Страница:
Настроение у меня не улучшалось, работа была однообразной, и удивительные свойства Пусиковских приборов не вызывали у меня в душе ничего, кроме чувства усталости и легкого отвращения. С другой стороны, я не мог не признать, что Ефим создал нечто совершенно уникальное по форме и по содержанию.
Дело, которое Ефим начал около десяти лет назад, совершенно не вписывалось в любые доступные рамки логики, привычные представления, наконец элементарные законы делопроизводства и коммерции. Даже русские люди, много повидавшие на своем веку и привычные к иррациональности и безумию окружающего, приходили в изумление, познакомившись с деятельностью Пусика. У американцев, рациональных до мозга костей, с детства привыкших к обычным законам бизнеса, при знакомстве с деятельностью компании Пусика наступала истерика, обычно заканчивавшаяся серьезным нервным расстройством и походами к семейному психотерапевту.
То, что они видели в этой компании, настолько противоречило привычному, рационально-механистическому устройству всего окружающего, управляемого круговоротом денег, банками, бухгалтерией, конкуренцией и людьми в белых рубашках с кожаными тетрадками, калькуляторами и компьютеризированным распорядком дня, что психотерапевты немало пыхтели, тщательно стараясь вытравить из их памяти травматические переживания о группе сумасшедших русских в самом центре американской электронной промышленности.
Благодаря своеобразному гению Ефима и высочайшему уровню инженеров, у Пусика не было конкурентов. Многие, правда, пытались обскакать русских, но никто из них не смог даже приблизительно повторить удивительные параметры серых коробок. Все попытки конкурентов произвести похожее оборудование заканчивались полным провалом и закупкой еще нескольких сот ящиков с надписью «Пусик». Ефим довольно ухмылялся. Его покупатели даже не подозревали, что «Пусики» собирались из самых дешевых и бросовых деталей, стоящих фирме копейки.
Результатом полного вымирания какой-либо конкуренции являлась дикая и совершенно непохожая ни на что ситуация, когда огромные корпорации терпеливо, месяцами если не годами ждали своей очереди на выполнение заказов. Пусик не обращал на них никакого внимания и, казалось, деньги были ему совершенно не нужны. В холле компании всегда униженно толпились, сидели на стульях, вскакивали при появлении Ефима солидные господа, приехавшие на Мерседесах и БМВ молить его об ускорении производства. Они надеялись получить хотя бы одну серую коробку вне очереди, но этого обычно не происходило.
«Листен, Листен, Листен! — говорил Ефим, — Это не приборы. Это мои дети. Мы работаем, вы не видите? Вы думаете, нам нужны деньги? Нет! Я не могу и не хочу расширять производство. У меня и так полно идиотов работает!».
Иногда он кричал на полных, потеющих господ и грозился лишить их компанию поставок. После этого обычно приезжали делегации президентов и вице-президентов, часами сидели с Ефимом в кабинете и упрашивали его сменить гнев на милость. Иногда это удавалось, иногда нет. Ефима боялись, уважали, ненавидели, изумлялись, но неизменно продолжали покупать его изделия. Без этих серых, мышиного цвета машинок развитие цивилизации бы явно притормозилось.
Ефим обычно высказывал свое отношение к происходящему в виде образов: «Они ожидали ясного, солнечного дня, пикника, а мы им… — он замолкал, пытаясь подобрать образ —… а мы им устроили эдакий шторм, с грозой и ветром! — Ефим покачивал головой — Ну, не поджарили свои стэйки, тоже мне трагедия! Ну да, испортили пикник… Мелкие людишки! Готовы лицо потерять ради куска железа. А зачем мне расширять производство? Только налогов больше платить, ничего они подождут. Оботрутся и снова придут в ноги кланяться.»
Так оно обычно и получалось и, казалось, этот процесс доставлял Ефиму удовольствие и разнообразил его скучную жизнь. Для того, чтобы и работникам его было не скучно, в компании полностью отсутствовала какая-либо организация. Единственными представителями администрации были постоянно меняющиеся секретарши, отвечавшие на телефонные звонки, и пожилая дама с безумными глазами, которая принимала меня на работу. Бухгалтерия практически не велась, и горы чеков и бумаг постепенно заваливали огромный зал, прилегающий к кабинету Ефима.
Почти не существовала и какая-либо техническая документация, и большинство устройств существовали только в виде готовых электронных блоков. Естественно, не могло быть и речи о том, чтобы Ефим занялся какой-либо технической поддержкой своих покупателей или чтобы он содержал специалистов по рекламе и сбыту…
Финансовый инспектор, пришедший проверять дела компании, закончил нервным расстройством. На него так подействовали не только горы неразобранных финансовых документов, но и то, что Ефим приказал всем сотрудникам компании, недостаточно хорошо говорившим по-английски, вечерами заниматься изучением языка и даже нанял для этого нескольких преподавателей. Почти что каждый вечер в заваленном бумагами зале собирались испуганные люди, разучивали детские песенки и пытались вести между собой незатейливые житейские диалоги. К концу недели государственный чиновник полностью утратил жизненные ориентиры и был, по слухам, увезен в клинику, взвизгивая тонким голоском и находясь в состоянии крайнего возбуждения. С тех пор государственные службы Ефимом и его делами более не интересовались, удовлетворяясь налогами, которые Ефим регулярно платил налоговому ведомству, и бросив сумасшедших русских со своим боссом на произвол судьбы.
Беспорядок и хаос Ефима, казалось, полностью устраивали. Он ориентировался в хаосе как рыба в воде, изредка поднимая шум. «Когда я работал в американских компаниях, — шумел он, — на каждом рабочем месте было чисто, справа лежал карандаш, слева лабораторная тетрадь и рядом стоял сейф с бумагами. А у вас что за бардак?»
Кроме гениально-безумных идей Ефима, которые когда-то легли в основание компании, все у Пусика держалось на доблестных членах элиты в полосатых рубашках. Заведовали всеми делами и держали в голове все принципиальные схемы исключительно Леонид, Борис и Андрей. Опирались они на Игоря с Петей, также имевших колоссальную память и работоспособность. При всем своем кажущемся безумии, Пусику удалось сколотить эту уникальную команду, которой, наверное, не было равных во всем мире, команду, способную свернуть горы. Все они знали друг друга еще по Москве и были один за другим перетащены Ефимом к себе. Первым приехал Леонид, который знал Ефима в молодости, затем Борис с Андреем. Последние, в свою очередь, перетащили к Пусику всю полосатую братию, к которой по недоразумению был причислен и я.
