Страница:
— Заходи, заходи, ты нам нужен, — Ефим поманил меня пальцем. — Не знаю, как быть, может быть ты поможешь, поговоришь с академиком? Это полный и безоговорчный провал! — Ефим покраснел и начал кричать. — Ты представляешь, прошло почти два месяца, а что сделано? Дырки сделаны? Все на мертвой точке!
Довольная команда смотрела на президента. Андрей, одобрительно улыбаясь, не отрывал от него взгляда, Леонид в знак согласия усердно кивал головой и недовольно поджимал губы, а Борис напоминал диктатора, сладострастно наблюдающего за казнью участников попытки государственного переворота.
— Два идиота к нему приехали! Мне не жалко денег, но ни хера же не сделано! Идиоты! Лазер какой-то притащили, пружинки. А что толку? Давно бы просверлили дырки, и все стало ясно! Я дал команду придержать документы этого, ну как его, с бородкой! Что за манеры такие, бороду отрастил! У нас в компании кто-нибудь ходит с бородой? Нет! И не будет! — Ефим стукнул кулаком по столу. — И не открывай рот! — мне показалось, что он подмигнул мне, увидев, что я собираюсь что-то сказать. — Все и так ясно, яснее некуда!
Перед глазами у меня поплыли круги, все на секунду потеряло устойчивость и расплылось, и я вдруг вне всякой связи с реальностью вспомнил свой старый сон, навеянный дежурством по военной кафедре в институте, в котором я учился. Снилось мне, что я стою у входа с красной повязкой «Дежурный» на рукаве, и неожиданно мое тело начинает отрываться от пола и, несмотря на все мои попытки, летит все выше и выше, и меня прижимает к потолку, как воздушный шарик, наполненный гелием. Я барахтался у потолка, и в этот момент в дверь зашел полковник Панченко, известный самодур и тупица, словно сошедший со страниц студенческих анекдотов типа «От меня и до следующего столба, шагом марш!».
— Что за безобразие! — обратился ко мне полковник — Почему висишь?
— Товарищ полковник, разрешите доложить! — с отчаянием отрапортовал я, — дежурный по части, студент группы номер два.
— Немедленно опускайся! — закричал полковник. — Кто разрешил?
— Осмелюсь доложить, — ответил я в лучших традициях бравого солдата Швейка, — спуститься не могу, вишу! — В этот момент в своем сне я испытал какую-то дикую радость освобождения, оттолкнулся ногами от потолка и поплыл по воздуху.
— Снять! — дико закричал Панченко, и тут я проснулся.
Кабинет Ефима снова сфокусировался у меня перед глазами, и я заметил, что Команда с недоумением смотрит на меня.
— С тобой все нормально? — вдруг по-русски спросил Леонид. — А то у тебя сейчас был такой вид, как будто ты вне очереди американское гражданство получил и еще миллион долларов впридачу! Ну, хватит мечтать, пора работать!
Довольная команда смотрела на президента. Андрей, одобрительно улыбаясь, не отрывал от него взгляда, Леонид в знак согласия усердно кивал головой и недовольно поджимал губы, а Борис напоминал диктатора, сладострастно наблюдающего за казнью участников попытки государственного переворота.
— Два идиота к нему приехали! Мне не жалко денег, но ни хера же не сделано! Идиоты! Лазер какой-то притащили, пружинки. А что толку? Давно бы просверлили дырки, и все стало ясно! Я дал команду придержать документы этого, ну как его, с бородкой! Что за манеры такие, бороду отрастил! У нас в компании кто-нибудь ходит с бородой? Нет! И не будет! — Ефим стукнул кулаком по столу. — И не открывай рот! — мне показалось, что он подмигнул мне, увидев, что я собираюсь что-то сказать. — Все и так ясно, яснее некуда!
Перед глазами у меня поплыли круги, все на секунду потеряло устойчивость и расплылось, и я вдруг вне всякой связи с реальностью вспомнил свой старый сон, навеянный дежурством по военной кафедре в институте, в котором я учился. Снилось мне, что я стою у входа с красной повязкой «Дежурный» на рукаве, и неожиданно мое тело начинает отрываться от пола и, несмотря на все мои попытки, летит все выше и выше, и меня прижимает к потолку, как воздушный шарик, наполненный гелием. Я барахтался у потолка, и в этот момент в дверь зашел полковник Панченко, известный самодур и тупица, словно сошедший со страниц студенческих анекдотов типа «От меня и до следующего столба, шагом марш!».
