Страница:
И прямо на город. В последних судорогах он превратил его в искры и щепы. Озеро с ревом ворвалось внутрь. Огромные клубы пара взвились кверху, белея во внезапном мраке под луной. Раздалось шипение, возник шумный водоворот, потом все утихло. И это было концом для Смауга и для Эсгарота, но для Барда — только началом.
Луна поднималась все выше, ветер крепчал и холодел. Он свивал белый туман в зыбкие столбы и бегущие облака и гнал их на запад, чтобы развеять в клочья над болотами и над Чернолесом. Тогда стало видно множество лодок, как черные точки на поверхности озера, и по ветру понеслись голоса жителей Эсгарота, оплакивавших свой погибший город, утерянные богатства и разрушенные дома. Но у них было немало причин и для того, чтобы благодарить судьбу, хотя они едва ли могли думать об этом в такую минуту; спаслось не менее трех четвертей жителей города; их леса, поля и пастбища, их скот и большинство лодок уцелели, а Дракон — убит. Что это значило, они еще не понимали.
Они собрались унылой толпой на западном берегу, дрожа от холодного ветра; и они роптали прежде всего на Старшину, покинувшего Город слишком скоро, когда многие еще хотели защищать его.
— У него, может быть, хорошая голова для дел, особенно для своих личных, — говорили некоторые, — но когда случается что-нибудь важное, он не годится. — И они восхваляли отвагу Барда и его последний мощный выстрел. — Если бы он был жив, — говорили они, — мы бы сделали его королем. Бард из рода Гириона, Драконоубийца! Увы! он погиб…
Но тут, прямо среди таких речей из темноты вышел некто, высокого роста. Он промок насквозь, мокрые волосы падали ему на лицо и на плечи, а в глазах был яростный блеск.
— Бард не погиб! — вскричал он. — Он нырнул в озеро, когда враг был убит! Убийца Дракона, Бард из рода Гириона, — это я!
— Король Бард! Король Бард! — зашумели они; но Старшина заскрежетал зубами, хотя до сих пор мог только стучать ими.
— Гирион был повелителем Дола, а не королем Эсгарота, — возразил он. — В своем Озерном городе мы всегда выбирали старшин из числа старых и мудрых, но не терпели владычества воинов. Пусть «король Бард» вернется в свое королевство: Дол освобожден, благодаря его отваге, и ничто не помешает ему вернуться. И пусть с ним уйдет всякий, кто захочет предпочесть холодные камни в тени Горы зеленым берегам Озера. Мудрые останутся здесь, в надежде восстановить Город и со временем снова наслаждаться миром и богатством.
— Нашим королем будет Бард! — закричали в ответ ближайшие. — Довольно уже с нас стариков и скопидомов! — И те, — что были подальше, подхватили: — Да здравствует Стрелок, долой Толстосума! — И берега Озера отозвались эхом.
— Я отнюдь не намерен недооценивать Барда Лучника, — осторожно произнес Старшина (так как Бард стоял теперь рядом с ним). — Нынче ночью он снискал себе почетное место в списке благодетелей нашего города, и он достоин бессмертных песен. —Но почему, о мой народ, — и тут Старшина встал, и его голос зазвучал громко и ясно, — почему вы во всем упрекаете только меня? За какую провинность вы решили низложить меня? Кто разбудил спящего Дракона, спрошу я вас? Кто получил от нас богатые дары и щедрую помощь и заставил нас поверить, что старые песни могут осуществиться? Кто играл нашими мягкими сердцами и радостными мечтаниями? Какое золото они прислали вниз по реке, нам в награду? Огненного Дракона и гибель! От кого мы должны требовать возмещения причиненного нам вреда, от кого — помощи нашим вдовам и сиротам?
Как вы видите, Старшина получил свой сан недаром. Результатом его речей было то, что люди на время отбросили мысль о новом короле, и их гнев обратился против Торина и его спутников. Со всех сторон раздавались гневные и горькие слова; и те, которые громче всех пели старые песни, теперь столь же громко кричали, что Карлики натравили на них Дракона — намеренно!
— Глупцы! — произнес Бард. — Зачем тратить слова и гнев на этих несчастных? Несомненно, они погибли в огне еще до того, как Смауг прилетел к нам. — И не успел он договорить, как в сердце у него возникла мысль о сказочных сокровищах Горы, оставшихся без хранителя или защитника, и он вдруг умолк. Он подумал о словах Старшины, о Доле, восстановленном и полном золотых колоколов, если только он сможет найти людей.
Наконец, он заговорил снова: — Сейчас не время для гневных слов, Старшина, или для планов больших перемен. Нам предстоит работать. Я еще служу вам, — хотя позже я могу вспомнить о ваших словах и уйти на север с теми, кто хочет за мною последовать.
И он ушел, чтобы помогать в устройстве стоянок и в уходе за больными и ранеными. Но Старшина нахмурился тому вслед и не двинулся с места. Он думал много, но говорил мало, если не считать громких окликов людям, которым он приказал принести ему огня и пищи.
Но куда бы Бард теперь ни пошел, всюду он слышал толки о сокровище, оставшемся без охраны. Люди говорили о богатом вознаграждении, которое они должны получить, о несметных богатствах, на которые они будут покупать дорогие товары на юге, и подобные мысли очень радовали их сейчас. Это было кстати, ибо ночь была холодная и трудная. Шатры можно было устроить лишь для немногих (в том числе для Старшины), а пищи было мало (даже для Старшины). Многие в эту ночь заболели от холода и сырости и горя, и многие позже умерли, даже из тех, что спаслись невредимыми, — и в последующие дни их терзали болезни и голод.
Тем временем Бард взял на себя руководство и стал приказывать, как хотел, хотя всегда от имени Старшины; и ему выпала трудная задача управлять людьми и руководить работами по устройству укрытий и охраны. Вероятно, большая часть спасшихся погибла бы за зиму, — а она уже спешила вслед за осенью, — если бы не помощь.. А помощь пришла быстро, так как Бард тотчас же отправил спешных гонцов в лес, дабы попросить ее у короля Лесных Эльфов, и гонцы встретили Эльфов уже в пути, хотя прошел всего лишь третий день после гибели Смауга.
Король Эльфов получил новости от своих вестников и от птиц, любивших его народ, и уже знал многое из случившегося. Действительно, велико было волнение среди всех крылатых, живших у пределов Драконовой пустыни. Воздух был полон вьющихся стай, и быстрокрылые гонцы мелькали в небе по всем направлениям. Над пределами Леса стояли свист, писк и щебетанье. Далеко за Чернолесом разнеслось известие: «Смауг убит!» Шелестели листья, настораживались уши. Еще до того, как король Эльфов выступил в поход, известие полетело на запад, прямо в сосновые леса Туманных гор; услышал его в своем деревянном доме Беорн, а в горных пещерах собирались и совещались Орки.
