был опасен. Поэтому они придумали более легкий способ.
Для каждого было сделано нечто вроде большого стремени.
Для этого срезали прочный молодой ствол, подержали его над
огнем и согнули в виде треугольника. Этот грубый равнобедренный
треугольник был крепко связан у вершины сыромятным ремнем, и к
нему привязан другой ремень, образовавший петлю и скользивший
по жерди, как ролик. Пассажир должен опираться ногами на
стремя; одной рукой он будет держаться за шест, а другой
постепенно передвигать ролик. Таким способом все переправятся
через пропасть. Ружья и другие вещи привяжут на спину. Возьмут
с собой лишь самое необходимое. Что же касается Фрица, то они
долго ломали голову, как его переправить. Оссару решил эту
задачу, предложив завернуть пса в шкуру, привязать себе на
спину и перенести через пропасть. Для шикари это была сущая
безделица.
Через каких-нибудь полчаса после наводки моста все трое
были уже готовы к переправе. Каждый стоял, держа в руке свое
стремя; вещи были крепко привязаны за спиной. Фриц был закутан
в косматую шкуру яка, и только его голова торчала над плечом
шикари; у пса было крайне удивленное выражение, и в этот момент
он был очень комичен. Казалось, он недоумевал, что с ним
собираются делать.
Оссару вызвался переправиться первым, но отважный Каспар
заявил, что он легче всех и должен идти первым. Однако Карл
возразил, что так как проект моста принадлежит ему, то он
первый обязан испытать свое сооружение. Карл был начальником
отряда, самым авторитетным лицом и сумел настоять на своем.
Осторожно подойдя к концу жерди, лежавшему на льду, он
перекинул через жердь ремень и опустил стремя. Затем крепко
схватился руками за жердь и стал обеими ногами в стремя.
Несколько раз он сильно давил на него ногой, испытывая его
прочность, при этом он держался руками за жердь; потом левой
рукой протолкнул петлю по жерди на фут вперед. При этом стремя
продвинулось на такое же расстояние; Карл слегка покачнулся и
повис над пропастью.
Зрелище было страшное, и товарищи с замиранием сердца
следили за каждым движением Карла, но положение их было
настолько трагично, что они сознательно шли на опасность.
Через несколько минут Карл был далеко от края ледника и,
казалось, висел на ниточке между небом и землей.
Если бы тот или другой конец жерди соскользнул со скалы,
отважный Карл полетел бы в бездну; но они приняли все меры
предосторожности: ближний конец жерди они закрепили, навалив на
него крупные камни, а дальний удерживался канатом, натянутым
так туго, как только позволял блок.
Несмотря на все это, жердь сильно прогнулась посередине
под тяжестью Карла, и было ясно, что, не будь системы блоков,
им ни за что бы не переправиться. Когда Карл находился на
полпути между берегом и опорным канатом, жердь прогнулась
гораздо ниже уровня ледника, и ботанику пришлось подвигать
петлю вверх по склону. Ему удалось однако, благополучно
добраться до места соединения стволов.
Наступил "узловой" момент, действительно, петля не могла
двигаться дальше, ибо канат преграждал ей путь. Нужно было
снять ее с жерди и снова надеть по другую сторону каната.
Карл зашел слишком далеко, чтобы отступить перед такой
пустячной трудностью. Он уже обдумал, как ему поступить в
данном случае, и только на миг остановился, чтобы передохнуть.
Ухватившись рукой за канат, он уселся верхом на жердь и без
особого труда перенес петлю по другую сторону каната. Сделав
это, он снова "ступил в стремя" и продолжал свой путь.
По мере того как он приближался к противоположному краю
пропасти, ему становилось все труднее двигаться, ибо
приходилось подниматься кверху, но, вооружившись терпением и
напрягая силы, он неуклонно продвигался вперед; все ближе,
ближе... наконец стукнулся ногами о ледяную стену.
Еще последнее усилие -- и он взобрался на ледник и, отойдя
на шаг от края, сорвал шапку и стал махать товарищам. На его
торжествующий крик ему ответило с другого края звучное "ура".
Но еще более громкое и радостное "ура" огласило ледник, когда
через каких-нибудь полчаса все трое стояли рядом, по ту сторону
трещины, глядя на оставшуюся позади зияющую пропасть.
Только тот, кому случалось избегнуть страшной опасности,
вырваться из тюрьмы или спастись от смерти, может понять, какое
глубокое, радостное волнение овладело в этот момент Карлом,
Каспаром и Оссару.
Но -- увы! -- недолго продолжалась их радость; пережитый
ими восторг был как бы проблеском света, который быстро угас,
когда надвинулась мрачная туча.
Прошло не более десяти минут. Они освободили Фрица из его
мохнатой оболочки и направились вниз по леднику, спеша
выбраться из этого мрачного ущелья. Но не сделали они и пятисот
шагов, как вдруг остановились; все трое побледнели и в ужасе
преглянулись между собой. Никто не произнес ни слова, но все с
многозначительным видом указали друг другу на что-то
видневшееся впереди. Слова были излишни, все было понятно и без
слов.
Перед ними зияла вторая трещина -- гораздо шире той, через
которую они перешли. Она тянулась от утеса до утеса, пересекая
весь ледник. Шириной она была по крайней мере в двести футов, а
какая глубокая! Ух! Они едва осмелились заглянуть в эту ужасную
бездну. Было ясно, что переправиться через нее нет никакой
возможности. Даже пес, казалось, это понимал, так как испуганно
остановился на краю и печально завыл.
Я не буду передавать их унылых разговоров. Не стану
подробно описывать их возвращение в долину. Мне незачем
рассказывать, как они переправлялись обратно через пропасть и
какие чувства испытывали, совершая этот опасный подвиг. Все это
нетрудно себе представить.
Приближалась ночь, когда, измученные, обескураженные, они
добрались до хижины и бросились на свои подстилки.
-- Боже мой, боже мой! -- в отчаянии воскликнул Карл. --
Долго ли еще эта конура будет нашим домом?!
Ночь прошла почти без сна. Печальные мысли никому не
давали уснуть, а душу терзала острая боль обманутых надежд.
Когда они засыпали, было еще хуже: им снились зияющие пропасти
и отвесные утесы; снилось, что они висят в воздухе, каждый миг
готовые упасть в страшную бездну, где ждет их гибель. Эти сны
-- искаженное отражение дневных испытаний -- были необыкновенно
ярки и еще ужаснее действительности. То один, то другой
внезапно просыпался, разбуженный каким-то страшным
переживанием, и предпочитал лежать без сна, чем снова испытать
хотя бы во сне все эти ужасы.
