Фрицу волей-неволей пришлось остаться на месте.
Тар и собаки промчались мимо и вскоре исчезли из виду,
хотя вой еще раздавался вдали.
Через некоторое время вой стал громче, и охотники,
заметив, что животные возвращаются в их сторону, прервали
работу, желая посмотреть, чем все это кончится. Снова на
полянке показался тар, а собаки по-прежнему бежали за ним по
пятам.
Они опять исчезли, но через некоторое время шум стал вновь
нарастать, и охотники с удивлением увидели, что собаки снова
гонят тара по лесу.
Видно было, что собакам ничего не стоит догнать тара, --
они не отставали от него, и каждая могла бы вцепиться ему в
горло. Казалось, они гонят его для забавы и могут окончить
травлю когда захотят.
Охотники были отчасти правы. Дикие собаки могли бы в любой
момент перегнать тара, но они и делали это, так как не раз уже
заставляли его поворачивать. Но вместе с тем они гнали его не
только для забавы. Они гоняли свою жертву взад и вперед для
того, чтобы загнать ее ближе к своим логовищам и избавить себя
от труда тащить туда ее тушу. Такова была цель красных собак, и
этим объяснялось их странное поведение. Оссару, хорошо знакомый
с дикими собаками, уверял Карла, что, когда у них родятся
щенята, они гоняют крупных животных с места на место, до тех
пор пока не загонят поближе к своим логовам, а там прыгают на
жертву, перегрызают ей горло; а щенята сбегаются к туше и
терзают ее в свое удовольствие.
Охотник за растениями уже слышал об этой странной повадке
и наблюдал ее у диких собак Южной Африки, так что не очень
удивился рассказу Оссару.
Впрочем, Карл и Оссару вели эту беседу несколько позже. В
данный момент они были слишком поглощены этим зрелищем -- тар
снова промчался ярдах в двадцати от того места, где они стояли.
Казалось, он был вконец затравлен, и чувствовалось, что
преследователи скоро его свалят. Но этого они, видимо, не
хотели делать. Им нужно было угнать его еще немного подальше.
Однако животное не собиралось им уступать, хотя выбивалось
из сил. На пути ему попалось большое дерево -- ствол имел
несколько футов в диаметре; у основания оно разветвлялось в
разные стороны, причем развилка была так глубока, что там
вполне поместилась бы лошадь. Именно такого места искал тар --
он бросился к дереву, вскочил в развилку и, повернувшись к
врагам, приготовился к обороне.
Этот внезапный маневр, видно, сбил c толку свирепых
преследователей. Многие из них были знакомы с таром и
испугались направленных на них рогов. Они знали, что, заняв
такую позицию, он становится опасным противником.
Поэтому почти все старые собаки отступили, поджав хвост.
Но в стае было несколько молодых собак, быстрых и горячих, --
им стыдно было опускать хвост перед врагом, и они тотчас же
набросились на тара. Последовала сцена, глядя на которую Оссару
хлопал в ладоши и хватался за бока от смеха. Завязалась
отчаянная битва. Со всех сторон налетали дикие собаки, но в
следующий миг с визгом отползали назад, раненые, искалеченные.
Одна или две уже лежали, пронзенные насмерть острыми рогами
тара. Оссару наслаждался этой сценой, так как питал большое
отвращение к диким собакам, нередко отбивавшим у него добычу.
Неизвестно, чем окончился бы этот бой, так как он был
внезапно прерван. Фрицу удалось сорваться с привязи, и он
тотчас же помчался к месту свалки. Дикие собаки были испуганы
его появлением не меньше, чем их жертва, и, не желая
знакомиться с пришельцем, все как одна разбежались и вскоре
исчезли в лесу.
Фриц никогда еще не видал тара, но, считая, что это
настоящая дичь, сразу же кинулся на него. Легче было бы ему
справиться с саксонским диким кабаном! Тар нанес псу несколько
ударов рогами; борьба была упорная и длилась бы еще долго, если
бы Карл не пришел на помощь Фрицу, одним выстрелом покончив с
таром.
Охотников интересовала только шкура тара, так как мясо у
него жесткое и невкусное. Однако жители Гималаев усердно
охотятся на тара, тем более что охота эта считается нетрудной,
а вкус у них неприхотливый.
Как мы уже сказали, Оссару всей душой ненавидел диких
собак. Они часто перехватывали у него добычу, когда он уже
готов был подстрелить антилопу или оленя, а сами не стоили
выстрела: мясо у них несъедобное и шкуру почти невозможно
продать. Оссару считал их нечистыми животными, которых следует
уничтожать.
Поэтому шикари ликовал, видя, что старый тар избивает
своих врагов.
Но Оссару суждено было в этот же вечер жестоко поплатиться
за свое злорадство. Его ожидало еще одно приключение, о котором
мы сейчас расскажем.
Поляна, где были убиты яки, находилась далеко от хижины --
их разделяли добрых три четверти мили. Карлу и Оссару пришлось
несколько раз ходить туда и обратно, чтобы перенести мясо и
шкуры. Каспар лежал с вывихнутой ногой и не мог им помочь. Мы
уже сказали, что его самого пришлось нести домой.
Они перетаскивали мясо до самого вечера; начало
смеркаться, а между тем оставалось принести еще четверть туши.
За этой последней четвертью Оссару отправился один, а товарищи
занялись приготовлением ужина.
Разрубив туши на куски, охотники предусмотрительно
развесили мясо высоко на ветвях, чтобы дикие звери не могли его
достать. Они знали по горькому опыту, что в долине множество
хищников, которые могут уничтожить бычью тушу в несколько
минут. Правда, им было неизвестно, какой хищник утащил мясо
самки яка. Карл и Каспар думали, что это волки, так как волки
различных пород встречаются во всех частях света, а в Индии их
несколько видов: например, ландгах, или индийский волк, бериа
-- волк желтой масти, ростом с борзую, с длинными прямыми
ушами, как у шакала. Там встречается и шакал и обыкновенная,
или пятнистая, гиена, поэтому трудно было сказать, какой из
этих хищников произвел грабеж. По мнению Оссару, это сделали не
волки, а дикие собаки -- быть может, та самая стая, которая в
этот день гналась за таром. По существу, большой разницы нет,
ибо эти дикие собаки -- скорее волки, чем собаки, и не менее
свирепы и прожорливы, чем волки. Но вернемся к Оссару.
