Страница:
Отложив книгу, Энди на какое-то время погрузился в раздумья. — Одна любовь на двоих, — прошептал он, — все-таки как хорошо написано…
Спрятав «Энциклопедию…» в ящик стола и закрыв его на ключ — чтобы никто не смел читать ее, — Брендон направился к врачу на обследование…
«Интересно, — думал он по дороге в клинику, — сможет ли доктор определить, по анализам, на кого будет похож ребенок?..»
Глава 35
Глава 36
Спрятав «Энциклопедию…» в ящик стола и закрыв его на ключ — чтобы никто не смел читать ее, — Брендон направился к врачу на обследование…
«Интересно, — думал он по дороге в клинику, — сможет ли доктор определить, по анализам, на кого будет похож ребенок?..»
Глава 35
Новые отношения Бобби с отцом. — Мемуары мистера Гарланда Таундеша о войне во Вьетнаме. — Бобби отправляется на поиски Шейлы. — Хэнк Дженнингс стреляет в Лео Джонсона.
В последнее время Бобби заметил произошедшую в его отце Гарланде перемену: он если и не перестал наставлять его при каждом удобном и неудобном поводе, то, во всяком случае, стал делать это гораздо реже.
Сперва Бобби решил, что это связано с какой-то новой работой Гарланда — мистер Таундеш, получая пенсию от Пентагона, тем не менее продолжал работать в какой-то аэрокосмической программе то ли НАСА, то ли еще какой-то правительственной организации, занимающейся проблемами космоса. Однако вскоре Бобби понял, в чем дело: оказывается, его отец, как большинство офицеров, побывавших на войне, был одержим графоманией. Мистер Гарланд Таундеш писал мемуары. Свои воспоминания он заносил в толстую клеенчатую тетрадь, которую прятал в несгораемый шкаф, стоявший у него в кабинете.
Для Бобби не было секретом, какой именно шифр требуется подобрать, чтобы открыть сейф. Код состоял из девяти букв — «МакКартур». Это была фамилия одного из министров обороны Соединенных Штатов Америки, любимый исторический персонаж Гарланда — фамилия МакКартура повторялась в доме едва ли не чаще всех остальных.
Однажды, скуки ради, дождавшись, пока отец уйдет, Бобби зашел в его кабинет и, открыв сейф, принялся за чтение.
«Джунгли Юго-Восточной Азии, — писал Гарланд, — практически непроходимы для человека, впервые туда попавшего. Многолетние деревья, гигантских размеров хвощи являют собой практически непреодолимое препятствие; лианы обвивают стволы, как гигантские змеи…»— Очень образно, — с саркастической улыбкой пробормотал Бобби, — а главное, как свежо и неизбито — «как гигантские змеи…»
Он читал далее:
«Корневища старых деревьев, сваленных ураганом или подмытых тропическими ливнями, столь частыми в этих местах, торчат из земли, подобно окаменевшим рукам какого-то фантастического существа… Джунгли эти непроходимы разве что для человека, никогда не служившего в американской армии, — Бобби улыбнулся, прочитав это утверждение, — для рейнджера ВВС нет ничего непреодолимого… Прокладывая путь среди труднопреодолимых зарослей длинными, похожими на мечете ножами, мы двинулись вперед. Через несколько десятков метров внимание привлек клекот каких-то хищных птиц — так кричат падальщики-стервятники, слетаясь на добычу.
Я посмотрел наверх и увидал застрявший на верхушках огромных деревьев остов вертолета — это, по-видимому и был тот самый вертолет, о котором говорил генерал. Пончо, изловчившись, ловко закинул наверх «кошку» с тонким тросом. Убедившись, что «кошка» зацепилнсь за остов устойчиво, осторожно полез наверх. Остальные остались ждать внизу.
Первое, что увидал Пончо среди искореженного металла и обрывков разноцветных проводов — начисто обглоданный скелет какой-то хищной птицы с изогнутым клювом. Осторожно балансируя в сторону кабины экипажа, Пончо заметил распластанный труп пилота. Лицо было залито кровью.
Пончо спустился на землю. — Прямое попадание в голову, — доложил он мне. — Пилот мертв. Они, судя по всему, нашли их при помощи теплоискателя. — Что еще можешь сказать? — спросил я. — Это не совсем обычный вертолет. Скорее, вертолет службы наблюдения.
Дилан, наблюдавший до этого за действиями Пончо со стороны, подошел ко мне. — Ну что, след нашли? — Ищем, — ответил тот.
Немного помолчав, как бы оценивая ситуацию, я повернулся к Дилану:— Не было ли тут аппаратуры и оружия? Может, все это унесли вьетнамцы? — Тут было и то, и другое, — вмешался в разговор неожиданно подошедший Билл. — Они все это сняли с вертолета и ушли. Я осмотрел следы и пока могу сказать одно: их было шесть человек, в американских армейских ботинках. Шли с северного направления. Тех, кто остался в живых, видимо, увели в свой лагерь эти чертовы вьетнамцы. — Что на это скажешь? — спросил Дилана я. — Наверное, еще какая-то повстанческая группировка. Их тут расплодилось, как собак нерезаных. Видимо, их рук дело. Надо искать дальше.
Я сделал Биллу знак — мол, надо искать дальше, коль начальство велит.
Постояв немного у дерева, на кроне которого висел остов вертолета, наша группа шла вглубь сельвы в поисках каких-нибудь следов. Мы с Пончо пошли вместе, внимательно осматривая деревья, хвощи и траву под ногами. — Никаких следов, — удрученно констатировал Пончо. — Сбили вертолет, поснимали оружие и аппаратуру, взяли заложников и вернулись на базу. — Помнишь Камбоджу?.. — поинтересовался я. — Стараюсь забыть. — Пончо раздвинул гигантские листья папоротника, и бойцы двинулись дальше.
Билл двигался в другом направлении — туда, откуда явственно доносился клекот птиц-падальщиков. По мере того, как индеец отдалялся от сбитого вертолета, его обоняние раздражал какой-то запах, исходящий из глубины сельвы. Те, кто хоть раз в жизни побывали в морге или на скотобойне, запомнят этот запах на всю жизнь — запах еще не свернувшейся крови и свежеразделанного мяса. Клекот стервятников становился все сильнее, и Билл, подняв с земли обломок ветки, кинул его в птиц. Пройдя еще несколько метров, солдат заметил между вечнозелеными зарослями нечто красное, зависшее, как ему сперва показалось, над землей. Раздвинув ветви руками, Билл, к своему ужасу увидал три трупа со снятой кожей, подвешенные, словно туши разделанных животных, за ноги. И хотя Билл был явно не из слабонервных, да и повидал на своем веку всякого, ему стало не по себе.