Даже Фриц беспокойно спал в эту ночь. Его жалобные
повизгивания доказывали, что и ему снятся тревожные,
мучительные сны.
Яркое солнечное утро подействовало на охотников
благотворно: оно разогнало ночные страхи. За завтраком к ним
вернулось хорошее настроение. Каспар быстро развеселился,
уписывая за обе щеки жареное мясо. Правда, все ели с аппетитом,
так как накануне у них почти не было времени поесть.
-- Если уж нам суждено навсегда остаться здесь, -- заявил
Каспар, -- то зачем морить себя голодом! Еды здесь достаточно,
у нас может быть очень разнообразный стол. Почему бы нам не
наловить рыбы? Я видел, как форель играет в озере. Что ты
скажешь, Карл?
Каспар говорил все это, желая ободрить брата.
-- Не возражаю, -- спокойно ответил ботаник. -- Я думаю,
в этом озере есть рыба. Я слышал, что в гималайских реках
водится очень вкусная рыба; ее называют "гималайская форель";
однако неправильно, потому что это не форель, а разновидность
карпа. Вероятно, мы и здесь ее найдем, хоть я не представляю
себе, как она могла попасть в это уединенное озеро.
-- Я только не знаю, -- продолжал Каспар, -- как ее
вытащить из воды. У нас нет ни сетей, ни удилищ, ни крючков, ни
лесок. Да и сделать их не из чего... Ты не знаешь какого-нибудь
способа ловить рыбу, Оссару?
-- Ах, саиб! -- ответил шикари. -- Дать мне бамбук -- я
живо сделать сетка ловить рыбка... Нет бамбук -- нет сетка! Нет
ничего для сетка -- Оссару отравить вода, достать вся рыбка!
-- Как -- отравить воду?! Как ты это сделаешь? Где же
взять яду?
-- Я скоро достать отрава -- бикх-трава годится.
-- "Бикх-трава" -- что это такое?
-- Идем, саиб! Я показать вам бикх-трава -- тут много.
Карл и Каспар встали и последовали за шикари.
Пройдя несколько шагов, проводник остановился и указал на
густые заросли. Травянистый стебель этого растения поднимался
футов на шесть над землей и был увенчен негустой кистью
ярко-желтых цветов; листья были широкие, лапчатые.
Каспар быстро схватил одно из этих растений и, сорвав
соцветие, понюхал его, чтобы узнать, пахнут ли цветы. Но вдруг
он выронил из рук цветок, испуганно вскрикнул и, теряя
сознание, упал на руки брату. К счастью, он успел лишь
неглубоко вдохнуть ядовитый аромат, иначе слег бы на несколько
дней. Да и то он еще несколько часов спустя испытывал
головокружение.
Карл с первого же взгляда узнал растение. Это был один из
видов аконита, или "волчьего зелья", близкий к европейскому
"борцу", из корней которого добывают очень сильный яд.
Растение все целиком ядовито: и листья, и цветы, и стебли;
но самая эссенция яда содержится в корнях, похожих на маленькие
брюквы. Во всех частях света встречается немало видов этого
растения, а в Гималаях -- около двенадцати. То, на которое
указывал Оссару, называется у ботаников Aconitum ferox, и из
него добывают знаменитый индийский яд бикх.
Оссару предложил отравить рыбу, бросив в озеро побольше
корней и стеблей этого растения.
Но Карл отверг это предложение, заметив, что хотя таким
способом можно добыть сразу очень много рыбы, но они уничтожат
ее больше, чем смогут съесть, а может быть, и совсем истребят.
Карл уже помышлял о будущем, предполагая, что им придется
провести немало времени на берегу этого прелестного озера. Все
трое уже стали подумывать о том, что, быть может, никогда не
найдут выхода из долины; правда, каждый старался скрыть от
других эти печальные мысли.
Увидав, что Каспар повеселел, Карл тоже попытался шутить.
-- Не будем больше мечтать о рыбе, -- сказал он. --
Правда, рыба всегда бывает на первое, но что поделаешь! Уж
как-нибудь обойдемся без нее. Что до меня, то мне надоело
жареное мясо без хлеба и овощей. Я думаю, что здесь можно
раздобыть и то и другое, потому что благодаря своему необычному
климату наша долина обладает богатой, разнообразной флорой,
какую можно увидеть только в ботаническом саду. Идемте же!
Поищем, из чего бы нам сварить суп.
С этими словами Карл пошел вперед, а за ним Каспар, Оссару
и верный Фриц.
-- Посмотрите! -- сказал ботаник, указывая на высокую
сосну, стоявшую поблизости. -- Взгляните на эти крупные шишки.
Внутри мы найдем зернышки величиной с фисташку и очень приятные
на вкус. Если их собрать побольше и поджарить, они вполне могут
заменить хлеб.
-- В самом деле, -- воскликнул Каспар, -- это сосна!
Какие крупные шишки! Они не меньше артишока...
-- Что это за порода, брат?
-- Это один из видов, называемый "съедобные сосны",
потому что их семена можно употреблять в пищу. Этот вид
называется у ботаников "неоза". В других частях света также
встречаются сосны со съедобными семенами: например, сибирская
сосна или сибирский кедр, японский гик, сосна Ламберта в
Калифорнии и несколько видов в Новой Мексике, где их называют
"пиноны". Таким образом, сосна дает человеку не только ценную
древесину, смолу, скипидар и канифоль, но и пищу. Из этих шишек
ничего не стоит получить хлеб.
Карл шел все дальше по направлению к озеру.
-- А вот и ревень! -- воскликнул он, указывая на высокое
растение. -- Посмотрите-ка!
В самом деле, это был настоящий ревень, который нередко
встречается в диком виде в Гималайских горах; на фоне крупных,
широких листьев, окаймленных красной полосой, резко выделялась
высокая пирамида желтых прицветников. Это одно из самых
красивых травянистых растений. Жители Гималаев употребляют в
пищу его толстые, кислые на вкус стебли в сыром или вареном
виде, а листья высушивают и курят, как табак. Но невдалеке рос
ревень другой породы, несколько мельче, листья которого, по
словам Оссару, еще лучше подходят для этой цели. Оссару знал в
этом толк: он высушивал и курил листья некоторых растений, с
тех пор как охотники попали в долину. Действительно, у Оссару
давно вышел бетель, и шикари очень страдал без своего любимого
возбуждающего средства. Он очень обрадовался, что сможет
заменить бетель "чулой" -- так называл он дикий ревень. Оссару
пользовался весьма оригинальной трубкой, которую мог соорудить
в несколько минут. Поступал он так: втыкал в землю палочку и
проделывал под землей горизонтальный канал длиной в несколько
дюймов, потом вынимал палочку с другой стороны; таким образом
получалась норка с двумя отверстиями. В одно отверстие он
вставлял камышинку вместо мундштука, другой конец набивал
листьями ревеня и закуривал. Можно сказать, что ему служила
трубкой сама земля.