Когда шикари возвратился на поляну, он был не слишком
удивлен, увидев множество шнырявших там диких собак. С
полдюжины их собралось под деревом, где висело мясо: некоторые
подпрыгивали кверху, и все смотрели на соблазнительный кусок
жадными, голодными глазами. С обрезками и потрохами они уже
покончили -- не оставалось ни кусочка. Оссару пожалел, что не
захватил с собой ни лука со стрелами, ни копья -- словом,
никакого оружия. Даже свой длинный нож он оставил, чтобы
удобнее было нести увесистую четверть туши.
Но Оссару не устоял перед искушением попугать проклятых
собак и, набрав крупных камней, бросился прямо в середину стаи,
швыряя камни направо и налево.
Ошеломленные внезапным нападением, собаки шарахнулось в
кусты. Но Оссару заметил, что они не слишком-то испуганы: иные
из них отступали нехотя, злобно ворча; отойдя на несколько
шагов, останавливались и, казалось, готовы были вернуться.
Первый раз в жизни Оссару ощутил что-то похожее на страх
перед дикими собаками. Он привык нападать на них, как только
завидит, и они всякий раз разбегались, стоило ему крикнуть. Но
таких огромных и свирепых собак ему еще не приходилось
встречать, и у них был явно воинственный вид.
Между тем стемнело, а ночью такие звери становятся куда
смелее, чем днем. Действительно, темная тропическая ночь --
самое подходящее время для грабежа и нападений. К тому же эти
собаки, вероятно, никогда еще не встречали человека, а потому и
не обнаруживали перед ним страха.
Шикари стало не по себе -- ведь он был совсем один, да к
тому же безоружен.
Он расшвырял все камни, но несколько собак еще оставались
на поляне; в серых сумерках они казались гораздо больше, чем на
самом деле.
Оссару хотел было набрать еще камней, чтобы расправиться с
собаками, но, поразмыслив, решил, что лучше их не затрагивать.
Ведь он уже почти разогнал собак, а если их разозлить, они
могут наброситься на него всей стаей. Итак, он решил оставить
собак в покое и делать свое дело.
Он поспешно снял мясо с дерева и, взвалив его на плечи,
зашагал по направлению к хижине.
Не прошел он и нескольких шагов, как ему стало казаться,
что собаки идут за ним следом. Вскоре он в этом убедился,
услыхав за спиной шелест сухих листьев и приглушенное рычание.
Шикари шел, согнувшись под тяжестью мяса, и не мог повернуть
голову и осмотреться по сторонам.
Но топот лап слышался все ближе, все громче тявканье и
рычание. Опасаясь, как бы на него не напали сзади, Оссару
остановился и обернулся.
Зрелище, которое ему представилось, могло нагнать ужас
даже на храбреца. Он ожидал увидеть собак шесть, но их было
несколько десятков разного возраста и размера. Казалось, на
него ополчились все собаки, обитавшие в долине.
Но отважный шикари не упал духом. Он слишком презирал
диких собак, чтобы их испугаться, и решил снова отогнать свору.
Прислонив свою ношу к дереву, он наклонился и начал шарить
по земле. Набрав крупных камней, величиной с добрый булыжник,
он отошел на несколько шагов и стал изо всех сил швырять их в
своих преследователей, целясь прямо в морды. Ему удалось ранить
нескольких собак, которые с воем убежали прочь; но самые
сильные и свирепые не отступили, только злобно ощерились и
зарычали; в лунном свете зловеще поблескивали их оскаленные
зубы.
Оссару понял, что ничего не выиграл от этой новой стычки,
и, взвалив мясо на плечи, двинулся дальше, но вскоре заметил,
что собаки не отстают от него.
У него был уже соблазн бросить мясо, но внезапно ему
пришла счастливая мысль -- он придумал, как избавиться от своих
отвратительных спутников.
Оссару уже приближался к озеру. Его отделяла от хижины
широкая полоса воды -- залив озера. Он знал, что залив довольно
мелкий и его можно перейти вброд. Еще сегодня он переходил его,
сокращая дорогу. Сейчас он находился ярдах в ста от этого
брода; быть может, он успеет добежать до воды прежде, чем
собаки нападут на него. Он бросится в воду, и это их отпугнет.
Как ни дерзки его враги, они, конечно, не пустятся за ним
вплавь.
Тут он снова вскинул мясо на плечи и быстро зашагал к
озеру. Ему не было времени осматриваться по сторонам. Он и без
того знал, что стая бежит за ним по пятам, ибо по-прежнему
раздавались топот, взвизгивание и рычание. Эти звуки все
приближались, и, когда наконец Оссару подошел к озеру, ему
показалось, что он чувствует горячее дыхание зверей у себя на
ногах.
Он спустился с берега и быстро пошел по дну, по колено в
воде. Теперь он уже ничего не слышал, кроме плеска рассекаемой
им воды, и не оглядывался на своих преследователей, пока не
выбрался на другой берег залива. Тут он остановился и
огляделся. К его досаде, вся стая плыла за ним, как гончие за
оленем. Они уже находились на середине залива. Конечно, собаки
не сразу решились пуститься вплавь, что позволило Оссару
довольно далеко уйти вперед; если бы не это, они вышли бы на
берег в одно время с ним. Но, во всяком случае, они скоро его
нагонят.
Оссару хотел уже бросить мясо и убежать, но охотничья
гордость не позволяла ему позорно отступить перед дикими
собаками. Он побежал по тропинке со своей ношей. До хижины было
уже недалеко. Он все еще надеялся добраться до нее, прежде чем
псы решатся на него напасть.
Он бежал со всех ног. Но собаки его нагоняли -- все ближе
раздавались их ворчание, тявканье, рычание, горячее дыхание
обдавало ему ноги. Тут он почувствовал, что его ноша становится
все тяжелее. Внезапно она перетянула его -- и он упал навзничь
на землю. Несколько собак вцепились в мясо и повалили ношу и
носильщика.
Но Оссару тут же вскочил и, схватив большую палку, которая
случайно оказалась у него под рукой, начал изо всех сил
колотить собак, громко крича.
Началась дикая свалка: собаки яростно боролись, хватали
зубами палку, наскакивали на охотника, но шикари ловко
действовал своим импровизированным оружием, отражая натиск
врагов.
Он уже начал уставать; без сомнения, еще немного -- и он
окончательно выбился бы из сил, и собаки растерзали бы его на
клочки. Но в эту страшную минуту какое-то большое пятнистое
тело выпрыгнуло из темноты и ринулось в самую гущу собак.
Это был Фриц. А с Фрицем прибежал его хозяин Карл,
вооруженный двустволкой; грянули выстрелы, и страшная свора
рассеялась, как стадо баранов, оставив на месте несколько
трупов.