— Боюсь, что мы слышали о Торине Дубовом Щите в последний раз, — сказал король. — Уж лучше бы он оставался моим гостем! Но все же эта весть — злой ветер, и он не принесет добра никому, — добавил он, ибо тоже не забыл легенды о сокровищах Трора. Таким образом гонцы Барда встретили его, когда он шел во главе множества лучников и копейщиков; а над ними собрались большими стаями вороны, думая, что снова готовится война, какой в этих краях давно уже не было.
Но король, узнав о просьбе Барда, ощутил жалость, ибо правил добрым и сострадательным народом; и, изменив свой путь, ведший сначала прямо к Горе, он поспешил вниз по реке к Длинному озеру. У него не было ни плотов, ни лодок для всего войска, и оно было вынуждено идти пешком, но зато он послал по воде много всяких припасов. Эльфы легконоги; и хотя в эти дни они не очень привыкли к долгим переходам, а местность между Лесом и Озером была болотистая, но они шли быстро. Уже на пятый день после гибели Дракона они подошли к Озеру и увидели развалины города. Их встретили, конечно, с радостью, и все, начиная со Старшины, готовы были заплатить им в будущем за помощь чем угодно.
Все строилось быстро. Старшина остался на Озере вместе с женщинами и детьми, со стариками и больными; и с ним остались некоторые ремесленники и многие искусные Эльфы; и они стали рубить деревья и собирать бревна, высланные из Леса. Потом они стали сооружать на берегу множество хижин в защиту от надвигавшейся зимы; также, под руководством Старшины, они стали составлять планы нового города, еще больше и красивее прежнего, но на другом месте. Они переселились на север, подальше от воды, ибо с тех пор стали бояться озера, где лежал Дракон. Он никогда больше не вернется на свое золотое ложе; холодный, как камень, лежит он скорчившись на отмели дна. Долго-долго можно было в тихую погоду видеть там его огромные кости посреди разрушенных свай старого города. Но немногие отваживались проплыть над этим проклятым местом, и никто не смел нырять в трепещущие воды и подбирать самоцветы, осыпающиеся с его гниющего трупа.
Но все воины, еще могущие владеть оружием, и большая часть свиты короля Эльфов приготовились идти на север, к Горе. Таким образом на одиннадцатый день от гибели Дракона первые ряды их армии прошли сквозь каменные ворота в конце озера и вступили в пустыню.
Глава 15. ТУЧИ СОБИРАЮТСЯ
Глава 16. «ТАТЬ В НОЩИ»
Луна поднималась все выше, ветер крепчал и холодел. Он свивал белый туман в зыбкие столбы и бегущие облака и гнал их на запад, чтобы развеять в клочья над болотами и над Чернолесом. Тогда стало видно множество лодок, как черные точки на поверхности озера, и по ветру понеслись голоса жителей Эсгарота, оплакивавших свой погибший город, утерянные богатства и разрушенные дома. Но у них было немало причин и для того, чтобы благодарить судьбу, хотя они едва ли могли думать об этом в такую минуту; спаслось не менее трех четвертей жителей города; их леса, поля и пастбища, их скот и большинство лодок уцелели, а Дракон — убит. Что это значило, они еще не понимали.
Они собрались унылой толпой на западном берегу, дрожа от холодного ветра; и они роптали прежде всего на Старшину, покинувшего Город слишком скоро, когда многие еще хотели защищать его.
— У него, может быть, хорошая голова для дел, особенно для своих личных, — говорили некоторые, — но когда случается что-нибудь важное, он не годится. — И они восхваляли отвагу Барда и его последний мощный выстрел. — Если бы он был жив, — говорили они, — мы бы сделали его королем. Бард из рода Гириона, Драконоубийца! Увы! он погиб…
Но тут, прямо среди таких речей из темноты вышел некто, высокого роста. Он промок насквозь, мокрые волосы падали ему на лицо и на плечи, а в глазах был яростный блеск.
— Бард не погиб! — вскричал он. — Он нырнул в озеро, когда враг был убит! Убийца Дракона, Бард из рода Гириона, — это я!
— Король Бард! Король Бард! — зашумели они; но Старшина заскрежетал зубами, хотя до сих пор мог только стучать ими.
— Гирион был повелителем Дола, а не королем Эсгарота, — возразил он. — В своем Озерном городе мы всегда выбирали старшин из числа старых и мудрых, но не терпели владычества воинов. Пусть «король Бард» вернется в свое королевство: Дол освобожден, благодаря его отваге, и ничто не помешает ему вернуться. И пусть с ним уйдет всякий, кто захочет предпочесть холодные камни в тени Горы зеленым берегам Озера. Мудрые останутся здесь, в надежде восстановить Город и со временем снова наслаждаться миром и богатством.
— Нашим королем будет Бард! — закричали в ответ ближайшие. — Довольно уже с нас стариков и скопидомов! — И те, — что были подальше, подхватили: — Да здравствует Стрелок, долой Толстосума! — И берега Озера отозвались эхом.
— Я отнюдь не намерен недооценивать Барда Лучника, — осторожно произнес Старшина (так как Бард стоял теперь рядом с ним). — Нынче ночью он снискал себе почетное место в списке благодетелей нашего города, и он достоин бессмертных песен. —Но почему, о мой народ, — и тут Старшина встал, и его голос зазвучал громко и ясно, — почему вы во всем упрекаете только меня? За какую провинность вы решили низложить меня? Кто разбудил спящего Дракона, спрошу я вас? Кто получил от нас богатые дары и щедрую помощь и заставил нас поверить, что старые песни могут осуществиться? Кто играл нашими мягкими сердцами и радостными мечтаниями? Какое золото они прислали вниз по реке, нам в награду? Огненного Дракона и гибель! От кого мы должны требовать возмещения причиненного нам вреда, от кого — помощи нашим вдовам и сиротам?
Как вы видите, Старшина получил свой сан недаром. Результатом его речей было то, что люди на время отбросили мысль о новом короле, и их гнев обратился против Торина и его спутников. Со всех сторон раздавались гневные и горькие слова; и те, которые громче всех пели старые песни, теперь столь же громко кричали, что Карлики натравили на них Дракона — намеренно!