Остальные работники Пусика молчаливо признавались людьми второго сорта, подозрительными, и неспособными достичь сияющих высот профессионального мастерства. Ефим любил обучать их уму-разуму, попрекая их бывшими званиями и заслугами и проводя сравнение между бывшей и современной действительностью.
— Поймите эту страну! — кричал Ефим. — Вы здесь никому на … не нужны и все. Вы здесь абсолютный нуль, дерьмо последнее! И прекратите болтать по-русски! Сегодня вы здесь, а завтра может оказаться, что вы здесь не работаете. Понятно?
Я постепенно начал разбираться в странностях системы Пусика и однажды вечером мне неожиданно пришла в голову простая до безобразия идея.
«Не может быть, — думал я, — это было бы слишком просто. Неужели все эти люди в полосатых рубашках до этого не додумались?» — Я почувствовал возбуждение, подкатил к своему рабочему месту различные приборы и через пару часов был уверен в своей правоте. Получалось, что моя идея позволяла за секунды измерить то, на что обычно уходили десятки минут. Я был ошарашен и впервые за длительное время почувствовал прилив сил и радости: наконец-то удалось хоть чем-то оправдать свою работу у Ефима.
Мимо как раз пробегал взмыленный Борис.
— Как дела? — с обычным полуоскалом спросил он.
— У меня собственно есть идея, — и я начал излагать свои соображения, чувствуя, что путаюсь и теряю нить повествования. Борис прореагировал мгновенно.
— В этом случае произойдет следующее, — и он начал излагать отдаленные последствия моей идеи, о которых я даже не начинал задумываться. Я был поражен. Казалось, Борис просчитал все возможные варианты и уже ходил с готовым решением.
— Неплохо. — Борис на секунду задумался и лицо его выразило удивление. — Неплохо! Пойдем к доске.
Мы зашли в небольшую комнатку, использущуюся в компании Пусика для совещаний. Борис подошел к доске, взял фломастер и быстро, волнуясь и краснея от волнения, начал покрывать белую пластиковую поверхность схемами и математическими формулами. Он даже немного заикался. Я с ужасом понял, что с трудом успеваю следить за ходом его мыслей. Борис уже закончил выводить какое-то уравнение, его рука с невероятной скоростью бегала по доске, издавая пулеметную дробь от ударов фломастером. Эта дикая сцена напоминала работу сломавшегося самописца, спазматически выводящего на бумаге сигналы мощного землетрясения.
— Осталось только выписать решение и разделить два полинома. — Борис схватил красный фломастер, передвинул доску и размашисто выписал решение. — Неплохо. — Он с некоторым удивлением и, как мне показалось, с недовольством посмотрел на меня. — Такие идеи приходят не часто! Поздравляю, ты только что принес фирме солидный доход. Можешь считать, что твоя зарплата окуплена.
— Лицо его немного просветлело. — Я думал, что от тебя пользы не будет, — сурово сказал он, — но, видимо, был неправ. Надо признать, у Ефима действительно колоссальная интуиция.
Борис еще несколько секунд с удовольствием смотрел на исписанную доску. Затем он энергичным шагом подошел к телефону: «Леонид, Андрей, Игорь, Петр, в комнату для совещаний. Повторяю, в комнату для совещаний!» — раздался с потолка его голос.
Я со страхом смотрел на цепочку символов, покрывавших белую плоскость доски и чувствовал, что результат, полученный Борисом за несколько минут, еще не полностью доступен моему пониманию.
Первым появился Андрей.
— Посмотри-ка! — Борис был возбужден и ходил по комнате быстрыми шагами. — У нашего новобранца первый результат. И какой результат! — Он начал объяснять смысл написанного. Андрей причмокивал губами. Тем временем в комнате появились Леонид, грызущий ногти Игорь с постоянно бегающими глазами и Петя с висящими донскими усиками.
— Что случилось? — Леонид как всегда пританцовывал, как будто собираясь броситься в атаку.
Борис нервными движениями вытер доску, и его рука снова забегала, покрывая доску символами. На этот раз я уже успевал следить за ходом его мыслей.
Андрей вскочил со стула.
— Между прочим, в этом случае все можно сделать гораздо проще! — он заговорил по-русски, и его лысина тоже покраснела от волнения. Андрей стер часть доски и начал рисовать на чистом участке принципиальную схему.
— Ребята, — Леонид тоже заговорил по-русски, — это же отлично. Посмотрите! — он подбежал к Андрею и начал пририсовывать какие-то квадратики.
— Эту работу сможет сделать Игорь. — Борис сказал это тоном приказа. Игорь кивнул и нервно укусил ноготь. — Петя возьмет на себя интерфейс. Андрей разработает систему. Леонид, как насчет аналоговых входов? Я займусь программами.
— Сколько потребуется времени? — Леонид достал из кармана небольшой блокнотик.
— Я думаю, два дня на подготовку, два дня на прототип и месяц на массовое производство. — Борис был настроен решительно.
— Две недели на производство, больше не дам! — Леонид быстро записывал что-то в блокнотик. — Сегодня же получим добро у Ефима.
— Леонид, две недели нереально. Сборочные цеха, детали… — Борис недовольно поморщился.
— Две недели более чем достаточно. Я знаю, что говорю. О кей? — Леонид сунул блокнотик в карман. — Не теряем времени, ребята, за работу.
— Молодец, — Андрей был как всегда важен. — Оправдал доверие партии и правительства! — он с напускным величием пожал мне руку.
