их порох.
У Оссару еще оставались лук и стрелы; можно было сделать и
другие луки, если этот сломается.
Каспар собирался даже завести собственный лук и
упражняться в стрельбе под руководством шикари, пока не
овладеет этим старомодным и всемирно известным оружием.
Старомодным его вполне можно назвать, так как он
существовал еще на заре истории, и всемирно известным -- также,
ибо, куда бы мы не отправились, даже в самых отдаленных
закоулках земного шара, мы найдем в руках у дикаря лук, не
скопированный с какого-либо образца и не привезенный из других
мест, но, очевидно, искони находившийся в этой стране и у этого
племени, словно это оружие было вложено человеку в руки, как
только он был создан.
В самом деле, факт распространения лука и его неизбежной
союзницы -- стрелы -- среди диких племен, которые обитают в
различных странах света и, разумеется, не могли заимствовать
друг у друга это изобретение, -- один из самых странных фактов
в истории человечества; его можно объяснить лишь тем, что
использование энергии туго натянутой струны было, вероятно,
весьма ранним открытием человеческого разума и что эта идея
зародилась самостоятельно у различных народов, всякий раз
воплощаясь по-новому.
Лук и стрела, безусловно, очень древний вид оружия и
чрезвычайно распространенный. Опытному этнографу этот предмет
может рассказать немало интересного о быте и нравах наших
далеких предков...
Как уже сказано, после вкусного жаркого охотники
почувствовали себя бодрее, но все же их весьма беспокоил
вопрос, как добывать пищу.
Ловкость Оссару обеспечила им завтрак. Но как быть с
обедом, а потом с ужином? Даже если для следующей трапезы и
подвернется что-нибудь, в дальнейшем им не всегда будет так
везти. Ведь питаться лишь тем, что попадется под руку, --
ненадежный способ существования, и они постоянно будут под
угрозой голодной смерти.
Поэтому, как только покончили с павлином и пока Оссару,
который ел медленнее всех, еще шлифовал зубами павлиньи
косточки, братья уже завели речь о необходимости иметь запасы.
И все согласились, что главная задача -- наполнить кладовую
провизией. Поэтому они решили заняться охотой, пользуясь всеми
известными им средствами и придумывая новые, если этих окажется
недостаточно.
Итак, надо прежде всего решить, что у них будет на обед:
рыба, дичь или мясо? Они не надеялись достать сразу и то, и
другое, и третье -- в их положении не приходилось думать о
настоящем обеде. Хватит с них и одного блюда, лишь бы быть
уверенным, что оно у них всегда будет.
Идти ли им за рыбой с сетью, которую сплел Оссару, или
попытаться поймать еще одного павлина, фазана-аргуса или
несколько гусей, или же им лучше пойти в лес и разыскивать там
более крупную добычу -- этот вопрос все еще оставался открытым,
когда произошел случай, сразу решивший проблему их обеда. Без
малейшего усилия, не затратив ни одного патрона, ни одной
стрелы, им удалось раздобыть мясо не только на один обед, но и
на целую неделю, а обрезков хватило и для Фрица.
Они сидели, по своему обыкновению, на больших камнях,
лежащих перед хижиной. Утро было ясное и тихое, но холодное;
ослепительно сверкали снега на горных вершинах; охотники
отдыхали и грелись на солнышке.
В хижине было немного дымно, так как пришлось долго жарить
павлина, поэтому они предпочли завтракать на воздухе и там же
совещались о своих дальнейших предприятиях.
Беседуя, они услышали звук, несколько напоминавший блеяние
козы; казалось, он доносится с неба, но они знали, что его
издает какое-то животное, которое находится на вершинах утесов.
Взглянув наверх, они увидели это животное, и если его
голос показался им похожим на козий, то и внешность
подтверждала это сходство.
Сказать по правде, это и была коза, хотя и необычной
породы, вернее -- это был каменный козел.
У Карла еще раз оказалось преимущество перед своими
спутниками: как опытный естествоиспытатель, он сразу определил
породу животного.
С первого же взгляда он решил, что это каменный козел. Он
никогда еще не видел их живыми, но по характерному облику, по
лохматой шкуре и особенно по огромным кольчатым рогам, плавно
загибающимся назад, Карл узнал это животное, сравнив его с
рисунками, какие приходилось видеть в книгах, и с чучелами,
которые рассматривал в музеях.
Оссару тоже подтвердил, что это козел, -- верно, какая-то
порода диких коз, решил он; но Оссару раньше никогда не
поднимался так высоко в горы, не бывал в тех местах, где часто
встречается каменный козел, а потому и не знал его. Он сразу
увидел только, что животное похоже на козла, и это сходство
уловил и Каспар.
Животное, величаво стоявшее на выступе скалы, было видно
им с ног до головы; с такого расстояния оно казалось не больше
козленка, хотя в действительности было гораздо крупнее всякой
домашней козы. На ярко-синем небе четко вырисовывались контуры
его стройного тела и длинные, красиво изогнутые рога.
Первой мыслью Каспара было схватить ружье и выстрелить в
козла, но товарищи поспешили его остановить, сказав, что в него
невозможно попасть с такого расстояния. С первого взгляда
казалось, что козел не так далеко, но на самом деле он
находился от них значительно дальше, чем в ста ярдах, ибо стоял
на утесе высотой по крайней мере в четыреста футов.
Поразмыслив об этом, Каспар отказался от своего намерения
и через минуту сам подивился своему безрассудству: он чуть было
не потратил заряд, да еще предпоследний, на животное,
находящееся в добрых пятидесяти ярдах за пределами досягаемости
для его пули.
Каменный козел все еще оставался на краю обрыва, видимо не
собираясь уходить; он стоял неподвижно, как статуя, и охотники
продолжали за ним наблюдать. Но это не мешало им вести беседу.
Животное стояло, словно позируя для портрета, и Карл решил
набросать его портрет словами. Он говорил, обращаясь к обоим
своим спутникам, но ему хотелось сообщить эти сведения главным
образом Каспару.
