– Извини, но это глупость. Тогда он был бы знаком тебе и довольно близко, чтобы иметь личные мотивы причинить зло именно Люде Прошиной. Логично?
Я согласилась. Может, моя версия и вправду была глупой, но мысль о том, что я пала жертвой чьего-то спонтанного стремления к насилию, казалась невыносимой. Она вовсе лишала меня почвы под ногами. Для всего должна быть причина, считала я. Но не потому ли назначала виновной в случившемся себя саму?
В голове угнездилась боль. Накатила слабость, похожая на ту, что была вчера… перед появлением «внутреннего» зрения.
Я испугалась. Артур что-то говорил, а я пыталась вникнуть в значения его слов, но смысл уплывал, едва коснувшись моего сознания. Я глубоко вздохнула. Не помогло.
Рука Артура легла на мое запястье. Я вздрогнула, и из моего бокала чуть не разлилось вино.
– Ты не уснула? – спросил Артур.
Он говорил точно через стенную перегородку, однако теперь я понимала все.
– В голове гудит, так бывает после вина.
На самом деле голова болела. Раскалывалась. Если у меня и правда опухоль внутри, то это логично.
– Таблетку примешь?
– Не надо. Я пьяная. Лучше не с алкоголем.
– Да не пьяная ты, – засмеялся Артур. – Совсем немного.
Слабость прошла, хотя и не целиком. Было чувство, что мои внутренности втягиваются в маленькую черную дыру, которую кто-то поместил мне в живот. Проглотив их, она втянет и меня – это будет похоже на то, как сдувается воздушный шар.
– Думаешь, меня не выслеживали долго, а просто схватили как первую попавшуюся под руки? – спросила я.
– Наверное. Ему было все едино.
– Он не походил на психованного дурака. Наоборот.
– Сумасшедшие бывают выдержаны и прекрасно владеют собой, когда необходимо. Это часть игры.
– Да, мне говорили.
– И поэтому тебе не надо бояться его, – сказал Артур, подливая себе вина.
– Я уже запуталась…
– Сама посуди. Он схватил тебя случайно – был подходящий момент, темнота и безлюдье, ты шла в подпитии. Идеальная жертва.
– Спасибо… – Я захохотала.
– Нет, серьезно. Откуда, например, ему знать, что ты жила там, куда шла? Он и не знает. Увез он тебя ночью. Вероятно, и номер дома не запомнил. К чему он маньяку нужен?
– Вроде правильно, – сказала я. – Но милиция по-другому рассуждает.
– Больно много рассуждает. За целый год ничего толком не сделала… Только допрашивала меня несколько раз да еще других, наверное… Но моя версия, кажется, более жизнеспособна. Получается, что маньяк схватил первую попавшуюся ему на глаза женщину. Он не спрашивал у тебя, как тебя зовут?
– Нет.
– А в сумочке были документы?
– Нет. Но там лежала записная книжка.
– Имя твое там стояло?
– Нет, кажется. Я никогда не подписываю их.
Я вновь подумала, что к маньяку попали все телефоны моих знакомых и даже в некоторых случаях адреса. Был там и Танин домашний телефон. Если маньяк не воспользовался им до сих, может, Артур и прав: преступнику все равно, кто я и что я.
– А адреса этой квартиры не было?
– Нет.
– Тогда тебе нечего волноваться. Ему тебя никогда не найти.
– Сомнительно.
– Люда, это только мои рассуждения. Я считаю, в них есть доля истины. Если с того времени прошел год и ничего страшного не случилось, то маньяк, скорее всего, больше не появится.
– Таня мне то же самое говорила.
– Вот видишь.
– Все равно… не очень верится.
– То есть, тебе удобней думать, что маньяк это кто-то из твоих знакомых?
– Не знаю.
Этот разговор мне не нравился, но странным образом затягивал. Нельзя было не признать, что Артур рассуждает здраво. Таня, впрочем, тоже была далеко от разного рода фантазий. Она давно сказала мне, что так называемый маньяк вообще оказался слабаком. Почему, спросила я у нее. У него не поднялась рука тебя прикончить, заявила Таня.