Такой способ курения в ходу у полудиких обитателей Индии и
Африки, и Оссару предпочитал свою трубку всем остальным.
Карл шел все дальше, указывая своим спутникам различные
съедобные породы кореньев, плодов и овощей. Среди них был дикий
порей, который годился на похлебку. Было немало ягод --
несколько видов смородины, вишен, земляники и малины, -- давно
уже известных в европейских странах, и братья приветствовали их
как старых знакомых.
-- Посмотрите! -- сказал Карл. -- Даже в воде можно найти
растительную пищу. Видите эти большие белые и розовые цветы?
Это знаменитый лотос. Стебли у него съедобные; а при желании из
полых стеблей можно сделать сосуды для питья. А вот рогатый
водяной орех, он тоже очень вкусный. О! Нам нечего жаловаться
на судьбу! Еды у нас вдоволь!
Хотя Карл старался казаться веселым, на сердце у него было
тяжело.
Да, у всех троих на душе скребли кошки, хотя охотники
вернулись в хижину, нагруженные плодами, кореньями, орехами и
овощами, и надеялись в этот день пообедать лучше, чем за
последнее время.
Весь остаток дня они провели около хижины, усердно
занимаясь кулинарией. Не то чтобы они уж так интересовались
хорошим обедом, но это занятие отвлекало их от мрачных мыслей.
Вдобавок им больше нечего было делать. До сих пор они целые дни
напролет работали над изготовлением ремней и жерди для
переправы, и за этим занятием время проходило незаметно, к тому
же у них была надежда выбраться на свободу. Но теперь, когда
надежда рухнула, когда затея кончалась неудачей, они не
находили себе места и не знали, чем бы заняться.
Поэтому приготовление обеда из этих новых разнообразных
овощей и плодов было приятным развлечением.
Все трое с удовольствием пообедали. В самом деле, они уже
давно не ели овощей и отдали честь новым блюдам. Скромные дикие
плоды показались им вкуснее самых лучших фруктов, созревающих в
садах Европы. Было уже за полдень, когда они приступили к
десерту. Они сидели под открытым небом, перед хижиной. Каспар
говорил больше всех. Он изо всех сил старался развеселить
товарищей.
-- Давненько я не ел такой замечательной земляники, --
заявил он. -- Правда, с сахаром и сливками она была бы еще
вкуснее... Как ты думаешь. Карл?
-- Пожалуй, -- кивнул головой ботаник.
-- Напрасно, -- продолжал Каспар, бросив выразительный
взгляд на разостланную на земле шкуру яка, -- мы перебили всех
коров...
-- Представь себе, -- прервал его Карл, -- я как раз
думал об этом. Если нам суждено оставаться до конца наших дней
в долине... Ах!.. -- Это восклицание вырвалось у Карла против
воли. Он не закончил фразу и снова погрузился в молчание.
Через несколько дней Карл вышел из хижины и, ни слова не
сказав своим товарищам, направился к утесам. Правда, у него не
было никакого определенного плана -- ему просто захотелось на
всякий случай еще раз обойти долину и обследовать окружающие ее
скалы.
Никто из товарищей не предложил его сопровождать, даже не
спросил, куда он идет. Оба были заняты своими делами: Каспар
вырезал палочку, готовя шомпол для ружья, а Оссару занялся
плетением сети -- ему хотелось поймать одну из больших красивых
рыб, которых много было в озере.
Итак, Карл отправился один.
Добравшись до утесов, он медленно пошел вдоль каменной
стены; чуть ли не на каждом шагу он останавливался, вглядываясь
в скалы и утесы. Он осматривал обрыв на всем его протяжении,
фут за футом, еще тщательнее, чем раньше, хотя они в свое время
очень внимательно его исследовали.
Что, если взобраться на утесы?..
Обследовав скалы, охотники убедились, что на них
невозможно вскарабкаться. Но ведь можно и другим способом
подняться на отвесный обрыв, и у Карла уже зародился новый
план.
Вы спросите: что же он задумал? Уж не хочет ли он
взобраться при помощи веревок?
Ничуть не бывало! Веревки при подъеме на скалу были бы
совершенно бесполезны. Другое дело, если бы они были укреплены
на ее вершине, тогда и Карл и его товарищи сумели бы по ним
взобраться. Они могли бы сделать лестницу даже из одной
веревки, привязывая к ней на некотором расстоянии друг от друга
палочки вместо ступенек. Такое приспособление вполне бы
годилось, если бы им пришлось спускаться в пропасть; тогда они
привязали бы к скале веревку и спустились бы по ней. Но им
приходилось подниматься. Кто же привяжет им наверху веревку?
Ведь для этого надо предварительно вскарабкаться на обрыв...
Ясно, как день, что в данном случае нельзя было
использовать веревочную лестницу. Поэтому Карл и не думал о
ней.
Но он все же подумывал именно о лестнице -- не о
веревочной, а о деревянной, состоящей из боковин и ступеней;
как всякая другая лестница.
"Как! -- удивитесь вы. -- Вскарабкаться на утес по
лестнице? Но ведь вы сказали, что он высотой в триста футов.
Самая длинная лестница в мире не дойдет и до половины утеса".
"Совершенно верно, я это знаю не хуже вас, -- ответил бы
Карл. -- Но я и не собираюсь подниматься на утес по лестнице. Я
имею в виду не лестницу, а лестницы".
"Вот как! Ну, это другое дело".
Карл прекрасно знал, что одной лестницы не хватит, чтобы
подняться на такую высоту. Если бы даже им и удалось построить
такую лестницу, ее все равно невозможно было бы установить.
Но ему пришло в голову, что можно было бы подняться по
нескольким лестницам, поставив их одну над другой на уступах
утеса.
В самом деле, тут не было ничего невероятного, хотя Карл и
понимал, какое это отчаянное предприятие. Лишь бы в каменной
стене оказались подходящие уступы! С этой целью он и обследовал
скалы.
Итак, он медленно шел вдоль скал, внимательно их
оглядывая.
Шаг за шагом обследуя скалы, Карл дошел до края долины, то
есть до места, наиболее удаленного от их хижины.
