помни: он освободил тебя, и это значит, что ты действительно свободен.
Сильный ветер гремел в сухих зарослях вереска вдоль тропы. Трое мужчин переглянулись и уставились на Рафу, не зная, что же им делать.
– Теперь отведите меня к Демьюрелу. Судя по знамениям на небе, время близко.
Рафа сам повел их вверх по холму, сквозь густую тьму небольшого леса, потом через лужайку перед домом викария и мимо трех могил, только что выкопанных в холодной черной земле.
14
– Властью Всевышнего приказываю тебе удалиться туда, где тебя ждут назначенные тебе муки… Прочь!
Пряди серебряных и золотых нитей все плотнее окутывали фантом, все новыми и новыми витками. Его тело стало совершенно черным, длинное белое лицо погрузилось в темно-серый туман, а потом весь инкуб окутался золотистой проволокой-паутиной, словно жертва невидимого паука, приготовленная к умерщвлению. Фантом верещал, всеми силами стараясь разорвать обвившие его путы. Вдруг вспыхнул яркий свет, и в этой вспышке дунамез исчез. Ночь опять была темной и безмолвной.
Блит и Скерри совершенно онемели: они были так перепуганы, что не смели выйти из своих укрытий. У подножия холма осторожно выглядывал из-за огромной скалы Консит.
– Не убивай нас, – взмолился он вне себя от ужаса. – Мы не хотим тебе зла. Отпусти нас, и мы сразу же уйдем.
Скерри приподнял голову из канавы, куда он скатился, а Блит лежал за кустом в высокой траве, бормоча про себя бессмысленные слова и надеясь рано или поздно пробудиться от пережитого кошмара. Рафа сел на большой камень у тропы и рассмеялся. Для него все это было лишь частью живой вселенной.
– Чего вы так испугались? Утром вы собирались бить и пинать меня ногами, извалять в грязи. А теперь прячетесь, словно малые дети, которым впервые приснился кошмар. – Он поманил пальцем Консита, приглашая его выйти из-за скалы. – Подойдите же, ведите меня к Демьюрелу, я еще не кончил дела с этим старым псом. У него есть нечто, принадлежащее мне, и теперь настало время вернуть это.
Блит сел и посмотрел на Рафу.
– Ты тоже дух, такой же, как тот, который захватил меня? – спросил он полуобморочно, едва выговаривая слова от страха.
– Как может один дух прогнать другого духа? Может ли войско сражаться с самим собой?
– Но тогда какая сила позволяет тебе совершать такое? – Блит поднялся на ноги и, стоя в траве, смотрел на Рафу, чей силуэт вырисовывался в лунном свете. – Ты-то кто такой, что за существо?
– Я такой же человек, как и ты, никакими особыми силами не владею, ни колдовством, ни магией.
– Но тогда как ты сделал это? Как сумел? Тот страшный дух, может демон, хотел убить тебя – как же тебе удалось уничтожить его?
– С помощью Риатамы – единственного истинного Бога. Знаешь ли ты о нем? – Рафа понимал, что этим людям ведомы только предрассудки и они мало что знают об истине.
– Ты говоришь – Бог. Но как ты можешь знать о чем-то, что так далеко отсюда? С чего бы этому Риатаме ведать о ком-то вроде меня? Я же простой арендатор. – Блит замолчал и посмотрел на Скерри, выбиравшегося из канавы. – Мы с ним оба бывшие арендаторы; мы все потеряли, все ушло Демьюрелу. Рента дорожала и дорожала, и никто из нас не мог ее выплатить, так что теперь мы должники, все равно что узники, нас взяли в работный дом сторожами. – Он опять взглянул на Скерри, надеясь, что и тот что-нибудь скажет, но потом продолжил: – Так с чего бы этому Риатаме заинтересоваться такими людьми, как мы? Бог ведь… он для богатых людей в затейливых нарядах, у которых большие дома. Все они святоши, в церкви сидят впереди в креслах со спинками, а мы пристраиваемся на свободных местах позади всех, так что ничего оттуда не видим, не слышим. Зачем мы Богу?
– Может быть, как раз поэтому. Разве вы никогда не слышали, что Бог любит вас? Разве вы никогда не смотрели на море и не дивились Его творению? Вы думаете, что весь этот огромный мир есть просто случайность?
Рафа протянул руку Блиту и помог ему выбраться из спутанной травы.
– Может, в твоей стране все так и есть, но здесь… – Блит стоял, глядя в землю. – Я думал обо всех этих вещах, но потом поглядел на грязь на моих башмаках, на овец, подыхающих в поле от бескормицы, подумал о ренте, которую я не мог выплатить, и понял, что в жизни наверняка есть только одно: смерть и церковный налог, который мы платим Демьюрелу. В конце концов, разве он не служитель Бога? Он викарий, значит, тот человек, который должен бы указывать нам путь, но единственное, что он делает для нас, – предоставляет нам стол и жилье в работном доме.
Блит поднялся на ноги и сел на камень рядом с Рафой. Оба смотрели на море. Скерри стоял позади них, ломая голову над тем, что ему следует сейчас делать, а Консит тем временем, пыхтя, взбирался к ним по крутой тропе. Рафа обнял Блита за плечи.
– Кто бы ни был этот человек, но только он никакой не служитель Господа. Он служит чему-то другому, но не Риатаме. Он вор и лжец. И за все это он ответит.
Вдруг заговорил Скерри, его голос дрожал:
– Ты же просто парень как парень, откуда ты, такой молодой, знаешь так много?
– Знать Риатаму – значит познать мудрость, и тот, кто знает Его, научится понимать. Это все, что нужно человеку для жизни. – И Рафа улыбнулся Скерри.
– Но как можем мы узнать его? Ведь он где-то там, на своих небесах, а мы внизу, в этом аду.
– Открой глаза и скажи мне, что ты видишь.
Скерри подумал, что над ним смеются.
