Страница:
С каждой ветки свисали нарисованные золотые шары, словно какие-нибудь заморские фрукты. Посредине каждого шара красивыми голубыми чернилами было написано слово на языке, которого Томас не понимал. Правда, иногда он находил, что и английские слова разбирать не просто, но эти принадлежали к какому-то иному миру. Картина занимала всю стену, и казалось, что ты сам часть этого дерева. Яркие живые краски – золотая, зеленая, желтая и голубая – переливались перед глазами.
Каждая ветка дерева переплеталась с другими, каждый золотой шар был связан нитью серебристой виноградной лозы с листьями. Слева луна садилась за холмы, справа золотой шар солнца подымался из моря. Внизу, у основания дерева, были изображены мужчина и женщина, державшиеся за руки. Между ними стоял ягненок. По нарисованной зеленой траве крался черный левиафан – полуящерица, полузмея. Его пурпурные глаза были устремлены на Кейт и Томаса, этот взгляд сопровождал их по всей комнате.
Они стояли, околдованные картиной, стараясь разглядеть и запомнить все мелочи и детали. Между листьями прятались детские лица. На каждой ветке было видимо-невидимо малых пичужек и ягод. С каждой секундой глазам открывалось что-то новое, словно картина рисовалась на их глазах.
Томас почувствовал зависть к этим мальчишкам, которые живут в такой великолепной комнате. У каждой кровати стоял маленький столик, а на нем свеча в деревянном, вырезанном собственными руками Рубена подсвечнике в виде небольшой зеленой лодочки. Пол был выложен из отесанных бревен, в уютном камине догорал торф.
Ни Томас, ни Кейт не произнесли ни слова. Они сели на кровати друг против друга, потом откинулись на спину, на мягкие матрацы. И оба мгновенно уснули.
Рубен и Изабелла сидели возле камина и ждали, когда наверху все стихнет. Беалда и Эфриг продолжали завтракать за столом напротив окна. Изабелла посмотрела на Рубена и знаком попросила придвинуться ближе.
– Они попали в беду, Рубен. Девочка рассказала мне, что в лесу за ними гнались какие-то странные создания. У нее есть пистолет, который она украла у своего отца, а когда я возвращалась домой, то нашла меч, припрятанный у телячьего загончика. – Она говорила негромко, чтобы мальчики не слышали ее. – Кейт сказала, что есть еще один парнишка, который пытается проникнуть в дом Обадиа Демьюрела, священника. Она сказала, что тот парень черный как ночь. Из Африки. – Изабелла говорила все так же тихо, но взволнованно. – Его зовут Рафа. Ты знаешь, что означает его имя. Он – дитя из Священной Книги. Он приехал сюда, говорила Кейт, чтобы найти что-то, украденное Демьюрелом.
Рубен потер руки, посмотрел на мальчиков, потом опять на Изабеллу:
– Рафа означает целитель. Надеюсь, юноша достоин своего имени. Я видел: страха в глазах у Томаса много больше, чем если бы они просто убегали от контрабандистов. Если ко всему этому имеет отношение и старый козел Демьюрел, то для двух парнишек и одной девочки дело это непосильное, но остановить их я не могу. Никого нельзя вмешивать в то, что мы здесь делаем. Помочь им мы сможем, Изабелла, но сейчас не время каким-то образом выступить против Демьюрела и его планов.
Рубен поднялся с кресла и стоял теперь спиной к очагу.
– Они захотят во что бы то ни стало выполнить то, за что взялись. Мы должны молиться за них, им потребуется помощь всех сил небесных, если они намерены вступить в конфликт со священником. – Рубен взял руку Изабеллы. – Давай уберем меч и пистолет. Когда они проснутся, мы увидим, что они собираются делать. Джекоб Крейн вернется нынче ночью; им следует отсюда уйти до его прихода.
7
Каждая ветка дерева переплеталась с другими, каждый золотой шар был связан нитью серебристой виноградной лозы с листьями. Слева луна садилась за холмы, справа золотой шар солнца подымался из моря. Внизу, у основания дерева, были изображены мужчина и женщина, державшиеся за руки. Между ними стоял ягненок. По нарисованной зеленой траве крался черный левиафан – полуящерица, полузмея. Его пурпурные глаза были устремлены на Кейт и Томаса, этот взгляд сопровождал их по всей комнате.
Они стояли, околдованные картиной, стараясь разглядеть и запомнить все мелочи и детали. Между листьями прятались детские лица. На каждой ветке было видимо-невидимо малых пичужек и ягод. С каждой секундой глазам открывалось что-то новое, словно картина рисовалась на их глазах.
Томас почувствовал зависть к этим мальчишкам, которые живут в такой великолепной комнате. У каждой кровати стоял маленький столик, а на нем свеча в деревянном, вырезанном собственными руками Рубена подсвечнике в виде небольшой зеленой лодочки. Пол был выложен из отесанных бревен, в уютном камине догорал торф.
Ни Томас, ни Кейт не произнесли ни слова. Они сели на кровати друг против друга, потом откинулись на спину, на мягкие матрацы. И оба мгновенно уснули.
Рубен и Изабелла сидели возле камина и ждали, когда наверху все стихнет. Беалда и Эфриг продолжали завтракать за столом напротив окна. Изабелла посмотрела на Рубена и знаком попросила придвинуться ближе.
– Они попали в беду, Рубен. Девочка рассказала мне, что в лесу за ними гнались какие-то странные создания. У нее есть пистолет, который она украла у своего отца, а когда я возвращалась домой, то нашла меч, припрятанный у телячьего загончика. – Она говорила негромко, чтобы мальчики не слышали ее. – Кейт сказала, что есть еще один парнишка, который пытается проникнуть в дом Обадиа Демьюрела, священника. Она сказала, что тот парень черный как ночь. Из Африки. – Изабелла говорила все так же тихо, но взволнованно. – Его зовут Рафа. Ты знаешь, что означает его имя. Он – дитя из Священной Книги. Он приехал сюда, говорила Кейт, чтобы найти что-то, украденное Демьюрелом.
Рубен потер руки, посмотрел на мальчиков, потом опять на Изабеллу:
– Рафа означает целитель. Надеюсь, юноша достоин своего имени. Я видел: страха в глазах у Томаса много больше, чем если бы они просто убегали от контрабандистов. Если ко всему этому имеет отношение и старый козел Демьюрел, то для двух парнишек и одной девочки дело это непосильное, но остановить их я не могу. Никого нельзя вмешивать в то, что мы здесь делаем. Помочь им мы сможем, Изабелла, но сейчас не время каким-то образом выступить против Демьюрела и его планов.
Рубен поднялся с кресла и стоял теперь спиной к очагу.