– Ты не считаешь, что это я сделал? – спросил Артур.
– Нет.
– Точно?
– У тебя алиби есть.
– И только поэтому?
Артур снова положил свою ладонь мне на запястье, легонько сжал.
– Я знаю, что ты не смог бы…
– Почему ты знаешь?
Я молчала. Не хотелось говорить всякую пошлятину навроде «сердцем чувствую». Вопреки всякой логике мне просто оказалось неправдоподобной версия об участии Артура.
– Не надо спрашивать, пожалуйста, ведь мы не для этого встретились. Ни к чему эти разговоры.
– Ни к чему, так ни к чему. Рад, что ты меня не подозреваешь. И все-таки. Я бы посоветовал тебе успокоиться. Твоя ситуация тяжела, безусловно, однако больше тебя этот выродок не потревожит. Тебе нужно снова входить в жизнь, что-то делать, настраиваться на позитив, дышать полной грудью.
– Стараюсь.
– Правильно. Сидеть в наглухо закрытой раковине – не выход. Может быть, этот псих на то и рассчитывал. Сделать из тебя до смерти перепуганную мышь, которая будет сидеть в своей норе, пока не умрет, но так и не высунет носа.
Я закурила.
– Мне сто раз говорили нечто подобное.
– Выходит, я прав.
– И еще я читала много похожего и смотрела фильмов. Жертву все уговаривают жить полной жизнью, будто ей легче легкого забыть весь этот ужас и выйти на следующий день из дома и отправиться в парк гулять. Но так не бывает, поверь мне. Никто из тех, кто заклинает жертву, не был в подобной ситуации. Пока она сама не перегрызет внутри себя эти веревки, которые мешают ей двигаться, ничего не будет. Только сама жертва может справиться.
Я ощутила, что меня несет. Тяга к риторике – первый признак нарождающегося срыва.
– Но я не утверждаю обратного…
– И насчет того, что нанести удар по преступнику своей смелостью и жизнелюбием – старая песня. Артур, это сказки.
– Я понимаю. Я просто думал тебе ободрить.
– И при этом напомнил, что я бедная, несчастная и беспомощная. Да?
– Нет…
– Спасибо!
– Люда, перестань.
– Я не хотела в это влезать, но, видимо, мне постоянно теперь придется копаться в этой куче дерьма. Да нет, ничего страшного. Привыкла.
– Извини.
– Прекрати. Я стараюсь реально смотреть на вещи. Ты прав: надо перестать бояться. Я все время думаю, почему отвергла помощь психолога. Может, я просто дура? В чем дело? Но ответ есть. Просто я не хочу быть уязвимой, не хочу больше ни перед кем сидеть голой и раскрывать свои секреты. Этого было слишком много двадцать дней в подвале. Дайте мне возможность перегрызть мои веревки.
Вероятно, во мне еще оставалось достаточно яда, который требовалось выдавить из себя. Я понимала, что Артуру ни к чему мои откровения, что я занимаюсь как раз тем, чего хочу избежать. Я обнажалась. Я плакалась ему в жилетку. Мне было стыдно, но часть меня требовала высказаться до конца.
– Я не говорил, что ты какая-то там… беспомощная, – сказал Артур.
Кажется, я смутила его, он с трудом подобрал слова для этой фразы. Видимо, боялся, что я просто взорвусь.
– Но ты думал, не отрицай. Невольно, неосознанно. Нельзя смотреть на человека, которого изуродовали, и не думать о том, какой он несчастный.
– Я не думал.
– Неправда. Я научилась чувствовать настроение людей. Ой-ой, как же он будет жить дальше с этим…
– Ну и что?
– Дальше я буду с этим жить, потому что ничего не остается.
– По-моему, ты зря психуешь.
– Разумеется зря. Я позвала тебя, чтобы хорошо провести время…
– А мы плохо проводим?