Битва быстро закончилась, Оссару был спасен; но он дал
страшную клятву отомстить диким собакам.
Оссару так обозлился на собак, что поклялся не ложиться
спать, пока им не отомстит. Карлу и Каспару любопытно было
знать, что он собирается делать. Они предполагали, что собаки
будут всю ночь бродить вокруг хижины. Действительно, невдалеке
раздавался их вой. Но каким образом Оссару с ними расправится?
Тратить порох и пули на этих гнусных тварей не стоило; к тому
же вряд ли можно было бы застрелить хоть одну из них в такой
темноте.
Может быть, Оссару хочет перестрелять их из лука? Но разве
ночью в них попадешь! А между тем он грозился устроить им
настоящую гекатомбу10. Разумеется, лук и стрелы не годились для
этой цели. Но, в таком случае, как же он хочет с ними
расправиться?
Братья знали, что ни в одну западню не поймаешь больше
одной собаки; и даже самую простую западню было бы долго
сооружать, не имея нужных инструментов. Правда, можно было в
несколько минут сделать "медвежью ловушку" из бревен, которые
валялись кругом, но она убьет только одну жертву, и Оссару
придется снова и снова ее налаживать. Кроме того, умные собаки,
увидев, что одна из них погибла, не полезут второй раз в
ловушку.
Карл с Каспаром никак не могли догадаться, что именно
задумал Оссару, но ясно было, что у него уже созрел какой-то
план; поэтому они не задавали ему лишних вопросов и молча
следили за его приготовлениями.
Первым делом шикари собрал жилы всех убитых ими животных:
тара, лающего оленя, подстреленного утром, и яков, которых
принесли неободранными. Вскоре в руках у него оказался целый
пучок жил; он высушил их на огне, потом скрутил из них тонкие
бечевки. Получилось больше двадцати штук. Карл с Каспаром
работали под его руководством, помогая ему. Эти туго скрученные
бечевки были похожи на грубые струны. Оставалось только
завязать мертвую петлю -- и струна превращалась в силок.
Теперь братья начали догадываться о намерении Оссару: он
решил ловить собак в силки. Но как он будет ставить эти силки
-- разве годится для этого тонкая струна? Ведь собаки быстро
перегрызут ее. Без сомнения, так бы и случилось, если бы силки
были поставлены обычным способом. Но у Оссару была какая-то
своя система, и он рассчитывал переловить всех собак.
Когда веревка была готова, Оссару вырезал из сырых шкур
яков двадцать прочных ремней. Затем он нарезал в кустах штук
двадцать палочек и заострил их с одного конца. Далее вырезал
для приманки двадцать кусков из туши тара, мясо которого было
не слишком хорошо на вкус. После всех этих приготовлений Оссару
отправился ставить силки.
С ним вышли и братья. Прихрамывая на одну ногу, Каспар нес
вместо факела ярко пылающую сосновую ветку -- луна зашла, и для
работы нужен был свет. Карл тащил ремни, палочки и куски мяса,
а Оссару -- силки.
Невдалеке от хижины росло множество деревьев, нижние ветви
которых были горизонтально расположены над землей. Это была
разновидность горного ясеня, называемая также "ведьмин
орешник". Ветви у него длинные, тонкие, но крепкие и упругие,
сучьев не так много, а листва негустая. Это было как раз то,
что требовалось Оссару; он приметил эти деревья еще в сумерках,
подходя к хижине и думая о том, как бы расправиться с дикими
собаками. От тотчас же подошел к деревьям.
Подпрыгнув, шикари поймал одну из веток, пригнул к земле,
затем отпустил, чтобы испытать ее упругость. По-видимому, он
остался доволен; тогда он оборвал с ветки листья, обломал сучья
и привязал к ее верхнему концу сыромятный ремень. К другому
концу ремня привязал палочку, которую затем воткнул в землю.
Она прочно удерживала ветку в согнутом положении, но при
малейшем толчке ветка должна была разогнуться.
Затем шикари привязал к ремню кусок мяса так, что до него
нельзя было дотронуться, не вытащив из земли палочку, после
чего ветка должна была подняться кверху. Наконец был поставлен
силок с таким расчетом, что всякое животное, пытаясь схватить
приманку, непременно попадало в скользящую петлю.
Поставив западню, Оссару перешел к другому дереву и там
проделал то же самое; затем -- к третьему, и так далее. Когда
все двадцать силков были поставлены, охотники вернулись в
хижину.
Все трое просидели еще с полчаса, чутко прислушиваясь. Они
надеялись, что еще с вечера в западню попадется хоть одна дикая
собака.
Но, вероятно, собак напугал яркий факел, потому что ни
вой, ни лай, ни рычание не нарушали ночной тишины. Наконец
охотникам надоело ждать -- они затворили дверь своей хижины и
крепко уснули.
Кажется, никогда в жизни им не приходилось так тяжело
работать. Они до смерти устали и с наслаждением растянулись на
душистых листьях рододендронов.
Не будь их сон так глубок, они всю ночь слышали бы
разноголосый шум: лай, ворчание, тявканье, вой, рычание,
отчаянный визг и треск ветвей. Этот адский концерт, казалось,
разбудил бы и мертвеца. Перед рассветом все трое проснулись и,
увидев, что в щели хижины проникает свет, быстро вскочили и
бросились наружу. Солнце еще не взошло, но, когда они протерли
заспанные глаза, им представилось зрелище, при виде которого
Карл и Каспар разразились громким смехом, а Оссару стал прыгать
как сумасшедший, издавая ликующие крики.
Почти в каждую западню попалась жертва, почти на каждом
дереве в ветвях висела дикая собака; одни, повешенные за шею,
уже издохли; другие захваченные поперек тела, отчаянно
барахтались; третьи, схваченные за лапу, висели головой вниз,
почти касаясь земли, высунув покрытый пеной язык.
Зрелище было удивительное. Оссару сдержал свою клятву и
жестоко отомстил собакам. Он довершил мщение: схватив свое
длинное копье, прикончил тех, которые еще корчились в
предсмертных судорогах.
Я не стану утомлять тебя, юный читатель, описывая со всеми
подробностями, как происходила постройка моста. Достаточно
сказать, что все работали без передышки и днем и ночью, пока не
закончили сооружение.
