Страница:
Довольно долго они ползли и прокрадывались, а потом, выглянув из-за стволов, увидели полянку, на которой несколько деревьев было срублено, а почва выровнена. Там была целая толпа, и все они были похожи на Эльфов, одеты в зеленое и сидели там большим кругом на чурках, отпиленных от стволов. Посредине горел костер, а к деревьям вокруг были подвешены факелы, но самым прекрасным зрелищем было то, что все они ели и пили и весело смеялись.
Запах жареного мяса был столь чарующим, что, не теряя времени, чтобы посоветоваться между собою, Карлики вскочили и бросились на полянку, думая только попросить чего-нибудь поесть. Но едва лишь первый из них ступил на полянку, как все факелы погасли, словно по волшебству. Кто-то ударил ногою в костер, и он взметнулся фонтаном сверкающих искр и погас. Карлики очутились в полном мраке и не могли найти друг друга, — по крайней мере, долго. Они слепо блуждали во тьме, спотыкались о пни, натыкались на деревья и кричали и перекликались так, что разбудили лес на целые мили вокруг; но наконец им удалось собраться вместе и пересчитаться наощупь. Теперь они уже окончательно забыли, в какой стороне лежит их тропа, и заблудились окончательно — по крайней мере, до рассвета.
Им оставалось только устроиться на ночлег там, где они стояли; они не осмелились даже поискать остатки еды на земле, боясь снова разделиться. Но не успели они пролежать долго, — а Бильбо только успел задремать, — как Дори, которому досталась первая стража, сказал громким шепотом:
— Огни появились снова, вон там, и их стало еще больше!
Они вскочили. Действительно, невдалеке от них виднелись десятки огней и явственно слышались смеющиеся голоса. Они медленно ползли туда гуськом, каждый касаясь рукою предыдущего. Когда они подкрались близко, Торин сказал:— Не будем бросаться вперед все сразу! Пусть никто не двинется, пока я не скажу. Я пошлю сначала только Бильбо Баггинса поговорить с ними. Они не испугаются его, — («А я их?» — подумал Бильбо), — во всяком случае, я надеюсь, что они не сделают ему ничего плохого.
Приблизившись к границам светлого круга, они вдруг вытолкнули туда Бильбо. Не успев даже надеть свое кольцо, он очутился на полном свету костра и факелов. Напрасно. Все огни снова погасли, и стало совершенно темно.
Если им трудно было собраться вместе в первый раз, то теперь это было еще труднее. И они никак не могли отыскать Хоббита. Каждый раз, когда они пересчитывались, их оказывалось только тринадцать. Они кричали и окликали его: — Бильбо Баггинс! Хоббит! Гадкий Хоббит! Эй! Хоббит, пусто бы вам было, где вы? — И все в таком же роде, но ответа не было.
Они уже отчаялись найти его, когда Дори наткнулся на него совершенно случайно и счел бревном, но бревно оказалось Хоббитом: он свернулся клубочком и крепко спал. Им пришлось долго трясти его, чтобы разбудить, а ему вовсе не хотелось просыпаться.
— Мне снились такие чудесные сны, — ворчал он, — и все о том, что я сижу и пирую!
— Ох, батюшки! С ним сталось то же, что и с Бомбуром! — воскликнули они. — Не рассказывайте своих снов! Приснившиеся пиры никому не нужны, в них мы не можем участвовать.
— Это самое лучшее, что было со мной в этом отвратительном лесу, — пробормотал он, улегшись среди Карликов и пытаясь снова уснуть и увидеть свой чудесный сон.
Но не в последний раз они видели огонь в лесу. Позже, уже глубокой ночью, Кили, стоявший на страже, снова разбудил их и сказал:
— Недалеко отсюда вспыхнул словно настоящий фейерверк, — зажглись, как по волшебству, сотни факелов и множество костров. И прислушайтесь, — там пение и музыка!
Некоторое время они лежали и слушали, но потом почувствовали, что непременно должны поспешить туда и попросить о помощи. Они снова встали, и на этот раз результат был катастрофическим. Пиршество, которое они, теперь увидели, было еще веселее и роскошнее прежних; и во главе длинного ряда пирующих сидел Лесной король, увенчанный листьями, каким его описывал Бомбур. Эльфы передавали кубки из рук в руки, даже через костры, некоторые играли на арфах, и многие пели. Их блестящие волосы были перевиты цветами; в ожерельях и на поясах у них сверкали зеленые самоцветы, и их лица и песни были полны радости. Громко, ясно и красиво звучали эти песни, и тут в их круг вступил Торин.
Все голоса умолкли на полуслове. Все огни погасли. Костры взвились черным дымом. Пепел и зола кинулись в глаза Карликам, и лес снова наполнился их криками и воплями.
Бильбо нашел, что бегает все кругом и кругом (как он думал) и зовет: — Дори, Нори, Ори, Оин, Глоин, Фили, Кили, Бомбур, Бифур, Бофур, Двалин, Балин, Торин Дубовый Щит! — а другие, кого он мог увидеть или нащупать, делают то же, изредка вставляя «Бильбо» в перечень. Но голоса остальных все отдалялись и слабели, и хотя через некоторое время ему стало казаться, что они сменились призывами на помощь, но вскоре всякий шум затих и умолк, и он остался один, в полной тишине и полном мраке.
Это была для него одна из самых страшных минут. Но он вскоре опомнился и понял, что нет смысла пытаться сделать что-нибудь, пака не станет хоть немного светлее, и бесполезно тратить силы, когда нет никакой надежды на завтрак для их восстановления. Поэтому он сел, прислонившись спиной к дереву, и — не в последний раз! — предался воспоминаниям о своей далекой уютной норке с ее великолепными кладовыми. Он глубоко задумался о ветчине и яйцах, о хлебе и масле, как вдруг ощутил какое-то прикосновение. На левой руке у него было что-то вроде толстой, липкой бечевки, а когда он попробовал шевельнуться, то ощутил такую же бечевку и на ногах, так что, привстав, тотчас же упал снова.
Тут из-за его спины выскочил огромный паук, усердно опутывавший его, пока он сидел неподвижно. Паук бросился на него. Бильбо видел только его глаза, но ощущал волосатые лапы, когда паук старался обмотать его своей отвратительной паутиной. К счастью, Хоббиту удалось очнуться вовремя: еще немного, и он уже не смог бы шевельнуться. Но все же ему пришлось отчаянно бороться, пока он высвободился. Он колотил и отгонял мерзкую тварь руками, а она пыталась укусить его, чтобы ошеломить ядом, как делают обычные пауки с мухами; но потом он вспомнил о своем мече и выхватил его. Паук отпрянул, и он успел перерезать путы у себя на ногах, а тогда кинулся в атаку. Паук явно не привык встречать добычу, снабженную таким жалом, и поспешил убежать. Бильбо нагнал его и вонзил клинок прямо ему в глаза. Тут паук разъярился и начал прыгать и кидаться, бешено размахивая лапами, пока Бильбо не убил его еще одним ударом; а тогда Хоббит и сам упал и долгое время лежал без сознания.