Трагедия, по всей видимости, произошла совсем недавно — стервятники успели выклевать только глаза, из пустой глазницы ближайшего к Биллу трупа сочилась сукровица… — Матерь Божья! — тихо сказал Пончо, подойдя к Биллу. — Кто же это…
Стараясь не вдыхать густой смрад свежей крови, исходящий от покойников, Пончо приблизился к ближайшему и срезал висящий у того на шее солдатский медальон. Осмотрев его, он кинул медальон мне:— «Джимми Харпер», — прочитал я. — Он из Форт-Брэга. Я знал этого парня…
Моя команда с ужасом смотрела на висящие трупы. Я кивнул Маку:— Мак, срежь их…
Ужасные трупы опустились на землю. Подавленный увиденным, наш отряд двинулся дальше, вглубь джунглей. Я, как никогда серьезный, шел во главе отряда. Вскоре меня нагнал Дилан:— Гарланд, — произнес он, — тут случилось нечто нечеловеческое, выходящее за всякие рамки. Мне никто не говорил про операцию в этом районе. Я ничего не знал об этом, Повстанцы не должны были быть здесь… — Вьетнамцы сняли с них кожу? — осведомился Хавкинз. — Зачем? — Такие уж они кровожадные, — произнес Мак. — Дети джунглей…
Я подошел к Биллу:— А ты что скажешь?
Солдат задумчиво повертел в руках стреляные гильзы от крупнокалиберного пулемета. — Странно, майор. — Билл протянул мне пригоршню гильз. — Они стреляли без разбору во все стороны. Это не был прицельный огонь. И я не могу поверить, что они напали и засаду… — Я тоже, — ответил я. Билл на минуту задумался:— И вот что еще странно: я не могу найти никаких Чужих следов…
Некоторое время мы шли молча. Как бы подытоживая увиденное, солдат произнес задумчиво:— Они не могли отсюда уйти. Не могли. Кажется, они просто исчезли. — Ладно, пойдем по следу заложников, — попытался успокоить я сослуживца.
И, обращаясь ко всем, скомандовал властно:— Ни звука!..
Блайн, справедливо посчитав команду как сигнал к полной боевой готовности, расчехлил свой многоствольный крупнокалиберный пулемет и, обращаясь то ли к себе, то ли к товарищам, сказал многозначительно:— Да, что-то здесь не так…
Моя группа продолжала идти по следу заложников. По моему замыслу, пленных обязательно должны были отвести в лагерь вьетнамцев. Ну, а как следует поступать дальше, мы знали лучше кого-либо другого…
То ли от увиденного кошмара, то ли от близости предстоящей операции нервное напряжение нарастало. Неожиданно Дилан споткнулся о торчащую из земли корягу и с шумом упал на землю. К нему с перекошенным от злости лицом подбежал Мак:— Да тише ты, козел вонючий, мать твою так! Я тебя убью, если ты нас тут всех подставишь! Вот здесь и подохнешь, ты меня понял?
В иной ситуации майор Дилан в момент бы поставил на место сержанта Мака, да и навряд ли Мак допустил бы себе подобную выходку. Но впереди предстояла серьезная операция, где любая, пусть даже самая незначительная оплошность может окончиться трагедией для всей группы, и Дилан, хорошо понимавший это, забыв о субординации, молча поднялся и последовал за группой.
Через полчаса спецназ, наконец, приблизился к лагерю вьетнамцев.
Лагерь представлял собой вырубленную в джунглях площадку. По периметру ее обрамляли импровизированные укрепления — мешки с песком, а по углам — грубо сколоченные из подручного дерева подобия сторожевых вышек. В каждой из таких огневых точек находился вооруженный «Калашниковым» часовой. Не зная о грозящей опасности, привыкшие за время партизанской жизни в джунглях к относительно спокойной лагерной жизни, часовые, отставив в сторону автоматы, лениво курили. В центре повстанческого лагеря громоздились дощатые бараки — в одних, видимо, располагался командный пункт, или штаб, другие служили складами оружия и аппаратуры. Старый побитый грузовик, неизвестно как оказавшийся в этих джунглях, служил в качестве своеобразной помпы — ременная передача, подсоединенная к ведущей оси машины, приводила в движение устройство, откачивающее воду из глубокой скважины.
Я, профессионально оценив обстановку, мгновенно распределил обязанности: Мак, лучший специалист в команде по взрывному делу, быстро подсоединил взрыватель и вывел его к одной из огневых точек; остальные, под прикрытием растительности, заняли удобные для нападения позиции.
Внезапно наше внимание привлек шум из глубины лагеря: один из командиров повстанцев зверски избивал человека со связанными сзади руками. Избиваемый, насильно поставленный на колени, молчал; ударив его еще несколько раз ногами, насильник выхватил пистолет и выстрелил ему в голову. Но всей видимости, убитый был одним из заложников, насильно захваченный с вертолета, остов которого мы несколько часов назад видели в джунглях. Убив заложника, вьетнамец направился в сторону одного из бараков.
…Вся операция заняла минут пятнадцать, не больше. Мак и Хавкинз со своей задачей справились блестяще — часовые на огневых точках-башенках были ликвидированны абсолютно бесшумно — так, что в глубине лагеря никто ничего не заметил. Убедившись, что огневые гнезда повстанцев ликвидированы, что давало возможность для тактического маневра, я незаметно подкрался к грузовику-автопомпе и, приподняв машину за заднюю ось, толкнул машину в сторону барака, туда, где по-видимому, находились главари повстанцев. В бараке, очевидно, находились еще и боеприпасы — через несколько секунд над лагерем взметнулся столб дыма и огня, вверх полетели щепки, обломки оружия и куски человеческих тел. В воздухе запахло паленым мясом. Повстанцы, не понимая, что же происходит, принялись беспорядочно стрелять во все стороны, однако без особого успеха, не видя перед собой реального врага. Противник был целиком дезорганизован, и поэтому, когда мы ворвались в лагерь инстругентов, то не встретили серьезного сопротивления. В это же время сработало взрывное устройство, подключенное Маком к последней из уцелевших огневых точек, и исход боя можно было считать предрешенным. Сказал свое веское слово и многоствольный пулемет Блайна — последние, слабые очаги сопротивления повстанцев были подавлены в течение нескольких минут.
Видя, что бой безнадежно проигран, главарь повстанцев кинулся к небольшому вертолету, стоявшему в укрытии. Он уже почти достиг цели — залез в кабину и попытался запустить двигатель, но удрать ему не удалось. Вовремя подоспевший Мак в упор расстрелял вертолет из базуки. Заряд попал прямо в кабину и, пробив стекло, превратил главаря в сплошной кусок обугленного мяса. Расправившись с главарем повстанцев, Мак бросился к командному пункту, чудом уцелевшему после взрыва барака с боеприпасами. Из глубины барака к нему метнулся какой-то силуэт с «Калашниковым» наизготовку. Мак опередил врага на какое-то мгновение, кинув в него нож — повстанец оказался намертво пригвожденным к стене. «Не уходи никуда!» — крикнул он поверженному врагу — чувство юмора не покидало его и в ответственные минуты. Ворвавшись в комнату, бывшую, по всей видимости, штабом вьетнамцев, Мак весело представился бородатому вьетнамскому боевику: «Тук-тук-тук. А вот и я!» — после чего расстрелял его в упор. Выглянув в окно, солдат увидал Билла, перезаряжающего свой многоствольный пулемет. — Уходим! — крикнул я ему. — Понял, майор, — ответил Билл и, почти не целясь, пустил короткую очередь в партизана, пытавшегося было прицелиться в его сторону.