– Они захотят во что бы то ни стало выполнить то, за что взялись. Мы должны молиться за них, им потребуется помощь всех сил небесных, если они намерены вступить в конфликт со священником. – Рубен взял руку Изабеллы. – Давай уберем меч и пистолет. Когда они проснутся, мы увидим, что они собираются делать. Джекоб Крейн вернется нынче ночью; им следует отсюда уйти до его прихода.
7
ДАГДА САРАПУК
Дом викария всегда выглядел мрачным. Даже в самое светлое осеннее утро чудилось, что ночь все еще таится в его порталах. Его отличала особенная грубая красота, он словно высечен был в самой вершине скалы высоко над уровнем моря.
Демьюрел стал викарием Торпа обманом. Много лет назад он напросился в гости к викарию Дагде Сарапуку. Сам Демьюрел был в ту пору бродячим проповедником, пробавлявшимся грошовыми поучениями то с копны сена, то с какой-нибудь телеги, – словом, проповедовал везде, где рассчитывал найти слушателей. С той минуты, как он оказался в парке викариева дома на вершине скалы и увидел находившийся в пяти километрах оттуда Бейтаун, его заворожило мощное очарование самого дома-крепости и суровая красота окрестностей. Этот залив внизу, разбивавшиеся о скалы волны, бескрайние вересковые поля, подкрашенные занимавшейся зарей, перекатывавшиеся друг в друга зеленые холмы представились ему роскошным ковром, который раскинулся на многие километры. Он понял, что никогда не покинет этих мест. Любой ценой он должен стать здесь владельцем каждого камня и каждой травинки – хозяином Нагорного викариата. Он стоял на зубчатой стене с бойницами, высившейся над морским простором, и неодолимая жадность охватила его.
Темные помыслы и вожделение поглотили его целиком, вымыв из души все светлое и милосердное. Демьюрел изменился в мгновение ока. Каждая кроха доброты, каждая капля сострадания и каждый проблеск радости внезапно и необоримо превратились в лютую ненависть. Именно тогда он отринул Добро и предался Злу.
Оказавшись гостем Сарапука, Демьюрел в первую же ночь, когда хозяин выпил слишком много вина, подбил его устроить тараканьи бега на пари: чей таракан первым пробежит через огромный кухонный стол, тому и достанется все, чем Сарапук владеет. Сарапук выбрал самого крупного и толстого таракана из всех. Демьюрел нацелился на самого худого из бесчисленных насекомых, сновавших по каменному полу; его неверные после выпитого вина пальцы только этого и сумели поймать. Мини-хищников поставили рядом; Сарапук, объявляя старт, бросил на стол носовой платок. Демьюрел, закрыв глаза, молился про себя. Впервые в жизни он ощутил исходящую из него внутреннюю силу. Он почувствовал, что он не один, что в его тело вселилось еще какое-то существо. Словно он стал Богом и в его власти подчинить себе все стихии земли, огонь и ветер.
К величайшему изумлению Демьюрела, его чахлый, худой, длинноногий таракан накинулся на толстяка-соперника и откусил ему голову, оставив лежать на столе словно перевернутое шестиногое черное блюдце. А победитель проковылял через весь стол, завоевав Демьюрелу викариат и все живое, населявшее окрестные земли, насколько хватал глаз. Сарапук зарыдал, поняв, какую совершил глупость. Он потерял все. Демьюрел встал и высоко поднял руку, держа в пальцах победителя.
– Хвала тебе! Хвала тебе, мой маленький черный дружок! – вопил он, кружа по кухне и размахивая руками, пока не рухнул ничком на огромный стол. Во второй раз он был потрясен силой своего яростного желания. Он посмотрел на Сарапука и захохотал: – А ты, мой слабоумный приятель… утром тебя чтоб здесь не было.
Демьюрел потянулся через стол к Сарапуку и отпустил к нему своего таракана.
– А может, ты хочешь еще раз попытать счастья? Ну, так бери его. Даю тебе еще один шанс изменить судьбу в свою пользу. – Он откровенно насмехался.
Сарапук издал пронзительный вопль, в его глазах стояли слезы, губы дрожали. Он протянул трясущуюся руку к таракану, однако Демьюрел мгновенно схватил хилую тварь и, сжав ладонь, раздавил ее. Тварь благодарно хрустнула, когда ее скорлупа рассыпалась в его пальцах.
Это случилось двадцать пять лет назад, и с каждым годом сердце Демьюрела все больше наполнялось злобой.
Рафа спрятался в захламленном погребе дома викария между дощатыми ящиками с припасенными впрок яблоками, накрытыми мешковиной. Он протиснулся между двумя большими корзинами и накрылся пропахшей мускусом тканью. Так просидел он долгие часы, стараясь дышать совершенно бесшумно, надеясь, что его не обнаружат. Почти в полной темноте он слышал из своего убежища, как Демьюрел и Бидл, все удаляясь, ищут его. Много часов спустя они вернулись, с грохотом захлопнули металлическую дверь, которая вела из погреба в подземные переходы, проклиная всё и вся, ибо юных незваных гостей им так и не удалось схватить.
Рафа не мог знать, наступило ли уже утро. Однако из кухни, находившейся над его головой, слышно было звяканье кастрюль, противней и шарканье ног поварихи. Он прислушивался к каждому ее шагу. По походке определил, что она сильно прихрамывала и была очень грузной. Он отмечал ее неровную походку, когда она ковыляла по кухне, слышал, как прогибались под ней доски пола. По визгливому голосу он уже понял, что это женщина; она пронзительно требовала, чтобы Бидл убирался из кухни и никогда больше не смел торчать в дверях, заслоняя свет. Все это началось уже час назад, так что Рафа полагал, что сейчас, должно быть, раннее утро. Он провел в этом погребе почти всю ночь, стараясь не уснуть, и всю ночь молился. Горячо молился о том, чтобы Томасу удалось спастись, чтобы он не попал в лапы Демьюрела. Их план сработал: он находился в доме викария. Но судьба Томаса была ему неизвестна. Последнее, что он видел: Томас бежал по туннелю вниз, освещенный спереди слабым светом, чуть брезжившим от выхода из подземелья, а сзади его преследовал Демьюрел. В этот миг Рафа проскользнул в подвал и спрятался там.
Сидя в своем убежище, он думал о том, что делать дальше. Он знал: вернуть Керувима будет непросто. Слишком велика была его ценность, чтобы все прошло как по маслу. Знал он также, что желание Демьюрела владеть Керувимом столь безумно, что он не остановится ни перед чем, лишь бы удержать его при себе.
Он не знал, заперта ли дверь в подвал, не слышал, чтобы ключ повернулся в замке. Но знал, что скоро наступит момент, когда он должен будет пойти на риск и найти Керувима.