Когда он пришел в себя, его окружал обычный тусклый свет лесного дня. Паук лежал рядом, мертвый, а лезвие меча покрылось черными пятнами. Сознание, что он убил огромного паука, совсем один, в темноте, без помощи кудесника, или Карликов, или кого бы то ни было, сильно подействовало на Бильбо. Он почувствовал себя совсем другим человеком, гораздо храбрее и сильнее, чем раньше, — даже несмотря на пустой желудок; он вытер меч о траву и снова вложил его в ножны.
— Я дам тебе имя, — сказал он мечу. — Ты будешь называться Жалом.
После этого он отправился на разведку. Лес был мрачным и безмолвным, но он знал, что должен прежде всего разыскать своих друзей, которые едва ли ушли далеко, если только их не захватили в плен Эльфы (или кто-нибудь похуже). Бильбо чувствовал, что кричать опасно; довольно долго он стоял, соображая, в какой стороне может находиться тропа и в каком направлении нужно искать Карликов.
— Ах, почему мы не вспомнили о советах Беорна и Гандальфа? — простонал он. — В какое ужасное положение мы попали! Мы! Хотел бы я, чтобы это были мы: одному быть просто ужасно.
Наконец, ему удалось сообразить, с какой стороны доносились ночью крики о помощи, — и к счастью (ибо он родился весьма удачливым), он сообразил это более или менее правильно. Хоббиты искусны в бесшумности, особенно в лесу, как я уже говорил вам; кроме того, Бильбо предварительно надел свое кольцо. Вот почему пауки не увидели его и не слышали его приближения.
Он продолжал прокрадываться потихоньку, когда заметил впереди пятно черной, густой тени, словно клочок полуночи, не успевший исчезнуть. Подкравшись поближе, он увидел, что оно состоит из множества паутин, одна за другой, одна над другой, и все они перепутаны между собою. А потом он увидел и пауков, огромных и отвратительных; они сидели на деревьях, прямо над ним, и, несмотря на кольцо, он задрожал от страха при мысли, что они могут обнаружить его. Спрятавшись за стволом, он некоторое время следил за ними, а потом, в безмолвии леса, понял, что эти мерзкие создания переговариваются между собою. Голоса у них были тонкие, скрипучие и визгливые, но он разобрал многое из их речи. Они говорили о Карликах!
— Борьба была упорна, но дело стоило того, — говорил один из пауков. — Шкуры у них, конечно, толстые, но я уверен, что внутри они сочные и вкусные.
— Да, они будут вкусными, когда повисят немного, — сказал другой.
— Только не надо им висеть слишком долго, — добавил третий. — Они не такие жирные, как могли быть. Должно быть, в последнее время их кормили неважно.
— Убить их, по-моему!—прошипел четвертый. — Убить сейчас, а потом пусть они висят мертвыми.
— Они, наверное, мертвые уже сейчас, — возразил первый.
— Ну нет. Я видел только что, как один из них брыкался. Должно быть, очнулся от чу-у-удесного сна. Идемте, я покажу вам.
С этими словами один из огромных пауков добежал по нити, пока она не привела его к дюжине свертков, свисавших в ряд с высокой ветви. Бильбо пришел в ужас, увидев, как они болтаются в тени и заметив, что из некоторых этих свертков торчит то чья-нибудь нога, то кончик носа, то часть бороды или капюшона.
Паук подбежал к самому толстому свертку, — «Это наверняка бедный старый Бомбур», — подумал Бильбо — и сильно ущипнул за торчавший оттуда нос. Раздался приглушенный вопль, нога дернулась и крепко стукнула паука прямо в брюхо. Бомбур был еще жив. Послышался звук, словно от удара по плохо надутому мячу, и разгневанный паук свалился с ветви, удержавшись уже в воздухе за свою собственную паутинную нить.
Прочие пауки захихикали. — Ты прав, — сказали они, — добыча еще жива и брыкается.
— Я сейчас положу этому конец! — прошипел гневно паук, взбираясь обратно на ветку.
Бильбо увидел, что для него настал момент действовать. Он не мог броситься на пауков, а стрелять ему было нечем; но, оглядевшись, он увидел что-то вроде русла высохшего потока, где лежало множество камней. Бильбо умел прекрасно бросать камни, и ему нетрудно было найти славный, гладкий голыш, величиной с яйцо, уютно улегшийся у него на ладони. Мальчиком он часто упражнялся в бросании камней, так что кролики и белки, и даже птицы мгновенно удирали с его пути, только увидев, что он нагибается; и даже став взрослым, он уделял много времени всяким играм, вроде игры в мяч или в кегли, где нужно хорошо целиться и метко бросать; и вообще он умел делать многое, — не только пускать дым колечками, стряпать и отгадывать загадки, — о чем я просто не успел рассказать вам. Но сейчас с этим некогда. Пока он выбирал камень, паук подполз к Бомбуру и уже готов был ужалить его насмерть. Как раз в эту минуту Бильбо швырнул свой снаряд. Камень стукнул паука прямо по голове, и мерзкая тварь безжизненно шлепнулась наземь, поджав все лапы.
Следующий камень прожужжал сквозь паутину, разорвав ее нити и сбив пауков, сидевших в ее центре. Тогда среди пауков началось смятение, и они забыли о Карликах. Они не видели Бильбо, но поняли, откуда летят камни; а тогда быстрее молнии они кинулись к Хоббиту, кидая длинные нити паутины во все стороны, так что весь воздух наполнился развевающимися силками.
Бильбо, однако, уже скользнул в другое место. Ему пришло в голову увести взбешенных пауков подальше от Карликов, вызвать в них любопытство и вместе гнев и тревогу. Когда штук пятьдесят их кинулось туда, где он стоял раньше, он швырял камнями и в них, и в тех, что задержались позади; а потом, прыгая среди деревьев, он запел обидную песню (в которой называл их «пучеглазиками» и «бестолковыми»), чтобы рассердить их и увлечь всех в погоню за собой, а также — чтобы дать Карликам знать о себе.