Стоя у окна, я каким-то шестым чувством ощутил новую опасность. Едва повернув голову, я боковым зрением заметил человека в полевой армейской форме, — держа наготове небольшой пистолет, человек этот крадучись, бесшумно приближался к майору. Прекрасная реакция и на этот раз спасла мою жизнь: короткий удар прикладом винтовки в голову — и человек с пистолетом распластался на полу барака. Я подошел и отбросил ногой оружие. Перевернув повстанца на спину, я удивился — это была молоденькая девушка лет двадцати, с детским, наивным выражением лица. — Черт возьми! — невольно вырвалось у меня — я привык воевать с серьезным противником, уничтожать профессиональных убийц — в Лаосе, Ливии, Эквадоре, Ближнем Востоке. Видеть своим врагом молодую красивую девушку — видимо, в моей богатой практике это был единственный пока случай. Мне стало явно не по себе.
Однако, несмотря на полный разгром вьетнамцев, операция была выполнена только наполовину. Предстояло найти хотя бы часть уцелевших заложников.
В комнату вошел Мак и, утирая рукавом с лица пот и копоть недавнего боя, вопросительно посмотрел на меня. — Черт возьми, ни одного заложника не видно, — устало произнес тот. — Одного нашли, — в дверном проеме появился невесть откуда взявшийся Дилан, — нашли одного во дворе. Он тоже мертв. Как и те двое, что мы видели. Они были военными советниками, или чем-то вроде этого. — Дилан посмотрел на документы повстанцев, разбросанные по полу комнаты. — Тут что-то ужасное готовилось. И полковника нигде нету, везде обыскали. Видимо, тоже мертв…
За окном послышались короткие пулеметные очереди — это Блайн и Хавкинз достреливали последних, недобитых повстанцев, укрывшихся в бараке на окраине лагеря. — Ты ранен? — спросил Хавкинз Блайна, показывая товарищу его предплечье, задетое то ли пулей, то ли осколком. — У тебя кровь течет… — У меня нет времени истекать кровью! — Блайн улыбнулся, точь-в-точь как рекламный ковбой с плаката «Мальборо». — Я слишком занят! — А укрыться у тебя есть время? — весело поинтересовался Хавкинз и, сорвав чеку, бросил гранату в барак, где укрывались последние оставшиеся в живых повстанцы
Рейнджеры пригнулись, спрятавшись за укрытие — это было сделано очень вовремя — взрывная волна огромной силы, разметала в щепки сложенные прямо под открытым небом ящики с боеприпасами. Блайна и Хавкинза обсыпало градом мелких камней.
Блайн отряхнул от налипшей земли свою ковбойскую шляпу, помог отряхнуться Хавкинзу и только теперь заметил, что во время боя его действительно чем-то зацепило. Наскоро перемотав предплечье какой-то тряпкой, Блайн пошел в центр лагеря — а точнее того, что от него осталось — где среди обгоревшей военной техники, разметанных взрывами бараков и кровавого месива тел повстанцев собиралась моя команда. Хавкинз, повесив автомат за спину, последовал за Блайном.
Хотя операция прошла более чем успешно — практически без потерь, если не считать легкую царапину Блайна, настроение у рейнджеров было не из лучших. Основная цель так и осталась невыполненной — часть таежников со сбитого вертолета была мертва, часть — а вместе с ними и местный министр, столь нужный американскому военному командованию — исчезла, будто сквозь землю провалилась…
Я, стоя у окна и наблюдая, как к центру лагеря стягиваются его бойцы, был суров и сосредоточен. Я еще и еще раз анализировал сложившуюся ситуацию, сопоставлял факты, пытаясь выстроить увиденное, услышанное и пережитое в некую логическую цепочку, но звенья этой цепочки не стыковались между собой. Неожиданное назначение Дилана старшим его группы спецназа, участь заложников, исчезнувших неизвестно куда, трупы экипажа вертолета с содранной кожей и спешка, с которой его команду вызвали на эту забытую Богом и людьми военную базу, беспорядочная стрельба погибшего экипажа по кустам и деревьям вокруг и решение командования, что его группу никто прикрывать не будет.
А что, если… Если дело совсем не в полковнике со сбитого вертолета и не в заложниках, а в чем-то другом?.. — Черт возьми, мать вашу так, ничего тут нету! — мои размышления прервал Дилан, внимательно изучавший архив повстанцев, разбросанные по полу в полнейшем беспорядке. — Ни хрена тут нету…»
Бобби так углубился в чтение, что не заметил, как стемнело.
Захлопнув тетрадь и аккуратно положив ее в несгораемый шкаф, Бобби закрыл его все тем же кодом и, выйдя из комнаты отца, взял в руки телефон…
Боб уже устал нажимать на кнопки — в доме Джонсонов трубку никто не брал.
Вообще-то, Таундеш очень редко звонил Шейле, боясь попасть на Лео. Однако теперь Лео был вне закона, находясь в бегах, и Бобби не рисковал ничем. — Странно, — прошептал про себя Бобби, — где же она может быть… Может быть, в закусочной Нормы Дженнингс?..
Он набрал номер закусочной, однако Норма сообщила, что Шелли уже давно ушла.
«Значит, у нее сломался телефон», — решил Боб и стал собираться.
К немалому удивлению юноши, двери дома Джонсонов оказались незапертыми.
Бобби свистящим полушепотом спросил:— Шейла?.. Ты дома?..
Он зажег в прихожей свет и прошел в полуосвещенную комнату. — Есть тут кто-нибудь?.. — вновь спросил Таундеш. Неожиданно сзади него скрипнула половица. Бобби обернулся и вздрогнул — перед ним стоял Лео Джонсон. — Лео?.. — невольно вырвалось у Боба.
Тот гадко ухмыльнулся. — Да…
Бобби попятился к дверям, но Джонсон с самым решительным видом преградил ему дорогу. — Что тебе надо?.. — по тону, которым была произнесена эта фраза, юноша понял, что надо готовиться к самому худшему.
Он несмело ответил:— Ничего… — поняв, что водителю «Мака» прекрасно известна цель визита, и что, наверное, он знает об их взаимоотношениях с Шейлой если и не все, то, наверняка, почти все, Бобби добавил: — я ищу Шейлу…
Лео улыбнулся еще омерзительней. — Ее больше нет…
Бобби подался вперед, но Лео вновь преградил ему дорогу. — А где же она?.. — Она умерла, — произнес Лео и, внезапно, схватив лежавший у дверей топор для разделки мяса, бросился на Таундеша.
Бобби с трудом увернулся — широкое лезвие почти на дюйм вонзилось в деревянную обшивку стены. — А-а-а!.. — закричал Лео что есть силы и, не успев извлечь из дерева топор, толкнул Бобби — тот повалился, опрокинув при этом телевизор. То ли от сильного толчка, то ли по какой-то иной причине телевизор внезапно заработал — на экране появилось изображение какой-то сцены из вестерна. Бобби попытался подняться на ноги, но в этот момент Лео, вытащив лезвие топора, замахнулся на юношу. Тот зажмурился…
Неожиданно где-то совсем рядом прозвучал выстрел — открыв глаза, Боб увидел, как Лео, отброшенный в сторону, медленно оседает вниз; из левого уголка его рта потекла неестественно-яркая струйка крови…
Вскочив, Бобби посмотрел в окно — ему показалось, что стреляли с улицы. Действительно, в оконном стекле зияло пулевое отверстие… Приблизившись к стеклу, Бобби невольно отшатнулся — на улице, сжимая в руках пистолет, стоял Хэнк… Стараясь не смотреть на истекавшего кровью Лео — Бобби был абсолютно уверен, что у него сейчас начнутся предсмертные конвульсии, юноша боком вышел в двери и, усевшись за руль своей автомашины, на полной скорости помчался домой.
