Страница:
Я поспешила вмешаться, боясь, куда может завести этот разговор.
– Вовсе нет, она не племянница мистера Гаррисона. Она…
– Меня зовут Сузелла, – сказала Сузелла, оборвав меня. – Сузелла Рэнкин.
Я уставилась на нее и, дивясь на ее глупость, покачала головой.
– Откуда вы?
– Из Нью-Йорка.
– А-а, ясно. А сюда надолго?
– На несколько недель.
Стюарт от неловкости мял в руках свою шляпу, я никогда раньше не видела, чтобы он так вел себя.
– Мисс Сузелла, меня зовут Стюарт Уокер. У моей семьи плантация по другую сторону Стробери. – Потом он показал рукой на машину: – А на переднем сиденье Джо Билли Монтьер.
Джо Билли тут же выскочил из машины, сорвал с головы шляпу и поклонился Сузелле.
– А на заднем сиденье Пирссон Уэллс, – закончил Стюарт Уокер.
Пирссон прикоснулся к шляпе, приветствуя Сузеллу:
– Мэм.
Стюарт ждал, что скажет Сузелла. Я тоже ждала со страхом, что она скажет, не решаясь сама произнести хоть что-нибудь. Стюарт допустил досадную ошибку, и я знала, ему будет жутко противно, когда он это обнаружит.
– У кого вы в гостях, если не у мистера Гаррисона?
Сузелла покраснела. Отвернувшись от нас, она не сводила глаз со Стюарта.
– Было очень приятно познакомиться с вами, а теперь мне, право, пора идти.
Она готова была повернуться и уйти, но Стюарт остановил ее:
– Простите, мисс Сузелла, вы ведь впервые в наших местах. Я был бы счастлив показать их вам.
Я метнула взгляд на Кристофера-Джона и Малыша, и в их глазах прочла то, что уже знала и сама: надо включить стоп. Я взяла это на себя:
– Пошли, Сузелла!
Стюарт переключился с Сузеллы на меня:
– Учись себя вести, девка!
– Мне…
– Пожалуйста, не разговаривайте с ней так, – попросила Сузелла.
Голос Стюарта опять смягчился:
– Вы приехали с Севера, мисс Сузелла, и потому, наверное, не знаете, что мы здесь привыкли требовать от наших ниггеров уважения. Если мы простим им хоть самую малость, они тут же сядут нам на шею.
Ух, я и разозлилась, просто вся кипела от злости, но теперь я уже знала, что лучше прикусить язык и не показывать, что я чувствую.
Сузелла пошла прочь от Стюарта.
– Нам в самом деле пора идти. Было очень приятно с вами познакомиться.
– Мне тоже. Еще словечко, прежде чем вы уйдете. Если не возражаете, я бы нанес вам визит.
Только тут впервые Сузелла занервничала.
– Нет… Думаю, это не стоит.
– Но я вполне уважаемый член общества. И к тому же очень настойчив. – Он улыбнулся своей обворожительной улыбкой. – А может быть, увидимся в церкви?
Чтоб не взорваться, я пустилась скорей по дороге. Малыш со мной, а Кристофер-Джон колебался в нерешительности и ждал Сузеллу.
– Право, мне… мне надо идти, – повторила она и пошла.
– Мы можем подвезти вас.
– Нет… спасибо, не надо.
– И все равно я еще вас увижу, мисс Сузелла. Уверен, что увижу!
Дверца машины захлопнулась, и, дав гудок, машина проехала мимо нас нарочно медленно, чтобы не поднимать пыли. Как только она скрылась, Сузелла подбежала ко мне и Малышу.
– Кэсси…
Я уже накалилась добела и дала ей это почувствовать:
– Со мной не разговаривай, пожалуйста! Не нужны мне твои дурацкие слова!
– Но я же…
– Я тебя ненавижу!
Сузелла так и отскочила, побледнев от моего нападения. Тогда Кристофер-Джон мягко упрекнул ее:
– Сузелла, ты была не права, так нельзя было себя вести. Дядя Хэммер говорит, вот так и можно попасть в беду.
– Вести себя, как будто ты белая. У нас так нельзя, – пробурчал сердито Малыш, глядя на Сузеллу с полным разочарованием: ее чары над ним испарились.
По дороге домой мы об этой встрече больше не говорили, а так как у Стейси на уме было совсем другое, казалось, он и не заметил, какие мы притихшие. Мне лично вовсе и не хотелось разговаривать, но меня удивило, что и Кристофер-Джон, и Малыш тоже ни словечка не проронили. Подозреваю, они были сильно обижены и недовольны поведением Сузеллы, что ж, их идол пал. Что касается Сузеллы, не знаю, что она сама думала, и, откровенно говоря, меня это мало волновало. Я устала от нее.
Когда мы добрались до дома, мы увидели на задней веранде Рассела Томаса, он сидел там с мамой и с Ба. Это был приятный сюрприз, мальчики и я заметно повеселели.
– А теперь ты к нам надолго? – спросил Стейси, пожимая ему руку.
– На целую неделю отпустили. – И Рассел отступил на шаг, чтобы оглядеть Стейси. – Ну, парень, ты уже с меня ростом, как это тебе удается?
Стейси засмеялся:
– Просто расту, и все.
– Миссис Мэри, вы и не заметите, как у вас тут появится вполне взрослый мужчина.
– Иногда мне кажется, он уже появился. Да, между прочим, Рассел, ты, по-моему, еще не знаком с моей племянницей Сузеллой.
– Нет, мэм, еще не знаком, но, признаюсь, уже слышал о ней. – Он протянул руку. – Рассел Томас. Внук тетушки Ли Энни.
– Она рассказывала о вас. Уверена, она очень рада, что вы приехали домой, – весьма любезно заметила Сузелла и, извинившись, ушла в дом.
Рассел не отрываясь глядел ей вслед.
– Что ж, все правду говорят, она просто прелесть. – Он снова сел. – Только скупится на слова.
– Такая у нее манера, – заметила Ба.
– Хм! – хмыкнула я, но, кроме Кристофера-Джона, бросившего на меня осуждающий взгляд, никто этого не заметил.
– Мама, нам повстречался Дюбе, – сказал Стейси, – он сообщил, что вернулся мистер Уилер, и объяснил, почему всех испольщиков заставили перепахать часть хлопкового поля.
– Да? Что же он еще рассказал?
Стейси пересказал ей слова Дюбе.
– Ну и ну! Ничего себе.
Тут Рассел спросил, что же случилось в нашей общине, и тогда стали снова обсуждать это дело с перепашкой хлопковых полей. В самый разгар беседы Ба попросила Стейси принести арбуз, который охлаждался в колодце. Я пошла со Стейси, мы вдвоем ухватились за самую тяжелую из трех веревок и вытащили большой, круглый, темно-зеленый арбуз, любимый сорт Ба. Мы отнесли его на веранду, а когда все, кроме Сузеллы – она предпочла не выходить из дома, – приканчивали второй кусок арбуза, появился Дюбе. Он тут же начал страстно говорить про союз, и голос его дрожал от возмущения, когда повторял слова мистера Уилера о том, что людей заставили перепахать созревший хлопок без всякого на то права.