-- Каменный козел, -- начал он, -- это животное, еще
издавна знаменитое, о котором кабинетные ученые написали немало
ерунды, как, впрочем, почти обо всех животных, существующих на
Земле. По их мнению, это попросту коза -- конечно, дикая, но
все-таки коза, повадками и внешностью весьма напоминающая свою
домашнюю тезку. Как известно, разновидностей обычной козы
примерно столько же, сколько стран, где она водится. Впрочем,
это не совсем так, ибо в пределах одной страны можно встретить
три -- четыре породы, -- например, в Великобритании. И эти
козьи породы почти так же различаются между собой, как и породы
собак; поэтому среди зоологов было немало споров о том, от
какой именно породы диких коз они произошли. И вот, по моему
мнению, -- продолжал охотник за растениями, -- домашние козы,
встречающиеся у различных народов, произошли не от одного
дикого вида, а от нескольких, подобно тому как породы домашних
овец произошли от нескольких диких видов, хотя многие зоологи
отрицают этот очевидный факт.
-- Значит, существует несколько видов диких коз? --
спросил Каспар.
-- Да, -- отвечал молодой ботаник, -- правда, их не
слишком много -- вероятно, десять -- двенадцать. До сих пор
зоологам известны далеко не все породы диких коз, но
несомненно, когда центральные области Азии и Африки с их
обширными горными цепями будут исследованы
учеными-натуралистами, будет установлено, что этих пород не
менее двенадцати.
Отвлеченные теоретики, определяющие род и вид животных на
основании какого-нибудь маленького бугорка на зубе, уже создали
удивительную путаницу в семействе коз. Они разделили это
семейство на пять родов, которые почти все состоят лишь из
одного вида. Таким образом, они напрасно усложняют и затрудняют
изучение предмета.
Не подлежит сомнению, что все козы, дикие и домашние,
включая каменного козла, образуют в мире животных отдельное
семейство, которое легко отличить от овец, оленей, антилоп и
быков. По внешнему виду дикие козы иногда очень похожи на
некоторые породы диких овец, но козы гораздо смелее диких овец
и вообще значительно отличаются от них всеми своими повадками.
Вот этот каменный козел, -- продолжал Карл, бросив взгляд
на животное, стоящее на утесе, -- относится к диким козам. В
Гималаях есть и другие виды дикой козы -- например, тагир,
который сильнее и крупнее каменного козла. Можно думать, что
когда эти великие горы как следует обшарят, -- тут Карл
невольно улыбнулся, поймав себя на том, что употребил далеко не
научное выражение, -- то обнаружат еще несколько видов.
Существуют и другие виды каменного козла, обитающие в
Альпах, в Пиренеях, на Кавказе и в горах Африки.
Что касается животного, находящегося перед нами, или,
вернее, над нами, то оно мало отличается от других
представителей этого семейства; а так как оно превосходно
описано одним знаменитым натуралистом, то я лучше всего
процитирую вам его слова.
"Самец, -- пишет он, -- бывает величиной почти с тагира.
Кроме периода непосредственно после линьки, когда шерсть у него
сероватая, каменный козел бывает обычно грязного
желтовато-бурого цвета. Шерсть у него короткая и в холодное
время года смешана с очень мягким, пушистым подшерстком,
похожим на тибетскую шалевую шерсть. Характерный вид каменному
козлу придают главным образом красивые рога, подаренные ему
природой. У взрослого животного рога, грациозно изогнутые над
спиной, достигают трех-четырех футов в длину. Борода у него
черная, лохматая, длиной в шесть-восемь дюймов. Самка
отличается светлой желтовато-бурой окраской и втрое меньше
самца; рога у нее трубчатые, суживающиеся к концу, длиной всего
в десять-двенадцать дюймов. Это очень ловкое и грациозное
создание.
Летом каменные козлы поднимаются в поисках корма как можно
выше.
Это переселение начинается, едва станет сходить снег, и
совершается постепенно: животные переходят с холма на холм и
остаются на каждом месте по нескольку дней.
В это время года самцы держатся большими стадами отдельно
от самок. В жаркое время дня они обычно спят на снежных
сугробах в лощинах или на скалах и голых, каменистых склонах
выше границы растительности. К вечеру они отправляются на свои
пастбища. Сперва они идут очень медленно, но если им предстоит
пройти большое расстояние, то пускаются рысью. Как можно
заключить из рассказов туземцев, самцы остаются на высотах до
конца октября, когда начинают смешиваться с самками и
мало-помалу спускаются с гор, направляясь на зимние квартиры.
Самки не забираются так высоко; многие остаются на одном и том
же месте круглый год. Они приносят детенышей в июле, обычно
двоих за раз, хотя, как и у других стадных животных, многие
оказываются бесплодными.
Каменные козлы -- осторожные животные, одаренные очень
острым зрением и превосходным обонянием. Они чрезвычайно
пугливы, и бывали случаи, когда целое стадо при виде человека
обращалось в бегство, не подпустив его на выстрел.
Известно, что каменный козел с необычайной ловкостью
карабкается по скалам и легко перепрыгивает через пропасти.
Иной раз он взбирается на самую неприступную с виду высоту.
Кажется, ничто не может его остановить. Поразительное зрелище
представляет собой вспугнутое выстрелом стадо каменных козлов,
которое мчится по прямой линии в диких, непроходимых горах: они
прыгают с утеса на утес, проносятся у самого края отвесного
обрыва, прорываются сквозь осыпь, ускользают от лавины и,
нырнув в ущелье, из которого, кажется, нет выхода, через
несколько секунд из него выбегают; при этом они ни на миг не
уклоняются от прямого направления и делают до пятнадцати миль в
час. Трудно найти животное, быстротой и ловкостью превосходящее
каменного козла".
Не успел Карл окончить свой рассказ, как с животным,
которое они наблюдали, произошел любопытный случай, наглядно
показавший им нравы каменных козлов.
Внезапно на утесе появился еще один козел, направлявшийся
к первому. Это был тоже самец, что подтверждали его огромные,
изогнутые рога; он был не меньше первого и похож на него, как
родной брат. Однако это было маловероятно. Во всяком случае,
второй козел не обнаруживал братских чувств. Напротив, он
двинулся вперед с явно враждебными намерениями: опустил голову
так, что борода коснулась земли, а рога взметнулись высоко
вверх; короткий хвост был поднят и болтался из стороны в
сторону, выдавая его злобные намерения. Все это охотники могли
разглядеть даже на таком большом расстоянии, так как козлы
отчетливо выделялись на фоне неба и легко было уловить их
малейшие движения.