В последнее время Бобби заметил произошедшую в его отце Гарланде перемену: он если и не перестал наставлять его при каждом удобном и неудобном поводе, то, во всяком случае, стал делать это гораздо реже.
Сперва Бобби решил, что это связано с какой-то новой работой Гарланда — мистер Таундеш, получая пенсию от Пентагона, тем не менее продолжал работать в какой-то аэрокосмической программе то ли НАСА, то ли еще какой-то правительственной организации, занимающейся проблемами космоса. Однако вскоре Бобби понял, в чем дело: оказывается, его отец, как большинство офицеров, побывавших на войне, был одержим графоманией. Мистер Гарланд Таундеш писал мемуары. Свои воспоминания он заносил в толстую клеенчатую тетрадь, которую прятал в несгораемый шкаф, стоявший у него в кабинете.
Для Бобби не было секретом, какой именно шифр требуется подобрать, чтобы открыть сейф. Код состоял из девяти букв — «МакКартур». Это была фамилия одного из министров обороны Соединенных Штатов Америки, любимый исторический персонаж Гарланда — фамилия МакКартура повторялась в доме едва ли не чаще всех остальных.
Однажды, скуки ради, дождавшись, пока отец уйдет, Бобби зашел в его кабинет и, открыв сейф, принялся за чтение.
«Джунгли Юго-Восточной Азии, — писал Гарланд, — практически непроходимы для человека, впервые туда попавшего. Многолетние деревья, гигантских размеров хвощи являют собой практически непреодолимое препятствие; лианы обвивают стволы, как гигантские змеи…»— Очень образно, — с саркастической улыбкой пробормотал Бобби, — а главное, как свежо и неизбито — «как гигантские змеи…»
Он читал далее:
«Корневища старых деревьев, сваленных ураганом или подмытых тропическими ливнями, столь частыми в этих местах, торчат из земли, подобно окаменевшим рукам какого-то фантастического существа… Джунгли эти непроходимы разве что для человека, никогда не служившего в американской армии, — Бобби улыбнулся, прочитав это утверждение, — для рейнджера ВВС нет ничего непреодолимого… Прокладывая путь среди труднопреодолимых зарослей длинными, похожими на мечете ножами, мы двинулись вперед. Через несколько десятков метров внимание привлек клекот каких-то хищных птиц — так кричат падальщики-стервятники, слетаясь на добычу.
Я посмотрел наверх и увидал застрявший на верхушках огромных деревьев остов вертолета — это, по-видимому и был тот самый вертолет, о котором говорил генерал. Пончо, изловчившись, ловко закинул наверх «кошку» с тонким тросом. Убедившись, что «кошка» зацепилнсь за остов устойчиво, осторожно полез наверх. Остальные остались ждать внизу.
Первое, что увидал Пончо среди искореженного металла и обрывков разноцветных проводов — начисто обглоданный скелет какой-то хищной птицы с изогнутым клювом. Осторожно балансируя в сторону кабины экипажа, Пончо заметил распластанный труп пилота. Лицо было залито кровью.
Пончо спустился на землю. — Прямое попадание в голову, — доложил он мне. — Пилот мертв. Они, судя по всему, нашли их при помощи теплоискателя. — Что еще можешь сказать? — спросил я. — Это не совсем обычный вертолет. Скорее, вертолет службы наблюдения.
Дилан, наблюдавший до этого за действиями Пончо со стороны, подошел ко мне. — Ну что, след нашли? — Ищем, — ответил тот.
Немного помолчав, как бы оценивая ситуацию, я повернулся к Дилану:— Не было ли тут аппаратуры и оружия? Может, все это унесли вьетнамцы? — Тут было и то, и другое, — вмешался в разговор неожиданно подошедший Билл. — Они все это сняли с вертолета и ушли. Я осмотрел следы и пока могу сказать одно: их было шесть человек, в американских армейских ботинках. Шли с северного направления. Тех, кто остался в живых, видимо, увели в свой лагерь эти чертовы вьетнамцы. — Что на это скажешь? — спросил Дилана я. — Наверное, еще какая-то повстанческая группировка. Их тут расплодилось, как собак нерезаных. Видимо, их рук дело. Надо искать дальше.
Я сделал Биллу знак — мол, надо искать дальше, коль начальство велит.
Постояв немного у дерева, на кроне которого висел остов вертолета, наша группа шла вглубь сельвы в поисках каких-нибудь следов. Мы с Пончо пошли вместе, внимательно осматривая деревья, хвощи и траву под ногами. — Никаких следов, — удрученно констатировал Пончо. — Сбили вертолет, поснимали оружие и аппаратуру, взяли заложников и вернулись на базу. — Помнишь Камбоджу?.. — поинтересовался я. — Стараюсь забыть. — Пончо раздвинул гигантские листья папоротника, и бойцы двинулись дальше.
Билл двигался в другом направлении — туда, откуда явственно доносился клекот птиц-падальщиков. По мере того, как индеец отдалялся от сбитого вертолета, его обоняние раздражал какой-то запах, исходящий из глубины сельвы. Те, кто хоть раз в жизни побывали в морге или на скотобойне, запомнят этот запах на всю жизнь — запах еще не свернувшейся крови и свежеразделанного мяса. Клекот стервятников становился все сильнее, и Билл, подняв с земли обломок ветки, кинул его в птиц. Пройдя еще несколько метров, солдат заметил между вечнозелеными зарослями нечто красное, зависшее, как ему сперва показалось, над землей. Раздвинув ветви руками, Билл, к своему ужасу увидал три трупа со снятой кожей, подвешенные, словно туши разделанных животных, за ноги. И хотя Билл был явно не из слабонервных, да и повидал на своем веку всякого, ему стало не по себе.
Трагедия, по всей видимости, произошла совсем недавно — стервятники успели выклевать только глаза, из пустой глазницы ближайшего к Биллу трупа сочилась сукровица… — Матерь Божья! — тихо сказал Пончо, подойдя к Биллу. — Кто же это…
Стараясь не вдыхать густой смрад свежей крови, исходящий от покойников, Пончо приблизился к ближайшему и срезал висящий у того на шее солдатский медальон. Осмотрев его, он кинул медальон мне:— «Джимми Харпер», — прочитал я. — Он из Форт-Брэга. Я знал этого парня…
Моя команда с ужасом смотрела на висящие трупы. Я кивнул Маку:— Мак, срежь их…
Ужасные трупы опустились на землю. Подавленный увиденным, наш отряд двинулся дальше, вглубь джунглей. Я, как никогда серьезный, шел во главе отряда. Вскоре меня нагнал Дилан:— Гарланд, — произнес он, — тут случилось нечто нечеловеческое, выходящее за всякие рамки. Мне никто не говорил про операцию в этом районе. Я ничего не знал об этом, Повстанцы не должны были быть здесь… — Вьетнамцы сняли с них кожу? — осведомился Хавкинз. — Зачем? — Такие уж они кровожадные, — произнес Мак. — Дети джунглей…
Я подошел к Биллу:— А ты что скажешь?