— Что за безобразие! — обратился ко мне полковник — Почему висишь?
— Товарищ полковник, разрешите доложить! — с отчаянием отрапортовал я, — дежурный по части, студент группы номер два.
— Немедленно опускайся! — закричал полковник. — Кто разрешил?
— Осмелюсь доложить, — ответил я в лучших традициях бравого солдата Швейка, — спуститься не могу, вишу! — В этот момент в своем сне я испытал какую-то дикую радость освобождения, оттолкнулся ногами от потолка и поплыл по воздуху.
— Снять! — дико закричал Панченко, и тут я проснулся.
Кабинет Ефима снова сфокусировался у меня перед глазами, и я заметил, что Команда с недоумением смотрит на меня.
— С тобой все нормально? — вдруг по-русски спросил Леонид. — А то у тебя сейчас был такой вид, как будто ты вне очереди американское гражданство получил и еще миллион долларов впридачу! Ну, хватит мечтать, пора работать!
Глава 24. Шпиндели для Красного Китая
— Это катастрофа! — услышал я жуткий крик Ефима. — Все, закрываю лавочку к чертовой матери!
— Ефим, Ефим, может быть еще найдутся… — раздавался униженно-просящий голос Леонида.
— Ни хера не найдутся! — Ефим рычал по-настоящему страшно. — Пятьдесят штук, вашу мать! Спиздили шпинделя и все тут!
Я внутренне напрягся, так как крики обладали тембром, свидетельствующем о крайнем раздражении хозяина, и явно не обещали ничего хорошего. «Сглазил,»
— подумал я, так как только вчера с удивлением отметил про себя, что в течение нескольких последних дней Ефим был на редкость спокоен, даже умиротворен и почти не повышал голос. «Таблетки начал пить, — объяснил он мне как-то тайну своего благодушного настроения, — и ты знаешь, лучше себя чувствую. Да, помогает, раньше ночи не спал, просыпался и все о подставках думал, а теперь утром встаю, и голова свежая. Вам бы всем здесь попить таких таблеток, — назидательно продолжал он, — для производства было бы полезно.»
В последний раз Ефим поднял крик около двух дней назад, да и то какой-то неестественный и не вполне серьезный. Вокруг него в комнате, отделенной от большого сборочного зала высокими стеклянными окнами, стояла группка испуганных сотрудников, включая только что принятого на работу высокого и полного инженера с короткой стрижкой.
С этим новичком у меня произошел курьез. Я настолько привык, что все сотрудники, появляющиеся в компании, кроме секретарей и постоянно сменяющих друг друга толстеньких девочек, раскладывающих бумажки по полкам, разговаривают по-русски, что не мог даже представить, что появившийся в компании новобранец окажется американцем.
— Хэлло, — вежливо поздоровался он, столкнувшись со мной в коридоре.
— Доброе утро, — спокойно ответил я по-русски и заметил, что у нового сотрудника слегка удивленно поднялись вверх брови. — «Испугался, — уверенно подумал я. — Обработали товарища при приеме на работу, объяснили, что по-русски в компании ни-ни…»
О своей ошибке я узнал случайно, и мне стало неловко.
— Извините, что я обратился к вам по-русски, — постарался исправить я свою оплошность при первом же представившемся случае.
— Ну, что вы, — залетевший в компанию Пусика американец был смущен.
— Кстати, моя бабушка родом из Одессы, и я немного понимаю по-русски, так что вы были недалеки от истины.
Теперь внук одесситки проходил урок наглядной агитации и пропаганды. Ефим размахивал руками, краснел, рычал, даже для виду бросил несколько канцелярских принадлежностей на пол, но по ряду неуловимых деталей, жестов, движений, к которым люди, работавшие в компании Пусика были особенно чувствительны, можно было понять, что и рычание и ругательства, изрыгаемые президентом, не особенно страшны для окружающих.
— Что происходит? — на всякий случай спросил я покрасневшего Джона, выбежавшего из комнаты, в которой происходил разнос. — Что-нибудь серьезное?
— Нет, — Джон иронично посмотрел на меня, — это Ефим дает спектакль. Персональное представление для устрашения нового сотрудника.
