Страница:
В этот момент каменный столб начал издавать низкий гудящий звук, отчего земля вокруг него сразу завибрировала. Демьюрел, улыбаясь, посмотрел на Финнестера. Из земли подымался туман; он закрывал белой пеленой стоявших вокруг столба и отражал свет луны. Из леса появились два глэшана, они прошли в центр кружка и стали возле столба. Вскоре туман, плотно окутав всю лужайку, накрыл сборище, словно одеялом. Возле каменного столба земля разверзлась, и из расселины, маршируя, вышел отряд варригалов в змеевидных шлемах, с отполированными щитами и короткими мечами. Они образовали вокруг собравшихся на шабаш второй круг, словно защищая их от тайных врагов.
Демьюрел вынул из-под мантии акациевый столбик и черную руку. Он поднял их вверх, потом вжал в землю. Рука тотчас засветилась, словно была раскалена добела.
– Оба Керувима находятся поблизости, – сказал он. – Как только лунный свет коснется каменного столба, час настанет. – Он посмотрел на окно спальни под самой крышей дома. – Они спят мертвым сном, – кивнул он Финнестеру.
И вдруг все сборище замерло в безмолвии. Демьюрел обернулся и увидел, как фаланга варригалов быстро расступилась и высокая фигура с ярко-рыжими волосами, одетая сверху донизу в черную кожу, прикрытую доспехами, прошла в самый центр кружка. Глэшаны упали на колени и склонили перед вошедшим головы, не дерзая смотреть в его несказанно прекрасное лицо.
Финнестер и Демьюрел стояли молча, не зная, что им делать. Оба смотрели на пришельца, не смея спросить его имя и не зная, может ли быть, что их догадки верны.
– Кажется мне, что вы оба, так жаждущие побеседовать со мной, вдруг потеряли дар речи.
Голос звучал на удивление мягко и как будто бы очень ласково.
– Я всегда хотел явиться и послушать тех, кто следует за мной, и это так… так приятно… встретиться с вами. – Он смотрел на них и улыбался. – Вы можете мне не представляться. Я знаю вас обоих, с большим интересом следил за вашей жизнью, а мои помощники поведали мне все о вас и ваших амбициях. Насколько я знаю, викарий Демьюрел, в свое время вы следовали заветам… – Он помолчал и бросил взгляд на небо. – Мне любопытно, о чем Он там думает сейчас, за считанные мгновения до того, как полностью лишится всей своей власти. Я ждал этой минуты долго, за это время сменилось много поколений людей… и видите – у нас есть даже древо и яблоко. Нам нужны всего-навсего Адам и Ева, а также Керувимы, и тогда человеческий род падет, и Бог падет тоже, на этот раз навсегда, без каких-либо временных вмешательств Риатамы.
Теперь он кричал, в голосе была ярость и злоба, лицо исказилось, словно от боли, но вдруг он успокоился, снова обрел хладнокровие.
– Джентльмены, прошу прощения. Позвольте представиться. Я Пиратеон; это мое настоящее имя. Я один воплощаю в себе все божества, кои – не Он. Я Пан, Ваал, богиня Земли и прочие забавные имена, какие я придумывал для себя, чтобы подвигнуть вашу породу поклоняться мне. Но я предпочитаю зваться Пиратеоном, это имя дал мне мой отец.
– Вы… вы не такой, каким мы ожидали увидеть вас, – тихо и испуганно сказал Финнестер.
Пиратеон рассмеялся.
– Вы ожидали увидеть рогатого зверя с шипами на хвосте, покрытого чешуей? – Он посмотрел на Финнестера. – Так я и думал. Мой дражайший Финнестер, когда-то я был одним из серавимов, я руководил богослужением на небесах, я сидел у Его ног. Ты думаешь, Он позволил бы подобному страшилищу служить ему? Злоба явилась во мне как нежданная радость, я воспользовался случаем, и, если бы не Риатама, мне все удалось бы. – Он перевел глаза на Демьюрела. – Увы, Демьюрел, ты не получишь всю власть в свои руки. Ты недооценил то, во что ввязался. Никогда я не доверил бы человеку править делами мира. У всех у вас частенько бывают приступы сочувствия и милосердия. Даже у самых презренных из вас где-то непременно таится зернышко любви. Это серьезный изъян. Не заложи в вас Создатель этой способности любить, как могли бы вы преуспеть! Но увы, ни один из вас не оставляет надежды на искупление, поэтому доверить вам много нельзя. Когда воцарюсь я, вы получите то, чего заслужили и что справедливо по отношению к людям вашего положения. – Он окинул взором собравшихся вокруг. – А где те трое?
– Они в доме, – ответил Финнестер.
– В таком случае, лорд Финнестер, предлагаю вам привести их. – Однако, подумав немного, Пиратеон сказал: – Нет. Я пошлю за ними глэшанов, они не любят делать ошибки и не позволят кому-то сбежать.
Он махнул глэшанам рукой, и они, покинув круг, зашагали к дому.
Рафа смотрел, как они пересекают лужайку, их черные фигуры выглядели силуэтами сквозь белую дымку.
– Вон там Пиратеон. Я знаю, это он. Мы должны немедленно уходить, они вот-вот окажутся здесь. Спустимся по лестнице, внизу пройдем через кухню и скроемся в лесу, – сказал он.
– А что, если они нас схватят? – спросила Кейт.
– Тогда то, чего хочет Пиратеон, может случиться на самом деле. Риатама обещал нам в лесу, что он нас никогда не покинет и не потеряет из виду и что, если нужно будет, пошлет нам на помощь серавимов. Ему известно, что нам угрожает, и мы должны ему верить.
Они услышали, как внизу громко хлопнула дверь, затем тяжелые шаги затопали по коридору в холл.
– Хватай сумку и бежим! – воскликнул Томас и бросился к двери.
Кейт подхватила сумку, и они все вместе выбежали из комнаты, спустились по лестнице на один пролет и оказались на средней площадке, от которой коридор вел в спальню. Ключа в замке не оказалось, и дверь была надежно заперта. К их ужасу, дверь из кухни внизу открылась, и там, в полутьме, стоял глэшан, глядя прямо на них.
– Мы в западне! – крикнул Томас, когда второй глэшан подошел к лестнице и двинулся к ним.
По всему телу Томаса пробежали мурашки, казалось, кровь застыла в его жилах. Горло перехватило, он не мог вздохнуть и с безумным видом смотрел на Кейт и Рафу, не зная, что делать. Глэшан медленно поднимался к ним по лестнице, вытянув вперед руку в черной кожаной перчатке.
