Изготовив таким образом змея, они стали ожидать, когда
ветер станет достаточно сильным и будет дуть в нужную сторону,
то есть по направлению к той части каменной стены, куда они
предполагали направить бумажную птицу. Это было то самое место,
где все еще стояли лестницы и откуда они неудачно пытались
запустить беркута.
Охотники уже поднимались на большую каменную глыбу,
стоявшую в долине почти напротив этой части обрыва, и с ее
вершины им удалось рассмотреть -- хотя и не слишком хорошо --
часть горного склона над обрывом. Казалось, он был покрыт
снегом, на поверхности которого кое-где выступали большие
темные бугры -- вероятно, валуны или льдины. Наши охотники
напряженно в них вглядывались, как и в тот раз, когда они
готовились выпустить беркута. Теперь эти бугры подавали им
надежду. Если удастся запустить змея так, чтобы он упал на эти
бугры, то не только возможно, но и весьма вероятно, что либо
веревка запутается среди них, либо сам змей достаточно прочно
застрянет между ними. Чтобы вернее добиться успеха, они
снабдили крылья змея "шпорами", то есть приладили к ним
поперечную палку, выступающую почти на фут за края бумажного
щита, а по концам его прочно привязали под прямым углом еще
несколько палок, которые должны были цепляться, как лапы якоря.
Они не жалели трудов, проявляли чудеса изобретательности и
сделали все, что только было в человеческих силах, чтобы
обеспечить ycпex предприятию.
Судьба, видимо, благоприятствовала им -- не пришлось
слишком долго ожидать. Всего через каких-нибудь два-три дня
ветер стал дуть в нужную сторону -- именно так, как они хотели.
Это был ровный бриз, тянувший в одном направлении и достаточно
сильный, чтобы поднять самого большого воздушного змея в мире.
Придя к месту, где стояли лестницы, стали приготовлять
змея к полету. Карл должен был запустить и управлять его
подъемом, а Каспар и шикари -- постепенно отпускать веревку,
ибо только соединенными усилиями можно было удержать такую
широкогрудую птицу, летящую против ветра.
Они предусмотрительно срезали все кусты на большой площади
против утеса, расчистив себе поле действий; таким образом,
ничто не мешало им разматывать веревку.
Уговорились, что Карл будет направлять движение змея и
подаст сигнал ко взлету.
Все трое сильно волновались, когда встали на заранее
определенные места: Карл со змеем, держа его одной рукой за
среднюю планку, а другой за хвост; Оссару, схватившись за
веревку; а Каспар рядом с ним, держа моток веревки наготове.
Карл поставил птицу на хвост, с трудом поднял ее на
несколько футов над землей и звонким, высоким голосом выкрикнул
сигнал.
Тотчас же Каспар и шикари отбежали назад, натягивая
веревку, и змей взмыл кверху, словно огромный коршун с
распростертыми крыльями. Он поднимался величаво и ровно и
вскоре взлетел над соседними деревьями, держа направление к
вершинам утесов.
Карл вскрикнул от радости, увидев его удачный взлет.
Остальные были слишком заняты каждый своим делом, и им было не
до радостных возгласов; лишь когда змей взлетел высоко в небеса
и, казалось, взмыл над краем обрыва, Каспар и Оссару ответили
на восклицание Карла, выразив свой восторг длительным "ура".
-- Теперь отпускай, Оссару! -- крикнул Карл, стараясь
перекричать ветер. -- А ты, Каспар, крепко держи за конец
веревки!
Оссару, повинуясь приказанию, отпустил веревку и в тот же
миг подбежал к Каспару, чтобы вместе с ним ухватиться за конец.
Отпущенный таким образом змей, как огромная, раненная
насмерть птица, ринулся головой вниз; описывая в воздухе
спирали и вертя длинным хвостом из стороны в сторону, он
устремился к горному склону. Наконец, перемахнув через край
утеса, птица скрылась от взглядов людей, которые помогали ей в
гордом взлете, а потом дали беспомощно упасть.
До сих пор желания охотников исполнялись как нельзя лучше.
Змей опустился именно там, где было нужно.
Но теперь встал вопрос: останется ли он на месте? Иначе
говоря, застрял ли он между камнями и удержится ли там?
Если нет, то им придется запускать его снова и снова, до
тех пор пока он не застрянет наверху или пока все их попытки не
закончатся полным крахом.
