– Глэшан! – крикнул Аврам, выхватил длинный узкий меч из футляра и бросился на мать Томаса, нанеся ей удар в спину. Клинок просвистел в воздухе, оставив за собой огненный дымный след. Он вонзился в глэшана, пропорол его спину, оттуда вырвался сноп огня.
Дверь лечебницы распахнулась, в нее ворвались три глэшана и бегом ринулись к ним. Томас с усилием поднялся на ноги, из раны на его шее хлестала кровь.
– Так это была не она! Тот воришка обманул меня, а я ему поверил! – вскричал Томас, отпихивая полудохлого глэшана, старавшегося ухватить его за ногу.
– Мы оказались в ловушке! – Крикнула Кейт Авраму, следившему за входом.
– Что ж, будем бороться за свою жизнь, – громовым голосом возгласил Аврам, уже окруженный глэшанами. – Кейт, кристалл Абарис с тобой?
Она окинула взглядом палату, надеясь увидеть сумку из козьей шкуры, и поняла, что, бросившись на поиски Томаса, второпях оставила ее в том доме.
– Она у Малбери… я забыла ее…
– Значит, мы должны сражаться тем, что у нас есть, и пробиться к церкви. – Он вонзил острие меча в холодный каменный пол. Меч легко вошел в камень. – Итак, с этим мечом де Майенса, мечом варригала, с двумя Керувимами и сердцами, исполненными веры, да начнется великое сражение! – вскричал он, поднял меч и завертел его над своей головой. – Все станьте под меч, мы будем сражаться вплотную друг к другу; что бы вы ни делали, держитесь возле меня. Что бы ни почувствовали, помните о Риатаме. А теперь вперед. Будем пробиваться к двери.
Аврам издал долгий-долгий крик на языке, которого никто не понял. Заглушая стоны умирающих, этот крик напоминал пронзительный вопль огромной парящей над землею птицы или зов левиафана, поднимающегося из глубин. Они бросились на стену глэшанов, которые преграждали им путь к свободе. Аврам неутомимо вертел мечом, поражая глэшанов одного за другим. Глэшаны, в свою очередь, атаковали их своими длинными заостренными пиками. Один шагнул вперед, прямо на меч, явно не опасаясь смерти, несмотря на то, что сталь уже несколько раз пронзила его тело. Другой кинулся с длинным ножом, сверкнувшим перед самым лицом Томаса, так что у него перехватило дыхание.
Глэшаны один за другим падали под ударами меча Аврама, и четверо смельчаков постепенно пробивались к выходу. Временами бой становился просто неистовым, Кейт боялась, что вот-вот упадет, пронзенная насквозь. От свиста волшебного меча де Майенса, спасительно вращавшегося над ее головой, и воплей врагов, чьи тела разваливались пополам под его ударами, она дрожала как в ознобе.
Охраняемые мечом де Майенса, трое друзей добрались до порога.
– Бегите прямо в храм, под защиту алтаря, там никакая опасность вам не грозит. Я приду следом за вами, – сказал Аврам.
Но тут глэшаны неожиданно, один за другим, стали подниматься из тел больных и умирающих и толпой устремились к нему.
– Откуда они появляются? – крикнул Рафа, споткнувшись о порог и упав навзничь.
– Они используют момент смерти для того, чтобы войти сюда. А теперь бегите быстрее, вы должны успеть добраться до алтаря.
И они побежали, как могли, быстро: Томас – зажимая рану на шее, а Рафа – плотно прикрывая плечо с выжженным клеймом, горевшим сейчас все мучительнее – по его лицу было видно, как невыносима испытываемая им боль. Кейт подталкивала их, понукая бежать быстрее. Шум битвы позади них становился все громче и ожесточеннее, вопли глэшанов разносились в холодном ночном воздухе.
Церковные врата были пред ними открыты, сквозь витражи окон виднелись зажженные свечи. Они пробежали мимо могильных камней святых и грешников, рыбаков и йоменов и приостановились у высоких дубовых дверей. Рафа посмотрел вверх и увидел над собой изображение оленя, пронзенного стрелой. На голове оленя была корона, а на шее – священный венок, вокруг же из темноты тянулись к нему молящие руки.
Кейт втолкнула их в храм. Они сразу свернули направо, миновали две дощатые двери и оказались в длинном нефе; над стульями с высокими спинками для важных особ, отгороженными барьерами, горели свечи. В глубине они увидели высокую трехступенчатую кафедру под деревянным навесом и единственную красную свечу, которая освещала черную молитвенную книгу, лежавшую открытой на подушке.
Томас вздрогнул. Это было то самое помещение, которое он видел во сне, – место ужаса. Он вдруг понял, что не может шевельнуться. Словно некая невидимая сила схватила его. Он попытался заговорить, но язык словно прирос к нёбу. Кейт опять подтолкнула его, и он, запинаясь на каждом шагу, подошел к ступеням алтаря, покрытым толстым красным ковром.
– Иди же, Томас, скоро мы будем спасены, они не могут тронуть нас в святая святых.
– Они – нет, но я могу, – послышался голос из-за кафедры. – Глэшаны и варригалы подчиняются закону о святости храма, но не я.
Это был Демьюрел. Он стоял высоко над ними.