– Здесь где-нибудь должен быть другой выход, – в отчаянии прошептала Кейт и, вспомнив про два кристалла, стала рыться в сумке.
– Назад, в комнату, быстро! – крикнул Рафа. Они со всех ног помчались вверх по лестнице, вбежали в комнату для слуг. Кейт захлопнула за собой дверь, Томас потащил по полу кровати, чтобы забаррикадировать ее. Они навалили кровати одну на другую, набросали поверх матрацы, поволокли туда же буфеты, шкафы, стоявшие вдоль стен, и подперли ими груду мебели – теперь это было их единственной защитой от глэшанов.
– А что дальше? – спросил Томас обреченно и все же надеясь: вдруг да найдется какой-нибудь шанс на спасение.
– Спокойно, – сказал Рафа ровным голосом. – Мы попросим Риатаму вселить мир в наши души. Я уверен, он дарует нам его и поможет спастись от зла. Садитесь на пол, закройте глаза и думайте о нем.
Все трое сели на пол и закрыли глаза. Кейт в обеих руках сжимала по кристаллу. Между тем глэшаны уже колотили в дверь, но баррикада сдерживала их натиск.
– Думайте о нем, – сказал Рафа. – Дайте ему возможность говорить с вами.
В сумеречном хаосе все трое сконцентрировали свои мысли на Риатаме, в то время как глэшаны дубасили в дверь, стараясь прорваться в комнату. Томас и Кейт, несмотря на грохот и страх, вдруг ощутили абсолютный покой. Они словно стали глухи ко всем земным шумам и все глубже погружались в мир Риатамы. И сразу не стало страха; их сердца и разум наполнились надеждой, уверенностью в благополучном исходе. Они не спрашивали, что случилось и почему; они просто предоставили этому необыкновенному новому опыту сконцентрировать их мысли и вести их туда, куда направлял их этот опыт.
Кейт сжимала в руках кристаллы; ей показалось вдруг, что твердая поверхность обоих камней стала как бы плавиться в ее ладонях. Она увидела внутренним взором обитую панелями стену комнаты. Ее глаза остановились на крошечном сучке в уголке одной из панелей, чуть-чуть из нее выступавшем. И тут она увидела, что панель открылась и за нею оказалась лестница.
– Туннель! – вскрикнула она. – Секретный ход. Мы можем спастись!
Ее голос сразу вернул их в настоящее. И в этот миг рука в черной перчатке пробила в двери брешь и стала наугад хватать что попало. Другая рука протаранила дыру в стене рядом с дверью, засыпав пол вокруг штукатуркой.
– Быстрее! – задыхаясь, сказала Кейт. – Я знаю, как выйти отсюда.
Вскочив на ноги, она огляделась. В дальнем конце комнаты, под самым скатом крыши, она заметила маленькую дощечку, вставленную в дубовую настенную панель, в точности так, как видела через кристалл. Она потянула сучок, и панель открылась. Перед ними был тайный ход, некогда использовавшийся как укрытие от таможенников; он вел куда-то в кромешную темноту.
– Но как же мы спустимся, у нас нет света, – сказал Томас; в это время еще один кожаный кулак проделал новую пробоину в стене.
Кейт протянула кристаллы:
– Смотрите, они светятся. Эти камешки дадут нам достаточно света, чтобы разглядеть дорогу.
Свет от кристаллов озарил их лица. Позади них дверь начала поддаваться под ударами глэшанов. От каждого удара вся комната сотрясалась, а баррикада постепенно отодвигалась под нажимом отворявшейся понемногу двери.
– Скорей, нельзя терять ни минуты, иначе они схватят нас, – торопила Кейт.
От последнего удара дверь распахнулась, и баррикада обрушилась. Два глэшана перескочили через наваленный в беспорядке хлам и оказались в комнате, их глаза обшаривали в темноте каждый угол. Троих подростков нигде не было. Комната была пуста. Глэшаны поглядели друг на друга. Самый высокий ползком стал обследовать пол, нюхая своим длинным носом, надеясь почуять запах беглецов.
С помощью света, излучавшегося кристаллами, было совсем не трудно идти по невысокому коридору, проложенному, очевидно, в стенах старинной крепости. Сбегая вниз, они успевали заметить на каждом этаже проходы в другие комнаты или складские помещения, где прятали контрабанду. Этаж за этажом оставались позади, и наконец в нос им ударил сильный затхлый запах воды и земли. Воздух в проходе становился все холоднее, острей пахло сыростью. Пол коридора превратился в мелкий ручей, полнившийся свежей водой; через каждые десять метров в крыше было прорезано отверстие, забранное металлической решеткой. Они уже выбрались из дома. Сквозь металлические решетки пробивался свет луны, и стали слышны голоса.
– Откусите кусочек, – говорил Пиратеон, – и я узнаю, действительно ли вы за меня или против меня.
– Но что от этого будет? – услышали они голос Демьюрела, против обыкновения весьма нерешительный.
– Это даст вам понимание, что есть мир на самом деле, и подчинит вас мне навеки. Ведь вы всегда желали этого, не так ли? – отозвался Пиратеон. – А вы, лорд Финнестер, можете откусить следующий кусочек; не беспокойтесь, оно не потеряет свою силу, этого достаточно, хватит вам обоим. – Он улыбался. – Для того, кто однажды отведал это яблоко, обратного пути нет, а когда те трое умрут, на небесах начнется штурм.
Демьюрел посмотрел на Финнестера.
– Я не совсем уверен, что это будет правильно. Я всего лишь человек, а то, о чем вы говорите, относится в иному миру. – Внезапно вся его убежденность стала убывать, как вода во время отлива. Впервые в жизни он начал прозревать последствия того, что он был готов совершить.
Финнестер схватил яблоко с ветки дерева и откусил большущий кусок.
– Смотри, ничего особенного, – сказал он с набитым ртом, старательно жуя яблоко. – С чего волноваться? В этом ведь не может быть никакого вреда. Мы продали ему себя много лет тому назад, Демьюрел. Так что теперь не время для страхов и дрожи в коленках. Вперед, приятель, мир ждет.