Однако его поиски не увенчались успехом. Правда, уступов
было немало и некоторые из них достаточно широки, чтобы можно
было поставить на них лестницу и придать ей нужный наклон.
Уступы виднелись на разной высоте, но, к несчастью, нельзя было
встретить несколько уступов друг над другом. В большинстве
случаев они отстояли один от другого довольно далеко, так что,
если бы даже и удалось взобраться на один из них по лестнице,
все равно оттуда не перебраться на вышележащий.
Итак, все эти уступы явно не подходили для задуманной
Карлом операции; со вздохом разочарования он шел дальше.
На дальнем краю долины среди скал темнела расселина. Как
мы уже упоминали, на всем протяжении каменной ограды было
несколько таких расселин, но эта была глубже остальных. Она
была очень узкая, шириной всего в несколько ярдов и около ста
ярдов в длину. Ее дно находилось почти на одном уровне с
долиной, хотя в некоторых местах поднималось немного выше
благодаря обвалившимся с утесов камням и обломкам скал.
Карл вошел в эту расселину и стал внимательно оглядывать
ее каменные стены. Всякий, кто увидел бы его в эту минуту, был
бы поражен тем, как внезапно изменилось его лицо, еще минуту
назад такое мрачное: глаза его вспыхнули радостью, и на губах
появилась улыбка. Что же вызвало такую резкую перемену в его
настроении? По натуре молодой ботаник был серьезен, а теперь,
после пережитых неудач, стал еще серьезнее. Что же его так
обрадовало?
Достаточно было взглянуть на скалы, чтобы понять причину
его радости. Дело в том, что окружавшие расселину утесы были
ниже, чем в других местах, -- вероятно, всего около трехсот
футов в вышину. Но Карл не этому обрадовался -- сделать
лестницу длиной в триста футов все равно невозможно, -- он
увидел в стене скал ряд уступов, один над другим, напоминавших
полки шкафа.
Хотя утес был гранитным, он состоял из нескольких пластов,
лежащих горизонтально. Пласты были разной толщины, и уступы
находились на различном расстоянии друг от друга. Одни из них
были шире, другие уже, но почти все -- достаточной ширины, и на
них можно было поставить лестницу.
Чтобы подняться на нижние уступы, казалось, хватило бы
лестницы футов в двадцать -- тридцать длиной, но было очень
трудно определить ширину верхних уступов и промежутки между
ними с такого расстояния. Промежутки были как будто не слишком
велики, но верхние уступы казались очень узкими; если же это
был оптический обман, то Карл мог ошибаться и относительно
ширины пластов, -- возможно, что они окажутся такими толстыми,
что никакая лестница не достанет до верха.
Если когда-нибудь вам приходилось стоять на дне глубокого
оврага, то вы могли заметить, как трудно определить размер
предметов, находящихся наверху. Уступ шириной в несколько футов
покажется простой впадиной в скале, а сидящая на нем птица --
совсем крохотной. Как человек осторожный, Карл принимал во
внимание и это обстоятельство.
Он был знаком с законами перспективы и не торопился делать
окончательные выводы. Чтобы точнее определить ширину пластов и
расстояния между ними, он отошел как можно дальше от скал. К
сожалению, расселина была узка, и отойти можно было лишь на
несколько шагов.
Тогда он вскарабкался на один из крупных валунов и стал
смотреть оттуда; правда, его не удовлетворял этот
"наблюдательный пункт", но лучшего не было. И Карл довольно
долго простоял на этом пьедестале, глядя на отвесную стену: он
то пристально рассматривал какое-нибудь место скалы, то
пробегал глазами весь утес сверху донизу.
Лицо Карла снова омрачилось, так как он обнаружил
препятствие, показавшееся ему непреодолимым. Один из
промежутков между уступами был слишком велик, чтобы перекинуть
через него лестницу, к тому же находился очень высоко. Туда
невозможно будет подняться по лестнице.
Он заметил, что нижний пласт самый тонкий, а следующий --
уже вдвое толще его.
До сих пор он только старался определить на глаз высоту,
но тут ему пришло в голову, что необходимо измерить толщину
нижнего пласта. Это нетрудно сделать, а измерив этот слой,
можно будет судить и о толщине вышележащих.
Но как измерить толщину пласта? Уступ отстоял от земли на
добрых сорок футов -- вряд ли можно было бы измерить его
рулеткой. Но у Карла не было и рулетки, и он собирался
действовать по-другому.
Вы думаете, что он стал искать у подножия скал высокое
дерево, вершина которого достигала бы до уступа, а потом
измерил бы его высоту? Конечно, это было бы очень удобно, и
Карл охотно применил бы этот способ, если бы не подвернулся
другой, который показался ему еще проще.
Он мог бы определить высоту путем триангуляции, но для
этого тоже понадобилось бы дерево и вдобавок -- нудные
вычисления, отнимающие много времени и не дающие надежных
результатов.
Если взобраться на уступ, будет очень легко измерить его
высоту. Нужно только спустить с него бечевку с камешком на
конце, вроде плотничьего отвеса.
Случайно у него оказался довольно длинный ремешок, вполне
пригодный для этой цели, и Карл решил тотчас же подняться на
уступ.
Вынув ремешок из кармана и привязав к нему камешек, он
подошел к утесу и начал на него взбираться.
Это оказалось труднее, чем он думал, и он с немалым трудом
вскарабкался на уступ. Для Каспара такое восхождение было бы
сущей безделицей, так как молодой охотник привык лазить по
альпийским скалам, гоняясь за сернами.
Но Карл был неважным альпинистом, -- добравшись до уступа,
он совсем запыхался и даже удивлялся своей смелости.
Пройдя несколько шагов по уступу до места, где обрыв был
вертикальным, он опустил камешек на ремешке и быстро измерил
толщину пласта. Увы! Уступ оказался гораздо выше, чем он
предполагал, стоя внизу. Увидев результат измерения, Карл упал
духом. Теперь он уже не сомневался", что верхние промежутки
невозможно перекрыть никакой лестницей.
Грустный и унылый, он подошел к тому месту, где
поднимался. собираясь спуститься вниз.
Но иной раз сказать легче, чем сделать; представьте себе
смущение Карла, когда он увидел, что спуститься со скалы так же
невозможно, как взлететь кверху. Сомнений не было: он оказался
в тупике -- буквально приперт к стене!
Легко понять, почему Карл очутился в таком затруднении.
Всякий, кто поднимался по крутому склону -- по стене, по
мачте, даже по обыкновенной лестнице, -- отлично знает, что
подниматься гораздо легче, чем спускаться; а если подъем очень
крут и труден, то зачастую человек, поднявшись наверх, не может
Для каждого было сделано нечто вроде большого стремени.