— Ах, вот оно что…, — облегченно вздохнул я. Такого рода представления уже стали традицией: на вновь принятых сотрудников они мгновенно нагоняли страх, являясь чем-то вроде ледяного душа. По теории Пусика, душ этот обладал стимулирующим действием, активизирующим внутренние ресурсы организма новичка и заставляющим его с особенным рвением выкладываться на рабочем месте.
В отличие от того вялого, воспитательного, по инерции выходящего из глубины президента крика, сейчас Ефим кричал по-настоящему, так что в окнах резонировали стекла и люминисцентные лампы слегка мигали.
— Ефим, давай еще раз проверим, может быть, они при переезде потерялись? — Леонид, казалось, сам был напуган.
— Ни хера они не потерялись! Спиздили шпиндели и все! Под мышкой в газете вынесли! Завернули в газету и вынесли из компании два с половиной миллиона для подарка бабушке!
— Ефим, ну кому нужны шпиндели, да и как можно было их пятьдесят штук вынести? — лепетал Леонид.
— Я не знаю! — Ефим весь дрожал крупной, нервной дрожью, и лицо его было перекошено от злости. — Красному Китаю, вот кому! Найдут, кому их сбагрить! Не волнуйся, он один шпиндель вынес и себе автомобиль новый купил. Еще десяток вынес и взнос за дом выплатил!
— Ефим, я дам указание их хорошенько поискать.
— Да что толку искать? Надо не шпиндели, а виновников искать. Вообще, это полный крах! Это вы с Борисом во всем виноваты, никакого планирования нет, ни хера не делаете! Не найдете шпиндели, завтра же будете на улице, понятно?
Лицо Ефима, красное, искаженное, с открытым ртом вдруг застыло, как будто только что на экране вдруг застопорилась кинопленка и кадр неподвижно застыл… — Дом выплатил? — Ефим злорадно причмокнул губами. — Кто-нибудь у нас недавно дом покупал? — он пристально и с подозрением уставился на Леонида.
— Ефим, Ефим, Бог с тобой, что это ты такое говоришь? — засуетился Леонид, и лицо его приняло бледно-зеленый оттенок, — так это же семь месяцев назад было, и я ссуду брал, ты же знаешь.
— Ну, хорошо, хорошо, — недоверчиво буркнул Ефим, продолжая пристально глядеть на своего заместителя. — Я это так спросил, тебя в виду не имел. Кто-нибудь еще у нас недавно разбогател?
— Джон переехал в новый дом в Литтл-Три, но он вроде бы старый дом продал и наследство получил от своего дядюшки. — Леонид постепенно начинал розоветь, напоминая молочного поросенка.
— Наследство? — Ефим покачал головой. — Надо бы проверить, какое у него наследство. А из русских кто-нибудь не выпендривался?
— Из русских? — Леонид задумался. — Виктор снял однокомнатную квартиру вместо двухкомнатной…
— Ты чего, совсем охренел, что ли? — Ефим брезгливо скривился и с презрением посмотрел на Леонида. — Ведь шпинделей на два с половиной миллиона сперли!
— А может он специально маскируется? — неуверенно сделал дедуктивное умозаключение Леонид.
— Леонид, Листен, Листен, Листен, Листен, Листен! — Ефим снова перешел на крик и начал размахивать руками, но в этот момент произошло нечто совершенно странное и никем не ожидаемое. Белый, пластиковый, выложенный аккуратными плитками пол вдруг поехал под ногами вначале в одну сторону, потом в другую, раздался странный низкий басовый гул, одновременно с ним какой-то деревянный треск, мигнул свет, и с потолка посыпалась мелкая шелуха. Пол снова двинулся, и с полок, стоящих у стены, посыпались на пол коробки с подготовленными для производства платами.
— Землетрясение! — с ужасом вскричал Донг, неожиданно чисто выговорив это слово по-английски, вскочил со своего места, забыв о своих прямых служебных обязанностях, выпустил из рук проводки, и, пытаясь удержаться на ногах, начал прыжками передвигаться к лестнице.
Пол продолжал ходить взад и вперед, с потолка свалилось несколько пластиковых плиток, и мне стало жутко.
— На улицу, бегите, бегите, пока нас не раздавило! — в зале возник шум, и все, кто мог, повскакивали с рабочих мест и кинулись к выходу.