– Я вижу, ты немало потрудился наравне с лидерами союза, – заметил Рассел.
– Г-готов п-помогать им, когда м-могу. Этот с-союз, если мы б-будем д-держаться вместе, м-много пользы принесет.
– И на этом митинге, как я понимаю, будут решать, что делать с перепаханными участками и с этими чеками от правительства, верно я понимаю?
Дюбе кивнул:
– В-верно. М-мистер Уилер г-говорит, еще союз д-должен потребовать п-плату од-дин д-доллар семьдесят пять центов за д-день полевых работ. Вот это б-будет помощь т-таким, как я, очень б-большая помощь. Мистер Уилер говорит, нам надо б-бороться всем вместе, т-тогда всем б-будет жить легче. Он г-говорит…
Рассел улыбнулся Дюбе:
– Молодец, ты ничего не забыл из того, что говорил этот мистер Уилер, верно?
Дюбе чуть смутился и опустил голову.
– Н-надеюсь, ничего, – ответил он и тут же посмотрел Расселу прямо в глаза: – Но я н-ни перед кем н-не заискиваю.
– Я этого и не хотел сказать.
Казалось, Дюбе вздохнул спокойнее – он, как и многие другие мальчики и молодые люди в нашей общине, преклонялся перед Расселом и искал его одобрения.
– П-просто в том, что он г-говорит, есть смысл. И он не т-только говорит, но и д-делает.
– Мне тоже кажется, что есть, насколько я могу судить по тому, что слышал. А что еще ты про все это знаешь?
Интерес Рассела явно обрадовал Дюбе, и он еще добрых полчаса толковал про союз, про Морриса Уилера и Джона Мозеса, а также про других руководителей союза. И по мере того как он говорил, он все больше возбуждался и все меньше заикался.
– Рассел, тебе непременно надо самому познакомиться с м-мистером Уилером и остальными и поговорить с ними. Они хорошие люди и м-могут объяснить все лучше меня. – Глаза у Дюбе горели. – Чтобы уж не откладывать в д-долгий ящик, давай пойдем с тобой вместе, только сначала я зайду еще в несколько мест.
Рассел задумался ненадолго.
– А где они живут?
– Недалеко от фермы мистера Джона Б-басса.
– Как я понимаю, они живут там все вместе – и белые, и цветные члены союза?
– Д-да.
Рассел еще подумал немного. И наконец сказал:
– Знаешь, сегодня я не могу, я должен ехать с братом Пейджем в Стробери. Хотя… завтра, но попозднее? Ты смог бы меня проводить туда?
– Конечно, смогу, если хочешь.
– Тогда договорились. Можешь по дороге заглянуть к маме Ли около четырех? К тому времени я думаю уже вернуться из города.
Когда Рассел и Дюбе ушли, я отправилась на выгон, чтобы обдумать, как поступить с Сузеллой. Потом, решив, что лучше всего переговорить об этом со Стейси, пошла назад через двор к сараю, где он чем-то занимался.
– Мне надо с тобой поговорить, – сказала я, распахнув дверь. – Знаешь, что натворила сегодня эта Сузелла?
Стейси обернулся ко мне.
– Ничего слышать о Сузелле не желаю.
– Что значит не желаешь слышать? – спросила я, чувствуя, что меня от него тоже тошнит. – Ты же не знаешь, что она себе позволила!
– И знать не хочу. Ты только и делаешь, что жалуешься на нее.
– Но ведь она…
На подъездной дороге в фургоне с сеном показался мистер Моррисон, и Стейси пошел его встретить. Малыш и Кристофер-Джон, сидевшие на самом верху стога, кричали мистеру Моррисону, помогая ему развернуться и въехать задом в конюшню.
– Так, теперь хорошо, мистер Моррисон! Только еще немножко вперед!
Когда фургон поставили на место и распрягли Джека, Стейси взобрался на стог и один за другим подтаскивал тюки с сеном к борту, чтобы их легче было сгрузить. Я тоже влезла наверх, и когда все крайние тюки были сброшены, следующие я уж постаралась вытаскивать сама.
Мистер Моррисон тоже занимался сеном, а заодно рассказывал нам разные истории про то, как он долгие годы собирал сено то в штате Миссисипи, то в Канзасе, то в Миссури или в Техасе. Он столько ездил с места на место, что мне, не уезжавшей дальше Стробери, казалось, он успел побывать почти всюду.
– Мистер Моррисон, я надеюсь, вы не собираетесь уехать от нас? – спросил его Стейси, подталкивая еще один тюк сена к борту фургона.
Я даже бросила работать – так мне хотелось услышать ответ.
– И не ждите, что уеду, – ответил мистер Моррисон. – Теперь моя семья – это вы.
Успокоившись, что никуда он не уедет, я снова стала вытаскивать из фургона тюки с сеном. Мистер Моррисон увидел, что я делаю, и, ахнув, рассмеялся.
– Неужели ты думаешь, у тебя хватит сил для такой работы, девонька?
– Что вы, мистер Моррисон, у меня во какие мускулы!
Мистер Моррисон хмыкнул:
– Да, да, только, думаю, этим твоим мускулам немножко помощи не повредит. – И, обернувшись к Кристоферу-Джону и Малышу, он предложил им помочь мне.
Кристофер-Джон и Малыш тут же влезли ко мне в фургон, и Малыш сказал:
– А ну, девка, дай поработать настоящим мускулам!
Мистер Моррисон, остановившись, посмотрел на него:
– Как ты сказал?
Малыш вскинул на него глаза с искренним удивлением.
– А что, сэр?
– Ты сказал «девка», так?
– Д-да, сэр.
– А ты когда-нибудь слышал, чтобы папа, или дядя Хэммер, или еще кто-нибудь в вашем доме обращался к девочке, девушке или женщине – «девка»?
– Нет, сэр.
– Тогда и ты лучше не говори так. Это не принято. Это слово употребляют белые, когда обращаются к цветной женщине, и многие цветные уже подхватили это словечко. Белые не уважают цветных женщин, тем больше мы должны уважать их и не позволять себе грубость, как делают белые. Понимаешь?
– Да, сэр.
– Хорошо. Тогда опять за работу!
Когда все тюки с сеном были собраны вместе, я попробовала продолжить разговор со Стейси, но он опять резко оборвал меня, отказавшись слушать.
– Я уже сказал тебе, Кэсси, у меня нет времени говорить об этом. – И он ушел.
– Ну, подожди! – крикнула я ему вслед. – Подожди, пусть только понадобится тебе с кем-нибудь поговорить! Только захоти поговорить со мной!
Мой взрыв даже не заставил его сбавить шагу. Я разозлилась и совсем упала духом. Проходя двором и увидев, как мама снимает с веревки белье, я сорвала рубашку Стейси и выместила на ней свою ярость. Потом аккуратно сложила ее.
– Что это с тобой? – спросила мама, снимая белье со второй веревки.
– От нашего Стейси можно сойти с ума. Я говорю ему, что мне надо ему кое-что сказать, а он отвечает, что ему некогда.
