Я взяла чашку с чаем и едва не уронила. Лена проследила за моими руками. Я напомнила себе, что должна разыгрывать слепую, и тут же почувствовала сильную головную боль. Она опоясала весь череп, но сильнее всего была во лбу. Точно невидимая диадема.
– Вы должны вместе с Артуром решать свои проблемы, – сказала я, охрипнув.
Ну пусть она перестанет так на меня смотреть! Чашку затряслась у меня в руке.
– Извини. Я не настаивала, что это ты… Просто… Короче, я хотела на тебя посмотреть.
Она поджала губы. Неужели мы думаем об одном и том же?.. Ну пусть скажет…
– И что ты можешь сказать?
– Не знаю.
– Я ведь не стала чудовищем? Хотя мы не виделись до сего момента.
– Ты не чудовище. – Лена улыбнулась. Улыбка была моей.
Лучше бы я ничего этого не видела!
Я думала об Артуре и его пристрастиях. Он любил меня, или думает, что любил. Он встретил Лену, когда понял, что ему ничего со мной не светит. Это логично. Ему понадобилось время, чтобы найти. Либо их встреча в книжном магазине была чистой случайностью.
Мы тоже повстречались в книжном. Наверное, в одном.
Я ощутила резкий взрыв боли в районе лба. Лена поставила чашку на поднос. Интересно, что она почувствовала в тот момент, когда вошла в прихожую.
– Лена, скажи правду: вы часто спите?
– В общем, да.
– Ты любишь его?
– Не знаю. Да, скорее всего. Первые чувства схлынули, но, думаю, люблю. Почему ты спрашиваешь?
– А он тебе рассказывал о том, что испытывал кое-что и ко мне?
– Нет. То есть, намекал. Он честный человек.
– Вот как?
Лена в замешательстве поерзала на кресле. Ну не могла же я впрямую спросить ее, не рассказывал ли он о том, чем мы с ним занимались прямо тут на ковре? Я оглядела ее с ног до головы. Красивый бордовый свитер крупной вязки с воротником под горло, свернутым вдвое. Длинные рукава, края манжетов достигают второй фаланги больших пальцев. Лена упакована наглухо. На дворе зима. Но разве я оделась с учетом того, что на улице холодно? Артур не скрывал, что бывает груб с ней – потому что якобы она так попросила. Я просила – это мне доподлинно известно. Но так ли в случае с Леной?
Зачем она сюда пришла? Словно уловив мой вопрос, она поглядела на часы. По моим подсчетам, мы говорим уже минут двадцать.
Внезапно я сообразила, что не хочу, чтобы она уходила. Надо срочно что-то придумать. Сосредоточиться было трудно: головная боль вгрызалась мне в череп.
– Значит, Артур говорил, что любит меня?
– Да. Примерно так это звучало.
– Хорошо. А он не рассказывал, что я его на расстоянии все время держала?
– Рассказывал.
– Интересно. Лена, или ты что-то не договариваешь, или Артур… в общем, все наврал.
– Он честный, – повторила она.
Я попробовала представить себе ее жизнь. Отец – бизнесмен, владелец страховой фирмы, насколько я поняла. Семья богатая, Лена даже не обязана постоянно находиться в той конторе, где занимает какую-то должность. Что из этого следует? Что угодно, только… Я никак не могла ухватить эту мысль?
– Но вы же пришли сюда проверить, не я ли новая любовница Артура?
– Пришла…
Лена опустила голову.
– Значит, я не она.
– Извините.
– Перестаньте.
Лена подняла глаза.
– Ты ведешь себя так, словно в чем-то виновата. Ты, наверное, чувствуешь себя не в своей тарелке рядом со мной? Дескать, ты здорова, а я нет? Не забивай голову чушью. Мне прекрасно известно, что я и кто я. Не стесняйся. Ты смотришь на меня, словно видишь мадагаскарского слонопотама.
– Откуда ты знаешь, как я смотрю?