– Я вижу небо, море…
– Нет. Скажи мне, что ты видишь на самом деле.
Скерри помолчал, огляделся.
– Вижу темноту и свет.
– Есть здесь и что-то еще, – тихо проговорил Рафа. – Перед дверью твоей жизни стоит Риатама, он стучится к тебе. Если ты слышишь его призыв и отвечаешь ему, он разделит с тобой твою жизнь и пребудет с тобою всегда. Он может освободить тебя от нищеты твоей, даст тебе свободу стать тем человеком, которого он создал, а не тем, кем ты стал.
Консит, отдуваясь, карабкался к ним снизу, его жирные ноги дрожали от усталости, опухшее лицо стало багровым. Рафа посмотрел на него.
– Я хочу, чтобы вы отвели меня к Демьюрелу. Не говорите ему о том, что видели. Когда я останусь с ним наедине, уходите отсюда, из этих мест. Вы будете свободными людьми. Ступайте и начните новую жизнь, начните все сначала, сами отыщите для себя Риатаму. – Он перевел взгляд на Блита. – Ты узнал зло и даже подпал под его власть. Могущество Всевышнего сделало тебя свободным. Помни: он освободил тебя, и это значит, что ты действительно свободен.
Сильный ветер гремел в сухих зарослях вереска вдоль тропы. Трое мужчин переглянулись и уставились на Рафу, не зная, что же им делать.
– Теперь отведите меня к Демьюрелу. Судя по знамениям на небе, время близко.
Рафа сам повел их вверх по холму, сквозь густую тьму небольшого леса, потом через лужайку перед домом викария и мимо трех могил, только что выкопанных в холодной черной земле.
14
ЧЕЛОВЕК-ФАКЕЛ
Некоторым людям храбрость дается легко, но Томасу и Кейт она досталась дорогой ценой. В полном одиночестве они прошагали девять километров от мельницы Боггла до лесной поляны с западной стороны Ступ-Хилла [3]. В самом центре поляны был круг, напоминавший чашу; вокруг него выстроились древние каменные столбы. Каждый из них был похож на палец, проросший из земли. В лунном сиянии они отбрасывали длинные тени на пучки вереска, росшего в канавах.
Изабелла дала Кейт длинный черный плащ; девочка завернулась в него, спасаясь от свежего ветра, дувшего с моря и приносившего запахи соли и морских водорослей; она старалась держаться поближе к Томасу. Крейн приказал им дождаться его возвращения, и тогда он пойдет с ними на поиски их друга.
Кейт все еще злилась на отца за то, что он был в сговоре с Джекобом Крейном и много лет помогал ему прятать контрабанду. Ведь это значило, что он жил ложью, говорил одно, а делал другое, служил в акцизе и был контрабандистом.
Кейт думала: а может быть, он обманывал и во многом другом и ее ждет еще немало сюрпризов, которые обнаружатся этой ночью? Она потеряла всякое доверие к нему, да и ко всем остальным тоже.
Ей никогда не жилось с отцом легко. Прежде всего – это его непробудное пьянство. Самая пустячная вещь приводила его в ярость, он кричал на нее, вопил во весь голос и в конце концов заливался слезами. Долгие годы Кейт считала, что виновата во всем она, что каким-то образом ответственность лежит на ней. Ей никогда не жилось так, как хотелось бы, она никогда не могла позволить себе быть просто ребенком, играть, бегать. Ей выпал другой жребий: сызмальства готовить, чистить, стирать, латать и штопать. Отец требовал этого. Хотел, чтобы она была в доме матерью, служанкой – только не дочерью.
В этот вечер она узнала, что он жил двойной жизнью, и поняла, что ее отец был постепенно отравлен смертью ее матери, чувством вины, болью, а теперь еще и обманом. «Это не моя вина, не моя вина», – твердила она про себя, думая об отце и о том, как он предал ее.
Ветви деревьев постукивали друг о друга при каждом порыве предутреннего бриза. Глаза ее старались проникнуть в обступавшую их темноту: она напряженно ждала сигнала от Крейна и его людей.
Вскоре они услышали лошадиный топот. Томас взглянул на нее и ободряюще улыбнулся. Он обнял ее за плечи и прижал к себе.
– Что бы ни случилось, Кейт, я всегда буду с тобой. Когда мы были в лесу, я увидел сон. Я встретил одного человека. – Он задумчиво помолчал, потом продолжил: – В общем-то, он был не просто человек… я думаю, это был Бог. Он говорил со мной, и мое имя появилось в одной книге. Оно писалось прямо на моих глазах. Он сказал мне, что он Король и что, если я поверю в него, мне уже никогда не придется бояться смерти. Как думаешь, что все это значило?
Кейт не сразу смогла заговорить. Слезы подступали к горлу.
– Как мы вляпались во все это? – вдруг выпалила она. – Как не сообразили, что добром это не кончится?
Изо всех сил она старалась сдержаться, не разреветься. Смесь злости и страха, ощущение беспомощности и безвыходности слились в неизъяснимое предчувствие нависшей над ними катастрофы.
Между тем кавалькада продиралась между деревьев; Томас и Кейт ждали, когда лошади выйдут на поляну. Внезапно по небу прокатился глухой рокот грома, от которого содрогнулась земля у них под ногами. У противоположной стороны поляны заржала лошадь, и тут они увидели, что из леса выезжает один из людей Крейна. Он направил лошадь в середину каменного круга, придержал ее и несколько секунд оглядывал все окрест.
– Выходите, – сказал он охрипшим от рома голосом, увидев Томаса и Кейт. – Выйдите вперед чтобы я видел вас обоих.
Томас подошел к нему, сделав знак Кейт, чтобы она держалась за его спиной. Он чувствовал все нараставшее недоверие к Джекобу Крейну и его людям.
– Где Джекоб Крейн? – спросил он всадника.
– Сейчас будет здесь. Он должен сперва отыскать вашего друга, а потом сразу вернется за вами.