Солдат задумчиво повертел в руках стреляные гильзы от крупнокалиберного пулемета. — Странно, майор. — Билл протянул мне пригоршню гильз. — Они стреляли без разбору во все стороны. Это не был прицельный огонь. И я не могу поверить, что они напали и засаду… — Я тоже, — ответил я. Билл на минуту задумался:— И вот что еще странно: я не могу найти никаких Чужих следов…
Некоторое время мы шли молча. Как бы подытоживая увиденное, солдат произнес задумчиво:— Они не могли отсюда уйти. Не могли. Кажется, они просто исчезли. — Ладно, пойдем по следу заложников, — попытался успокоить я сослуживца.
И, обращаясь ко всем, скомандовал властно:— Ни звука!..
Блайн, справедливо посчитав команду как сигнал к полной боевой готовности, расчехлил свой многоствольный крупнокалиберный пулемет и, обращаясь то ли к себе, то ли к товарищам, сказал многозначительно:— Да, что-то здесь не так…
Моя группа продолжала идти по следу заложников. По моему замыслу, пленных обязательно должны были отвести в лагерь вьетнамцев. Ну, а как следует поступать дальше, мы знали лучше кого-либо другого…
То ли от увиденного кошмара, то ли от близости предстоящей операции нервное напряжение нарастало. Неожиданно Дилан споткнулся о торчащую из земли корягу и с шумом упал на землю. К нему с перекошенным от злости лицом подбежал Мак:— Да тише ты, козел вонючий, мать твою так! Я тебя убью, если ты нас тут всех подставишь! Вот здесь и подохнешь, ты меня понял?
В иной ситуации майор Дилан в момент бы поставил на место сержанта Мака, да и навряд ли Мак допустил бы себе подобную выходку. Но впереди предстояла серьезная операция, где любая, пусть даже самая незначительная оплошность может окончиться трагедией для всей группы, и Дилан, хорошо понимавший это, забыв о субординации, молча поднялся и последовал за группой.
Через полчаса спецназ, наконец, приблизился к лагерю вьетнамцев.
Лагерь представлял собой вырубленную в джунглях площадку. По периметру ее обрамляли импровизированные укрепления — мешки с песком, а по углам — грубо сколоченные из подручного дерева подобия сторожевых вышек. В каждой из таких огневых точек находился вооруженный «Калашниковым» часовой. Не зная о грозящей опасности, привыкшие за время партизанской жизни в джунглях к относительно спокойной лагерной жизни, часовые, отставив в сторону автоматы, лениво курили. В центре повстанческого лагеря громоздились дощатые бараки — в одних, видимо, располагался командный пункт, или штаб, другие служили складами оружия и аппаратуры. Старый побитый грузовик, неизвестно как оказавшийся в этих джунглях, служил в качестве своеобразной помпы — ременная передача, подсоединенная к ведущей оси машины, приводила в движение устройство, откачивающее воду из глубокой скважины.
Я, профессионально оценив обстановку, мгновенно распределил обязанности: Мак, лучший специалист в команде по взрывному делу, быстро подсоединил взрыватель и вывел его к одной из огневых точек; остальные, под прикрытием растительности, заняли удобные для нападения позиции.
Внезапно наше внимание привлек шум из глубины лагеря: один из командиров повстанцев зверски избивал человека со связанными сзади руками. Избиваемый, насильно поставленный на колени, молчал; ударив его еще несколько раз ногами, насильник выхватил пистолет и выстрелил ему в голову. Но всей видимости, убитый был одним из заложников, насильно захваченный с вертолета, остов которого мы несколько часов назад видели в джунглях. Убив заложника, вьетнамец направился в сторону одного из бараков.
…Вся операция заняла минут пятнадцать, не больше. Мак и Хавкинз со своей задачей справились блестяще — часовые на огневых точках-башенках были ликвидированны абсолютно бесшумно — так, что в глубине лагеря никто ничего не заметил. Убедившись, что огневые гнезда повстанцев ликвидированы, что давало возможность для тактического маневра, я незаметно подкрался к грузовику-автопомпе и, приподняв машину за заднюю ось, толкнул машину в сторону барака, туда, где по-видимому, находились главари повстанцев. В бараке, очевидно, находились еще и боеприпасы — через несколько секунд над лагерем взметнулся столб дыма и огня, вверх полетели щепки, обломки оружия и куски человеческих тел. В воздухе запахло паленым мясом. Повстанцы, не понимая, что же происходит, принялись беспорядочно стрелять во все стороны, однако без особого успеха, не видя перед собой реального врага. Противник был целиком дезорганизован, и поэтому, когда мы ворвались в лагерь инстругентов, то не встретили серьезного сопротивления. В это же время сработало взрывное устройство, подключенное Маком к последней из уцелевших огневых точек, и исход боя можно было считать предрешенным. Сказал свое веское слово и многоствольный пулемет Блайна — последние, слабые очаги сопротивления повстанцев были подавлены в течение нескольких минут.
Видя, что бой безнадежно проигран, главарь повстанцев кинулся к небольшому вертолету, стоявшему в укрытии. Он уже почти достиг цели — залез в кабину и попытался запустить двигатель, но удрать ему не удалось. Вовремя подоспевший Мак в упор расстрелял вертолет из базуки. Заряд попал прямо в кабину и, пробив стекло, превратил главаря в сплошной кусок обугленного мяса. Расправившись с главарем повстанцев, Мак бросился к командному пункту, чудом уцелевшему после взрыва барака с боеприпасами. Из глубины барака к нему метнулся какой-то силуэт с «Калашниковым» наизготовку. Мак опередил врага на какое-то мгновение, кинув в него нож — повстанец оказался намертво пригвожденным к стене. «Не уходи никуда!» — крикнул он поверженному врагу — чувство юмора не покидало его и в ответственные минуты. Ворвавшись в комнату, бывшую, по всей видимости, штабом вьетнамцев, Мак весело представился бородатому вьетнамскому боевику: «Тук-тук-тук. А вот и я!» — после чего расстрелял его в упор. Выглянув в окно, солдат увидал Билла, перезаряжающего свой многоствольный пулемет. — Уходим! — крикнул я ему. — Понял, майор, — ответил Билл и, почти не целясь, пустил короткую очередь в партизана, пытавшегося было прицелиться в его сторону.
Стоя у окна, я каким-то шестым чувством ощутил новую опасность. Едва повернув голову, я боковым зрением заметил человека в полевой армейской форме, — держа наготове небольшой пистолет, человек этот крадучись, бесшумно приближался к майору. Прекрасная реакция и на этот раз спасла мою жизнь: короткий удар прикладом винтовки в голову — и человек с пистолетом распластался на полу барака. Я подошел и отбросил ногой оружие. Перевернув повстанца на спину, я удивился — это была молоденькая девушка лет двадцати, с детским, наивным выражением лица. — Черт возьми! — невольно вырвалось у меня — я привык воевать с серьезным противником, уничтожать профессиональных убийц — в Лаосе, Ливии, Эквадоре, Ближнем Востоке. Видеть своим врагом молодую красивую девушку — видимо, в моей богатой практике это был единственный пока случай. Мне стало явно не по себе.
Однако, несмотря на полный разгром вьетнамцев, операция была выполнена только наполовину. Предстояло найти хотя бы часть уцелевших заложников.