– Я чувствую. Интуиция, слух и обоняние заменяют мне зрение. Не знала? Да и потом – я бы делала то же самое.
Теперь, кажется, все ясно. Лена совсем не похожа на человека, выросшего в обеспеченной среде или жившего в ней какое-то время. В ней нет ничего от людей, подобных ее отцу. Передо мной сидела запуганная школьница, боящаяся в одинаковой степени и родителей и учителей. Такие ходят по стенке и возвращаются домой окольными путями, чтобы не встречаться с одноклассниками вне школьных стен. Лена была серой мышкой, привыкшей подчиняться. Нет никакой уверенной в себе бизнес-леди, есть только это существо, похожее на меня как близнец, и толком не умеющее врать. Возможно, я мыслила стереотипно, но в моих выводах было не все так уж субъективно. Достаточно внимательно посмотреть на эту насмерть перепуганную блондинку.
Насмерть перепуганную…
Мне стало ее жаль. Она чего-то боялась, и нервы у нее были не в порядке. Вот, оказывается, каково это, иметь с Артуром близкие отношения и жертвовать чем-то ради него! Но разве я такая? Если я позволю когда-нибудь… Я уже позволила ему больше, чем следовало. Не просто секс, о котором раньше и подумать не могла, но жестокость. Надо быть честной, хорошо: у меня были причины просить его поступить со мной так; я не могу жаловаться. Но есть ли эти причины у Лены? Что ее заставляет подставлять свое тело под тот бич, который Артур не выпускает из рук, пока не доведет тебя до изнеможения.
Я думала о власти. Мне хотелось подчиняться, ему хотелось проявить власть. Тут мы действовали сообща. Это лейтмотив нашей вчерашней встречи с Артуром. Он пришел с этими мыслями и смог настроить меня на них. Он всегда этого хотел. В результате все тело у меня в синяках и кровоподтеках – я успела обследовать себя при помощи большого зеркала в ванной и знала все. В результате – полный сумбур в голове, к которому исподволь добавляется иррациональная ревность по отношению к Лене.
Наше сходство неслучайно. Все это части одной картины. И даже то, что его любовница… напоминает грушу для биться.
Наверное, я не все знаю. В моей голове пронеслись отвратительные картины насилия, выходящего за рамки жесткого секса, насилия, ставшего продолжением стремления испытывать и доставлять боль во время близости. Тычки под ребра, аккуратные, чтобы не повредить внутренних органов. Царапины, ссадины, следы от сигаретных ожогов на спине и ягодицах. Что скрывается у Лены за этим красивым бордовым свитером?
Меня стало тошнить.
Лена сидела и молчала. Я почувствовала, что больше не могу этого выносить, и спросила:
– Зачем ты все-таки пришла? По-настоящему?
Она выпрямила спину, посмотрев на меня почти с вызовом, словно я уличила ее во лжи, однако тут же потухла. Эта кратковременная вспышка еще раз доказала мне, что я права. Ее что-то гнетет, и этот груз она несет на себе давно.
– Понимаешь, иногда у меня чувство, что я свихнулась. Что я себе отчета не отдаю в том, что делаю изо дня в день, – заговорила Лена шепотом. – Я постоянно думаю о нем, на работе, дома, в машине, когда в пробке стою, под душем. Везде! Мне иногда кажется, что я задыхаюсь, не могу вдохнуть воздуха, словно грудь чем-то стягивает. – Я поняла, что сейчас она начнет реветь. Как же все предсказуемо. Почему-то мне было ее не жалко – уже нет. – Мы жили вместе и каждый день занимались сексом. Долго, а в выходные и того дольше. Я очень уставала, но была счастлива, и мне ничего было не нужно. А потом Артур сказал, что нам надо пожить в разных местах, пусть я вернусь на время к себе, а он останется дома.
– Что же он сказал?
– Что мы можем друг другу надоесть, – всхлипнула Лена. – Я думала, что он пошутил.
– Он не шутил, – поддакнула я.