Он передал Демьюрелу оставшуюся половину яблока, и оно, оказавшись в других руках, тотчас у всех на глазах стало совершенно целым, без малейшего изъяна. Демьюрел неохотно откусил немного. И, как только оба проглотили угощение, мир стал меняться. Демьюрелу показалось, что его тело растет и растет. Деревья в лесу шепотом приветствовали его, он почти различал их слова. Каждая ветка, каждый лист выглядели живыми существами. И все сверкало так, как ему еще не приходилось видеть. Листья перестали казаться грязноватой зеленью, какими он воспринимал их раньше, теперь это были мерцавшие в лунном свете, трепещущие оттенки голубого и багряного. Ему хотелось понять, что они говорят, ибо он знал: они обращаются к нему, пытаются открыть ему какой-то давно утерянный секрет. Над его головой кружила чайка, заставляя его оторвать глаза от деревьев и поднять их к небу. И тогда Демьюрел осознал, сколь мал он был в действительности. Переводя глаза с одной сияющей звезды на другую, он чувствовал, как уменьшается его тело. В нем нарастало ощущение полного единства со всем, что его окружало. Ему хотелось, чтобы этот миг длился вечно. Именно этого ощущения он жаждал, искал, это означало быть близко к его богу, и теперь он знал его имя… Пиратеон.
Легкий бриз пролетел по лужайке. Трава под ногами Демьюрела колыхалась и изгибалась при каждом его вдохе. Он чувствовал, как постепенно становится частью природы. Он окинул взглядом колдовское сборище, заглянул по очереди в глаза каждому. На этот раз, глядя на них, он увидел жизнь, какою они живут, лживые речи, которые они говорят, увидел такими, какими они были на самом деле. Он получил доступ внутрь всякой суровой истины. Он взглянул на свои руки. Они мерцали серебряным светом.
– Это значит жить, – сказал он. – Это значит действительно знать жизнь.
Финнестер скрючился на траве и плакал, как малое дитя. И мог он видеть только одно: холод и черноту темнейшей из ночей. Он был один; маленький шестилетний мальчик, оставленный взрослыми в своей комнате, в полной тьме. Ему слышался грозный голос отца: «Только встанешь с кровати – и привидения схватят тебя». Мальчик заливался слезами в своей кроватке-клетке, он хотел к маме, знал, что с ней он в безопасности от всех ночных кошмаров. Страх не отпускал его, и он заново переживал сейчас каждую ужасную минуту. Лежа на влажной траве, он слышал голоса, которых так давно не слышал. Голоса, говорившие о вещах, о которых он не хотел слышать. Они держали его за ухо и шепотом, прямо в ухо твердили злые слова. Он сжимал голову руками, стараясь закрыть уши, надеясь, что они замолчат. И вдруг понял, что голоса эти внутри его головы, что они рвутся наружу. Голос отца становился все громче: «И ты называешь себя мальчиком?! Да ты ведешь себя как девчонка и выглядишь как девчонка. Я хотел иметь сына, а не жалкого хлыща; я хотел иметь наследника, а не фата, который до сих пор держится за материну юбку».
И казалось, его чувства разделяют с ним все, кто был вокруг. Колдовское сборище молча стояло и смотрело на них обоих. И Пиратеон смотрел своими ласковыми и прекрасными голубыми очами.
– Такое уж это дерево, – проговорил Пиратеон. – Одному приносит просветление, другому – страх. Успокойся, Финнестер, это продлится недолго. Духи прошлого не могут терзать тебя вечно.
В подземелье трое беглецов всеми силами старались не нарушить тишину. Кейт спрятала кристаллы под курткой, боясь, что их яркое сияние вырвется наружу. Они медленно продолжали идти, по щиколотку в холодной воде ручья. Ход становился все уже и ниже. Они шли теперь согнувшись и вдруг через несколько шагов наткнулись на стену. Над их головами лежал большой камень, длинный и плоский, как надгробная плита. С одной его стороны были выбиты ступени. Кейт достала из-под пальто кристаллы. Они осветили стены хода, заляпанные чем-то, похожим на красную краску. Кейт присмотрелась к камню.
– Мне кажется, это тот камень, что возле дорожки у парадного входа, далеко от того места, где собрались те люди. – Она быстро провела рукой по камню и обнаружила с одной стороны шарнир. – Если мы толкнем с этой стороны, камень отодвинется, – сказала она.
Томас легонько толкнул камень. Раздался щелчок, и камень повернулся, открывая дорогу. Рафа выглянул в узкую щелку и увидел дьявольское сборище за углом дома, возле торчавшего посреди лужайки каменного столба.
– Пошли, – проговорил он тихо, – мы сможем добраться до леса, прежде чем они нас увидят.
Все трое быстро взобрались по ступеням и бросились в лес. Рафа прокрался вдоль стены к воротам. Он знал, что сейчас окажется совсем рядом с тем местом, где стоит, ожидая, Пиратеон. В эту минуту из двери дома выскочил глэшан и со всех ног ринулся через лужайку к Пиратеону. Рафа выхватил Керувима из тайника в стене и побежал назад к лесу.
Случайно Демьюрел бросил взгляд на пророчицу-руку на акациевой колонке и увидел, что она совсем потускнела.
– Керувим исчез! – закричал он. – Быстрее! Догоним их!
– Мой дорогой Демьюрел, вам потребуется много жизней, чтобы понять. Пусть идут куда хотят, скоро они будут найдены. Принесите Азимут, она скажет нам, куда они убежали.
24
Демьюрел вынул из-под мантии акациевый столбик и черную руку. Он поднял их вверх, потом вжал в землю. Рука тотчас засветилась, словно была раскалена добела.
– Оба Керувима находятся поблизости, – сказал он. – Как только лунный свет коснется каменного столба, час настанет. – Он посмотрел на окно спальни под самой крышей дома. – Они спят мертвым сном, – кивнул он Финнестеру.
И вдруг все сборище замерло в безмолвии. Демьюрел обернулся и увидел, как фаланга варригалов быстро расступилась и высокая фигура с ярко-рыжими волосами, одетая сверху донизу в черную кожу, прикрытую доспехами, прошла в самый центр кружка. Глэшаны упали на колени и склонили перед вошедшим головы, не дерзая смотреть в его несказанно прекрасное лицо.
Финнестер и Демьюрел стояли молча, не зная, что им делать. Оба смотрели на пришельца, не смея спросить его имя и не зная, может ли быть, что их догадки верны.
– Кажется мне, что вы оба, так жаждущие побеседовать со мной, вдруг потеряли дар речи.
Голос звучал на удивление мягко и как будто бы очень ласково.
– Я всегда хотел явиться и послушать тех, кто следует за мной, и это так… так приятно… встретиться с вами. – Он смотрел на них и улыбался. – Вы можете мне не представляться. Я знаю вас обоих, с большим интересом следил за вашей жизнью, а мои помощники поведали мне все о вас и ваших амбициях. Насколько я знаю, викарий Демьюрел, в свое время вы следовали заветам… – Он помолчал и бросил взгляд на небо. – Мне любопытно, о чем Он там думает сейчас, за считанные мгновения до того, как полностью лишится всей своей власти. Я ждал этой минуты долго, за это время сменилось много поколений людей… и видите – у нас есть даже древо и яблоко. Нам нужны всего-навсего Адам и Ева, а также Керувимы, и тогда человеческий род падет, и Бог падет тоже, на этот раз навсегда, без каких-либо временных вмешательств Риатамы.