— Листен, Листен! — яростно продолжал Ефим, машинально схватившись за стол и продолжая удерживаться на ногах. — Я же тебя спрашиваю об элементарной вещи, а ты херню порешь! Это какой же мудак, чтобы скрыть, что спер два миллиона долларов, переезжает из большой квартиры в маленькую! И вот так вы с Борисом во всем! На производстве бардак, скоро девок с улицы начнете сюда водить и на приборах в рабочее время трахать! —Ефим явно не замечал происходящего и продолжал грозить кому-то пальцем, распаляясь все больше и больше. Пол продолжал ходить под ногами, и при входе в зал с грохотом повалился большой шкаф, забитый книгами и бумагами.
Леонид судорожно схватился за угол стены, согнув колени и пытаясь устоять на ногах, приоткрыв при этом рот в какой-то странной, обороняющейся и одновременно виноватой гримасе. Взгляд его затравленно скакал между Ефимом, падающими стеллажами и лестницей, по которой бежали вниз перепуганные сотрудники. Тело вице-президента жило своей автономной жизнью и изредка делало непроизвольные попытки сорваться с места и, невзирая на выговор начальства, броситься вон из ненадежного здания. Вот уже и корпус его подавался вперед, ноги принимали позицию бегуна перед стартом, но он тут же обмякал и застывал все в том же скорченном, полусогнутом и прикованном к стене положении.
— Куда они все бегут? — Ефим удивленно поднял брови. — Они что, все с ума посходили? — Пол к этому моменту уже совсем почти перестал качаться, еще пару раз дернулся и окончательно затих. — Что за бардак, почему шкаф уронили?
— Ефим, землетрясение.. — Леонид потихоньку начал переводить дух. — Давай выйдем на свежий воздух, а то не дай Бог еще раз тряхнет…
— Что за ерунда! — Ефим посмотрел на Леонида взглядом председателя КГБ, только что уличившим секретаря обкома партии в государственной измене.
— Что ты несешь, посмотри на себя! Я даже не почувствовал ничего. Это только бездельники к своим ощущениям прислушиваются, а когда работаешь, ничего вокруг не замечаешь. Да, да! По себе знаю. Ну, что ты стоишь, срочно верни всех людей на рабочие места! И поговори с Борисом, не заметил ли он чего-нибудь подозрительного недавно. — Ефим резким движением развернулся и, засунув руки в карманы и брезгливо переступая через рассыпанные детали, двинулся к выходу.
Люди, испуганные проявлением сил природы, медленно и с опаской возвращались назад, еще не вполне доверяя стабильности подозрительного пластикового пола. Компания представляла из себя жалкое зрелище. Приборы, книги, бумаги, валялись тут и там, электричество еще не включили. Растерянные сотрудники пытались навести порядок, подбирая с пола разбросанные детали.
— Никогда еще такого со мной не случалось! — Седой господин с римским профилем вдруг зло прищурился и сердито поджал губы. — Я перед тем как попасть к Пусику, проработал двадцать восемь лет в Христианских компаниях!
— Он презрительно, холодным взглядом посмотрел на копошащихся вокруг людей. Слово «христианских» было им подчеркнуто и выговорено яростно, отчетливо и по слогам. — И все было спокойно, безо всяких землетрясений! — Он с яростью бросил на пол пачку чертежей и с перекошенным лицом пошел к выходу. Бывшие советские специалисты, работающие на сборочном конвейере, по привычке испуганно втянули головы в плечи, а Донг неожиданно поднялся и пристально посмотрел на уходившего прочь белого человека. Он застыл, и его раскосые глаза, плоское лицо и приземистая фигура напомнили мне ироничные и молчаливые статуи Будды, тут и там встречающиеся путешественнику во влажных тропических азиатских джунглях.
Слух о пропаже шпинделей распространился быстро, затмив волнения, вызванные землетрясением, и в тот же роковой день я стал невольным свидетелем странной и слегка сюрреалистической сцены. Согласно указаниям Ефима, я был переведен работать в только что отремонтированный после переезда большой зал на первом этаже, в котором раньше располагался участок механической сборки. Просторная пустая комната со сверкающим белым пластиковым полом и такими же белыми стенами, освещенными бьющим с потолка ровным люминисцентным светом, слегка угнетала меня. Кроме принадлежащих мне стола, шкафчика, кресла и компьютера с экспериментальной серой жужжащей коробкой, в комнате решительно ничего не было.