Мне казалось, это разговор двух сумасшедших. Все меньше я в нем понимала. Вся логика нашего диалога давным-давно нарушилась.
– И мне надо было, чтобы ты выслушал.
– Разве этого не было?
– Артур, я теперь говорю только чтобы осадить саму себя. Я неправа. Я выпила, поэтому немного не соображаю. Мысли собрать трудно.
– Могу уйти, если хочешь, – сказал Артур. Его слова были осторожны и мягки, словно кошачья поступь. За это я готова была отхлестать его по щекам, а потом поцеловать.
– Нет, ты не уйдешь. В общем, так… – Я набрала полную грудь воздуха. Неожиданно у меня словно открылось второе дыхание. Я словно зачерпнула из какого-то прохладного источника заряд бодрости. Вся скованность прошла. Вектор моего настроения резко изменился от пессимизма к радужному, малообоснованному оптимизму. – Я сказала то, что хотела, даже больше. Прости меня, если забралась тебе под кожу вместо того, чтобы поблагодарить, ведь ты пробовал поднять мне настроение. Ты очень помог – правда. Я веду себя словно ненормальная. Я слишком долго ни с кем не общалась. Видимо, потеряла сноровку.
– Для меня это ничего не значит, – сказал Артур.
– Надеюсь. Потому что я чуть все не испортила.
Артур хотел что-то ответить, но тут я встала из кресла.
– Подожди. Я ненадолго.
– Плохо?
– Нет. Просто в туалет хочется.
– А…
Я вышла из комнаты, ощущая, как меня кружит против часовой стрелки.
– Помочь? – спросил Артур сзади.
– Я знаю квартиру наизусть.
В туалетную дверь я врезалась со всего маха, плечом. Меня занесло, ноги заплелись. Я чуть не оказалась на полу. Только бы Артур не вздумал мне помогать. Не предполагала, что я настолько пьяна, что с трудом хожу.
Я давно избавилась от привычки включать свет, но почему-то сейчас моя рука потянулась к выключателю. Я одернула ее, подавив смех. Ну и денек!
Конечно, я хотела непринужденного общения, но не удержалась и перегнула палку. Позволила человеку придти, а сама веду себя хуже некуда. Защелкнув шпингалет, я расстегнула молнию на джинсах. Представила, как стою в темном туалете, собираясь помочиться. Вот уж дикая картинка – Артур, наверное, уже на полу валяется от смеха…
Что я мелю? Я удержалась от того, чтобы врезать себе хорошую пощечину. Если я собираюсь заставить Артура переспать со мной, надо взять себя в руки. Никому из нас не нужно, чтобы любовник был вдрызг пьян.
Я села на унитаз. Отработанные движения, доведенные до автоматизма. Чтобы не упасть, уперлась левым локтем в стену.
В комнате Артур включил бумбокс и что-то заиграло, я не смогла определить. Во мне скопилось огромное количество жидкости, моча все лилась и лилась. Я встала, а затем поняла, что лежу на полу. Хватило мгновения, чтобы, отключившись, упасть. Мне повезло ни о обо что не удариться, хотя здесь проще простого разбить голову о стену или бачок.
Пол холодный, я почувствовала его голым задом. Встала на четвереньки, потом на ноги, натянула джинсы. Тьма вокруг меня вдруг стала знакомой серой мутью, сквозь которую начали проступать предметы. Из-под двери просачивался тонкой полоской свет, дававший возможность кое-что видеть.
«Внутреннее зрение» вернулось. Я стояла, прислонившись спиной к стене, и мое сердце билось с неимоверной быстротой, так, что было больно. Пот, кажется, покрывал меня с ног до головы. Одежда приклеилась к коже – отвратительное чувство.
«Видение» вернулось – и вместе с этим я ощутила, как сила, влетевшая мне в кровь, выгоняет из нее алкоголь. Может быть, это был адреналин, может, какая-то мистическая сила, но я поняла, что стала другой. Со мной произошло те же самые метаморфозы, что и вчера, только гораздо более разительные.