В комнату вошел Мак и, утирая рукавом с лица пот и копоть недавнего боя, вопросительно посмотрел на меня. — Черт возьми, ни одного заложника не видно, — устало произнес тот. — Одного нашли, — в дверном проеме появился невесть откуда взявшийся Дилан, — нашли одного во дворе. Он тоже мертв. Как и те двое, что мы видели. Они были военными советниками, или чем-то вроде этого. — Дилан посмотрел на документы повстанцев, разбросанные по полу комнаты. — Тут что-то ужасное готовилось. И полковника нигде нету, везде обыскали. Видимо, тоже мертв…
За окном послышались короткие пулеметные очереди — это Блайн и Хавкинз достреливали последних, недобитых повстанцев, укрывшихся в бараке на окраине лагеря. — Ты ранен? — спросил Хавкинз Блайна, показывая товарищу его предплечье, задетое то ли пулей, то ли осколком. — У тебя кровь течет… — У меня нет времени истекать кровью! — Блайн улыбнулся, точь-в-точь как рекламный ковбой с плаката «Мальборо». — Я слишком занят! — А укрыться у тебя есть время? — весело поинтересовался Хавкинз и, сорвав чеку, бросил гранату в барак, где укрывались последние оставшиеся в живых повстанцы
Рейнджеры пригнулись, спрятавшись за укрытие — это было сделано очень вовремя — взрывная волна огромной силы, разметала в щепки сложенные прямо под открытым небом ящики с боеприпасами. Блайна и Хавкинза обсыпало градом мелких камней.
Блайн отряхнул от налипшей земли свою ковбойскую шляпу, помог отряхнуться Хавкинзу и только теперь заметил, что во время боя его действительно чем-то зацепило. Наскоро перемотав предплечье какой-то тряпкой, Блайн пошел в центр лагеря — а точнее того, что от него осталось — где среди обгоревшей военной техники, разметанных взрывами бараков и кровавого месива тел повстанцев собиралась моя команда. Хавкинз, повесив автомат за спину, последовал за Блайном.
Хотя операция прошла более чем успешно — практически без потерь, если не считать легкую царапину Блайна, настроение у рейнджеров было не из лучших. Основная цель так и осталась невыполненной — часть таежников со сбитого вертолета была мертва, часть — а вместе с ними и местный министр, столь нужный американскому военному командованию — исчезла, будто сквозь землю провалилась…
Я, стоя у окна и наблюдая, как к центру лагеря стягиваются его бойцы, был суров и сосредоточен. Я еще и еще раз анализировал сложившуюся ситуацию, сопоставлял факты, пытаясь выстроить увиденное, услышанное и пережитое в некую логическую цепочку, но звенья этой цепочки не стыковались между собой. Неожиданное назначение Дилана старшим его группы спецназа, участь заложников, исчезнувших неизвестно куда, трупы экипажа вертолета с содранной кожей и спешка, с которой его команду вызвали на эту забытую Богом и людьми военную базу, беспорядочная стрельба погибшего экипажа по кустам и деревьям вокруг и решение командования, что его группу никто прикрывать не будет.
А что, если… Если дело совсем не в полковнике со сбитого вертолета и не в заложниках, а в чем-то другом?.. — Черт возьми, мать вашу так, ничего тут нету! — мои размышления прервал Дилан, внимательно изучавший архив повстанцев, разбросанные по полу в полнейшем беспорядке. — Ни хрена тут нету…»
Бобби так углубился в чтение, что не заметил, как стемнело.
Захлопнув тетрадь и аккуратно положив ее в несгораемый шкаф, Бобби закрыл его все тем же кодом и, выйдя из комнаты отца, взял в руки телефон…
Боб уже устал нажимать на кнопки — в доме Джонсонов трубку никто не брал.
Вообще-то, Таундеш очень редко звонил Шейле, боясь попасть на Лео. Однако теперь Лео был вне закона, находясь в бегах, и Бобби не рисковал ничем. — Странно, — прошептал про себя Бобби, — где же она может быть… Может быть, в закусочной Нормы Дженнингс?..
Он набрал номер закусочной, однако Норма сообщила, что Шелли уже давно ушла.
«Значит, у нее сломался телефон», — решил Боб и стал собираться.
К немалому удивлению юноши, двери дома Джонсонов оказались незапертыми.
Бобби свистящим полушепотом спросил:— Шейла?.. Ты дома?..
Он зажег в прихожей свет и прошел в полуосвещенную комнату. — Есть тут кто-нибудь?.. — вновь спросил Таундеш. Неожиданно сзади него скрипнула половица. Бобби обернулся и вздрогнул — перед ним стоял Лео Джонсон. — Лео?.. — невольно вырвалось у Боба.
Тот гадко ухмыльнулся. — Да…
Бобби попятился к дверям, но Джонсон с самым решительным видом преградил ему дорогу. — Что тебе надо?.. — по тону, которым была произнесена эта фраза, юноша понял, что надо готовиться к самому худшему.
Он несмело ответил:— Ничего… — поняв, что водителю «Мака» прекрасно известна цель визита, и что, наверное, он знает об их взаимоотношениях с Шейлой если и не все, то, наверняка, почти все, Бобби добавил: — я ищу Шейлу…
Лео улыбнулся еще омерзительней. — Ее больше нет…
Бобби подался вперед, но Лео вновь преградил ему дорогу. — А где же она?.. — Она умерла, — произнес Лео и, внезапно, схватив лежавший у дверей топор для разделки мяса, бросился на Таундеша.
Бобби с трудом увернулся — широкое лезвие почти на дюйм вонзилось в деревянную обшивку стены. — А-а-а!.. — закричал Лео что есть силы и, не успев извлечь из дерева топор, толкнул Бобби — тот повалился, опрокинув при этом телевизор. То ли от сильного толчка, то ли по какой-то иной причине телевизор внезапно заработал — на экране появилось изображение какой-то сцены из вестерна. Бобби попытался подняться на ноги, но в этот момент Лео, вытащив лезвие топора, замахнулся на юношу. Тот зажмурился…
Неожиданно где-то совсем рядом прозвучал выстрел — открыв глаза, Боб увидел, как Лео, отброшенный в сторону, медленно оседает вниз; из левого уголка его рта потекла неестественно-яркая струйка крови…
Вскочив, Бобби посмотрел в окно — ему показалось, что стреляли с улицы. Действительно, в оконном стекле зияло пулевое отверстие… Приблизившись к стеклу, Бобби невольно отшатнулся — на улице, сжимая в руках пистолет, стоял Хэнк… Стараясь не смотреть на истекавшего кровью Лео — Бобби был абсолютно уверен, что у него сейчас начнутся предсмертные конвульсии, юноша боком вышел в двери и, усевшись за руль своей автомашины, на полной скорости помчался домой.
Глава 36
Некоторые размышления Дэйла Купера, надиктованные Даяне. — Загадочный звонок домой к Кэтрин Пэккард. — Пожар на лесопилке. — Самоотверженность Питера.
Всякий незаурядный человек вызывает не только уважение и восхищение, но, подчас, и непонимание, временами переходящее в неприязнь.