Просунув руку в ящик, что был с ним рядом, он вытащил большое крепкое яблоко и надкусил его, однако на вкус оно показалось деревянным и слишком залежалым. Рафа выплюнул откушенное, а яблоко положил обратно в ящик. Осторожно крадясь вдоль стены, он в темноте добрался до двери. Увидел полоску света, пробивавшуюся из-под нее. Ключа в замке не оказалось. Рафа взялся за металлическую ручку и медленно нажал. Раздался громкий щелчок, дверная задвижка отскочила.
Выйдя из подвала, Рафа увидел перед собой лестницу, десять каменных ступеней, которые вели наверх, к ярко освещенному коридору. Он поднимался, настороженный, останавливаясь на каждой ступеньке и напряженно прислушиваясь. Ему все еще слышен был голос поварихи, которая громко сетовала на свою незадавшуюся жизнь и посылала на голову Демьюрела всяческие проклятия, какие могла изобрести. Поднявшись на верхнюю ступеньку, Рафа увидел, что дубовая дверь в кухню открыта. Запахи варившейся рыбы и капусты наполнили воздух, пар кружился в дверном проеме клубами. Повариха стояла к двери спиной, повернувшись лицом к высокому окну, и мыла посуду в каменной раковине. Это была крупная, поперек себя шире, женщина в темно-синем платье и сером переднике, завязанном сзади тесемками. Рафа проскользнул мимо двери и медленно пошел по коридору. В дальнем его конце он увидел величественную парадную дверь. Над ней от верхней притолоки до самого потолка, высившегося в четырех метрах над головой Рафы, висело зеркало в золотой раме с огромной фигурой ворона, вырезанного в самой раме. Его длинные острые когти впивались в зеркало, а распростертые еще более длинные крылья опущены были вниз, охватывая зеркало с обеих сторон. Рисованные зеленые глаза ворона, казалось, неотрывно устремлены были на Рафу, пока он шел по коридору. Рафа еще раз взглянул на него, не совсем уверенный в том, что ворон не шевельнулся. На мгновение ему показалось: он видел, как птица встряхнула своим опереньем и тут же вновь замерла в прежней позиции. Как знать, вдруг эта громадина камнем рухнет вниз и вцепится в него своими мощными когтистыми лапами?
Рафа продолжал осторожно красться по коридору. Он знал, что в любой момент одна из этих грязных дубовых дверей может отвориться и Демьюрел схватит его. Он напряженно прислушивался, не поворачивается ли тихонько ручка какой-либо двери, не скрипнет ли дощатый пол. Далеко позади он слышал, как жалуется на судьбу повариха и с грохотом швыряет по кухне кастрюли. Наконец он добрался до парадной двери; теперь ворон оказался прямо над ним; раскинув крылья на всю стену под потолком, ворон, склонившись, смотрел на него, словно изготовился к битве. Справа от Рафы был боковой коридор, слева лестница; она вела на верхний этаж, а там, круто повернув, возвращалась, вторым ярусом, вниз. Рафа закрыл глаза и медленно, сознательно задерживая дыхание, сделал глубокий вдох. Постепенно успокаиваясь, он тихо проговорил:
– Риатама, веди меня.
Он открыл глаза и окинул боковой коридор взглядом. Из-под двери напротив волна толстого слоя пыли поднялась вдруг небольшим облачком. Рафа понял, что должен попытаться открыть эту дверь. Взявшись рукой за большой медный засов, он налег на него, и дверь начала отворяться. Ни на миг он не подумал о том, что в комнате кто-то может быть. Он просто знал: ему указан этот путь.
Войдя, он увидел очень большой письменный стол. По полу разбросаны были куски хлеба, на краю стола стоял кувшин с вином и лежало вразброс несколько старинных книг. Огромный застекленный эркер с выцветшими зелеными гардинами царил надо всем. Уже от двери Рафа увидел морской залив и вдали за ним – Бейтаун. Хотя день был светлый, комната была погружена в глубокую тень.
Комната была великолепна, но тем не менее наводила тоску, неприбранная и захламленная ее хозяином. Рафа быстро оглядел ее, но Керувима нигде не было видно. Он искал его в ящиках письменного стола и в большом матросском сундуке, поставленном в нишу камина. Там его тоже не оказалось. Внезапно Рафа услышал шаги – кто-то шел вниз по лестнице. Он понимал: спастись бегством невозможно. И еще послышались шаги с другой стороны, из коридора. Человек твердо ступал по мощным доскам пола, словно вбивая в него каблуки при каждом шаге. Это была решительная, целеустремленная, уверенная походка; шаги быстро приближались. Рафа знал: остались считанные секунды, чтобы успеть спрятаться.
Дверь распахнулась. Демьюрел вошел в комнату и направился прямо к письменному столу. Он сел в кресло, положил свои длинные худощавые ноги на стол и откинулся назад. Плотнее запахнув шелковую сутану, передернул плечами. Тут же появился Бидл и, как послушный пес, стал рядом с хозяином, ожидая приказаний. Его башмаки были покрыты грязью с минувшей ночи, он то и дело беспокойно потирал свои заскорузлые грязные пальцы.
– Ты упустил их, Бидл. Теперь мы даже не узнаем, кто они.
– Или зачем они были здесь, – подхватил Бидл.
– Ну нет. Они приходили за Керувимом. Они хотели украсть моего маленького золотого ангела. – Демьюрел поскреб подбородок и оглядел комнату. – И они попытаются еще раз, так что мы непременно должны узнать, кто они такие и кто послал их. – Он злобно ударил ногой по столу, и лежавшие на нем бумаги разлетелись во все стороны.
– Да только откуда начать поиски-то? Мы ж искали их всю ночь, но они как в воду канули, – говорил Бидл, в то же время пытаясь собрать с пола бумаги.
– Отыскать их будет не слишком трудно. Никто не узнает, что мы храним здесь, если ты не примешься снова болтать. – Приподняв одну бровь, он бросил на Бидла обвиняющий взгляд. – Пьяная болтовня будет стоить тебе жизни. Мы должны защитить свое сокровище, и во имя такого дела можно пожертвовать мелкой сошкой.
Бидл судорожно сглотнул. Он знал, что Демьюрел сдержит слово и, не колеблясь, убьет его, притом самым жестоким способом, какой Бидлу и не вообразить.
– Принеси магическую чашу. Может быть, Пиратеон сумеет направить нас. – Демьюрел сбросил ноги со стола, встал и подвернул рукава.