Для этого срезали прочный молодой ствол, подержали его над
огнем и согнули в виде треугольника. Этот грубый равнобедренный
треугольник был крепко связан у вершины сыромятным ремнем, и к
нему привязан другой ремень, образовавший петлю и скользивший
по жерди, как ролик. Пассажир должен опираться ногами на
стремя; одной рукой он будет держаться за шест, а другой
постепенно передвигать ролик. Таким способом все переправятся
через пропасть. Ружья и другие вещи привяжут на спину. Возьмут
с собой лишь самое необходимое. Что же касается Фрица, то они
долго ломали голову, как его переправить. Оссару решил эту
задачу, предложив завернуть пса в шкуру, привязать себе на
спину и перенести через пропасть. Для шикари это была сущая
безделица.
Через каких-нибудь полчаса после наводки моста все трое
были уже готовы к переправе. Каждый стоял, держа в руке свое
стремя; вещи были крепко привязаны за спиной. Фриц был закутан
в косматую шкуру яка, и только его голова торчала над плечом
шикари; у пса было крайне удивленное выражение, и в этот момент
он был очень комичен. Казалось, он недоумевал, что с ним
собираются делать.
Оссару вызвался переправиться первым, но отважный Каспар
заявил, что он легче всех и должен идти первым. Однако Карл
возразил, что так как проект моста принадлежит ему, то он
первый обязан испытать свое сооружение. Карл был начальником
отряда, самым авторитетным лицом и сумел настоять на своем.
Осторожно подойдя к концу жерди, лежавшему на льду, он
перекинул через жердь ремень и опустил стремя. Затем крепко
схватился руками за жердь и стал обеими ногами в стремя.
Несколько раз он сильно давил на него ногой, испытывая его
прочность, при этом он держался руками за жердь; потом левой
рукой протолкнул петлю по жерди на фут вперед. При этом стремя
продвинулось на такое же расстояние; Карл слегка покачнулся и
повис над пропастью.
Зрелище было страшное, и товарищи с замиранием сердца
следили за каждым движением Карла, но положение их было
настолько трагично, что они сознательно шли на опасность.
Через несколько минут Карл был далеко от края ледника и,
казалось, висел на ниточке между небом и землей.
Если бы тот или другой конец жерди соскользнул со скалы,
отважный Карл полетел бы в бездну; но они приняли все меры
предосторожности: ближний конец жерди они закрепили, навалив на
него крупные камни, а дальний удерживался канатом, натянутым
так туго, как только позволял блок.
Несмотря на все это, жердь сильно прогнулась посередине
под тяжестью Карла, и было ясно, что, не будь системы блоков,
им ни за что бы не переправиться. Когда Карл находился на
полпути между берегом и опорным канатом, жердь прогнулась
гораздо ниже уровня ледника, и ботанику пришлось подвигать
петлю вверх по склону. Ему удалось однако, благополучно
добраться до места соединения стволов.
Наступил "узловой" момент, действительно, петля не могла
двигаться дальше, ибо канат преграждал ей путь. Нужно было
снять ее с жерди и снова надеть по другую сторону каната.
Карл зашел слишком далеко, чтобы отступить перед такой
пустячной трудностью. Он уже обдумал, как ему поступить в
данном случае, и только на миг остановился, чтобы передохнуть.
Ухватившись рукой за канат, он уселся верхом на жердь и без
особого труда перенес петлю по другую сторону каната. Сделав
это, он снова "ступил в стремя" и продолжал свой путь.
По мере того как он приближался к противоположному краю
пропасти, ему становилось все труднее двигаться, ибо
приходилось подниматься кверху, но, вооружившись терпением и
напрягая силы, он неуклонно продвигался вперед; все ближе,
ближе... наконец стукнулся ногами о ледяную стену.
Еще последнее усилие -- и он взобрался на ледник и, отойдя
на шаг от края, сорвал шапку и стал махать товарищам. На его
торжествующий крик ему ответило с другого края звучное "ура".
Но еще более громкое и радостное "ура" огласило ледник, когда
через каких-нибудь полчаса все трое стояли рядом, по ту сторону
трещины, глядя на оставшуюся позади зияющую пропасть.
Только тот, кому случалось избегнуть страшной опасности,
вырваться из тюрьмы или спастись от смерти, может понять, какое
глубокое, радостное волнение овладело в этот момент Карлом,
Каспаром и Оссару.
Но -- увы! -- недолго продолжалась их радость; пережитый
ими восторг был как бы проблеском света, который быстро угас,
когда надвинулась мрачная туча.
Прошло не более десяти минут. Они освободили Фрица из его
мохнатой оболочки и направились вниз по леднику, спеша
выбраться из этого мрачного ущелья. Но не сделали они и пятисот
шагов, как вдруг остановились; все трое побледнели и в ужасе
преглянулись между собой. Никто не произнес ни слова, но все с
многозначительным видом указали друг другу на что-то
видневшееся впереди. Слова были излишни, все было понятно и без
слов.
Перед ними зияла вторая трещина -- гораздо шире той, через
которую они перешли. Она тянулась от утеса до утеса, пересекая
весь ледник. Шириной она была по крайней мере в двести футов, а
какая глубокая! Ух! Они едва осмелились заглянуть в эту ужасную
бездну. Было ясно, что переправиться через нее нет никакой
возможности. Даже пес, казалось, это понимал, так как испуганно
остановился на краю и печально завыл.
Я не буду передавать их унылых разговоров. Не стану
подробно описывать их возвращение в долину. Мне незачем
рассказывать, как они переправлялись обратно через пропасть и
какие чувства испытывали, совершая этот опасный подвиг. Все это
нетрудно себе представить.
Приближалась ночь, когда, измученные, обескураженные, они
добрались до хижины и бросились на свои подстилки.
-- Боже мой, боже мой! -- в отчаянии воскликнул Карл. --
Долго ли еще эта конура будет нашим домом?!
Ночь прошла почти без сна. Печальные мысли никому не
давали уснуть, а душу терзала острая боль обманутых надежд.
Когда они засыпали, было еще хуже: им снились зияющие пропасти
и отвесные утесы; снилось, что они висят в воздухе, каждый миг
готовые упасть в страшную бездну, где ждет их гибель. Эти сны
-- искаженное отражение дневных испытаний -- были необыкновенно
ярки и еще ужаснее действительности. То один, то другой
внезапно просыпался, разбуженный каким-то страшным
переживанием, и предпочитал лежать без сна, чем снова испытать
хотя бы во сне все эти ужасы.