– Пожалуйста, помоги мне сложить простыню.
Я отступила на шаг и взялась за один конец простыни, а мама за другой, и мы ее сложили.
– Видишь ли, – сказала мама, – у Стейси сейчас свои проблемы, и, мне кажется, не все идет гладко.
– Какие такие проблемы?
Мама подергала за простыню, чтобы вытянуть ее.
– Это касается его лично; кто-то ему нравится, но есть осложнения.
– Ты имеешь в виду Джейси? Подумаешь, пустяки!
– Когда ты кого-то любишь, это не пустяки.
– Ну конечно, мне жаль, что так получается, – сказала я, хотя особого сочувствия не испытывала, – но он все равно не должен так вредничать из-за того, что у него плохое настроение.
– Но, может, он и не собирался вредничать.
Мы кончили тянуть простыню и взялись за другую.
– Мама, ведь мы со Стейси были такими хорошими друзьями, а теперь он даже слова мне не скажет.
Мама улыбнулась.
– Не переживай, – сказала она. – У Стейси сейчас такой возраст, когда ему надо определиться. Он и сам меняется, и ждет, что жизнь переменится, а потому не всегда у него хватает терпения на близких людей. Но все пройдет. Я помню, что и у моего племянника Бада был такой же период, я была тогда маленькой девочкой и очень огорчалась, потому что любила Бада и привыкла быть с ним всегда вместе. Я совершенно не понимала, почему именно он должен меняться, а если нам обоим это суждено, почему не одновременно. – Мама засмеялась. – До меня просто не доходило, что из-за трех лет разницы в возрасте будет разница во всем. Так оно и получилось. В течение нескольких лет мы смотрели в разные стороны, а когда оба повзрослели, стали снова друзьями. И даже более близкими, чем раньше. У тебя со Стейси будет так же.
– Ты вправду так думаешь?
– Совершенно уверена.
Как только я успокоилась, что в будущем мне снова светит дружба со Стейси, я тут же вспомнила про Сузеллу.
И спросила маму, считает ли она тоже, что Сузелла хорошенькая.
– Очень, – ответила мама.
– Хм, не понимаю, почему все сходят с ума из-за ее внешности. И Джейси, и Клэрис ничуть не хуже.
Мама согласилась:
– Да, они тоже очень хорошенькие.
– Почему же тогда столько шума из-за Сузеллы?
– Ну… Сузелла в другом стиле хорошенькая. Когда я ходила в школу в Джексоне, рядом со школой жила итальянская семья, в ней было три дочки. Очень хорошенькие. Сузелла напоминает мне их. В ней есть что-то от итальянки. А потом, не забывай, многим она нравится только потому, что выглядит почти как белая.
– Почему?
– Потому что она этим выделяется.
– Ну и что?
– Тут надо вспомнить наше прошлое. Нас всегда учили, что мы хуже всех остальных, многие так и выросли с этой верой, что в чем-то черные хуже. Поэтому они и считают, что чем светлее кожа, тем лучше, вроде как тогда ты похожа на белую.
– Но ведь это не так.
– Конечно, нет. Но некоторые люди считают именно так.
– Ладно, пусть она им нравится, но Ба говорит, хороша та, кто хорошо поступает.
– Почему ты это вдруг вспомнила?
– Потому, если хочешь знать, что Сузелла не всегда хорошо поступает и вообще она меня жутко бесит.
– Я же просила тебя быть с ней как можно приветливей.
– Я и была как можно приветливей, но, когда она сегодня стояла там и болтала со Стюартом…
– Стюартом? – Мама перестала тянуть простыню и сердито посмотрела на меня. – Надеюсь, не со Стюартом Уокером?
– Именно с ним.
– Зачем это вам понадобилось болтать со Стюартом Уокером? – спросила мама.
– Это не я, это Сузелла. А я сказала, чтоб она шла.
– О чем они говорили?
Я знала, что мама спрашивает не из праздного любопытства. Также я понимала, что она должна узнать обо всем, но вот в чем я не была уверена: может, я хочу, чтобы она узнала все, только потому, что тогда Сузелла упадет в ее глазах, как она уже упала в глазах Кристофера-Джона и Малыша.
– Так о чем?
Я решила, что потом успею обдумать, в чем я не уверена, и все ей рассказала. Когда я кончила свой рассказ, мама замолчала. По выражению ее лица я ничего не могла прочитать. Она помогла мне покончить с простынями и ушла в дом. Я подождала немного и последовала за ней по пятам через весь дом в мою комнату.
– Я слышала, ты познакомилась сегодня со Стюартом Уокером? – задала вопрос мама, как раз когда я входила в комнату.
Сузелла сидела в мягком кресле у окна с открытой книгой на коленях. Она в нерешительности подняла голову:
– Да…
– И еще я слышала, ты позволила этим молодым людям поверить, что ты белая?
Сузелла наклонила голову, так что волосы упали ей на лицо, наполовину прикрыв его.
– Это так?
– Я им не говорила, что я белая.
– Но и не сказала, что ты цветная?
Сузелла с вызовом вскинула голову.
– А почему я должна была это сказать? Во мне столько же белой крови, сколько цветной.
Мама в упор посмотрела на нее:
– Заруби себе на носу, Сузелла: если в тебе есть хоть капля цветной крови, значит, ты цветная.
– А моя мама говорит, что нет. Она говорит, что я не цветная.
– Это ее дело, – резко прервала ее мама. – А мое – довести до твоего сознания, кто ты есть на самом деле, – во всяком случае, пока ты живешь здесь.
– Стюарт не спрашивал, какого я цвета…
– Ему в голову не пришло спрашивать. Но позволь мне кое-что сказать тебе. Когда он это выяснит, а он это выяснит, его вежливость как ветром унесет. И еще одно: ему вовсе не понравится почувствовать себя одураченным.
– Я его не дурачила!
– Я не намерена стоять здесь и спорить с тобой. Но прошу учесть вот что: больше не имей ничего общего с этими белыми молодыми людьми и не позволяй им заблуждаться, принимая тебя за белую, когда ты не белая.
– Тетя Мэри, но я бы хотела продолжить знакомство со Стюартом, он мне кажется симпатичным.
Мама скрестила руки на груди и уставилась в пол. Даже со своего места я почувствовала, как в ней закипает гнев.
– Я уже давно решила, что никогда не выйду замуж за цветного… Я не хочу жить, как моя мама.
Мама еще долго продолжала смотреть в пол. Когда она снова подняла глаза, было ясно, что ей не удалось смирить свой гнев.
– Если бы здесь был твой дядя Дэвид, он, наверное, упаковал бы твои вещи и отправил тебя обратно в Нью-Йорк немедленно. Но я… я предлагаю тебе на выбор: или ты слушаешься меня и остаешься, или, если тебе не хочется оставаться с нами…
– Тетя Мэри, я вовсе не думала…
– …и выполнять правила, принятые в нашем доме, ты можешь возвращаться в Нью-Йорк. Сегодня же. Нам тебя будет недоставать, но иметь из-за тебя неприятности я тоже не хочу. Этого я не могу позволить себе. Так что обдумай все и дай мне знать.