Комнатка опустела. Я еще раз посмотрел на исчерканную доску, не веря своим глазам. Сырая идея, на отработку которой в обычных нормальных условиях ушло бы не меньше месяца сомнений, экспериментов, черновиков, была отшлифована до совершенства Борисом в течение от силы десяти минут и превращена в схемы остальной командой в течение последующего получаса. Я никогда в своей жизни не видел ничего подобного. Голова кружилась. Я выглянул в окно. На пустынной площадке стояли автомобили, над религиозным центром развевался американский флаг, в голубом небе серебристой сигарой светился самолет. Окружающий мир явно не подозревал о только что случившемся чуде. Команда Пусика стоила не одного миллиона долларов…
Неожиданно мое внимание привлек полный лысый мужчина в пиджаке, бегущий вдоль здания компании и подпрыгивающий как мячик. Я узнал его: он работал в сборочном цеху и, по слухам, в России был доцентом в каком-то техническом ВУЗе. Рукава его пиджака задрались от бега, обнажив расстегнутую рубашку. Он как-то странно жестикулировал, подпрыгивал, гримасничал и вскоре скрылся за углом здания.
Я потряс головой. Подпрыгивающий толстяк в расстегнутой рубашке совершенно не вязался с гармоничным американским пейзажем. Я снова посмотрел на пустынную стоянку, на которой стояли новенькие автомобили, на развевающийся на ветру флаг и далекие горы. «Почудилось…» — я потряс головой и вдруг снова заметил бывшего доцента. Он совершал ритмичные движения, напоминающие балетные па: три шага, прыжок, три шага, прыжок, расставив полные руки. Прыгун что-то выкрикивал и гримасничал. Я прислушался.
— «Fuck you, Fuck you, Fuck you!» — кричал доцент, после этого следовал прыжок, затем сцена повторялась сначала. Мне стало страшно, так как по слухам несколько человек, работавших в компании Пусика, сошли с ума, а двоих или троих хватил на работе инфаркт.
Как я узнал на следующий день, танцор только что получил предложение работать в другой компании и таким образом выражал свою радость.
Дело, которое Ефим начал около десяти лет назад, совершенно не вписывалось в любые доступные рамки логики, привычные представления, наконец элементарные законы делопроизводства и коммерции. Даже русские люди, много повидавшие на своем веку и привычные к иррациональности и безумию окружающего, приходили в изумление, познакомившись с деятельностью Пусика. У американцев, рациональных до мозга костей, с детства привыкших к обычным законам бизнеса, при знакомстве с деятельностью компании Пусика наступала истерика, обычно заканчивавшаяся серьезным нервным расстройством и походами к семейному психотерапевту.
То, что они видели в этой компании, настолько противоречило привычному, рационально-механистическому устройству всего окружающего, управляемого круговоротом денег, банками, бухгалтерией, конкуренцией и людьми в белых рубашках с кожаными тетрадками, калькуляторами и компьютеризированным распорядком дня, что психотерапевты немало пыхтели, тщательно стараясь вытравить из их памяти травматические переживания о группе сумасшедших русских в самом центре американской электронной промышленности.
Благодаря своеобразному гению Ефима и высочайшему уровню инженеров, у Пусика не было конкурентов. Многие, правда, пытались обскакать русских, но никто из них не смог даже приблизительно повторить удивительные параметры серых коробок. Все попытки конкурентов произвести похожее оборудование заканчивались полным провалом и закупкой еще нескольких сот ящиков с надписью «Пусик». Ефим довольно ухмылялся. Его покупатели даже не подозревали, что «Пусики» собирались из самых дешевых и бросовых деталей, стоящих фирме копейки.
Результатом полного вымирания какой-либо конкуренции являлась дикая и совершенно непохожая ни на что ситуация, когда огромные корпорации терпеливо, месяцами если не годами ждали своей очереди на выполнение заказов. Пусик не обращал на них никакого внимания и, казалось, деньги были ему совершенно не нужны. В холле компании всегда униженно толпились, сидели на стульях, вскакивали при появлении Ефима солидные господа, приехавшие на Мерседесах и БМВ молить его об ускорении производства. Они надеялись получить хотя бы одну серую коробку вне очереди, но этого обычно не происходило.
«Листен, Листен, Листен! — говорил Ефим, — Это не приборы. Это мои дети. Мы работаем, вы не видите? Вы думаете, нам нужны деньги? Нет! Я не могу и не хочу расширять производство. У меня и так полно идиотов работает!».
Иногда он кричал на полных, потеющих господ и грозился лишить их компанию поставок. После этого обычно приезжали делегации президентов и вице-президентов, часами сидели с Ефимом в кабинете и упрашивали его сменить гнев на милость. Иногда это удавалось, иногда нет. Ефима боялись, уважали, ненавидели, изумлялись, но неизменно продолжали покупать его изделия. Без этих серых, мышиного цвета машинок развитие цивилизации бы явно притормозилось.
Ефим обычно высказывал свое отношение к происходящему в виде образов: «Они ожидали ясного, солнечного дня, пикника, а мы им… — он замолкал, пытаясь подобрать образ —… а мы им устроили эдакий шторм, с грозой и ветром! — Ефим покачивал головой — Ну, не поджарили свои стэйки, тоже мне трагедия! Ну да, испортили пикник… Мелкие людишки! Готовы лицо потерять ради куска железа. А зачем мне расширять производство? Только налогов больше платить, ничего они подождут. Оботрутся и снова придут в ноги кланяться.»
Так оно обычно и получалось и, казалось, этот процесс доставлял Ефиму удовольствие и разнообразил его скучную жизнь. Для того, чтобы и работникам его было не скучно, в компании полностью отсутствовала какая-либо организация. Единственными представителями администрации были постоянно меняющиеся секретарши, отвечавшие на телефонные звонки, и пожилая дама с безумными глазами, которая принимала меня на работу. Бухгалтерия практически не велась, и горы чеков и бумаг постепенно заваливали огромный зал, прилегающий к кабинету Ефима.
Почти не существовала и какая-либо техническая документация, и большинство устройств существовали только в виде готовых электронных блоков. Естественно, не могло быть и речи о том, чтобы Ефим занялся какой-либо технической поддержкой своих покупателей или чтобы он содержал специалистов по рекламе и сбыту…
Финансовый инспектор, пришедший проверять дела компании, закончил нервным расстройством. На него так подействовали не только горы неразобранных финансовых документов, но и то, что Ефим приказал всем сотрудникам компании, недостаточно хорошо говорившим по-английски, вечерами заниматься изучением языка и даже нанял для этого нескольких преподавателей. Почти что каждый вечер в заваленном бумагами зале собирались испуганные люди, разучивали детские песенки и пытались вести между собой незатейливые житейские диалоги. К концу недели государственный чиновник полностью утратил жизненные ориентиры и был, по слухам, увезен в клинику, взвизгивая тонким голоском и находясь в состоянии крайнего возбуждения. С тех пор государственные службы Ефимом и его делами более не интересовались, удовлетворяясь налогами, которые Ефим регулярно платил налоговому ведомству, и бросив сумасшедших русских со своим боссом на произвол судьбы.