Бидл подошел к небольшому столику и вынул из ящика черную сумку. Потом достал из нее зеленую китайскую чашу с выгравированными на ней змеями, которые, свившись хвостами вокруг донышка, спиралью подымались вверх. Он поставил чашу на стол. Демьюрел протянул руку к верхнему ящику своего стола, вынул хрустальный сосуд с прозрачной жидкостью и вылил ее в чашу. Потом взглянул на Бидла.
– Кровь, Бидл. Нам нужна кровь.
Бидл беспомощно окинул взглядом комнату, потом испуганно, остекленевшими глазами уставился на Демьюрела.
– Да, твоя кровь, Бидл. Мне нужна твоя кровь. – И Демьюрел знаком велел слуге приблизиться.
– Но ведь у меня ее едва хватает на себя… лишней-то, право, нету… я же совсем иссохну, – взмолился он, чуть-чуть попятившись.
Демьюрел вынул из ящика стола перочинный ножик и повернул его острием к Бидлу.
– Думаешь, мне ведро крови надо? Только капля. Обещаю, это не больно.
Внезапно он рванулся к Бидлу и ловко схватил его. Затем подтащил к столу и, держа его правую руку над чашей, вонзил острый кончик ножа в большой палец. Выдавив две крупные капли, он лезвием ножа разболтал их в воде. Ошеломленный Бидл отскочил от стола и заухал как сова. Он сунул палец в рот и стал сосать его, похожий на большого толстого младенца.
– Ну-ну, приятель, подойди и погляди в воду.
– Вы обманули меня! Мне больно! И вы из меня выдавили всю мою кровь, – прошамкал он, с пальцем во рту.
Демьюрел протянул ладони над водоворотом в чаше. Закрыв глаза, он заговорил голосом, совсем не похожим на его собственный:
– Пиратеон-Кайкос-Теон-Анетеан…
Вода начала чернеть и бурлила все сильнее: казалось, в чаше бушует плененный шторм.
– Покажи мне, Пиратеон, черный властелин высших сфер, покажи мне их! – громко взывал Демьюрел.
Вода тем временем обрела цвет темного серебра и наконец вся застыла толстой льдиной. Бидл увидел отраженный в ней дом. Это был небольшой коттедж, стоявший в лесу на берегу речки.
– Я вижу, Бидл, они здесь, вернее, вот-вот будут здесь. Знаешь ли ты это место?
– Это коттедж мельника Боггла. – Бидл снова заглянул в чашу. – Так ведь туда два часа ходу… как можно увидеть его отсюда? – спросил он, дрожа всем телом.
– Магия, Бидл! Нам показывает это Пиратеон. Я потерял так много лет, идя неверным путем. Я так старался понять все, чему научен был с детства, а в конце концов оно оказалось ни к чему. Нет во всем этом ни силы, ни славы, только пустые слова. Я молил Бога, чтобы он дал мне какой-то знак. Ну, хоть претворил бы воду в вино, только для меня, но я не получил от него ничего. Меня учили возлюбить ближнего, как самого себя, и любить Бога всею душой. Но как можно любить того, кто восстает против истинного властителя мира, самого Сатаны? Как можно любить ближнего своего, если и себя-то самого не любишь?
Бидл совершенно оторопел, слушая эти речи. Демьюрел между тем продолжал, глядя в окно:
– Когда-нибудь ты, возможно, поймешь… Но по этому малому знаку, по воде и крови, я уже знаю, где они, и я остановлю их. Только одна вещь на этом свете стоит того, чтобы умереть за нее и это – власть. Власть над людьми, власть над стихиями и в конечном счете власть, которая позволит мне самому стать Богом. Благодаря моему Керувиму я уже могу управлять стихиями. Когда же оба они окажутся у меня, я изменю мир, по моему велению Бог умрет. На этот раз он будет пригвожден к кресту навечно.
Демьюрел с силой ударил кулаком по столу. Вода в чаше выплеснулась. Теперь это был уже не лед, и видение коттеджа исчезло. В чаше что-то замерцало, когда Демьюрел погрузил свои пальцы в воду и осенил себя пентаграммой. Последние несколько капель воды он брызнул на Бидла. Потом вдруг замер, посмотрел на матросский сундук и, содрогнувшись, заговорил тем же нездешним голосом:
– Бидл, вытащи отсюда сундук, запри его и сожги. – Он пристально смотрел на слугу. – Сейчас же, Бидл.
Слуга проковылял через всю комнату, взялся за медную ручку на боковой стенке сундука и поволок его по полу. Сундук был тяжелый и поддавался с трудом. Бидл изо всех сил тянул его по дощатому полу. Демьюрел пришел ему на помощь, и они вместе доволокли его до двери и вытолкнули в коридор. Вдвоем дотянули до парадной двери, потом на площадку. Бидл совсем ослабел, тяжелый сундук вырвался из его рук, покатился по каменным ступеням вниз и грохнулся на подъездную дорожку.
Рафа, оглушенный падением, вывалился из сундука в грязь. Демьюрел мигом набросился на него, схватил за горло и поднял с земли.
– Здесь негде спрятаться от меня. Неужели ты думал, что я оставлю Керувима там, где тебе удалось бы найти его?
Рафа не мог ответить, потому что священник все сильнее сжимал ему горло и в то же время держал навесу.
– Вы убьете его, хозяин! – крикнул Бидл Демьюрелу.
– Он был мертв уже в тот миг, когда вступил в этот дом. Впрочем, сейчас, пожалуй, не время и не место. Ведь в таких делах никогда точно не знаешь, Бидл. Быть может, живым он окажется нам полезнее.
Он крутанул Рафу и швырнул наземь.
– Тебе придется дать кое-какие объяснения. Ну-ка вставай и не вздумай бежать. У нас есть собаки, для них схватить тебя – минутное дело.
Рафа встал на ноги, и Бидл потащил его к двери в дом викария. Рафа не сказал ни слова насильникам и старался на них не смотреть, пока они тащили его обратно, в кабинет Демьюрела. Бидл запер дверь и взял из огромного пустого цветочного горшка прогулочную трость. Отвернув рукоять, вынул из нее длинный острый клинок. Демьюрел сел в свое потертое кожаное кресло и уставился на Рафу. Он обшаривал глазами каждый сантиметр его тела, примечал каждую деталь в его облике, каждую черточку, какие помогли бы определить, кто он такой и с какой целью сюда явился. Так прошло несколько минут, наконец Демьюрел заговорил.
– Как тебя зовут? – спросил он.
Рафа молчал.
– Ты ничем себе не повредишь, если скажешь кто ты. В конце концов, почему бы нам не вести себя друг с другом цивилизованно? – Демьюрел изобразил улыбку. – По цвету твоей кожи я могу сказать, что ты не здешний. Ты раб?