Повернувшись, мама быстро вышла из комнаты. Проходя мимо меня, она даже не приказала мне вернуться во двор, где висело белье.
Я постояла в дверях, наблюдая за Сузеллой, которая отвернулась к окну. Я решила оставить ее наедине со своими заботами, но тут вдруг вспомнила, как она вела себя со Стюартом, а потому вошла в комнату и села на кровать напротив нее.
– Ну, ты уезжаешь?
Она обернулась:
– Что?
– Ты уезжаешь? Мама сказала, ты сама должна решить.
Ее взгляд остановился на мне:
– Скажи честно, Кэсси, тебе бы хотелось, чтобы я уехала, да?
Я пожала плечами:
– Плакать не буду.
– Однажды я уже спрашивала тебя, почему ты меня не любишь. Но ты не ответила. Может, сейчас ответишь?
– Ладно, раз уж ты сама об этом заговорила… Почему ты ждешь, что тебя здесь все должны любить, если ты считаешь себя лучше всех нас?
– Кэсси, но я вовсе так не думаю.
– Ну, хорошо, тогда как же это назвать? Если ты только что сказала, что ты не цветная и не хочешь иметь ничего общего с цветными.
– Но я так не говорила. – Однако она отвела глаза, произнося это.
– И вот еще что, – сказала я, решив выложить ей все, раз она напрашивается. – Я не из тех, кто станет преклоняться перед человеком, который со всеми милуется, всем улыбается в лицо, а про себя думает совсем иначе и даже стыдится назвать их своими родственниками.
– П-прости меня за это, Кэсси.
– Ты должна была всего-навсего открыть рот и сказать: «Это мои двоюродные братья и сестра, я гощу у них». Вот и все.
– Но я же сказала, прости меня.
– А-а, твое «прости» дела не меняет.
Она посмотрела на меня и покачала головой:
– Ты не понимаешь.
– Все прекрасно понимаю, – сухо заверила я ее.
– Нет. – Она встала и выглянула в окно. – Если ты слышала, что мне сказала тетя Мэри, значит, ты слышала и мой ответ. Да, я не собираюсь выходить замуж за цветного. Моя мать так поступила, и это принесло ей сплошные несчастья.
– Еще бы, она же белая, – заметила я без всякого сочувствия.
– Она сама выбрала такую судьбу… А мне она повторяет сто раз: «Сузелла, ты можешь избежать такой судьбы. Постарайся избежать ее». – Сузелла вдруг посмотрела прямо мне в глаза: – А знаешь, Кэсси, какое ощущение, когда люди принимают тебя за белую? Словно все тебе доступно, делай что хочешь. Иногда мы с мамой уезжаем на пляжи для богатых, вдвоем, и мальчики там бывают ко мне так милы…
– Белые мальчики?
– На те пляжи цветные не ездят, – многозначительно подчеркнула Сузелла.
– А твой папа? Он с вами никогда не ездит?
Она опять отошла к окну.
– Мы редко куда выезжаем вместе, то есть втроем. Люди пялят глаза, и родители чувствуют себя неловко.
– А ты?
Она не ответила.
– Обычно если я куда-нибудь выхожу, то с мамой. Там, где мы живем, вокруг одни цветные, но когда мы садимся в автобус и едем в другую часть города, никто на нас там уже не смотрит… Нас принимают за своих.
– Ну, раз тебе так нравится считаться белой, я думаю, ты будешь только рада вернуться в Нью-Йорк.
Она опять села и, скинув туфли, подтянула под себя ноги. Она молчала. Я встала.
– Кэсси, ты счастливица, ты это знаешь?
– Что?
– Я имею в виду… у тебя есть семья. И друзья. У нас люди не ходят в гости просто так, как здесь у вас. Моя мама работает продавщицей в универмаге, на работе у нее есть друзья, но она никогда не приглашает их домой. И от них не принимает приглашений. У папы все друзья цветные, они иногда заходят к нам, но, когда мама дома, чувствуют себя неловко… Поэтому почти всегда мы только втроем. Здесь же все иначе.
Я внимательно изучала ее.
– А твои друзья?
Сузелла помолчала.
– У меня только в школе друзья… Я хожу в католическую школу, она в предместье за городом. Мама считает, что школа для меня – выход из положения.
– Почему же тогда твои родители вместе, если твоей маме все так ненавистно?
Сузелла посмотрела на меня, как будто ответ само собой разумелся:
– Они любят друг друга.
– А-а, – сказала я, хотя мне лично была непонятна такая любовь.
Она еще чуть посидела, потом вскочила и всунула ноги в туфли.
– Я думаю, мне стоит найти тетю Мэри.
– Ты хочешь ей сказать, что уезжаешь?
– Нет… Папа хотел, чтобы я пожила здесь подольше. Может даже, когда начнутся занятия в школе.
– То есть как?
– Я и сама хотела бы остаться, если бы мне могли присылать сюда задания из моей нью-йоркской школы.
– О господи, – вздохнула я, испугавшись, что уже никогда мы от нее не избавимся. – Не вижу смысла.
Мы встретились взглядами, прежде чем она отвернулась.
– Я тебя понимаю.
На другое утро в классе воскресной школы Мо сказал:
– Вчера вечером к нам заходил Джо Монтьер, интересовался Сузеллой!
– Что? – вскричал Крошка Уилли, добровольно взявший на себя роль личной охраны Сузеллы.
Стейси нахмурился:
– Что он сказал?
Мо обратил взгляд на лужайку, где Сузелла болтала с девочками своего возраста.
– Он сделал вид, что пришел по делам фермы, но на самом деле хотел все вынюхать про нее. С ним был еще Пирссон. Он сказал, что встретил ее на дороге и его заинтересовало, кто она. Еще сказал, она была с Кэсси и с мальчиками, и спросил, не знаю ли я, у кого она остановилась.
– А что ты ему сказал? – заволновался Стейси.
– Ничего, только – что она ваша двоюродная сестра и…
– Ты так ему и сказал? – вскричала я.
– Да…
– О, черт.
Мо был озадачен. Что ж, у него было на это основание.
– Джо Билли тоже очень удивился, ему показалось это забавным. А Пирссон как расхохочется, а потом пробормотал что-то вроде: «Что будет, когда Стюарт узнает это!»
Стейси стало не по себе. Теперь наконец он уразумел, что натворила Сузелла. Дома уже все всё знали. Он оглянулся на меня.
– Что ты на меня уставился? – спросила я, так как все еще была зла за то, что он тогда меня не выслушал. – Она ведь твоя двоюродная сестра.
– Что произошло? – спросил Мо.
Стейси покачал головой:
– Взаимное непонимание, больше ничего.
– Сказанул!
– Бог мой, – вздохнул Крошка Уилли. – Если эти негодяи станут увиваться вокруг Сузеллы, кое-кто из них поплатится головой! Стейси, ты лучше предупреди свою сестренку, чтобы она не связывалась с ними. Я бы не желал ей попасть в такое положение, как Джейси. Эти негодяи…
– Вовсе нет, она не племянница мистера Гаррисона. Она…
– Меня зовут Сузелла, – сказала Сузелла, оборвав меня. – Сузелла Рэнкин.