Все в точности повторяло сцену, виденную Томасом во сне. Окаменев, он стоял неподвижно, точно прирос к полу.
– Отдай мне Керувима по своей воле, и я разрешу вам уйти. Если же мне придется отнять его у вас силой, то знайте: все вы умрете здесь! – С этими словами Демьюрел медленно, шаг за шагом спускался по ступеням верхней кафедры.
– Скорее в святилище! – крикнул Рафа. – Лучше я умру там, где сам пожелаю, чем там, куда хочет заманить меня этот пес.
– Отдай ему Керувима, Рафа, тогда он отпустит нас! – воскликнула Кейт, продолжая изо всех сил подталкивать Томаса к алтарю.
По обе стороны престола высились две каменные колонны, поддерживавшие балкон. На каждой было выгравировано золотом имя; на правой – Воаз, на левой – Иахин [8].
– Скажи ему, Рафа! Скажи, что он может получить эту статую, – молила Кейт, а сама изо всех сил тянула Томаса.
Рафа стоял на верхней ступеньке, он озирался, надеясь найти путь к спасению. Слева от него была дверь на болтах, достаточно большая, чтобы войти. Позади него, в заалтарной тьме, и было святилище. Кейт, подталкивая, втащила Томаса на первую ступеньку. И вдруг он почувствовал, что свободен, что опали крепко опутавшие его цепи. Святость этого места сокрушила власть Демьюрела над ним. Всем троим показалось, будто они перешагнули границу в новый мир, мир покоя и свободы.
Томас сразу ожил, мужество вновь вернулось к нему; он выхватил из куртки меч варригала.
– Он попытается снова схватить нас, – объявил он, – но больше меня не поймает.
Он стоял на верхней ступеньке, решительный, ожидая приближавшегося к нему Демьюрела.
– Значит, ты думаешь, что какой-то меч способен остановить меня? – Священнику оставалось лишь несколько шагов до алтарных ступеней.
– Не переступайте этой черты, – сказал Томас сурово. – Это место священно, оно не для таких, как вы. – И он направил меч на Демьюрела.
– Храбрость. Мгновение страха, а затем готов сразиться с целым миром, – насмешливо проговорил Демьюрел. – Но вот как ты устоишь против этого?
Демьюрел взмахнул рукой. В единый миг все свечи в церкви погасли, словно провалились в темную дыру. В галерее над дверью все скамьи неожиданно заполнились целой армией варригалов, одетых в траур и смотревших неподвижно вниз налитыми кровью глазами.
– Заприте двери! – крикнул Демьюрел. – Они не уйдут отсюда живыми, даже если нам придется остаться здесь до Рождества.
Он опять взмахнул рукой.
– Подумайте хорошенько. Отдайте Керувима мне.
Один из варригалов нацелил свой арбалет прямо в голову Томаса. Томас поднял глаза и увидел, что варригал уже оттягивает назад рычаг.
– Мне стоит сказать только слово, и стрела пронзит тебя, ты рухнешь мертвым. Я запросто справлюсь с такими, как вы. Бидл свое отжил, поддавшись приступу сочувствия. Ты же подошел бы мне больше. Пойдем со мной, стань моим приверженцем.
– Я привержен только одному Риатаме. – Томас слышал, как его губы произносят эти непривычные слова, и глаза его наполнились слезами. – Если я умру здесь, то это будет честная смерть. Делайте что хотите, я больше не боюсь ни вас, ни смерти.
Демьюрел подал едва заметный знак варригалу с арбалетом. Стрела вылетела и просвистела в воздухе. Время остановилось. Томас видел, как стрела скользит по воздуху прямо к нему. Он улыбнулся… И не слышал ничего, кроме жужжания вращающейся стрелы.
И вдруг стрела разлетелась вдребезги, словно ударилась о воздушное пространство алтаря. Она взорвалась на полпути, осыпав Демьюрела прозрачными осколками, разлетевшимися по каменному полу.
– Смотрите! – крикнул Рафа. – Здесь царит мир. Никакие затеи Пиратеона нам не опасны.
– Скажи «черт», и он тут же явится…
Голос раздался позади Рафы, из заалтарной темноты, из самого святилища. Рафа обернулся. Там стоял Пиратеон.
– Но как?… – спросил Рафа.
– Ты забыл, что когда-то я был ангелом. И стоял перед Богом. Может, мне и не все здесь по вкусу, но какое-то время можно и потерпеть. – Пиратеон направился к Рафе. – Итак, ты и есть Рафа, целитель, хранитель Керувима. Великая работа для человека столь юного, красивого и наивного. А теперь давай-ка мне эту вещицу и перестань дурить. – Пиратеон протянул руку к Рафе, но тот не шевельнулся. – Не дразни меня, парень; если я отберу его сам, ты умрешь.
– Значит, я умру, – спокойно сказал Рафа.
И тут Пиратеон, охваченный внезапным приступом ярости, нанес мощный удар Рафе в лицо, сбив его с ног. Рафа отлетел к самой двери и, ударившись об нее головой, рухнул на пол. Керувим упал прямо к ногам Пиратеона. Рафа, скорчившись, лежал на холодном каменном полу безжизненной массой. Это была тихая смерть, совершенно неприметная. Пока душа его еще несколько секунд оставалась в теле, все видели над ним золотистое мерцание.