Теперь он кричал, в голосе была ярость и злоба, лицо исказилось, словно от боли, но вдруг он успокоился, снова обрел хладнокровие.
– Джентльмены, прошу прощения. Позвольте представиться. Я Пиратеон; это мое настоящее имя. Я один воплощаю в себе все божества, кои – не Он. Я Пан, Ваал, богиня Земли и прочие забавные имена, какие я придумывал для себя, чтобы подвигнуть вашу породу поклоняться мне. Но я предпочитаю зваться Пиратеоном, это имя дал мне мой отец.
– Вы… вы не такой, каким мы ожидали увидеть вас, – тихо и испуганно сказал Финнестер.
Пиратеон рассмеялся.
– Вы ожидали увидеть рогатого зверя с шипами на хвосте, покрытого чешуей? – Он посмотрел на Финнестера. – Так я и думал. Мой дражайший Финнестер, когда-то я был одним из серавимов, я руководил богослужением на небесах, я сидел у Его ног. Ты думаешь, Он позволил бы подобному страшилищу служить ему? Злоба явилась во мне как нежданная радость, я воспользовался случаем, и, если бы не Риатама, мне все удалось бы. – Он перевел глаза на Демьюрела. – Увы, Демьюрел, ты не получишь всю власть в свои руки. Ты недооценил то, во что ввязался. Никогда я не доверил бы человеку править делами мира. У всех у вас частенько бывают приступы сочувствия и милосердия. Даже у самых презренных из вас где-то непременно таится зернышко любви. Это серьезный изъян. Не заложи в вас Создатель этой способности любить, как могли бы вы преуспеть! Но увы, ни один из вас не оставляет надежды на искупление, поэтому доверить вам много нельзя. Когда воцарюсь я, вы получите то, чего заслужили и что справедливо по отношению к людям вашего положения. – Он окинул взором собравшихся вокруг. – А где те трое?
– Они в доме, – ответил Финнестер.
– В таком случае, лорд Финнестер, предлагаю вам привести их. – Однако, подумав немного, Пиратеон сказал: – Нет. Я пошлю за ними глэшанов, они не любят делать ошибки и не позволят кому-то сбежать.
Он махнул глэшанам рукой, и они, покинув круг, зашагали к дому.
Рафа смотрел, как они пересекают лужайку, их черные фигуры выглядели силуэтами сквозь белую дымку.
– Вон там Пиратеон. Я знаю, это он. Мы должны немедленно уходить, они вот-вот окажутся здесь. Спустимся по лестнице, внизу пройдем через кухню и скроемся в лесу, – сказал он.
– А что, если они нас схватят? – спросила Кейт.
– Тогда то, чего хочет Пиратеон, может случиться на самом деле. Риатама обещал нам в лесу, что он нас никогда не покинет и не потеряет из виду и что, если нужно будет, пошлет нам на помощь серавимов. Ему известно, что нам угрожает, и мы должны ему верить.
Они услышали, как внизу громко хлопнула дверь, затем тяжелые шаги затопали по коридору в холл.
– Хватай сумку и бежим! – воскликнул Томас и бросился к двери.
Кейт подхватила сумку, и они все вместе выбежали из комнаты, спустились по лестнице на один пролет и оказались на средней площадке, от которой коридор вел в спальню. Ключа в замке не оказалось, и дверь была надежно заперта. К их ужасу, дверь из кухни внизу открылась, и там, в полутьме, стоял глэшан, глядя прямо на них.
– Мы в западне! – крикнул Томас, когда второй глэшан подошел к лестнице и двинулся к ним.
По всему телу Томаса пробежали мурашки, казалось, кровь застыла в его жилах. Горло перехватило, он не мог вздохнуть и с безумным видом смотрел на Кейт и Рафу, не зная, что делать. Глэшан медленно поднимался к ним по лестнице, вытянув вперед руку в черной кожаной перчатке.
– Здесь где-нибудь должен быть другой выход, – в отчаянии прошептала Кейт и, вспомнив про два кристалла, стала рыться в сумке.
– Назад, в комнату, быстро! – крикнул Рафа. Они со всех ног помчались вверх по лестнице, вбежали в комнату для слуг. Кейт захлопнула за собой дверь, Томас потащил по полу кровати, чтобы забаррикадировать ее. Они навалили кровати одну на другую, набросали поверх матрацы, поволокли туда же буфеты, шкафы, стоявшие вдоль стен, и подперли ими груду мебели – теперь это было их единственной защитой от глэшанов.
– А что дальше? – спросил Томас обреченно и все же надеясь: вдруг да найдется какой-нибудь шанс на спасение.
– Спокойно, – сказал Рафа ровным голосом. – Мы попросим Риатаму вселить мир в наши души. Я уверен, он дарует нам его и поможет спастись от зла. Садитесь на пол, закройте глаза и думайте о нем.
Все трое сели на пол и закрыли глаза. Кейт в обеих руках сжимала по кристаллу. Между тем глэшаны уже колотили в дверь, но баррикада сдерживала их натиск.
– Думайте о нем, – сказал Рафа. – Дайте ему возможность говорить с вами.
В сумеречном хаосе все трое сконцентрировали свои мысли на Риатаме, в то время как глэшаны дубасили в дверь, стараясь прорваться в комнату. Томас и Кейт, несмотря на грохот и страх, вдруг ощутили абсолютный покой. Они словно стали глухи ко всем земным шумам и все глубже погружались в мир Риатамы. И сразу не стало страха; их сердца и разум наполнились надеждой, уверенностью в благополучном исходе. Они не спрашивали, что случилось и почему; они просто предоставили этому необыкновенному новому опыту сконцентрировать их мысли и вести их туда, куда направлял их этот опыт.
Кейт сжимала в руках кристаллы; ей показалось вдруг, что твердая поверхность обоих камней стала как бы плавиться в ее ладонях. Она увидела внутренним взором обитую панелями стену комнаты. Ее глаза остановились на крошечном сучке в уголке одной из панелей, чуть-чуть из нее выступавшем. И тут она увидела, что панель открылась и за нею оказалась лестница.
– Туннель! – вскрикнула она. – Секретный ход. Мы можем спастись!
Ее голос сразу вернул их в настоящее. И в этот миг рука в черной перчатке пробила в двери брешь и стала наугад хватать что попало. Другая рука протаранила дыру в стене рядом с дверью, засыпав пол вокруг штукатуркой.