Строить мост пришлось целый месяц. Это была всего-навсего
длинная жердь, дюймов шести в поперечнике и более ста футов
длиной. Она была составлена из двух тонких, сосновых стволов,
крепко связанных сыромятными ремнями. Но этим стволам нужно
было придать одинаковую толщину на всем протяжении, а в
распоряжении охотников был лишь небольшой топорик и ножи. Затем
следовало просушить древесину на костре и как можно тщательнее
и прочнее соединить стволы, чтобы они не разошлись под тяжестью
людей. Кроме того, нужно было заготовить множество ремней, а
для этого пришлось застрелить и поймать множество животных;
необходимы были и другие приспособления; все эти приготовления
заняли немало времени.
К концу месяца мост был готов. Вот он лежит в ущелье на
снегу, и его конец находится в нескольких футах от трещины.
Охотники перенесли его сюда и теперь собираются поставить на
место.
Но как же они смогут уложить эту жердь поперек зияющей
трещины? -- спросите вы. Жердь достаточно длинна, чтобы достать
до другого края трещины, -- ведь они точно рассчитали ее длину.
И по нескольку футов будет лежать по обоим краям. Но как они ее
перебросят? Если бы кто-нибудь стоял на другом краю трещины,
держа конец ремня, привязанного к жерди, то было бы нетрудно
это сделать. Но как быть, когда у них нет такой возможности?
Ясно, что толкать жердь вперед невозможно: конец такой длинной
жерди опустится книзу прежде, чем дойдет до противоположного
края, а как тогда его поднять? Действительно, когда жердь
продвинется больше чем наполовину, она перегнется вниз, и
тяжесть ее будет так велика, что им даже втроем ее не сдержать
-- она выскользнет у них из рук и упадет на дно пропасти,
откуда, конечно, невозможно будет ее достать. Так печально
окончится затея, стоившая им огромных трудов.
Но охотники не такие простаки, чтобы проработать целый
месяц, не разрешив предварительно всех этих задач. Карл
тщательно разработал проект переброски моста. Вскоре и вам
будет ясно, как они собирались преодолеть эту трудность.
Вы видите здесь лестницу длиной футов в пятьдесят, прочный
блок со шкивом и ремнями в несколько мотков крепкого
сыромятного ремня.
А теперь они будут перебрасывать мост через пропасть. Для
этого охотники и пришли сюда со всеми сооружениями. Не теряя
времени, они приступили к работе.
Лестницу приставили к отвесной скале, нижний ее конец
укрепили во льду как можно ближе к краю пропасти.
Мы сказали, что лестница была длиной в пятьдесят футов;
следовательно, верхний ее край находился на высоте пятидесяти
футов. На этом уровне в скале удалось найти небольшое
углубление, вероятно выщерб, которое легко можно было углубить.
Работая топориком и железным острием копья, Оссару
проделал в скале отверстие глубиной в фут. На это ушел час.
Затем в отверстие вставили крепкий деревянный кол,
подогнав его как можно точнее, а чтобы он держался плотнее,
вокруг него забили несколько клиньев.
Кол выдавался из скалы примерно на фут; на нем сделали
глубокие зарубки и привязали ремнями блок.
Блок состоял из двух шкивов, оси которых были достаточно
прочны, чтобы выдержать груз в несколько сот фунтов. Этот
механизм был предварительно подвергнут испытанию.
Затем в утес, в нескольких футах от пропасти, вбили еще
один кол, чтобы наматывать на него ремень, когда понадобится
затормозить движение.
После этого ремень был накинут на шкив. Это было делом
всего нескольких минут, так как ширина ремня была тщательно
подогнана к желобам шкивов.
Затем ремень, или "канат", как его называли юноши, был
привязан к длинной жерди, которая должна была служить мостом.
Один канат был привязан к ее концу, другой -- к середине, как
раз у места соединения стволов.
Узлы затягивались чрезвычайно тщательно, особенно тот, что
посередине: этот канат имел большое значение. Он должен был
играть роль главной опоры или устоя моста -- не только не
позволять длинной жерди "нырнуть" вниз, но и не давать ей
разломиться.
Если бы изобретательный Карл не придумал такой опоры, то
сделанный ими тонкий шест не выдержал бы веса человеческого
тела, а сделай они его толще, им не удалось бы перебросить шест
через трещину. Центральной опоре было уделено особое внимание,
и этот канат и шкив, через который он перекидывался, были
гораздо прочнее остальных. Второй канат должен был поддерживать
дальний конец жерди с таким расчетом, чтобы, приблизившись к
противоположному краю трещины, его можно было приподнять над
поверхностью льда.
Закрепив хорошенько ремни, каждый занял свое место.
Оссару, как самый сильный, должен был толкать жердь вперед, а
Карл и Каспар -- тянуть ремни. Под жердь подложили катки, ибо
хотя она была всего шести дюймов толщиной, но вследствие
значительной длины было бы трудно ее продвигать даже по
скользкой поверхности мерзлого снега.
По сигналу Карла жердь пришла в движение. Вскоре ее конец
уже выдвинулся над пропастью у подножия черной скалы.
Медленно, неуклонно он двигался вперед. Все работали
молча, поглощенные своим делом.
Наконец передний каток подошел к краю трещины, и пришлось
остановить движение, чтобы его переместить.
Сделать это было очень просто: несколько оборотов ремня
вокруг болта -- и механизм остановился. Шкивы работали
превосходно, и ремни легко скользили по желобкам.
Катки были переставлены, ремни размотаны, и мост вновь
пришел в движение.
Медленно, но уверенно продвигался он все дальше. И вот
дальний его конец лег на противоположный край трещины и прополз
еще несколько футов по твердому льду. Ближний конец жерди
прочно закрепили другими ремнями -- и зияющая пропасть была
перекрыта мостом.
Только теперь строители остановились, чтобы взглянуть на
дело своих рук; когда они увидели это странное сооружение,
которое должно было вернуть им свободу, у них невольно
вырвалось громкое, ликующее "ура".
Вероятно, вам кажется смешным это жалкое подобие моста, и
вам любопытно узнать, как по нему переправились охотники.
Взобраться на призовую мачту -- сущий пустяк по сравнению
с такой переправой. Подняться на шест толщиной в тесть дюймов
на высоту нескольких ярдов -- дело нетрудное, но когда речь
идет о том, чтобы проползти по жерди добрую сотню футов да еще
над страшной пропастью, от одного вида которой кружится голова
и замирает сердце, это немалый подвиг. Но если бы не было
другого способа переправы, наши герои, вероятно, на это
отважились бы.
Оссару не раз приходилось взбираться по высоким стволам
бамбука и пальм, и он легко бы с этим справился, но для Карла и
Каспара, которые не были опытными верхолазами, такой переход
Тар и собаки промчались мимо и вскоре исчезли из виду,
хотя вой еще раздавался вдали.