– А что, если мы передумали? Что, если бросимся в лес и сами найдем своего друга? – спросил Томас.
– А что, если я срежу тебя вот этой абордажной саблей, юный Томас, прямо здесь и сейчас?
Из глубокой тени, падавшей от основания крупного камня, в трех шагах от места, где они стояли, выступил Крейн. Оба, Томас и Кейт, так и подскочили от страха.
– Я был здесь все время, ожидал, когда ты явишься. Что тебя задержало, Мартин? – обратился Крейн к всаднику. – Не мог найти дорогу из трактира? – Ответов Крейн не ждал. – Ну, а вы двое? Уже подумываете дать деру? Я-то считал, вы готовы сражаться. Найти своего друга и спасти мир – или не так? Что заставило вас изменить решение? – Он сыпал вопросами, словно стрелял картечью, и не интересовался ответами. – Вашего друга я нашел, но, если хотите вернуть его, извольте делать то, что я вам скажу. – Он смерил их суровым взглядом. – Даже если вам покажется, что вы не можете, вы должны верить мне, что бы ни случилось.
– Откуда нам знать, что мы можем вам верить? – спросил Томас.
– Что ж, знать наверняка, что сделает кто-то другой, нельзя. Могу сказать только одно: чтобы поймать крысу, нужна свежая приманка, но и ловец не должен забывать о капкане. – Он повернулся к сидевшему на лошади. – Возьми десять человек и поезжайте вперед к дому викария. Займите позиции в саду возле башни. И пусть один мушкет будет постоянно нацелен на дверь башни. Видеть вас не должны. Я поеду следом с этими двумя и с остальными моими людьми.
Крейн шлепнул ладонью коня по спине. Мартин мигом повернул коня и легким галопом пустил его через поляну в лес. Ночной воздух наполнился топотом других лошадей и голосами всадников: оставив укрытия, они затрусили вверх по узкой тропе, что вела к усадьбе викария.
– Ну так, теперь о вас. Сидели вы когда-нибудь вдвоем на лошади? – Крейн зашагал через поляну к лесу. – У меня есть для вас кобыла, без седла, так что вам придется вцепиться в нее мертвой хваткой. И будьте начеку, в нее иной раз словно дьявол вселяется. Она просто сбросит вас, если сумеет. Это наша единственная свободная лошадь, вернее, единственная, которую мы сумели украсть из конюшни Молли Рикетс.
Они шли через поляну; огромные стоячие каменные глыбы выглядели блеклыми в лунном свете. Кейт то и дело озиралась вокруг, пугаясь любого звука со стороны леса. Она вглядывалась во все сгустки теней, боясь узнать в них красноглазых создании, которые гнались за ними в минувшую ночь.
– Что это за место? – спросила она. – Мне никогда не разрешалось приходить сюда, говорили, что здесь живут мертвецы.
Крейн засмеялся:
– Это сказка, просто для того, чтобы держать тебя подальше от мест, где прятали свои запасы свободные торговцы. Некоторые говорят, что здесь находятся гигантские часы, которые отмечают путь во вселенной; другие верят, что сюда сходятся поклониться древним богам давно вымершие расы. – Вдруг он заговорил серьезнее: – До нынешнего вечера я ни за что не поверил бы в подобные вещи, однако теперь… не уверен.
Дойдя до конца поляны, они увидели двух лошадей, привязанных к дереву. Крейн резко свистнул и застыл в ожидании. Из леса раздался ответный свист.
– Это мои люди. Они не любят сушу, предпочитают иметь палубу под ногами, когда дело доходит до сражения. Будем надеяться, что сегодня им не придется воевать.
Крейн помог ребятам взобраться на лошадь и неслышно отошел к другому коню. Томас крепко вцепился в поводья, а Кейт обхватила его за пояс.
– Что бы ни произошло, езжайте прямо к усадьбе викария. Если мы разминемся, я встречу вас там. – И Крейн легонько тронул каблуками бока своего коня.
Лошади и всадники медленно продвигались в кромешной темноте леса. К ним, один за другим, присоединялись люди Крейна и следовали за ними по извилистой тропе, которая шла высоко над морем, через лес, вдоль заболоченной местности. Джекоб Крейн вскоре почувствовал подсознательно нараставшее сомнение, что-то подсказывало ему, что все идет не так, как надо, и чем дальше кавалькада продвигалась в лес, тем больше укреплялось в нем ощущение, что за ними следят. Он гордился тем, что всегда опережал на шаг таможенников и капитана драгунов Фаррела. За все годы, что он занимался контрабандой, его не поймали ни разу. Нередко он встречался с ними лицом к лицу, но никогда не попадал им в руки. Не всегда это зависело от его ловкости как наездника, моряка или вояки. Крейн знал цену своей способности убеждать, знал власть денег или цену бочонка бренди для нужного человека. Он знал, что угрозы не менее действенны, чем сами действия, и что репутации убийцы зачастую вполне достаточно, чтобы получить все желаемое.
Но здесь, в лесу, он знал только то, что они не одни. Он был не склонен поддаваться страху, но этой ночью с каждым следующим метром, который они одолевали, в нем нарастала тревога. Это было тошнотворное, грызущее чувство, что все идет не так, как надо, все возрастающее опасение, граничившее со страхом. Лошади тоже забеспокоились. То одна, то другая начинали испуганно вздрагивать, взбрыкивать на каждом шагу, вскидывать головы, хлестать из стороны в сторону хвостом и всхрапывать, косясь в темный лес, передавая друг другу свой страх, словно переговариваясь на своем языке.
Томас и Кейт уже поняли, что кобыла, на которой они ехали, хотела сбросить их и убежать в ночь, спастись от страшилищ, которые преследовали их во тьме. Кейт крепче держалась за Томаса а Томас изо всех сил натягивал поводья, не позволяя кобыле вскидывать голову. Однако она так сильно сопротивлялась, что поводья глубоко впились в его ладони. Лошадь дрожала, неровно переступая, и тревожно всхрапывала.
