Они растерянно согласились, и Торин первым присоединился к Бильбо.
   — Теперь осторожнее! — прошептал Хоббит. — Двигайтесь как можно бесшумнее! Может быть, Смауга внизу нет, но он может быть и там. Не будем подвергать себя ненужной опасности!
   Они пошли вниз. Впрочем, Карлики не могли бы соперничать с Хоббитом в бесшумности, и от них было немало пыхтенья и возни, причем эхо неприятно усиливало каждый звук; но хотя Бильбо время от времени останавливался и тревожно прислушивался; снизу не доносилось ни единого звука. Близ нижнего конца — насколько Бильбо мог судить — он надел кольцо и пошел впереди. Но кольца не было нужно: мрак был полный, и все они были невидимками, с кольцом или без него. Мрак был такой, что Хоббит достиг устья неожиданно для себя; он протянул руку, не встретил опоры и, потеряв равновесие, полетел вниз головой прямо в зал!
   Он долго лежал на полу ничком и не смел встать, едва смел даже дышать. Но ничто не шевелилось вокруг. Не было ни искорки света; но когда он, в конце концов, медленно поднял голову, то ему показалось, что где-то наверху, далеко, он видит какой-то бледный отблеск. Это наверняка не было искрой Драконова огня, хотя в воздухе стояло густое зловоние, и на языке у Хоббита был резкий привкус его дыма.
   В конце концов, Бильбо потерял терпение. — Чтоб тебе пусто было, Смауг, гадкий червяк! — тоненько вскричал он — Перестань играть в прятки! Дай мне свету, а тогда съешь меня, если сможешь поймать!
   Слабое эхо раздалось в невидимой зале, но ответа не было.
   Бильбо встал и нашел, что не знает, в какую сторону должен повернуться.
   — Интересно все-таки, какую игру ведет сейчас Смауг, — сказал он. — Кажется, его в этот день или в эту ночь нет дома. Если Оин и Глоин не потеряли своего огнива, то мы сможем добыть немного света и оглядеться, пока у нас есть время.
   — Света! — крикнул он. — Может кто-нибудь зажечь свет?
   Карлики, конечно, очень встревожились, когда Бильбо с шумом свалился со ступеньки в зал, и сидели, сбившись вместе, — так, как он оставил их в конце туннеля.
   — Тссс! Тссс! — зашипели они, услышав его голос; и хотя это помогло Хоббиту понять, где они, он не сразу услышал от них что-нибудь другое. В конце концов, он начал топать ногами и вопить «Света!» во весь голос; тогда Торин сдался и послал Оина и Глоина за сумками, оставленными в верхнем конце туннеля.
   Через некоторое время неровные отблески показали, что они возвращаются: Оин нес небольшой зажженный факел, Глоин — охапку других таких факелов. Бильбо поспешил подбежать к двери и взять факел; но ему не удавалось уговорить Карликов зажечь другие факелы или присоединиться к нему. Как постарался объяснить ему Торин, Бильбо официально еще оставался вором-специалистом и разведчиком. Если он хочет рискнуть ходить со светом, это его дело. Они в туннеле подождут его сообщений. Итак, они сели близ проема и стали ждать.
   Они увидели, как маленькая, черная фигурка Хоббита отправилась в путь по залу, держа факел над головой. Время от времени, пока он был еще близко, они улавливали отблеск и звяканье, когда он спотыкался о какой-нибудь золотой предмет. Огонек все уменьшался по мере того, как Бильбо уходил в обширность зала; потом он начал, приплясывая, подниматься в воздух. Бильбо карабкался на огромный холм из сокровищ. Вскоре он очутился на вершине, но не остановился там. Потом они увидели, что он останавливается и наклоняется; но они не знали причины.