Через некоторое время вой стал громче, и охотники,
заметив, что животные возвращаются в их сторону, прервали
работу, желая посмотреть, чем все это кончится. Снова на
полянке показался тар, а собаки по-прежнему бежали за ним по
пятам.
Они опять исчезли, но через некоторое время шум стал вновь
нарастать, и охотники с удивлением увидели, что собаки снова
гонят тара по лесу.
Видно было, что собакам ничего не стоит догнать тара, --
они не отставали от него, и каждая могла бы вцепиться ему в
горло. Казалось, они гонят его для забавы и могут окончить
травлю когда захотят.
Охотники были отчасти правы. Дикие собаки могли бы в любой
момент перегнать тара, но они и делали это, так как не раз уже
заставляли его поворачивать. Но вместе с тем они гнали его не
только для забавы. Они гоняли свою жертву взад и вперед для
того, чтобы загнать ее ближе к своим логовищам и избавить себя
от труда тащить туда ее тушу. Такова была цель красных собак, и
этим объяснялось их странное поведение. Оссару, хорошо знакомый
с дикими собаками, уверял Карла, что, когда у них родятся
щенята, они гоняют крупных животных с места на место, до тех
пор пока не загонят поближе к своим логовам, а там прыгают на
жертву, перегрызают ей горло; а щенята сбегаются к туше и
терзают ее в свое удовольствие.
Охотник за растениями уже слышал об этой странной повадке
и наблюдал ее у диких собак Южной Африки, так что не очень
удивился рассказу Оссару.
Впрочем, Карл и Оссару вели эту беседу несколько позже. В
данный момент они были слишком поглощены этим зрелищем -- тар
снова промчался ярдах в двадцати от того места, где они стояли.
Казалось, он был вконец затравлен, и чувствовалось, что
преследователи скоро его свалят. Но этого они, видимо, не
хотели делать. Им нужно было угнать его еще немного подальше.
Однако животное не собиралось им уступать, хотя выбивалось
из сил. На пути ему попалось большое дерево -- ствол имел
несколько футов в диаметре; у основания оно разветвлялось в
разные стороны, причем развилка была так глубока, что там
вполне поместилась бы лошадь. Именно такого места искал тар --
он бросился к дереву, вскочил в развилку и, повернувшись к
врагам, приготовился к обороне.
Этот внезапный маневр, видно, сбил c толку свирепых
преследователей. Многие из них были знакомы с таром и
испугались направленных на них рогов. Они знали, что, заняв
такую позицию, он становится опасным противником.
Поэтому почти все старые собаки отступили, поджав хвост.
Но в стае было несколько молодых собак, быстрых и горячих, --
им стыдно было опускать хвост перед врагом, и они тотчас же
набросились на тара. Последовала сцена, глядя на которую Оссару
хлопал в ладоши и хватался за бока от смеха. Завязалась
отчаянная битва. Со всех сторон налетали дикие собаки, но в
следующий миг с визгом отползали назад, раненые, искалеченные.
Одна или две уже лежали, пронзенные насмерть острыми рогами
тара. Оссару наслаждался этой сценой, так как питал большое
отвращение к диким собакам, нередко отбивавшим у него добычу.
Неизвестно, чем окончился бы этот бой, так как он был
внезапно прерван. Фрицу удалось сорваться с привязи, и он
тотчас же помчался к месту свалки. Дикие собаки были испуганы
его появлением не меньше, чем их жертва, и, не желая
знакомиться с пришельцем, все как одна разбежались и вскоре
исчезли в лесу.
Фриц никогда еще не видал тара, но, считая, что это
настоящая дичь, сразу же кинулся на него. Легче было бы ему
справиться с саксонским диким кабаном! Тар нанес псу несколько
ударов рогами; борьба была упорная и длилась бы еще долго, если
бы Карл не пришел на помощь Фрицу, одним выстрелом покончив с
таром.
Охотников интересовала только шкура тара, так как мясо у
него жесткое и невкусное. Однако жители Гималаев усердно
охотятся на тара, тем более что охота эта считается нетрудной,
а вкус у них неприхотливый.
Как мы уже сказали, Оссару всей душой ненавидел диких
собак. Они часто перехватывали у него добычу, когда он уже
готов был подстрелить антилопу или оленя, а сами не стоили
выстрела: мясо у них несъедобное и шкуру почти невозможно
продать. Оссару считал их нечистыми животными, которых следует
уничтожать.
Поэтому шикари ликовал, видя, что старый тар избивает
своих врагов.
Но Оссару суждено было в этот же вечер жестоко поплатиться
за свое злорадство. Его ожидало еще одно приключение, о котором
мы сейчас расскажем.
Поляна, где были убиты яки, находилась далеко от хижины --
их разделяли добрых три четверти мили. Карлу и Оссару пришлось
несколько раз ходить туда и обратно, чтобы перенести мясо и
шкуры. Каспар лежал с вывихнутой ногой и не мог им помочь. Мы
уже сказали, что его самого пришлось нести домой.
Они перетаскивали мясо до самого вечера; начало
смеркаться, а между тем оставалось принести еще четверть туши.
За этой последней четвертью Оссару отправился один, а товарищи
занялись приготовлением ужина.
Разрубив туши на куски, охотники предусмотрительно
развесили мясо высоко на ветвях, чтобы дикие звери не могли его
достать. Они знали по горькому опыту, что в долине множество
хищников, которые могут уничтожить бычью тушу в несколько
минут. Правда, им было неизвестно, какой хищник утащил мясо
самки яка. Карл и Каспар думали, что это волки, так как волки
различных пород встречаются во всех частях света, а в Индии их
несколько видов: например, ландгах, или индийский волк, бериа
-- волк желтой масти, ростом с борзую, с длинными прямыми
ушами, как у шакала. Там встречается и шакал и обыкновенная,
или пятнистая, гиена, поэтому трудно было сказать, какой из
этих хищников произвел грабеж. По мнению Оссару, это сделали не
волки, а дикие собаки -- быть может, та самая стая, которая в
этот день гналась за таром. По существу, большой разницы нет,
ибо эти дикие собаки -- скорее волки, чем собаки, и не менее
свирепы и прожорливы, чем волки. Но вернемся к Оссару.