Я уставилась на нее и, дивясь на ее глупость, покачала головой.
– Откуда вы?
– Из Нью-Йорка.
– А-а, ясно. А сюда надолго?
– На несколько недель.
Стюарт от неловкости мял в руках свою шляпу, я никогда раньше не видела, чтобы он так вел себя.
– Мисс Сузелла, меня зовут Стюарт Уокер. У моей семьи плантация по другую сторону Стробери. – Потом он показал рукой на машину: – А на переднем сиденье Джо Билли Монтьер.
Джо Билли тут же выскочил из машины, сорвал с головы шляпу и поклонился Сузелле.
– А на заднем сиденье Пирссон Уэллс, – закончил Стюарт Уокер.
Пирссон прикоснулся к шляпе, приветствуя Сузеллу:
– Мэм.
Стюарт ждал, что скажет Сузелла. Я тоже ждала со страхом, что она скажет, не решаясь сама произнести хоть что-нибудь. Стюарт допустил досадную ошибку, и я знала, ему будет жутко противно, когда он это обнаружит.
– У кого вы в гостях, если не у мистера Гаррисона?
Сузелла покраснела. Отвернувшись от нас, она не сводила глаз со Стюарта.
– Было очень приятно познакомиться с вами, а теперь мне, право, пора идти.
Она готова была повернуться и уйти, но Стюарт остановил ее:
– Простите, мисс Сузелла, вы ведь впервые в наших местах. Я был бы счастлив показать их вам.
Я метнула взгляд на Кристофера-Джона и Малыша, и в их глазах прочла то, что уже знала и сама: надо включить стоп. Я взяла это на себя:
– Пошли, Сузелла!
Стюарт переключился с Сузеллы на меня:
– Учись себя вести, девка!
– Мне…
– Пожалуйста, не разговаривайте с ней так, – попросила Сузелла.
Голос Стюарта опять смягчился:
– Вы приехали с Севера, мисс Сузелла, и потому, наверное, не знаете, что мы здесь привыкли требовать от наших ниггеров уважения. Если мы простим им хоть самую малость, они тут же сядут нам на шею.
Ух, я и разозлилась, просто вся кипела от злости, но теперь я уже знала, что лучше прикусить язык и не показывать, что я чувствую.
Сузелла пошла прочь от Стюарта.
– Нам в самом деле пора идти. Было очень приятно с вами познакомиться.
– Мне тоже. Еще словечко, прежде чем вы уйдете. Если не возражаете, я бы нанес вам визит.
Только тут впервые Сузелла занервничала.
– Нет… Думаю, это не стоит.
– Но я вполне уважаемый член общества. И к тому же очень настойчив. – Он улыбнулся своей обворожительной улыбкой. – А может быть, увидимся в церкви?
Чтоб не взорваться, я пустилась скорей по дороге. Малыш со мной, а Кристофер-Джон колебался в нерешительности и ждал Сузеллу.
– Право, мне… мне надо идти, – повторила она и пошла.
– Мы можем подвезти вас.
– Нет… спасибо, не надо.
– И все равно я еще вас увижу, мисс Сузелла. Уверен, что увижу!
Дверца машины захлопнулась, и, дав гудок, машина проехала мимо нас нарочно медленно, чтобы не поднимать пыли. Как только она скрылась, Сузелла подбежала ко мне и Малышу.
– Кэсси…
Я уже накалилась добела и дала ей это почувствовать:
– Со мной не разговаривай, пожалуйста! Не нужны мне твои дурацкие слова!
– Но я же…
– Я тебя ненавижу!
Сузелла так и отскочила, побледнев от моего нападения. Тогда Кристофер-Джон мягко упрекнул ее:
– Сузелла, ты была не права, так нельзя было себя вести. Дядя Хэммер говорит, вот так и можно попасть в беду.
– Вести себя, как будто ты белая. У нас так нельзя, – пробурчал сердито Малыш, глядя на Сузеллу с полным разочарованием: ее чары над ним испарились.
По дороге домой мы об этой встрече больше не говорили, а так как у Стейси на уме было совсем другое, казалось, он и не заметил, какие мы притихшие. Мне лично вовсе и не хотелось разговаривать, но меня удивило, что и Кристофер-Джон, и Малыш тоже ни словечка не проронили. Подозреваю, они были сильно обижены и недовольны поведением Сузеллы, что ж, их идол пал. Что касается Сузеллы, не знаю, что она сама думала, и, откровенно говоря, меня это мало волновало. Я устала от нее.
Когда мы добрались до дома, мы увидели на задней веранде Рассела Томаса, он сидел там с мамой и с Ба. Это был приятный сюрприз, мальчики и я заметно повеселели.
– А теперь ты к нам надолго? – спросил Стейси, пожимая ему руку.
– На целую неделю отпустили. – И Рассел отступил на шаг, чтобы оглядеть Стейси. – Ну, парень, ты уже с меня ростом, как это тебе удается?
Стейси засмеялся:
– Просто расту, и все.
– Миссис Мэри, вы и не заметите, как у вас тут появится вполне взрослый мужчина.
– Иногда мне кажется, он уже появился. Да, между прочим, Рассел, ты, по-моему, еще не знаком с моей племянницей Сузеллой.
– Нет, мэм, еще не знаком, но, признаюсь, уже слышал о ней. – Он протянул руку. – Рассел Томас. Внук тетушки Ли Энни.
– Она рассказывала о вас. Уверена, она очень рада, что вы приехали домой, – весьма любезно заметила Сузелла и, извинившись, ушла в дом.
Рассел не отрываясь глядел ей вслед.
– Что ж, все правду говорят, она просто прелесть. – Он снова сел. – Только скупится на слова.
– Такая у нее манера, – заметила Ба.
– Хм! – хмыкнула я, но, кроме Кристофера-Джона, бросившего на меня осуждающий взгляд, никто этого не заметил.
– Мама, нам повстречался Дюбе, – сказал Стейси, – он сообщил, что вернулся мистер Уилер, и объяснил, почему всех испольщиков заставили перепахать часть хлопкового поля.
– Да? Что же он еще рассказал?
Стейси пересказал ей слова Дюбе.
– Ну и ну! Ничего себе.
Тут Рассел спросил, что же случилось в нашей общине, и тогда стали снова обсуждать это дело с перепашкой хлопковых полей. В самый разгар беседы Ба попросила Стейси принести арбуз, который охлаждался в колодце. Я пошла со Стейси, мы вдвоем ухватились за самую тяжелую из трех веревок и вытащили большой, круглый, темно-зеленый арбуз, любимый сорт Ба. Мы отнесли его на веранду, а когда все, кроме Сузеллы – она предпочла не выходить из дома, – приканчивали второй кусок арбуза, появился Дюбе. Он тут же начал страстно говорить про союз, и голос его дрожал от возмущения, когда повторял слова мистера Уилера о том, что людей заставили перепахать созревший хлопок без всякого на то права.