— Глупцы! — произнес Бард. — Зачем тратить слова и гнев на этих несчастных? Несомненно, они погибли в огне еще до того, как Смауг прилетел к нам. — И не успел он договорить, как в сердце у него возникла мысль о сказочных сокровищах Горы, оставшихся без хранителя или защитника, и он вдруг умолк. Он подумал о словах Старшины, о Доле, восстановленном и полном золотых колоколов, если только он сможет найти людей.
Наконец, он заговорил снова: — Сейчас не время для гневных слов, Старшина, или для планов больших перемен. Нам предстоит работать. Я еще служу вам, — хотя позже я могу вспомнить о ваших словах и уйти на север с теми, кто хочет за мною последовать.
И он ушел, чтобы помогать в устройстве стоянок и в уходе за больными и ранеными. Но Старшина нахмурился тому вслед и не двинулся с места. Он думал много, но говорил мало, если не считать громких окликов людям, которым он приказал принести ему огня и пищи.
Но куда бы Бард теперь ни пошел, всюду он слышал толки о сокровище, оставшемся без охраны. Люди говорили о богатом вознаграждении, которое они должны получить, о несметных богатствах, на которые они будут покупать дорогие товары на юге, и подобные мысли очень радовали их сейчас. Это было кстати, ибо ночь была холодная и трудная. Шатры можно было устроить лишь для немногих (в том числе для Старшины), а пищи было мало (даже для Старшины). Многие в эту ночь заболели от холода и сырости и горя, и многие позже умерли, даже из тех, что спаслись невредимыми, — и в последующие дни их терзали болезни и голод.
Тем временем Бард взял на себя руководство и стал приказывать, как хотел, хотя всегда от имени Старшины; и ему выпала трудная задача управлять людьми и руководить работами по устройству укрытий и охраны. Вероятно, большая часть спасшихся погибла бы за зиму, — а она уже спешила вслед за осенью, — если бы не помощь.. А помощь пришла быстро, так как Бард тотчас же отправил спешных гонцов в лес, дабы попросить ее у короля Лесных Эльфов, и гонцы встретили Эльфов уже в пути, хотя прошел всего лишь третий день после гибели Смауга.
Король Эльфов получил новости от своих вестников и от птиц, любивших его народ, и уже знал многое из случившегося. Действительно, велико было волнение среди всех крылатых, живших у пределов Драконовой пустыни. Воздух был полон вьющихся стай, и быстрокрылые гонцы мелькали в небе по всем направлениям. Над пределами Леса стояли свист, писк и щебетанье. Далеко за Чернолесом разнеслось известие: «Смауг убит!» Шелестели листья, настораживались уши. Еще до того, как король Эльфов выступил в поход, известие полетело на запад, прямо в сосновые леса Туманных гор; услышал его в своем деревянном доме Беорн, а в горных пещерах собирались и совещались Орки.
— Боюсь, что мы слышали о Торине Дубовом Щите в последний раз, — сказал король. — Уж лучше бы он оставался моим гостем! Но все же эта весть — злой ветер, и он не принесет добра никому, — добавил он, ибо тоже не забыл легенды о сокровищах Трора. Таким образом гонцы Барда встретили его, когда он шел во главе множества лучников и копейщиков; а над ними собрались большими стаями вороны, думая, что снова готовится война, какой в этих краях давно уже не было.
Но король, узнав о просьбе Барда, ощутил жалость, ибо правил добрым и сострадательным народом; и, изменив свой путь, ведший сначала прямо к Горе, он поспешил вниз по реке к Длинному озеру. У него не было ни плотов, ни лодок для всего войска, и оно было вынуждено идти пешком, но зато он послал по воде много всяких припасов. Эльфы легконоги; и хотя в эти дни они не очень привыкли к долгим переходам, а местность между Лесом и Озером была болотистая, но они шли быстро. Уже на пятый день после гибели Дракона они подошли к Озеру и увидели развалины города. Их встретили, конечно, с радостью, и все, начиная со Старшины, готовы были заплатить им в будущем за помощь чем угодно.
Все строилось быстро. Старшина остался на Озере вместе с женщинами и детьми, со стариками и больными; и с ним остались некоторые ремесленники и многие искусные Эльфы; и они стали рубить деревья и собирать бревна, высланные из Леса. Потом они стали сооружать на берегу множество хижин в защиту от надвигавшейся зимы; также, под руководством Старшины, они стали составлять планы нового города, еще больше и красивее прежнего, но на другом месте. Они переселились на север, подальше от воды, ибо с тех пор стали бояться озера, где лежал Дракон. Он никогда больше не вернется на свое золотое ложе; холодный, как камень, лежит он скорчившись на отмели дна. Долго-долго можно было в тихую погоду видеть там его огромные кости посреди разрушенных свай старого города. Но немногие отваживались проплыть над этим проклятым местом, и никто не смел нырять в трепещущие воды и подбирать самоцветы, осыпающиеся с его гниющего трупа.
Но все воины, еще могущие владеть оружием, и большая часть свиты короля Эльфов приготовились идти на север, к Горе. Таким образом на одиннадцатый день от гибели Дракона первые ряды их армии прошли сквозь каменные ворота в конце озера и вступили в пустыню.
Глава 15. ТУЧИ СОБИРАЮТСЯ
Вернемся теперь к Бильбо и Карликам.
Всю ночь кто-нибудь из них стоял на страже, но когда настало утро, то они не увидели и не услышали никаких признаков опасности. Только птицы, прилетая с юга, собирались все более густыми стаями; а вороны, еще жившие вокруг Горы, неустанно кружили и каркали в небе.
— Что-то происходит, — сказал Торин. — Время осенних перелетов прошло, и эти птицы — такие, что живут здесь постоянно. Я вижу синиц и зябликов, а вдали — много хищных птиц, словно там идет большая битва!
Вдруг Бильбо показал рукой.
— Вот опять этот дрозд! — вскричал он. — Ему, как видно, удалось спастись, когда Смауг разрушил склон горы; но улиткам — едва ли.
Да, это был старый дрозд; когда Бильбо указал на него, он подлетел и опустился на камень поблизости. Потом он затрепетал крыльями и запел; стал наклонять голову то вправо, то влево, словно прислушиваясь; снова запел и снова прислушался.
— Кажется, он хочет сообщить нам что-то, — сказал Балин, — но я не понимаю речи этих птиц, она очень быстрая и сложная. Вы разбираетесь в ней, Бильбо?
— Не очень, — ответил Хоббит (в сущности, он в ней совсем не разбирался), — но старик, кажется, сильно встревожен.
— Лучше бы это был ворон, — заметил Балин.
— Я думал — вы их не любите! Вы как будто очень пугались их, когда мы проходили здесь в первый раз.