– Наконец-то, пять тысячелетий спустя, он снова мой!
И Пиратеон, наклонившись, поднял Керувима. Томас гигантскими семью скачками преодолел разделявшее их пространство и, буквально взмыв в воздух, вонзил свой меч в Пиратеона с такою силой и так глубоко, как только мог. Они оба упали на пол. Демьюрел взбежал по ступенькам и схватил Кейт. Пиратеон встал, варригалов меч торчал из его груди. Томас тоже начал подыматься на ноги. Пиратеон наклонился, одной рукой поднял его, подержал на вытянутой руке, а потом швырнул его Демьюрелу, так что Томас проскользил по всему полу.
– Возьми его, он еще может пригодиться, – приказал он Демьюрелу, – а ее отдай глэшанам.
В этот миг снаружи, через витражные окна церкви, на каменных стенах нефа заиграли отсветы факельных огней. В ночном воздухе медленно прокатилось эхом барабанное «трам-там-тарам», двери содрогались от яростных ударов доброй сотни кулаков.
– Всем отойти назад! – раздалась команда канонира под шипение запального шнура пушки.
Дверь разлетелась от взрывной волны, засыпав церковь щепками и обломками, ядро же, прямой наводкой попавшее в цель, подскакивая, запрыгало по церкви, расшвыривая и ломая по пути скамьи и стулья.
Как только первые из нападавших ворвались в разбитые двери с громкими криками, абордажными саблями сокрушая всех, кто оказывался у них на дороге, варригалы с мечами в руках покинули галерею. Джекоб Крейн вступил в церковь, готовый к бою, с пистолетом и обнаженной шпагой в руках; его люди сражались за каждую пядь святилища против врага, которого им никогда еще не доводилось видеть.
Варригалы отступали один за другим, пока стена шпаг не выдворила их из нефа. Джекоб Крейн подошел к Демьюрелу. Он вскинул пистолет, целясь в голову викария.
– Сейчас же отпусти их! – приказал он и взвел курок.
Пиратеон расхохотался, не веря своим ушам.
– Кто этот человек? – спросил он.
– Контрабандист, пират, надоедливый прыщ. – Демьюрел презрительно сплюнул.
И тут заскрипел механизм церковных часов, поднялись молоточки, готовые привести в движение басовый колокол: приближалась полночь.
– Как только колокол пробьет последний раз, я снесу твою голову с плеч, – спокойно проговорил Крейн, прицелясь.
– Не так-то все просто, – сказал Пиратеон. – Его (он указал на Демьюрела) можешь убить, если угодно. Он себя исчерпал. Этих алчных идиотов здесь не счесть, ну, будет одним меньше – какая мне разница? Еще минута, и мир преобразится так, как даже мне не снилось в самых моих безумных снах.
Раздался первый удар колокола. Пиратеон поднял Керувима над головой и закрыл глаза. Кейт билась в руках Демьюрела, тисками сжимавших ей горло.
Последовал второй удар колокола, затем третий. Люди Крейна отбросили варригалов и теперь стояли молча, нетерпеливо ожидая чудодейственного мгновения.
Колокол гудел – четыре, пять, шесть, – эхом отдаваясь в церковных стенах и над крышами расположенных по склону домов. Пиратеон что-то зашептал, его губы медленно шевелились. Крейн опустил пистолет и наблюдал. Кейт вырвалась и побежала к Рафе.
Керувим источал теперь слепящий свет, в церкви началась вибрация. Ночное небо светлело в ожидании наступающего дня; взошло солнце, потом зашло, потом опять взошло. Приливы то набегали в залив, то покидали его всякий раз, как всходила и заходила луна. Казалось, сама земля все быстрей и быстрей кружилась в мировом пространстве. Каждый удар колокола обозначал наступление другого дня, другого рассвета, другой ночи. Так повторялось семь, восемь, девять, десять, одиннадцать раз. Наконец раздался последний удар часового молоточка, и церковь погрузилась в молчание. Слышны были только панические крики, доносившиеся с улиц нижнего города. Весь мир погрузился во мрак. С неба исчезли солнце, луна и звезды, от поверхности моря веяло смертельным ледяным холодом.
– Итак, кончено! – ликующе возгласил Пиратеон. – Я есмь. Я ЕСМЬ! – Он смеялся. – Риатама умер!
Он швырнул Керувима на пол. Проскользив по полу, тот остановился у ног Рафы.
– Выходит, это неважно, если я прикончу твоего слугу! – крикнул Крейн и, оттянув курок пистолета, спустил его. Раздался глухой стук: медленно выкатившись из ствола, пуля упала на пол.
– Все изменилось! Теперь я буду диктовать Вечный Закон. Битва Черепов обернулась моей победой; победа над Тремя одержана.
Во вселенной воцарилось полнейшее безмолвие. Пиратеон озирался вокруг, он решительно не знал, что делать дальше. Он так долго ожидал этого момента, но теперь ощущал лишь глубокую печаль оттого, что все кончено. Его охватило внезапное и неожиданное чувство горечи при мысли, что больше не было Риатамы.