– Что происходит, Томас? – спросила Кейт спокойно, не желая, чтобы кто-нибудь догадался, как ей страшно.
– Наверное, лошади чуют что-то в воздухе, – ответил Томас. – Они боятся.
Джекоб Крейн повернулся в седле и спокойно проговорил:
– Смотрите прямо перед собой. Нас преследуют. Их пятеро слева от нас и штук семь справа. Думаю, они ждут момента, чтобы напасть. Если они хорошо знают это место, то дождутся, когда мы выберемся на следующую просеку, и набросятся только тогда. – Он протянул руку и схватил за кожаную уздечку их кобылы. – Я буду придерживать ее пока что. Не хочу, чтобы вы сбежали до времени.
– Что нам делать, мистер Крейн? – спросил Томас.
– Тот меч, что ты принес к Рубену, он с тобой?
– Рубен отдал его мне, когда мы уходили.
– В таком случае советую быть готовым воспользоваться им. Защищай девчонку и береги спину. Сражайся храбро и не дай им напасть во второй раз. Помни, парень, либо ты, либо они.
– Кто нас преследует? – вмешалась Кейт.
– Может быть, таможенники, драгуны или что-то, что Демьюрел наслал на нас. Кто б они ни были, они умеют передвигаться бесшумно. Они были с нами все время с тех пор, как мы покинули каменный круг.
Томас и Кейт поняли, что предположение Крейна, будто там могли быть таможенники или драгуны, было просто неуклюжей попыткой подбодрить их: лошади не были бы так испуганы.
Лес начал редеть, и наконец открылась поляна. Из жирной черной земли выступали из-под толстого слоя мха скальные обнажения. Высохшие деревья сгибались под порывами ветра, сбрасывая сучковатые безжизненные ветки на густые заросли вереска. Тропинка, выведшая их из леса, спускалась в небольшую лощину под стайкой деревьев. За скалами, высившимися над оврагом, виднелась высокая одинокая фигура, стоявшая неподвижно, обрамленная ярким светом полной луны.
Томас увидел ее первым и инстинктивно дернул поводья. Кобыла отчаянно рванулась. Но Крейн твердой рукой держал ее за узду.
– Не беспокойся, я его видел, – прошептал он.
– Кто это? – спросил Томас.
– Во всяком случае, не таможенник и не драгун. Они-то никогда не стояли бы вот так, на виду. Этот по меньшей мере два с половиной метра ростом.
– Что же нам делать? – спросила Кейт; в ее голосе звучала неприкрытая тревога.
– Ждать, пока я не скажу, а тогда помчаться отсюда как ветер. Не останавливаться. Если кобыла вас сбросит, вскочить и бежать со всех ног. У башни вас встретит Мартин. Оставайтесь с ним, Мартину можно довериться, он хороший человек. – В его голосе звучала сила и истинная забота о них желание приободрить.
Ни Томас, ни Кейт не могли произнести ни слова в ответ. Кейт судорожно обхватила Томаса, ей хотелось только одного: чтобы все это кончилось. В этот миг фигура, стоявшая на гребне холма, вспыхнула ярким оранжевым пламенем, взвившимся высоко в воздух. Клочья соломы, тряпья, горящих ивовых прутьев вылетали из огненного столба с потоком горячего воздуха, а потом падали искрами в догоравший костер.
– Это виккамен. Кто-то хочет запугать нас. – Крейн задохнулся от неожиданности. – Бегите, быстрей! – крикнул он, когда первая стрела из арбалета пролетела во тьме над их головами и ударила в скалу в нескольких шагах от них. Стрела разлетелась вдребезги, словно стеклянная. Тут же вторая просвистела в воздухе откуда-то сзади и, попав в дерево, рассыпалась в пыль. За первыми последовали новые выстрелы, еще и еще. Воздух наполнился иголками раскаленного стекла, со свистом пролетавшими над их головами во всех направлениях.
– Они решили загнать нас в ущелье, это навесная стрельба, они не хотят попасть в вас. – Крейн отпустил уздечку. – А ну, вскачь, дьяволица, вперед! – крикнул он кобыле.
Лошадь вскинула голову, всхрапнула возбужденно, прижала уши, дико вытаращила глаза. Потом взметнулась, ее ноги почти вонзились в мягкую землю – Томас и Кейт едва не слетели наземь, – и понеслась к ущелью так, что копыта едва касались земли.
Как только лошадь умчалась галопом, виккамен запылал на скале над ними, освещая тропинку оранжевыми и красными бликами. Там, наверху, был словно совсем другой мир. Серебристое сияние луны, свет от пылавшего чучела из соломы и тряпок, густые тени, отбрасываемые деревьями и скалами. Воздух и земля, огонь и вода творили невообразимое, реальность отступала.
Кейт с отчаянной силой вцепилась в Томаса, ее плащ на ветру плескался и хлопал у нее за спиной. Лошадь галопом неслась по узкой тропе, которая внезапно круто скатилась в глубокую черную лощину, куда не проникал даже свет луны. Томас с трудом удерживал поводья; лошадь вслепую перескочила груду сухих веток и заросли папоротника и бешено рванула через густой подлесок, в темноте потеряв тропу. Запутавшись ногами в сухостое и папоротнике, она вдруг с силой поддала задом, надеясь высвободить задние ноги из растительных пут, и сбросила Томаса и Кейт на землю.
Томас вскочил на ноги, мгновенно выхватил из-за пояса короткий меч и принялся рубить папоротник, чтобы освободить ноги лошади. Как только ему это удалось, она встряхнулась, сбрасывая приставшие к коже последние веточки ежевики, и галопом умчалась вверх, оставив ребят в ущелье одних.