Беспорядок и хаос Ефима, казалось, полностью устраивали. Он ориентировался в хаосе как рыба в воде, изредка поднимая шум. «Когда я работал в американских компаниях, — шумел он, — на каждом рабочем месте было чисто, справа лежал карандаш, слева лабораторная тетрадь и рядом стоял сейф с бумагами. А у вас что за бардак?»
Кроме гениально-безумных идей Ефима, которые когда-то легли в основание компании, все у Пусика держалось на доблестных членах элиты в полосатых рубашках. Заведовали всеми делами и держали в голове все принципиальные схемы исключительно Леонид, Борис и Андрей. Опирались они на Игоря с Петей, также имевших колоссальную память и работоспособность. При всем своем кажущемся безумии, Пусику удалось сколотить эту уникальную команду, которой, наверное, не было равных во всем мире, команду, способную свернуть горы. Все они знали друг друга еще по Москве и были один за другим перетащены Ефимом к себе. Первым приехал Леонид, который знал Ефима в молодости, затем Борис с Андреем. Последние, в свою очередь, перетащили к Пусику всю полосатую братию, к которой по недоразумению был причислен и я.
Остальные работники Пусика молчаливо признавались людьми второго сорта, подозрительными, и неспособными достичь сияющих высот профессионального мастерства. Ефим любил обучать их уму-разуму, попрекая их бывшими званиями и заслугами и проводя сравнение между бывшей и современной действительностью.
— Поймите эту страну! — кричал Ефим. — Вы здесь никому на … не нужны и все. Вы здесь абсолютный нуль, дерьмо последнее! И прекратите болтать по-русски! Сегодня вы здесь, а завтра может оказаться, что вы здесь не работаете. Понятно?
Я постепенно начал разбираться в странностях системы Пусика и однажды вечером мне неожиданно пришла в голову простая до безобразия идея.
«Не может быть, — думал я, — это было бы слишком просто. Неужели все эти люди в полосатых рубашках до этого не додумались?» — Я почувствовал возбуждение, подкатил к своему рабочему месту различные приборы и через пару часов был уверен в своей правоте. Получалось, что моя идея позволяла за секунды измерить то, на что обычно уходили десятки минут. Я был ошарашен и впервые за длительное время почувствовал прилив сил и радости: наконец-то удалось хоть чем-то оправдать свою работу у Ефима.
Мимо как раз пробегал взмыленный Борис.
— Как дела? — с обычным полуоскалом спросил он.
— У меня собственно есть идея, — и я начал излагать свои соображения, чувствуя, что путаюсь и теряю нить повествования. Борис прореагировал мгновенно.
— В этом случае произойдет следующее, — и он начал излагать отдаленные последствия моей идеи, о которых я даже не начинал задумываться. Я был поражен. Казалось, Борис просчитал все возможные варианты и уже ходил с готовым решением.
— Неплохо. — Борис на секунду задумался и лицо его выразило удивление. — Неплохо! Пойдем к доске.
Мы зашли в небольшую комнатку, использущуюся в компании Пусика для совещаний. Борис подошел к доске, взял фломастер и быстро, волнуясь и краснея от волнения, начал покрывать белую пластиковую поверхность схемами и математическими формулами. Он даже немного заикался. Я с ужасом понял, что с трудом успеваю следить за ходом его мыслей. Борис уже закончил выводить какое-то уравнение, его рука с невероятной скоростью бегала по доске, издавая пулеметную дробь от ударов фломастером. Эта дикая сцена напоминала работу сломавшегося самописца, спазматически выводящего на бумаге сигналы мощного землетрясения.
— Осталось только выписать решение и разделить два полинома. — Борис схватил красный фломастер, передвинул доску и размашисто выписал решение. — Неплохо. — Он с некоторым удивлением и, как мне показалось, с недовольством посмотрел на меня. — Такие идеи приходят не часто! Поздравляю, ты только что принес фирме солидный доход. Можешь считать, что твоя зарплата окуплена.
— Лицо его немного просветлело. — Я думал, что от тебя пользы не будет, — сурово сказал он, — но, видимо, был неправ. Надо признать, у Ефима действительно колоссальная интуиция.
Борис еще несколько секунд с удовольствием смотрел на исписанную доску. Затем он энергичным шагом подошел к телефону: «Леонид, Андрей, Игорь, Петр, в комнату для совещаний. Повторяю, в комнату для совещаний!» — раздался с потолка его голос.
Я со страхом смотрел на цепочку символов, покрывавших белую плоскость доски и чувствовал, что результат, полученный Борисом за несколько минут, еще не полностью доступен моему пониманию.
Первым появился Андрей.
— Посмотри-ка! — Борис был возбужден и ходил по комнате быстрыми шагами. — У нашего новобранца первый результат. И какой результат! — Он начал объяснять смысл написанного. Андрей причмокивал губами. Тем временем в комнате появились Леонид, грызущий ногти Игорь с постоянно бегающими глазами и Петя с висящими донскими усиками.
— Что случилось? — Леонид как всегда пританцовывал, как будто собираясь броситься в атаку.
Борис нервными движениями вытер доску, и его рука снова забегала, покрывая доску символами. На этот раз я уже успевал следить за ходом его мыслей.
Андрей вскочил со стула.
— Между прочим, в этом случае все можно сделать гораздо проще! — он заговорил по-русски, и его лысина тоже покраснела от волнения. Андрей стер часть доски и начал рисовать на чистом участке принципиальную схему.
— Ребята, — Леонид тоже заговорил по-русски, — это же отлично. Посмотрите! — он подбежал к Андрею и начал пририсовывать какие-то квадратики.
— Эту работу сможет сделать Игорь. — Борис сказал это тоном приказа. Игорь кивнул и нервно укусил ноготь. — Петя возьмет на себя интерфейс. Андрей разработает систему. Леонид, как насчет аналоговых входов? Я займусь программами.