Я опустила глаза и уставилась на полоску света. Мозг воспринимал его вполне адекватно. Полоска желтоватого сияния, образуемого солнечными лучами, попавшими в коридор из кухни. Я вижу. Могла я добиться этого сама? Почему опять это появилось?
Сейчас я понимала единственное: нужно пользоваться моментом, пока все не исчезло. Если Артур намерен остаться для того, чтобы переспать со мной, то надо начинать разведку боем. Я не рассказывала ему о невидимке, который приходил сюда раньше, и не спрашивала его о Лене. Все это лишнее, второстепенное. Имела значение только моя плотская одержимость. Ради того, чтобы ее удовлетворить, я была готова на все.
Повернув голову, я различила в сумраке очертания унитаза и бачка, полочки, прибитые наверху между стеной и трубой, а на них всякую всячину.
Шпингалет я отодвинула рывком и почти выпала за порог. Пространство надвинулось на меня. Коридор, стены, обои, потолок. Все это словно разом свалилось мне на голову и придавило. Я вцепилась обеими руками в ручку туалетной двери. Слишком все быстро, слишком неожиданно для моего сознания, почти смирившегося с потерей зрения. Квартира казалась мне незнакомой – и это естественно, потому что я привыкла воспринимать ее на ощупь. Геометрия Таниного жилища – я до сих пор его так и воспринимала, не как свое, – выглядела настолько необычно, что решила, будто мне кажется. Все то же самое – и в то же время масса отличий.
Закрыв дверь туалета, я постояла рядом с ним. Я испытывала сейчас примерно то же, что и в тот день, возвращаясь из больницы на такси. Наверное, это и называется агорафобией. Казалось, пространство обладает немыслимым весом, который усиливается с каждой минутой, давя на сердце и не давая дышать.
Мой мозг играл со мной в опасные игры. Я думала, что через секунду-другую упаду в обморок. Этого мне не нужно ни в коем случае, только не сейчас. Я справлюсь. Привыкну. Только не надо этого сумасшествия. Успокоиться!
– Люд?
Я обернулась на звук. И увидела его. Артур стоял у выхода из большой комнаты, держась за косяк левой рукой.
То же самое лицо, но с бородкой-«эспаньолкой». Длинное, с красными пятнами на щеках – от выпитого и… возбуждения. Видеть человеческое лицо после целого года темноты! Артур казался мне самым прекрасным существом на Земле. Еще немного, и я бы тронулась умом, если бы он не подошел и не взял меня за руку.
– Ты что?
– А?
– Нельзя гостя так надолго оставлять, – засмеялся он. – Пойдем. Мне скучно так просто сидеть.
Сказать ему о том, что у меня появилась способность видеть мозгом? Поймет ли он это? Не знаю, не уверена, что стоит идти на такой риск.
Мне пришлось притвориться прежней. Я не выдергивала руку из его горячих пальцев, потому что мне было приятно. И еще потому, что чувство давления пространства отступало перед этим контактом. Артур вытаскивал меня из болота собственных жутких беспочвенных фантазий.
Когда мы вернулись в комнату, я поняла, что головной боли уже нет. От чувства легкости хотелось прыгать, танцевать, вопить во все горло.
– Можно? – спросила я, протянув руку в сторону его лица.
Артур поднял брови.
– А, потрогать? Валяй…
Его глаза были внимательными, я заметила, что они почти не отцепляются от меня, исследуя раз за разом фигуру, ноги, руки. Этот взгляд был осязаемым и возбуждал, вселяя надежду, что все у нас получится. Если Артур до сих пор меня любит, он останется. Мне подумалось, что я слишком самонадеянна. Когда-то у нас была возможность встречаться по-настоящему, но ведь я сделала все, чтобы этому воспрепятствовать. Если Артур откажется, мне останется винить в неудаче лишь себя.
Я ощупывала его лицо. Смотрела в него, изучала. Для вида я чуть повернула свою голову вправо. Артур знает, что перед ним слепая, так не будем его разочаровывать.