— То были ворОны! Да еще гадкие, грубые и какие-то подозрительные. Послушали бы вы, как они ругали нас тогда! Но вороны — это дело другое. Раньше они были в большой дружбе с народом Трора; и часто приносили нам тайные вести и получали за это блестящие вещички, которые они любят прятать у себя в гнездах.
«Они живут помногу лет, и память у них хорошая, и они передают свои знания детенышам. Я знавал в детстве многих воронов в этих скалах. Вот этот холм раньше назывался Вороньим, так как здесь, над сторожкой, жила одна мудрая и славная чета их, старый Карк с женой. Но едва ли кто-нибудь из этого древнего рода уцелел и поныне…»
Не успел он договорить, как старый дрозд издал громкую трель и умчался.
— Мы, может быть, и не понимаем его, но он-то нас понимает, я уверен, — заметил Балин. — Будьте внимательны теперь, и посмотрим, что будет.
Вскоре послышался шум крыльев, и дрозд вернулся, а с ним прилетела еще одна птица, старая и дряхлая. Она плохо видела, плохо летала и начала уже лысеть. Это был огромный старый ворон. Он неуклюже опустился на землю, неспешно захлопал крыльями и поскакал к Торину.
— О Торин, сын Траина, и Балин, сын Фундина! — закаркал он, и Бильбо смог понять его речь, ибо он говорил на обычном языке, а не на птичьем. — Я Роак, сын Карка, уже умершего, которого вы когда-то хорошо знали. Минуло уже сто лет, и три года, и пятьдесят лет с тех пор, как я вышел из яйца, но я не забываю того, что отец говорил мне. Сейчас я — глава больших воронов на Горе. Нас немного, но мы еще помним древнего короля. Большинство моего племени разлетелось, ибо с юга приходят великие вести, — одни из них будут для вас радостью, о других вы подумаете, что они не совсем хороши.
«Смотрите! Птицы снова слетаются к Горе и к Долу с юга, с востока и с запада, ибо пришла весть, что Смауг убит!»
— Убит! Убит! — закричали Карлики. — Убит! Значит, нам больше не нужно бояться, — и сокровища стали нашими! — Они вскочили, запрыгали и закувыркались от радости.
— Да, убит, — подтвердил Роак. — Дрозд, да не поредеют никогда его перья, сам видел, как его убили, и мы можем верить его словам. А он видел, что Дракон пал в битве с людьми Эсгарота, с восходом луны в третью ночь назад, считая от этой.
Тут Торин некоторое время никак не мог заставить Карликов утихнуть, и слушать речи ворона. Наконец, Роаку удалось рассказать о битве, и тогда он продолжал так:
— Вот каковы добрые вести, Торин Дубовый Щит. Вы можете вернуться в свои залы без опасений; все сокровища пока что ваши. Но сюда собираются и многие другие, кроме птиц. Весть о гибели хранителя клада разнеслась уже широко и далеко, а легенда о богатствах Трора не забылась оттого, что ее рассказывали столько лет; и свою долю в них хотят получить многие. Сюда уже идет армия Эльфов, и с ними — хищные птицы, в ожидании войн и битв. На Озере Люди ропщут на Карликов за свои бедствия, ибо Смауг разрушил их город, и они остались без крова, и многие погибли. Они тоже хотят получить возмещение из ваших сокровищ, не глядя на то, живы вы или умерли.
— Как вам поступить — пусть решает ваша мудрость; но тринадцать — это лишь малый остаток от великого племени Дьюрина, которое когда-то жило здесь, а теперь рассеяно повсюду. Если вы послушаете моего совета, то доверитесь не Старшине Озерных людей, а скорее тому, кто сразил Дракона своею стрелой. Его зовут Бард, он родом из Дола, потомок Гириона; он человек угрюмый, но верный. Может быть, мы снова увидим мир между Людьми, Эльфами и Карликами, мир после долгих раздоров; но это будет стоить вам много золота. Я сказал.
Тогда Торин не сдержал гнева. — Благодарю, Роак, сын Карка! Ты и твой народ — вы не будете забыты. Но ни кусочка нашего золота не похитит вор и не отнимет грабитель, пока мы живы. Если ты хочешь снова заслужить нашу благодарность, то сообщи нам, когда кто-нибудь приблизится. И еще об одном я попрошу тебя: если кто-нибудь из твоего народа еще молод и силен крыльями, то пусть он полетит гонцом к нашим родичам в Северных горах, к востоку и к западу отсюда, и расскажет о наших затруднениях. Но пусть он полетит особенно к моему родичу Даину в Железных Холмах, ибо у него много вооруженных воинов, и он живет ближе всех отсюда. И проси его поспешить!
— Не знаю, к добру это будет или нет, — прокаркал Роак, — но я сделаю все, что нужно. — И он медленно улетел.
— Вернемся в Гору! — крикнул Торин. — У нас осталось мало времени.
— А еды еще меньше! — вскричал Бильбо, всегда практичный в этом отношении. Во всяком случае, ему казалось, что с гибелью Дракона приключение, в сущности, уже окончилось (хотя тут он очень ошибался), и он отдал бы большую часть своей доли в добыче, чтобы выпутаться из этого дела мирно.
— Вернемся в Гору! — закричали Карлики, словно не услышав его; и ему пришлось вернуться вместе с ними.
Так как вы отчасти знаете о происходившем, то знаете, что у Карликов еще оставалось несколько дней в запасе. Они снова обследовали все пещеры и нашли, как и ожидали, что открытым остался только Главный вход; все остальные двери (кроме маленькой потайной) Смауг давно уже завалил и разрушил, и от них не осталось ни следа. Итак, они принялись за работу, чтобы укрепить Главный вход и исправить ведущую от него дорогу. Орудий нашлось много, из тех, какими пользовались в старину рудокопы, каменотесы и строители; а во всех этих работах Карлики были искусны.
Пока они работали, вороны все время приносили им вести. Так они узнали, что король Эльфов повернул к Озеру и что они получили отсрочку. Кроме того, они услышали, что трое из их пони нашлись и блуждают далеко внизу по Быстрой реке, невдалеке от того места, где были сложены остальные их запасы. Поэтому, пока остальные продолжали работать, Фили и Кили были посланы, с воронами в качестве проводников, чтоб разыскать пони и привезти на них все, что смогут.