Карл шагнул вперед, чтобы выяснить, как обстоит дело, а
остальные следили за ним жадным взглядом, в котором отражалось
лихорадочное нетерпение.
Рука у Карла слегка дрожала, когда он взялся за веревку.
Сперва он потянул ее слегка, осторожно, только чтобы выбрать
провис.
Потом веревка начала натягиваться, и нужно было тянуть ее
все сильнее, словно змей был еще свободен и волокся по снегу.
Это не обещало ничего хорошего, и по мере вытягивания
веревки -- фут за футом, дюйм за дюймом -- лица наших охотников
омрачались.
Но тень, набежавшая на их лица, быстро исчезла, когда
веревка вдруг остановилась и натянулась в руках у Карла. Тот
дернул ее сначала не слишком сильно, словно опасаясь, что она
опять поползет. Потом, убедившись в ее неподвижности, дернул
изо всех сил -- веревка не подалась ни на дюйм.
Тут Каспар и Оссару также взялись за веревку, и все трое
потянули вместе.
Ура! Змей не сдвинулся с места. Веревка больше не
подавалась, натянувшись во всю длину, как корабельная ванта.
У всех вырвались радостные восклицания. Некоторое время
они стояли, крепко схватившись за веревку, не выпуская ее,
словно опасаясь, что она будет вырвана у них какой-то невидимой
враждебной силой.
Продолжая натягивать веревку -- ибо, ослабив, они могли бы
сдвинуть якорь наверху, -- они осторожно приблизились вплотную
к подножию каменных утесов. И пока Карл с Каспаром крепко
держали веревку, Оссару выбрал провис позади них и, несколько
раз обмотав веревку вокруг большого камня, надежно ее закрепил.
Оставалось лишь сделать ступеньки, закрепить их в нужных
местах, затем взобраться на вершину утеса -- и они станут
свободны, как горный ветер, который будет веять вокруг них!
У всех радостно билось сердце при мысли о близком
освобождении, и они стояли вокруг камня, к которому была
привязана веревка, поздравляя друг друга, словно уже вырвались
из своей "тюрьмы".
Они знали, что еще потребуется немало времени, чтобы
сделать и укрепить ступеньки; но так как они больше не
сомневались, что смогут подняться наверх, это время пройдет
довольно весело. Итак, они вернулись в свою мастерскую в самом
лучшем настроении и приготовили себе такой вкусный обед, какой
им еще не приходилось есть с того дня, как они обнаружили кусты
дафнады.
Понадобился еще день, -- причем они работали ножами с утра
до ночи, -- чтобы приготовить палочки, которые должны были
стать ступеньками веревочной лестницы. Их предстояло сделать
больше сотни, так как утес в том месте, где застряла веревка,
был высотой более ста ярдов.
Ступеньки решено было помещать на равных расстояниях,
примерно в двух футах друг от друга.
Сперва они хотели вставлять ступеньки между прядями,
образующими веревку, но потом передумали. Ведь если раздвигать
пряди для просовывания палочек, то веревка может растрепаться и
легко порваться. Поэтому решили не портить веревку и накрепко
привязывать к ней перекладины прочными бечевками. Перекладины
будут крепко держаться на месте, тем более что ни одной из них
не придется выдерживать целиком всю тяжесть человека, ибо он
будет, карабкаясь, хвататься руками за веревку. Таким образом,
если даже одна из перекладин и сдвинется с места, это не
вызовет несчастного случая.
Весь следующий день они вили бечевки для привязывания
перекладин, а на третий день вернулись к утесу, чтобы
превратить веревку в веревочную лестницу.
Придуманный ими способ был очень прост. Перекладины
накладывались поперек веревки и привязывались так крепко, чтобы
не могли выскользнуть. Первую нужно было привязать на уровне
пояса человека, вторую -- на уровне подбородка. Затем, встав на
первую перекладину и держась левой рукой за веревку, можно было
привязать следующую, снова на уровне подбородка. Поднявшись на
вторую, можно было привязать четвертую еще выше, и так далее,
до самой вершины утеса.
Разумеется, никто из них не воображал, что один человек,
работая без передышки, сможет привязать все перекладины; не
думали они также, что им удастся быстро покончить с этим делом.