– Я вижу, ты немало потрудился наравне с лидерами союза, – заметил Рассел.
– Г-готов п-помогать им, когда м-могу. Этот с-союз, если мы б-будем д-держаться вместе, м-много пользы принесет.
– И на этом митинге, как я понимаю, будут решать, что делать с перепаханными участками и с этими чеками от правительства, верно я понимаю?
Дюбе кивнул:
– В-верно. М-мистер Уилер г-говорит, еще союз д-должен потребовать п-плату од-дин д-доллар семьдесят пять центов за д-день полевых работ. Вот это б-будет помощь т-таким, как я, очень б-большая помощь. Мистер Уилер говорит, нам надо б-бороться всем вместе, т-тогда всем б-будет жить легче. Он г-говорит…
Рассел улыбнулся Дюбе:
– Молодец, ты ничего не забыл из того, что говорил этот мистер Уилер, верно?
Дюбе чуть смутился и опустил голову.
– Н-надеюсь, ничего, – ответил он и тут же посмотрел Расселу прямо в глаза: – Но я н-ни перед кем н-не заискиваю.
– Я этого и не хотел сказать.
Казалось, Дюбе вздохнул спокойнее – он, как и многие другие мальчики и молодые люди в нашей общине, преклонялся перед Расселом и искал его одобрения.
– П-просто в том, что он г-говорит, есть смысл. И он не т-только говорит, но и д-делает.
– Мне тоже кажется, что есть, насколько я могу судить по тому, что слышал. А что еще ты про все это знаешь?
Интерес Рассела явно обрадовал Дюбе, и он еще добрых полчаса толковал про союз, про Морриса Уилера и Джона Мозеса, а также про других руководителей союза. И по мере того как он говорил, он все больше возбуждался и все меньше заикался.
– Рассел, тебе непременно надо самому познакомиться с м-мистером Уилером и остальными и поговорить с ними. Они хорошие люди и м-могут объяснить все лучше меня. – Глаза у Дюбе горели. – Чтобы уж не откладывать в д-долгий ящик, давай пойдем с тобой вместе, только сначала я зайду еще в несколько мест.
Рассел задумался ненадолго.
– А где они живут?
– Недалеко от фермы мистера Джона Б-басса.
– Как я понимаю, они живут там все вместе – и белые, и цветные члены союза?
– Д-да.
Рассел еще подумал немного. И наконец сказал:
– Знаешь, сегодня я не могу, я должен ехать с братом Пейджем в Стробери. Хотя… завтра, но попозднее? Ты смог бы меня проводить туда?
– Конечно, смогу, если хочешь.
– Тогда договорились. Можешь по дороге заглянуть к маме Ли около четырех? К тому времени я думаю уже вернуться из города.
Когда Рассел и Дюбе ушли, я отправилась на выгон, чтобы обдумать, как поступить с Сузеллой. Потом, решив, что лучше всего переговорить об этом со Стейси, пошла назад через двор к сараю, где он чем-то занимался.
– Мне надо с тобой поговорить, – сказала я, распахнув дверь. – Знаешь, что натворила сегодня эта Сузелла?
Стейси обернулся ко мне.
– Ничего слышать о Сузелле не желаю.
– Что значит не желаешь слышать? – спросила я, чувствуя, что меня от него тоже тошнит. – Ты же не знаешь, что она себе позволила!
– И знать не хочу. Ты только и делаешь, что жалуешься на нее.
– Но ведь она…
На подъездной дороге в фургоне с сеном показался мистер Моррисон, и Стейси пошел его встретить. Малыш и Кристофер-Джон, сидевшие на самом верху стога, кричали мистеру Моррисону, помогая ему развернуться и въехать задом в конюшню.
– Так, теперь хорошо, мистер Моррисон! Только еще немножко вперед!
Когда фургон поставили на место и распрягли Джека, Стейси взобрался на стог и один за другим подтаскивал тюки с сеном к борту, чтобы их легче было сгрузить. Я тоже влезла наверх, и когда все крайние тюки были сброшены, следующие я уж постаралась вытаскивать сама.
Мистер Моррисон тоже занимался сеном, а заодно рассказывал нам разные истории про то, как он долгие годы собирал сено то в штате Миссисипи, то в Канзасе, то в Миссури или в Техасе. Он столько ездил с места на место, что мне, не уезжавшей дальше Стробери, казалось, он успел побывать почти всюду.
– Мистер Моррисон, я надеюсь, вы не собираетесь уехать от нас? – спросил его Стейси, подталкивая еще один тюк сена к борту фургона.
Я даже бросила работать – так мне хотелось услышать ответ.
– И не ждите, что уеду, – ответил мистер Моррисон. – Теперь моя семья – это вы.
Успокоившись, что никуда он не уедет, я снова стала вытаскивать из фургона тюки с сеном. Мистер Моррисон увидел, что я делаю, и, ахнув, рассмеялся.
– Неужели ты думаешь, у тебя хватит сил для такой работы, девонька?
– Что вы, мистер Моррисон, у меня во какие мускулы!
Мистер Моррисон хмыкнул:
– Да, да, только, думаю, этим твоим мускулам немножко помощи не повредит. – И, обернувшись к Кристоферу-Джону и Малышу, он предложил им помочь мне.
Кристофер-Джон и Малыш тут же влезли ко мне в фургон, и Малыш сказал:
– А ну, девка, дай поработать настоящим мускулам!
Мистер Моррисон, остановившись, посмотрел на него:
– Как ты сказал?
Малыш вскинул на него глаза с искренним удивлением.
– А что, сэр?
– Ты сказал «девка», так?
– Д-да, сэр.
– А ты когда-нибудь слышал, чтобы папа, или дядя Хэммер, или еще кто-нибудь в вашем доме обращался к девочке, девушке или женщине – «девка»?
– Нет, сэр.
– Тогда и ты лучше не говори так. Это не принято. Это слово употребляют белые, когда обращаются к цветной женщине, и многие цветные уже подхватили это словечко. Белые не уважают цветных женщин, тем больше мы должны уважать их и не позволять себе грубость, как делают белые. Понимаешь?
– Да, сэр.
– Хорошо. Тогда опять за работу!
Когда все тюки с сеном были собраны вместе, я попробовала продолжить разговор со Стейси, но он опять резко оборвал меня, отказавшись слушать.
– Я уже сказал тебе, Кэсси, у меня нет времени говорить об этом. – И он ушел.
– Ну, подожди! – крикнула я ему вслед. – Подожди, пусть только понадобится тебе с кем-нибудь поговорить! Только захоти поговорить со мной!
Мой взрыв даже не заставил его сбавить шагу. Я разозлилась и совсем упала духом. Проходя двором и увидев, как мама снимает с веревки белье, я сорвала рубашку Стейси и выместила на ней свою ярость. Потом аккуратно сложила ее.
– Что это с тобой? – спросила мама, снимая белье со второй веревки.
– От нашего Стейси можно сойти с ума. Я говорю ему, что мне надо ему кое-что сказать, а он отвечает, что ему некогда.