У моей гостьи не было платка, она вытирала слезы руками. Лена использовала совсем немного косметики. Как я.
– Теперь мы живем по отдельности. Словно недавно стали встречаться и не жили почти полгода вместе… Странно, да?
Я усмехнулась. Мне хотелось сделать ей больно.
– Наверное, действительно ты ему надоела.
– Нет! – сказала она, глотая слезы.
– Тогда хочет сохранить ваши отношения.
– Не знаю…
– Успокойся. Слезами-то горю не поможешь!
– Я знаю, что уже…
– Неинтересна? Не верю.
– Почему?
Округлое личико Лены сейчас более, чем раньше, делало ее похожей на школьницу.
– Артур бы наверняка порвал с тобой сразу. Я его немножко знаю.
– Тогда в чем дело? – Нет, я по-прежнему не верила ей. Лена лгала не сознательно, скорее, по привычке, той самой, когда человек вынужден скрывать что-то от других и потом перестает осознавать свои действия. Он не способен отличить спасительный вымысел от правды.
– Возможно, ему надо, чтобы тебе было больно, – сказала я.
Долгий взгляд человека, не понимающего, шутят с ним или нет. Я не шутила.
– Ладно, я пойду. Извини, что отняла время и пришла со своими бреднями. Сама ненавижу, когда мне плачутся в жилетку. Можно умыться?
Я кивнула, сказав, что в ванной она найдет все, что надо. Теперь придется объяснить Тане, почему квартира провоняла духами. Пусть уйдет побыстрее, подумала я. Мои силы на исходе.
Похоже, я попала в цель. Лена прекрасно знает, почему Артур отдалился от нее, и ведет себя как собственник, нет, даже неверное слово. Как садист. Мало того, что в его понимании настоящий секс похож на боксерский поединок, так он еще психологически давит на нее. Заставляет чувствовать свою ненужность, приближает и снова отталкивает. Так Артур и привязал Лену к себе, сомнений нет.
Она плакалась мне в жилетку.
А что если все гораздо сложнее? Артур мог сам подослать ее сюда. Но какой смысл?
Это может быть чертовски хорошей игрой!
Нет, паранойя мне ни к чему. Я и так весь последний год далеко от того, что называют «адекватным состоянием». Я не прибегала к психологической помощи и не знаю, чем самостоятельная борьба с комплексами и ужасом может для меня обернуться. Например, скрытым накоплением негатива, который рано или поздно вырвется наружу в виде ядерного взрыва настоящего безумия. Меня запрут под замок и оставят там до конца моих дней.
Паранойя! Никаких потайных доньев здесь нет. Она слишком проста, а лжет потому, что не так и не понимает до конца, для чего ей понадобилась эта встреча со мной. Сейчас она уйдет. Я не хочу ее задерживать. Мое настроение меняется слишком быстро – я уже знаю, что это плохой признак.
Лена вернулась, а я тем временем стояла возле кухни, опираясь плечом на стену. Гостья начала одеваться и шмыгала носом.
– Скажешь Артуру, что была тут?
– Нет.
– А если он случайно узнает?
– Не должен, он на работе.
Мы разговаривали словно давние подружки.
– Звони, если что. Хотя не знаю, о чем нам говорить. Мы живем на разных планетах. Они слишком далеко.
Лена кивнула. С таким обреченным видом, что у меня сжалось сердце. Наверное, у нее никогда не было близких друзей и подруг, и она уже с этим смирилась. Так, как кивнула сейчас: я все понимаю и ни на что не претендую. Опять я должна кого-то жалеть! Невыносимо! Меня-то кто жалеть будет?
Надев куртку, Лена засунула руки в карманы. Мы чего-то ждали, обе. Наконец гостья вынула визитку и протянула мне. Вложила в руку – я дала ей это сделать.
– Может, это и не понадобится, но позвони, если захочешь. Не знаю… А вдруг? – Она посмотрела на меня большими прозрачными глазами, в которых еще были слезы, не подозревая, что я ее вижу. Улыбнулась. – Вдруг понадобится?