Рафа по-прежнему смотрел в пол. В комнате пахло потом и заплесневелыми книгами. Она была неопрятной, холодной и жестоко-враждебной. Пол здесь не подметали годами, повсюду валялись осколки стекла, обломки разбитой посуды и засохшие огрызки хлеба. В углу возле двери видны были следы когтей огромной крысы, прогрызшей доски пола и обглодавшей их по краям. На всем лежал толстый слой пыли, похожей на серый снег, валивший всю зиму напролет. Годы небрежения и неухоженности подавили редкостную красоту комнаты, и это помогло Рафе с полнейшим бесстрастием выслушивать вопросы Демьюрела.
– А ну, парень, говори, кто ты! – рявкнул Демьюрел; улыбка исчезла с его лица, густой, утробный голос напоминал всхлипы сточной трубы. – Я умею заставлять людей говорить разными способами, и они не придутся тебе по нраву. Если хочешь знать, больше всего я ненавижу высокомерное молчание. Ты прибыл сюда, чтобы украсть Керувима?
Рафа глубоко вдохнул спертый воздух комнаты. Он поднял глаза на Демьюрела, защищенного столом, стоявшим напротив холодного камина.
– Украсть? Я приехал сюда не украсть, а забрать то, что принадлежит мне. Это правда. – Он смотрел прямо в глаза священнику и впервые разглядел его узкое, с резкими чертами, лицо.
– Правда… Что такое правда? Правда – понятие относительное. Ты здесь, спрятался в моем сундуке, шпионишь за мной. Единственная ценная вещь, какая у меня есть, была привезена мне одним из таких, как ты. И знай, я заплатил за нее хорошую цену. – Демьюрел фыркнул. – Итак, я полагаю, что ты явился сюда, чтобы украсть эту вещь у меня. Значит, Жебра Небура сказал тебе, что она находится здесь?
Демьюрел выхватил из ящика стола нож и направил его острие на Рафу.
– Небура вор. Он украл свое имя, а до этого украл Керувима. Он никогда не будет знать покоя, даже после смерти, – сказал Рафа.
Бидл подскочил, услышав столь непреклонный ответ, и взмахнул клинком, который просвистел мимо Рафы, чуть не задев его.
– Не смей играть со мной в свои игры! – взревел Демьюрел. – За воровство мы караем повешением, и на наших виселицах еще хватает веревок, чтобы накинуть их на твою хилую шейку. А теперь скажи мне правду. Кто ты и что тебе нужно здесь? – Демьюрел вонзил нож в столешницу.
– Я хочу получить то, что принадлежит мне, и оставлю вас со всеми вашими планами, какие вы вынашиваете. Отдайте мне Керувима, и я уеду. Больше у вас не будет из-за меня никаких хлопот, – ответил Рафа.
– Ты никуда не уедешь отсюда, приятель. Ты останешься здесь до самой своей смерти. Может быть, это будет завтра или послезавтра, но во всяком случае скоро. Один Керувим сейчас принадлежит мне, и очень скоро моим будет и второй И тогда мир изменится так, как тебе не снилось даже в самых кошмарных снах.
Он указал на небо за окном. С тех пор как разразился шторм, оно переливалось всеми цветами радуги; теперь странное свечение постепенно удалялось от моря к северу. С приближением рассвета на горизонте возникли оранжевые и зеленые мерцающие полосы.
– Смотри же сюда, приятель. Мир уже начинает меняться. Керувим обладает властью, которой тебе никогда не понять. Близится время, когда небо станет черным, а луна кровавой. На небе появятся знаки, которые и самых сильных мужчин заставят дрожать за свою жизнь. Даже твой Бог не в силах остановить то, что уже грядет. – Демьюрел встал, обогнул письменный стол, прошел мимо Рафы и остановился в эркере, глядя на залив. – И все это свершится по моей воле!
Демьюрел стал викарием Торпа обманом. Много лет назад он напросился в гости к викарию Дагде Сарапуку. Сам Демьюрел был в ту пору бродячим проповедником, пробавлявшимся грошовыми поучениями то с копны сена, то с какой-нибудь телеги, – словом, проповедовал везде, где рассчитывал найти слушателей. С той минуты, как он оказался в парке викариева дома на вершине скалы и увидел находившийся в пяти километрах оттуда Бейтаун, его заворожило мощное очарование самого дома-крепости и суровая красота окрестностей. Этот залив внизу, разбивавшиеся о скалы волны, бескрайние вересковые поля, подкрашенные занимавшейся зарей, перекатывавшиеся друг в друга зеленые холмы представились ему роскошным ковром, который раскинулся на многие километры. Он понял, что никогда не покинет этих мест. Любой ценой он должен стать здесь владельцем каждого камня и каждой травинки – хозяином Нагорного викариата. Он стоял на зубчатой стене с бойницами, высившейся над морским простором, и неодолимая жадность охватила его.
Темные помыслы и вожделение поглотили его целиком, вымыв из души все светлое и милосердное. Демьюрел изменился в мгновение ока. Каждая кроха доброты, каждая капля сострадания и каждый проблеск радости внезапно и необоримо превратились в лютую ненависть. Именно тогда он отринул Добро и предался Злу.
Оказавшись гостем Сарапука, Демьюрел в первую же ночь, когда хозяин выпил слишком много вина, подбил его устроить тараканьи бега на пари: чей таракан первым пробежит через огромный кухонный стол, тому и достанется все, чем Сарапук владеет. Сарапук выбрал самого крупного и толстого таракана из всех. Демьюрел нацелился на самого худого из бесчисленных насекомых, сновавших по каменному полу; его неверные после выпитого вина пальцы только этого и сумели поймать. Мини-хищников поставили рядом; Сарапук, объявляя старт, бросил на стол носовой платок. Демьюрел, закрыв глаза, молился про себя. Впервые в жизни он ощутил исходящую из него внутреннюю силу. Он почувствовал, что он не один, что в его тело вселилось еще какое-то существо. Словно он стал Богом и в его власти подчинить себе все стихии земли, огонь и ветер.
К величайшему изумлению Демьюрела, его чахлый, худой, длинноногий таракан накинулся на толстяка-соперника и откусил ему голову, оставив лежать на столе словно перевернутое шестиногое черное блюдце. А победитель проковылял через весь стол, завоевав Демьюрелу викариат и все живое, населявшее окрестные земли, насколько хватал глаз. Сарапук зарыдал, поняв, какую совершил глупость. Он потерял все. Демьюрел встал и высоко поднял руку, держа в пальцах победителя.
– Хвала тебе! Хвала тебе, мой маленький черный дружок! – вопил он, кружа по кухне и размахивая руками, пока не рухнул ничком на огромный стол. Во второй раз он был потрясен силой своего яростного желания. Он посмотрел на Сарапука и захохотал: – А ты, мой слабоумный приятель… утром тебя чтоб здесь не было.