Песню он сочинил на месте и наспех, и вы наверное назвали бы ее неудачной, но она сделала свое дело, — особенно когда он швырнул еще несколько камней и затопал ногами. Почти все пауки, сколько их здесь было, кинулись за ним в погоню; одни спрыгивали на землю, другие бежали по ветвям, перескакивали с дерева на дерево или кидали все новые липкие нити в густую тень. Они отозвались на его шум гораздо быстрее, чем он рассчитывал. Они просто взбеленились от гнева. Не говоря уж о камнях, — ни один паук не любит, чтобы его называли «пучеглазиком», а кличка «пустоголовый» будет, конечно, обидной для кого угодно.
Бильбо снова переменил место, но теперь несколько пауков разбежалось во все стороны по той рощице, где они жили; и они торопливо затягивали паутиной все просветы между деревьями. Очень скоро дерзкий Хоббит будет пойман в густые сети, которыми они его окружили, — так, по крайней мере, думали пауки. Но Бильбо в ответ угостил их новой насмешливой песенкой и, оглядевшись, увидел, что последний просвет между деревьями уже затянут паутиной. К счастью, это была еще не настоящая сеть, а лишь несколько очень толстых нитей, спешно переброшенных со ствола на ствол. Он выхватил меч, изрубил их в клочья и вышел, продолжая.
Пауки увидели меч (хотя вряд ли поняли, что это такое), и тотчас же вся их толпа кинулась вслед за Хоббитом по земле и по веткам, размахивая волосатыми лапами, щелкая челюстями, выпучив глаза, истекая пеной от ярости. Они гнались за ним по лесу так далеко, как лишь осмелился завести их Хоббит. А потом — бесшумно, как мышонок, — он прокрался обратно.
Он знал, что времени у него очень мало, что пауки очень скоро вернутся к дереву, где повесили Карликов. За это время он должен спасти их. Труднее всего было добраться до той ветки, где они висели. Вероятно, это ему не удалось бы, если бы кто-то из пауков не оставил длинной свисающей нити; хотя она больно липла к рукам, он взобрался по ней наверх — и наткнулся на старого, толстого, ленивого паука, который остался сторожить пленников и сейчас усердно щипал их, чтобы определить, кто из них посочнее. Паук намеревался попировать в одиночку, пока остальные ушли; но Бильбо спешил, и паук мертвым свалился с дерева, даже не успев понять, что случилось.
Теперь нужно было освободить кого-нибудь из Карликов. Как тут поступить? Если перерезать нить, на которой он висит, то бедняга брякнется с довольно большой высоты на землю. Ползком, вдоль всей ветки (отчего бедные Карлики начали плясать и болтаться в воздухе), он добрался до крайнего из свертков.
«Фили либо Кили», — подумал он, увидев кончик длинного носа, выглядывающий между витками нити. Ему удалось, сильно перегнувшись, перерезать большую часть толстых, липких нитей, которыми Карлик был обмотан, а тогда Фили смог почти целиком вырваться из них. Боюсь, что Бильбо смеялся, глядя, как он дергает затекшими руками и ногами, вися на продетой у него под мышками нити, — совсем как дергунчик, болтающийся на веревочке.
Так или иначе, Фили выбрался на ветку, а тогда приложил все усилия, чтобы помочь Хоббиту, хотя ему было еще очень плохо после ядовитого укуса и после почти целых суток в тесном коконе, откуда торчал только его нос. Он долго не мог очистить глаза и брови от налипшей паутины; а что до бороды, то ему пришлось отрезать большую часть ее. Итак, вдвоем они начали втаскивать наверх одного Карлика за другим и освобождать их от пут. Никто из них не был в лучшем состоянии, чем Фили, а некоторые даже в худшем. Одни едва могли дышать (как видите, длинные носы иногда бывают полезными), а другие были укушены сильнее.
Таким образом они освободили Кили, Бифура, Бофура, Дори и Нори. Бедный старый Бомбур был так измучен, — он был самым толстым, и его все время щипали и дергали, — что скатился с вежи, шлепнулся наземь (к счастью, в кучу листьев) и не вставал больше. Но на конце ветки еще висело пятеро Карликов, когда пауки начали возвращаться, еще более разъяренные, чем раньше.
Бильбо тотчас же кинулся по ветке к стволу и начал отражать тех, что всползли на дерево. Он снял кольцо, когда спасал Фили, и забыл надеть его потом, так что пауки начали шипеть и плеваться.
— Теперь мы тебя видим, гадкая тварь! Мы съедим тебя и вывесим твою шкуру и кости на дереве. Ух! У него есть жало, да? Ну, все равно мы его поймаем, а потом на денек или два повесим вниз головой!
Тем временем Карлики поднимали остальных пленников и перерезали их путы своими ножами. Вскоре все они будут свободны, хотя неизвестно, что может случиться дальше. Прошлой ночью пауки захватили их без труда, но это было врасплох и в темноте. На этот раз похоже было, что предстоит жестокая битва.
Вдруг Бильбо заметил, что несколько пауков собралось вокруг Бомбура на земле, что они снова спутали его и уже утаскивают прочь. Он вскрикнул и ринулся на врагов. Они разбежались, и он упал с дерева прямо посреди тех, что были внизу. Его меч был для них совершенно незнакомым оружием. Как он мелькал туда и сюда! Как сверкал от радости, поражая врагов! Он убил с полдюжины их, а тогда остальные убежали, оставив Бомбура в покое.
— Вниз! Вниз! — закричал Бильбо Карликам на дереве. — Не медлите там, иначе вас поймают! — Ибо он увидел, что пауки уже собрались во множестве на соседних деревьях и подползают по ветвям так, чтобы очутиться у них над головами.
Карлики скатились или спрыгнули с дерева сплошной грудой, — многие сильно дрожали и едва держались на ногах. Наконец, все они были вместе, — все, включая беднягу Бомбура, которого поддерживали с обеих сторон Бифур и Бофур; а Бильбо прыгал вокруг них, размахивая Жалом, а сотни разъяренных пауков окружали их со всех сторон и сверху. Дело казалось почти безнадежным.
И вот началась битва! У некоторых Карликов были ножи, у других дубинки, и все они могли набрать камней, а у Бильбо был его Эльфов клинок. Снова и снова пауки были отброшены, и многие убиты. Но это не могло продолжаться долго. Бильбо уже очень устал; из Карликов только четверо держались крепко, да и тех пауки скоро осилят, как усталых мух. Пауки уже снова начали сплетать вокруг них свои сети, от дерева к дереву.
В конце концов Бильбо не мог придумать ничего другого, как лишь посвятить их в тайну кольца. Ему очень не хотелось этого, но другого выхода не было.
— Я сейчас исчезну, — сказал он им. — Я уведу пауков отсюда, если смогу; а вы держитесь все вместе и уходите в другую сторону. Налево отсюда, — это примерно к тому месту, где мы впервые увидели костры Эльфов.