Когда шикари возвратился на поляну, он был не слишком
удивлен, увидев множество шнырявших там диких собак. С
полдюжины их собралось под деревом, где висело мясо: некоторые
подпрыгивали кверху, и все смотрели на соблазнительный кусок
жадными, голодными глазами. С обрезками и потрохами они уже
покончили -- не оставалось ни кусочка. Оссару пожалел, что не
захватил с собой ни лука со стрелами, ни копья -- словом,
никакого оружия. Даже свой длинный нож он оставил, чтобы
удобнее было нести увесистую четверть туши.
Но Оссару не устоял перед искушением попугать проклятых
собак и, набрав крупных камней, бросился прямо в середину стаи,
швыряя камни направо и налево.
Ошеломленные внезапным нападением, собаки шарахнулось в
кусты. Но Оссару заметил, что они не слишком-то испуганы: иные
из них отступали нехотя, злобно ворча; отойдя на несколько
шагов, останавливались и, казалось, готовы были вернуться.
Первый раз в жизни Оссару ощутил что-то похожее на страх
перед дикими собаками. Он привык нападать на них, как только
завидит, и они всякий раз разбегались, стоило ему крикнуть. Но
таких огромных и свирепых собак ему еще не приходилось
встречать, и у них был явно воинственный вид.
Между тем стемнело, а ночью такие звери становятся куда
смелее, чем днем. Действительно, темная тропическая ночь --
самое подходящее время для грабежа и нападений. К тому же эти
собаки, вероятно, никогда еще не встречали человека, а потому и
не обнаруживали перед ним страха.
Шикари стало не по себе -- ведь он был совсем один, да к
тому же безоружен.
Он расшвырял все камни, но несколько собак еще оставались
на поляне; в серых сумерках они казались гораздо больше, чем на
самом деле.
Оссару хотел было набрать еще камней, чтобы расправиться с
собаками, но, поразмыслив, решил, что лучше их не затрагивать.
Ведь он уже почти разогнал собак, а если их разозлить, они
могут наброситься на него всей стаей. Итак, он решил оставить
собак в покое и делать свое дело.
Он поспешно снял мясо с дерева и, взвалив его на плечи,
зашагал по направлению к хижине.
Не прошел он и нескольких шагов, как ему стало казаться,
что собаки идут за ним следом. Вскоре он в этом убедился,
услыхав за спиной шелест сухих листьев и приглушенное рычание.
Шикари шел, согнувшись под тяжестью мяса, и не мог повернуть
голову и осмотреться по сторонам.
Но топот лап слышался все ближе, все громче тявканье и
рычание. Опасаясь, как бы на него не напали сзади, Оссару
остановился и обернулся.
Зрелище, которое ему представилось, могло нагнать ужас
даже на храбреца. Он ожидал увидеть собак шесть, но их было
несколько десятков разного возраста и размера. Казалось, на
него ополчились все собаки, обитавшие в долине.
Но отважный шикари не упал духом. Он слишком презирал
диких собак, чтобы их испугаться, и решил снова отогнать свору.
Прислонив свою ношу к дереву, он наклонился и начал шарить
по земле. Набрав крупных камней, величиной с добрый булыжник,
он отошел на несколько шагов и стал изо всех сил швырять их в
своих преследователей, целясь прямо в морды. Ему удалось ранить
нескольких собак, которые с воем убежали прочь; но самые
сильные и свирепые не отступили, только злобно ощерились и
зарычали; в лунном свете зловеще поблескивали их оскаленные
зубы.
Оссару понял, что ничего не выиграл от этой новой стычки,
и, взвалив мясо на плечи, двинулся дальше, но вскоре заметил,
что собаки не отстают от него.
У него был уже соблазн бросить мясо, но внезапно ему
пришла счастливая мысль -- он придумал, как избавиться от своих
отвратительных спутников.
Оссару уже приближался к озеру. Его отделяла от хижины
широкая полоса воды -- залив озера. Он знал, что залив довольно
мелкий и его можно перейти вброд. Еще сегодня он переходил его,
сокращая дорогу. Сейчас он находился ярдах в ста от этого
брода; быть может, он успеет добежать до воды прежде, чем
собаки нападут на него. Он бросится в воду, и это их отпугнет.
Как ни дерзки его враги, они, конечно, не пустятся за ним
вплавь.
Тут он снова вскинул мясо на плечи и быстро зашагал к
озеру. Ему не было времени осматриваться по сторонам. Он и без
того знал, что стая бежит за ним по пятам, ибо по-прежнему
раздавались топот, взвизгивание и рычание. Эти звуки все
приближались, и, когда наконец Оссару подошел к озеру, ему
показалось, что он чувствует горячее дыхание зверей у себя на
ногах.
Он спустился с берега и быстро пошел по дну, по колено в
воде. Теперь он уже ничего не слышал, кроме плеска рассекаемой
им воды, и не оглядывался на своих преследователей, пока не
выбрался на другой берег залива. Тут он остановился и
огляделся. К его досаде, вся стая плыла за ним, как гончие за
оленем. Они уже находились на середине залива. Конечно, собаки
не сразу решились пуститься вплавь, что позволило Оссару
довольно далеко уйти вперед; если бы не это, они вышли бы на
берег в одно время с ним. Но, во всяком случае, они скоро его
нагонят.
Оссару хотел уже бросить мясо и убежать, но охотничья
гордость не позволяла ему позорно отступить перед дикими
собаками. Он побежал по тропинке со своей ношей. До хижины было
уже недалеко. Он все еще надеялся добраться до нее, прежде чем
псы решатся на него напасть.
Он бежал со всех ног. Но собаки его нагоняли -- все ближе
раздавались их ворчание, тявканье, рычание, горячее дыхание
обдавало ему ноги. Тут он почувствовал, что его ноша становится
все тяжелее. Внезапно она перетянула его -- и он упал навзничь
на землю. Несколько собак вцепились в мясо и повалили ношу и
носильщика.
Но Оссару тут же вскочил и, схватив большую палку, которая
случайно оказалась у него под рукой, начал изо всех сил
колотить собак, громко крича.
Началась дикая свалка: собаки яростно боролись, хватали
зубами палку, наскакивали на охотника, но шикари ловко
действовал своим импровизированным оружием, отражая натиск
врагов.
Он уже начал уставать; без сомнения, еще немного -- и он
окончательно выбился бы из сил, и собаки растерзали бы его на
клочки. Но в эту страшную минуту какое-то большое пятнистое
тело выпрыгнуло из темноты и ринулось в самую гущу собак.
Это был Фриц. А с Фрицем прибежал его хозяин Карл,
вооруженный двустволкой; грянули выстрелы, и страшная свора
рассеялась, как стадо баранов, оставив на месте несколько
трупов.