Они отсутствовали четыре дня, и за это время стало известно, что к Горе направляется объединенная армия Эльфов и Людей. Но теперь Карлики были бодры духом, так как пищи у них было на несколько недель, если расходовать ее осторожно, — это был главным образом крам, и он уже надоел им, но все же крам гораздо лучше, чем ничего, — а Главный вход уже был закрыт стеной из тесаных камней, уложенных всухую, и стена получилась очень толстая и высокая. В ней были бойницы, сквозь которые можно было смотреть (или стрелять), но дверей совсем не было. Карлики лазали туда и обратно по лестницам, а поклажу втаскивали веревками. Для выхода пара они проделали в новой стене маленькое сводчатое отверстие; а узкое русло реки изменили у входа так, что от скалистой стены до водопада, которым река низвергалась в долину, разлился сплошной пруд. Теперь ко Входу можно было попасть либо вплавь, либо по узенькой тропке, у самых утесов справа (если смотреть на Вход снаружи). Пони были доставлены только к лестнице над старым мостом; их там развьючили и, попросив вернуться к прежним хозяевам, отправили свободными вдоль реки на юг.
Потом настал такой вечер, когда они вдруг увидели далеко впереди, на юге, множество огней, словно от костров и факелов.
— Они пришли! — крикнул Балин. — И лагерь у них — очень большой. Должно быть, они вступили в долину по обеим берегам реки, под кровом сумерек.
В эту ночь Карлики спали мало. Утро только началось, когда они увидели приближающийся отряд. Прячась за своей стеной, они следили, как он поднимается к верхнему концу долины и медленно взбирается наверх. Вскоре они увидели, что в нем есть Люди с Озера, вооруженные по-боевому, и Эльфы-лучники. Наконец, передние поднялись на утесы и появились у верха водопада; и велико было их удивление, когда они увидели перед собою пруд и каменную стену, перегородившую Вход.
Они стояли, указывая на это друг другу и переговариваясь; и тут Торин окликнул их:
— Кто вы, — крикнул он очень громко, — что приходите, словно с войной, к воротам Торина, сына Траина, Короля Горы, и чего вы хотите?
Но они не ответили ему. Некоторые быстро повернули обратно, остальные, оглядев Вход и его укрепления, последовали за ними позже. В этот день лагерь передвинулся и встал как раз между отрогами Горы. Скалы зазвучали эхом голосов и песен, как не звучали уже давно. Слышались также звуки Эльфовых арф и нежной музыки; а когда они поднялись к Горе, то холодный воздух словно потеплел и в нем повеяло ароматом весеннего леса.
Тогда Бильбо захотелось уйти из мрачной крепости, спуститься и присоединиться к веселью и пиршествам у костров. Кое-кто из Карликов помоложе тоже был взволнован, и они говорили, что лучше бы дела повернулись по-другому, и они могли бы приветствовать пришельцев, как друзей.
Но Торин нахмурился. Тогда Карлики достали свои арфы и другие инструменты, привезенные с берега реки, и запели, чтобы развеселить его; но песня у них была не такая, как у Эльфов, а походила на ту старинную и грозную песню, которую они пели в вечер чаепития у Бильбо. Торину она понравилась, и он снова улыбнулся и повеселел; и он начал прикидывать расстояние до Железных Холмов и скоро ли Даин придет к Одинокой Горе, если выступит тотчас по получении вестей от него. Но у Бильбо сердце упало: и песня, и разговоры показались ему слишком уж воинственными.
На следующий день, рано утром, отряд копьеносцев переправился через реку и поднялся по долине. Они шли под большим зеленым знаменем короля Эльфов и под голубым знаменем Озера, и остановились только перед стеной и Вратами.
Снова Торин громко окликнул их: — Кто вы, что приходите вооруженными к воротам Торина, сына Траина, сына Трора, Короля Горы?
На этот раз ему ответили. Высокий, темноволосый человек мрачного вида выступил вперед и воскликнул:— Привет Торину! Зачем вы отгородились от всех, как воры в своей берлоге? Мы еще не враги вам, и мы радуемся, что вы живы, хотя мы и не надеялись на это. Мы пришли, не ожидая найти здесь кого-нибудь живого; а теперь, когда мы встретились, то можем поговорить и посоветоваться.
— Кто ты и о чем хочешь говорить?
— Я Бард-лучник, чья рука сразила Дракона и освободила ваши сокровища. Разве это не касается вас? Кроме того, я прямой потомок Гириона, правителя Дола, а в вашей добыче есть много золота из его владений, отнятого Смаугом. Разве об этом не стоит поговорить? Далее, в своей последней битве Смауг разрушил жилища людей в Эсгароте, а я служу Старшине города. Я буду говорить от его имени и спрошу вас, не задумаетесь ли вы над скорбью и бедствиями его людей? Они помогли вам в вашей беде, а вы за это принесли им только разорение, хотя, конечно, и не намеренно.
Правдивыми и честными были эти слова, хотя произнесены гордо и мрачно; и Бильбо подумал, что Торин тотчас же поймет их справедливость. Он, конечно, не ждал, чтобы кто-нибудь вспомнил, что это он сам, без чьей-либо помощи, открыл у Дракона незащищенное место; и он был прав, так как об этом никто и не вспомнил. Но он не учел и той власти, какую имеет золото, на котором долго лежал Дракон, не учел и стремлений Карликов. За эти дни Торин провел в своей сокровищнице немало часов, и золото уже овладело им. Хотя он искал больше всего Сердце-Камень, но его привлекли и многие другие чудесные вещи, лежавшие там, — напоминание о трудах и бедствиях его племени.
— Ты высказал худшее из своих требований последним и сделал его главным, — заговорил в ответ Торин. — На сокровища моего народа никто не может заявлять притязаний, сказав, что Смауг, похитивший их у нас, нанес ущерб и ему. Эти сокровища не принадлежат Смаугу, чтобы искупить ими его злодеяния. За припасы и помощь, полученные нами от Озерных людей, мы заплатим щедро, — в надлежащее время. Но мы не дадим ничего, даже цены ломтя хлеба, под угрозой силы. Пока вооруженное войско будет стоять перед нашими воротами, мы будем считать вас врагами и грабителями.
— Я мог бы спросить вас, какую долю наследства уплатили бы нашему племени вы, если бы нашли, что сокровище осталось без охраны, а мы все — убиты.
— Правильный вопрос, — возразил Бард. — Но вы живы, а мы — не грабители. И потом, богатый всегда может просто пожалеть бедняка, оказавшего ему дружбу в трудный час. И остальные мои вопросы остались без ответа.