Ему трудно было заставить их понять, так как головы у них кружились, и им сильно мешали крики, стук и швырянье камней; но в конце концов Бильбо увидел, что медлить больше нельзя: круг пауков смыкался все теснее. Он надел кольцо и — к величайшему изумлению Карликов — вдруг исчез.
Вскоре из-за деревьев справа донеслась песенка о «пучеглазиках», «ветрогонах». Это паукам очень не понравилось. Они приостановились, и некоторые бросились в сторону голоса. «Ветрогоны» рассердили их до потери рассудка. Тогда Балин, лучше всех прочих понявший замыслы Бильбо, первым кинулся в атаку. Карлики сбились тесной кучкой и, осыпая противника градом камней, оттеснили пауков влево и вырвались из окружения. Возгласы и пение в другой стороне прекратились.
Надеясь от всей души, что Бильбо не захвачен, Карлики продолжали отходить. Но не очень быстро. Они чувствовали себя больными и усталыми и едва могли тащиться на дрожащих ногах, хотя многие из пауков не отставали от них. То и дело им приходилось останавливаться и отгонять наседающих мерзких тварей; и уже пауки стали забираться на деревья и сбрасывать на них длинные клейкие нити.
Дело оборачивалось плохо, как друг Бильбо неожиданно появился снова в напал на изумленных пауков с фланга.
— Бегите! Бегите! — крикнул он. — Я задержу их!
Так он и сделал. Он кидался взад и вперед, разрубал липкие нити, полосовал пауков по лапам и пронзал их жирные тела, если они подбегали слишком близко. Пауки кипели от ярости, плевались, истекали пеной и шипели ужасные ругательства; но Жало испугало их насмерть, и они не осмеливались приближаться к нему. Поэтому, сколько они ни бесились, добыча медленно, но верно уходила от них. Это длилось целые часы. И вот, в конце концов, когда Бильбо почувствовал, что не в силах больше нанести ни одного удара, пауки вдруг сложили оружие и не преследовали их больше, но вернулись, обескураженные, в свое логовище.
Тут Карлики увидели, что достигли границ того круга, в котором горели костры Эльфов. Был ли это один из тех кругов, что они видели прошлой ночью — неизвестно; но в таких местах, очевидно, действовали какие-то добрые чары, не допускавшие сюда пауков. И даже свет здесь был зеленее, а ветви деревьев — не такие черные и страшные. У беглецов была возможность отдохнуть и опомниться.
Некоторое время они лежали, пыхтя и задыхаясь, но очень скоро начали задавать вопросы. Пришлось подробно объяснить им все дело с исчезновением, и повесть о находке кольца заинтересовала их настолько, что они забыли о своих собственных злоключениях. Балин особенно настаивал на том, чтобы Хоббит рассказал все с самого начала, — о Голлуме, о загадках, о кольце. Но день постепенно угасал, и тогда перед ними встали новые вопросы. Где они сейчас, и где их тропа, и где можно найти что-нибудь съестное, и что им делать теперь? Они спрашивали об этом снова и снова, и похоже было, что ожидают ответа только от Бильбо. Отсюда вы видите, что их мнение о Бильбо Баггинсе сильно изменилось и что они начали очень уважать его, — как, впрочем, Гандальф и предсказывал им. Действительно, они ожидали, что он вот-вот придумает какой-нибудь замысловатый план спасения, и потому не ворчали. Они превосходно понимали, что были бы уже мертвыми, если бы не Хоббит, и благодарили его множество раз. Некоторые даже встали и поклонились ему до земли, хотя снова упали от такого усилия и никак не могли подняться. Если они и узнали правду об исчезновении, то это ничуть не уменьшило их уважения к Бильбо: они увидели, что у него есть сообразительность, и удача, и волшебное кольцо, — а это все очень полезные вещи. И они восхваляли Хоббита так, что он впрямь почувствовал себя кем-то вроде смелого искателя приключений; правда, он чувствовал также, что был бы гораздо смелее, если бы у них было хоть что-нибудь из съестного.
Но съестного ничего не было, — ни крошки; и никто из них не был в состоянии пойти на поиски, никто не мог пойти искать тропу. Потерянная тропа! Ни о чем другом Бильбо не мог думать сейчас. Он сидел, тупо глядя перед собою, и молчал; и вскоре они тоже умолкли. Все — кроме Балина. Долго спустя, когда все они замолчали и закрыли глаза, он продолжал бормотать про себя и хихикать:
— Голлум! Вот так-так! Значит, вот как он пробрался мимо меня, да? Ну, теперь я знаю! Так вы прокрались потихоньку, Бильбо Баггинс! И пуговицы по всему порогу!.. Славный старина Бильбо — Бильбо — Бильбо — бо-бо-бо… И тут он уснул, и все надолго утихло в лесу.
Но вдруг Двалин открыл глаза и огляделся.
— А где Торин? — спросил он.
Это был страшный удар. Действительно, их было только тринадцать: двенадцать Карликов и Хоббит. Где же Торин? Они подумали о том, какая страшная судьба могла ему выпасть, — колдовство или черные чудовища, — и задрожали при мысли о том, что затеряны в лесу и без него. Потом, один за другим, они погрузились в тяжелый сон со страшными видениями. Вечер перешел в темную ночь, и тут мы можем на время оставить их, — слишком больных, и обессиленных, чтобы выставить стражу.
Торин был захвачен гораздо раньше, чем они. Вы помните, как крепко уснул Бильбо, вступив в круг света? Следом за ним туда же вступил и Торин; и когда огни погасли, он упал, сраженный чарами, и уснул, как камень. Он не слышал ни шума, поднятого Карликами в темноте, ни их криков, когда пауки поймали и спутали их, ни звуков битвы на следующий день. Потом к нему подошли лесные Эльфы; они связали его и унесли на себе.
Участниками пиршества действительно были лесные Эльфы. Это не злое племя. Если у них и есть недостаток, то это — недоверие ко всем чужим. Хотя они и могучие волшебники, но даже в те дни они уже были осторожными. Они отличались от Высших Эльфов с Запада тем, что более опасны и менее мудры; ибо в своем большинстве (включая их родичей, рассеянных по холмам и горам) они происходят от древних племен, никогда не бывавших на далекой Родине Эльфов, на Западе. Там Эльфы воздуха и Эльфы глубин (или Гномы) и морские Эльфы жили много веков и стали прекраснее и мудрее, и придумали много волшебства, и сделались искусными в создании прекрасного и чудесного, прежде чем вернуться в Наш мир. В Нашем мире лесные Эльфы жили в сумерках до рождения Солнца и Луны: а позже они удалились в леса, выросшие под лучами Солнца. Больше всего они любили лесные опушки, откуда могли иногда убегать, чтобы охотиться или странствовать по открытым местам при свете Луны и звезд; а с тех пор, как появились люди, они еще больше полюбили скрытность и сумрак. Но все же они были и остались Эльфами, а это Добрый Народ.