— Сколько потребуется времени? — Леонид достал из кармана небольшой блокнотик.
— Я думаю, два дня на подготовку, два дня на прототип и месяц на массовое производство. — Борис был настроен решительно.
— Две недели на производство, больше не дам! — Леонид быстро записывал что-то в блокнотик. — Сегодня же получим добро у Ефима.
— Леонид, две недели нереально. Сборочные цеха, детали… — Борис недовольно поморщился.
— Две недели более чем достаточно. Я знаю, что говорю. О кей? — Леонид сунул блокнотик в карман. — Не теряем времени, ребята, за работу.
— Молодец, — Андрей был как всегда важен. — Оправдал доверие партии и правительства! — он с напускным величием пожал мне руку.
Комнатка опустела. Я еще раз посмотрел на исчерканную доску, не веря своим глазам. Сырая идея, на отработку которой в обычных нормальных условиях ушло бы не меньше месяца сомнений, экспериментов, черновиков, была отшлифована до совершенства Борисом в течение от силы десяти минут и превращена в схемы остальной командой в течение последующего получаса. Я никогда в своей жизни не видел ничего подобного. Голова кружилась. Я выглянул в окно. На пустынной площадке стояли автомобили, над религиозным центром развевался американский флаг, в голубом небе серебристой сигарой светился самолет. Окружающий мир явно не подозревал о только что случившемся чуде. Команда Пусика стоила не одного миллиона долларов…
Неожиданно мое внимание привлек полный лысый мужчина в пиджаке, бегущий вдоль здания компании и подпрыгивающий как мячик. Я узнал его: он работал в сборочном цеху и, по слухам, в России был доцентом в каком-то техническом ВУЗе. Рукава его пиджака задрались от бега, обнажив расстегнутую рубашку. Он как-то странно жестикулировал, подпрыгивал, гримасничал и вскоре скрылся за углом здания.
Я потряс головой. Подпрыгивающий толстяк в расстегнутой рубашке совершенно не вязался с гармоничным американским пейзажем. Я снова посмотрел на пустынную стоянку, на которой стояли новенькие автомобили, на развевающийся на ветру флаг и далекие горы. «Почудилось…» — я потряс головой и вдруг снова заметил бывшего доцента. Он совершал ритмичные движения, напоминающие балетные па: три шага, прыжок, три шага, прыжок, расставив полные руки. Прыгун что-то выкрикивал и гримасничал. Я прислушался.
— «Fuck you, Fuck you, Fuck you!» — кричал доцент, после этого следовал прыжок, затем сцена повторялась сначала. Мне стало страшно, так как по слухам несколько человек, работавших в компании Пусика, сошли с ума, а двоих или троих хватил на работе инфаркт.
Как я узнал на следующий день, танцор только что получил предложение работать в другой компании и таким образом выражал свою радость.
Глава 11. Беженец
Я впервые познакомился с Олегом в совершенно незапамятные времена. Я даже точно помню день, когда это случилось, — именно в этот день умер Брежнев.
Эпоха, породившая в гражданах огромной строны чувство тоскливой стабильности и многочисленные анекдоты, подходила к концу. Рано утром у станции метро «Площадь Свердлова» выстроились милицейские патрули, которые с многозначительным видом отсекали людские толпы от Кремля и магазина ГУМ, и мне с трудом удалось доказать, что я в действительности работаю в здании, примыкающем к Манежной площади, и являюсь нормальным и благонадежным гражданином СССР. Мрачный майор долго вертел в руках красную книжечку с гербом и надписью «Академия Наук», наконец вздохнул и сказал: «Иди парень, только быстро. Тут такое происходит…». Мне стало не по себе, так как «такое» могло означать все что угодно, например, объявление ядерной войны Соединенным Штатам Америки или внеочередные Олимпийские игры на Красной площади.
— Ребята, — бородатый весельчак, работавший у нас в лаборатории, приоткрыл нам тайну происходящего, — наверняка кто-то в Политбюро дал дуба.
— Откуда ты знаешь? — поинтересовались мы
— Я каждый день в шесть утра слушаю юмористическую передачу «Опять двадцать пять», а сегодня ее отменили и гонят по «Маяку» симфоническую музыку.
Это было серьезно и наводило на размышления. Все терялись в догадках, но то, что умер не кто-нибудь, а сам великий Генеральный Секретарь ЦК КПСС, само это предположение казалось почти невозможным, и от этой мысли захватывало дух. Полуживая мумия, уже в течение многих лет с трудом произносящая отдельные слова, казалась вечной и нерушимой в этой своей тлеющей полужизни.
Ни о какой работе не могло быть и речи, научные сотрудники нервно курили. Кто-то вытащил лабораторный радиоприемник, применявшийся для экспериментов по зондированию атмосферы, размотал длинный телефонный кабель, выбросил его из окна, и сквозь рев глушилок мы услышали нервный голос диктора «Голоса Америки»: «По неподтвержденным сообщениям в Москве скончался Генеральный Секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев».
У меня в кармане лежали билеты на симфонический концерт в Консерваторию, на который я пригласил знакомую девушку и уже назначил ей встречу у памятника Чайковскому. — Неужели сорвется? — с досадой подумал я и набрал телефон, указанный на билете.
— Алло? — глухим, хриплым голосом ответила мне неизвестная пожилая дама.
— Скажите, у вас сегодня состоится концерт симфонического оркестра?
— Молодой человек, как вы можете! В такой день! — дама явно была возмущена. Я понял, что колесо истории вмешалось в личные отношения и свидание не состоится.
Подошло время обеда и я двинулся через дворик старого Московского университета в знаменитую «Кишку» — студенческую столовую, расположенную в подвале напротив Манежной площади. Город был пуст, движение перекрыто, и у входа в столовую стояли милиционеры в своих серо-голубоватых одеждах. Москва замерла в ожидании. Сквозь решетку у двери с надписью «Лаборатория коммунистического воспитания молодежи» было видно, как в Кремль на огромной скорости летят громадные черные правительственные ЗИЛы. От шуршания их шин и визга колес на поворотах посередине пустынного пространства площади становилось жутко. Машины напоминали черных жирных жуков, слетавшихся к начинающему разлагаться трупу. В этот день где-то совсем рядом, за стенами Кремля делилась власть, и уже неявно закладывалось начало конца Пролетарского Государства…
Есть хотелось по-прежнему, и я попытался пройти в столовую.