— Я уже сказал, что не вступлю в переговоры с вооруженными воинами у моей двери. И меньше всего — с воинами Лесного короля, которого не вспоминаю добром. В этих переговорах им нет места. Уходите же теперь, пока не полетели наши стрелы! И если захотите говорить со мною слова, то сначала отправьте Эльфов обратно в их Лес, а тогда вернитесь, но сложите оружие, прежде чем приблизиться к моему порогу.
— Король Эльфов — мой друг, и он помог Людям Озера в их беде, хотя у них на это не было никаких прав, кроме права дружбы, — ответил Бард. — Мы дадим вам время раскаяться в своих словах. Призови свою мудрость, пока мы вернемся! — Тут он ушел и вернулся в лагерь.
Не прошло и нескольких часов, как знаменосцы вернулись, и трубачи выступили и заиграли сигнал.
— От имени Эсгарота и Леса, — возгласил один, — говорим мы с Торином Дубовый Щит, сыном Траина именующим себя Королем Горы и требуем обдумать все, что было ему сказано, или стать нашим врагом. Как самое меньшее, он должен отдать двенадцатую долю своих сокровищ Барду, убившему Дракона, наследнику Гириона. Из этой доли Бард сам окажет помощь Эсгароту; но если Торин хочет дружбы и уважения окрестных стран, какие воздавались его предкам, то он и сам уделит что-нибудь в помощь Людям Озера.
Тут Торин схватил свой роговой лук и пустил стрелу в глашатая. Она вонзилась ему в щит и осталась там, трепеща.
— Если таков ваш ответ, — вскричал глашатай, — то я объявляю Гору осажденной! Вы не выйдете из нее, пока сами не потребуете переговоров о мире. Мы не подымем оружия против вас, но оставляем вас вашему золоту. Можете съесть его, если хотите!
С этими словами глашатаи умчались, оставляя Карликов обдумывать положение. Торин рассвирепел настолько, что никто не отваживался возразить ему, если бы даже захотел; но, в сущности, с ним соглашались почти все, кроме разве старого, толстого Бомбура, да Фили и Кили. Что до Бильбо, то ему весь этот поворот событий был совсем не по душе. С него было уже достаточно Горы, и быть осажденным в ее недрах ему совсем не улыбалось.
— Все здесь провонялось Драконом, — ворчал он про себя, — и меня тошнит от этого. А крам — тот попросту становится мне поперек горла!
Всю ночь кто-нибудь из них стоял на страже, но когда настало утро, то они не увидели и не услышали никаких признаков опасности. Только птицы, прилетая с юга, собирались все более густыми стаями; а вороны, еще жившие вокруг Горы, неустанно кружили и каркали в небе.
— Что-то происходит, — сказал Торин. — Время осенних перелетов прошло, и эти птицы — такие, что живут здесь постоянно. Я вижу синиц и зябликов, а вдали — много хищных птиц, словно там идет большая битва!
Вдруг Бильбо показал рукой.
— Вот опять этот дрозд! — вскричал он. — Ему, как видно, удалось спастись, когда Смауг разрушил склон горы; но улиткам — едва ли.
Да, это был старый дрозд; когда Бильбо указал на него, он подлетел и опустился на камень поблизости. Потом он затрепетал крыльями и запел; стал наклонять голову то вправо, то влево, словно прислушиваясь; снова запел и снова прислушался.
— Кажется, он хочет сообщить нам что-то, — сказал Балин, — но я не понимаю речи этих птиц, она очень быстрая и сложная. Вы разбираетесь в ней, Бильбо?
— Не очень, — ответил Хоббит (в сущности, он в ней совсем не разбирался), — но старик, кажется, сильно встревожен.
— Лучше бы это был ворон, — заметил Балин.
— Я думал — вы их не любите! Вы как будто очень пугались их, когда мы проходили здесь в первый раз.
— То были ворОны! Да еще гадкие, грубые и какие-то подозрительные. Послушали бы вы, как они ругали нас тогда! Но вороны — это дело другое. Раньше они были в большой дружбе с народом Трора; и часто приносили нам тайные вести и получали за это блестящие вещички, которые они любят прятать у себя в гнездах.
«Они живут помногу лет, и память у них хорошая, и они передают свои знания детенышам. Я знавал в детстве многих воронов в этих скалах. Вот этот холм раньше назывался Вороньим, так как здесь, над сторожкой, жила одна мудрая и славная чета их, старый Карк с женой. Но едва ли кто-нибудь из этого древнего рода уцелел и поныне…»
Не успел он договорить, как старый дрозд издал громкую трель и умчался.
— Мы, может быть, и не понимаем его, но он-то нас понимает, я уверен, — заметил Балин. — Будьте внимательны теперь, и посмотрим, что будет.
Вскоре послышался шум крыльев, и дрозд вернулся, а с ним прилетела еще одна птица, старая и дряхлая. Она плохо видела, плохо летала и начала уже лысеть. Это был огромный старый ворон. Он неуклюже опустился на землю, неспешно захлопал крыльями и поскакал к Торину.
— О Торин, сын Траина, и Балин, сын Фундина! — закаркал он, и Бильбо смог понять его речь, ибо он говорил на обычном языке, а не на птичьем. — Я Роак, сын Карка, уже умершего, которого вы когда-то хорошо знали. Минуло уже сто лет, и три года, и пятьдесят лет с тех пор, как я вышел из яйца, но я не забываю того, что отец говорил мне. Сейчас я — глава больших воронов на Горе. Нас немного, но мы еще помним древнего короля. Большинство моего племени разлетелось, ибо с юга приходят великие вести, — одни из них будут для вас радостью, о других вы подумаете, что они не совсем хороши.
«Смотрите! Птицы снова слетаются к Горе и к Долу с юга, с востока и с запада, ибо пришла весть, что Смауг убит!»
— Убит! Убит! — закричали Карлики. — Убит! Значит, нам больше не нужно бояться, — и сокровища стали нашими! — Они вскочили, запрыгали и закувыркались от радости.
— Да, убит, — подтвердил Роак. — Дрозд, да не поредеют никогда его перья, сам видел, как его убили, и мы можем верить его словам. А он видел, что Дракон пал в битве с людьми Эсгарота, с восходом луны в третью ночь назад, считая от этой.
Тут Торин некоторое время никак не мог заставить Карликов утихнуть, и слушать речи ворона. Наконец, Роаку удалось рассказать о битве, и тогда он продолжал так:
— Вот каковы добрые вести, Торин Дубовый Щит. Вы можете вернуться в свои залы без опасений; все сокровища пока что ваши. Но сюда собираются и многие другие, кроме птиц. Весть о гибели хранителя клада разнеслась уже широко и далеко, а легенда о богатствах Трора не забылась оттого, что ее рассказывали столько лет; и свою долю в них хотят получить многие. Сюда уже идет армия Эльфов, и с ними — хищные птицы, в ожидании войн и битв. На Озере Люди ропщут на Карликов за свои бедствия, ибо Смауг разрушил их город, и они остались без крова, и многие погибли. Они тоже хотят получить возмещение из ваших сокровищ, не глядя на то, живы вы или умерли.