Запах жареного мяса был столь чарующим, что, не теряя времени, чтобы посоветоваться между собою, Карлики вскочили и бросились на полянку, думая только попросить чего-нибудь поесть. Но едва лишь первый из них ступил на полянку, как все факелы погасли, словно по волшебству. Кто-то ударил ногою в костер, и он взметнулся фонтаном сверкающих искр и погас. Карлики очутились в полном мраке и не могли найти друг друга, — по крайней мере, долго. Они слепо блуждали во тьме, спотыкались о пни, натыкались на деревья и кричали и перекликались так, что разбудили лес на целые мили вокруг; но наконец им удалось собраться вместе и пересчитаться наощупь. Теперь они уже окончательно забыли, в какой стороне лежит их тропа, и заблудились окончательно — по крайней мере, до рассвета.
Им оставалось только устроиться на ночлег там, где они стояли; они не осмелились даже поискать остатки еды на земле, боясь снова разделиться. Но не успели они пролежать долго, — а Бильбо только успел задремать, — как Дори, которому досталась первая стража, сказал громким шепотом:
— Огни появились снова, вон там, и их стало еще больше!
Они вскочили. Действительно, невдалеке от них виднелись десятки огней и явственно слышались смеющиеся голоса. Они медленно ползли туда гуськом, каждый касаясь рукою предыдущего. Когда они подкрались близко, Торин сказал:— Не будем бросаться вперед все сразу! Пусть никто не двинется, пока я не скажу. Я пошлю сначала только Бильбо Баггинса поговорить с ними. Они не испугаются его, — («А я их?» — подумал Бильбо), — во всяком случае, я надеюсь, что они не сделают ему ничего плохого.
Приблизившись к границам светлого круга, они вдруг вытолкнули туда Бильбо. Не успев даже надеть свое кольцо, он очутился на полном свету костра и факелов. Напрасно. Все огни снова погасли, и стало совершенно темно.
Если им трудно было собраться вместе в первый раз, то теперь это было еще труднее. И они никак не могли отыскать Хоббита. Каждый раз, когда они пересчитывались, их оказывалось только тринадцать. Они кричали и окликали его: — Бильбо Баггинс! Хоббит! Гадкий Хоббит! Эй! Хоббит, пусто бы вам было, где вы? — И все в таком же роде, но ответа не было.
Они уже отчаялись найти его, когда Дори наткнулся на него совершенно случайно и счел бревном, но бревно оказалось Хоббитом: он свернулся клубочком и крепко спал. Им пришлось долго трясти его, чтобы разбудить, а ему вовсе не хотелось просыпаться.
— Мне снились такие чудесные сны, — ворчал он, — и все о том, что я сижу и пирую!
— Ох, батюшки! С ним сталось то же, что и с Бомбуром! — воскликнули они. — Не рассказывайте своих снов! Приснившиеся пиры никому не нужны, в них мы не можем участвовать.
— Это самое лучшее, что было со мной в этом отвратительном лесу, — пробормотал он, улегшись среди Карликов и пытаясь снова уснуть и увидеть свой чудесный сон.
Но не в последний раз они видели огонь в лесу. Позже, уже глубокой ночью, Кили, стоявший на страже, снова разбудил их и сказал:
— Недалеко отсюда вспыхнул словно настоящий фейерверк, — зажглись, как по волшебству, сотни факелов и множество костров. И прислушайтесь, — там пение и музыка!
Некоторое время они лежали и слушали, но потом почувствовали, что непременно должны поспешить туда и попросить о помощи. Они снова встали, и на этот раз результат был катастрофическим. Пиршество, которое они, теперь увидели, было еще веселее и роскошнее прежних; и во главе длинного ряда пирующих сидел Лесной король, увенчанный листьями, каким его описывал Бомбур. Эльфы передавали кубки из рук в руки, даже через костры, некоторые играли на арфах, и многие пели. Их блестящие волосы были перевиты цветами; в ожерельях и на поясах у них сверкали зеленые самоцветы, и их лица и песни были полны радости. Громко, ясно и красиво звучали эти песни, и тут в их круг вступил Торин.
Все голоса умолкли на полуслове. Все огни погасли. Костры взвились черным дымом. Пепел и зола кинулись в глаза Карликам, и лес снова наполнился их криками и воплями.
Бильбо нашел, что бегает все кругом и кругом (как он думал) и зовет: — Дори, Нори, Ори, Оин, Глоин, Фили, Кили, Бомбур, Бифур, Бофур, Двалин, Балин, Торин Дубовый Щит! — а другие, кого он мог увидеть или нащупать, делают то же, изредка вставляя «Бильбо» в перечень. Но голоса остальных все отдалялись и слабели, и хотя через некоторое время ему стало казаться, что они сменились призывами на помощь, но вскоре всякий шум затих и умолк, и он остался один, в полной тишине и полном мраке.
Это была для него одна из самых страшных минут. Но он вскоре опомнился и понял, что нет смысла пытаться сделать что-нибудь, пака не станет хоть немного светлее, и бесполезно тратить силы, когда нет никакой надежды на завтрак для их восстановления. Поэтому он сел, прислонившись спиной к дереву, и — не в последний раз! — предался воспоминаниям о своей далекой уютной норке с ее великолепными кладовыми. Он глубоко задумался о ветчине и яйцах, о хлебе и масле, как вдруг ощутил какое-то прикосновение. На левой руке у него было что-то вроде толстой, липкой бечевки, а когда он попробовал шевельнуться, то ощутил такую же бечевку и на ногах, так что, привстав, тотчас же упал снова.
Тут из-за его спины выскочил огромный паук, усердно опутывавший его, пока он сидел неподвижно. Паук бросился на него. Бильбо видел только его глаза, но ощущал волосатые лапы, когда паук старался обмотать его своей отвратительной паутиной. К счастью, Хоббиту удалось очнуться вовремя: еще немного, и он уже не смог бы шевельнуться. Но все же ему пришлось отчаянно бороться, пока он высвободился. Он колотил и отгонял мерзкую тварь руками, а она пыталась укусить его, чтобы ошеломить ядом, как делают обычные пауки с мухами; но потом он вспомнил о своем мече и выхватил его. Паук отпрянул, и он успел перерезать путы у себя на ногах, а тогда кинулся в атаку. Паук явно не привык встречать добычу, снабженную таким жалом, и поспешил убежать. Бильбо нагнал его и вонзил клинок прямо ему в глаза. Тут паук разъярился и начал прыгать и кидаться, бешено размахивая лапами, пока Бильбо не убил его еще одним ударом; а тогда Хоббит и сам упал и долгое время лежал без сознания.