   Причиной был большой камень, Сердце Горы. Бильбо узнал его по описанию Торина; и, конечно, другой такой драгоценности не могло быть даже в такой огромной груде их, даже во всем мире. Еще когда он карабкался, белое сияние стояло перед ним и притягивало к себе. Постепенно оно превратилось в шар из бледного света. Бильбо увидел, что к этому свету примешано множество разноцветно мерцающих искр, словно пляшущий свет факела преломляется и отражается на его поверхности. Наконец, Хоббит подошел вплотную, взглянул на драгоценность, и дух у него захватило. Огромный самоцвет сиял у его ног своим собственным, внутренним светом; отшлифованный и ограненный руками Карликов, извлекших его когда-то из сердца Горы, он ловил все лучи, падающие на него, и превращал их в несчетное множество искр, подцвеченных всеми переливами радуги.
   Рука Бильбо вдруг потянулась к нему, словно притягиваемая чарами. Камень был большой и тяжелый, и не помещался у него в руке, но Хоббит поднял его, зажмурившись, и спрятал в самый глубокий свой карман.
   «Вот теперь я стал настоящим вором! — подумал он. — Но, наверно, я должен буду сказать Карликам о нем, — когда-нибудь. Они говорили, что я могу сам выбрать свою долю добычи; и, кажется, я выберу вот это, а они пусть возьмут остальное!» Но все-таки у него оставалось неприятное сознание, что слова о выборе не относились к этой чудесной драгоценности и что она может накликать всякие беды.
   Он снова двинулся в путь. Теперь он спускался по другую сторону груды, и для следивших за ним Карликов огонек его факела исчез. Но вскоре они увидели его снова, очень далеко: Бильбо пересекал пространство зала.
   Он шел, пока не достиг большой двери в дальнем конце, и здесь струя свежего воздуха оживила его, но чуть не задула его факел. Он осторожно заглянул и смутно увидел широкие проходы и начало широкой лестницы, уходящей наверх, в темноту. Но от Смауга по-прежнему не было ни слуху, ни духу. Бильбо только хотел повернуться и идти обратно, как вдруг на него низринулось что-то черное, задев его по лицу. Он вскрикнул, отскочил в ужасе назад и упал навзничь. Факел упал головой вниз и погас!
   — Надеюсь, это только летучая мышь, — жалобно произнес он. — Но что мне делать теперь? Где здесь восток, юг, север или запад?
   — Торин! Балин! Оин! Глоин! Фили! Кили! — закричал он изо всех сил, но этот крик в обширном зале был тоненьким и слабым. — Свет погас! Идите искать меня, помогите мне! — На мгновение все мужество покинуло его.
   Карлики едва услышали его слабые крики и могли разобрать только слово «помогите».
   — Ну, что же с ним теперь случилось? — произнес Торин. — Наверняка не Дракон, а то бы он не пищал так.
   Они подождали еще немного, но не слышали Дракона, не слышали вообще ничего, кроме отдаленного голоса Бильбо.
   — Скорее, кто-нибудь зажгите еще один факел или два, — приказал Торин. — Похоже, что нам придется помочь нашему вору.
   — Сейчас наша очередь помогать, — отозвался Балин, — и я пойду охотно. Во всяком случае, это, кажется, безопасно.
   Глоин зажег несколько факелов, и все они, один за другим, сошли в зал, поспешно пошли вдоль стены и вскоре встретили Бильбо, шедшего им навстречу. Он быстро взял себя в руки, как только увидел огоньки их факелов.
   — Только летучая мышь и упавший факел, ничего страшного, — сказал он в ответ на их расспросы. Они успокоились, хотя и сердились за то, что были встревожены по пустякам; но что они сказали бы, узнав в этот момент о Сердце-Камне, — этого я не знаю. Даже беглых взглядов на сокровище, брошенных ими, пока они шли сейчас, довольно было, чтобы зажечь у них в сердцах прежнее пламя; а когда сердце Карлика, даже самого порядочного, устремится к золоту и самоцветам, то он становится смелым и может даже рассвирепеть. Теперь Карликов уже не нужно было уговаривать. Все они жаждали обследовать зал, пока была возможность, и хотели верить, что Смауга, хотя бы временно, нет дома. Теперь каждый схватил по горящему факелу; и, вглядываясь то в ту, то в другую сторону, они забыли страх и даже осторожность. Они громко разговаривали и перекрикивались, хватая древние сокровища со стен или из груды, поднося их к свету, гладя и ощупывая их.