Гладкая кожа, для мужчины очень необычная. Возможно, бритье делает из него мальчика. Бородка, которая ему идет и делает старше, мягкая. Раньше я не присматривалась, какой Артур на самом деле, точно зная, что эти знания мне не пригодятся, но сейчас совсем другое дело. Подушечками пальцев я скользила по его скулам и щекам, замечая, как его глаза закрываются от удовольствия. Я провела указательным пальцем по его нижней губе, проверяя реакцию. Ответ был. Артур изогнул брови, вздохнул и заерзал на диване, на краю которого примостился. Его мучило возбуждение.
Наконец он поймал мои руки на своих висках. Он смотрел на меня с таким выражением в глаза, что мне казалось, что сейчас я получу оплеуху. Возможно, Артур жесток в сексе. Но было наплевать. Я сходила с ума.
– Я спрашивал тебя, когда пришел, чужой ли я для тебя. Помнишь?
– Да.
– Ты ничего не сказала, – прошептал он.
Я промолчала. Не знала ответа. Мне было и страшно, и радостно. Я ступила на неизвестную мне дорожку и двигалась по ранее неисследованной местности. Возможно, в конце пути меня найдет смерть, а возможно, и счастье.
– Молчишь?
– Что тебе с моего ответа?..
– Я хочу знать, что не зря пришел…
– Я для чего ты пришел?
– Я тебя люблю.
Я нажала на его губы пальцем, но Артур не заметил, что я сделала это как если бы не была слепой – быстро и зная, в каком направлении вести руку. Его лихорадило.
– Не надо.
– Раньше ты держала дистанцию. Помнишь, сколько раз я пробовал тебе все объяснить…
– Не надо.
– Ты меня отталкивала. Держись подальше, говорила. Помнишь?
– Не надо.
– Хочешь, чтобы я молчал?
– Ты будешь грубым? – спросила я.
– Если хочешь.
Артур положил мне руку на бедро, потом переместил ее на внутреннюю сторону, провел пальцами по джинсовому шву в промежности.
– Хочу.
Я жаждала наказания. Меня не устроит нежный джентльменский секс, нет, только не сейчас. Я целый год шла к тому, чтобы получить по заслугам, шла к боли, которая была одно время частью моей жизни. Таня не смогла бы мне помочь. Наверное, о боли я и думала, когда отстаивал свое право на общении с другими людьми. О том, что кто-то из них ударит меня, чтобы научить причинам и следствиям. Если ты глуп – расплачивайся.
Если на мне есть вина за то, что произошло, я должна пройти через боль снова. Без этого мне не будет покоя.
Артур сжал мою левую грудь. Я вскрикнула.
Глава двадцать вторая
1
– Ты не рассказываешь о Лене.
– Зачем?
– Вы не общаетесь? Разошлись?
– Это ни к чему… говорить.
– Мне надо знать.
Артур молча гладил мою спину, водя пальцами по впадине позвоночника. Я положила голову на сложенные перед собой руки. Я была голой, за исключением темных очков. Единственное условие, которое я поставила Артуру – не прикасаться к ним.
– Лена сейчас у себя дома.
– Значит…
– Ничего не значит, – сказал Артур. – Мы встречаемся. И год назад встречались.
Я ждала такого ответа, поэтому не испытала особенных эмоций. Расслабившись после полутора часов дикой схватки, я расслабилась и плавала точно в тумане. Я не решила, как буду реагировать на факты, которые стремилась узнать.
– И что она? Лучше меня?
– Обязательно надо сравнивать?
– Просто так. Мне любопытно. Ты также трахаешься с ней? Ты бьешь ее?
Артур сидел сзади, между моих раздвинутых ног и касался их коленями, устроившись по-турецки. После нового вопроса он закурил. В поле зрения у меня появилась сигарета. Он разжег две.