Томас упал рядом с Кейт, она лежала, плотно завернувшись в длинный черный плащ. Стояла мертвая тишина. И непроглядная темнота. Они лежали не шевелясь, ни он, ни она не произнесли ни слова. У Томаса перехватило горло, он почти потерял голову от беспокойства. Ведь он взялся помогать Рафе из мести. Не по доброте душевной не потому, что хотел кому-то помочь в трудную минуту. Он понял сейчас, что на самом деле он хотел только утереть нос Демьюрелу. И вдруг почувствовал, как что-то в нем изменилось и продолжает меняться – что-то неудержимое, как прорастающее горчичное зерно.
Он воткнул кончик короткого меча в землю.
– Нам надо идти. Если мы останемся здесь, то кто бы ни шел за нами, он может схватить нас. С меня уже довольно засад в темноте.
И вдруг он расхохотался, сам не зная над чем. Он просто чувствовал, что его буквально распирает от смеха и все нутро содрогается. Смеясь, он уже смеялся над тем, что смеется. И от этого становилось так хорошо! Неудержимое ощущение радости охватило его. Он хотел унять его, втиснуть внутрь, в себя, но сила радости побеждала, от нее уже болели бока. Томас опять сел на папоротник. Все, что он мог видеть внутренним оком, было лицо Короля, который улыбался ему. И тогда он понял: что бы ни случилось – не важно, бояться им нечего.
Задыхаясь от смеха, он сумел выговорить:
– Мы должны уходить, Кейт.
– Рада видеть, что тебе все это кажется таким забавным: измучиться до полусмерти, спасаясь от погони, грохнуться в глухом лесу с лошади, которая тут же убегает. Очень смешно. Ну, продолжай, что еще отыщешь смешного?
Кейт была в ярости. Это было ее излюбленное состояние.
– Я не знаю, почему смеюсь. Просто не могу удержаться. Знаю одно: все обернется к лучшему. Больше ничего не приходит мне в голову. Все оборачивается к лучшему для тех, кто знает Короля… Так было в том моем сне.
– И этот сон спасет нас? – спросила она.
– Я думаю, спасет, Кейт. – И, чуть помолчав, продолжал: – С тех пор как я встретил Рафу и увидел тот сон, я осознал, что мы живем в мире, который совсем не такой, как я думал. Это все равно как если бы я был слепым и вдруг прозрел. Я просто жил как придется и думал только о себе, о том, что у меня есть, что я собираюсь делать. (Легкий ветер зашуршал в папоротниковых листьях.) Теперь я знаю: в жизни есть что-то большее, чем я. Я обещал помочь Рафе вернуть ему вещь, украденную Демьюрелом. Почему это важно, не знаю, но знаю: так оно и есть. Это что-то такое, ради чего стоит жить. Впервые в моей жизни я нашел нечто такое, во что можно верить, что-то, дающее надежду, что-то, что есть истина.
– Но что же теперь будет, Томас? Когда я пошла с тобой, у меня и в мыслях не было, что я увижу такие вещи, я просто думала, что мы проберемся в усадьбу викария и там найдем нужное Рафе. – Кейт встала и откинула плащ. – Я пошла не из-за Рафы и не из-за того, что он хочет выкрасть принадлежащее ему, я пошла потому… – Она замолчала и опустила голову.
– Так почему, Кейт? – спросил он.
– Теперь это не важно. Мне кажется, я потеряла рассудок, когда нажала на собачку пистолета и застрелила ту тварь.
Томас смотрел на Кейт. Он почти не различал ее лица в темноте. Протянув руку, он нежно коснулся ее щеки. Увидеть, что она улыбалась, он не мог.
– Мы должны идти, Кейт. Я не знаю, где они, позади нас или нет, не знаю, куда ускакал Крейн. Мы пройдем по этому ущелью понизу и потом к усадьбе викария… Увидим, правда ли, что Мартину можно довериться.
Кейт взяла его руку.
– Ты ступай вперед, мне нужно кое-что сделать. Я сразу же тебя догоню.
– Я не оставлю тебя в темноте, подожду чуть подальше, на тропинке.
С этими словами Томас повернулся и через подлесок спустился в ущелье. Кейт подняла плащ с земли, стряхнула с него грязь и терпеливо ждала в темноте.
Изабелла дала Кейт длинный черный плащ; девочка завернулась в него, спасаясь от свежего ветра, дувшего с моря и приносившего запахи соли и морских водорослей; она старалась держаться поближе к Томасу. Крейн приказал им дождаться его возвращения, и тогда он пойдет с ними на поиски их друга.
Кейт все еще злилась на отца за то, что он был в сговоре с Джекобом Крейном и много лет помогал ему прятать контрабанду. Ведь это значило, что он жил ложью, говорил одно, а делал другое, служил в акцизе и был контрабандистом.
Кейт думала: а может быть, он обманывал и во многом другом и ее ждет еще немало сюрпризов, которые обнаружатся этой ночью? Она потеряла всякое доверие к нему, да и ко всем остальным тоже.
Ей никогда не жилось с отцом легко. Прежде всего – это его непробудное пьянство. Самая пустячная вещь приводила его в ярость, он кричал на нее, вопил во весь голос и в конце концов заливался слезами. Долгие годы Кейт считала, что виновата во всем она, что каким-то образом ответственность лежит на ней. Ей никогда не жилось так, как хотелось бы, она никогда не могла позволить себе быть просто ребенком, играть, бегать. Ей выпал другой жребий: сызмальства готовить, чистить, стирать, латать и штопать. Отец требовал этого. Хотел, чтобы она была в доме матерью, служанкой – только не дочерью.
В этот вечер она узнала, что он жил двойной жизнью, и поняла, что ее отец был постепенно отравлен смертью ее матери, чувством вины, болью, а теперь еще и обманом. «Это не моя вина, не моя вина», – твердила она про себя, думая об отце и о том, как он предал ее.
Ветви деревьев постукивали друг о друга при каждом порыве предутреннего бриза. Глаза ее старались проникнуть в обступавшую их темноту: она напряженно ждала сигнала от Крейна и его людей.