Дэйл Купер, безусловно, был человеком далеко незаурядным; у многих, знакомых с его привычкой (давно ставшей потребностью) надиктовывать свои мысли на диктофон, вызывала недоумение не только эта странная, по мнению большинства, склонность, сколько небанальная трактовка многих тем, которые интересовали агента ФБР. И если сослуживцы Купера по Департаменту Федерального Бюро Расследований в Сиэтле к этому привыкли, то люди, не имеющие отношения к профессиональным интересам Дэйла — портье гостиниц, где ему приходилось останавливаться, официанты, таксисты, привратники — относились к монологам Дэйла, мягко говоря, как к чему-то ненормальному…
Вот и теперь, сидя в фойе гостиницы «Флауэр» с диктофоном в руке, Купер совершенно не обращал внимания на многозначительные перемигивания гостиничной прислуги; он никогда не страдал подобными комплексами, справедливо считая их уделом провинциалов, или неуверенных в себе людей, страдающих комплексом неполноценности.
В последнее время Дэйла, как ничто другое, интересовал вопрос человеческих взаимоотношений. Глядя на стоявший перед ним на журнальном столике диктофон, Дэйл негромко надиктовывал очередные звуковые письма:— Даяна, Даяна… В последние дни меня страшно занимает вопрос — как побудить кого-нибудь что-нибудь сделать… И вот в каким выводам я пришел… Сейчас я тебе расскажу, — Купер, вытащив из карманного несессора пилочку для ногтей, принялся обрабатывать свои пальцы. — Понимаешь, Даяна, на свете есть только один способ побудить кого-нибудь что-нибудь сделать. Даяна, ты хоть когда-нибудь задумывалась над этим? Думаю, что нет… Способ этот заключается в том, чтобы заставить другого человека захотеть это сделать. Помни, Даяна, другого способа нет и быть не может. Конечно, если я приду к тебе в кабинет и наставлю на тебя свой револьвер, ты отдашь мне все, что я пожелаю — кошелек, деньги, драгоценности… Наш начальник может заставить тебя работать, угрожая увольнением в случае отказа… Ты сама можешь заставить своего пятилетнего племянника Грэга делать все, что тебе требуется с помощью угроз… Однако эти грубые методы чреваты весьма нежелательными последствиями. Единственный способ, которым можно побудить человека что-либо сделать, — это дать ему то, чего он хочет сам… Даяна, а ты знаешь, чего ты хочешь?.. Ты хочешь того же, чего хочет любой нормальный человек. Почти каждый нормальный взрослый человек хочет: во-первых, — принялся загибать пальцы Купер, на время отложив пилочку для ногтей, — во-первых — здоровья, во-вторых — пищи и сна, в-третьих — денег и вещей, которые можно приобрести за деньги, в-четвертых — жизни в загробном мире, в-пятых — сексуального удовлетворения, в-шестых — благополучия своих детей, в-седьмых — и это один из основных мотивов — сознания собственной значимости. Почти все эти желания удовлетворяются — все, кроме одного. Одно желание, почти столь же сильное и властное, как желание пищи и сна, редко осуществляется — желание стать значительным. Это желание во многом и отличает людей от животных. Это стремление к собственной значимости привело к тому, что необразованный бедный приказчик бакалейной лавки начинает изучать юридические книги, случайно найденные среди какого-то хлама. Даяна, имя этого приказчика ты прекрасно знаешь, ты видишь его лицо практически каждый день, потому что оно изображено на пятидолларовой банкноте. Это — Абрахам Линкольн. Именно это стремление — я говорю о честолюбии — и заставляет нас носить одежду самых последних фасонов, управлять новейшей моделью автомобиля и говорить о своих выдающихся служебных достижениях. Именно это стремление побуждает многих людей становиться гангстерами и убийцами. Один наш преподаватель в Академии ФБР как-то сказал: «В настоящее время молодой преступник целиком и полностью поглощен собственной персоной, и первая его просьба после ареста, как правило, сводится к тому, чтобы ему дали те бульварные газетки, которые делают из него героя. Неприятная перспектива быть казненным на электрическом стуле кажется ему отдаленной, пока он может любоваться своей фотографией, помещенной рядом с фотоснимками Буша, фон Караяна, Саддама Хусейна и Горбачева». Если ты, Даяна, скажешь мне, каким образом добиваешься сознания собственной значимости, — впрочем, это мне и так очень хорошо известно, ты ведь гордишься тем, что переносишь мои диктофонные записи на бумагу, не правда ли? — я скажу, кто ты по характеру. У многих людей путь к достижению собственной значимости зависит от интеллекта и темперамента. Например, известный финансовый магнат Твин Пикса Бенжамин Хори обрел сознание собственной значимости, давая ежегодные взносы в благотворительный фонд по борьбе со СПИДом. А известный головорез из Бостона Риччи Альберти, на совести которого было как минимум несколько десятков кровавых убийств, проникся чувством собственного достоинства в результате того, что грабил, насиловал и убивал людей. Он гордился тем, что был врагом общества номер один. И разница между мистером Хорном и злодеем Альберти состоит в том, каким способом каждый из них добился признания собственной значимости. Даяна, я нередко замечал, что очень многие люди просто завернуты на этом. Люди могут сойти с ума в надежде обрести в мире безумных грез сознание значительности, которого они лишены в этом суровом мире реальности. В специализированных клиниках число пациентов, страдающих психическими заболеваниями, превышает число всех других больных, вместе взятых. Если тебе, Даяна, больше пятнадцати лет, а я знаю, что наверняка больше, и если ты живешь в Вашингтоне — а ты действительно живешь в Вашингтоне, то у тебя, по статистике, имеется один шанс из двадцати провести семь лет своей жизни в психиатрической больнице. Даяна, ты спросишь, какова причина помешательства?.. Я отвечу. Этого не знает никто. Фактически, около половины психических заболеваний можно отнести за счет различных физических причин. А вот вторая половина людей, страдающая душевными расстройствами — и это действительно страшно, Даяна — по-видимому, не имеет никаких дефектов в клетках мозга. Почему же эти люди сходят с ума?.. Как-то я говорил по этому поводу с шерифом Твин Пикса Гарри Труменом. Тот, в свою очередь, сославшись на доктора Джакоби, который не столь давно читал перед полицейскими лекцию на эту тему, сказал, что многие люди, сходящие с ума, проникаются в состоянии безумия состоянием значительности, которого они не могли приобрести в мире реальности. Он высказал интересное предположение касательно сына Бенжамина Хорна, Джонни, который воображает себя вождем краснокожих… Совершенно очевидно, что в реальной жизни он никогда бы не достиг такой значительности — и, прежде всего, Даяна, в собственных глазах. В любом случае, быть вождем индейцев пусть деже и в собственных глазах гораздо привлекательней, чем быть заурядным жителем этого городка. Я думаю, что этот Джонни Хорн куда счастливей нас с тобой… А почему бы и нет?.. Ведь он разрешил все свои проблемы. В собственном мире грез и фантазий он обладает сознанием значительности, которого столь страстно желает… Если некоторые люди так жаждут подобного сознания, что действительно сходят с ума, чтобы обрести его, то, представь себе, Даяна, каких удивительных вещей можно достичь, давая людям подлинное понимание этой стороны безумия…
Всякий незаурядный человек вызывает не только уважение и восхищение, но, подчас, и непонимание, временами переходящее в неприязнь.