Даже Фриц беспокойно спал в эту ночь. Его жалобные
повизгивания доказывали, что и ему снятся тревожные,
мучительные сны.
Яркое солнечное утро подействовало на охотников
благотворно: оно разогнало ночные страхи. За завтраком к ним
вернулось хорошее настроение. Каспар быстро развеселился,
уписывая за обе щеки жареное мясо. Правда, все ели с аппетитом,
так как накануне у них почти не было времени поесть.
-- Если уж нам суждено навсегда остаться здесь, -- заявил
Каспар, -- то зачем морить себя голодом! Еды здесь достаточно,
у нас может быть очень разнообразный стол. Почему бы нам не
наловить рыбы? Я видел, как форель играет в озере. Что ты
скажешь, Карл?
Каспар говорил все это, желая ободрить брата.
-- Не возражаю, -- спокойно ответил ботаник. -- Я думаю,
в этом озере есть рыба. Я слышал, что в гималайских реках
водится очень вкусная рыба; ее называют "гималайская форель";
однако неправильно, потому что это не форель, а разновидность
карпа. Вероятно, мы и здесь ее найдем, хоть я не представляю
себе, как она могла попасть в это уединенное озеро.
-- Я только не знаю, -- продолжал Каспар, -- как ее
вытащить из воды. У нас нет ни сетей, ни удилищ, ни крючков, ни
лесок. Да и сделать их не из чего... Ты не знаешь какого-нибудь
способа ловить рыбу, Оссару?
-- Ах, саиб! -- ответил шикари. -- Дать мне бамбук -- я
живо сделать сетка ловить рыбка... Нет бамбук -- нет сетка! Нет
ничего для сетка -- Оссару отравить вода, достать вся рыбка!
-- Как -- отравить воду?! Как ты это сделаешь? Где же
взять яду?
-- Я скоро достать отрава -- бикх-трава годится.
-- "Бикх-трава" -- что это такое?
-- Идем, саиб! Я показать вам бикх-трава -- тут много.
Карл и Каспар встали и последовали за шикари.
Пройдя несколько шагов, проводник остановился и указал на
густые заросли. Травянистый стебель этого растения поднимался
футов на шесть над землей и был увенчен негустой кистью
ярко-желтых цветов; листья были широкие, лапчатые.
Каспар быстро схватил одно из этих растений и, сорвав
соцветие, понюхал его, чтобы узнать, пахнут ли цветы. Но вдруг
он выронил из рук цветок, испуганно вскрикнул и, теряя
сознание, упал на руки брату. К счастью, он успел лишь
неглубоко вдохнуть ядовитый аромат, иначе слег бы на несколько
дней. Да и то он еще несколько часов спустя испытывал
головокружение.
Карл с первого же взгляда узнал растение. Это был один из
видов аконита, или "волчьего зелья", близкий к европейскому
"борцу", из корней которого добывают очень сильный яд.
Растение все целиком ядовито: и листья, и цветы, и стебли;
но самая эссенция яда содержится в корнях, похожих на маленькие
брюквы. Во всех частях света встречается немало видов этого
растения, а в Гималаях -- около двенадцати. То, на которое
указывал Оссару, называется у ботаников Aconitum ferox, и из
него добывают знаменитый индийский яд бикх.
Оссару предложил отравить рыбу, бросив в озеро побольше
корней и стеблей этого растения.
Но Карл отверг это предложение, заметив, что хотя таким
способом можно добыть сразу очень много рыбы, но они уничтожат
ее больше, чем смогут съесть, а может быть, и совсем истребят.
Карл уже помышлял о будущем, предполагая, что им придется
провести немало времени на берегу этого прелестного озера. Все
трое уже стали подумывать о том, что, быть может, никогда не
найдут выхода из долины; правда, каждый старался скрыть от
других эти печальные мысли.
Увидав, что Каспар повеселел, Карл тоже попытался шутить.
-- Не будем больше мечтать о рыбе, -- сказал он. --
Правда, рыба всегда бывает на первое, но что поделаешь! Уж
как-нибудь обойдемся без нее. Что до меня, то мне надоело
жареное мясо без хлеба и овощей. Я думаю, что здесь можно
раздобыть и то и другое, потому что благодаря своему необычному
климату наша долина обладает богатой, разнообразной флорой,
какую можно увидеть только в ботаническом саду. Идемте же!
Поищем, из чего бы нам сварить суп.
С этими словами Карл пошел вперед, а за ним Каспар, Оссару
и верный Фриц.
-- Посмотрите! -- сказал ботаник, указывая на высокую
сосну, стоявшую поблизости. -- Взгляните на эти крупные шишки.
Внутри мы найдем зернышки величиной с фисташку и очень приятные
на вкус. Если их собрать побольше и поджарить, они вполне могут
заменить хлеб.
-- В самом деле, -- воскликнул Каспар, -- это сосна!
Какие крупные шишки! Они не меньше артишока...
-- Что это за порода, брат?
-- Это один из видов, называемый "съедобные сосны",
потому что их семена можно употреблять в пищу. Этот вид
называется у ботаников "неоза". В других частях света также
встречаются сосны со съедобными семенами: например, сибирская
сосна или сибирский кедр, японский гик, сосна Ламберта в
Калифорнии и несколько видов в Новой Мексике, где их называют
"пиноны". Таким образом, сосна дает человеку не только ценную
древесину, смолу, скипидар и канифоль, но и пищу. Из этих шишек
ничего не стоит получить хлеб.
Карл шел все дальше по направлению к озеру.
-- А вот и ревень! -- воскликнул он, указывая на высокое
растение. -- Посмотрите-ка!
В самом деле, это был настоящий ревень, который нередко
встречается в диком виде в Гималайских горах; на фоне крупных,
широких листьев, окаймленных красной полосой, резко выделялась
высокая пирамида желтых прицветников. Это одно из самых
красивых травянистых растений. Жители Гималаев употребляют в
пищу его толстые, кислые на вкус стебли в сыром или вареном
виде, а листья высушивают и курят, как табак. Но невдалеке рос
ревень другой породы, несколько мельче, листья которого, по
словам Оссару, еще лучше подходят для этой цели. Оссару знал в
этом толк: он высушивал и курил листья некоторых растений, с
тех пор как охотники попали в долину. Действительно, у Оссару
давно вышел бетель, и шикари очень страдал без своего любимого
возбуждающего средства. Он очень обрадовался, что сможет
заменить бетель "чулой" -- так называл он дикий ревень. Оссару
пользовался весьма оригинальной трубкой, которую мог соорудить
в несколько минут. Поступал он так: втыкал в землю палочку и
проделывал под землей горизонтальный канал длиной в несколько
дюймов, потом вынимал палочку с другой стороны; таким образом
получалась норка с двумя отверстиями. В одно отверстие он
вставлял камышинку вместо мундштука, другой конец набивал
листьями ревеня и закуривал. Можно сказать, что ему служила
трубкой сама земля.