Сперва второй козел приближался медленно, крадучись,
словно намеревался внезапно прыгнуть на соперника и столкнуть
его с утеса. Впоследствии обнаружилось, что таковы и были его
замыслы, и, если бы первый козел еще пять-шесть секунд простоял
все в той неподвижной позе, его врагу сразу же удалось бы
выполнить свой коварный замысел.
К сожалению, через некоторое время это ему удалось --
правда, после яростной борьбы, во время которой он сам рисковал
свалиться в пропасть, куда хотел сбросить соперника. Крик
Каспара отсрочил роковую развязку, но, увы, ненадолго. При виде
коварно подкрадывавшегося козла у молодого охотника невольно
вырвался предостерегающий возглас. Козел, находившийся в
опасности, не понял, в чем дело, но сразу же насторожился и
стал оглядываться по сторонам. Тут он заметил опасность и
мгновенно принял меры, чтобы ее предотвратить. Взвившись на
дыбы, он повернулся вокруг своей оси и снова встал на четыре
ноги, глядя в упор на противника. Он и не думал отступать и
принял вызов как что-то вполне естественное. Правда, ему не так
просто было отступить. Утес, на котором он стоял, выдавался
вперед наподобие мыса, и всякое отступление было отрезано
противником. С трех сторон был отвесный обрыв. Если он не
примет битву, то будет сброшен в бездну. Волей-неволей ему
приходилось обороняться.
Едва он успел принять защитную позицию, как противник
ринулся на него. Оба одновременно испустили свирепое фырканье
и, взвившись на дыбы, стояли друг против друга вертикально, как
два борца. Именно так дерутся обыкновенные козлы, которые
унаследовали воинственные повадки своих диких предков. Вместо
того чтобы бодаться, оттесняя друг друга назад, как это делают
бараны, козел поднимается на дыбы и снова падает на ноги,
выставив рога, чтобы ринуться, как таран, на врага и, пригнув
его к земле, раздавить в лепешку.
Раз за разом, без передышки, противники поднимались на
дыбы и ударяли рогами сверху вниз; но вскоре стало очевидным,
что тот, кто напал первым, будет победителем. Положение у него
было более выигрышным: площадка, на которой стоял его противник
и с которой ему нельзя было уйти, была недостаточно широка,
чтобы как следует развернуться, а боязнь поскользнуться и
сорваться с утеса, видимо, стесняла движения злополучного
козла. Нападавший, у которого было больше простора, мог
налетать и отступать, сколько ему угодно, то пятясь назад шаг
за шагом, то бросаясь вперед, вновь поднимаясь на дыбы и снова
падая на ноги. Всякий раз он повторял нападение с новым пылом,
так как сознавал все преимущества своего положения и,
промахнувшись, всегда мог повторить удар: между тем для его
противника один неудачный удар или даже неверный шаг повлек бы
за собой неизбежную гибель.
Был ли козел, подвергшийся нападению, слабее другого или
же он занимал слишком невыгодное положение, но вскоре стало
ясно, что ему не устоять перед противником. С самого начала он,
по-видимому, только оборонялся, и, вероятно, если бы ему было
куда бежать, он сразу же пустился бы наутек. Но о бегстве
нечего было и думать с самого начала поединка, и податься было
некуда. Его мог бы спасти только огромный прыжок: надо было
перескочить через противника, не задев его рога.
Кажется, это и пришло ему в голову, так как, внезапно
переменив тактику, он взметнулся высоко вверх, вероятно пытаясь
перемахнуть через рога противника, чтобы искать спасения на
снежных вершинах.
Если таково и было его намерение, оно окончилось роковой
неудачей. В то мгновение, когда он, оттолкнувшись от земли,
высоко подпрыгнул, противник со страшной силой ударил его в бок
своими огромными рогами и отшвырнул, словно мяч, далеко от
утеса.
Удар был так страшен, что козел стремглав полетел вниз;
перевернувшись в воздухе несколько раз, он тяжело рухнул на дно
долины, где, ударившись о камни, подпрыгнул на добрых шесть
футов и неподвижно растянулся на земле.
Зрители были так поражены этим неожиданным происшествием,
что не сразу пришли в себя. Однако подобные случаи нередко
происходят в диких ущельях Гималаев, где постоянно
разыгрываются битвы между самцами каменных козлов, тагиров,
беррелов, диких баранов или гигантских архаров.
Иной раз такие поединки происходят на краю отвесного
обрыва, так как все эти животные любят бродить высоко в горах,
и тогда исход битвы бывает таким, какой видели наши охотники:
один из противников поднимает другого на рога или сталкивает
его в пропасть.
Не следует думать, что побежденный всякий раз бывает убит.
Если обрыв не так высок, тагир, каменный козел или беррел после
падения встает на ноги и убегает или уходит, хромая, и, быть
может, поправившись, опять попытает счастья в новой схватке с
тем же врагом. Поразительный случай такого рода описан
ученым-охотником, полковником Маркхемом. Приведем его описание:
"Я был свидетелем невероятного подвига, совершенного старым
тагиром. Я выстрелил в тагира, когда он стоял на высоте
примерно восьмидесяти ярдов, на самом краю скалы. Он пролетел
это расстояние по вертикали, не касаясь каменной стены, упал на
землю, подскочил и свалился ярдах в пятнадцати дальше. Я думал,
что он разбился вдребезги, но он поднялся на ноги и побежал
прочь, и, хотя мы долго шли за ним по кровавым следам, нам
все-таки не удалось его найти".
Мои юные читатели, вероятно, вспомнят, что немало подобных
случаев наблюдалось в Скалистых горах в Америке, где живут
горные бараны -- крупные дикие животные, которые так похожи на
гималайских архаров, что некоторые натуралисты относят их к
одному виду. Местные охотники уверяют, что горный баран
бесстрашно бросается вниз с высокого утеса, ударяется о землю
рогами и, подскочив, словно мяч, как ни в чем не бывало встает
на ноги, ничуть не ошеломленный этим страшным, головоломным
прыжком.