   Фили и Кили почти развеселились и, увидев на стенах золотые арфы с серебряными струнами, схватили их и попробовали играть; а так как арфы были волшебные (и, кстати сказать, нетронутые Драконом, мало интересовавшимся музыкой), то сохранили строй. Темный зал наполнился давно не раздававшимися здесь мелодиями. Но прочие Карлики были практичнее: они набивали себе карманы драгоценностями, а то, чего не могли унести, роняли со вздохом. Торин старался не меньше других; но он все время искал по сторонам что-то, чего не мог найти. Он искал Сердце-Камень, но не говорил об этом никому.
   Потом Карлики сняли со стен кольчуги и оружие и вооружились. Торин выглядел воистину по-королевски, когда облекся в вызолоченную кольчугу с поясом, усыпанным алыми яхонтами, и взял в руки боевой топор с серебряными узорами на рукоятке.
   — Бильбо Баггинс! — торжественно заявил он. — Вот первый взнос в счет вашей оплаты. Снимите куртку и наденьте вот это!
   Говоря так, он помог Бильбо надеть кольчугу, выкованную некогда для какого-нибудь королевича-Эльфа. Она была стальная, посеребренная и украшенная жемчугом, а пояс к ней — усыпан жемчугами и алмазами. На голову Хоббиту надели легкий шлем из тисненой узорами кожи, укрепленной изнутри стальными дужками и усаженный по краю алмазами.
   «Я чувствую себя великолепно, — подумал он, — но выгляжу, должно быть, глупо. Как посмеялись бы надо мною дома! Но мне хотелось бы только, чтобы здесь было зеркало».
   Однако голова у Бильбо была яснее, чем у прочих, и чары сокровищ действовали на него меньше. Задолго до того, как они насытились созерцанием золота, ему оно надоело, и он уселся на полу и тревожно задумался о том, чем все это окончится. «Я бы отдал многие из этих драгоценных кубков, — подумал он, — за глоток чего-нибудь веселящего из деревянной чаши Беорна!»
   — Торин! — окликнул он вслух. — А что дальше? Мы вооружились, но чего стоит любая броня против Смауга Смертоносного? Сокровище все еще не отнято у него. Мы искали не золото, а выход отсюда; и мы уже искушали наше счастье слишком долго.
   — Вы правы, — ответил Торин, опомнившись. — Пойдемте! Я поведу вас. Я и за тысячу лет не забуду путей в этом дворце. — Он окликнул остальных, и они собрались вокруг него и, держа факелы над головой, прошли в большую дверь, — бросив при этом немало алчных взглядов на богатства, оставшиеся позади.
   Свои блестящие кольчуги они снова прикрыли старыми плащами, а яркие шлемы — капюшонами, и пошли гуськом вслед за Торином, — ряд огоньков во мраке; и этот ряд часто останавливался, чтобы уловить шум возвращения Дракона.
   Хотя все старые украшения давно уже истлели или обвалились, хотя все вокруг было обожжено и закопчено вползавшим и выползавшим Драконом, но Торин узнавал каждый ход и каждый поворот. Они поднимались по длинным лестницам, поворачивали и шли по широким, гулким коридорам, и снова сворачивали, и снова и снова поднимались по лестницам. Лестницы были широкие, с гладкими, ровными ступенями, и вокруг не было ни единого признака жизни, и лишь какие-то мрачные тени пугливо улетали при приближении их факелов, пламя которых колебалось на ветру.
   Но все же лестницы были сделаны не для Хоббитовых ног, и Бильбо уже начинал чувствовать, что не может больше идти, как вдруг потолок над головой взлетел ввысь, далеко за пределы света факелов. Сквозь какое-то отверстие, высоко вверху, просачивались лучи дневного света, и воздух стал свежее. Впереди смутно обозначились большие двери, полуобгоревшие, криво свисавшие на своих петлях.