– Пожалуйста, помоги мне сложить простыню.
Я отступила на шаг и взялась за один конец простыни, а мама за другой, и мы ее сложили.
– Видишь ли, – сказала мама, – у Стейси сейчас свои проблемы, и, мне кажется, не все идет гладко.
– Какие такие проблемы?
Мама подергала за простыню, чтобы вытянуть ее.
– Это касается его лично; кто-то ему нравится, но есть осложнения.
– Ты имеешь в виду Джейси? Подумаешь, пустяки!
– Когда ты кого-то любишь, это не пустяки.
– Ну конечно, мне жаль, что так получается, – сказала я, хотя особого сочувствия не испытывала, – но он все равно не должен так вредничать из-за того, что у него плохое настроение.
– Но, может, он и не собирался вредничать.
Мы кончили тянуть простыню и взялись за другую.
– Мама, ведь мы со Стейси были такими хорошими друзьями, а теперь он даже слова мне не скажет.
Мама улыбнулась.
– Не переживай, – сказала она. – У Стейси сейчас такой возраст, когда ему надо определиться. Он и сам меняется, и ждет, что жизнь переменится, а потому не всегда у него хватает терпения на близких людей. Но все пройдет. Я помню, что и у моего племянника Бада был такой же период, я была тогда маленькой девочкой и очень огорчалась, потому что любила Бада и привыкла быть с ним всегда вместе. Я совершенно не понимала, почему именно он должен меняться, а если нам обоим это суждено, почему не одновременно. – Мама засмеялась. – До меня просто не доходило, что из-за трех лет разницы в возрасте будет разница во всем. Так оно и получилось. В течение нескольких лет мы смотрели в разные стороны, а когда оба повзрослели, стали снова друзьями. И даже более близкими, чем раньше. У тебя со Стейси будет так же.
– Ты вправду так думаешь?
– Совершенно уверена.
Как только я успокоилась, что в будущем мне снова светит дружба со Стейси, я тут же вспомнила про Сузеллу.
И спросила маму, считает ли она тоже, что Сузелла хорошенькая.
– Очень, – ответила мама.
– Хм, не понимаю, почему все сходят с ума из-за ее внешности. И Джейси, и Клэрис ничуть не хуже.
Мама согласилась:
– Да, они тоже очень хорошенькие.
– Почему же тогда столько шума из-за Сузеллы?
– Ну… Сузелла в другом стиле хорошенькая. Когда я ходила в школу в Джексоне, рядом со школой жила итальянская семья, в ней было три дочки. Очень хорошенькие. Сузелла напоминает мне их. В ней есть что-то от итальянки. А потом, не забывай, многим она нравится только потому, что выглядит почти как белая.
– Почему?
– Потому что она этим выделяется.
– Ну и что?
– Тут надо вспомнить наше прошлое. Нас всегда учили, что мы хуже всех остальных, многие так и выросли с этой верой, что в чем-то черные хуже. Поэтому они и считают, что чем светлее кожа, тем лучше, вроде как тогда ты похожа на белую.
– Но ведь это не так.
– Конечно, нет. Но некоторые люди считают именно так.
– Ладно, пусть она им нравится, но Ба говорит, хороша та, кто хорошо поступает.
– Почему ты это вдруг вспомнила?
– Потому, если хочешь знать, что Сузелла не всегда хорошо поступает и вообще она меня жутко бесит.
– Я же просила тебя быть с ней как можно приветливей.
– Я и была как можно приветливей, но, когда она сегодня стояла там и болтала со Стюартом…
– Стюартом? – Мама перестала тянуть простыню и сердито посмотрела на меня. – Надеюсь, не со Стюартом Уокером?
– Именно с ним.
– Зачем это вам понадобилось болтать со Стюартом Уокером? – спросила мама.
– Это не я, это Сузелла. А я сказала, чтоб она шла.
– О чем они говорили?
Я знала, что мама спрашивает не из праздного любопытства. Также я понимала, что она должна узнать обо всем, но вот в чем я не была уверена: может, я хочу, чтобы она узнала все, только потому, что тогда Сузелла упадет в ее глазах, как она уже упала в глазах Кристофера-Джона и Малыша.
– Так о чем?
Я решила, что потом успею обдумать, в чем я не уверена, и все ей рассказала. Когда я кончила свой рассказ, мама замолчала. По выражению ее лица я ничего не могла прочитать. Она помогла мне покончить с простынями и ушла в дом. Я подождала немного и последовала за ней по пятам через весь дом в мою комнату.
– Я слышала, ты познакомилась сегодня со Стюартом Уокером? – задала вопрос мама, как раз когда я входила в комнату.
Сузелла сидела в мягком кресле у окна с открытой книгой на коленях. Она в нерешительности подняла голову:
– Да…
– И еще я слышала, ты позволила этим молодым людям поверить, что ты белая?
Сузелла наклонила голову, так что волосы упали ей на лицо, наполовину прикрыв его.
– Это так?
– Я им не говорила, что я белая.
– Но и не сказала, что ты цветная?
Сузелла с вызовом вскинула голову.
– А почему я должна была это сказать? Во мне столько же белой крови, сколько цветной.
Мама в упор посмотрела на нее:
– Заруби себе на носу, Сузелла: если в тебе есть хоть капля цветной крови, значит, ты цветная.
– А моя мама говорит, что нет. Она говорит, что я не цветная.
– Это ее дело, – резко прервала ее мама. – А мое – довести до твоего сознания, кто ты есть на самом деле, – во всяком случае, пока ты живешь здесь.
– Стюарт не спрашивал, какого я цвета…
– Ему в голову не пришло спрашивать. Но позволь мне кое-что сказать тебе. Когда он это выяснит, а он это выяснит, его вежливость как ветром унесет. И еще одно: ему вовсе не понравится почувствовать себя одураченным.
– Я его не дурачила!
– Я не намерена стоять здесь и спорить с тобой. Но прошу учесть вот что: больше не имей ничего общего с этими белыми молодыми людьми и не позволяй им заблуждаться, принимая тебя за белую, когда ты не белая.
– Тетя Мэри, но я бы хотела продолжить знакомство со Стюартом, он мне кажется симпатичным.
Мама скрестила руки на груди и уставилась в пол. Даже со своего места я почувствовала, как в ней закипает гнев.
– Я уже давно решила, что никогда не выйду замуж за цветного… Я не хочу жить, как моя мама.
Мама еще долго продолжала смотреть в пол. Когда она снова подняла глаза, было ясно, что ей не удалось смирить свой гнев.
– Если бы здесь был твой дядя Дэвид, он, наверное, упаковал бы твои вещи и отправил тебя обратно в Нью-Йорк немедленно. Но я… я предлагаю тебе на выбор: или ты слушаешься меня и остаешься, или, если тебе не хочется оставаться с нами…
– Тетя Мэри, я вовсе не думала…
– …и выполнять правила, принятые в нашем доме, ты можешь возвращаться в Нью-Йорк. Сегодня же. Нам тебя будет недоставать, но иметь из-за тебя неприятности я тоже не хочу. Этого я не могу позволить себе. Так что обдумай все и дай мне знать.