— Не положено! — окрикнул меня милиционер.
— Так мне только пообедать!
— Не положено, такое происходит, а ты есть!
Неожиданно из-за двери высунулся Олег. До этого я видел его несколько раз в коридорах Института и слышал, что он собирается переходить в наш отдел.
— Товарищ лейтенант, этот гражданин со мной! Пропустите, пожалуйста.
— Проходи, — недовольно буркнул лейтенант. Я юркнул в приоткрывшуюся дверь.
— Привет, — Олег смеялся, — мы успели проскочить внутрь до того, как они поставили оцепление, и они решили, что мы из органов. Давай, набирай поднос скорее, столовая все равно закрывается.
Вскоре Олег начал работать в нашей лаборатории, и мы подружились. Он вырос в старой интеллигентной семье, чудом пережившей катастрофы первой половины двадцатого века. Решительно все мужчины в этой семье, насколько он помнил генеалогический ряд, уходивший куда-то в середину прошлого века, носили профессорское звание, и эта семейная традиция угнетала Олега, бывшего скромным кандидатом наук. Впрочем, он был еще молод…
Когда все уже начало разваливаться и я собрался уезжать, Олег загрустил.
—Ты знаешь, — сказал он, — я все же оптимист. Должно же все стать лучше, надо просто работать и стараться наладить жизнь. Такая огромная страна, наконец-то, появилась свобода. Нет, я не уеду.
Олег провожал меня в Шереметьево. "Бог даст, свидимся когда-нибудь, — сказал он, прощаясь. — Может быть, ты еще приедешь обратно… "
День был солнечный, не жаркий и не холодный, и я с тоской изучал только что полученный факс от одного из Пусиковских покупателей. Клиент был недоволен странными результатами измерений, и мне предстояло разобраться в этой проблеме мирового значения. — «Черт бы вас всех побрал!» — думал я.
Неожиданно у меня на столе зазвонил телефон.
— Алло! — в трубке раздавалось шипение.
— Привет, — я с удивлением узнал голос Олега. — Родители мне сообщили твой телефон. Я хватаюсь за соломинку, умоляю, может быть ты сможешь мне помочь?
— Да что случилось, ты где, в Америке?
— В Москве, в Москве! Ты знаешь, что у нас идут бои? По улице только что проехали грузовики с бандюгами, они едут брать Останкино, это же рядом с нами! Там так громыхает! На крышах снайперы палят по прохожим. Дочку только что чуть не убили, за ней гнался какой-то пьяный мародер и стрелял из обреза. Жена в истерике. Я ничего не хочу больше, моя жизнь кончена. Надо детей спасать!
— Да ты что? — я был ошарашен, так как ничего не знал еще о происходящих событиях.
— Если ты только сможешь помочь, я хочу их увезти от этого кошмара.
— Хорошо, Олег, я постараюсь. — Мне стало страшно. — «А если это серьезно, не дай боже нам гражданской войны, — подумал я. — Русский бунт, бессмысленный и беспощадный…»
Я взволнованно вскочил с места и сразу же столкнулся с Ефимом. Он был явно в хорошем настроении.
— Ну, дела идут хорошо. — приветствовал он меня. — Прибыль почти что удвоилась. Нет, надо было еще больше сделать, но я все равно доволен. И Леонид молодец, и Борис. Да и ты неплохо сработал. — Он замолк и пристально посмотрел мне в глаза. — Что? Я же вижу, у тебя что-то на уме.
— Ефим, — я решил брать быка за рога. — у меня в Москве есть друг, там что-то происходит, стреляют.
— Да, — Ефим сморщился, — я слышал сейчас по радио. Засранцы, совсем с ума посходили. Так что, хороший парень?
— Да, он талантливый человек, прикладную математику знает, работал со мной.
— Ты его получил! — Ефим иронично посмотрел на меня. — Я знаю, у тебя плохих друзей не бывает. Это святое дело, вытащим его оттуда, раз парню плохо.
— У него дочку только что чуть не пристрелили. — Я не мог успокоиться.
— Сволочи. — Ефим покачал головой. — Все, пусть сидит дома запершись, если только все не рванет к … матери, сделаем ему визу и пусть вывозит семью. Все, решено, немедленно иди к секретарше, звони ему, пусть шлет бумаги, если конечно сможет.
— Спасибо, Ефим! — я был тронут.
— Не за что, нам люди все равно нужны, отработает все хлопоты. Хорошим людям надо помогать. Ведь он хороший человек, правда?
— Очень хороший, Ефим. Спасибо! — Я, покачиваясь, бросился набирать московский номер. Москва была занята, и я с трудом пробился сквозь космические шорохи и гудки.
— Олег, срочно, если сможешь, шли все документы, не высовывайся, будем стараться тебя перетащить…
— У нас только что телевидение выключили! — Олег никак не мог поверить происходящему и даже был немного растерян. Сквозь шумы слышался женский плач.
Возбужденный, я кинулся поделиться новостью о происходящем с Андреем. Он с важным видом сидел в кресле и обучал относительно свежего инженера принятым на Пусике порядкам.
— Детали для разработок надо брать вот здесь. — Он развернулся в кресле и показал пальцем на высокий металлический шкаф. — Ключ от шкафа лежит у меня в столе в правом ящике. Рядом лежит тетрадь, и ты должен записать все взятые детали в нее. Если я увижу, что какие-то детали не вписаны, заберу ключ и все!
Испуганный полноватый парень с усиками кивал. — «Ну, нагнал страху — подумал я, теперь-то точно будет все регистрировать.» — Ребята, в Москве очередной переворот или хрен его знает что! — закричал я. — На улице стрельба, телецентр штурмуют.
У Андрея даже приоткрылся от удивления рот, а парень с усиками побелел.
— Откуда узнал? — Андрей посмотрел на меня.
— Мне только что друг позвонил. Они там все в истерике, я попросил Ефима его вытащить, если удастся.