И вдруг мертвую тишину нарушили рыдания Кейт, обхватившей руками безжизненное тело своего черного друга.
– Еще не все кончено. Слушай меня. Не все еще кончено, – повторяла она вновь и вновь, прижимая к себе его руку.
– Детский плач. Как это трогательно: первое, что услышал я в своем новом мире, – это плач ребенка! – воскликнул Пиратеон, услышав разнесенные эхом по всему храму рыдания Кейт.
Слеза Кейт упала на Керувима. Она подняла его и вложила в руки Рафы.
– Ты все время держал его при жизни, теперь береги его и в смерти, – сказала она.
Неожиданно маленькая дверца, которая вела в неф, а оттуда в церковный двор, раскололась надвое ударом волшебного меча де Майенса. Аврам оттолкнул в стороны обломки разбитой двери и вступил в святилище.
– Рафаэл! – вскричал пораженный Пиратеон. – Значит, ты…
– Все еще жив. С глэшанами пришлось задержаться дольше, чем я ожидал. На этот раз твоя наглость зашла слишком далеко, Сейриззим. Риатама будет недоволен.
– Риатама мертв; Риатамы больше нет, яркая утренняя звезда в последний раз посветила этому миру. Так что на колени, Рафаэл! – скомандовал Пиратеон.
– Не делай из себя идиота, Сейриззим. Здесь не место и не время для того, чтобы окончательно покончить с тобой. Но на этот раз ты слишком зарвался. Отправляйся на выступ скалы и посмотри сам, что творится сейчас в твоем мире, – сказал Аврам, глядя на тело Рафы. Потом заговорил с ним, как с живым: – У меня есть для тебя подарок. От твоего владыки. Ему известно, что здесь сейчас происходит.
Аврам наклонился и дохнул на Рафу.
– Прими то, что носится над водами, – сказал он, приставив большой палец к середине лба Рафы.
Увидев, что жизнь и тепло возвращаются в холодное тело Рафы, Кейт разрыдалась еще пуще. Рафа открыл глаза.
– Ты вернул меня в тот момент, когда я стоял пред Королем. Я думал, моя работа исполнена, – сказал он.
– Король мертв! Никто из вас не слышит меня? Он мертв, с ним покончено! – вновь и вновь, надрываясь, кричал Пиратеон.
Аврам поднял меч де Майенса и приставил его к горлу Пиратеона.
– Ступай на скалу и посмотри на свой мир, – сказал он.
Один за другим они покинули церковь. Крепко прижимая к себе Керувима, Рафа шел по криво уложенному булыжнику, поддерживаемый Кейт. Томас шел следом, с Демьюрелом, Крейном и Пиратеоном. Не видно было ни зги, тьма давила, как черная толща воды.
Спотыкаясь, неуверенно они ступали с камня на камень, держа путь туда, откуда доносился до них голос Аврама, призывавшего их подойти ближе. Еще им слышны были испуганные крики людей, которые жили внизу. Мир был весь накрыт непроглядной тьмой.
Аврам стоял на краю скалы. Он весь светился и был единственным источником света, который они видели. Его одежды сверкали золотом так ярко, что на них невозможно было смотреть.
– Глядите же! – вскричал Пиратеон. – Все именно так, как я говорил. На земле свет угас навсегда. И пусть никто не воображает, что Он все еще жив.
– Ты обманываешь себя, и нет правды в твоих словах, Сейриззим. Смотри же, следи за светом от моей руки.
Вдали показалась крохотная точечка света. Сначала она была с игольное ушко, едва видимая в темноте, эта точка чистого белого цвета. Когда же весь горизонт начал светиться, светлеть от лучей подымавшегося солнца, точка эта медленно стала расти.
– Смотри, Сейриззим, ты попросту играл со временем. Керувим никогда не принадлежал тебе; пока Рафа был мертв, он вообще не обладал никакой реальной властью. Тебе нужны были они оба, но тебя предала твоя неуемная злоба, твоя тяга к смерти погубила тебя. Свет во тьме светит, и тьма никогда не поглотит его. Смотри же, Он приближается, яркая утренняя звезда сияет над землей, и твои дни сочтены.
Аврам поднял меч над головой, чтобы обрушить его на Пиратеона, однако Пиратеон исчез. Как и варригалы, как и Демьюрел. Пока все любовались восходящим солнцем, они потихоньку скрылись под покровом темноты.
– Тебе ничего больше не нужно говорить, Рафаэл, все теперь станет ново, – сказал Архангел. – Увези этих людей отсюда. Да поскорее, потому что Пиратеон сделает попытку еще раз, а Керувима нужно вернуть. Отправляйтесь прямо сейчас.
И тут Аврам изменил свой облик у них на глазах. Его одежды отражали блеск неба, его волосы стали как полированное золото. Единственный луч солнца коснулся его лба, и в тот же миг он исчез.
«Маджента» покинула порт и плавно заскользила в открытое море. Дул свежий бриз, сияло чистое небо. Трое стояли на палубе, глядя назад, на удалявшиеся скалы, на разрушенное аббатство и церковь высоко над ними. Крейн остановился позади них и улыбнулся. Он не знал, что ждет его впереди, но душою это был уже совсем другой человек.