Вскоре они услышали лошадиный топот. Томас взглянул на нее и ободряюще улыбнулся. Он обнял ее за плечи и прижал к себе.
– Что бы ни случилось, Кейт, я всегда буду с тобой. Когда мы были в лесу, я увидел сон. Я встретил одного человека. – Он задумчиво помолчал, потом продолжил: – В общем-то, он был не просто человек… я думаю, это был Бог. Он говорил со мной, и мое имя появилось в одной книге. Оно писалось прямо на моих глазах. Он сказал мне, что он Король и что, если я поверю в него, мне уже никогда не придется бояться смерти. Как думаешь, что все это значило?
Кейт не сразу смогла заговорить. Слезы подступали к горлу.
– Как мы вляпались во все это? – вдруг выпалила она. – Как не сообразили, что добром это не кончится?
Изо всех сил она старалась сдержаться, не разреветься. Смесь злости и страха, ощущение беспомощности и безвыходности слились в неизъяснимое предчувствие нависшей над ними катастрофы.
Между тем кавалькада продиралась между деревьев; Томас и Кейт ждали, когда лошади выйдут на поляну. Внезапно по небу прокатился глухой рокот грома, от которого содрогнулась земля у них под ногами. У противоположной стороны поляны заржала лошадь, и тут они увидели, что из леса выезжает один из людей Крейна. Он направил лошадь в середину каменного круга, придержал ее и несколько секунд оглядывал все окрест.
– Выходите, – сказал он охрипшим от рома голосом, увидев Томаса и Кейт. – Выйдите вперед чтобы я видел вас обоих.
Томас подошел к нему, сделав знак Кейт, чтобы она держалась за его спиной. Он чувствовал все нараставшее недоверие к Джекобу Крейну и его людям.
– Где Джекоб Крейн? – спросил он всадника.
– Сейчас будет здесь. Он должен сперва отыскать вашего друга, а потом сразу вернется за вами.
– А что, если мы передумали? Что, если бросимся в лес и сами найдем своего друга? – спросил Томас.
– А что, если я срежу тебя вот этой абордажной саблей, юный Томас, прямо здесь и сейчас?
Из глубокой тени, падавшей от основания крупного камня, в трех шагах от места, где они стояли, выступил Крейн. Оба, Томас и Кейт, так и подскочили от страха.
– Я был здесь все время, ожидал, когда ты явишься. Что тебя задержало, Мартин? – обратился Крейн к всаднику. – Не мог найти дорогу из трактира? – Ответов Крейн не ждал. – Ну, а вы двое? Уже подумываете дать деру? Я-то считал, вы готовы сражаться. Найти своего друга и спасти мир – или не так? Что заставило вас изменить решение? – Он сыпал вопросами, словно стрелял картечью, и не интересовался ответами. – Вашего друга я нашел, но, если хотите вернуть его, извольте делать то, что я вам скажу. – Он смерил их суровым взглядом. – Даже если вам покажется, что вы не можете, вы должны верить мне, что бы ни случилось.
– Откуда нам знать, что мы можем вам верить? – спросил Томас.
– Что ж, знать наверняка, что сделает кто-то другой, нельзя. Могу сказать только одно: чтобы поймать крысу, нужна свежая приманка, но и ловец не должен забывать о капкане. – Он повернулся к сидевшему на лошади. – Возьми десять человек и поезжайте вперед к дому викария. Займите позиции в саду возле башни. И пусть один мушкет будет постоянно нацелен на дверь башни. Видеть вас не должны. Я поеду следом с этими двумя и с остальными моими людьми.
Крейн шлепнул ладонью коня по спине. Мартин мигом повернул коня и легким галопом пустил его через поляну в лес. Ночной воздух наполнился топотом других лошадей и голосами всадников: оставив укрытия, они затрусили вверх по узкой тропе, что вела к усадьбе викария.
– Ну так, теперь о вас. Сидели вы когда-нибудь вдвоем на лошади? – Крейн зашагал через поляну к лесу. – У меня есть для вас кобыла, без седла, так что вам придется вцепиться в нее мертвой хваткой. И будьте начеку, в нее иной раз словно дьявол вселяется. Она просто сбросит вас, если сумеет. Это наша единственная свободная лошадь, вернее, единственная, которую мы сумели украсть из конюшни Молли Рикетс.
Они шли через поляну; огромные стоячие каменные глыбы выглядели блеклыми в лунном свете. Кейт то и дело озиралась вокруг, пугаясь любого звука со стороны леса. Она вглядывалась во все сгустки теней, боясь узнать в них красноглазых создании, которые гнались за ними в минувшую ночь.
– Что это за место? – спросила она. – Мне никогда не разрешалось приходить сюда, говорили, что здесь живут мертвецы.
Крейн засмеялся:
– Это сказка, просто для того, чтобы держать тебя подальше от мест, где прятали свои запасы свободные торговцы. Некоторые говорят, что здесь находятся гигантские часы, которые отмечают путь во вселенной; другие верят, что сюда сходятся поклониться древним богам давно вымершие расы. – Вдруг он заговорил серьезнее: – До нынешнего вечера я ни за что не поверил бы в подобные вещи, однако теперь… не уверен.
Дойдя до конца поляны, они увидели двух лошадей, привязанных к дереву. Крейн резко свистнул и застыл в ожидании. Из леса раздался ответный свист.
– Это мои люди. Они не любят сушу, предпочитают иметь палубу под ногами, когда дело доходит до сражения. Будем надеяться, что сегодня им не придется воевать.
Крейн помог ребятам взобраться на лошадь и неслышно отошел к другому коню. Томас крепко вцепился в поводья, а Кейт обхватила его за пояс.
– Что бы ни произошло, езжайте прямо к усадьбе викария. Если мы разминемся, я встречу вас там. – И Крейн легонько тронул каблуками бока своего коня.