Я сидел в углу, делая какие-то расчеты, когда в комнату вошли двое «бывших» : чернявый бывший заведующий лабораторией и седой бывший секретный ракетно-космический профессор. Головы их были как всегда втянуты в плечи, лица были, пожалуй, более мрачноватыми, чем обычно, но какая-то странность в их облике и поведении привлекла мой взгляд. Присмотревшись повнимательнее, я понял, кого они мне напоминали. Автоматическими, немного неровными движениями они передвигались вдоль ослепительно белых стен, изредка как по команде приседая на корточки и тщательно осматривая пластиковые плитки. Дойдя до угла комнаты, они изменили направление своего движения ровно на девяносто градусов и продолжили свой странный маршрут, сканируя пустое пространство комнаты. «Как роботы, — подумал я, — или как Зомби». При этой последней мысли я вспомнил когда-то прочитанную статью о мистической власти колдунов над душами и телами людей, и мне стало немного не по себе.
— Мужики, — с легким ужасом спросил я. — Вы чего?
— Леонид приказал, — глухим голосом ответил чернявый завлаб и посмотрел на меня отсутствующим, пустым взглядом. — Шпинделя ищем!
— Да вы чего, охренели, что-ли? Комната-то пустая абсолютно.
— Да мы ему сказали, — грустно прохрипел космический профессор, — а он ругается, орет. — Затрапезный вид плохо выбритого секретного специалиста немного меня успокоил. — Говорит, идите и делайте, что хотите, а шпинделя чтобы были найдены. Мы уж поищем еще немного, чтобы беды не приключилось…
— и потусторонняя парочка вознобновила свои странные маневры, от механического автоматизма которых мне незамедлительно снова сделалось неуютно. Я решил навести справки по поводу происходящих событий,
— Что это за странная история со шпинделями? — я подошел к потерянному доценту, подозрительным образом переехавшему в однокомнатную квартиру. В его функции как раз входило закрепление шпинделей на злополучном основании с непросверленными дырками.
— Да понимаешь, — доцент с испугом огляделся по сторонам и, убедившись, что никого из начальства поблизости нет, перешел на шепот. — После переезда провели инвентаризацию и недосчитались пятидесяти шпинделей. Но этого быть не может, я же знаю.
— Чистосердечное признание облегчит вашу участь! Лучше признайся, что спер, — хихикнул я, — ребенку для игрушек, крутить вместо волчка.
— Да чушь это! — доцент явно обиделся. — Украсть их никто не мог, они, кроме нашей компании, никому не нужны, да и не подходят. Эти шпиндели специально для Пусика одна фирма выпускает. И применения им нет никакого, разве что на металлолом. И, главное, что и потеряться они не могли — ведь мы каждого из них неделями ждем, а когда их привозят, сразу же как драгоценность на руках несем и на основании закрепляем. У нас же очередь машин на установку шпинделей стоит, кто же их в такой ситуации терять или переть будет?
— Так как же их тогда недосчитались?
— Наверняка ошибка в ведомости вышла, приписали где-нибудь в заказе лишний нуль или запятую не там поставили…
— А Ефиму это пробовали объяснять? — с удивлением спросил я.
— Да Леонид пытался, а он слушать не хочет. Орет, что все вокруг воры и подставками кидается. Он, — и доцент совсем понизил голос, — говорят, успокаивающие таблетки бросил пить. Да еще и сахар в крови подскочил, и на улице жарко, все один к одному. И за что это нам такое мучение…
Компания Пусика начинала напоминать разворошенное палкой осиное гнездо. Люди ходили испуганные, втянув головы в плечи, боясь глядеть в глаза друг другу, а особенно начальству. Леонид с подозрительным и многозначительным видом бегал по коридорам и комнатам, пытаясь выведать у сотрудников, кто и когда видел последние шпинделя и не выносил ли кто-нибудь из здания какие-либо предметы, завернутые в газету. Почему именно в газету, никто не понимал, но слова этого, небрежно оброненного президентом, все боялись как огня. В ближайший обеденный перерыв Борис оказался единственным, купившим очередной номер «Литтл Три Ньюз». Он с каменным лицом шуршал большими бумажными страницами, заполненными политическими страстями и рекламой, нагоняя какой-то мистический ужас на Пусиковский коллектив.