Напротив, все знали, что эта работа займет несколько дней и что
всякому, кто возьмется ее выполнить, будут необходимы
длительные перерывы для отдыха. Подолгу стоять на такой
ненадежной опоре будет утомительно и неприятно. Им хотелось
представить себе все трудности этой работы, прежде чем к ней
приступить.
Подойдя к веревке, они тотчас же принялись за дело.
Вернее, принялся только один из них, так как эту работу --
вероятно, последнюю, которую им придется проделать в этой
уединенной долине, -- можно было выполнить только поодиночке.
Привязывать перекладины к веревке должен был Оссару, так
как он умел обращаться с веревками. Братьям оставалось быть
только зрителями и подбадривать шикари своим присутствием и
словами.
К счастью, на протяжении тридцати футов перекладины не
нужно было привязывать. Подняться на такую высоту без помощи
перекладин позволяла одна из ранее сделанных длинных лестниц.
Можно было бы подняться и по остальным лестницам, если бы змей
занес веревку поближе к ним. К сожалению, этого не случилось, и
удалось использовать лишь одну из них.
Водрузив лестницу почти параллельно веревке, Оссару
поднялся по ней и, стоя на верхней ступеньке, начал привязывать
перекладины. Он захватил их с собой около дюжины, положив
вместе с бечевками в сумку, сделанную из полы ситцевого
балахона.
Карл с Каспаром, сидевшие на камнях внизу, и Фриц,
лежавший у их ног на земле, молча, с напряженным вниманием
следили за движениями шикари.
Первые две перекладины Оссару привязал довольно быстро;
затем, покинув лестницу и встав обеими ногами на первую
поперечину так, чтобы они уравновешивали друг друга и
поддерживали ее в горизонтальном положении, он принялся
привязывать третью на уровне своего подбородка.
Для такой процедуры требовалась незаурядная ловкость, но
Оссару был одарен этим качеством в высшей степени и чувствовал
себя на веревке так непринужденно, словно был одной из
священных обезьян, которых чтят браманисты.
Всякий другой быстро устал бы, стоя на столь тонкой
перекладине, но Оссару привык карабкаться на высокие, статные
пальмы, и пальцы его ног приобрели цепкость; маленькой веточки
и выступа на стволе дерева или узла на веревке было для него
достаточно, чтобы продержаться несколько минут. Поэтому ему
нетрудно было балансировать на уже привязанных перекладинах или
подниматься с одной на другую, по мере того как он их
привязывал. Он продолжал работать, пока захваченный им запас
перекладин не иссяк и сумка не опустела. Тогда, переступая с
перекладины на перекладину и осторожно перейдя на деревянную
лестницу, он спустился к подножию утеса.
Карл и Каспар могли бы избавить его от спуска, так как им
ничего не стоило подняться по лестнице и принести ему новый
запас перекладин, но у Оссару для спуска имелась другая
причина: ему необходимо было отдохнуть и освежиться.
Он оставался внизу недолго -- ровно столько времени, чтобы
кровь стала снова циркулировать в его босых ногах, а затем со
вздувшейся, наполненной перекладинами сумкой он опять поднялся
по лестнице, повис на веревке и вскарабкался по уже привязанным
поперечинам. Опустошив сумку, он снова спустился вниз, отдохнул
и опять поднялся.
Оссару продолжал работать весь день, причем большой
перерыв был сделан для обеда, который Карл с Каспаром, не
занятые ничем другим, приготовили очень старательно. Они не
уходили в хижину для кулинарных операций. От этого не было бы
толку, так как кухонное оборудование в хижине было ничуть не
лучше, чем там, где они находились, а в кладовой не было
ничего, кроме того, что они уже захватили с собой, то есть
козлятины. Но Карл не сидел все это время сложа руки и набрал
различных плодов и кореньев, которые послужили отличной
приправой к мясу; обед показался восхитительным, ибо все трое
уже давно стали неприхотливыми в еде.
После обеда Оссару долго курил свой любимый банг и,
подбодрившись, с новой энергией взялся за дело.
Работа шла успешно, и до заката солнца он успел привязать
целых пятьдесят ступенек, так что можно было подняться почти на
треть всей высоты.
Только темнота положила конец этому тяжелому труду.