Такой способ курения в ходу у полудиких обитателей Индии и
Африки, и Оссару предпочитал свою трубку всем остальным.
Карл шел все дальше, указывая своим спутникам различные
съедобные породы кореньев, плодов и овощей. Среди них был дикий
порей, который годился на похлебку. Было немало ягод --
несколько видов смородины, вишен, земляники и малины, -- давно
уже известных в европейских странах, и братья приветствовали их
как старых знакомых.
-- Посмотрите! -- сказал Карл. -- Даже в воде можно найти
растительную пищу. Видите эти большие белые и розовые цветы?
Это знаменитый лотос. Стебли у него съедобные; а при желании из
полых стеблей можно сделать сосуды для питья. А вот рогатый
водяной орех, он тоже очень вкусный. О! Нам нечего жаловаться
на судьбу! Еды у нас вдоволь!
Хотя Карл старался казаться веселым, на сердце у него было
тяжело.
Да, у всех троих на душе скребли кошки, хотя охотники
вернулись в хижину, нагруженные плодами, кореньями, орехами и
овощами, и надеялись в этот день пообедать лучше, чем за
последнее время.
Весь остаток дня они провели около хижины, усердно
занимаясь кулинарией. Не то чтобы они уж так интересовались
хорошим обедом, но это занятие отвлекало их от мрачных мыслей.
Вдобавок им больше нечего было делать. До сих пор они целые дни
напролет работали над изготовлением ремней и жерди для
переправы, и за этим занятием время проходило незаметно, к тому
же у них была надежда выбраться на свободу. Но теперь, когда
надежда рухнула, когда затея кончалась неудачей, они не
находили себе места и не знали, чем бы заняться.
Поэтому приготовление обеда из этих новых разнообразных
овощей и плодов было приятным развлечением.
Все трое с удовольствием пообедали. В самом деле, они уже
давно не ели овощей и отдали честь новым блюдам. Скромные дикие
плоды показались им вкуснее самых лучших фруктов, созревающих в
садах Европы. Было уже за полдень, когда они приступили к
десерту. Они сидели под открытым небом, перед хижиной. Каспар
говорил больше всех. Он изо всех сил старался развеселить
товарищей.
-- Давненько я не ел такой замечательной земляники, --
заявил он. -- Правда, с сахаром и сливками она была бы еще
вкуснее... Как ты думаешь. Карл?
-- Пожалуй, -- кивнул головой ботаник.
-- Напрасно, -- продолжал Каспар, бросив выразительный
взгляд на разостланную на земле шкуру яка, -- мы перебили всех
коров...
-- Представь себе, -- прервал его Карл, -- я как раз
думал об этом. Если нам суждено оставаться до конца наших дней
в долине... Ах!.. -- Это восклицание вырвалось у Карла против
воли. Он не закончил фразу и снова погрузился в молчание.
Через несколько дней Карл вышел из хижины и, ни слова не
сказав своим товарищам, направился к утесам. Правда, у него не
было никакого определенного плана -- ему просто захотелось на
всякий случай еще раз обойти долину и обследовать окружающие ее
скалы.
Никто из товарищей не предложил его сопровождать, даже не
спросил, куда он идет. Оба были заняты своими делами: Каспар
вырезал палочку, готовя шомпол для ружья, а Оссару занялся
плетением сети -- ему хотелось поймать одну из больших красивых
рыб, которых много было в озере.
Итак, Карл отправился один.
Добравшись до утесов, он медленно пошел вдоль каменной
стены; чуть ли не на каждом шагу он останавливался, вглядываясь
в скалы и утесы. Он осматривал обрыв на всем его протяжении,
фут за футом, еще тщательнее, чем раньше, хотя они в свое время
очень внимательно его исследовали.
Что, если взобраться на утесы?..
Обследовав скалы, охотники убедились, что на них
невозможно вскарабкаться. Но ведь можно и другим способом
подняться на отвесный обрыв, и у Карла уже зародился новый
план.
Вы спросите: что же он задумал? Уж не хочет ли он
взобраться при помощи веревок?
Ничуть не бывало! Веревки при подъеме на скалу были бы
совершенно бесполезны. Другое дело, если бы они были укреплены
на ее вершине, тогда и Карл и его товарищи сумели бы по ним
взобраться. Они могли бы сделать лестницу даже из одной
веревки, привязывая к ней на некотором расстоянии друг от друга
палочки вместо ступенек. Такое приспособление вполне бы
годилось, если бы им пришлось спускаться в пропасть; тогда они
привязали бы к скале веревку и спустились бы по ней. Но им
приходилось подниматься. Кто же привяжет им наверху веревку?
Ведь для этого надо предварительно вскарабкаться на обрыв...
Ясно, как день, что в данном случае нельзя было
использовать веревочную лестницу. Поэтому Карл и не думал о
ней.
Но он все же подумывал именно о лестнице -- не о
веревочной, а о деревянной, состоящей из боковин и ступеней;
как всякая другая лестница.
"Как! -- удивитесь вы. -- Вскарабкаться на утес по
лестнице? Но ведь вы сказали, что он высотой в триста футов.
Самая длинная лестница в мире не дойдет и до половины утеса".
"Совершенно верно, я это знаю не хуже вас, -- ответил бы
Карл. -- Но я и не собираюсь подниматься на утес по лестнице. Я
имею в виду не лестницу, а лестницы".
"Вот как! Ну, это другое дело".
Карл прекрасно знал, что одной лестницы не хватит, чтобы
подняться на такую высоту. Если бы даже им и удалось построить
такую лестницу, ее все равно невозможно было бы установить.
Но ему пришло в голову, что можно было бы подняться по
нескольким лестницам, поставив их одну над другой на уступах
утеса.
В самом деле, тут не было ничего невероятного, хотя Карл и
понимал, какое это отчаянное предприятие. Лишь бы в каменной
стене оказались подходящие уступы! С этой целью он и обследовал
скалы.
Итак, он медленно шел вдоль скал, внимательно их
оглядывая.
Шаг за шагом обследуя скалы, Карл дошел до края долины, то
есть до места, наиболее удаленного от их хижины.