Лошади и всадники медленно продвигались в кромешной темноте леса. К ним, один за другим, присоединялись люди Крейна и следовали за ними по извилистой тропе, которая шла высоко над морем, через лес, вдоль заболоченной местности. Джекоб Крейн вскоре почувствовал подсознательно нараставшее сомнение, что-то подсказывало ему, что все идет не так, как надо, и чем дальше кавалькада продвигалась в лес, тем больше укреплялось в нем ощущение, что за ними следят. Он гордился тем, что всегда опережал на шаг таможенников и капитана драгунов Фаррела. За все годы, что он занимался контрабандой, его не поймали ни разу. Нередко он встречался с ними лицом к лицу, но никогда не попадал им в руки. Не всегда это зависело от его ловкости как наездника, моряка или вояки. Крейн знал цену своей способности убеждать, знал власть денег или цену бочонка бренди для нужного человека. Он знал, что угрозы не менее действенны, чем сами действия, и что репутации убийцы зачастую вполне достаточно, чтобы получить все желаемое.
Но здесь, в лесу, он знал только то, что они не одни. Он был не склонен поддаваться страху, но этой ночью с каждым следующим метром, который они одолевали, в нем нарастала тревога. Это было тошнотворное, грызущее чувство, что все идет не так, как надо, все возрастающее опасение, граничившее со страхом. Лошади тоже забеспокоились. То одна, то другая начинали испуганно вздрагивать, взбрыкивать на каждом шагу, вскидывать головы, хлестать из стороны в сторону хвостом и всхрапывать, косясь в темный лес, передавая друг другу свой страх, словно переговариваясь на своем языке.
Томас и Кейт уже поняли, что кобыла, на которой они ехали, хотела сбросить их и убежать в ночь, спастись от страшилищ, которые преследовали их во тьме. Кейт крепче держалась за Томаса а Томас изо всех сил натягивал поводья, не позволяя кобыле вскидывать голову. Однако она так сильно сопротивлялась, что поводья глубоко впились в его ладони. Лошадь дрожала, неровно переступая, и тревожно всхрапывала.
– Что происходит, Томас? – спросила Кейт спокойно, не желая, чтобы кто-нибудь догадался, как ей страшно.
– Наверное, лошади чуют что-то в воздухе, – ответил Томас. – Они боятся.
Джекоб Крейн повернулся в седле и спокойно проговорил:
– Смотрите прямо перед собой. Нас преследуют. Их пятеро слева от нас и штук семь справа. Думаю, они ждут момента, чтобы напасть. Если они хорошо знают это место, то дождутся, когда мы выберемся на следующую просеку, и набросятся только тогда. – Он протянул руку и схватил за кожаную уздечку их кобылы. – Я буду придерживать ее пока что. Не хочу, чтобы вы сбежали до времени.
– Что нам делать, мистер Крейн? – спросил Томас.
– Тот меч, что ты принес к Рубену, он с тобой?
– Рубен отдал его мне, когда мы уходили.
– В таком случае советую быть готовым воспользоваться им. Защищай девчонку и береги спину. Сражайся храбро и не дай им напасть во второй раз. Помни, парень, либо ты, либо они.
– Кто нас преследует? – вмешалась Кейт.
– Может быть, таможенники, драгуны или что-то, что Демьюрел наслал на нас. Кто б они ни были, они умеют передвигаться бесшумно. Они были с нами все время с тех пор, как мы покинули каменный круг.
Томас и Кейт поняли, что предположение Крейна, будто там могли быть таможенники или драгуны, было просто неуклюжей попыткой подбодрить их: лошади не были бы так испуганы.
Лес начал редеть, и наконец открылась поляна. Из жирной черной земли выступали из-под толстого слоя мха скальные обнажения. Высохшие деревья сгибались под порывами ветра, сбрасывая сучковатые безжизненные ветки на густые заросли вереска. Тропинка, выведшая их из леса, спускалась в небольшую лощину под стайкой деревьев. За скалами, высившимися над оврагом, виднелась высокая одинокая фигура, стоявшая неподвижно, обрамленная ярким светом полной луны.
Томас увидел ее первым и инстинктивно дернул поводья. Кобыла отчаянно рванулась. Но Крейн твердой рукой держал ее за узду.
– Не беспокойся, я его видел, – прошептал он.
– Кто это? – спросил Томас.
– Во всяком случае, не таможенник и не драгун. Они-то никогда не стояли бы вот так, на виду. Этот по меньшей мере два с половиной метра ростом.
– Что же нам делать? – спросила Кейт; в ее голосе звучала неприкрытая тревога.
– Ждать, пока я не скажу, а тогда помчаться отсюда как ветер. Не останавливаться. Если кобыла вас сбросит, вскочить и бежать со всех ног. У башни вас встретит Мартин. Оставайтесь с ним, Мартину можно довериться, он хороший человек. – В его голосе звучала сила и истинная забота о них желание приободрить.
Ни Томас, ни Кейт не могли произнести ни слова в ответ. Кейт судорожно обхватила Томаса, ей хотелось только одного: чтобы все это кончилось. В этот миг фигура, стоявшая на гребне холма, вспыхнула ярким оранжевым пламенем, взвившимся высоко в воздух. Клочья соломы, тряпья, горящих ивовых прутьев вылетали из огненного столба с потоком горячего воздуха, а потом падали искрами в догоравший костер.
– Это виккамен. Кто-то хочет запугать нас. – Крейн задохнулся от неожиданности. – Бегите, быстрей! – крикнул он, когда первая стрела из арбалета пролетела во тьме над их головами и ударила в скалу в нескольких шагах от них. Стрела разлетелась вдребезги, словно стеклянная. Тут же вторая просвистела в воздухе откуда-то сзади и, попав в дерево, рассыпалась в пыль. За первыми последовали новые выстрелы, еще и еще. Воздух наполнился иголками раскаленного стекла, со свистом пролетавшими над их головами во всех направлениях.
– Они решили загнать нас в ущелье, это навесная стрельба, они не хотят попасть в вас. – Крейн отпустил уздечку. – А ну, вскачь, дьяволица, вперед! – крикнул он кобыле.