   — Это большой зал Трора, — сказал Торин, — зал пиршеств и совещаний. Недалеко отсюда — Главный вход.
   Они пересекли полуразрушенный зал. Столы в нем сгнили; кресла и скамьи были перевернуты, обуглены, покрыты плесенью. Кости и черепа валялись на полу среди кувшинов, кубков и разбитых рогов. Когда они, пройдя еще несколько дверей, достигли другого конца зала, им стал слышен шум воды, а тусклый свет сделался вдруг ярче.
   — Это истоки Быстрой реки, — сказал Торин. — Отсюда она устремляется ко Входу. Пойдемте по ней!
   Из темного отверстия в каменной стене выбегала бурлящей струей вода и устремлялась, крутясь, по узкому, прямому, глубокому руслу, прорезанному в камне руками древних мастеров. Вдоль русла шла вымощенная камнем дорога, достаточно широкая, чтобы по ней могли проехать несколько человек в ряд. Они быстро побежали по этой дороге, она описала широкую дугу, — и вот перед ними сверкнул яркий дневной свет: он лился в высокую арку, на которой еще виднелись остатки старинной резьбы, почерневшие и полустертые. Солнце сияло сквозь дымку между отрогами Горы, и его золотые лучи падали на каменную кладку порога.
   Стая летучих мышей, разбуженная их дымящимися факелами, пронеслась у них над головой; кинувшись вперед, они поскользнулись на камнях, стертых и покрывшихся слизью, так как Дракон часто проползал здесь. Вода перед ними шумно ниспадала наружу и, пенясь, текла в долину. Они отшвырнули свои тусклые факелы и стояли, ошеломленно глядя. Они были у Главного входа и смотрели сверху на Дол.
   — Ну, вот! — произнес Бильбо. — Никогда бы я не подумал, что буду смотреть ИЗ этих ворот. И никогда не подумал бы, что мне будет так приятно снова увидеть солнце и ощутить ветер на лице. Но — ох! — какой же этот ветер холодный!
   Он был прав. Дул резкий восточный ветер, говоривший о близкой зиме. Он вихрился вокруг отрогов Горы и вздыхал среди утесов. После долгого пребывания в жарких недрах Драконовых пещер Карлики дрожали от холода.
   Вдруг Бильбо почувствовал, что он не только устал, но и очень голоден. — Время, наверно, уже близко к полудню, — сказал он, — и мне кажется, что нам пора позавтракать, если есть чем. Но мне кажется также, что порог Смауговой двери — не самое лучшее место для трапезы. Пойдемте куда-нибудь, где можно будет посидеть спокойно.
   — Правильно! — отозвался Балин. — И я, кажется, знаю, куда нам нужно идти: в ту старую каменную сторожку, у юго-западного склона Горы.
   — А туда далеко? — спросил Хоббит.
   — Я думаю, часов пять ходьбы. Идти будет трудно. Дорога от Ворот по левому берегу реки вся разрушена. Но посмотрите вниз! Река перед разрушенным городом сворачивает на восток. Там когда-то был мост, ведший к крутой лестнице на правый берег, и она вела к дороге в сторону Вороньего холма. Там есть — или была — тропинка, отходившая, от дороги и поднимавшаяся к сторожке. Этот подъем тоже трудный, даже если старые ступеньки уцелели.
   — Батюшки мои! — проворчал Хоббит. — Опять идти и опять карабкаться, да еще без завтрака! Интересно, сколько завтраков, обедов и ужинов мы пропустили в этой гадкой черной норе, где и часов-то нет?
   В сущности, с того момента, как Дракон уничтожил волшебную дверь, прошли только две ночи и один день между ними (и не совсем без еды), но Бильбо потерял счет времени, и ему казалось, что могла пройти и одна ночь, и целая неделя.
   — Ну, ну! — возразил со смехом Торин; настроение у него улучшилось, и он бренчал драгоценностями у себя в карманах, — Не называйте мой дворец гадкой норой! Посмотрите, каким он станет, когда мы вычистим и снова украсим его!