Море вдали начинало волноваться и всплескивать, от горизонта катилась пелена плотного коричневого тумана. Громкие крики морских птиц почти заглушали едва слышное пение селоток…
Дверь лечебницы распахнулась, в нее ворвались три глэшана и бегом ринулись к ним. Томас с усилием поднялся на ноги, из раны на его шее хлестала кровь.
– Так это была не она! Тот воришка обманул меня, а я ему поверил! – вскричал Томас, отпихивая полудохлого глэшана, старавшегося ухватить его за ногу.
– Мы оказались в ловушке! – Крикнула Кейт Авраму, следившему за входом.
– Что ж, будем бороться за свою жизнь, – громовым голосом возгласил Аврам, уже окруженный глэшанами. – Кейт, кристалл Абарис с тобой?
Она окинула взглядом палату, надеясь увидеть сумку из козьей шкуры, и поняла, что, бросившись на поиски Томаса, второпях оставила ее в том доме.
– Она у Малбери… я забыла ее…
– Значит, мы должны сражаться тем, что у нас есть, и пробиться к церкви. – Он вонзил острие меча в холодный каменный пол. Меч легко вошел в камень. – Итак, с этим мечом де Майенса, мечом варригала, с двумя Керувимами и сердцами, исполненными веры, да начнется великое сражение! – вскричал он, поднял меч и завертел его над своей головой. – Все станьте под меч, мы будем сражаться вплотную друг к другу; что бы вы ни делали, держитесь возле меня. Что бы ни почувствовали, помните о Риатаме. А теперь вперед. Будем пробиваться к двери.
Аврам издал долгий-долгий крик на языке, которого никто не понял. Заглушая стоны умирающих, этот крик напоминал пронзительный вопль огромной парящей над землею птицы или зов левиафана, поднимающегося из глубин. Они бросились на стену глэшанов, которые преграждали им путь к свободе. Аврам неутомимо вертел мечом, поражая глэшанов одного за другим. Глэшаны, в свою очередь, атаковали их своими длинными заостренными пиками. Один шагнул вперед, прямо на меч, явно не опасаясь смерти, несмотря на то, что сталь уже несколько раз пронзила его тело. Другой кинулся с длинным ножом, сверкнувшим перед самым лицом Томаса, так что у него перехватило дыхание.
Глэшаны один за другим падали под ударами меча Аврама, и четверо смельчаков постепенно пробивались к выходу. Временами бой становился просто неистовым, Кейт боялась, что вот-вот упадет, пронзенная насквозь. От свиста волшебного меча де Майенса, спасительно вращавшегося над ее головой, и воплей врагов, чьи тела разваливались пополам под его ударами, она дрожала как в ознобе.
Охраняемые мечом де Майенса, трое друзей добрались до порога.
– Бегите прямо в храм, под защиту алтаря, там никакая опасность вам не грозит. Я приду следом за вами, – сказал Аврам.
Но тут глэшаны неожиданно, один за другим, стали подниматься из тел больных и умирающих и толпой устремились к нему.
– Откуда они появляются? – крикнул Рафа, споткнувшись о порог и упав навзничь.
– Они используют момент смерти для того, чтобы войти сюда. А теперь бегите быстрее, вы должны успеть добраться до алтаря.
И они побежали, как могли, быстро: Томас – зажимая рану на шее, а Рафа – плотно прикрывая плечо с выжженным клеймом, горевшим сейчас все мучительнее – по его лицу было видно, как невыносима испытываемая им боль. Кейт подталкивала их, понукая бежать быстрее. Шум битвы позади них становился все громче и ожесточеннее, вопли глэшанов разносились в холодном ночном воздухе.
Церковные врата были пред ними открыты, сквозь витражи окон виднелись зажженные свечи. Они пробежали мимо могильных камней святых и грешников, рыбаков и йоменов и приостановились у высоких дубовых дверей. Рафа посмотрел вверх и увидел над собой изображение оленя, пронзенного стрелой. На голове оленя была корона, а на шее – священный венок, вокруг же из темноты тянулись к нему молящие руки.
Кейт втолкнула их в храм. Они сразу свернули направо, миновали две дощатые двери и оказались в длинном нефе; над стульями с высокими спинками для важных особ, отгороженными барьерами, горели свечи. В глубине они увидели высокую трехступенчатую кафедру под деревянным навесом и единственную красную свечу, которая освещала черную молитвенную книгу, лежавшую открытой на подушке.
Томас вздрогнул. Это было то самое помещение, которое он видел во сне, – место ужаса. Он вдруг понял, что не может шевельнуться. Словно некая невидимая сила схватила его. Он попытался заговорить, но язык словно прирос к нёбу. Кейт опять подтолкнула его, и он, запинаясь на каждом шагу, подошел к ступеням алтаря, покрытым толстым красным ковром.
– Иди же, Томас, скоро мы будем спасены, они не могут тронуть нас в святая святых.
– Они – нет, но я могу, – послышался голос из-за кафедры. – Глэшаны и варригалы подчиняются закону о святости храма, но не я.
Это был Демьюрел. Он стоял высоко над ними.
Все в точности повторяло сцену, виденную Томасом во сне. Окаменев, он стоял неподвижно, точно прирос к полу.