– Да, скажу Тане, чтобы она мне прочитала номер. Выучу наизусть.
Лена покраснела и засобиралась выходить. Я закрыла за ней внешнюю дверь, потом внутреннюю и только тогда поглядела, что же там написано в карточке.
«Елена Алексеевна Гладкова, исполнительный директор. Страховой дом «Лотос». И телефоны. Домашний и сотовый, а также адрес электронной почты.
2
Головная боль не проходила, и мне пришлось выпить таблетку пенталгина. Сразу потянуло в сон. Ничего не хотелось делать. В голове, за занавесью из постепенно утихающей боли, двигались мысли, неторопливые, глупые, точно травоядные животные на пастбище. Я чувствовала, что возвращается то состояние, которые было у меня месяцев восемь тому назад. Ведущим мотивом была неопределенность. Я все стремилась что-то делать, но не знала, куда направить свою энергию. Я слишком долго просидела взаперти, отгородившись от всего мира, и теперь его вторжение переживаю с трудом. Для меня это шок. Похоже, я переоценила свои возможности: нельзя была так торопиться.
Но, скорее всего, дело не в этом. Я подстраиваюсь под обстоятельства, как самый обычный человек. Если кто-то звонит и сообщает о проблеме, я срываюсь и бегу участвовать в ее решении. Или отказываюсь, рискуя нарушить прежние отношения. Это обычная жизнь, ничего удивительного. Конфликты, договоренности, планы, встречи, разлуки – словом, все это вновь вторгается в мою одинокую реальность. Жизнь с Таней не подготовила меня к этому – и очень плохо.
Я легла на диван, вытянула руки и ноги, расслабилась. «Закрыла глаза», стараясь ни о чем не думать. Но так же можно было приказать себе не дышать, чтобы лишний раз не утомляться.
Я получила новую информацию, и с ней надо что-то делать. Что я узнала? Артур привязал к себе Лену. Она не может воспринимать себя вне поля их отношений, и судя по ее рассказу, ее тяга к нему принимает гипертрофированные формы. Лена походит на ненормальную. У нее депрессия, вызванная невозможностью в полной мере удовлетворить свою потребность принадлежать. Я улыбнулась этому витиеватому выражению. Зато верно. Лена пришла ко мне, чтобы попытаться найти родственную душу, но вышло только хуже. Она не могла не почувствовать ревность и непонимание с моей стороны. Да, мне было стыдно за то, что я даже не пробовала утешить ее, но ведь я ей ничем не обязана. Наверное, я воспринимала Лену просто как свою копию. Отражение. Попытку Артура воплотить мой образ на практике, если невозможно установить со мной те отношения, о которых он мечтал. Лена была в моем понимании и не человеком вовсе, а моей собственной карикатурой, которая дала мне определенный ответ только на один вопрос: любит ли меня Артур? Да, он любил, если это можно назвать любовью. Его стремление обладать и сделало Артура… Кем же оно его сделало?
От этой мысли мне стало неприятно, я почувствовала бегущие по спине мурашки. Стало холодно. Появилось чувство, что на меня кто-то смотрит. Вот оно, знакомое, параноидальное. Поблекшее от времени, но явственное. Оно появилось еще в палате, где я лежала, а потом последовало за мной сюда. Чувство, что нигде и никогда я не найду такого уголка, в котором смогу укрыться от своего ужаса.
Кем же это стремление сделало Артура? Говори же! Думай! Шевели мозгами! Несмотря на таблетку, боль возобновилась. Я заворочалась на диване, взяла плед, укрылась им, но потом отбросила, думая, что так я стану более уязвимой.
Он хочет сделать меня такой же, как Лена. Артуру не нужны нежности, ему необходима власть, и вчера он понял, что близок к заветной цели. Я поддалась легко, распласталась перед ним, ни о чем не думая, кроме того, что хотела получить удовольствие. И еще, конечно, быть наказанной. Тот призрак с провалом вместо лица, сидящий в моем сознании, знает, как заставить меня подчиняться. Ему нужно, чтобы я продолжала бичевать себя до крови, до безумия.