Исполнитель и зрители направились обратно к хижине, намереваясь
продолжать эту работу на следующий день, причем Карл и Каспар
оказывали Оссару такое уважение, словно он был архитектором, а
они -- простыми каменщиками. Даже Фриц явно считал шикари самым
важным лицом в их отряде: всякий раз, как Оссару спускался с
утеса, пес "воздавал ему должное", бегая и прыгая вокруг него и
упорно заглядывая ему в глаза, словно радуясь, что шикари
вскоре их освободит.
По дороге домой Фриц продолжал свои демонстрации, прыгая
вокруг шикари так, что иногда мешал ему идти; видимо, пес был
убежден, что Оссару -- герой дня.
На следующее утро, наспех позавтракав, они вернулись к
работе, то есть по-прежнему работал Оссару, а остальные
наблюдали.
К несчастью, в этот день погода была неблагоприятной для
работы. Дул сильный ветер, налетавший резкими, бурными
порывами.
Когда Оссару висел на веревке на высоте нескольких
десятков футов, ветер, подхватывая его, относил иногда на
несколько футов от утеса и сильно трепал из стороны в сторону,
хотя веревка была закреплена с обоих концов.
Страшно было смотреть, как он висит и качается высоко над
землей. По временам у зрителей замирало сердце: казалось,
вот-вот отважный шикари либо разобьет голову от обвесный утес,
либо, сорвавшись с веревочной лестницы, отлетит далеко в
сторону, упадет на камни и разобьется вдребезги.
Вначале Карл и Каспар так за него боялись, что нередко
кричали Оссару, чтобы он поскорее спустился, а когда он
спускался, уговаривали его больше не подниматься, пока ветер не
затихнет и опасность не уменьшится.
Однако все уговоры были напрасны. Шикари, привыкший всю
жизнь воевать со стихиями, не страшился их; напротив, бросая
вызов опасности, он испытывал какую-то гордость и настоящее
наслаждение.
Даже относимый ветром от утеса и качаясь вдоль каменной
стены, как маятник гигантских часов, он продолжал затягивать
бечевки и закреплять деревянные ступеньки так хладнокровно,
словно стоял на твердой земле у подножия скал.
Таким образом Оссару усердно проработал почтя до полудня
-- правда, с обычными перерывами для отдыха, во время которых
Карл с Каспаром уговаривали его отложить работу до более
благоприятного времени. Фриц ласкался к отважному охотнику и
как-то пытливо заглядывал ему в лицо, словно знал, какой
опасности подвергается шикари во время работы.
Однако шикари не слушал их уговоров -- казалось, он
презирал опасность и после отдыха всякий раз без колебаний
вновь принимался за свое дело.
И он, наверно, успешно выполнил бы свою задачу, если бы
обстоятельства не изменились. Ветер ни за что не стряхнул бы
его с веревки, на которой он держался цепко, как паук; будь
прочна опора, ему не страшен был бы даже ураган.
Смертельная опасность нагрянула совершенно неожиданно, и
за минуту перед тем о ней никто не думал.
Время было около полудня, и Оссару уже удалось сделать
ступеньки почти до половины высоты утеса. Он спустился за новым
запасом перекладин и, поднявшись по деревянной лестнице,
перешел на веревку и начал карабкаться кверху, как это делал
уже десятки раз.
Карл и Каспар не отрываясь следили за его движениями, так
как, хотя он уже много раз поднимался, опасность всегда ему
угрожала и зрелище было поистине потрясающее.
Не успел Оссару перейти с лестницы на веревку, как у него
вырвался крик, от которого зрители содрогнулись, так как это
был крик ужаса. Они вскоре поняли, какая опасность грозит
шикари. Он не по своей воле спускался по веревке вдоль утеса, а
веревка ползла вместе с ним; как видно, змей высвободился из
камней и под тяжестью Оссару съезжал вниз по снежному склону.
В первый момент казалось, что Оссару спускается медленно;
если бы не его крики и не ослабевшая веревка, стоящие внизу не
поняли бы, в чем дело. Но уже через несколько мгновений они
увидели, какой ужасной опасности подвергается их верный шикари.
Теперь уже не оставалось сомнений, что змей высвободился и
вслед за веревкой неуклонно ползет к краю обрыва.
Встретит ли он на пути какую-нибудь преграду или будет
продолжать медленно скользить? Или волочащийся по снегу якорь
попадет на гладкий склон и быстро скатится вниз? Другими
словами, угрожает ли Оссару падение с высоты тридцати футов?