– Быстрее! – задыхаясь, сказала Кейт. – Я знаю, как выйти отсюда.
Вскочив на ноги, она огляделась. В дальнем конце комнаты, под самым скатом крыши, она заметила маленькую дощечку, вставленную в дубовую настенную панель, в точности так, как видела через кристалл. Она потянула сучок, и панель открылась. Перед ними был тайный ход, некогда использовавшийся как укрытие от таможенников; он вел куда-то в кромешную темноту.
– Но как же мы спустимся, у нас нет света, – сказал Томас; в это время еще один кожаный кулак проделал новую пробоину в стене.
Кейт протянула кристаллы:
– Смотрите, они светятся. Эти камешки дадут нам достаточно света, чтобы разглядеть дорогу.
Свет от кристаллов озарил их лица. Позади них дверь начала поддаваться под ударами глэшанов. От каждого удара вся комната сотрясалась, а баррикада постепенно отодвигалась под нажимом отворявшейся понемногу двери.
– Скорей, нельзя терять ни минуты, иначе они схватят нас, – торопила Кейт.
От последнего удара дверь распахнулась, и баррикада обрушилась. Два глэшана перескочили через наваленный в беспорядке хлам и оказались в комнате, их глаза обшаривали в темноте каждый угол. Троих подростков нигде не было. Комната была пуста. Глэшаны поглядели друг на друга. Самый высокий ползком стал обследовать пол, нюхая своим длинным носом, надеясь почуять запах беглецов.
С помощью света, излучавшегося кристаллами, было совсем не трудно идти по невысокому коридору, проложенному, очевидно, в стенах старинной крепости. Сбегая вниз, они успевали заметить на каждом этаже проходы в другие комнаты или складские помещения, где прятали контрабанду. Этаж за этажом оставались позади, и наконец в нос им ударил сильный затхлый запах воды и земли. Воздух в проходе становился все холоднее, острей пахло сыростью. Пол коридора превратился в мелкий ручей, полнившийся свежей водой; через каждые десять метров в крыше было прорезано отверстие, забранное металлической решеткой. Они уже выбрались из дома. Сквозь металлические решетки пробивался свет луны, и стали слышны голоса.
– Откусите кусочек, – говорил Пиратеон, – и я узнаю, действительно ли вы за меня или против меня.
– Но что от этого будет? – услышали они голос Демьюрела, против обыкновения весьма нерешительный.
– Это даст вам понимание, что есть мир на самом деле, и подчинит вас мне навеки. Ведь вы всегда желали этого, не так ли? – отозвался Пиратеон. – А вы, лорд Финнестер, можете откусить следующий кусочек; не беспокойтесь, оно не потеряет свою силу, этого достаточно, хватит вам обоим. – Он улыбался. – Для того, кто однажды отведал это яблоко, обратного пути нет, а когда те трое умрут, на небесах начнется штурм.
Демьюрел посмотрел на Финнестера.
– Я не совсем уверен, что это будет правильно. Я всего лишь человек, а то, о чем вы говорите, относится в иному миру. – Внезапно вся его убежденность стала убывать, как вода во время отлива. Впервые в жизни он начал прозревать последствия того, что он был готов совершить.
Финнестер схватил яблоко с ветки дерева и откусил большущий кусок.
– Смотри, ничего особенного, – сказал он с набитым ртом, старательно жуя яблоко. – С чего волноваться? В этом ведь не может быть никакого вреда. Мы продали ему себя много лет тому назад, Демьюрел. Так что теперь не время для страхов и дрожи в коленках. Вперед, приятель, мир ждет.
Он передал Демьюрелу оставшуюся половину яблока, и оно, оказавшись в других руках, тотчас у всех на глазах стало совершенно целым, без малейшего изъяна. Демьюрел неохотно откусил немного. И, как только оба проглотили угощение, мир стал меняться. Демьюрелу показалось, что его тело растет и растет. Деревья в лесу шепотом приветствовали его, он почти различал их слова. Каждая ветка, каждый лист выглядели живыми существами. И все сверкало так, как ему еще не приходилось видеть. Листья перестали казаться грязноватой зеленью, какими он воспринимал их раньше, теперь это были мерцавшие в лунном свете, трепещущие оттенки голубого и багряного. Ему хотелось понять, что они говорят, ибо он знал: они обращаются к нему, пытаются открыть ему какой-то давно утерянный секрет. Над его головой кружила чайка, заставляя его оторвать глаза от деревьев и поднять их к небу. И тогда Демьюрел осознал, сколь мал он был в действительности. Переводя глаза с одной сияющей звезды на другую, он чувствовал, как уменьшается его тело. В нем нарастало ощущение полного единства со всем, что его окружало. Ему хотелось, чтобы этот миг длился вечно. Именно этого ощущения он жаждал, искал, это означало быть близко к его богу, и теперь он знал его имя… Пиратеон.
Легкий бриз пролетел по лужайке. Трава под ногами Демьюрела колыхалась и изгибалась при каждом его вдохе. Он чувствовал, как постепенно становится частью природы. Он окинул взглядом колдовское сборище, заглянул по очереди в глаза каждому. На этот раз, глядя на них, он увидел жизнь, какою они живут, лживые речи, которые они говорят, увидел такими, какими они были на самом деле. Он получил доступ внутрь всякой суровой истины. Он взглянул на свои руки. Они мерцали серебряным светом.
– Это значит жить, – сказал он. – Это значит действительно знать жизнь.
Финнестер скрючился на траве и плакал, как малое дитя. И мог он видеть только одно: холод и черноту темнейшей из ночей. Он был один; маленький шестилетний мальчик, оставленный взрослыми в своей комнате, в полной тьме. Ему слышался грозный голос отца: «Только встанешь с кровати – и привидения схватят тебя». Мальчик заливался слезами в своей кроватке-клетке, он хотел к маме, знал, что с ней он в безопасности от всех ночных кошмаров. Страх не отпускал его, и он заново переживал сейчас каждую ужасную минуту. Лежа на влажной траве, он слышал голоса, которых так давно не слышал. Голоса, говорившие о вещах, о которых он не хотел слышать. Они держали его за ухо и шепотом, прямо в ухо твердили злые слова. Он сжимал голову руками, стараясь закрыть уши, надеясь, что они замолчат. И вдруг понял, что голоса эти внутри его головы, что они рвутся наружу. Голос отца становился все громче: «И ты называешь себя мальчиком?! Да ты ведешь себя как девчонка и выглядишь как девчонка. Я хотел иметь сына, а не жалкого хлыща; я хотел иметь наследника, а не фата, который до сих пор держится за материну юбку».