— Как вам поступить — пусть решает ваша мудрость; но тринадцать — это лишь малый остаток от великого племени Дьюрина, которое когда-то жило здесь, а теперь рассеяно повсюду. Если вы послушаете моего совета, то доверитесь не Старшине Озерных людей, а скорее тому, кто сразил Дракона своею стрелой. Его зовут Бард, он родом из Дола, потомок Гириона; он человек угрюмый, но верный. Может быть, мы снова увидим мир между Людьми, Эльфами и Карликами, мир после долгих раздоров; но это будет стоить вам много золота. Я сказал.
Тогда Торин не сдержал гнева. — Благодарю, Роак, сын Карка! Ты и твой народ — вы не будете забыты. Но ни кусочка нашего золота не похитит вор и не отнимет грабитель, пока мы живы. Если ты хочешь снова заслужить нашу благодарность, то сообщи нам, когда кто-нибудь приблизится. И еще об одном я попрошу тебя: если кто-нибудь из твоего народа еще молод и силен крыльями, то пусть он полетит гонцом к нашим родичам в Северных горах, к востоку и к западу отсюда, и расскажет о наших затруднениях. Но пусть он полетит особенно к моему родичу Даину в Железных Холмах, ибо у него много вооруженных воинов, и он живет ближе всех отсюда. И проси его поспешить!
— Не знаю, к добру это будет или нет, — прокаркал Роак, — но я сделаю все, что нужно. — И он медленно улетел.
— Вернемся в Гору! — крикнул Торин. — У нас осталось мало времени.
— А еды еще меньше! — вскричал Бильбо, всегда практичный в этом отношении. Во всяком случае, ему казалось, что с гибелью Дракона приключение, в сущности, уже окончилось (хотя тут он очень ошибался), и он отдал бы большую часть своей доли в добыче, чтобы выпутаться из этого дела мирно.
— Вернемся в Гору! — закричали Карлики, словно не услышав его; и ему пришлось вернуться вместе с ними.
Так как вы отчасти знаете о происходившем, то знаете, что у Карликов еще оставалось несколько дней в запасе. Они снова обследовали все пещеры и нашли, как и ожидали, что открытым остался только Главный вход; все остальные двери (кроме маленькой потайной) Смауг давно уже завалил и разрушил, и от них не осталось ни следа. Итак, они принялись за работу, чтобы укрепить Главный вход и исправить ведущую от него дорогу. Орудий нашлось много, из тех, какими пользовались в старину рудокопы, каменотесы и строители; а во всех этих работах Карлики были искусны.
Пока они работали, вороны все время приносили им вести. Так они узнали, что король Эльфов повернул к Озеру и что они получили отсрочку. Кроме того, они услышали, что трое из их пони нашлись и блуждают далеко внизу по Быстрой реке, невдалеке от того места, где были сложены остальные их запасы. Поэтому, пока остальные продолжали работать, Фили и Кили были посланы, с воронами в качестве проводников, чтоб разыскать пони и привезти на них все, что смогут.
Они отсутствовали четыре дня, и за это время стало известно, что к Горе направляется объединенная армия Эльфов и Людей. Но теперь Карлики были бодры духом, так как пищи у них было на несколько недель, если расходовать ее осторожно, — это был главным образом крам, и он уже надоел им, но все же крам гораздо лучше, чем ничего, — а Главный вход уже был закрыт стеной из тесаных камней, уложенных всухую, и стена получилась очень толстая и высокая. В ней были бойницы, сквозь которые можно было смотреть (или стрелять), но дверей совсем не было. Карлики лазали туда и обратно по лестницам, а поклажу втаскивали веревками. Для выхода пара они проделали в новой стене маленькое сводчатое отверстие; а узкое русло реки изменили у входа так, что от скалистой стены до водопада, которым река низвергалась в долину, разлился сплошной пруд. Теперь ко Входу можно было попасть либо вплавь, либо по узенькой тропке, у самых утесов справа (если смотреть на Вход снаружи). Пони были доставлены только к лестнице над старым мостом; их там развьючили и, попросив вернуться к прежним хозяевам, отправили свободными вдоль реки на юг.
Потом настал такой вечер, когда они вдруг увидели далеко впереди, на юге, множество огней, словно от костров и факелов.
— Они пришли! — крикнул Балин. — И лагерь у них — очень большой. Должно быть, они вступили в долину по обеим берегам реки, под кровом сумерек.
В эту ночь Карлики спали мало. Утро только началось, когда они увидели приближающийся отряд. Прячась за своей стеной, они следили, как он поднимается к верхнему концу долины и медленно взбирается наверх. Вскоре они увидели, что в нем есть Люди с Озера, вооруженные по-боевому, и Эльфы-лучники. Наконец, передние поднялись на утесы и появились у верха водопада; и велико было их удивление, когда они увидели перед собою пруд и каменную стену, перегородившую Вход.
Они стояли, указывая на это друг другу и переговариваясь; и тут Торин окликнул их:
— Кто вы, — крикнул он очень громко, — что приходите, словно с войной, к воротам Торина, сына Траина, Короля Горы, и чего вы хотите?
Но они не ответили ему. Некоторые быстро повернули обратно, остальные, оглядев Вход и его укрепления, последовали за ними позже. В этот день лагерь передвинулся и встал как раз между отрогами Горы. Скалы зазвучали эхом голосов и песен, как не звучали уже давно. Слышались также звуки Эльфовых арф и нежной музыки; а когда они поднялись к Горе, то холодный воздух словно потеплел и в нем повеяло ароматом весеннего леса.
Тогда Бильбо захотелось уйти из мрачной крепости, спуститься и присоединиться к веселью и пиршествам у костров. Кое-кто из Карликов помоложе тоже был взволнован, и они говорили, что лучше бы дела повернулись по-другому, и они могли бы приветствовать пришельцев, как друзей.
Но Торин нахмурился. Тогда Карлики достали свои арфы и другие инструменты, привезенные с берега реки, и запели, чтобы развеселить его; но песня у них была не такая, как у Эльфов, а походила на ту старинную и грозную песню, которую они пели в вечер чаепития у Бильбо. Торину она понравилась, и он снова улыбнулся и повеселел; и он начал прикидывать расстояние до Железных Холмов и скоро ли Даин придет к Одинокой Горе, если выступит тотчас по получении вестей от него. Но у Бильбо сердце упало: и песня, и разговоры показались ему слишком уж воинственными.