Но зрителям в этот момент было не до рассуждений. Они
знали только одно: что их товарищ на краю гибели, а они ничем
не могут ему помочь.
С ужасом они заметили, что Оссару скользит все быстрее и
быстрее; порой он двигался плавно, иногда резко срывался вниз и
наконец оказался футах в двадцати над землей. У них блеснула
надежда, что, если он таким образом опустится еще на несколько
ярдов, опасность минует, но как раз в этот момент над краем
утеса показалась широкая грудь змея, и он, как огромная птица,
спрыгнул со скалы и взмыл над долиной.
Оссару, все еще висевшего на веревке, отнесло на несколько
футов от утесов, но его тяжесть, к счастью, превысила
сопротивление, какое оказывал воздух широкой поверхности змея,
не то шикари подняло бы еще выше. И перевес этот был настолько
мал, что не вызвал слишком быстрого падения.
Как бы то ни было. Оссару опустился плавно, как голубь,
встал на ноги и выпрямился во весь рост, как Меркурий8 на
вершине "поднебесной горы".
Ощутив под своими ногами твердую почву, шикари упруго
отскочил в сторону и отшвырнул от себя веревку, словно это было
раскаленное железо.
Оказавшись на свободе, огромный змей стал метаться по
ветру из стороны в сторону, с каждым поворотом спускаясь все
ниже и ниже, -- наконец, собрав остаток сил, обрушился на
Оссару, как гигантская хищная птица на свою жертву.
Шикари едва успел отскочить в сторону, счастливо избегнув
удара, который наверняка раскроил бы ему череп.
Чудесное спасение Оссару так обрадовало братьев, что они
не слишком досадовали на свою неудачу со змеем, тем более что
считали беду поправимой. Вероятно, виной всему был ветер,
поднявший змея с того места, где он застрял, и отцепивший его
от камней или других предметов, которые его задерживали.
Охотники не сомневались, что им удастся снова запустить
змея и закрепить, как раньше, и это позволило им довольно легко
перенести свою неудачу.
Так как ветер в этот день дул не в том направлении, какое
им было нужно, они решили отложить следующую попытку до более
благоприятного случая, а чтобы змей не испортился от дождя, его
подняли и вместе с веревкой унесли в хижину.
Прошло около недели, прежде чем подул благоприятный для
них ветер, но охотники не сидели в бездействии. Допуская, что
им придется пробыть еще некоторое время в этой долине, они
решили пополнить запасы провизии и охотились целые дни
напролет: им не хотелось трогать заготовленное впрок мясо
каменного козла, которого оставалось еще довольно много.
Охотники совсем не пользовались ружьями. Последние заряды
еще оставались в стволах, но их надо было сохранить на тот
случай, если больше нельзя будет добывать пищу другими
способами.
Теперь у них была твердая уверенность, что они выберутся
из своей "тюрьмы", и порой они уже воображали, как будут
спускаться с гор, и говорили, что придется держать ружья
наготове, так как на обратном пути можно встретить крупных
зверей. Они знали, что в долине вполне можно обойтись без
ружей, достаточно было лука Оссару. Звон его тетивы то и дело
раздавался в лесу, и стрела шикари пронзала грудь какой-нибудь
прекрасной птицы: павлина, фазана-аргуса или красивого
китайского гуся, каких было немало на озере.
Сети и удочки у Оссару также не оставались без дела. Рыба
попадалась различных сортов и превосходного качества. Одна
порода рыб встречалась в несметном количестве. Это были крупные
угри; вода прямо кишела ими, и стоило забросить крючок с
червем, чтобы мгновенно вытащить угря добрых шести футов
длиной.
Так как угри им не нравились, они не слишком часто
занимались их ловлей. Но все же приятно было сознавать, что
этих скользких тварей такое неисчерпаемое множество и, если
даже все прочие ресурсы иссякнут, они всегда будут обеспечены
обильной, здоровой пищей.
Наконец подул благоприятный ветер, и змея снова перенесли
на то же место, что и раньше. Его опять запустили, и он точно
так же взвился и зареял над утесом, а когда веревку отпустили,
упал на горный склон.
Они порадовалась такому удачному началу, но -- увы! --
вскоре их постигло горькое разочарование.