   — Этого не будет, пока Смауг жив, — мрачно произнес Бильбо. — И, кстати, где он сейчас? Я бы отдал хороший завтрак, чтобы узнать это. Надеюсь, он не на Горе и не смотрит на нас оттуда?
   Эта мысль очень встревожила Карликов, и они решили, что Бильбо и Балин правы.
   — Нам надо уйти отсюда, — сказал Дори, — я как будто ощущаю его взгляд у себя на затылке.
   — Здесь холодно и неуютно, — добавил Бомбур. — Вода есть, но еды никакой не видно. Дракон, живя здесь, всегда будет голодным.
   — Идемте! Идемте! — закричали остальные. — Пойдемте скорее по тропе, указанной Балином!
 
   Итак, они побрели, спотыкаясь, среди камней по левому берегу реки, — на правом скалистая стена над водой была крутая и пустынная, и при виде этой пустынности даже Торин помрачнел снова. Мост, о котором говорил Балин, оказался давно рухнувшим, большинство его камней было теперь лишь валунами среди шумного и неглубокого потока; но они перешли реку вброд без особого труда и нашли древние ступени, круто поднимавшиеся на высокий берег. Поднявшись, они отыскали старую дорогу и вскоре пришли в глубокую лощину среди скал; здесь отдохнули немного и перекусили, чем могли, — у них были главным образом крами вода (если вы хотите знать, что такое крам, то я могу сказать только, что не знаю рецепта; но он был похож на сухари, мог сохраняться бесконечно долго и был сытным, хотя и не очень вкусным, а жевать его можно было без конца. Люди Озера выделывали его для долгих путешествий).
   Потом они двинулись снова; теперь дорога свернула на запад, прочь от реки, и большой, направленный к югу отрог все приближался. Наконец, они нашли тропу, ведшую на холм. Она шла круто вверх; они карабкались по ней медленно и уже к вечеру поднялись на вершину гребня, и увидели зимнее солнце, склоняющееся к западу.
   Здесь они нашли площадку, открытую с трех сторон, но с севера защищенную скалистой стеной, в которой было отверстие вроде двери; и оттуда открывался широкий вид на восток, юг и запад.
   — Вот, — сказал Балин. — Раньше здесь всегда стояла стража, а эта дверь ведет в камеру, высеченную в скале и служившую страже убежищем. Вокруг всей Горы есть несколько таких мест. Но в дни нашего процветания сторожить, казалось, не было нужно, и стражи сделались беспечными, — иначе мы были бы предупреждены задолго до появления Дракона, и все могло бы пойти по другому. Но мы сейчас можем укрыться здесь и отдохнуть, и можем видеть, оставаясь невидимыми.
   — Мало пользы, если нас видели, когда мы поднимались сюда, — заметил Дори; он не спускал взгляда с вершины Горы и славно ожидал увидеть там Смауга, сидящего, как птица на ветке.
   — Придется рискнуть, — возразил Торин. — Сегодня мы уже не сможем двинуться дальше.
   — Да, да! — вскричал Бильбо и бросился наземь.
   В каменной каморке хватило бы места на сотню, а за нею была каморка поменьше, лучше защищенная от холода снаружи. Она была пуста: даже дикие животные не пользовались ею во время владычества Смауга. Там Карлики сложили свою поклажу; и некоторые сразу же легли и уснули, но другие сидели у наружной двери и обсуждали дальнейшие планы. Во всех своих разговорах они постоянно возвращались к одному вопросу: где Смауг? Они смотрели на запад, и там не было ничего; смотрели на восток, и там не было ничего; и на юге признаков Дракона тоже не было, но там собирались большими стаями птицы. Карлики смотрели и спрашивали, что это значит; но не смогли понять этого и тогда, когда в небе появились первые холодные звезды.