— Что? — Андрей с недовольством посмотрел на меня. — А кто он такой собственно?
— Я его знаю много лет, сильный парень, не волнуйся ради бога, он моральные устои не разрушит.
— Он по электронике или по программированию? — холодно спросил Андрей. Казалось, происходящий переворот уже перестал его интересовать. — Если по электронике, он должен пройти экзамен или кто-нибудь из друзей Леонида или моих друзей должен его рекомендовать.
— Я его рекомендую! — рассердился я.
— Извини, — Андрей был холоден. — Ты в электронике не авторитет.
— Да он не по этому делу, он больше по математике и физике.
— В этом случае, ты сделал очень большую ошибку.
— Да что в конце концов происходит?
— Такие решения у нас в компании не происходят без участия Бориса. Так что пойдя напрямую к Ефиму, ты не только нарушил порядок, но и совершил прямой выпад против Бориса.
— Да вы чего, охренели, что ли? Я за него ручаюсь. Приедет человек, будет делать все, о чем попросите. Да и в конце концов, это компания Ефима, а не ваша!
— Я тебе не завидую, — Андрей был уже враждебен. — Борис это запомнит, а ты еще не получил вида на жительство в Америке.
— Знаешь что, я сейчас же пойду к Борису и объясню ему все! — я был возбужден и раздражен.
Борис сидел на своем рабочем месте, с привычным оскалом упершись в экран.
— Борис, — начал я, — я хочу поговорить.
— Пожалуйста, только одну минутку, — его руки совершили прощальный пассаж по клавишам.
— Тут такое происходит, в Москве переворот, бои.
Эпоха, породившая в гражданах огромной строны чувство тоскливой стабильности и многочисленные анекдоты, подходила к концу. Рано утром у станции метро «Площадь Свердлова» выстроились милицейские патрули, которые с многозначительным видом отсекали людские толпы от Кремля и магазина ГУМ, и мне с трудом удалось доказать, что я в действительности работаю в здании, примыкающем к Манежной площади, и являюсь нормальным и благонадежным гражданином СССР. Мрачный майор долго вертел в руках красную книжечку с гербом и надписью «Академия Наук», наконец вздохнул и сказал: «Иди парень, только быстро. Тут такое происходит…». Мне стало не по себе, так как «такое» могло означать все что угодно, например, объявление ядерной войны Соединенным Штатам Америки или внеочередные Олимпийские игры на Красной площади.
— Ребята, — бородатый весельчак, работавший у нас в лаборатории, приоткрыл нам тайну происходящего, — наверняка кто-то в Политбюро дал дуба.
— Откуда ты знаешь? — поинтересовались мы
— Я каждый день в шесть утра слушаю юмористическую передачу «Опять двадцать пять», а сегодня ее отменили и гонят по «Маяку» симфоническую музыку.
Это было серьезно и наводило на размышления. Все терялись в догадках, но то, что умер не кто-нибудь, а сам великий Генеральный Секретарь ЦК КПСС, само это предположение казалось почти невозможным, и от этой мысли захватывало дух. Полуживая мумия, уже в течение многих лет с трудом произносящая отдельные слова, казалась вечной и нерушимой в этой своей тлеющей полужизни.
Ни о какой работе не могло быть и речи, научные сотрудники нервно курили. Кто-то вытащил лабораторный радиоприемник, применявшийся для экспериментов по зондированию атмосферы, размотал длинный телефонный кабель, выбросил его из окна, и сквозь рев глушилок мы услышали нервный голос диктора «Голоса Америки»: «По неподтвержденным сообщениям в Москве скончался Генеральный Секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев».
У меня в кармане лежали билеты на симфонический концерт в Консерваторию, на который я пригласил знакомую девушку и уже назначил ей встречу у памятника Чайковскому. — Неужели сорвется? — с досадой подумал я и набрал телефон, указанный на билете.
— Алло? — глухим, хриплым голосом ответила мне неизвестная пожилая дама.
— Скажите, у вас сегодня состоится концерт симфонического оркестра?
— Молодой человек, как вы можете! В такой день! — дама явно была возмущена. Я понял, что колесо истории вмешалось в личные отношения и свидание не состоится.
Подошло время обеда и я двинулся через дворик старого Московского университета в знаменитую «Кишку» — студенческую столовую, расположенную в подвале напротив Манежной площади. Город был пуст, движение перекрыто, и у входа в столовую стояли милиционеры в своих серо-голубоватых одеждах. Москва замерла в ожидании. Сквозь решетку у двери с надписью «Лаборатория коммунистического воспитания молодежи» было видно, как в Кремль на огромной скорости летят громадные черные правительственные ЗИЛы. От шуршания их шин и визга колес на поворотах посередине пустынного пространства площади становилось жутко. Машины напоминали черных жирных жуков, слетавшихся к начинающему разлагаться трупу. В этот день где-то совсем рядом, за стенами Кремля делилась власть, и уже неявно закладывалось начало конца Пролетарского Государства…
Есть хотелось по-прежнему, и я попытался пройти в столовую.
— Не положено! — окрикнул меня милиционер.
— Так мне только пообедать!
— Не положено, такое происходит, а ты есть!
Неожиданно из-за двери высунулся Олег. До этого я видел его несколько раз в коридорах Института и слышал, что он собирается переходить в наш отдел.
— Товарищ лейтенант, этот гражданин со мной! Пропустите, пожалуйста.
— Проходи, — недовольно буркнул лейтенант. Я юркнул в приоткрывшуюся дверь.
— Привет, — Олег смеялся, — мы успели проскочить внутрь до того, как они поставили оцепление, и они решили, что мы из органов. Давай, набирай поднос скорее, столовая все равно закрывается.
Вскоре Олег начал работать в нашей лаборатории, и мы подружились. Он вырос в старой интеллигентной семье, чудом пережившей катастрофы первой половины двадцатого века. Решительно все мужчины в этой семье, насколько он помнил генеалогический ряд, уходивший куда-то в середину прошлого века, носили профессорское звание, и эта семейная традиция угнетала Олега, бывшего скромным кандидатом наук. Впрочем, он был еще молод…
Когда все уже начало разваливаться и я собрался уезжать, Олег загрустил.