Разумеется, в этих "охотничьих рассказах" есть некоторая
доля преувеличения, но не подлежит сомнению, что большинство
разновидностей диких баранов и коз, а также некоторые горные
антилопы -- например, серна и козерог -- могут проделывать
поразительные прыжки, которые кажутся прямо невероятными
человеку, незнакомому с повадками этих животных. Трудно понять,
каким образом тагиру, о котором рассказывает полковник Маркхем,
удалось упасть с высоты двухсот сорока футов, не говоря уж о
вторичном падении в сорока пяти футах от места первого, и не
разбиться вдребезги. Но как ни трудно поверить такому факту,
его все же не следует отрицать. Кто знает, может быть, кости у
этих животных обладают особой эластичностью, позволяющей им
выдерживать такие необычайные падения.
У некоторых животных можно встретить органы, назначение
которых не совсем еще выяснено. Как известно, природа чудесно
приспосабливает свои создания к окружающей их среде. Можно
допустить, что дикие козы и овцы -- своего рода Блондены4 и
Леотары5 среди четвероногих -- снабжены известными
приспособлениями, которые отсутствуют у других животных. Не
изучив в совершенстве анатомию животных, мы не вправе
оспаривать слова такого авторитета, как полковник Маркхем,
который, конечно, не имел оснований преувеличивать.
Но в данном случае нельзя было ожидать, что козел уцелеет.
Он упал с такой страшной высоты на камни, что в нем не могла
сохраниться хотя бы искра жизни. И в самом деле, подойдя
поближе, охотники увидели, что животное лежит неподвижно,
безжизненно распростертым на земле.
Охотники от души порадовались, что их кладовая так
неожиданно пополнилась мясом, упавшим к ним прямо с неба, как
библейская манна.
-- Наш обед! -- весело крикнул Каспар, услышав стук
падения. -- А также ужин! -- добавил он. -- Нет, больше того:
такой туши хватит на целую неделю!
Все трое вскочили и готовы были кинуться за своей добычей,
когда услыхали дважды повторенный резкий крик, раздавшийся,
по-видимому, с вершины утеса или даже с горного склона над ней.
Может быть, это крик победителя-козла, торжествовавшего
победу? Нет, козел не мог так кричать; не могло и ни одно
четвероногое. Охотники не сомневались в этом. Взглянув кверху,
они увидели существо -- вернее, два существа, издававшие эти
крики.
Козел-победитель все еще стоял на скале. Несколько секунд,
пока внимание зрителей было занято другим, он, казалось,
любовался только что совершенным злодеянием и, возможно,
наслаждался победой над неудачливым противником. Во всяком
случае, он остановился на выступе скалы, где только что стоял
его враг.
Однако крик, услышанный охотниками, в тот же миг долетел и
до слуха козла; подняв голову, они увидели, что козел озирается
с явной тревогой. В воздухе, в нескольких ярдах над ним,
виднелись два силуэта, в которых легко было узнать летящих
птиц. Они были крупные, черного цвета; по четким очертаниям и
по огромному размаху крыльев сразу было видно, что это хищные
птицы.
Охотники живо определили их породу: это были орлы того
вида, который в Гималаях и в Тибетских степях известен под
названием "беркут".
Они описывали в воздухе короткие, изломанные кривые, время
от времени резко вскрикивая одновременно, и по их возбужденному
виду, по всем движениям можно было догадаться об их намерениях.
Они готовились напасть на врага, и этот враг был не кто иной,
как каменный козел.
Козел, видимо, понимал, что ему угрожает. Несколько
мгновений он словно колебался, как ему поступить. У него уже не
было гордого, вызывающего вида, как недавно, когда он нападал
на противника одной с ним породы: он стоял, как-то съежившись,
точно парализованный страхом. Такого эффекта и добивались
своими криками орлы, и это как нельзя лучше удалось свирепым
птицам.
Охотники не спускали глаз с действующих лиц этой новой
драмы, с величайшим интересом следя за движениями птиц и
животного. Всем хотелось увидеть, какую кару понесет козел за
свой зверский поступок.
Как видно, их желание должно было исполниться -- убийце
суждена была гибель. Они ожидали, что сражение будет
длительным, но обманулись. Стычка оказалась столь же краткой,
как и приготовления к ней: не прошло и десяти секунд, как
беркуты ринулись с высоты, напали на козла и стали бить его то
клювом, то когтями.
Несколько мгновений козел был почти скрыт широко
раскинутыми крыльями беркутов; но по временам можно было
увидеть, что он не слишком-то энергично обороняется. Внезапная
атака столь странных врагов, видимо, ошеломила козла, и он был
словно скован страхом.
Но вскоре козел опомнился и, взвившись на дыбы, стал
яростно отбиваться рогами. Однако беркуты были начеку: всякий
раз, как животное бросалось вперед, они легко избегали удара,
отлетали в ту или другую сторону, а потом, быстро повернув,
нападали на него сзади.
Во время битвы козел оставался там же, где подвергся
нападению, и то бросался в разные стороны, то стоял, сдвинув
передние копыта, то поднимался на дыбы, поворачиваясь вокруг
своей оси.
Ему лучше было бы стоять на четырех ногах, так как в этой
позе он смог бы дольше продержаться -- быть может, до тех пор,
пока не отбил бы своих крылатых противников или не измотал их
продолжительной обороной.
Но сражаться "на четвереньках" было не в его обычаях. Это
противоречило традициям его племени, все представители которого
с незапамятных времен привыкли сражаться, стоя на задних ногах.
Следуя этому правилу, он выпрямился во весь рост и
нацелился было ударить в грудь одного из беркутов, налетавшего
на него спереди, когда другой, слегка отлетев назад для
разгона, бросился на него, как стрела, и, вцепившись когтями
козлу в шею, коротким, сильным толчком загнул ему голову так
далеко назад, что тот потерял равновесие и свалился с утеса. В
следующий миг козел очутился в воздухе, падая с той самой
страшной высоты, которую недавно измерила его жертва.
Зрители ожидали, что он упадет на землю, больше не
подвергаясь нападению своих крылатых врагов. Но случилось
по-другому. Не успел козел пролететь и половины высоты, как
второй беркут молнией упал на него и снова ударил, отклонив от
вертикального падения. Наконец туша упала наземь довольно
далеко от места, где лежал первый козел, а вместе с нею
спустился и беркут, распустив крылья, растопырив лапы, словно
все еще держа ее в когтях.
Непонятно было, почему беркут продолжает сжимать козла
когтями, -- животное умерло, вероятно, еще прежде, чем достигло
земли. В поведении птицы было что-то необычное, и последние
сорок-пятьдесят ярдов она спускалась как-то странно. Теперь она
У Оссару еще оставались лук и стрелы; можно было сделать и
другие луки, если этот сломается.