Глава 14. ОГОНЬ И ВОДА

   Если вы хотите вместе с Карликами узнать новости о Смауге, то вам нужно вернуться к тому вечеру, два дня назад, когда он разрушил дверь и умчался в гневе.
   Люди в озерном городе Эсгароте сидели большею частью дома, так как восточный ветер был очень холодный; но некоторые гуляли по набережным и любовались звездами, проглядывавшими в спокойных водах Озера по мере того, как они расцветали в небе. От города Одинокая Гора была почти заслонена невысокими холмами на дальнем конце Озера, где между ними в Озеро вливалась Быстрая река, текущая с севера. В ясную погоду можно было увидеть лишь вершину Горы, но Люди на нее редко смотрели, так как она была страшной и зловещей даже в утреннем свете. Сейчас она исчезла, скрытая тьмой.
   Но вдруг она сверкнула вдали: короткая вспышка озарила ее и погасла.
   — Смотрите! — сказал один. — Там опять огни! Прошлой ночью дозорные видели, как они то появляются, то исчезают, и это продолжалось с полуночи до рассвета. Кажется, там что-то происходит.
   — Может быть, Король Горы кует там золото, — сказал другой. — Давно уже он ушел на север. Пора бы песням начать осуществляться.
   — Какой король? — спросил третий, человек мрачного вида, с угрюмым голосом. — Эти вспышки могут быть только разрушительным огнем Дракона, единственного Короля Горы, которого мы знаем.
   — Ты всегда говоришь только о самом мрачном! — возразили другие. — То о наводнениях, то о ядовитой рыбе. Думай о чем-нибудь повеселее!
   Тут во впадине между холмами появился внезапный, яркий свет, и северная часть озера сделалась золотой. — Король Горы! — вскричали они. — Его ручьи струятся золотом, его реки — золотые… Река превратилась в золото! — закричали они, и повсюду открывались окна, и со всех сторон стали сбегаться люди.
   Всех снова охватило великое возбуждение и восторг. Но человек с угрюмым голосом кинулся со всех ног к Старшине. — Дракон приближается или я сошел с ума! — вскричал он. — Обрубайте мосты! К оружию! К оружию!
   Потом раздались вдруг тревожные звуки труб, отдаваясь эхом от скал на берегу. Радостные крики умолкли, и веселье сменилось ужасом. Вот почему Дракон не застал их врасплох.
   Очень скоро — ибо он летел быстро — они увидели его, как яркую искру, мчащуюся к ним и становящуюся все больше и ярче, и тут даже самый глупый из них понял, что предсказания песен могут и не исполниться. Но у них еще оставалось немного времени. Каждый сосуд в городе наполнили водой, каждый воин вооружился, каждая стрела и каждое копье были наготове, и мосты из города на сушу обрублены и уничтожены раньше, чем шум от страшного приближения Смауга сделался громким, а по озеру заходили огненно-красные волны, поднятые ветром его ужасных крыльев.
   Среди криков, стонов и воплей Людей он появился перед ними, слетел к мостам и был жестоко разочарован! Мостов не было, а его враги находились на острове посреди глубокой воды, слишком глубокой, темной и холодной, чтобы ему понравиться. Если он нырнет в нее, то поднимет достаточно пара, чтобы покрыть всю местность туманом на несколько дней; но озеро сильней его огня и погасит его раньше, чем он успеет доплыть до города.
   Он с ревом закружил над городом. Темные стрелы тучей взлетели кверху и застучали, ломаясь, по его чешуе и самоцветам, а их древка, загоревшись от его дыхания, с шипеньем падали в озеро. Невозможно представить себе фейерверк, равный зрелищу этой ночи. Звон тетив на луках и резкие звуки труб разъярили Дракона до крайности, так что он обезумел и ослеп от гнева. Вот уже множество лет никто не осмеливался сражаться с ним; никто не осмелился бы и сейчас, если бы человек с угрюмым голосом (его звали Бард) не подбадривал лучников и не требовал от Старшины, чтобы тот приказал им сражаться до последнего.