Однако его поиски не увенчались успехом. Правда, уступов
было немало и некоторые из них достаточно широки, чтобы можно
было поставить на них лестницу и придать ей нужный наклон.
Уступы виднелись на разной высоте, но, к несчастью, нельзя было
встретить несколько уступов друг над другом. В большинстве
случаев они отстояли один от другого довольно далеко, так что,
если бы даже и удалось взобраться на один из них по лестнице,
все равно оттуда не перебраться на вышележащий.
Итак, все эти уступы явно не подходили для задуманной
Карлом операции; со вздохом разочарования он шел дальше.
На дальнем краю долины среди скал темнела расселина. Как
мы уже упоминали, на всем протяжении каменной ограды было
несколько таких расселин, но эта была глубже остальных. Она
была очень узкая, шириной всего в несколько ярдов и около ста
ярдов в длину. Ее дно находилось почти на одном уровне с
долиной, хотя в некоторых местах поднималось немного выше
благодаря обвалившимся с утесов камням и обломкам скал.
Карл вошел в эту расселину и стал внимательно оглядывать
ее каменные стены. Всякий, кто увидел бы его в эту минуту, был
бы поражен тем, как внезапно изменилось его лицо, еще минуту
назад такое мрачное: глаза его вспыхнули радостью, и на губах
появилась улыбка. Что же вызвало такую резкую перемену в его
настроении? По натуре молодой ботаник был серьезен, а теперь,
после пережитых неудач, стал еще серьезнее. Что же его так
обрадовало?
Достаточно было взглянуть на скалы, чтобы понять причину
его радости. Дело в том, что окружавшие расселину утесы были
ниже, чем в других местах, -- вероятно, всего около трехсот
футов в вышину. Но Карл не этому обрадовался -- сделать
лестницу длиной в триста футов все равно невозможно, -- он
увидел в стене скал ряд уступов, один над другим, напоминавших
полки шкафа.
Хотя утес был гранитным, он состоял из нескольких пластов,
лежащих горизонтально. Пласты были разной толщины, и уступы
находились на различном расстоянии друг от друга. Одни из них
были шире, другие уже, но почти все -- достаточной ширины, и на
них можно было поставить лестницу.
Чтобы подняться на нижние уступы, казалось, хватило бы
лестницы футов в двадцать -- тридцать длиной, но было очень
трудно определить ширину верхних уступов и промежутки между
ними с такого расстояния. Промежутки были как будто не слишком
велики, но верхние уступы казались очень узкими; если же это
был оптический обман, то Карл мог ошибаться и относительно
ширины пластов, -- возможно, что они окажутся такими толстыми,
что никакая лестница не достанет до верха.
Если когда-нибудь вам приходилось стоять на дне глубокого
оврага, то вы могли заметить, как трудно определить размер
предметов, находящихся наверху. Уступ шириной в несколько футов
покажется простой впадиной в скале, а сидящая на нем птица --
совсем крохотной. Как человек осторожный, Карл принимал во
внимание и это обстоятельство.
Он был знаком с законами перспективы и не торопился делать
окончательные выводы. Чтобы точнее определить ширину пластов и
расстояния между ними, он отошел как можно дальше от скал. К
сожалению, расселина была узка, и отойти можно было лишь на
несколько шагов.
Тогда он вскарабкался на один из крупных валунов и стал
смотреть оттуда; правда, его не удовлетворял этот
"наблюдательный пункт", но лучшего не было. И Карл довольно
долго простоял на этом пьедестале, глядя на отвесную стену: он
то пристально рассматривал какое-нибудь место скалы, то
пробегал глазами весь утес сверху донизу.
Лицо Карла снова омрачилось, так как он обнаружил
препятствие, показавшееся ему непреодолимым. Один из
промежутков между уступами был слишком велик, чтобы перекинуть
через него лестницу, к тому же находился очень высоко. Туда
невозможно будет подняться по лестнице.
Он заметил, что нижний пласт самый тонкий, а следующий --
уже вдвое толще его.
До сих пор он только старался определить на глаз высоту,
но тут ему пришло в голову, что необходимо измерить толщину
нижнего пласта. Это нетрудно сделать, а измерив этот слой,
можно будет судить и о толщине вышележащих.
Но как измерить толщину пласта? Уступ отстоял от земли на
добрых сорок футов -- вряд ли можно было бы измерить его
рулеткой. Но у Карла не было и рулетки, и он собирался
действовать по-другому.
Вы думаете, что он стал искать у подножия скал высокое
дерево, вершина которого достигала бы до уступа, а потом
измерил бы его высоту? Конечно, это было бы очень удобно, и
Карл охотно применил бы этот способ, если бы не подвернулся
другой, который показался ему еще проще.
Он мог бы определить высоту путем триангуляции, но для
этого тоже понадобилось бы дерево и вдобавок -- нудные
вычисления, отнимающие много времени и не дающие надежных
результатов.
Если взобраться на уступ, будет очень легко измерить его
высоту. Нужно только спустить с него бечевку с камешком на
конце, вроде плотничьего отвеса.
Случайно у него оказался довольно длинный ремешок, вполне
пригодный для этой цели, и Карл решил тотчас же подняться на
уступ.
Вынув ремешок из кармана и привязав к нему камешек, он
подошел к утесу и начал на него взбираться.
Это оказалось труднее, чем он думал, и он с немалым трудом
вскарабкался на уступ. Для Каспара такое восхождение было бы
сущей безделицей, так как молодой охотник привык лазить по
альпийским скалам, гоняясь за сернами.
Но Карл был неважным альпинистом, -- добравшись до уступа,
он совсем запыхался и даже удивлялся своей смелости.
Пройдя несколько шагов по уступу до места, где обрыв был
вертикальным, он опустил камешек на ремешке и быстро измерил
толщину пласта. Увы! Уступ оказался гораздо выше, чем он
предполагал, стоя внизу. Увидев результат измерения, Карл упал
духом. Теперь он уже не сомневался", что верхние промежутки
невозможно перекрыть никакой лестницей.
Грустный и унылый, он подошел к тому месту, где
поднимался. собираясь спуститься вниз.
Но иной раз сказать легче, чем сделать; представьте себе
смущение Карла, когда он увидел, что спуститься со скалы так же
невозможно, как взлететь кверху. Сомнений не было: он оказался
в тупике -- буквально приперт к стене!
Легко понять, почему Карл очутился в таком затруднении.
Всякий, кто поднимался по крутому склону -- по стене, по
мачте, даже по обыкновенной лестнице, -- отлично знает, что
подниматься гораздо легче, чем спускаться; а если подъем очень
крут и труден, то зачастую человек, поднявшись наверх, не может