Каспар собирался даже завести собственный лук и
упражняться в стрельбе под руководством шикари, пока не
овладеет этим старомодным и всемирно известным оружием.
Старомодным его вполне можно назвать, так как он
существовал еще на заре истории, и всемирно известным -- также,
ибо, куда бы мы не отправились, даже в самых отдаленных
закоулках земного шара, мы найдем в руках у дикаря лук, не
скопированный с какого-либо образца и не привезенный из других
мест, но, очевидно, искони находившийся в этой стране и у этого
племени, словно это оружие было вложено человеку в руки, как
только он был создан.
В самом деле, факт распространения лука и его неизбежной
союзницы -- стрелы -- среди диких племен, которые обитают в
различных странах света и, разумеется, не могли заимствовать
друг у друга это изобретение, -- один из самых странных фактов
в истории человечества; его можно объяснить лишь тем, что
использование энергии туго натянутой струны было, вероятно,
весьма ранним открытием человеческого разума и что эта идея
зародилась самостоятельно у различных народов, всякий раз
воплощаясь по-новому.
Лук и стрела, безусловно, очень древний вид оружия и
чрезвычайно распространенный. Опытному этнографу этот предмет
может рассказать немало интересного о быте и нравах наших
далеких предков...
Как уже сказано, после вкусного жаркого охотники
почувствовали себя бодрее, но все же их весьма беспокоил
вопрос, как добывать пищу.
Ловкость Оссару обеспечила им завтрак. Но как быть с
обедом, а потом с ужином? Даже если для следующей трапезы и
подвернется что-нибудь, в дальнейшем им не всегда будет так
везти. Ведь питаться лишь тем, что попадется под руку, --
ненадежный способ существования, и они постоянно будут под
угрозой голодной смерти.
Поэтому, как только покончили с павлином и пока Оссару,
который ел медленнее всех, еще шлифовал зубами павлиньи
косточки, братья уже завели речь о необходимости иметь запасы.
И все согласились, что главная задача -- наполнить кладовую
провизией. Поэтому они решили заняться охотой, пользуясь всеми
известными им средствами и придумывая новые, если этих окажется
недостаточно.
Итак, надо прежде всего решить, что у них будет на обед:
рыба, дичь или мясо? Они не надеялись достать сразу и то, и
другое, и третье -- в их положении не приходилось думать о
настоящем обеде. Хватит с них и одного блюда, лишь бы быть
уверенным, что оно у них всегда будет.
Идти ли им за рыбой с сетью, которую сплел Оссару, или
попытаться поймать еще одного павлина, фазана-аргуса или
несколько гусей, или же им лучше пойти в лес и разыскивать там
более крупную добычу -- этот вопрос все еще оставался открытым,
когда произошел случай, сразу решивший проблему их обеда. Без
малейшего усилия, не затратив ни одного патрона, ни одной
стрелы, им удалось раздобыть мясо не только на один обед, но и
на целую неделю, а обрезков хватило и для Фрица.
Они сидели, по своему обыкновению, на больших камнях,
лежащих перед хижиной. Утро было ясное и тихое, но холодное;
ослепительно сверкали снега на горных вершинах; охотники
отдыхали и грелись на солнышке.
В хижине было немного дымно, так как пришлось долго жарить
павлина, поэтому они предпочли завтракать на воздухе и там же
совещались о своих дальнейших предприятиях.
Беседуя, они услышали звук, несколько напоминавший блеяние
козы; казалось, он доносится с неба, но они знали, что его
издает какое-то животное, которое находится на вершинах утесов.
Взглянув наверх, они увидели это животное, и если его
голос показался им похожим на козий, то и внешность
подтверждала это сходство.
Сказать по правде, это и была коза, хотя и необычной
породы, вернее -- это был каменный козел.
У Карла еще раз оказалось преимущество перед своими
спутниками: как опытный естествоиспытатель, он сразу определил
породу животного.
С первого же взгляда он решил, что это каменный козел. Он
никогда еще не видел их живыми, но по характерному облику, по
лохматой шкуре и особенно по огромным кольчатым рогам, плавно
загибающимся назад, Карл узнал это животное, сравнив его с
рисунками, какие приходилось видеть в книгах, и с чучелами,
которые рассматривал в музеях.
Оссару тоже подтвердил, что это козел, -- верно, какая-то
порода диких коз, решил он; но Оссару раньше никогда не
поднимался так высоко в горы, не бывал в тех местах, где часто
встречается каменный козел, а потому и не знал его. Он сразу
увидел только, что животное похоже на козла, и это сходство
уловил и Каспар.
Животное, величаво стоявшее на выступе скалы, было видно
им с ног до головы; с такого расстояния оно казалось не больше
козленка, хотя в действительности было гораздо крупнее всякой
домашней козы. На ярко-синем небе четко вырисовывались контуры
его стройного тела и длинные, красиво изогнутые рога.
Первой мыслью Каспара было схватить ружье и выстрелить в
козла, но товарищи поспешили его остановить, сказав, что в него
невозможно попасть с такого расстояния. С первого взгляда
казалось, что козел не так далеко, но на самом деле он
находился от них значительно дальше, чем в ста ярдах, ибо стоял
на утесе высотой по крайней мере в четыреста футов.
Поразмыслив об этом, Каспар отказался от своего намерения
и через минуту сам подивился своему безрассудству: он чуть было
не потратил заряд, да еще предпоследний, на животное,
находящееся в добрых пятидесяти ярдах за пределами досягаемости
для его пули.
Каменный козел все еще оставался на краю обрыва, видимо не
собираясь уходить; он стоял неподвижно, как статуя, и охотники
продолжали за ним наблюдать. Но это не мешало им вести беседу.
Животное стояло, словно позируя для портрета, и Карл решил
набросать его портрет словами. Он говорил, обращаясь к обоим
своим спутникам, но ему хотелось сообщить эти сведения главным
образом Каспару.