Демьюрел потянулся через стол к Сарапуку и отпустил к нему своего таракана.
– А может, ты хочешь еще раз попытать счастья? Ну, так бери его. Даю тебе еще один шанс изменить судьбу в свою пользу. – Он откровенно насмехался.
Сарапук издал пронзительный вопль, в его глазах стояли слезы, губы дрожали. Он протянул трясущуюся руку к таракану, однако Демьюрел мгновенно схватил хилую тварь и, сжав ладонь, раздавил ее. Тварь благодарно хрустнула, когда ее скорлупа рассыпалась в его пальцах.
Это случилось двадцать пять лет назад, и с каждым годом сердце Демьюрела все больше наполнялось злобой.
Рафа спрятался в захламленном погребе дома викария между дощатыми ящиками с припасенными впрок яблоками, накрытыми мешковиной. Он протиснулся между двумя большими корзинами и накрылся пропахшей мускусом тканью. Так просидел он долгие часы, стараясь дышать совершенно бесшумно, надеясь, что его не обнаружат. Почти в полной темноте он слышал из своего убежища, как Демьюрел и Бидл, все удаляясь, ищут его. Много часов спустя они вернулись, с грохотом захлопнули металлическую дверь, которая вела из погреба в подземные переходы, проклиная всё и вся, ибо юных незваных гостей им так и не удалось схватить.
Рафа не мог знать, наступило ли уже утро. Однако из кухни, находившейся над его головой, слышно было звяканье кастрюль, противней и шарканье ног поварихи. Он прислушивался к каждому ее шагу. По походке определил, что она сильно прихрамывала и была очень грузной. Он отмечал ее неровную походку, когда она ковыляла по кухне, слышал, как прогибались под ней доски пола. По визгливому голосу он уже понял, что это женщина; она пронзительно требовала, чтобы Бидл убирался из кухни и никогда больше не смел торчать в дверях, заслоняя свет. Все это началось уже час назад, так что Рафа полагал, что сейчас, должно быть, раннее утро. Он провел в этом погребе почти всю ночь, стараясь не уснуть, и всю ночь молился. Горячо молился о том, чтобы Томасу удалось спастись, чтобы он не попал в лапы Демьюрела. Их план сработал: он находился в доме викария. Но судьба Томаса была ему неизвестна. Последнее, что он видел: Томас бежал по туннелю вниз, освещенный спереди слабым светом, чуть брезжившим от выхода из подземелья, а сзади его преследовал Демьюрел. В этот миг Рафа проскользнул в подвал и спрятался там.
Сидя в своем убежище, он думал о том, что делать дальше. Он знал: вернуть Керувима будет непросто. Слишком велика была его ценность, чтобы все прошло как по маслу. Знал он также, что желание Демьюрела владеть Керувимом столь безумно, что он не остановится ни перед чем, лишь бы удержать его при себе.
Он не знал, заперта ли дверь в подвал, не слышал, чтобы ключ повернулся в замке. Но знал, что скоро наступит момент, когда он должен будет пойти на риск и найти Керувима.
Просунув руку в ящик, что был с ним рядом, он вытащил большое крепкое яблоко и надкусил его, однако на вкус оно показалось деревянным и слишком залежалым. Рафа выплюнул откушенное, а яблоко положил обратно в ящик. Осторожно крадясь вдоль стены, он в темноте добрался до двери. Увидел полоску света, пробивавшуюся из-под нее. Ключа в замке не оказалось. Рафа взялся за металлическую ручку и медленно нажал. Раздался громкий щелчок, дверная задвижка отскочила.
Выйдя из подвала, Рафа увидел перед собой лестницу, десять каменных ступеней, которые вели наверх, к ярко освещенному коридору. Он поднимался, настороженный, останавливаясь на каждой ступеньке и напряженно прислушиваясь. Ему все еще слышен был голос поварихи, которая громко сетовала на свою незадавшуюся жизнь и посылала на голову Демьюрела всяческие проклятия, какие могла изобрести. Поднявшись на верхнюю ступеньку, Рафа увидел, что дубовая дверь в кухню открыта. Запахи варившейся рыбы и капусты наполнили воздух, пар кружился в дверном проеме клубами. Повариха стояла к двери спиной, повернувшись лицом к высокому окну, и мыла посуду в каменной раковине. Это была крупная, поперек себя шире, женщина в темно-синем платье и сером переднике, завязанном сзади тесемками. Рафа проскользнул мимо двери и медленно пошел по коридору. В дальнем его конце он увидел величественную парадную дверь. Над ней от верхней притолоки до самого потолка, высившегося в четырех метрах над головой Рафы, висело зеркало в золотой раме с огромной фигурой ворона, вырезанного в самой раме. Его длинные острые когти впивались в зеркало, а распростертые еще более длинные крылья опущены были вниз, охватывая зеркало с обеих сторон. Рисованные зеленые глаза ворона, казалось, неотрывно устремлены были на Рафу, пока он шел по коридору. Рафа еще раз взглянул на него, не совсем уверенный в том, что ворон не шевельнулся. На мгновение ему показалось: он видел, как птица встряхнула своим опереньем и тут же вновь замерла в прежней позиции. Как знать, вдруг эта громадина камнем рухнет вниз и вцепится в него своими мощными когтистыми лапами?
Рафа продолжал осторожно красться по коридору. Он знал, что в любой момент одна из этих грязных дубовых дверей может отвориться и Демьюрел схватит его. Он напряженно прислушивался, не поворачивается ли тихонько ручка какой-либо двери, не скрипнет ли дощатый пол. Далеко позади он слышал, как жалуется на судьбу повариха и с грохотом швыряет по кухне кастрюли. Наконец он добрался до парадной двери; теперь ворон оказался прямо над ним; раскинув крылья на всю стену под потолком, ворон, склонившись, смотрел на него, словно изготовился к битве. Справа от Рафы был боковой коридор, слева лестница; она вела на верхний этаж, а там, круто повернув, возвращалась, вторым ярусом, вниз. Рафа закрыл глаза и медленно, сознательно задерживая дыхание, сделал глубокий вдох. Постепенно успокаиваясь, он тихо проговорил:
– Риатама, веди меня.
Он открыл глаза и окинул боковой коридор взглядом. Из-под двери напротив волна толстого слоя пыли поднялась вдруг небольшим облачком. Рафа понял, что должен попытаться открыть эту дверь. Взявшись рукой за большой медный засов, он налег на него, и дверь начала отворяться. Ни на миг он не подумал о том, что в комнате кто-то может быть. Он просто знал: ему указан этот путь.