Битва быстро закончилась, Оссару был спасен; но он дал
страшную клятву отомстить диким собакам.
Оссару так обозлился на собак, что поклялся не ложиться
спать, пока им не отомстит. Карлу и Каспару любопытно было
знать, что он собирается делать. Они предполагали, что собаки
будут всю ночь бродить вокруг хижины. Действительно, невдалеке
раздавался их вой. Но каким образом Оссару с ними расправится?
Тратить порох и пули на этих гнусных тварей не стоило; к тому
же вряд ли можно было бы застрелить хоть одну из них в такой
темноте.
Может быть, Оссару хочет перестрелять их из лука? Но разве
ночью в них попадешь! А между тем он грозился устроить им
настоящую гекатомбу10. Разумеется, лук и стрелы не годились для
этой цели. Но, в таком случае, как же он хочет с ними
расправиться?
Братья знали, что ни в одну западню не поймаешь больше
одной собаки; и даже самую простую западню было бы долго
сооружать, не имея нужных инструментов. Правда, можно было в
несколько минут сделать "медвежью ловушку" из бревен, которые
валялись кругом, но она убьет только одну жертву, и Оссару
придется снова и снова ее налаживать. Кроме того, умные собаки,
увидев, что одна из них погибла, не полезут второй раз в
ловушку.
Карл с Каспаром никак не могли догадаться, что именно
задумал Оссару, но ясно было, что у него уже созрел какой-то
план; поэтому они не задавали ему лишних вопросов и молча
следили за его приготовлениями.
Первым делом шикари собрал жилы всех убитых ими животных:
тара, лающего оленя, подстреленного утром, и яков, которых
принесли неободранными. Вскоре в руках у него оказался целый
пучок жил; он высушил их на огне, потом скрутил из них тонкие
бечевки. Получилось больше двадцати штук. Карл с Каспаром
работали под его руководством, помогая ему. Эти туго скрученные
бечевки были похожи на грубые струны. Оставалось только
завязать мертвую петлю -- и струна превращалась в силок.
Теперь братья начали догадываться о намерении Оссару: он
решил ловить собак в силки. Но как он будет ставить эти силки
-- разве годится для этого тонкая струна? Ведь собаки быстро
перегрызут ее. Без сомнения, так бы и случилось, если бы силки
были поставлены обычным способом. Но у Оссару была какая-то
своя система, и он рассчитывал переловить всех собак.
Когда веревка была готова, Оссару вырезал из сырых шкур
яков двадцать прочных ремней. Затем он нарезал в кустах штук
двадцать палочек и заострил их с одного конца. Далее вырезал
для приманки двадцать кусков из туши тара, мясо которого было
не слишком хорошо на вкус. После всех этих приготовлений Оссару
отправился ставить силки.
С ним вышли и братья. Прихрамывая на одну ногу, Каспар нес
вместо факела ярко пылающую сосновую ветку -- луна зашла, и для
работы нужен был свет. Карл тащил ремни, палочки и куски мяса,
а Оссару -- силки.
Невдалеке от хижины росло множество деревьев, нижние ветви
которых были горизонтально расположены над землей. Это была
разновидность горного ясеня, называемая также "ведьмин
орешник". Ветви у него длинные, тонкие, но крепкие и упругие,
сучьев не так много, а листва негустая. Это было как раз то,
что требовалось Оссару; он приметил эти деревья еще в сумерках,
подходя к хижине и думая о том, как бы расправиться с дикими
собаками. От тотчас же подошел к деревьям.
Подпрыгнув, шикари поймал одну из веток, пригнул к земле,
затем отпустил, чтобы испытать ее упругость. По-видимому, он
остался доволен; тогда он оборвал с ветки листья, обломал сучья
и привязал к ее верхнему концу сыромятный ремень. К другому
концу ремня привязал палочку, которую затем воткнул в землю.
Она прочно удерживала ветку в согнутом положении, но при
малейшем толчке ветка должна была разогнуться.
Затем шикари привязал к ремню кусок мяса так, что до него
нельзя было дотронуться, не вытащив из земли палочку, после
чего ветка должна была подняться кверху. Наконец был поставлен
силок с таким расчетом, что всякое животное, пытаясь схватить
приманку, непременно попадало в скользящую петлю.
Поставив западню, Оссару перешел к другому дереву и там
проделал то же самое; затем -- к третьему, и так далее. Когда
все двадцать силков были поставлены, охотники вернулись в
хижину.
Все трое просидели еще с полчаса, чутко прислушиваясь. Они
надеялись, что еще с вечера в западню попадется хоть одна дикая
собака.
Но, вероятно, собак напугал яркий факел, потому что ни
вой, ни лай, ни рычание не нарушали ночной тишины. Наконец
охотникам надоело ждать -- они затворили дверь своей хижины и
крепко уснули.
Кажется, никогда в жизни им не приходилось так тяжело
работать. Они до смерти устали и с наслаждением растянулись на
душистых листьях рододендронов.
Не будь их сон так глубок, они всю ночь слышали бы
разноголосый шум: лай, ворчание, тявканье, вой, рычание,
отчаянный визг и треск ветвей. Этот адский концерт, казалось,
разбудил бы и мертвеца. Перед рассветом все трое проснулись и,
увидев, что в щели хижины проникает свет, быстро вскочили и
бросились наружу. Солнце еще не взошло, но, когда они протерли
заспанные глаза, им представилось зрелище, при виде которого
Карл и Каспар разразились громким смехом, а Оссару стал прыгать
как сумасшедший, издавая ликующие крики.
Почти в каждую западню попалась жертва, почти на каждом
дереве в ветвях висела дикая собака; одни, повешенные за шею,
уже издохли; другие захваченные поперек тела, отчаянно
барахтались; третьи, схваченные за лапу, висели головой вниз,
почти касаясь земли, высунув покрытый пеной язык.
Зрелище было удивительное. Оссару сдержал свою клятву и
жестоко отомстил собакам. Он довершил мщение: схватив свое
длинное копье, прикончил тех, которые еще корчились в
предсмертных судорогах.
Я не стану утомлять тебя, юный читатель, описывая со всеми
подробностями, как происходила постройка моста. Достаточно
сказать, что все работали без передышки и днем и ночью, пока не
закончили сооружение.