Ефим, сидя в своем кабинете, производил самостоятельное расследование, каждые десять минут взрываясь и проводя обобщения, наводившие на мысли о том, что пропавшие шпинделя являются первым звеном в цепи наступающих катастроф и тем самым являют собой симптом зловещий и поучительный. От него вываливались один за другим Борис, Андрей, пожилая, занимающаяся растущей горой бумаг женщина с сумасшедшими глазами, попавшийся под руку президенту чернявый бывший завлаб и уж совсем непонятно почему вице-президент огромной корпорации с золотыми запонками и блестящим кожаным чемоданом. Последний, видимо, из вежливости, не перебивал Ефима, покорно выслушивая поучительную историю о пропавших деталях, но, выйдя из кабинета, сильно покраснел, долго шептался с секретаршей и недоуменно моргал глазами, каждую секунду поправляя сбивающийся на сторону галстук.
Команда собралась на свое собственное мини-совещание, заняв для этой цели опустевший кафетерий.
— Проблема серьезная, господа! — Борис был мрачен, и в то же время лицо его освещала злорадная ухмылка, как будто наконец сбылись его мрачные предвидения, от которых до сих пор окружающим удалось отмахиваться. — Теперь вы видите, к чему нас привели академик и его кодло!
— Борис, Борис, — Леонид страдальчески поморщился. — Погоди ты, надо разобраться, кто их мог украсть.
— Господа, — Борис презрительно посмотрел на Леонида, — я наводил справки в Москве, я же вам рассказывал! Академик этот — элементарный махинатор и жулик. Он в России разворовал половину Института, а когда его оттуда вышибли поганой метлой, удрал сюда и продолжает свои делишки. Это же как дважды два. Жалко, что его в Москве посадить не успели. У нас же с недавнего времени начали происходить странные вещи. Крадут буквально все, ручки, бумагу, скрепки, липкую ленту, даже метки с надписью «Пусик». Не успеваем заказывать, как на следующий день все унесли!
— Борис, погоди. — Леонид покачал головой. — К сожалению, не так все просто. Шпиндели по-видимому начали пропадать больше двух месяцев назад, когда академика здесь еще не было.
— Был или не был, господа, я чувствую, что он в этом замешан! — Борис нахмурил брови. — У него могли быть и сообщники. Эдик, например, почему он неожиданно сюда приехал? Строит из себя идиота, а на самом деле присматривается по сторонам, ищет, что плохо лежит…
— Эдик мудак! — презрительно бросил Леонид. — Он до такого не додумается, мозгов не хватит. Я, Борис, больше склонен думать, что это наши русские, со сборки.
— Надо подумать, — Борис хищно оскалился, и глаза его загорелись недобрым огоньком. — Среди них много нечистоплотных людей, кто мог бы такое сделать? Тот из них, кто больше всего озлоблен на компанию, считает себя неудачником, получает мало. Да почти что каждый, у нас же одни бывшие профессора и доценты!
— Они люди жадные. — Леонид задумался. — Денег получают, прямо скажем, немного. Надо бы предложить Ефиму назначить премию за информацию о шпинделях. Наверняка в этой шайке кто-нибудь мог видеть, как их крали. Например, обратил внимание, что у соседа под столом газетный сверток лежит. Почему нет?
— К академику ниточки тянутся, помяните мое слово! — Борис, казалось, светился изнутри идейной убежденностью. — А с премией идея неплохая, на нее люди накинутся, как мухи на мед.
Слухи о премии распространились быстро, и я заметил, что бывшие советские специалисты еще больше втянули головы в плечи и, идя по коридору, старались не вращать головой, упершись взглядом в носки собственных туфель.
Проходя мимо центрального входа, я вдруг увидел, что дверь в компанию открыта настежь и в стоящий около входа грузовик несколько человек таскают картонные коробки с оборудованием.
— Вот так, на глазах у всех шпиндели прут! — пошутил я и тут же пожалел о необдуманной фразе. Пожилой бывший советский изобретатель с курчавой шевелюрой вздрогнул и укоризненно посмотрел на меня.
— Шучу, шучу! Да не смотрите вы на меня волком, — взмолился я, чувствуя неловкость. — Давайте я вам помогу.
— Вам, молодой человек, как я вижу, смешно. — укоризненно сказал он,
— А я, к вашему сведению, не пер никаких шпинделей. И вообще никогда в жизни ничего чужого не брал! — чувство юмора явно оставило его.
На следующее утро в компании произошло выходящее из ряда вон событие. Придя рано утром в кафетерий и запихивая в холодильник пакет с завтраком, я неожиданно заметил на стене странный листок. Листок этот висел между большим плакатом, обучающим работников компании правилам оказания неотложной медицинской помощи и другим плакатом поменьше, извещающим сотрудников о том, что любая дискриминация при приеме на работу, будь то по религиозным, расовым соображениям или просто по причине беременности, является нарушением закона.