Войдя, он увидел очень большой письменный стол. По полу разбросаны были куски хлеба, на краю стола стоял кувшин с вином и лежало вразброс несколько старинных книг. Огромный застекленный эркер с выцветшими зелеными гардинами царил надо всем. Уже от двери Рафа увидел морской залив и вдали за ним – Бейтаун. Хотя день был светлый, комната была погружена в глубокую тень.
Комната была великолепна, но тем не менее наводила тоску, неприбранная и захламленная ее хозяином. Рафа быстро оглядел ее, но Керувима нигде не было видно. Он искал его в ящиках письменного стола и в большом матросском сундуке, поставленном в нишу камина. Там его тоже не оказалось. Внезапно Рафа услышал шаги – кто-то шел вниз по лестнице. Он понимал: спастись бегством невозможно. И еще послышались шаги с другой стороны, из коридора. Человек твердо ступал по мощным доскам пола, словно вбивая в него каблуки при каждом шаге. Это была решительная, целеустремленная, уверенная походка; шаги быстро приближались. Рафа знал: остались считанные секунды, чтобы успеть спрятаться.
Дверь распахнулась. Демьюрел вошел в комнату и направился прямо к письменному столу. Он сел в кресло, положил свои длинные худощавые ноги на стол и откинулся назад. Плотнее запахнув шелковую сутану, передернул плечами. Тут же появился Бидл и, как послушный пес, стал рядом с хозяином, ожидая приказаний. Его башмаки были покрыты грязью с минувшей ночи, он то и дело беспокойно потирал свои заскорузлые грязные пальцы.
– Ты упустил их, Бидл. Теперь мы даже не узнаем, кто они.
– Или зачем они были здесь, – подхватил Бидл.
– Ну нет. Они приходили за Керувимом. Они хотели украсть моего маленького золотого ангела. – Демьюрел поскреб подбородок и оглядел комнату. – И они попытаются еще раз, так что мы непременно должны узнать, кто они такие и кто послал их. – Он злобно ударил ногой по столу, и лежавшие на нем бумаги разлетелись во все стороны.
– Да только откуда начать поиски-то? Мы ж искали их всю ночь, но они как в воду канули, – говорил Бидл, в то же время пытаясь собрать с пола бумаги.
– Отыскать их будет не слишком трудно. Никто не узнает, что мы храним здесь, если ты не примешься снова болтать. – Приподняв одну бровь, он бросил на Бидла обвиняющий взгляд. – Пьяная болтовня будет стоить тебе жизни. Мы должны защитить свое сокровище, и во имя такого дела можно пожертвовать мелкой сошкой.
Бидл судорожно сглотнул. Он знал, что Демьюрел сдержит слово и, не колеблясь, убьет его, притом самым жестоким способом, какой Бидлу и не вообразить.
– Принеси магическую чашу. Может быть, Пиратеон сумеет направить нас. – Демьюрел сбросил ноги со стола, встал и подвернул рукава.
Бидл подошел к небольшому столику и вынул из ящика черную сумку. Потом достал из нее зеленую китайскую чашу с выгравированными на ней змеями, которые, свившись хвостами вокруг донышка, спиралью подымались вверх. Он поставил чашу на стол. Демьюрел протянул руку к верхнему ящику своего стола, вынул хрустальный сосуд с прозрачной жидкостью и вылил ее в чашу. Потом взглянул на Бидла.
– Кровь, Бидл. Нам нужна кровь.
Бидл беспомощно окинул взглядом комнату, потом испуганно, остекленевшими глазами уставился на Демьюрела.
– Да, твоя кровь, Бидл. Мне нужна твоя кровь. – И Демьюрел знаком велел слуге приблизиться.
– Но ведь у меня ее едва хватает на себя… лишней-то, право, нету… я же совсем иссохну, – взмолился он, чуть-чуть попятившись.
Демьюрел вынул из ящика стола перочинный ножик и повернул его острием к Бидлу.
– Думаешь, мне ведро крови надо? Только капля. Обещаю, это не больно.
Внезапно он рванулся к Бидлу и ловко схватил его. Затем подтащил к столу и, держа его правую руку над чашей, вонзил острый кончик ножа в большой палец. Выдавив две крупные капли, он лезвием ножа разболтал их в воде. Ошеломленный Бидл отскочил от стола и заухал как сова. Он сунул палец в рот и стал сосать его, похожий на большого толстого младенца.
– Ну-ну, приятель, подойди и погляди в воду.
– Вы обманули меня! Мне больно! И вы из меня выдавили всю мою кровь, – прошамкал он, с пальцем во рту.
Демьюрел протянул ладони над водоворотом в чаше. Закрыв глаза, он заговорил голосом, совсем не похожим на его собственный:
– Пиратеон-Кайкос-Теон-Анетеан…
Вода начала чернеть и бурлила все сильнее: казалось, в чаше бушует плененный шторм.
– Покажи мне, Пиратеон, черный властелин высших сфер, покажи мне их! – громко взывал Демьюрел.
Вода тем временем обрела цвет темного серебра и наконец вся застыла толстой льдиной. Бидл увидел отраженный в ней дом. Это был небольшой коттедж, стоявший в лесу на берегу речки.
– Я вижу, Бидл, они здесь, вернее, вот-вот будут здесь. Знаешь ли ты это место?
– Это коттедж мельника Боггла. – Бидл снова заглянул в чашу. – Так ведь туда два часа ходу… как можно увидеть его отсюда? – спросил он, дрожа всем телом.
– Магия, Бидл! Нам показывает это Пиратеон. Я потерял так много лет, идя неверным путем. Я так старался понять все, чему научен был с детства, а в конце концов оно оказалось ни к чему. Нет во всем этом ни силы, ни славы, только пустые слова. Я молил Бога, чтобы он дал мне какой-то знак. Ну, хоть претворил бы воду в вино, только для меня, но я не получил от него ничего. Меня учили возлюбить ближнего, как самого себя, и любить Бога всею душой. Но как можно любить того, кто восстает против истинного властителя мира, самого Сатаны? Как можно любить ближнего своего, если и себя-то самого не любишь?
Бидл совершенно оторопел, слушая эти речи. Демьюрел между тем продолжал, глядя в окно:
– Когда-нибудь ты, возможно, поймешь… Но по этому малому знаку, по воде и крови, я уже знаю, где они, и я остановлю их. Только одна вещь на этом свете стоит того, чтобы умереть за нее и это – власть. Власть над людьми, власть над стихиями и в конечном счете власть, которая позволит мне самому стать Богом. Благодаря моему Керувиму я уже могу управлять стихиями. Когда же оба они окажутся у меня, я изменю мир, по моему велению Бог умрет. На этот раз он будет пригвожден к кресту навечно.