Я перевернулась на левый бок, сжала кулаками виски. Мне не хотелось плакать. Мне хотелось выть по-волчьи. Мне нужна была боль.
И не хотелось жить.
Вал депрессии снес меня от береговой линии на высокие черные холмы и ударил о влажную почву. Я стала уходить вниз, в непроглядную темень. В ночь, которая давно властвовала над моим внутренним миром.
3
Бомж, который предсказал мне несчастье, явился снова. Он стоял возле кровати, сложив руки на животе, и улыбался корявым мерзким ртом, распространявшим зловоние. В его бороде были крошки от какой-то еды, кончики волос поседели, или были покрыты какой-то желто-серой грязью. Я села на диване и открыла рот для того, чтобы наорать на незваного гостя, но не смогла ни слова произнести. На его сером пальто я заметила бурые пятна. Может быть, кровь.
– Что надо? – спросила я, съежившись на диванных подушках.
Я ощутила свою полную незащищенность. От одного прикосновения к этому бродяге я могу заразиться какой-нибудь неизлечимой болезнь. Бомж смотрел исподлобья и кивал, словно говоря: знаю я тебя, все твои мыслишки поганые, всю твою слабость и сны… Да, я знаю твои сын, я ем их. Я питаюсь только снами.
– Почему? – спросила я. – Зачем тебе надо было привязать именно ко мне?
Слезы побежали у меня по щекам. Из-за них фигура бомжа поплыла. Он стал похож на призрак, кем, собственно, и был.
– Никто не знает, почему все происходит. Ты или видишь, или нет. Собираешь возложить это на меня?
Это был бред, кошмар, продиктованный страхом и головной болью. Меня грызет депрессия.
Бродяга сделал шаг к дивану, и я крикнула:
– Не надо! Стой там!
А сама прижала одеяло к своей груди обеими руками. Наверное, это зловонное чудовище собирается меня изнасиловать.
– Чего не надо? – прошепелявил бродяга.
– Я больше не хочу!
– Ты забыла о том, что собиралась сделать, – сказал он и стал прореживать грязными пальцами свою бороду. Из нее сыпались остатки еды, песок, пыль, вши, тараканы, жуки, мелкие косточки, принадлежавшие, видимо, мышам, мертвые бабочки и сигаретные окурки.
– Что я забыла?
– Откуда мне знать? Я только вижу. Так же, как ты…
Я видела, как выпавшие из его бороды насекомые, расползаются по ковру. Некоторые бабочки оказались живыми, у них были изломанные крылья, поэтому они не могли взлететь и только шевелились среди пыли и песка. Бомж стал смеяться.
– Дай мне руку – и мы пойдем искать. Хочешь?
Я закричала, что нет, не хочу, и чтобы он ко мне не прикасался, никогда даже не держал это в мыслях. В ответ снова хриплый и булькающий смех. Бомж прыгнул на диван и навалился на меня всем телом…
Я проснулась.
Глава двадцать четвертая
1
Записку для Тани я оставила на кухонном столе, придавив ее с краю солонкой. В ней говорилось, что я ушла сама и постараюсь вернуться не поздно, но захватила с собой телефон. О причине ухода не сказала. Боялась, что Таня не поймет. Я и сама с трудом соображала, для чего собираюсь в эту вылазку.
Взяв свою белую трость, я осмотрела себя в зеркало. Обычная девушка в зимней одежде. Капюшон парки надет, из-под него выглядывают черные очки. Они добавляли некую нелепость моему облику. Вкупе с палкой всем будет ясно, что перед ними слепая.
Последняя проверка. Так, сотовый в кармане. Записка с моим адресом там же – на тот случай, если со мной что-то случится. Люди будут знать, кому сообщить.