   Из пасти у Дракона брызнуло пламя. Некоторое время он кружил высоко в воздухе, осветив все озеро; деревья по берегам засияли яркой медью, а у подножья их заметались густые, черные тени. Потом он низринулся прямо сквозь тучу стрел, ничего не видя от ярости, не заботясь о том, чтобы подставить врагам свою крепкую чешую, стремясь только сжечь весь их город.
   Огонь заплясал по камышовым крышам и деревянным балкам, когда он кружил над ним снова и снова: они горели, хотя перед его появлением их пропитали водой. Снова сотни рук стали плескать воду везде, где вспыхивала хоть искра. И снова ринулся Дракон. Взмах его хвоста — и крыша Большого дома рухнула. Непобедимое пламя взвилось высоко во тьму. Еще один взмах, и еще один, — и вот снова дом за домом вспыхивает и рушится; но еще ни одна стрела не остановила Смауга, не помешала ему больше, чем помешала бы муха с болот.
   Со всех сторон Люди уже прыгали в воду. Женщин и детей сажали в нагруженные лодки на рыночном пруду. Все бросали оружие. Плач и стоны раздавались там, где еще недавно пелись песни о Карликах и о будущих радостях. Теперь Люди проклинали их имена. Сам Старшина поспешил к своей большой раззолоченной лодке, надеясь уплыть от смятения и спастись самому. Скоро весь город будет покинут и сожжен до самой поверхности озера.
   Именно этого и хотел Дракон. Пусть Люди все садятся в лодки, он позволит им это. А потом он сможет позабавиться, гоняясь за ними, или же они смогут оставаться на воде, пока не погибнут от голода. Пусть только они попробуют высадиться на сушу, а там он их встретит. Вскоре он подожжет все береговые леса, спалит все поля и луга. А сейчас он наслаждался, уничтожая город, как не наслаждался ничем уже много лет.
   Но один отряд лучников еще держался среди горящих домов. Предводителем у них был Бард, человек мрачного вида и с мрачным голосом; друзья упрекали его за то, что он предсказывает наводнения и ядовитую рыбу, но они ценили его силу и отвагу. Он был отдаленным потомком Гириона, правившего в Доле, чьи жена и ребенок бежали когда-то от гибели по Быстрой реке. Сейчас он стрелял из большого тиссового лука, пока у него не осталась только одна стрела. Пожар уже близился к нему. Товарищи его покидали. Он натянул тетиву в последний раз.
   Вдруг из темноты выпорхнуло что-то и село к нему на плечо. Он вздрогнул, — но это был лишь старый дрозд. Смело сев у его уха, птица поведала ему новости. И он с изумлением нашел, что понимает ее язык, так как ведет свой род от людей в Доле.
   — Жди! Жди! — говорил дрозд. — Луна восходит. Всмотрись в его грудь у левой подмышки, когда он будет кружить над тобой. — И Бард изумленно слушал, а он рассказывал ему все то, что произошло на Горе и что он там слышал.
   Тогда Бард оттянул тетиву до самого уха. Дракон возвращался и летел низко, и тут над восточным берегом взошла луна и посеребрила его огромные крылья.
   — Стрела! — произнес лучник. — Черная стрела! Я хранил тебя до последней минуты. Ты никогда мне не изменяла, а я всегда находил тебя. Я получил тебя от отца, а он — от своих предков. Если ты действительно рождена в кузницах подлинного Короля Горы, то теперь лети и вонзись метко!
   Дракон закружил снова, еще ниже прежнего; и когда он поворачивал и нырял в воздухе, то его брюхо сверкало в лунном свете искрами самоцветов, — все, кроме одного места. Прозвенела тетива огромного лука. Черная стрела сорвалась с нее и полетела прямо в грудь Дракона, к тому месту, где широко оттопыривалась левая передняя лапа. Тут стрела вошла целиком, от острия до оперения, — так могуч был ее полет. С воплем, от которого люди глохли, деревья валились, а камни раскалывались, Смауг вскинулся в воздухе, перевернулся и рухнул с высоты…