Строить мост пришлось целый месяц. Это была всего-навсего
длинная жердь, дюймов шести в поперечнике и более ста футов
длиной. Она была составлена из двух тонких, сосновых стволов,
крепко связанных сыромятными ремнями. Но этим стволам нужно
было придать одинаковую толщину на всем протяжении, а в
распоряжении охотников был лишь небольшой топорик и ножи. Затем
следовало просушить древесину на костре и как можно тщательнее
и прочнее соединить стволы, чтобы они не разошлись под тяжестью
людей. Кроме того, нужно было заготовить множество ремней, а
для этого пришлось застрелить и поймать множество животных;
необходимы были и другие приспособления; все эти приготовления
заняли немало времени.
К концу месяца мост был готов. Вот он лежит в ущелье на
снегу, и его конец находится в нескольких футах от трещины.
Охотники перенесли его сюда и теперь собираются поставить на
место.
Но как же они смогут уложить эту жердь поперек зияющей
трещины? -- спросите вы. Жердь достаточно длинна, чтобы достать
до другого края трещины, -- ведь они точно рассчитали ее длину.
И по нескольку футов будет лежать по обоим краям. Но как они ее
перебросят? Если бы кто-нибудь стоял на другом краю трещины,
держа конец ремня, привязанного к жерди, то было бы нетрудно
это сделать. Но как быть, когда у них нет такой возможности?
Ясно, что толкать жердь вперед невозможно: конец такой длинной
жерди опустится книзу прежде, чем дойдет до противоположного
края, а как тогда его поднять? Действительно, когда жердь
продвинется больше чем наполовину, она перегнется вниз, и
тяжесть ее будет так велика, что им даже втроем ее не сдержать
-- она выскользнет у них из рук и упадет на дно пропасти,
откуда, конечно, невозможно будет ее достать. Так печально
окончится затея, стоившая им огромных трудов.
Но охотники не такие простаки, чтобы проработать целый
месяц, не разрешив предварительно всех этих задач. Карл
тщательно разработал проект переброски моста. Вскоре и вам
будет ясно, как они собирались преодолеть эту трудность.
Вы видите здесь лестницу длиной футов в пятьдесят, прочный
блок со шкивом и ремнями в несколько мотков крепкого
сыромятного ремня.
А теперь они будут перебрасывать мост через пропасть. Для
этого охотники и пришли сюда со всеми сооружениями. Не теряя
времени, они приступили к работе.
Лестницу приставили к отвесной скале, нижний ее конец
укрепили во льду как можно ближе к краю пропасти.
Мы сказали, что лестница была длиной в пятьдесят футов;
следовательно, верхний ее край находился на высоте пятидесяти
футов. На этом уровне в скале удалось найти небольшое
углубление, вероятно выщерб, которое легко можно было углубить.
Работая топориком и железным острием копья, Оссару
проделал в скале отверстие глубиной в фут. На это ушел час.
Затем в отверстие вставили крепкий деревянный кол,
подогнав его как можно точнее, а чтобы он держался плотнее,
вокруг него забили несколько клиньев.
Кол выдавался из скалы примерно на фут; на нем сделали
глубокие зарубки и привязали ремнями блок.
Блок состоял из двух шкивов, оси которых были достаточно
прочны, чтобы выдержать груз в несколько сот фунтов. Этот
механизм был предварительно подвергнут испытанию.
Затем в утес, в нескольких футах от пропасти, вбили еще
один кол, чтобы наматывать на него ремень, когда понадобится
затормозить движение.
После этого ремень был накинут на шкив. Это было делом
всего нескольких минут, так как ширина ремня была тщательно
подогнана к желобам шкивов.
Затем ремень, или "канат", как его называли юноши, был
привязан к длинной жерди, которая должна была служить мостом.
Один канат был привязан к ее концу, другой -- к середине, как
раз у места соединения стволов.
Узлы затягивались чрезвычайно тщательно, особенно тот, что
посередине: этот канат имел большое значение. Он должен был
играть роль главной опоры или устоя моста -- не только не
позволять длинной жерди "нырнуть" вниз, но и не давать ей
разломиться.
Если бы изобретательный Карл не придумал такой опоры, то
сделанный ими тонкий шест не выдержал бы веса человеческого
тела, а сделай они его толще, им не удалось бы перебросить шест
через трещину. Центральной опоре было уделено особое внимание,
и этот канат и шкив, через который он перекидывался, были
гораздо прочнее остальных. Второй канат должен был поддерживать
дальний конец жерди с таким расчетом, чтобы, приблизившись к
противоположному краю трещины, его можно было приподнять над
поверхностью льда.
Закрепив хорошенько ремни, каждый занял свое место.
Оссару, как самый сильный, должен был толкать жердь вперед, а
Карл и Каспар -- тянуть ремни. Под жердь подложили катки, ибо
хотя она была всего шести дюймов толщиной, но вследствие
значительной длины было бы трудно ее продвигать даже по
скользкой поверхности мерзлого снега.
По сигналу Карла жердь пришла в движение. Вскоре ее конец
уже выдвинулся над пропастью у подножия черной скалы.
Медленно, неуклонно он двигался вперед. Все работали
молча, поглощенные своим делом.
Наконец передний каток подошел к краю трещины, и пришлось
остановить движение, чтобы его переместить.
Сделать это было очень просто: несколько оборотов ремня
вокруг болта -- и механизм остановился. Шкивы работали
превосходно, и ремни легко скользили по желобкам.
Катки были переставлены, ремни размотаны, и мост вновь
пришел в движение.
Медленно, но уверенно продвигался он все дальше. И вот
дальний его конец лег на противоположный край трещины и прополз
еще несколько футов по твердому льду. Ближний конец жерди
прочно закрепили другими ремнями -- и зияющая пропасть была
перекрыта мостом.
Только теперь строители остановились, чтобы взглянуть на
дело своих рук; когда они увидели это странное сооружение,
которое должно было вернуть им свободу, у них невольно
вырвалось громкое, ликующее "ура".
Вероятно, вам кажется смешным это жалкое подобие моста, и
вам любопытно узнать, как по нему переправились охотники.
Взобраться на призовую мачту -- сущий пустяк по сравнению
с такой переправой. Подняться на шест толщиной в тесть дюймов
на высоту нескольких ярдов -- дело нетрудное, но когда речь
идет о том, чтобы проползти по жерди добрую сотню футов да еще
над страшной пропастью, от одного вида которой кружится голова
и замирает сердце, это немалый подвиг. Но если бы не было
другого способа переправы, наши герои, вероятно, на это
отважились бы.
Оссару не раз приходилось взбираться по высоким стволам
бамбука и пальм, и он легко бы с этим справился, но для Карла и
Каспара, которые не были опытными верхолазами, такой переход