-- Каменный козел, -- начал он, -- это животное, еще
издавна знаменитое, о котором кабинетные ученые написали немало
ерунды, как, впрочем, почти обо всех животных, существующих на
Земле. По их мнению, это попросту коза -- конечно, дикая, но
все-таки коза, повадками и внешностью весьма напоминающая свою
домашнюю тезку. Как известно, разновидностей обычной козы
примерно столько же, сколько стран, где она водится. Впрочем,
это не совсем так, ибо в пределах одной страны можно встретить
три -- четыре породы, -- например, в Великобритании. И эти
козьи породы почти так же различаются между собой, как и породы
собак; поэтому среди зоологов было немало споров о том, от
какой именно породы диких коз они произошли. И вот, по моему
мнению, -- продолжал охотник за растениями, -- домашние козы,
встречающиеся у различных народов, произошли не от одного
дикого вида, а от нескольких, подобно тому как породы домашних
овец произошли от нескольких диких видов, хотя многие зоологи
отрицают этот очевидный факт.
-- Значит, существует несколько видов диких коз? --
спросил Каспар.
-- Да, -- отвечал молодой ботаник, -- правда, их не
слишком много -- вероятно, десять -- двенадцать. До сих пор
зоологам известны далеко не все породы диких коз, но
несомненно, когда центральные области Азии и Африки с их
обширными горными цепями будут исследованы
учеными-натуралистами, будет установлено, что этих пород не
менее двенадцати.
Отвлеченные теоретики, определяющие род и вид животных на
основании какого-нибудь маленького бугорка на зубе, уже создали
удивительную путаницу в семействе коз. Они разделили это
семейство на пять родов, которые почти все состоят лишь из
одного вида. Таким образом, они напрасно усложняют и затрудняют
изучение предмета.
Не подлежит сомнению, что все козы, дикие и домашние,
включая каменного козла, образуют в мире животных отдельное
семейство, которое легко отличить от овец, оленей, антилоп и
быков. По внешнему виду дикие козы иногда очень похожи на
некоторые породы диких овец, но козы гораздо смелее диких овец
и вообще значительно отличаются от них всеми своими повадками.
Вот этот каменный козел, -- продолжал Карл, бросив взгляд
на животное, стоящее на утесе, -- относится к диким козам. В
Гималаях есть и другие виды дикой козы -- например, тагир,
который сильнее и крупнее каменного козла. Можно думать, что
когда эти великие горы как следует обшарят, -- тут Карл
невольно улыбнулся, поймав себя на том, что употребил далеко не
научное выражение, -- то обнаружат еще несколько видов.
Существуют и другие виды каменного козла, обитающие в
Альпах, в Пиренеях, на Кавказе и в горах Африки.
Что касается животного, находящегося перед нами, или,
вернее, над нами, то оно мало отличается от других
представителей этого семейства; а так как оно превосходно
описано одним знаменитым натуралистом, то я лучше всего
процитирую вам его слова.
"Самец, -- пишет он, -- бывает величиной почти с тагира.
Кроме периода непосредственно после линьки, когда шерсть у него
сероватая, каменный козел бывает обычно грязного
желтовато-бурого цвета. Шерсть у него короткая и в холодное
время года смешана с очень мягким, пушистым подшерстком,
похожим на тибетскую шалевую шерсть. Характерный вид каменному
козлу придают главным образом красивые рога, подаренные ему
природой. У взрослого животного рога, грациозно изогнутые над
спиной, достигают трех-четырех футов в длину. Борода у него
черная, лохматая, длиной в шесть-восемь дюймов. Самка
отличается светлой желтовато-бурой окраской и втрое меньше
самца; рога у нее трубчатые, суживающиеся к концу, длиной всего
в десять-двенадцать дюймов. Это очень ловкое и грациозное
создание.
Летом каменные козлы поднимаются в поисках корма как можно
выше.
Это переселение начинается, едва станет сходить снег, и
совершается постепенно: животные переходят с холма на холм и
остаются на каждом месте по нескольку дней.
В это время года самцы держатся большими стадами отдельно
от самок. В жаркое время дня они обычно спят на снежных
сугробах в лощинах или на скалах и голых, каменистых склонах
выше границы растительности. К вечеру они отправляются на свои
пастбища. Сперва они идут очень медленно, но если им предстоит
пройти большое расстояние, то пускаются рысью. Как можно
заключить из рассказов туземцев, самцы остаются на высотах до
конца октября, когда начинают смешиваться с самками и
мало-помалу спускаются с гор, направляясь на зимние квартиры.
Самки не забираются так высоко; многие остаются на одном и том
же месте круглый год. Они приносят детенышей в июле, обычно
двоих за раз, хотя, как и у других стадных животных, многие
оказываются бесплодными.
Каменные козлы -- осторожные животные, одаренные очень
острым зрением и превосходным обонянием. Они чрезвычайно
пугливы, и бывали случаи, когда целое стадо при виде человека
обращалось в бегство, не подпустив его на выстрел.
Известно, что каменный козел с необычайной ловкостью
карабкается по скалам и легко перепрыгивает через пропасти.
Иной раз он взбирается на самую неприступную с виду высоту.
Кажется, ничто не может его остановить. Поразительное зрелище
представляет собой вспугнутое выстрелом стадо каменных козлов,
которое мчится по прямой линии в диких, непроходимых горах: они
прыгают с утеса на утес, проносятся у самого края отвесного
обрыва, прорываются сквозь осыпь, ускользают от лавины и,
нырнув в ущелье, из которого, кажется, нет выхода, через
несколько секунд из него выбегают; при этом они ни на миг не
уклоняются от прямого направления и делают до пятнадцати миль в
час. Трудно найти животное, быстротой и ловкостью превосходящее
каменного козла".
Не успел Карл окончить свой рассказ, как с животным,
которое они наблюдали, произошел любопытный случай, наглядно
показавший им нравы каменных козлов.
Внезапно на утесе появился еще один козел, направлявшийся
к первому. Это был тоже самец, что подтверждали его огромные,
изогнутые рога; он был не меньше первого и похож на него, как
родной брат. Однако это было маловероятно. Во всяком случае,
второй козел не обнаруживал братских чувств. Напротив, он
двинулся вперед с явно враждебными намерениями: опустил голову
так, что борода коснулась земли, а рога взметнулись высоко
вверх; короткий хвост был поднят и болтался из стороны в
сторону, выдавая его злобные намерения. Все это охотники могли
разглядеть даже на таком большом расстоянии, так как козлы
отчетливо выделялись на фоне неба и легко было уловить их
малейшие движения.