Подумай хорошенько, прежде чем выходить. Куда идти в таком виде? Твое «видение» может пропасть в любой момент, и ты останешься на улице в темноте. Помощи ждать будет неоткуда. На что ты надеешься, даже если найдешь его? Я постояла и послушала недовольное ворчание внутри своей головы. Мысли, конечно, здравые, и исходят они из неуверенности в том, что я верно поступаю, но я решила послать их куда подальше. В конце концов, бомж прав: я кое о чем забыла. Привыкнув жить под замком и в безопасности, я перестала бороться. Это ложное благополучие, а мой опыт показывает, что все созданное при помощи иллюзий, рано или поздно рушится. Не знаю, как там у других людей, которые считают себя здравомыслящими и самодостаточными, но у меня это так. Я сделала серьезный шаг к разрушению своих миражей, когда пригласила Артура. Теперь надо идти дальше. Пусть я не знаю толком, что делаю в этот момент, мне наплевать.
Вздохнув, я вышла на площадку и стала закрывать внутреннюю дверь. Обернулась через плечо. Никого нет, я одна. Где-то за дверью у соседей кашляет мужчина. Внизу лает пес. Сколько я не выходила из квартиры? Не помню. Все дни слились в одно серое варево, которым я объедаюсь каждый день. Уже сыта по горло.
Замки щелкнули, я сунула ключ в скважину железной двери, навалилась на нее всем телом, закрыла. Эти усилия стоили мне испарины. Сердце тяжело билось, посылая тревожные сигналы во все уголки тела. Только бы у меня опять не было агорафобии. Я не сумею пройти и ста метров, и мне придется вернуться, признав свое поражение. Была еще одна проблема – мое «внутреннее зрение». Это серьезней, чем боязнь открытого пространства. Перспектива очутиться в одиночестве, потеряв ориентацию, в центре оживленного города – неприятная вещь. Она вселяла в меня панику. Дошагав до лифта, я чуть было не бросилась назад.
Нет, я никак не сумею себе помочь, если буду зацикливаться на своем страхе. Страха нет, сказала я себе. Нужно идти вперед и победить. Только кто мой противник?
2
Я натянула вязаные перчатки. Стоя на крыльце подъезда, я дрожала всем телом. Холодный воздух влетал мне в легкие. Ощущение фантастическое. Это совсем не то, что стоять перед распахнутой форточкой. Здесь ты словно окунаешься в бассейн с прохладной водой, и даже если она не просто прохладная, а ледяная и ты скоро замерзнешь – тебе хорошо. Неописуемое чувство свободы дарило мне уверенность в успехе моей вылазки в город.
Пару минут и занималась только тем, что наблюдала за паром, идущим изо рта. Выдыхала и выдыхала. В воздухе был запах автомобильных выхлопов, но он мне не казался противным и удушливым. В этом таилось свое очарование. Проводив взглядом облачко пара, я спустилась с крыльца. Ступеньки были обледенелыми. Мне вспомнился тот выход из метро, где ступени тоже покрывал лед. Что ж, я знаю – круг завершен, минул год – и я вновь окажусь на том месте, где услышала пророчество.
Двор был покрыт толстым слоем снега, выпавшего сегодня под утро. Я не удержалась и, остановившись возле газона, взяла его в руку. Перчатка упала, я даже не заметила. Снег обжег ладонь и стал таять. Капли потекли по тыльной стороне руки. Все как в детстве. Я слепила крохотный снежок и бросила его в сплетение голых ветвей кустарника.
Нужно идти. Время на счету, его все меньше. Тут на меня словно снизошло озарение, мой мозг на мгновенье превратился в антенну, настроившуюся на какую-то радиоволну. Может, это было предчувствие будущего, не знаю. Я поняла со всей очевидностью, что время действительно на исходе. Неизвестно, что произойдет, когда последняя крупица в песочных часах сорвется вниз, но стремительный бег секунд и минут я чувствовал каждой клеточкой тела. Через меня шло время, я знала ритм его движения, и это чувство меня и ужасало и вызывало восторг.