– Отдай мне Керувима по своей воле, и я разрешу вам уйти. Если же мне придется отнять его у вас силой, то знайте: все вы умрете здесь! – С этими словами Демьюрел медленно, шаг за шагом спускался по ступеням верхней кафедры.
– Скорее в святилище! – крикнул Рафа. – Лучше я умру там, где сам пожелаю, чем там, куда хочет заманить меня этот пес.
– Отдай ему Керувима, Рафа, тогда он отпустит нас! – воскликнула Кейт, продолжая изо всех сил подталкивать Томаса к алтарю.
По обе стороны престола высились две каменные колонны, поддерживавшие балкон. На каждой было выгравировано золотом имя; на правой – Воаз, на левой – Иахин [8].
– Скажи ему, Рафа! Скажи, что он может получить эту статую, – молила Кейт, а сама изо всех сил тянула Томаса.
Рафа стоял на верхней ступеньке, он озирался, надеясь найти путь к спасению. Слева от него была дверь на болтах, достаточно большая, чтобы войти. Позади него, в заалтарной тьме, и было святилище. Кейт, подталкивая, втащила Томаса на первую ступеньку. И вдруг он почувствовал, что свободен, что опали крепко опутавшие его цепи. Святость этого места сокрушила власть Демьюрела над ним. Всем троим показалось, будто они перешагнули границу в новый мир, мир покоя и свободы.
Томас сразу ожил, мужество вновь вернулось к нему; он выхватил из куртки меч варригала.
– Он попытается снова схватить нас, – объявил он, – но больше меня не поймает.
Он стоял на верхней ступеньке, решительный, ожидая приближавшегося к нему Демьюрела.
– Значит, ты думаешь, что какой-то меч способен остановить меня? – Священнику оставалось лишь несколько шагов до алтарных ступеней.
– Не переступайте этой черты, – сказал Томас сурово. – Это место священно, оно не для таких, как вы. – И он направил меч на Демьюрела.
– Храбрость. Мгновение страха, а затем готов сразиться с целым миром, – насмешливо проговорил Демьюрел. – Но вот как ты устоишь против этого?
Демьюрел взмахнул рукой. В единый миг все свечи в церкви погасли, словно провалились в темную дыру. В галерее над дверью все скамьи неожиданно заполнились целой армией варригалов, одетых в траур и смотревших неподвижно вниз налитыми кровью глазами.
– Заприте двери! – крикнул Демьюрел. – Они не уйдут отсюда живыми, даже если нам придется остаться здесь до Рождества.
Он опять взмахнул рукой.
– Подумайте хорошенько. Отдайте Керувима мне.
Один из варригалов нацелил свой арбалет прямо в голову Томаса. Томас поднял глаза и увидел, что варригал уже оттягивает назад рычаг.
– Мне стоит сказать только слово, и стрела пронзит тебя, ты рухнешь мертвым. Я запросто справлюсь с такими, как вы. Бидл свое отжил, поддавшись приступу сочувствия. Ты же подошел бы мне больше. Пойдем со мной, стань моим приверженцем.
– Я привержен только одному Риатаме. – Томас слышал, как его губы произносят эти непривычные слова, и глаза его наполнились слезами. – Если я умру здесь, то это будет честная смерть. Делайте что хотите, я больше не боюсь ни вас, ни смерти.
Демьюрел подал едва заметный знак варригалу с арбалетом. Стрела вылетела и просвистела в воздухе. Время остановилось. Томас видел, как стрела скользит по воздуху прямо к нему. Он улыбнулся… И не слышал ничего, кроме жужжания вращающейся стрелы.
И вдруг стрела разлетелась вдребезги, словно ударилась о воздушное пространство алтаря. Она взорвалась на полпути, осыпав Демьюрела прозрачными осколками, разлетевшимися по каменному полу.
– Смотрите! – крикнул Рафа. – Здесь царит мир. Никакие затеи Пиратеона нам не опасны.
– Скажи «черт», и он тут же явится…
Голос раздался позади Рафы, из заалтарной темноты, из самого святилища. Рафа обернулся. Там стоял Пиратеон.
– Но как?… – спросил Рафа.
– Ты забыл, что когда-то я был ангелом. И стоял перед Богом. Может, мне и не все здесь по вкусу, но какое-то время можно и потерпеть. – Пиратеон направился к Рафе. – Итак, ты и есть Рафа, целитель, хранитель Керувима. Великая работа для человека столь юного, красивого и наивного. А теперь давай-ка мне эту вещицу и перестань дурить. – Пиратеон протянул руку к Рафе, но тот не шевельнулся. – Не дразни меня, парень; если я отберу его сам, ты умрешь.
– Значит, я умру, – спокойно сказал Рафа.
И тут Пиратеон, охваченный внезапным приступом ярости, нанес мощный удар Рафе в лицо, сбив его с ног. Рафа отлетел к самой двери и, ударившись об нее головой, рухнул на пол. Керувим упал прямо к ногам Пиратеона. Рафа, скорчившись, лежал на холодном каменном полу безжизненной массой. Это была тихая смерть, совершенно неприметная. Пока душа его еще несколько секунд оставалась в теле, все видели над ним золотистое мерцание.