—Ты знаешь, — сказал он, — я все же оптимист. Должно же все стать лучше, надо просто работать и стараться наладить жизнь. Такая огромная страна, наконец-то, появилась свобода. Нет, я не уеду.
Олег провожал меня в Шереметьево. "Бог даст, свидимся когда-нибудь, — сказал он, прощаясь. — Может быть, ты еще приедешь обратно… "
День был солнечный, не жаркий и не холодный, и я с тоской изучал только что полученный факс от одного из Пусиковских покупателей. Клиент был недоволен странными результатами измерений, и мне предстояло разобраться в этой проблеме мирового значения. — «Черт бы вас всех побрал!» — думал я.
Неожиданно у меня на столе зазвонил телефон.
— Алло! — в трубке раздавалось шипение.
— Привет, — я с удивлением узнал голос Олега. — Родители мне сообщили твой телефон. Я хватаюсь за соломинку, умоляю, может быть ты сможешь мне помочь?
— Да что случилось, ты где, в Америке?
— В Москве, в Москве! Ты знаешь, что у нас идут бои? По улице только что проехали грузовики с бандюгами, они едут брать Останкино, это же рядом с нами! Там так громыхает! На крышах снайперы палят по прохожим. Дочку только что чуть не убили, за ней гнался какой-то пьяный мародер и стрелял из обреза. Жена в истерике. Я ничего не хочу больше, моя жизнь кончена. Надо детей спасать!
— Да ты что? — я был ошарашен, так как ничего не знал еще о происходящих событиях.
— Если ты только сможешь помочь, я хочу их увезти от этого кошмара.
— Хорошо, Олег, я постараюсь. — Мне стало страшно. — «А если это серьезно, не дай боже нам гражданской войны, — подумал я. — Русский бунт, бессмысленный и беспощадный…»
Я взволнованно вскочил с места и сразу же столкнулся с Ефимом. Он был явно в хорошем настроении.
— Ну, дела идут хорошо. — приветствовал он меня. — Прибыль почти что удвоилась. Нет, надо было еще больше сделать, но я все равно доволен. И Леонид молодец, и Борис. Да и ты неплохо сработал. — Он замолк и пристально посмотрел мне в глаза. — Что? Я же вижу, у тебя что-то на уме.
— Ефим, — я решил брать быка за рога. — у меня в Москве есть друг, там что-то происходит, стреляют.
— Да, — Ефим сморщился, — я слышал сейчас по радио. Засранцы, совсем с ума посходили. Так что, хороший парень?
— Да, он талантливый человек, прикладную математику знает, работал со мной.
— Ты его получил! — Ефим иронично посмотрел на меня. — Я знаю, у тебя плохих друзей не бывает. Это святое дело, вытащим его оттуда, раз парню плохо.
— У него дочку только что чуть не пристрелили. — Я не мог успокоиться.
— Сволочи. — Ефим покачал головой. — Все, пусть сидит дома запершись, если только все не рванет к … матери, сделаем ему визу и пусть вывозит семью. Все, решено, немедленно иди к секретарше, звони ему, пусть шлет бумаги, если конечно сможет.
— Спасибо, Ефим! — я был тронут.
— Не за что, нам люди все равно нужны, отработает все хлопоты. Хорошим людям надо помогать. Ведь он хороший человек, правда?
— Очень хороший, Ефим. Спасибо! — Я, покачиваясь, бросился набирать московский номер. Москва была занята, и я с трудом пробился сквозь космические шорохи и гудки.
— Олег, срочно, если сможешь, шли все документы, не высовывайся, будем стараться тебя перетащить…
— У нас только что телевидение выключили! — Олег никак не мог поверить происходящему и даже был немного растерян. Сквозь шумы слышался женский плач.
Возбужденный, я кинулся поделиться новостью о происходящем с Андреем. Он с важным видом сидел в кресле и обучал относительно свежего инженера принятым на Пусике порядкам.
— Детали для разработок надо брать вот здесь. — Он развернулся в кресле и показал пальцем на высокий металлический шкаф. — Ключ от шкафа лежит у меня в столе в правом ящике. Рядом лежит тетрадь, и ты должен записать все взятые детали в нее. Если я увижу, что какие-то детали не вписаны, заберу ключ и все!
Испуганный полноватый парень с усиками кивал. — «Ну, нагнал страху — подумал я, теперь-то точно будет все регистрировать.» — Ребята, в Москве очередной переворот или хрен его знает что! — закричал я. — На улице стрельба, телецентр штурмуют.
У Андрея даже приоткрылся от удивления рот, а парень с усиками побелел.
— Откуда узнал? — Андрей посмотрел на меня.
— Мне только что друг позвонил. Они там все в истерике, я попросил Ефима его вытащить, если удастся.
— Что? — Андрей с недовольством посмотрел на меня. — А кто он такой собственно?
— Я его знаю много лет, сильный парень, не волнуйся ради бога, он моральные устои не разрушит.
— Он по электронике или по программированию? — холодно спросил Андрей. Казалось, происходящий переворот уже перестал его интересовать. — Если по электронике, он должен пройти экзамен или кто-нибудь из друзей Леонида или моих друзей должен его рекомендовать.
— Я его рекомендую! — рассердился я.
— Извини, — Андрей был холоден. — Ты в электронике не авторитет.
— Да он не по этому делу, он больше по математике и физике.
— В этом случае, ты сделал очень большую ошибку.
— Да что в конце концов происходит?
— Такие решения у нас в компании не происходят без участия Бориса. Так что пойдя напрямую к Ефиму, ты не только нарушил порядок, но и совершил прямой выпад против Бориса.
— Да вы чего, охренели, что ли? Я за него ручаюсь. Приедет человек, будет делать все, о чем попросите. Да и в конце концов, это компания Ефима, а не ваша!
— Я тебе не завидую, — Андрей был уже враждебен. — Борис это запомнит, а ты еще не получил вида на жительство в Америке.
— Знаешь что, я сейчас же пойду к Борису и объясню ему все! — я был возбужден и раздражен.
Борис сидел на своем рабочем месте, с привычным оскалом упершись в экран.
— Борис, — начал я, — я хочу поговорить.
— Пожалуйста, только одну минутку, — его руки совершили прощальный пассаж по клавишам.
— Тут такое происходит, в Москве переворот, бои.