Когда он пришел в себя, его окружал обычный тусклый свет лесного дня. Паук лежал рядом, мертвый, а лезвие меча покрылось черными пятнами. Сознание, что он убил огромного паука, совсем один, в темноте, без помощи кудесника, или Карликов, или кого бы то ни было, сильно подействовало на Бильбо. Он почувствовал себя совсем другим человеком, гораздо храбрее и сильнее, чем раньше, — даже несмотря на пустой желудок; он вытер меч о траву и снова вложил его в ножны.
— Я дам тебе имя, — сказал он мечу. — Ты будешь называться Жалом.
После этого он отправился на разведку. Лес был мрачным и безмолвным, но он знал, что должен прежде всего разыскать своих друзей, которые едва ли ушли далеко, если только их не захватили в плен Эльфы (или кто-нибудь похуже). Бильбо чувствовал, что кричать опасно; довольно долго он стоял, соображая, в какой стороне может находиться тропа и в каком направлении нужно искать Карликов.
— Ах, почему мы не вспомнили о советах Беорна и Гандальфа? — простонал он. — В какое ужасное положение мы попали! Мы! Хотел бы я, чтобы это были мы: одному быть просто ужасно.
Наконец, ему удалось сообразить, с какой стороны доносились ночью крики о помощи, — и к счастью (ибо он родился весьма удачливым), он сообразил это более или менее правильно. Хоббиты искусны в бесшумности, особенно в лесу, как я уже говорил вам; кроме того, Бильбо предварительно надел свое кольцо. Вот почему пауки не увидели его и не слышали его приближения.
Он продолжал прокрадываться потихоньку, когда заметил впереди пятно черной, густой тени, словно клочок полуночи, не успевший исчезнуть. Подкравшись поближе, он увидел, что оно состоит из множества паутин, одна за другой, одна над другой, и все они перепутаны между собою. А потом он увидел и пауков, огромных и отвратительных; они сидели на деревьях, прямо над ним, и, несмотря на кольцо, он задрожал от страха при мысли, что они могут обнаружить его. Спрятавшись за стволом, он некоторое время следил за ними, а потом, в безмолвии леса, понял, что эти мерзкие создания переговариваются между собою. Голоса у них были тонкие, скрипучие и визгливые, но он разобрал многое из их речи. Они говорили о Карликах!
— Борьба была упорна, но дело стоило того, — говорил один из пауков. — Шкуры у них, конечно, толстые, но я уверен, что внутри они сочные и вкусные.
— Да, они будут вкусными, когда повисят немного, — сказал другой.
— Только не надо им висеть слишком долго, — добавил третий. — Они не такие жирные, как могли быть. Должно быть, в последнее время их кормили неважно.
— Убить их, по-моему!—прошипел четвертый. — Убить сейчас, а потом пусть они висят мертвыми.
— Они, наверное, мертвые уже сейчас, — возразил первый.
— Ну нет. Я видел только что, как один из них брыкался. Должно быть, очнулся от чу-у-удесного сна. Идемте, я покажу вам.
С этими словами один из огромных пауков добежал по нити, пока она не привела его к дюжине свертков, свисавших в ряд с высокой ветви. Бильбо пришел в ужас, увидев, как они болтаются в тени и заметив, что из некоторых этих свертков торчит то чья-нибудь нога, то кончик носа, то часть бороды или капюшона.
Паук подбежал к самому толстому свертку, — «Это наверняка бедный старый Бомбур», — подумал Бильбо — и сильно ущипнул за торчавший оттуда нос. Раздался приглушенный вопль, нога дернулась и крепко стукнула паука прямо в брюхо. Бомбур был еще жив. Послышался звук, словно от удара по плохо надутому мячу, и разгневанный паук свалился с ветви, удержавшись уже в воздухе за свою собственную паутинную нить.
Прочие пауки захихикали. — Ты прав, — сказали они, — добыча еще жива и брыкается.
— Я сейчас положу этому конец! — прошипел гневно паук, взбираясь обратно на ветку.
Бильбо увидел, что для него настал момент действовать. Он не мог броситься на пауков, а стрелять ему было нечем; но, оглядевшись, он увидел что-то вроде русла высохшего потока, где лежало множество камней. Бильбо умел прекрасно бросать камни, и ему нетрудно было найти славный, гладкий голыш, величиной с яйцо, уютно улегшийся у него на ладони. Мальчиком он часто упражнялся в бросании камней, так что кролики и белки, и даже птицы мгновенно удирали с его пути, только увидев, что он нагибается; и даже став взрослым, он уделял много времени всяким играм, вроде игры в мяч или в кегли, где нужно хорошо целиться и метко бросать; и вообще он умел делать многое, — не только пускать дым колечками, стряпать и отгадывать загадки, — о чем я просто не успел рассказать вам. Но сейчас с этим некогда. Пока он выбирал камень, паук подполз к Бомбуру и уже готов был ужалить его насмерть. Как раз в эту минуту Бильбо швырнул свой снаряд. Камень стукнул паука прямо по голове, и мерзкая тварь безжизненно шлепнулась наземь, поджав все лапы.
Следующий камень прожужжал сквозь паутину, разорвав ее нити и сбив пауков, сидевших в ее центре. Тогда среди пауков началось смятение, и они забыли о Карликах. Они не видели Бильбо, но поняли, откуда летят камни; а тогда быстрее молнии они кинулись к Хоббиту, кидая длинные нити паутины во все стороны, так что весь воздух наполнился развевающимися силками.
Бильбо, однако, уже скользнул в другое место. Ему пришло в голову увести взбешенных пауков подальше от Карликов, вызвать в них любопытство и вместе гнев и тревогу. Когда штук пятьдесят их кинулось туда, где он стоял раньше, он швырял камнями и в них, и в тех, что задержались позади; а потом, прыгая среди деревьев, он запел обидную песню (в которой называл их «пучеглазиками» и «бестолковыми»), чтобы рассердить их и увлечь всех в погоню за собой, а также — чтобы дать Карликам знать о себе.
Песню он сочинил на месте и наспех, и вы наверное назвали бы ее неудачной, но она сделала свое дело, — особенно когда он швырнул еще несколько камней и затопал ногами. Почти все пауки, сколько их здесь было, кинулись за ним в погоню; одни спрыгивали на землю, другие бежали по ветвям, перескакивали с дерева на дерево или кидали все новые липкие нити в густую тень. Они отозвались на его шум гораздо быстрее, чем он рассчитывал. Они просто взбеленились от гнева. Не говоря уж о камнях, — ни один паук не любит, чтобы его называли «пучеглазиком», а кличка «пустоголовый» будет, конечно, обидной для кого угодно.