На следующий день, рано утром, отряд копьеносцев переправился через реку и поднялся по долине. Они шли под большим зеленым знаменем короля Эльфов и под голубым знаменем Озера, и остановились только перед стеной и Вратами.
Снова Торин громко окликнул их: — Кто вы, что приходите вооруженными к воротам Торина, сына Траина, сына Трора, Короля Горы?
На этот раз ему ответили. Высокий, темноволосый человек мрачного вида выступил вперед и воскликнул:— Привет Торину! Зачем вы отгородились от всех, как воры в своей берлоге? Мы еще не враги вам, и мы радуемся, что вы живы, хотя мы и не надеялись на это. Мы пришли, не ожидая найти здесь кого-нибудь живого; а теперь, когда мы встретились, то можем поговорить и посоветоваться.
— Кто ты и о чем хочешь говорить?
— Я Бард-лучник, чья рука сразила Дракона и освободила ваши сокровища. Разве это не касается вас? Кроме того, я прямой потомок Гириона, правителя Дола, а в вашей добыче есть много золота из его владений, отнятого Смаугом. Разве об этом не стоит поговорить? Далее, в своей последней битве Смауг разрушил жилища людей в Эсгароте, а я служу Старшине города. Я буду говорить от его имени и спрошу вас, не задумаетесь ли вы над скорбью и бедствиями его людей? Они помогли вам в вашей беде, а вы за это принесли им только разорение, хотя, конечно, и не намеренно.
Правдивыми и честными были эти слова, хотя произнесены гордо и мрачно; и Бильбо подумал, что Торин тотчас же поймет их справедливость. Он, конечно, не ждал, чтобы кто-нибудь вспомнил, что это он сам, без чьей-либо помощи, открыл у Дракона незащищенное место; и он был прав, так как об этом никто и не вспомнил. Но он не учел и той власти, какую имеет золото, на котором долго лежал Дракон, не учел и стремлений Карликов. За эти дни Торин провел в своей сокровищнице немало часов, и золото уже овладело им. Хотя он искал больше всего Сердце-Камень, но его привлекли и многие другие чудесные вещи, лежавшие там, — напоминание о трудах и бедствиях его племени.
— Ты высказал худшее из своих требований последним и сделал его главным, — заговорил в ответ Торин. — На сокровища моего народа никто не может заявлять притязаний, сказав, что Смауг, похитивший их у нас, нанес ущерб и ему. Эти сокровища не принадлежат Смаугу, чтобы искупить ими его злодеяния. За припасы и помощь, полученные нами от Озерных людей, мы заплатим щедро, — в надлежащее время. Но мы не дадим ничего, даже цены ломтя хлеба, под угрозой силы. Пока вооруженное войско будет стоять перед нашими воротами, мы будем считать вас врагами и грабителями.
— Я мог бы спросить вас, какую долю наследства уплатили бы нашему племени вы, если бы нашли, что сокровище осталось без охраны, а мы все — убиты.
— Правильный вопрос, — возразил Бард. — Но вы живы, а мы — не грабители. И потом, богатый всегда может просто пожалеть бедняка, оказавшего ему дружбу в трудный час. И остальные мои вопросы остались без ответа.
— Я уже сказал, что не вступлю в переговоры с вооруженными воинами у моей двери. И меньше всего — с воинами Лесного короля, которого не вспоминаю добром. В этих переговорах им нет места. Уходите же теперь, пока не полетели наши стрелы! И если захотите говорить со мною слова, то сначала отправьте Эльфов обратно в их Лес, а тогда вернитесь, но сложите оружие, прежде чем приблизиться к моему порогу.
— Король Эльфов — мой друг, и он помог Людям Озера в их беде, хотя у них на это не было никаких прав, кроме права дружбы, — ответил Бард. — Мы дадим вам время раскаяться в своих словах. Призови свою мудрость, пока мы вернемся! — Тут он ушел и вернулся в лагерь.
Не прошло и нескольких часов, как знаменосцы вернулись, и трубачи выступили и заиграли сигнал.
— От имени Эсгарота и Леса, — возгласил один, — говорим мы с Торином Дубовый Щит, сыном Траина именующим себя Королем Горы и требуем обдумать все, что было ему сказано, или стать нашим врагом. Как самое меньшее, он должен отдать двенадцатую долю своих сокровищ Барду, убившему Дракона, наследнику Гириона. Из этой доли Бард сам окажет помощь Эсгароту; но если Торин хочет дружбы и уважения окрестных стран, какие воздавались его предкам, то он и сам уделит что-нибудь в помощь Людям Озера.
Тут Торин схватил свой роговой лук и пустил стрелу в глашатая. Она вонзилась ему в щит и осталась там, трепеща.
— Если таков ваш ответ, — вскричал глашатай, — то я объявляю Гору осажденной! Вы не выйдете из нее, пока сами не потребуете переговоров о мире. Мы не подымем оружия против вас, но оставляем вас вашему золоту. Можете съесть его, если хотите!
С этими словами глашатаи умчались, оставляя Карликов обдумывать положение. Торин рассвирепел настолько, что никто не отваживался возразить ему, если бы даже захотел; но, в сущности, с ним соглашались почти все, кроме разве старого, толстого Бомбура, да Фили и Кили. Что до Бильбо, то ему весь этот поворот событий был совсем не по душе. С него было уже достаточно Горы, и быть осажденным в ее недрах ему совсем не улыбалось.
— Все здесь провонялось Драконом, — ворчал он про себя, — и меня тошнит от этого. А крам — тот попросту становится мне поперек горла!
Глава 16. «ТАТЬ В НОЩИ»
Потянулись медленные, скучные дни. Многие из Карликов занимались тем, что складывали и приводили в порядок сокровища; и вот Торин заговорил о Сердце-Камне, лучшем кладе Траина, и горячо просил их искать его по всем закоулкам.
— Ибо Сердце-Камень, любимый камень моего отца, — сказал он, — сам по себе дороже целой реки золота, а для меня он дороже всякой цены. Этот камень из всех сокровищ я объявляю своим, и отомщу всякому, кто посмеет, найдя, утаить его.
— Ибо Сердце-Камень, любимый камень моего отца, — сказал он, — сам по себе дороже целой реки золота, а для меня он дороже всякой цены. Этот камень из всех сокровищ я объявляю своим, и отомщу всякому, кто посмеет, найдя, утаить его.