– Наконец-то, пять тысячелетий спустя, он снова мой!
И Пиратеон, наклонившись, поднял Керувима. Томас гигантскими семью скачками преодолел разделявшее их пространство и, буквально взмыв в воздух, вонзил свой меч в Пиратеона с такою силой и так глубоко, как только мог. Они оба упали на пол. Демьюрел взбежал по ступенькам и схватил Кейт. Пиратеон встал, варригалов меч торчал из его груди. Томас тоже начал подыматься на ноги. Пиратеон наклонился, одной рукой поднял его, подержал на вытянутой руке, а потом швырнул его Демьюрелу, так что Томас проскользил по всему полу.
– Возьми его, он еще может пригодиться, – приказал он Демьюрелу, – а ее отдай глэшанам.
В этот миг снаружи, через витражные окна церкви, на каменных стенах нефа заиграли отсветы факельных огней. В ночном воздухе медленно прокатилось эхом барабанное «трам-там-тарам», двери содрогались от яростных ударов доброй сотни кулаков.
– Всем отойти назад! – раздалась команда канонира под шипение запального шнура пушки.
Дверь разлетелась от взрывной волны, засыпав церковь щепками и обломками, ядро же, прямой наводкой попавшее в цель, подскакивая, запрыгало по церкви, расшвыривая и ломая по пути скамьи и стулья.
Как только первые из нападавших ворвались в разбитые двери с громкими криками, абордажными саблями сокрушая всех, кто оказывался у них на дороге, варригалы с мечами в руках покинули галерею. Джекоб Крейн вступил в церковь, готовый к бою, с пистолетом и обнаженной шпагой в руках; его люди сражались за каждую пядь святилища против врага, которого им никогда еще не доводилось видеть.
Варригалы отступали один за другим, пока стена шпаг не выдворила их из нефа. Джекоб Крейн подошел к Демьюрелу. Он вскинул пистолет, целясь в голову викария.
– Сейчас же отпусти их! – приказал он и взвел курок.
Пиратеон расхохотался, не веря своим ушам.
– Кто этот человек? – спросил он.
– Контрабандист, пират, надоедливый прыщ. – Демьюрел презрительно сплюнул.
И тут заскрипел механизм церковных часов, поднялись молоточки, готовые привести в движение басовый колокол: приближалась полночь.
– Как только колокол пробьет последний раз, я снесу твою голову с плеч, – спокойно проговорил Крейн, прицелясь.
– Не так-то все просто, – сказал Пиратеон. – Его (он указал на Демьюрела) можешь убить, если угодно. Он себя исчерпал. Этих алчных идиотов здесь не счесть, ну, будет одним меньше – какая мне разница? Еще минута, и мир преобразится так, как даже мне не снилось в самых моих безумных снах.
Раздался первый удар колокола. Пиратеон поднял Керувима над головой и закрыл глаза. Кейт билась в руках Демьюрела, тисками сжимавших ей горло.
Последовал второй удар колокола, затем третий. Люди Крейна отбросили варригалов и теперь стояли молча, нетерпеливо ожидая чудодейственного мгновения.
Колокол гудел – четыре, пять, шесть, – эхом отдаваясь в церковных стенах и над крышами расположенных по склону домов. Пиратеон что-то зашептал, его губы медленно шевелились. Крейн опустил пистолет и наблюдал. Кейт вырвалась и побежала к Рафе.
Керувим источал теперь слепящий свет, в церкви началась вибрация. Ночное небо светлело в ожидании наступающего дня; взошло солнце, потом зашло, потом опять взошло. Приливы то набегали в залив, то покидали его всякий раз, как всходила и заходила луна. Казалось, сама земля все быстрей и быстрей кружилась в мировом пространстве. Каждый удар колокола обозначал наступление другого дня, другого рассвета, другой ночи. Так повторялось семь, восемь, девять, десять, одиннадцать раз. Наконец раздался последний удар часового молоточка, и церковь погрузилась в молчание. Слышны были только панические крики, доносившиеся с улиц нижнего города. Весь мир погрузился во мрак. С неба исчезли солнце, луна и звезды, от поверхности моря веяло смертельным ледяным холодом.
– Итак, кончено! – ликующе возгласил Пиратеон. – Я есмь. Я ЕСМЬ! – Он смеялся. – Риатама умер!
Он швырнул Керувима на пол. Проскользив по полу, тот остановился у ног Рафы.
– Выходит, это неважно, если я прикончу твоего слугу! – крикнул Крейн и, оттянув курок пистолета, спустил его. Раздался глухой стук: медленно выкатившись из ствола, пуля упала на пол.
– Все изменилось! Теперь я буду диктовать Вечный Закон. Битва Черепов обернулась моей победой; победа над Тремя одержана.
Во вселенной воцарилось полнейшее безмолвие. Пиратеон озирался вокруг, он решительно не знал, что делать дальше. Он так долго ожидал этого момента, но теперь ощущал лишь глубокую печаль оттого, что все кончено. Его охватило внезапное и неожиданное чувство горечи при мысли, что больше не было Риатамы.
И вдруг мертвую тишину нарушили рыдания Кейт, обхватившей руками безжизненное тело своего черного друга.