Спеши! Подняв перчатку, я едва не побежала. Зимние сапоги, непривычно тяжелые, мешали идти, но позже я к ним приноровилась. Я наращивала скорость, пока шла вдоль дома к выходу со двора. Женщина с собакой посмотрела на меня с сочувствием. Такой взгляд был похож на плевок. Я ускорилась, чтобы оказаться как можно дальше от нее, хотя и понимала, что эта женщина не последняя.
Возле третьего подъезда я чуть не упала на полоске льда. Пришлось повнимательней отнестись к трости. Дальше я шла, делая вид, что нащупываю дорогу при помощи нее.
Проблемы начались, когда я покинула двор и вышла на широкий тротуар, идущий параллельно проезжей части. Город вновь свалился на меня, чуть не придавив к земле. Меня зашатало, перед глазами все стало расплываться. Серая пленка была уже не такая прозрачная. Все могло закончиться в любой момент. Я ожидала прихода темноты и стояла на обочине, возле снежного вала высотой в полметра. На меня смотрели встречные, оборачивались через плечо, те, кто шел в моем направлении. Я дышала размеренно, стараясь успокоиться. Словно окаменев, сердце потянуло вниз.
Ничего, кроме паники, я не чувствовала минуты три или четыре. Никто ко мне подошел – и это хорошо. Я бы ничего не сумела объяснить. Мне нужно было пережить это самой, и я занялась самовнушением. Несла всякую околесицу, только бы заставить страх отступить. В конце концов, я ощутила, как тиски, сковывающие меня, разжались. Я заставила себя сделать шаг, за ним второй – и так продолжила путь к автобусной остановке, следующему этапу моего плана.
По пути я закурила, но меня все так же трясло.
Через тридцать метров, почти достигнув светофора, я начала думать о моем похитителе. Я точно знала, что он идет за мной. Я шла, едва переставляя негнущиеся ноги. Пот пропитал мое белье, и скоро мокрыми будут кофта и колготки. Я не могу обернуться! Он за моей спиной… Вот и светофор. Люди ждут зеленого сигнала. Я встала рядом с полной женщиной в бежевой дубленке, она не обратила на меня внимания.
Если мой похититель рядом, он не сможет спрятаться здесь. Вот он! Я поворачиваю голову вправо, забыв о том, что мне нужно разыгрывать слепую.
Рядом стоит старик с седой бородой и, сунув руки в карманы, дымит смятой сигаретой без фильтра.
Но я же знала, что мой похититель где-то рядом!.. Старик думал о чем-то своем. Я отвернулась к дороге. Ноги подкашивались. Спасла трость. Я оперлась на нее обеими руками.
Автобусная остановка была на другой стороне. Это нужно перейти, потом свернуть налево, а там до остановочного навеса шагов десять-пятнадцать.
Я не сумею преодолеть это расстояние… Я устала, мне страшно…
Я чуть не разрыдалась возле светофора. Когда загорелся зеленый, отступать было некогда. Подхваченная общим движением, я шагнула на проезжую часть, покрытую коричнево-серым слоем снежного месива. Я шла, не чувствуя ног. Я превратилась в одно сплошное сердцебиение. Никаких звуков, никаких запахов. «Перед глазами» пространство раскачивалось, словно качели. Я ждала, когда это прекратится, но серая дымка была только гуще. Какой-то мужчина предложил свою помощь, и я, не думая, ему отказала. Я сама забралась на снежный гребень, отделяющий проезжую часть от тротуара, и спустилась с другой стороны. Большинство людей не замечали, что я в черных очках и с белой тростью.
Я дошла до остановки, задержалась возле опоры массивного навеса, прислонилась к нему плечом. Из-под одежды у меня шло тепло, я не знала, куда от него деваться. Этот бросок от дома до остановки истощил мой запас сил. Я не знала, как смогу двигаться дальше. Еще так далеко ехать! С другой стороны, в транспорте – это не на улице.