И казалось, его чувства разделяют с ним все, кто был вокруг. Колдовское сборище молча стояло и смотрело на них обоих. И Пиратеон смотрел своими ласковыми и прекрасными голубыми очами.
– Такое уж это дерево, – проговорил Пиратеон. – Одному приносит просветление, другому – страх. Успокойся, Финнестер, это продлится недолго. Духи прошлого не могут терзать тебя вечно.
В подземелье трое беглецов всеми силами старались не нарушить тишину. Кейт спрятала кристаллы под курткой, боясь, что их яркое сияние вырвется наружу. Они медленно продолжали идти, по щиколотку в холодной воде ручья. Ход становился все уже и ниже. Они шли теперь согнувшись и вдруг через несколько шагов наткнулись на стену. Над их головами лежал большой камень, длинный и плоский, как надгробная плита. С одной его стороны были выбиты ступени. Кейт достала из-под пальто кристаллы. Они осветили стены хода, заляпанные чем-то, похожим на красную краску. Кейт присмотрелась к камню.
– Мне кажется, это тот камень, что возле дорожки у парадного входа, далеко от того места, где собрались те люди. – Она быстро провела рукой по камню и обнаружила с одной стороны шарнир. – Если мы толкнем с этой стороны, камень отодвинется, – сказала она.
Томас легонько толкнул камень. Раздался щелчок, и камень повернулся, открывая дорогу. Рафа выглянул в узкую щелку и увидел дьявольское сборище за углом дома, возле торчавшего посреди лужайки каменного столба.
– Пошли, – проговорил он тихо, – мы сможем добраться до леса, прежде чем они нас увидят.
Все трое быстро взобрались по ступеням и бросились в лес. Рафа прокрался вдоль стены к воротам. Он знал, что сейчас окажется совсем рядом с тем местом, где стоит, ожидая, Пиратеон. В эту минуту из двери дома выскочил глэшан и со всех ног ринулся через лужайку к Пиратеону. Рафа выхватил Керувима из тайника в стене и побежал назад к лесу.
Случайно Демьюрел бросил взгляд на пророчицу-руку на акациевой колонке и увидел, что она совсем потускнела.
– Керувим исчез! – закричал он. – Быстрее! Догоним их!
– Мой дорогой Демьюрел, вам потребуется много жизней, чтобы понять. Пусть идут куда хотят, скоро они будут найдены. Принесите Азимут, она скажет нам, куда они убежали.
24
VITAE VERITAS [6]
Ранним утром три утомленных путника с трудом преодолевали последнюю часть пустоши Хоскер-Мур, чтобы взглянуть с высоких скал, окружавших город Уитби, на морской залив.
Они то бежали во всю прыть, то шли, едва передвигая ноги, спали то просто в кустарнике, то на сеновалах, и всегда один из них оставался на страже – они опасались преследователей. И вот наконец они добрались до цели, и Керувим по-прежнему с ними. С рассветом ночные страхи покинули их; только яркое свечение неба на севере оставалось единственным знаком, что все идет не совсем так, как следовало бы, и что власть Пиратеона еще сильна.
Порт был буквально забит всякого рода парусниками, от огромных, каких Томасу никогда еще не доводилось видеть, до совсем крошечных, так что им нипочем, думал Томас, не добраться даже до Бейтауна, не говоря уж о континенте или о Лондоне. Корабли стояли впритирку друг к другу, занимая всю акваторию порта, так что между ними воды почти не было видно. В слабом предутреннем свете они казались черными бревнами, обломками, занесенными в гавань недавним приливом. Запах дыма и жареной сельди вселял надежду, что их путешествие близится к концу. Он напомнил им, что они голодны, и отвлек мысли от мучительного страха, терзавшего их всю ночь напролет. Легкие спирали дыма подымались из труб домов, теснившихся по склону холма, на вершине которого возвышалась над городом каменная церковь. Позади церкви над линией горизонта виднелись осыпавшиеся руины старинного аббатства. Томас разглядел крышу лечебницы, куда увезли его маму после пожара. Ему не у кого было узнать, жива ли она. По сути, он предоставил заботиться о ней кому-то другому, кто будет при ней, он же, по своей человеческой слабости, так и не сумел там побывать. Он смотрел на красную черепичную крышу и думал о ее судьбе, но даже сейчас у него не было времени навестить ее.
– Если мы доберемся до церкви, то, может быть, отыщем того человека, о котором нам говорил Риатама, – сказал Томас, когда они покинули вересковую пустошь и впервые ступили на крутую мощеную тропу.
– Не думаю, чтобы человек, которого мы ищем, мог оказаться в этом месте. Знаю по собственному опыту, что для здешних служителей церкви карман куда важнее души и фантастические их суеверия куда важнее для них, чем слова Риатамы, – серьезно сказал Рафа. – Тот, кого мы ищем, сам найдет нас, и будет он не таким, каким мы ожидаем его увидеть. Мы должны быть очень осторожны: Пиратеон не позволит нам уйти так легко.
Они шли вниз по узкой тропе вдоль крутого берега, через закоулки и крохотные дворики рыбацких коттеджей, пока не оказались неожиданно на базарной площади. Еще десяток шагов по мирным закоулкам, и они вышли на шумную улицу. Одуряющие запахи улицы с ее прилавками, где торговали рыбой, мясом и хлебом, сразили их. Дорога к церкви была вся забита людьми, которые грубо толкались, не давая Томасу, Рафе и Кейт пробиться сквозь толпу.
Они протискивались к трактирчику «Грифон», Кейт держалась за локоть Томаса. Так они преодолели последние несколько шагов до входа в трактир. Вывеска над дверью покачивалась под легким утренним ветерком, белая лошадь сплеталась с золотым грифоном, раскачивавшимся взад-вперед.
Оказавшись внутри заведения, они поспешили сесть за столик поближе к огню. Зала была почти пуста. Три старика с глиняными трубками в зубах дымили, как белые кастрюли на каминном крюке. У стариков на троих была огромная кружка пива и половина буханки хлеба, кружку они по очереди передавали друг другу, изредка поглядывая на Рафу. За стойкой молодая толстушка все время передвигала тарелки с одного конца стойки на другой и обратно. Длинное, вдоль стены, окно на уровне улицы пропускало в помещение золотистое сияние облака, отражавшееся от свежевыбеленного узкого коридора.
Женщина оторвала глаза от своих тарелок и подошла к трем юным посетителям.
– Могу я принести вам что-нибудь или вы зашли просто погреться? – резко спросила она Рафу. – Обычно мы таких, как вы, сюда не пускаем, так что вам нельзя здесь рассиживаться, ничего не покупая, – словом, что собираетесь заказать?