Бильбо снова переменил место, но теперь несколько пауков разбежалось во все стороны по той рощице, где они жили; и они торопливо затягивали паутиной все просветы между деревьями. Очень скоро дерзкий Хоббит будет пойман в густые сети, которыми они его окружили, — так, по крайней мере, думали пауки. Но Бильбо в ответ угостил их новой насмешливой песенкой и, оглядевшись, увидел, что последний просвет между деревьями уже затянут паутиной. К счастью, это была еще не настоящая сеть, а лишь несколько очень толстых нитей, спешно переброшенных со ствола на ствол. Он выхватил меч, изрубил их в клочья и вышел, продолжая.
Пауки увидели меч (хотя вряд ли поняли, что это такое), и тотчас же вся их толпа кинулась вслед за Хоббитом по земле и по веткам, размахивая волосатыми лапами, щелкая челюстями, выпучив глаза, истекая пеной от ярости. Они гнались за ним по лесу так далеко, как лишь осмелился завести их Хоббит. А потом — бесшумно, как мышонок, — он прокрался обратно.
Он знал, что времени у него очень мало, что пауки очень скоро вернутся к дереву, где повесили Карликов. За это время он должен спасти их. Труднее всего было добраться до той ветки, где они висели. Вероятно, это ему не удалось бы, если бы кто-то из пауков не оставил длинной свисающей нити; хотя она больно липла к рукам, он взобрался по ней наверх — и наткнулся на старого, толстого, ленивого паука, который остался сторожить пленников и сейчас усердно щипал их, чтобы определить, кто из них посочнее. Паук намеревался попировать в одиночку, пока остальные ушли; но Бильбо спешил, и паук мертвым свалился с дерева, даже не успев понять, что случилось.
Теперь нужно было освободить кого-нибудь из Карликов. Как тут поступить? Если перерезать нить, на которой он висит, то бедняга брякнется с довольно большой высоты на землю. Ползком, вдоль всей ветки (отчего бедные Карлики начали плясать и болтаться в воздухе), он добрался до крайнего из свертков.
«Фили либо Кили», — подумал он, увидев кончик длинного носа, выглядывающий между витками нити. Ему удалось, сильно перегнувшись, перерезать большую часть толстых, липких нитей, которыми Карлик был обмотан, а тогда Фили смог почти целиком вырваться из них. Боюсь, что Бильбо смеялся, глядя, как он дергает затекшими руками и ногами, вися на продетой у него под мышками нити, — совсем как дергунчик, болтающийся на веревочке.
Так или иначе, Фили выбрался на ветку, а тогда приложил все усилия, чтобы помочь Хоббиту, хотя ему было еще очень плохо после ядовитого укуса и после почти целых суток в тесном коконе, откуда торчал только его нос. Он долго не мог очистить глаза и брови от налипшей паутины; а что до бороды, то ему пришлось отрезать большую часть ее. Итак, вдвоем они начали втаскивать наверх одного Карлика за другим и освобождать их от пут. Никто из них не был в лучшем состоянии, чем Фили, а некоторые даже в худшем. Одни едва могли дышать (как видите, длинные носы иногда бывают полезными), а другие были укушены сильнее.
Таким образом они освободили Кили, Бифура, Бофура, Дори и Нори. Бедный старый Бомбур был так измучен, — он был самым толстым, и его все время щипали и дергали, — что скатился с вежи, шлепнулся наземь (к счастью, в кучу листьев) и не вставал больше. Но на конце ветки еще висело пятеро Карликов, когда пауки начали возвращаться, еще более разъяренные, чем раньше.
Бильбо тотчас же кинулся по ветке к стволу и начал отражать тех, что всползли на дерево. Он снял кольцо, когда спасал Фили, и забыл надеть его потом, так что пауки начали шипеть и плеваться.
— Теперь мы тебя видим, гадкая тварь! Мы съедим тебя и вывесим твою шкуру и кости на дереве. Ух! У него есть жало, да? Ну, все равно мы его поймаем, а потом на денек или два повесим вниз головой!
Тем временем Карлики поднимали остальных пленников и перерезали их путы своими ножами. Вскоре все они будут свободны, хотя неизвестно, что может случиться дальше. Прошлой ночью пауки захватили их без труда, но это было врасплох и в темноте. На этот раз похоже было, что предстоит жестокая битва.
Вдруг Бильбо заметил, что несколько пауков собралось вокруг Бомбура на земле, что они снова спутали его и уже утаскивают прочь. Он вскрикнул и ринулся на врагов. Они разбежались, и он упал с дерева прямо посреди тех, что были внизу. Его меч был для них совершенно незнакомым оружием. Как он мелькал туда и сюда! Как сверкал от радости, поражая врагов! Он убил с полдюжины их, а тогда остальные убежали, оставив Бомбура в покое.
— Вниз! Вниз! — закричал Бильбо Карликам на дереве. — Не медлите там, иначе вас поймают! — Ибо он увидел, что пауки уже собрались во множестве на соседних деревьях и подползают по ветвям так, чтобы очутиться у них над головами.
Карлики скатились или спрыгнули с дерева сплошной грудой, — многие сильно дрожали и едва держались на ногах. Наконец, все они были вместе, — все, включая беднягу Бомбура, которого поддерживали с обеих сторон Бифур и Бофур; а Бильбо прыгал вокруг них, размахивая Жалом, а сотни разъяренных пауков окружали их со всех сторон и сверху. Дело казалось почти безнадежным.
И вот началась битва! У некоторых Карликов были ножи, у других дубинки, и все они могли набрать камней, а у Бильбо был его Эльфов клинок. Снова и снова пауки были отброшены, и многие убиты. Но это не могло продолжаться долго. Бильбо уже очень устал; из Карликов только четверо держались крепко, да и тех пауки скоро осилят, как усталых мух. Пауки уже снова начали сплетать вокруг них свои сети, от дерева к дереву.
В конце концов Бильбо не мог придумать ничего другого, как лишь посвятить их в тайну кольца. Ему очень не хотелось этого, но другого выхода не было.
— Я сейчас исчезну, — сказал он им. — Я уведу пауков отсюда, если смогу; а вы держитесь все вместе и уходите в другую сторону. Налево отсюда, — это примерно к тому месту, где мы впервые увидели костры Эльфов.
Ему трудно было заставить их понять, так как головы у них кружились, и им сильно мешали крики, стук и швырянье камней; но в конце концов Бильбо увидел, что медлить больше нельзя: круг пауков смыкался все теснее. Он надел кольцо и — к величайшему изумлению Карликов — вдруг исчез.