Потянув веревку, они увидели, что якорь не зацепился.
Веревка без сопротивления поползла назад; чувствовалось, что ее
лишь слегка тормозит трение о край утеса и тяжесть змея,
скользившего по. снежному склону.
Они осторожно вытягивали веревку фут за футом, ярд за
ярдом, пока над краем утеса не появилась широкая, изогнутая
дугой грудь бумажной птицы.
Снова запустили змея в воздух; опять веревка была
отпущена, пока птица не поднялась на всю длину своей привязи, и
снова ей дали упасть.
Затем веревку потянули вниз -- и она опять стала
подаваться, и вновь светлая дуга появилась над краем утеса,
четко вырисовываясь на фоне синего нeбa, но это была не радуга,
символ доброй надежды, а скорее символ разочарования и досады.
Опять взлет -- опять неудача... опять и опять. Все трое
уже теряли терпение и выбивались из сил.
Ведь это была не игра. Они запускали змея не для забавы,
-- запускали его, чтобы вырваться на свободу, и все трое были
кровно заинтересованы в удаче, ведь от этого зависела их жизнь.
Но силы и терпение их явно подходили к концу. Все же
сдаваться было нельзя, и они продолжали свои попытки, хотя с
каждой неудачей у них оставалось все меньше и меньше надежд.
Больше двадцати раз подряд запускали они змея и
подтягивали его к краю утеса, причем делали это в разных
местах.
Но всякий раз результат был один и тот же. Птица упорно не
хотела вцепиться когтями в скалы, в ледяные глыбы или в кучи
мерзлого снега, которыми был усеян горный склон.
Наши искатели приключений никак не могли понять, чем
вызваны все эти неудачи, -- ведь в первый раз змей сразу же
зацепился; если бы он не зацепился ни разу, они, пожалуй,
пришли бы к убеждению, что план невыполним, и отказались бы от
дальнейших попыток. Но достигнутый ими с самого начала успех
был залогом того, что успеха можно добиться еще раз, и они
убеждали друг друга продолжать попытки.
Еще добрых шесть раз запускали они змея, но фортуна
по-прежнему от них отворачивалась, и они прекратили попытки,
оставив бумажную птицу на краю утеса; казалось, она сидела там,
готовясь к новому полету.
К этому времени у змея был уже весьма потрепанный вид --
оперение его сильно пострадало от острых скал и ледяных глыб.
Когда он взлетал, в его щите светилось немало дыр, и его полет
уже не был величав, как прежде. В скором времени предстояло его
починить. Наши охотники на несколько минут прервали свою
работу, чтобы обсудить, когда можно будет заняться починкой и
следует ли попытаться запустить змея в другом месте.
Бросив с досады веревку на землю, все трое отошли от нее
на несколько шагов и стояли в тяжелом раздумье. На этот раз они
и не подумали закрепить веревку, ибо никому не приходило в
голову, что рискованно оставлять ее непривязанной.
Они поняли свою ошибку слишком поздно -- когда увидели,
что веревка вдруг дернулась кверху, словно притянутая незримой
рукой.
Все трое кинулись ее ловить, но опоздали. Конец веревки
болтался уже на такой высоте, что самый рослый из них, даже
встав на цыпочки, не мог дотянуться до нее.
Оссару высоко подпрыгнул, стараясь поймать веревку. Каспар
кинулся за длинным шестом, надеясь ее зацепить, а Карл быстро
поднялся на приставленную к утесу лестницу, близ которой
болталась веревка.
Но все усилия оказались напрасными. Секунду или две конец
веревки висел, вздрагивая, у них над головой, словно дразня
неудачников; потом будто незримая рука вновь дернула за веревку
-- она быстро поднялась кверху и вскоре исчезла за гребнем
утеса.
В исчезновении веревки не было ничего таинственного. Змея
больше не было видно на вершине утеса. Ветер унес его, а вместе
с ним, конечно, и веревку.
Когда первый момент изумления миновал, охотники обменялись
взглядами, в которых сквозило нечто большее, чем разочарование.
Сколько бы раз змей ни отказывался зацепиться, один раз он уже
держался крепко, и было естественно предположить, что это снова
ему удастся. К тому же в некоторых местах каменная стена была
даже ниже, чем там, где они делали попытки, и это давало им