Сперва второй козел приближался медленно, крадучись,
словно намеревался внезапно прыгнуть на соперника и столкнуть
его с утеса. Впоследствии обнаружилось, что таковы и были его
замыслы, и, если бы первый козел еще пять-шесть секунд простоял
все в той неподвижной позе, его врагу сразу же удалось бы
выполнить свой коварный замысел.
К сожалению, через некоторое время это ему удалось --
правда, после яростной борьбы, во время которой он сам рисковал
свалиться в пропасть, куда хотел сбросить соперника. Крик
Каспара отсрочил роковую развязку, но, увы, ненадолго. При виде
коварно подкрадывавшегося козла у молодого охотника невольно
вырвался предостерегающий возглас. Козел, находившийся в
опасности, не понял, в чем дело, но сразу же насторожился и
стал оглядываться по сторонам. Тут он заметил опасность и
мгновенно принял меры, чтобы ее предотвратить. Взвившись на
дыбы, он повернулся вокруг своей оси и снова встал на четыре
ноги, глядя в упор на противника. Он и не думал отступать и
принял вызов как что-то вполне естественное. Правда, ему не так
просто было отступить. Утес, на котором он стоял, выдавался
вперед наподобие мыса, и всякое отступление было отрезано
противником. С трех сторон был отвесный обрыв. Если он не
примет битву, то будет сброшен в бездну. Волей-неволей ему
приходилось обороняться.
Едва он успел принять защитную позицию, как противник
ринулся на него. Оба одновременно испустили свирепое фырканье
и, взвившись на дыбы, стояли друг против друга вертикально, как
два борца. Именно так дерутся обыкновенные козлы, которые
унаследовали воинственные повадки своих диких предков. Вместо
того чтобы бодаться, оттесняя друг друга назад, как это делают
бараны, козел поднимается на дыбы и снова падает на ноги,
выставив рога, чтобы ринуться, как таран, на врага и, пригнув
его к земле, раздавить в лепешку.
Раз за разом, без передышки, противники поднимались на
дыбы и ударяли рогами сверху вниз; но вскоре стало очевидным,
что тот, кто напал первым, будет победителем. Положение у него
было более выигрышным: площадка, на которой стоял его противник
и с которой ему нельзя было уйти, была недостаточно широка,
чтобы как следует развернуться, а боязнь поскользнуться и
сорваться с утеса, видимо, стесняла движения злополучного
козла. Нападавший, у которого было больше простора, мог
налетать и отступать, сколько ему угодно, то пятясь назад шаг
за шагом, то бросаясь вперед, вновь поднимаясь на дыбы и снова
падая на ноги. Всякий раз он повторял нападение с новым пылом,
так как сознавал все преимущества своего положения и,
промахнувшись, всегда мог повторить удар: между тем для его
противника один неудачный удар или даже неверный шаг повлек бы
за собой неизбежную гибель.
Был ли козел, подвергшийся нападению, слабее другого или
же он занимал слишком невыгодное положение, но вскоре стало
ясно, что ему не устоять перед противником. С самого начала он,
по-видимому, только оборонялся, и, вероятно, если бы ему было
куда бежать, он сразу же пустился бы наутек. Но о бегстве
нечего было и думать с самого начала поединка, и податься было
некуда. Его мог бы спасти только огромный прыжок: надо было
перескочить через противника, не задев его рога.
Кажется, это и пришло ему в голову, так как, внезапно
переменив тактику, он взметнулся высоко вверх, вероятно пытаясь
перемахнуть через рога противника, чтобы искать спасения на
снежных вершинах.
Если таково и было его намерение, оно окончилось роковой
неудачей. В то мгновение, когда он, оттолкнувшись от земли,
высоко подпрыгнул, противник со страшной силой ударил его в бок
своими огромными рогами и отшвырнул, словно мяч, далеко от
утеса.
Удар был так страшен, что козел стремглав полетел вниз;
перевернувшись в воздухе несколько раз, он тяжело рухнул на дно
долины, где, ударившись о камни, подпрыгнул на добрых шесть
футов и неподвижно растянулся на земле.
Зрители были так поражены этим неожиданным происшествием,
что не сразу пришли в себя. Однако подобные случаи нередко
происходят в диких ущельях Гималаев, где постоянно
разыгрываются битвы между самцами каменных козлов, тагиров,
беррелов, диких баранов или гигантских архаров.
Иной раз такие поединки происходят на краю отвесного
обрыва, так как все эти животные любят бродить высоко в горах,
и тогда исход битвы бывает таким, какой видели наши охотники:
один из противников поднимает другого на рога или сталкивает
его в пропасть.
Не следует думать, что побежденный всякий раз бывает убит.
Если обрыв не так высок, тагир, каменный козел или беррел после
падения встает на ноги и убегает или уходит, хромая, и, быть
может, поправившись, опять попытает счастья в новой схватке с
тем же врагом. Поразительный случай такого рода описан
ученым-охотником, полковником Маркхемом. Приведем его описание:
"Я был свидетелем невероятного подвига, совершенного старым
тагиром. Я выстрелил в тагира, когда он стоял на высоте
примерно восьмидесяти ярдов, на самом краю скалы. Он пролетел
это расстояние по вертикали, не касаясь каменной стены, упал на
землю, подскочил и свалился ярдах в пятнадцати дальше. Я думал,
что он разбился вдребезги, но он поднялся на ноги и побежал
прочь, и, хотя мы долго шли за ним по кровавым следам, нам
все-таки не удалось его найти".
Мои юные читатели, вероятно, вспомнят, что немало подобных
случаев наблюдалось в Скалистых горах в Америке, где живут
горные бараны -- крупные дикие животные, которые так похожи на
гималайских архаров, что некоторые натуралисты относят их к
одному виду. Местные охотники уверяют, что горный баран
бесстрашно бросается вниз с высокого утеса, ударяется о землю
рогами и, подскочив, словно мяч, как ни в чем не бывало встает
на ноги, ничуть не ошеломленный этим страшным, головоломным
прыжком.