Не забывая делать вид, что я ничего не вижу, я нащупала сигарету пальцами правой руки и взяла ее. Из пустоты выскользнула пепельница. Артур сел на прежнее место. Я согнула ноги и прикоснулась к его плечам пятками.
– Мы познакомились в книжном магазине. Как с тобой. Помнишь?
– Да. И что же она там искала?
– Книгу по русской живописи девятнадцатого века. С иллюстрациями.
– И ты ей помог найти?
– Нет. Просто Лена наступила мне на ногу возле кассы, каблуком. Извинилась. Мы стали говорить. А потом вышли из магазина вдвоем. Прогулялись. Я не особенно настаивал на том, чтобы продолжить знакомство, просто мне нечего было делать в тот момент. Ну, мы и гуляли, потом обменялись телефонами.
– Когда ты затащил ее в постель?
– Через полторы недели. У нее дома. Вообще, она была как бревно, стоило труда ее расшевелить.
Я приподнялась на локтях, чувствуя боль во всем теле. Представляю, что значит в его понимании «расшевелить». Я сбросила пепел, поглядела на половину сигареты. За моей спиной Артур выпускал дым в потолок.
Я не знала, как много на моем теле ссадин и синяков. Это не имело значения. Я сама шла к этому и не в праве перекладывать ответственность на другого. Артур сделал большой засос у меня между лопаток и оставил укус на плече. Мои новые приобретения мне нравились – в этом была единственная правда.
Сейчас его свободная рука мяла и гладила мои ягодицы. Я понемногу возбуждалась, теряя контроль над собой. Я еще не получила сполна, не распробовала толком свои новые ощущения. Меня распирало от желания.
– Ты бил ее?
– Нет. Первые разы. Но она сама попросила.
– Сама?
– Примерно как ты.
Я вспомнила, как все начиналось полтора часа назад. Мне было и страшно, и приятно. Наверное, такой меня сделал плен, двадцатидневное заточение, во время которого что-то сдвинулось внутри моего тела. Во мраке, куда не добирался разум, зашевелись призраки, о которых я не подозревала, – мои настоящие склонности, стремления, мечты. Я получила сполна. Артур стал моим экзекутором. То, как поступил со мной человек, которого раньше я ни за что не подпустила бы к телу, было достаточным наказанием за прошлое.
Я хотела продолжать исследовать ту землю, в которую попала случайным образом. Мне важно знать, что там, в конце дороги, идущей через сумрак.
Могу ли я теперь воспринимать секс без боли? Однажды Таня сказала, что не всегда знает, кто находится перед ней. Я поняла, что не знаю в эту минут, кто я… Таня права.
Мое тело – глубокая темная шахта, на дне которой царит тьма. Даже мне неизвестно, что в этой тьме может скрываться. Может быть, Артур сумеет спуститься в этот колодец и скажет, что там…
– Я просила, да.
– Тебе понравилось?
– Да.
Я перевернулась набок, бросила окурок в пепельницу. Мне казалось, что мы общаемся во сне, и ничего этого нет.
– Как ты себя чувствовал, когда занимался любовью со слепой? Только честно.
– Не знаю. Как в любой другой раз… Мне все равно, слепая ты, или нет.
Артур налил мне вина и протянул бокал. Я села, морщась от боли, и сделала пару глотков, несмотря на изжогу.
– Но разве это не добавляет ощущения власти?
– Нет.
Я смотрела на него из той зоны в моем мозгу, которая заменила мне настоящее зрение, и не верила ему.
Многое из того, что Артур напускал на себя, пытаясь казаться джентльменом, исчезло. Теперь в его лице было больше правды. За прежней, порядком потрескавшейся маской прятался другой человек. Тот, который мог причинить боль и которому нравилось это делать. Он не станет вести себя жестоко, если его не попросят или не намекнут, но всегда исполнит желание партнера.
Лена просила. Я просила. Сколько женщин, поддаваясь необъяснимому порыву, отдавались во власть его рук? Как далеко Артур мог зайти в своих играх?