Повернувшись, мама быстро вышла из комнаты. Проходя мимо меня, она даже не приказала мне вернуться во двор, где висело белье.
Я постояла в дверях, наблюдая за Сузеллой, которая отвернулась к окну. Я решила оставить ее наедине со своими заботами, но тут вдруг вспомнила, как она вела себя со Стюартом, а потому вошла в комнату и села на кровать напротив нее.
– Ну, ты уезжаешь?
Она обернулась:
– Что?
– Ты уезжаешь? Мама сказала, ты сама должна решить.
Ее взгляд остановился на мне:
– Скажи честно, Кэсси, тебе бы хотелось, чтобы я уехала, да?
Я пожала плечами:
– Плакать не буду.
– Однажды я уже спрашивала тебя, почему ты меня не любишь. Но ты не ответила. Может, сейчас ответишь?
– Ладно, раз уж ты сама об этом заговорила… Почему ты ждешь, что тебя здесь все должны любить, если ты считаешь себя лучше всех нас?
– Кэсси, но я вовсе так не думаю.
– Ну, хорошо, тогда как же это назвать? Если ты только что сказала, что ты не цветная и не хочешь иметь ничего общего с цветными.
– Но я так не говорила. – Однако она отвела глаза, произнося это.
– И вот еще что, – сказала я, решив выложить ей все, раз она напрашивается. – Я не из тех, кто станет преклоняться перед человеком, который со всеми милуется, всем улыбается в лицо, а про себя думает совсем иначе и даже стыдится назвать их своими родственниками.
– П-прости меня за это, Кэсси.
– Ты должна была всего-навсего открыть рот и сказать: «Это мои двоюродные братья и сестра, я гощу у них». Вот и все.
– Но я же сказала, прости меня.
– А-а, твое «прости» дела не меняет.
Она посмотрела на меня и покачала головой:
– Ты не понимаешь.
– Все прекрасно понимаю, – сухо заверила я ее.
– Нет. – Она встала и выглянула в окно. – Если ты слышала, что мне сказала тетя Мэри, значит, ты слышала и мой ответ. Да, я не собираюсь выходить замуж за цветного. Моя мать так поступила, и это принесло ей сплошные несчастья.
– Еще бы, она же белая, – заметила я без всякого сочувствия.
– Она сама выбрала такую судьбу… А мне она повторяет сто раз: «Сузелла, ты можешь избежать такой судьбы. Постарайся избежать ее». – Сузелла вдруг посмотрела прямо мне в глаза: – А знаешь, Кэсси, какое ощущение, когда люди принимают тебя за белую? Словно все тебе доступно, делай что хочешь. Иногда мы с мамой уезжаем на пляжи для богатых, вдвоем, и мальчики там бывают ко мне так милы…
– Белые мальчики?
– На те пляжи цветные не ездят, – многозначительно подчеркнула Сузелла.
– А твой папа? Он с вами никогда не ездит?
Она опять отошла к окну.
– Мы редко куда выезжаем вместе, то есть втроем. Люди пялят глаза, и родители чувствуют себя неловко.
– А ты?
Она не ответила.
– Обычно если я куда-нибудь выхожу, то с мамой. Там, где мы живем, вокруг одни цветные, но когда мы садимся в автобус и едем в другую часть города, никто на нас там уже не смотрит… Нас принимают за своих.
– Ну, раз тебе так нравится считаться белой, я думаю, ты будешь только рада вернуться в Нью-Йорк.
Она опять села и, скинув туфли, подтянула под себя ноги. Она молчала. Я встала.
– Кэсси, ты счастливица, ты это знаешь?
– Что?
– Я имею в виду… у тебя есть семья. И друзья. У нас люди не ходят в гости просто так, как здесь у вас. Моя мама работает продавщицей в универмаге, на работе у нее есть друзья, но она никогда не приглашает их домой. И от них не принимает приглашений. У папы все друзья цветные, они иногда заходят к нам, но, когда мама дома, чувствуют себя неловко… Поэтому почти всегда мы только втроем. Здесь же все иначе.
Я внимательно изучала ее.
– А твои друзья?
Сузелла помолчала.
– У меня только в школе друзья… Я хожу в католическую школу, она в предместье за городом. Мама считает, что школа для меня – выход из положения.
– Почему же тогда твои родители вместе, если твоей маме все так ненавистно?
Сузелла посмотрела на меня, как будто ответ само собой разумелся:
– Они любят друг друга.
– А-а, – сказала я, хотя мне лично была непонятна такая любовь.
Она еще чуть посидела, потом вскочила и всунула ноги в туфли.
– Я думаю, мне стоит найти тетю Мэри.
– Ты хочешь ей сказать, что уезжаешь?
– Нет… Папа хотел, чтобы я пожила здесь подольше. Может даже, когда начнутся занятия в школе.
– То есть как?
– Я и сама хотела бы остаться, если бы мне могли присылать сюда задания из моей нью-йоркской школы.
– О господи, – вздохнула я, испугавшись, что уже никогда мы от нее не избавимся. – Не вижу смысла.
Мы встретились взглядами, прежде чем она отвернулась.
– Я тебя понимаю.
На другое утро в классе воскресной школы Мо сказал:
– Вчера вечером к нам заходил Джо Монтьер, интересовался Сузеллой!
– Что? – вскричал Крошка Уилли, добровольно взявший на себя роль личной охраны Сузеллы.
Стейси нахмурился:
– Что он сказал?
Мо обратил взгляд на лужайку, где Сузелла болтала с девочками своего возраста.
– Он сделал вид, что пришел по делам фермы, но на самом деле хотел все вынюхать про нее. С ним был еще Пирссон. Он сказал, что встретил ее на дороге и его заинтересовало, кто она. Еще сказал, она была с Кэсси и с мальчиками, и спросил, не знаю ли я, у кого она остановилась.
– А что ты ему сказал? – заволновался Стейси.
– Ничего, только – что она ваша двоюродная сестра и…
– Ты так ему и сказал? – вскричала я.
– Да…
– О, черт.
Мо был озадачен. Что ж, у него было на это основание.
– Джо Билли тоже очень удивился, ему показалось это забавным. А Пирссон как расхохочется, а потом пробормотал что-то вроде: «Что будет, когда Стюарт узнает это!»
Стейси стало не по себе. Теперь наконец он уразумел, что натворила Сузелла. Дома уже все всё знали. Он оглянулся на меня.
– Что ты на меня уставился? – спросила я, так как все еще была зла за то, что он тогда меня не выслушал. – Она ведь твоя двоюродная сестра.
– Что произошло? – спросил Мо.
Стейси покачал головой:
– Взаимное непонимание, больше ничего.
– Сказанул!
– Бог мой, – вздохнул Крошка Уилли. – Если эти негодяи станут увиваться вокруг Сузеллы, кое-кто из них поплатится головой! Стейси, ты лучше предупреди свою сестренку, чтобы она не связывалась с ними. Я бы не желал ей попасть в такое положение, как Джейси. Эти негодяи…