Лошадь вскинула голову, всхрапнула возбужденно, прижала уши, дико вытаращила глаза. Потом взметнулась, ее ноги почти вонзились в мягкую землю – Томас и Кейт едва не слетели наземь, – и понеслась к ущелью так, что копыта едва касались земли.
Как только лошадь умчалась галопом, виккамен запылал на скале над ними, освещая тропинку оранжевыми и красными бликами. Там, наверху, был словно совсем другой мир. Серебристое сияние луны, свет от пылавшего чучела из соломы и тряпок, густые тени, отбрасываемые деревьями и скалами. Воздух и земля, огонь и вода творили невообразимое, реальность отступала.
Кейт с отчаянной силой вцепилась в Томаса, ее плащ на ветру плескался и хлопал у нее за спиной. Лошадь галопом неслась по узкой тропе, которая внезапно круто скатилась в глубокую черную лощину, куда не проникал даже свет луны. Томас с трудом удерживал поводья; лошадь вслепую перескочила груду сухих веток и заросли папоротника и бешено рванула через густой подлесок, в темноте потеряв тропу. Запутавшись ногами в сухостое и папоротнике, она вдруг с силой поддала задом, надеясь высвободить задние ноги из растительных пут, и сбросила Томаса и Кейт на землю.
Томас вскочил на ноги, мгновенно выхватил из-за пояса короткий меч и принялся рубить папоротник, чтобы освободить ноги лошади. Как только ему это удалось, она встряхнулась, сбрасывая приставшие к коже последние веточки ежевики, и галопом умчалась вверх, оставив ребят в ущелье одних.
Томас упал рядом с Кейт, она лежала, плотно завернувшись в длинный черный плащ. Стояла мертвая тишина. И непроглядная темнота. Они лежали не шевелясь, ни он, ни она не произнесли ни слова. У Томаса перехватило горло, он почти потерял голову от беспокойства. Ведь он взялся помогать Рафе из мести. Не по доброте душевной не потому, что хотел кому-то помочь в трудную минуту. Он понял сейчас, что на самом деле он хотел только утереть нос Демьюрелу. И вдруг почувствовал, как что-то в нем изменилось и продолжает меняться – что-то неудержимое, как прорастающее горчичное зерно.
Он воткнул кончик короткого меча в землю.
– Нам надо идти. Если мы останемся здесь, то кто бы ни шел за нами, он может схватить нас. С меня уже довольно засад в темноте.
И вдруг он расхохотался, сам не зная над чем. Он просто чувствовал, что его буквально распирает от смеха и все нутро содрогается. Смеясь, он уже смеялся над тем, что смеется. И от этого становилось так хорошо! Неудержимое ощущение радости охватило его. Он хотел унять его, втиснуть внутрь, в себя, но сила радости побеждала, от нее уже болели бока. Томас опять сел на папоротник. Все, что он мог видеть внутренним оком, было лицо Короля, который улыбался ему. И тогда он понял: что бы ни случилось – не важно, бояться им нечего.
Задыхаясь от смеха, он сумел выговорить:
– Мы должны уходить, Кейт.
– Рада видеть, что тебе все это кажется таким забавным: измучиться до полусмерти, спасаясь от погони, грохнуться в глухом лесу с лошади, которая тут же убегает. Очень смешно. Ну, продолжай, что еще отыщешь смешного?
Кейт была в ярости. Это было ее излюбленное состояние.
– Я не знаю, почему смеюсь. Просто не могу удержаться. Знаю одно: все обернется к лучшему. Больше ничего не приходит мне в голову. Все оборачивается к лучшему для тех, кто знает Короля… Так было в том моем сне.
– И этот сон спасет нас? – спросила она.
– Я думаю, спасет, Кейт. – И, чуть помолчав, продолжал: – С тех пор как я встретил Рафу и увидел тот сон, я осознал, что мы живем в мире, который совсем не такой, как я думал. Это все равно как если бы я был слепым и вдруг прозрел. Я просто жил как придется и думал только о себе, о том, что у меня есть, что я собираюсь делать. (Легкий ветер зашуршал в папоротниковых листьях.) Теперь я знаю: в жизни есть что-то большее, чем я. Я обещал помочь Рафе вернуть ему вещь, украденную Демьюрелом. Почему это важно, не знаю, но знаю: так оно и есть. Это что-то такое, ради чего стоит жить. Впервые в моей жизни я нашел нечто такое, во что можно верить, что-то, дающее надежду, что-то, что есть истина.
– Но что же теперь будет, Томас? Когда я пошла с тобой, у меня и в мыслях не было, что я увижу такие вещи, я просто думала, что мы проберемся в усадьбу викария и там найдем нужное Рафе. – Кейт встала и откинула плащ. – Я пошла не из-за Рафы и не из-за того, что он хочет выкрасть принадлежащее ему, я пошла потому… – Она замолчала и опустила голову.
– Так почему, Кейт? – спросил он.
– Теперь это не важно. Мне кажется, я потеряла рассудок, когда нажала на собачку пистолета и застрелила ту тварь.
Томас смотрел на Кейт. Он почти не различал ее лица в темноте. Протянув руку, он нежно коснулся ее щеки. Увидеть, что она улыбалась, он не мог.
– Мы должны идти, Кейт. Я не знаю, где они, позади нас или нет, не знаю, куда ускакал Крейн. Мы пройдем по этому ущелью понизу и потом к усадьбе викария… Увидим, правда ли, что Мартину можно довериться.
Кейт взяла его руку.
– Ты ступай вперед, мне нужно кое-что сделать. Я сразу же тебя догоню.
– Я не оставлю тебя в темноте, подожду чуть подальше, на тропинке.
С этими словами Томас повернулся и через подлесок спустился в ущелье. Кейт подняла плащ с земли, стряхнула с него грязь и терпеливо ждала в темноте.