Рафа поспешно стал рыться в карманах своего плаща. Но денег в них не нашлось. Кейт засунула руку в сумку козлиной кожи. Она выловила пальцами две большие монеты и, не глядя, бросила их на стол. Женщина вытаращила глаза на сверкавшие перед нею два соверена. Кейт подавила изумленный вздох. Томас ошеломленно смотрел на сокровище.
– Мой друг – торговый человек, он приехал сюда из дальних стран, и все мы хотели бы чем-нибудь подкрепиться, – выпалила Кейт. – Принесите нам хлеб, сыр и три чашки самого лучшего вашего шоколада, – добавила она доверительным тоном, какого никогда раньше за собой не знала.
Когда женщина пошла к стойке, Кейт позвала ее снова:
– Скажите… я никогда раньше не видела таких, как вы… Откуда вы?
Женщина не ответила, но поспешила скрыться на кухню.
Кейт первой заметила человека, сидевшего в самом темном углу залы; он смотрел на них и улыбался. На голове у него была французская шляпа; он откинулся назад на своем стуле и, положив ноги на стол, держал в руке стакан красного вина. Кейт не видела его, когда они вошли в трактир. Она была уверена, что, войдя, посмотрела в тот угол и что столик, за которым сидел незнакомец, был не занят. И после них никто в зал не входил, она твердо знала это. Кроме них самих да тех трех стариков с трубками, в зале не было никого. Она опять посмотрела в ту сторону – человек оставался там, улыбаясь им. Что-то в его взгляде заставило Кейт подумать, что он хочет заговорить с ними, что в любой момент он может встать, пересечь залу и подсесть к ним.
Мужчина смотрел на нее и посмеивался про себя; казалось, он знал, о чем она думает. Он сдвинул шляпу на затылок, выпрямился на стуле, встал и направился прямо к их столу – точно так, как только что представила про себя Кейт. Она заметила, что он поглядел на две золотые монеты и сумку из козлиной шкуры, лежавшие на столе.
– Какая прелестная у вас сумка, юная леди, – сказал он на безукоризненном английском. – Я знаю одного человека, у которого однажды была точь-в-точь такая сумка. Он сказал мне, что оставил ее в лесу и ему интересно, как ею воспользовались.
Томас не повернулся к нему. Он судорожно сжал меч, спрятанный под курткой. Незнакомец положил руку ему на плечо.
– Надеюсь, вы не будете против, если я присоединюсь к вам. Уитби не слишком подходящее место, чтобы бродить здесь с такими большими деньгами, имея так мало друзей, и даже меч варригала не убережет вас от кое-чего, что случается здесь иной раз.
Томас отпустил рукоятку меча и положил обе руки на стол, стараясь рукавом прикрыть монеты. Человек взял стул от другого стола и сел между Томасом и Кейт.
– Я здесь не затем, чтобы воровать. Просто решил подойти к вам и разделить с вами завтрак. Терпеть не могу есть один, а та компания уж слишком… – он кивнул в сторону окутанных табачным дымом стариков, – слишком ароматна. – Он сделал гримасу и засмеялся.
– Мы путешествуем, – сказал Рафа, – и присматриваем посудину, чтобы покинуть эти места. Не знаете ли что-нибудь подходящее?
– Значит, вы путешественники? Это очень любопытный термин. Однажды я тоже был путешественником, видел много разных разностей, много самых разных людей. Я даже побывал в той стране, откуда вы родом; но было это очень давно. Теперь я езжу только туда, куда действительно должен поехать. Люблю проводить время в размышлениях. Вспоминать прошлое – это так замечательно. Вспоминая, вы зачастую можете увидеть то, что в свое время не заметили. Понимаете, мозг, по-видимому, способен запомнить все, что вы когда-либо видели, вдыхали, пробовали на вкус или даже просто подумали… Но в жизненной суете мы забываем многое даже о том, что есть мы сами. – Он помолчал, оглядел их. – Интересно: если бы мы прожили несколько жизней, были бы мы способны обнаружить истину, vitae veritas, угадать причину, по которой мы все сейчас находимся здесь, или это оказалось бы просто-напросто случайной встречей?
– Кажется, вы знаете о нас слишком много, мы же о вас – слишком мало, – сказал Рафа, теснее прижимая к себе спрятанного под плащом Керувима.
– Прошу прощения, мысль о хорошей беседе и возможность разделить с вами завтрак лишили меня последних крупиц чувства приличия… Я… – Он умолк, мысленно подыскивая себе имя, его глаза быстро обежали зал. – Меня зовут Аврам Рикардс, – сказал он, прочитав это имя на вывеске над дверью. – Но вы можете называть меня просто Аврамом.
Они то бежали во всю прыть, то шли, едва передвигая ноги, спали то просто в кустарнике, то на сеновалах, и всегда один из них оставался на страже – они опасались преследователей. И вот наконец они добрались до цели, и Керувим по-прежнему с ними. С рассветом ночные страхи покинули их; только яркое свечение неба на севере оставалось единственным знаком, что все идет не совсем так, как следовало бы, и что власть Пиратеона еще сильна.
Порт был буквально забит всякого рода парусниками, от огромных, каких Томасу никогда еще не доводилось видеть, до совсем крошечных, так что им нипочем, думал Томас, не добраться даже до Бейтауна, не говоря уж о континенте или о Лондоне. Корабли стояли впритирку друг к другу, занимая всю акваторию порта, так что между ними воды почти не было видно. В слабом предутреннем свете они казались черными бревнами, обломками, занесенными в гавань недавним приливом. Запах дыма и жареной сельди вселял надежду, что их путешествие близится к концу. Он напомнил им, что они голодны, и отвлек мысли от мучительного страха, терзавшего их всю ночь напролет. Легкие спирали дыма подымались из труб домов, теснившихся по склону холма, на вершине которого возвышалась над городом каменная церковь. Позади церкви над линией горизонта виднелись осыпавшиеся руины старинного аббатства. Томас разглядел крышу лечебницы, куда увезли его маму после пожара. Ему не у кого было узнать, жива ли она. По сути, он предоставил заботиться о ней кому-то другому, кто будет при ней, он же, по своей человеческой слабости, так и не сумел там побывать. Он смотрел на красную черепичную крышу и думал о ее судьбе, но даже сейчас у него не было времени навестить ее.
– Если мы доберемся до церкви, то, может быть, отыщем того человека, о котором нам говорил Риатама, – сказал Томас, когда они покинули вересковую пустошь и впервые ступили на крутую мощеную тропу.