Но главное не это, а то, как я себя собираюсь вести дальше. Если Артур попросит меня быть с ним, встречаться, сумею ли я выдержать этот груз? Я не знала. Мысль о том, что он будет всегда отводить мне роль жертвы, смущала и настораживала. Наверное, так считал и мой похититель. Я – жертва, вещь, склонная к самообману. Мне нравится подчиняться…
Это открытие заставило меня по-другому посмотреть на наш секс. Реально. С Лешей и другими мужчинами я постоянно что-нибудь фантазировала. И только с Артуром я смогла посмотреть в глаза правде. Он показал мне, что бывает по-другому. Я обязана сделать вывод и принять верное решение, однако в эти минуты не представляла себе наши дальнейшие отношения. Необходимо время все обдумать.
Артур забрал у меня бокалд, отставил в сторону.
– Мы теряем слишком много времени.
Я кивнула, дрожа, точно мне было холодно. Его руки гладили те места, где темнели синяки, губы искали мои самые чувствительные места. Артур положил меня на пол, как в прошлый раз, на ковер, колющий спину, и начал новый акт своего спектакля. Что бы он сделал, узнав, что я вижу? У него было лицо человека, обожающего мясо с кровью, который не видел своего любимого лакомства целый год и вот наконец получил большую порцию. Похоже, он воспринимал меня исключительно как плоть. Его покусывания вот-вот, казалось мне, перерастут в нечто большее. Артур сожрет меня всю целиком.
Мне было жутко, но страх только добавлял возбуждения. Я «закрыла глаза», оказавшись в темноте. Пусть делает все, что хочет. Решение я приму позже.
Я закричала. Потому что не могла не кричать.
2
Совершенно обессиленная, я делала уборку. Заставить себя двигаться было адской пыткой, и я перемещалась по квартире исключительно благодаря чувству долга. «Внутреннее зрение» до сих пор не отключилось. Я вообще почти перестала обращать на него внимание, словно это в порядке вещей. В голове плавал серый туман, сквозь который не прорывалась ни одна здравая мысль.
Нужно было пропылесосить, привести в порядок большую комнату, проветрить. Мне не хотелось, чтобы Таня узнала о том, чем мы с Артуром занимались. Вряд ли мне удастся скрыть все следы, но я постараюсь.
Артур ушел полчаса назад, оставив меня в состоянии, близком к шоку. Я не чувствовала своего тела. Подумав, что завтра, наверное, не смогу встать с кровати, чуть не разревелась. Нервы у меня были не в порядке. Я чувствовала себя вымотанной. И брошенной.
Одежду я убрала, стала обследовать ковер и нашла улики. Влажные пятна от спермы. Причем на самом видном месте. Если Таня и не заметит их, то может учуять, невзирая на табачную вонь. Я принесла из ванны моющее средство и щетку. В случае чего, объясню, что мы пролили красное вино. Главное, убрать запах. По сути, я сегодня предала свою лучшую подругу, человека, который, жертвуя собой, вернул меня к жизни. Я ей изменила. Таня не брала с меня слова, что я не буду заниматься любовью с мужчиной, но по крайне мере, лучше не делать этого здесь. Но так сложилось – ничего не вернуть. Я надеялась, что удача будет на моей стороне.
Я стояла на коленях и терла ковер, думая, что много бы отдала, чтобы уйти с Артуром. Я ревновала его к Лене. Готова была убить ее.
В какой-то момент я остановилась. Что это за мысли? Не сошла ли ты с ума, подруга? По-моему, ты слишком многому от него научилась. Твой новый любовник – садист. Надо помнить об этом и хорошенько подумать, стоит ли продолжать эти оргии. Поразмыслить стоит о многом. О власти и подчинении. О боли и удовольствии.
О том, куда я иду.
Я оттирала ковер от его спермы и ревела. Сегодня разрушился мой маленький спасительный мирок, который я создавала, чтобы спрятаться от своего ужаса. От воспоминаний о похитителе. От мысли, что преступник до сих пор преследует меня, видит во снах и мечтает о новой встрече.