Вскоре из-за деревьев справа донеслась песенка о «пучеглазиках», «ветрогонах». Это паукам очень не понравилось. Они приостановились, и некоторые бросились в сторону голоса. «Ветрогоны» рассердили их до потери рассудка. Тогда Балин, лучше всех прочих понявший замыслы Бильбо, первым кинулся в атаку. Карлики сбились тесной кучкой и, осыпая противника градом камней, оттеснили пауков влево и вырвались из окружения. Возгласы и пение в другой стороне прекратились.
Надеясь от всей души, что Бильбо не захвачен, Карлики продолжали отходить. Но не очень быстро. Они чувствовали себя больными и усталыми и едва могли тащиться на дрожащих ногах, хотя многие из пауков не отставали от них. То и дело им приходилось останавливаться и отгонять наседающих мерзких тварей; и уже пауки стали забираться на деревья и сбрасывать на них длинные клейкие нити.
Дело оборачивалось плохо, как друг Бильбо неожиданно появился снова в напал на изумленных пауков с фланга.
— Бегите! Бегите! — крикнул он. — Я задержу их!
Так он и сделал. Он кидался взад и вперед, разрубал липкие нити, полосовал пауков по лапам и пронзал их жирные тела, если они подбегали слишком близко. Пауки кипели от ярости, плевались, истекали пеной и шипели ужасные ругательства; но Жало испугало их насмерть, и они не осмеливались приближаться к нему. Поэтому, сколько они ни бесились, добыча медленно, но верно уходила от них. Это длилось целые часы. И вот, в конце концов, когда Бильбо почувствовал, что не в силах больше нанести ни одного удара, пауки вдруг сложили оружие и не преследовали их больше, но вернулись, обескураженные, в свое логовище.
Тут Карлики увидели, что достигли границ того круга, в котором горели костры Эльфов. Был ли это один из тех кругов, что они видели прошлой ночью — неизвестно; но в таких местах, очевидно, действовали какие-то добрые чары, не допускавшие сюда пауков. И даже свет здесь был зеленее, а ветви деревьев — не такие черные и страшные. У беглецов была возможность отдохнуть и опомниться.
Некоторое время они лежали, пыхтя и задыхаясь, но очень скоро начали задавать вопросы. Пришлось подробно объяснить им все дело с исчезновением, и повесть о находке кольца заинтересовала их настолько, что они забыли о своих собственных злоключениях. Балин особенно настаивал на том, чтобы Хоббит рассказал все с самого начала, — о Голлуме, о загадках, о кольце. Но день постепенно угасал, и тогда перед ними встали новые вопросы. Где они сейчас, и где их тропа, и где можно найти что-нибудь съестное, и что им делать теперь? Они спрашивали об этом снова и снова, и похоже было, что ожидают ответа только от Бильбо. Отсюда вы видите, что их мнение о Бильбо Баггинсе сильно изменилось и что они начали очень уважать его, — как, впрочем, Гандальф и предсказывал им. Действительно, они ожидали, что он вот-вот придумает какой-нибудь замысловатый план спасения, и потому не ворчали. Они превосходно понимали, что были бы уже мертвыми, если бы не Хоббит, и благодарили его множество раз. Некоторые даже встали и поклонились ему до земли, хотя снова упали от такого усилия и никак не могли подняться. Если они и узнали правду об исчезновении, то это ничуть не уменьшило их уважения к Бильбо: они увидели, что у него есть сообразительность, и удача, и волшебное кольцо, — а это все очень полезные вещи. И они восхваляли Хоббита так, что он впрямь почувствовал себя кем-то вроде смелого искателя приключений; правда, он чувствовал также, что был бы гораздо смелее, если бы у них было хоть что-нибудь из съестного.
Но съестного ничего не было, — ни крошки; и никто из них не был в состоянии пойти на поиски, никто не мог пойти искать тропу. Потерянная тропа! Ни о чем другом Бильбо не мог думать сейчас. Он сидел, тупо глядя перед собою, и молчал; и вскоре они тоже умолкли. Все — кроме Балина. Долго спустя, когда все они замолчали и закрыли глаза, он продолжал бормотать про себя и хихикать:
— Голлум! Вот так-так! Значит, вот как он пробрался мимо меня, да? Ну, теперь я знаю! Так вы прокрались потихоньку, Бильбо Баггинс! И пуговицы по всему порогу!.. Славный старина Бильбо — Бильбо — Бильбо — бо-бо-бо… И тут он уснул, и все надолго утихло в лесу.
Но вдруг Двалин открыл глаза и огляделся.
— А где Торин? — спросил он.
Это был страшный удар. Действительно, их было только тринадцать: двенадцать Карликов и Хоббит. Где же Торин? Они подумали о том, какая страшная судьба могла ему выпасть, — колдовство или черные чудовища, — и задрожали при мысли о том, что затеряны в лесу и без него. Потом, один за другим, они погрузились в тяжелый сон со страшными видениями. Вечер перешел в темную ночь, и тут мы можем на время оставить их, — слишком больных, и обессиленных, чтобы выставить стражу.
Торин был захвачен гораздо раньше, чем они. Вы помните, как крепко уснул Бильбо, вступив в круг света? Следом за ним туда же вступил и Торин; и когда огни погасли, он упал, сраженный чарами, и уснул, как камень. Он не слышал ни шума, поднятого Карликами в темноте, ни их криков, когда пауки поймали и спутали их, ни звуков битвы на следующий день. Потом к нему подошли лесные Эльфы; они связали его и унесли на себе.
Участниками пиршества действительно были лесные Эльфы. Это не злое племя. Если у них и есть недостаток, то это — недоверие ко всем чужим. Хотя они и могучие волшебники, но даже в те дни они уже были осторожными. Они отличались от Высших Эльфов с Запада тем, что более опасны и менее мудры; ибо в своем большинстве (включая их родичей, рассеянных по холмам и горам) они происходят от древних племен, никогда не бывавших на далекой Родине Эльфов, на Западе. Там Эльфы воздуха и Эльфы глубин (или Гномы) и морские Эльфы жили много веков и стали прекраснее и мудрее, и придумали много волшебства, и сделались искусными в создании прекрасного и чудесного, прежде чем вернуться в Наш мир. В Нашем мире лесные Эльфы жили в сумерках до рождения Солнца и Луны: а позже они удалились в леса, выросшие под лучами Солнца. Больше всего они любили лесные опушки, откуда могли иногда убегать, чтобы охотиться или странствовать по открытым местам при свете Луны и звезд; а с тех пор, как появились люди, они еще больше полюбили скрытность и сумрак. Но все же они были и остались Эльфами, а это Добрый Народ.