Демьюрел с силой ударил кулаком по столу. Вода в чаше выплеснулась. Теперь это был уже не лед, и видение коттеджа исчезло. В чаше что-то замерцало, когда Демьюрел погрузил свои пальцы в воду и осенил себя пентаграммой. Последние несколько капель воды он брызнул на Бидла. Потом вдруг замер, посмотрел на матросский сундук и, содрогнувшись, заговорил тем же нездешним голосом:
– Бидл, вытащи отсюда сундук, запри его и сожги. – Он пристально смотрел на слугу. – Сейчас же, Бидл.
Слуга проковылял через всю комнату, взялся за медную ручку на боковой стенке сундука и поволок его по полу. Сундук был тяжелый и поддавался с трудом. Бидл изо всех сил тянул его по дощатому полу. Демьюрел пришел ему на помощь, и они вместе доволокли его до двери и вытолкнули в коридор. Вдвоем дотянули до парадной двери, потом на площадку. Бидл совсем ослабел, тяжелый сундук вырвался из его рук, покатился по каменным ступеням вниз и грохнулся на подъездную дорожку.
Рафа, оглушенный падением, вывалился из сундука в грязь. Демьюрел мигом набросился на него, схватил за горло и поднял с земли.
– Здесь негде спрятаться от меня. Неужели ты думал, что я оставлю Керувима там, где тебе удалось бы найти его?
Рафа не мог ответить, потому что священник все сильнее сжимал ему горло и в то же время держал навесу.
– Вы убьете его, хозяин! – крикнул Бидл Демьюрелу.
– Он был мертв уже в тот миг, когда вступил в этот дом. Впрочем, сейчас, пожалуй, не время и не место. Ведь в таких делах никогда точно не знаешь, Бидл. Быть может, живым он окажется нам полезнее.
Он крутанул Рафу и швырнул наземь.
– Тебе придется дать кое-какие объяснения. Ну-ка вставай и не вздумай бежать. У нас есть собаки, для них схватить тебя – минутное дело.
Рафа встал на ноги, и Бидл потащил его к двери в дом викария. Рафа не сказал ни слова насильникам и старался на них не смотреть, пока они тащили его обратно, в кабинет Демьюрела. Бидл запер дверь и взял из огромного пустого цветочного горшка прогулочную трость. Отвернув рукоять, вынул из нее длинный острый клинок. Демьюрел сел в свое потертое кожаное кресло и уставился на Рафу. Он обшаривал глазами каждый сантиметр его тела, примечал каждую деталь в его облике, каждую черточку, какие помогли бы определить, кто он такой и с какой целью сюда явился. Так прошло несколько минут, наконец Демьюрел заговорил.
– Как тебя зовут? – спросил он.
Рафа молчал.
– Ты ничем себе не повредишь, если скажешь кто ты. В конце концов, почему бы нам не вести себя друг с другом цивилизованно? – Демьюрел изобразил улыбку. – По цвету твоей кожи я могу сказать, что ты не здешний. Ты раб?
Рафа по-прежнему смотрел в пол. В комнате пахло потом и заплесневелыми книгами. Она была неопрятной, холодной и жестоко-враждебной. Пол здесь не подметали годами, повсюду валялись осколки стекла, обломки разбитой посуды и засохшие огрызки хлеба. В углу возле двери видны были следы когтей огромной крысы, прогрызшей доски пола и обглодавшей их по краям. На всем лежал толстый слой пыли, похожей на серый снег, валивший всю зиму напролет. Годы небрежения и неухоженности подавили редкостную красоту комнаты, и это помогло Рафе с полнейшим бесстрастием выслушивать вопросы Демьюрела.
– А ну, парень, говори, кто ты! – рявкнул Демьюрел; улыбка исчезла с его лица, густой, утробный голос напоминал всхлипы сточной трубы. – Я умею заставлять людей говорить разными способами, и они не придутся тебе по нраву. Если хочешь знать, больше всего я ненавижу высокомерное молчание. Ты прибыл сюда, чтобы украсть Керувима?
Рафа глубоко вдохнул спертый воздух комнаты. Он поднял глаза на Демьюрела, защищенного столом, стоявшим напротив холодного камина.
– Украсть? Я приехал сюда не украсть, а забрать то, что принадлежит мне. Это правда. – Он смотрел прямо в глаза священнику и впервые разглядел его узкое, с резкими чертами, лицо.
– Правда… Что такое правда? Правда – понятие относительное. Ты здесь, спрятался в моем сундуке, шпионишь за мной. Единственная ценная вещь, какая у меня есть, была привезена мне одним из таких, как ты. И знай, я заплатил за нее хорошую цену. – Демьюрел фыркнул. – Итак, я полагаю, что ты явился сюда, чтобы украсть эту вещь у меня. Значит, Жебра Небура сказал тебе, что она находится здесь?
Демьюрел выхватил из ящика стола нож и направил его острие на Рафу.
– Небура вор. Он украл свое имя, а до этого украл Керувима. Он никогда не будет знать покоя, даже после смерти, – сказал Рафа.
Бидл подскочил, услышав столь непреклонный ответ, и взмахнул клинком, который просвистел мимо Рафы, чуть не задев его.
– Не смей играть со мной в свои игры! – взревел Демьюрел. – За воровство мы караем повешением, и на наших виселицах еще хватает веревок, чтобы накинуть их на твою хилую шейку. А теперь скажи мне правду. Кто ты и что тебе нужно здесь? – Демьюрел вонзил нож в столешницу.
– Я хочу получить то, что принадлежит мне, и оставлю вас со всеми вашими планами, какие вы вынашиваете. Отдайте мне Керувима, и я уеду. Больше у вас не будет из-за меня никаких хлопот, – ответил Рафа.
– Ты никуда не уедешь отсюда, приятель. Ты останешься здесь до самой своей смерти. Может быть, это будет завтра или послезавтра, но во всяком случае скоро. Один Керувим сейчас принадлежит мне, и очень скоро моим будет и второй И тогда мир изменится так, как тебе не снилось даже в самых кошмарных снах.
Он указал на небо за окном. С тех пор как разразился шторм, оно переливалось всеми цветами радуги; теперь странное свечение постепенно удалялось от моря к северу. С приближением рассвета на горизонте возникли оранжевые и зеленые мерцающие полосы.
– Смотри же сюда, приятель. Мир уже начинает меняться. Керувим обладает властью, которой тебе никогда не понять. Близится время, когда небо станет черным, а луна кровавой. На небе появятся знаки, которые и самых сильных мужчин заставят дрожать за свою жизнь. Даже твой Бог не в силах остановить то, что уже грядет. – Демьюрел встал, обогнул письменный стол, прошел мимо Рафы и остановился в эркере, глядя на залив. – И все это свершится по моей воле!