Дэйл Купер, безусловно, был человеком далеко незаурядным; у многих, знакомых с его привычкой (давно ставшей потребностью) надиктовывать свои мысли на диктофон, вызывала недоумение не только эта странная, по мнению большинства, склонность, сколько небанальная трактовка многих тем, которые интересовали агента ФБР. И если сослуживцы Купера по Департаменту Федерального Бюро Расследований в Сиэтле к этому привыкли, то люди, не имеющие отношения к профессиональным интересам Дэйла — портье гостиниц, где ему приходилось останавливаться, официанты, таксисты, привратники — относились к монологам Дэйла, мягко говоря, как к чему-то ненормальному…
Вот и теперь, сидя в фойе гостиницы «Флауэр» с диктофоном в руке, Купер совершенно не обращал внимания на многозначительные перемигивания гостиничной прислуги; он никогда не страдал подобными комплексами, справедливо считая их уделом провинциалов, или неуверенных в себе людей, страдающих комплексом неполноценности.
В последнее время Дэйла, как ничто другое, интересовал вопрос человеческих взаимоотношений. Глядя на стоявший перед ним на журнальном столике диктофон, Дэйл негромко надиктовывал очередные звуковые письма:— Даяна, Даяна… В последние дни меня страшно занимает вопрос — как побудить кого-нибудь что-нибудь сделать… И вот в каким выводам я пришел… Сейчас я тебе расскажу, — Купер, вытащив из карманного несессора пилочку для ногтей, принялся обрабатывать свои пальцы. — Понимаешь, Даяна, на свете есть только один способ побудить кого-нибудь что-нибудь сделать. Даяна, ты хоть когда-нибудь задумывалась над этим? Думаю, что нет… Способ этот заключается в том, чтобы заставить другого человека захотеть это сделать. Помни, Даяна, другого способа нет и быть не может. Конечно, если я приду к тебе в кабинет и наставлю на тебя свой револьвер, ты отдашь мне все, что я пожелаю — кошелек, деньги, драгоценности… Наш начальник может заставить тебя работать, угрожая увольнением в случае отказа… Ты сама можешь заставить своего пятилетнего племянника Грэга делать все, что тебе требуется с помощью угроз… Однако эти грубые методы чреваты весьма нежелательными последствиями. Единственный способ, которым можно побудить человека что-либо сделать, — это дать ему то, чего он хочет сам… Даяна, а ты знаешь, чего ты хочешь?.. Ты хочешь того же, чего хочет любой нормальный человек. Почти каждый нормальный взрослый человек хочет: во-первых, — принялся загибать пальцы Купер, на время отложив пилочку для ногтей, — во-первых — здоровья, во-вторых — пищи и сна, в-третьих — денег и вещей, которые можно приобрести за деньги, в-четвертых — жизни в загробном мире, в-пятых — сексуального удовлетворения, в-шестых — благополучия своих детей, в-седьмых — и это один из основных мотивов — сознания собственной значимости. Почти все эти желания удовлетворяются — все, кроме одного. Одно желание, почти столь же сильное и властное, как желание пищи и сна, редко осуществляется — желание стать значительным. Это желание во многом и отличает людей от животных. Это стремление к собственной значимости привело к тому, что необразованный бедный приказчик бакалейной лавки начинает изучать юридические книги, случайно найденные среди какого-то хлама. Даяна, имя этого приказчика ты прекрасно знаешь, ты видишь его лицо практически каждый день, потому что оно изображено на пятидолларовой банкноте. Это — Абрахам Линкольн. Именно это стремление — я говорю о честолюбии — и заставляет нас носить одежду самых последних фасонов, управлять новейшей моделью автомобиля и говорить о своих выдающихся служебных достижениях. Именно это стремление побуждает многих людей становиться гангстерами и убийцами. Один наш преподаватель в Академии ФБР как-то сказал: «В настоящее время молодой преступник целиком и полностью поглощен собственной персоной, и первая его просьба после ареста, как правило, сводится к тому, чтобы ему дали те бульварные газетки, которые делают из него героя. Неприятная перспектива быть казненным на электрическом стуле кажется ему отдаленной, пока он может любоваться своей фотографией, помещенной рядом с фотоснимками Буша, фон Караяна, Саддама Хусейна и Горбачева». Если ты, Даяна, скажешь мне, каким образом добиваешься сознания собственной значимости, — впрочем, это мне и так очень хорошо известно, ты ведь гордишься тем, что переносишь мои диктофонные записи на бумагу, не правда ли? — я скажу, кто ты по характеру. У многих людей путь к достижению собственной значимости зависит от интеллекта и темперамента. Например, известный финансовый магнат Твин Пикса Бенжамин Хори обрел сознание собственной значимости, давая ежегодные взносы в благотворительный фонд по борьбе со СПИДом. А известный головорез из Бостона Риччи Альберти, на совести которого было как минимум несколько десятков кровавых убийств, проникся чувством собственного достоинства в результате того, что грабил, насиловал и убивал людей. Он гордился тем, что был врагом общества номер один. И разница между мистером Хорном и злодеем Альберти состоит в том, каким способом каждый из них добился признания собственной значимости. Даяна, я нередко замечал, что очень многие люди просто завернуты на этом. Люди могут сойти с ума в надежде обрести в мире безумных грез сознание значительности, которого они лишены в этом суровом мире реальности. В специализированных клиниках число пациентов, страдающих психическими заболеваниями, превышает число всех других больных, вместе взятых. Если тебе, Даяна, больше пятнадцати лет, а я знаю, что наверняка больше, и если ты живешь в Вашингтоне — а ты действительно живешь в Вашингтоне, то у тебя, по статистике, имеется один шанс из двадцати провести семь лет своей жизни в психиатрической больнице. Даяна, ты спросишь, какова причина помешательства?.. Я отвечу. Этого не знает никто. Фактически, около половины психических заболеваний можно отнести за счет различных физических причин. А вот вторая половина людей, страдающая душевными расстройствами — и это действительно страшно, Даяна — по-видимому, не имеет никаких дефектов в клетках мозга. Почему же эти люди сходят с ума?.. Как-то я говорил по этому поводу с шерифом Твин Пикса Гарри Труменом. Тот, в свою очередь, сославшись на доктора Джакоби, который не столь давно читал перед полицейскими лекцию на эту тему, сказал, что многие люди, сходящие с ума, проникаются в состоянии безумия состоянием значительности, которого они не могли приобрести в мире реальности. Он высказал интересное предположение касательно сына Бенжамина Хорна, Джонни, который воображает себя вождем краснокожих… Совершенно очевидно, что в реальной жизни он никогда бы не достиг такой значительности — и, прежде всего, Даяна, в собственных глазах. В любом случае, быть вождем индейцев пусть деже и в собственных глазах гораздо привлекательней, чем быть заурядным жителем этого городка. Я думаю, что этот Джонни Хорн куда счастливей нас с тобой… А почему бы и нет?.. Ведь он разрешил все свои проблемы. В собственном мире грез и фантазий он обладает сознанием значительности, которого столь страстно желает… Если некоторые люди так жаждут подобного сознания, что действительно сходят с ума, чтобы обрести его, то, представь себе, Даяна, каких удивительных вещей можно достичь, давая людям подлинное понимание этой стороны безумия…