Разумеется, в этих "охотничьих рассказах" есть некоторая
доля преувеличения, но не подлежит сомнению, что большинство
разновидностей диких баранов и коз, а также некоторые горные
антилопы -- например, серна и козерог -- могут проделывать
поразительные прыжки, которые кажутся прямо невероятными
человеку, незнакомому с повадками этих животных. Трудно понять,
каким образом тагиру, о котором рассказывает полковник Маркхем,
удалось упасть с высоты двухсот сорока футов, не говоря уж о
вторичном падении в сорока пяти футах от места первого, и не
разбиться вдребезги. Но как ни трудно поверить такому факту,
его все же не следует отрицать. Кто знает, может быть, кости у
этих животных обладают особой эластичностью, позволяющей им
выдерживать такие необычайные падения.
У некоторых животных можно встретить органы, назначение
которых не совсем еще выяснено. Как известно, природа чудесно
приспосабливает свои создания к окружающей их среде. Можно
допустить, что дикие козы и овцы -- своего рода Блондены4 и
Леотары5 среди четвероногих -- снабжены известными
приспособлениями, которые отсутствуют у других животных. Не
изучив в совершенстве анатомию животных, мы не вправе
оспаривать слова такого авторитета, как полковник Маркхем,
который, конечно, не имел оснований преувеличивать.
Но в данном случае нельзя было ожидать, что козел уцелеет.
Он упал с такой страшной высоты на камни, что в нем не могла
сохраниться хотя бы искра жизни. И в самом деле, подойдя
поближе, охотники увидели, что животное лежит неподвижно,
безжизненно распростертым на земле.
Охотники от души порадовались, что их кладовая так
неожиданно пополнилась мясом, упавшим к ним прямо с неба, как
библейская манна.
-- Наш обед! -- весело крикнул Каспар, услышав стук
падения. -- А также ужин! -- добавил он. -- Нет, больше того:
такой туши хватит на целую неделю!
Все трое вскочили и готовы были кинуться за своей добычей,
когда услыхали дважды повторенный резкий крик, раздавшийся,
по-видимому, с вершины утеса или даже с горного склона над ней.
Может быть, это крик победителя-козла, торжествовавшего
победу? Нет, козел не мог так кричать; не могло и ни одно
четвероногое. Охотники не сомневались в этом. Взглянув кверху,
они увидели существо -- вернее, два существа, издававшие эти
крики.
Козел-победитель все еще стоял на скале. Несколько секунд,
пока внимание зрителей было занято другим, он, казалось,
любовался только что совершенным злодеянием и, возможно,
наслаждался победой над неудачливым противником. Во всяком
случае, он остановился на выступе скалы, где только что стоял
его враг.
Однако крик, услышанный охотниками, в тот же миг долетел и
до слуха козла; подняв голову, они увидели, что козел озирается
с явной тревогой. В воздухе, в нескольких ярдах над ним,
виднелись два силуэта, в которых легко было узнать летящих
птиц. Они были крупные, черного цвета; по четким очертаниям и
по огромному размаху крыльев сразу было видно, что это хищные
птицы.
Охотники живо определили их породу: это были орлы того
вида, который в Гималаях и в Тибетских степях известен под
названием "беркут".
Они описывали в воздухе короткие, изломанные кривые, время
от времени резко вскрикивая одновременно, и по их возбужденному
виду, по всем движениям можно было догадаться об их намерениях.
Они готовились напасть на врага, и этот враг был не кто иной,
как каменный козел.
Козел, видимо, понимал, что ему угрожает. Несколько
мгновений он словно колебался, как ему поступить. У него уже не
было гордого, вызывающего вида, как недавно, когда он нападал
на противника одной с ним породы: он стоял, как-то съежившись,
точно парализованный страхом. Такого эффекта и добивались
своими криками орлы, и это как нельзя лучше удалось свирепым
птицам.
Охотники не спускали глаз с действующих лиц этой новой
драмы, с величайшим интересом следя за движениями птиц и
животного. Всем хотелось увидеть, какую кару понесет козел за
свой зверский поступок.
Как видно, их желание должно было исполниться -- убийце
суждена была гибель. Они ожидали, что сражение будет
длительным, но обманулись. Стычка оказалась столь же краткой,
как и приготовления к ней: не прошло и десяти секунд, как
беркуты ринулись с высоты, напали на козла и стали бить его то
клювом, то когтями.
Несколько мгновений козел был почти скрыт широко
раскинутыми крыльями беркутов; но по временам можно было
увидеть, что он не слишком-то энергично обороняется. Внезапная
атака столь странных врагов, видимо, ошеломила козла, и он был
словно скован страхом.
Но вскоре козел опомнился и, взвившись на дыбы, стал
яростно отбиваться рогами. Однако беркуты были начеку: всякий
раз, как животное бросалось вперед, они легко избегали удара,
отлетали в ту или другую сторону, а потом, быстро повернув,
нападали на него сзади.
Во время битвы козел оставался там же, где подвергся
нападению, и то бросался в разные стороны, то стоял, сдвинув
передние копыта, то поднимался на дыбы, поворачиваясь вокруг
своей оси.
Ему лучше было бы стоять на четырех ногах, так как в этой
позе он смог бы дольше продержаться -- быть может, до тех пор,
пока не отбил бы своих крылатых противников или не измотал их
продолжительной обороной.
Но сражаться "на четвереньках" было не в его обычаях. Это
противоречило традициям его племени, все представители которого
с незапамятных времен привыкли сражаться, стоя на задних ногах.
Следуя этому правилу, он выпрямился во весь рост и
нацелился было ударить в грудь одного из беркутов, налетавшего
на него спереди, когда другой, слегка отлетев назад для
разгона, бросился на него, как стрела, и, вцепившись когтями
козлу в шею, коротким, сильным толчком загнул ему голову так
далеко назад, что тот потерял равновесие и свалился с утеса. В
следующий миг козел очутился в воздухе, падая с той самой
страшной высоты, которую недавно измерила его жертва.
Зрители ожидали, что он упадет на землю, больше не
подвергаясь нападению своих крылатых врагов. Но случилось
по-другому. Не успел козел пролететь и половины высоты, как
второй беркут молнией упал на него и снова ударил, отклонив от
вертикального падения. Наконец туша упала наземь довольно
далеко от места, где лежал первый козел, а вместе с нею
спустился и беркут, распустив крылья, растопырив лапы, словно
все еще держа ее в когтях.
Непонятно было, почему беркут продолжает сжимать козла
когтями, -- животное умерло, вероятно, еще прежде, чем достигло
земли. В поведении птицы было что-то необычное, и последние
сорок-пятьдесят ярдов она спускалась как-то странно. Теперь она