– Еще не все кончено. Слушай меня. Не все еще кончено, – повторяла она вновь и вновь, прижимая к себе его руку.
– Детский плач. Как это трогательно: первое, что услышал я в своем новом мире, – это плач ребенка! – воскликнул Пиратеон, услышав разнесенные эхом по всему храму рыдания Кейт.
Слеза Кейт упала на Керувима. Она подняла его и вложила в руки Рафы.
– Ты все время держал его при жизни, теперь береги его и в смерти, – сказала она.
Неожиданно маленькая дверца, которая вела в неф, а оттуда в церковный двор, раскололась надвое ударом волшебного меча де Майенса. Аврам оттолкнул в стороны обломки разбитой двери и вступил в святилище.
– Рафаэл! – вскричал пораженный Пиратеон. – Значит, ты…
– Все еще жив. С глэшанами пришлось задержаться дольше, чем я ожидал. На этот раз твоя наглость зашла слишком далеко, Сейриззим. Риатама будет недоволен.
– Риатама мертв; Риатамы больше нет, яркая утренняя звезда в последний раз посветила этому миру. Так что на колени, Рафаэл! – скомандовал Пиратеон.
– Не делай из себя идиота, Сейриззим. Здесь не место и не время для того, чтобы окончательно покончить с тобой. Но на этот раз ты слишком зарвался. Отправляйся на выступ скалы и посмотри сам, что творится сейчас в твоем мире, – сказал Аврам, глядя на тело Рафы. Потом заговорил с ним, как с живым: – У меня есть для тебя подарок. От твоего владыки. Ему известно, что здесь сейчас происходит.
Аврам наклонился и дохнул на Рафу.
– Прими то, что носится над водами, – сказал он, приставив большой палец к середине лба Рафы.
Увидев, что жизнь и тепло возвращаются в холодное тело Рафы, Кейт разрыдалась еще пуще. Рафа открыл глаза.
– Ты вернул меня в тот момент, когда я стоял пред Королем. Я думал, моя работа исполнена, – сказал он.
– Король мертв! Никто из вас не слышит меня? Он мертв, с ним покончено! – вновь и вновь, надрываясь, кричал Пиратеон.
Аврам поднял меч де Майенса и приставил его к горлу Пиратеона.
– Ступай на скалу и посмотри на свой мир, – сказал он.
Один за другим они покинули церковь. Крепко прижимая к себе Керувима, Рафа шел по криво уложенному булыжнику, поддерживаемый Кейт. Томас шел следом, с Демьюрелом, Крейном и Пиратеоном. Не видно было ни зги, тьма давила, как черная толща воды.
Спотыкаясь, неуверенно они ступали с камня на камень, держа путь туда, откуда доносился до них голос Аврама, призывавшего их подойти ближе. Еще им слышны были испуганные крики людей, которые жили внизу. Мир был весь накрыт непроглядной тьмой.
Аврам стоял на краю скалы. Он весь светился и был единственным источником света, который они видели. Его одежды сверкали золотом так ярко, что на них невозможно было смотреть.
– Глядите же! – вскричал Пиратеон. – Все именно так, как я говорил. На земле свет угас навсегда. И пусть никто не воображает, что Он все еще жив.
– Ты обманываешь себя, и нет правды в твоих словах, Сейриззим. Смотри же, следи за светом от моей руки.
Вдали показалась крохотная точечка света. Сначала она была с игольное ушко, едва видимая в темноте, эта точка чистого белого цвета. Когда же весь горизонт начал светиться, светлеть от лучей подымавшегося солнца, точка эта медленно стала расти.
– Смотри, Сейриззим, ты попросту играл со временем. Керувим никогда не принадлежал тебе; пока Рафа был мертв, он вообще не обладал никакой реальной властью. Тебе нужны были они оба, но тебя предала твоя неуемная злоба, твоя тяга к смерти погубила тебя. Свет во тьме светит, и тьма никогда не поглотит его. Смотри же, Он приближается, яркая утренняя звезда сияет над землей, и твои дни сочтены.
Аврам поднял меч над головой, чтобы обрушить его на Пиратеона, однако Пиратеон исчез. Как и варригалы, как и Демьюрел. Пока все любовались восходящим солнцем, они потихоньку скрылись под покровом темноты.
– Тебе ничего больше не нужно говорить, Рафаэл, все теперь станет ново, – сказал Архангел. – Увези этих людей отсюда. Да поскорее, потому что Пиратеон сделает попытку еще раз, а Керувима нужно вернуть. Отправляйтесь прямо сейчас.
И тут Аврам изменил свой облик у них на глазах. Его одежды отражали блеск неба, его волосы стали как полированное золото. Единственный луч солнца коснулся его лба, и в тот же миг он исчез.
«Маджента» покинула порт и плавно заскользила в открытое море. Дул свежий бриз, сияло чистое небо. Трое стояли на палубе, глядя назад, на удалявшиеся скалы, на разрушенное аббатство и церковь высоко над ними. Крейн остановился позади них и улыбнулся. Он не знал, что ждет его впереди, но душою это был уже совсем другой человек.
Море вдали начинало волноваться и всплескивать, от горизонта катилась пелена плотного коричневого тумана. Громкие крики морских птиц почти заглушали едва слышное пение селоток…