– Не думаю, чтобы человек, которого мы ищем, мог оказаться в этом месте. Знаю по собственному опыту, что для здешних служителей церкви карман куда важнее души и фантастические их суеверия куда важнее для них, чем слова Риатамы, – серьезно сказал Рафа. – Тот, кого мы ищем, сам найдет нас, и будет он не таким, каким мы ожидаем его увидеть. Мы должны быть очень осторожны: Пиратеон не позволит нам уйти так легко.
Они шли вниз по узкой тропе вдоль крутого берега, через закоулки и крохотные дворики рыбацких коттеджей, пока не оказались неожиданно на базарной площади. Еще десяток шагов по мирным закоулкам, и они вышли на шумную улицу. Одуряющие запахи улицы с ее прилавками, где торговали рыбой, мясом и хлебом, сразили их. Дорога к церкви была вся забита людьми, которые грубо толкались, не давая Томасу, Рафе и Кейт пробиться сквозь толпу.
Они протискивались к трактирчику «Грифон», Кейт держалась за локоть Томаса. Так они преодолели последние несколько шагов до входа в трактир. Вывеска над дверью покачивалась под легким утренним ветерком, белая лошадь сплеталась с золотым грифоном, раскачивавшимся взад-вперед.
Оказавшись внутри заведения, они поспешили сесть за столик поближе к огню. Зала была почти пуста. Три старика с глиняными трубками в зубах дымили, как белые кастрюли на каминном крюке. У стариков на троих была огромная кружка пива и половина буханки хлеба, кружку они по очереди передавали друг другу, изредка поглядывая на Рафу. За стойкой молодая толстушка все время передвигала тарелки с одного конца стойки на другой и обратно. Длинное, вдоль стены, окно на уровне улицы пропускало в помещение золотистое сияние облака, отражавшееся от свежевыбеленного узкого коридора.
Женщина оторвала глаза от своих тарелок и подошла к трем юным посетителям.
– Могу я принести вам что-нибудь или вы зашли просто погреться? – резко спросила она Рафу. – Обычно мы таких, как вы, сюда не пускаем, так что вам нельзя здесь рассиживаться, ничего не покупая, – словом, что собираетесь заказать?
Рафа поспешно стал рыться в карманах своего плаща. Но денег в них не нашлось. Кейт засунула руку в сумку козлиной кожи. Она выловила пальцами две большие монеты и, не глядя, бросила их на стол. Женщина вытаращила глаза на сверкавшие перед нею два соверена. Кейт подавила изумленный вздох. Томас ошеломленно смотрел на сокровище.
– Мой друг – торговый человек, он приехал сюда из дальних стран, и все мы хотели бы чем-нибудь подкрепиться, – выпалила Кейт. – Принесите нам хлеб, сыр и три чашки самого лучшего вашего шоколада, – добавила она доверительным тоном, какого никогда раньше за собой не знала.
Когда женщина пошла к стойке, Кейт позвала ее снова:
– Скажите… я никогда раньше не видела таких, как вы… Откуда вы?
Женщина не ответила, но поспешила скрыться на кухню.
Кейт первой заметила человека, сидевшего в самом темном углу залы; он смотрел на них и улыбался. На голове у него была французская шляпа; он откинулся назад на своем стуле и, положив ноги на стол, держал в руке стакан красного вина. Кейт не видела его, когда они вошли в трактир. Она была уверена, что, войдя, посмотрела в тот угол и что столик, за которым сидел незнакомец, был не занят. И после них никто в зал не входил, она твердо знала это. Кроме них самих да тех трех стариков с трубками, в зале не было никого. Она опять посмотрела в ту сторону – человек оставался там, улыбаясь им. Что-то в его взгляде заставило Кейт подумать, что он хочет заговорить с ними, что в любой момент он может встать, пересечь залу и подсесть к ним.
Мужчина смотрел на нее и посмеивался про себя; казалось, он знал, о чем она думает. Он сдвинул шляпу на затылок, выпрямился на стуле, встал и направился прямо к их столу – точно так, как только что представила про себя Кейт. Она заметила, что он поглядел на две золотые монеты и сумку из козлиной шкуры, лежавшие на столе.
– Какая прелестная у вас сумка, юная леди, – сказал он на безукоризненном английском. – Я знаю одного человека, у которого однажды была точь-в-точь такая сумка. Он сказал мне, что оставил ее в лесу и ему интересно, как ею воспользовались.
Томас не повернулся к нему. Он судорожно сжал меч, спрятанный под курткой. Незнакомец положил руку ему на плечо.
– Надеюсь, вы не будете против, если я присоединюсь к вам. Уитби не слишком подходящее место, чтобы бродить здесь с такими большими деньгами, имея так мало друзей, и даже меч варригала не убережет вас от кое-чего, что случается здесь иной раз.
Томас отпустил рукоятку меча и положил обе руки на стол, стараясь рукавом прикрыть монеты. Человек взял стул от другого стола и сел между Томасом и Кейт.
– Я здесь не затем, чтобы воровать. Просто решил подойти к вам и разделить с вами завтрак. Терпеть не могу есть один, а та компания уж слишком… – он кивнул в сторону окутанных табачным дымом стариков, – слишком ароматна. – Он сделал гримасу и засмеялся.
– Мы путешествуем, – сказал Рафа, – и присматриваем посудину, чтобы покинуть эти места. Не знаете ли что-нибудь подходящее?
– Значит, вы путешественники? Это очень любопытный термин. Однажды я тоже был путешественником, видел много разных разностей, много самых разных людей. Я даже побывал в той стране, откуда вы родом; но было это очень давно. Теперь я езжу только туда, куда действительно должен поехать. Люблю проводить время в размышлениях. Вспоминать прошлое – это так замечательно. Вспоминая, вы зачастую можете увидеть то, что в свое время не заметили. Понимаете, мозг, по-видимому, способен запомнить все, что вы когда-либо видели, вдыхали, пробовали на вкус или даже просто подумали… Но в жизненной суете мы забываем многое даже о том, что есть мы сами. – Он помолчал, оглядел их. – Интересно: если бы мы прожили несколько жизней, были бы мы способны обнаружить истину, vitae veritas, угадать причину, по которой мы все сейчас находимся здесь, или это оказалось бы просто-напросто случайной встречей?
– Кажется, вы знаете о нас слишком много, мы же о вас – слишком мало, – сказал Рафа, теснее прижимая к себе спрятанного под плащом Керувима.
– Прошу прощения, мысль о хорошей беседе и возможность разделить с вами завтрак лишили меня последних крупиц чувства приличия… Я… – Он умолк, мысленно подыскивая себе имя, его глаза быстро обежали зал. – Меня зовут Аврам Рикардс, – сказал он, прочитав это имя на вывеске над дверью. – Но вы можете называть меня просто Аврамом.