Я подошел поближе. Листок оказался увеличенной ксерокопией карикатуры, вырезанной из какой-нибудь местной газетенки. На нем был изображен ковбой в широкой соломенной шляпе с дымящимся револьвером в руке, который с интересом смотрел под хвост лошадке, сделавшей подле себя на земле навозную кучу. В кучке испражнений художником были нарисованы какие-то чужеродные предметы, испускавшие свет, неумело изображенный толстыми штриховыми линиями, исходившими прямо из навоза. Чуть поодаль на земле лежал труп с распростертыми руками. Подпись под карикатурой гласила: «Билл, если бы я вовремя покопался в дерьме, я бы понял, что ты не крал мои золотые слитки!». К навозной куче была синей шариковой ручкой неровно проведена большая стрелка, над которой почему-то было нервно написано: «Pusik».
Полюбовавшись работой народного гения и преодолев возникший на секунду гадкий порыв сорвать листок и избежать тем самым неизбежного скандала, я хихикнул и ретировался, пустив события на самотек. Результаты не заставили себя долго ждать: расчет неведомого художника был точен. Все приезжающие в компанию сотрудники с утра заходили в кафетерий, загружая холодильник принесенной снедью. Начальство обычно избегало этого маршрута, так как пакетик с сосисками или котлетками, переложенный такими же пакетиками низшего звена, невольно принижал значимость и выделенность руководящей элиты.
Через полчаса компания начала слегка шушукаться.
— А ты видел? — шепотом спрашивали друг у друга люди, тщательно скрывая улыбку.
Леонид с решительным видом пулей промчался в кафетерий. За ним туда широкими шагами бежал Борис, сзади торопливо размахивая руками и сопя, шел Андрей.
— Дерьмо! — прошипел Леонид. — Это же надо такую гадость нарисовать!
— Он сорвал со стены листок и с омерзением начал рвать его на мелкие кусочки торопливыми движениями, как будто кто-то еще мог выхватить рисунок у него из рук и успеть его рассмотреть, сделав соответствующие выводы. Леонид сложил листок пополам, рванул его посередине, затем сложил четыре четвертинки вместе и снова разорвал их пополам, продолжая этот процесс до тех пор, пока в мусорную корзину не посыпался дождь мелких бумажных обрывков.
— Ефим, Ефим, может быть еще найдутся… — раздавался униженно-просящий голос Леонида.
— Ни хера не найдутся! — Ефим рычал по-настоящему страшно. — Пятьдесят штук, вашу мать! Спиздили шпинделя и все тут!
Я внутренне напрягся, так как крики обладали тембром, свидетельствующем о крайнем раздражении хозяина, и явно не обещали ничего хорошего. «Сглазил,»
— подумал я, так как только вчера с удивлением отметил про себя, что в течение нескольких последних дней Ефим был на редкость спокоен, даже умиротворен и почти не повышал голос. «Таблетки начал пить, — объяснил он мне как-то тайну своего благодушного настроения, — и ты знаешь, лучше себя чувствую. Да, помогает, раньше ночи не спал, просыпался и все о подставках думал, а теперь утром встаю, и голова свежая. Вам бы всем здесь попить таких таблеток, — назидательно продолжал он, — для производства было бы полезно.»
В последний раз Ефим поднял крик около двух дней назад, да и то какой-то неестественный и не вполне серьезный. Вокруг него в комнате, отделенной от большого сборочного зала высокими стеклянными окнами, стояла группка испуганных сотрудников, включая только что принятого на работу высокого и полного инженера с короткой стрижкой.
С этим новичком у меня произошел курьез. Я настолько привык, что все сотрудники, появляющиеся в компании, кроме секретарей и постоянно сменяющих друг друга толстеньких девочек, раскладывающих бумажки по полкам, разговаривают по-русски, что не мог даже представить, что появившийся в компании новобранец окажется американцем.
— Хэлло, — вежливо поздоровался он, столкнувшись со мной в коридоре.
— Доброе утро, — спокойно ответил я по-русски и заметил, что у нового сотрудника слегка удивленно поднялись вверх брови. — «Испугался, — уверенно подумал я. — Обработали товарища при приеме на работу, объяснили, что по-русски в компании ни-ни…»
О своей ошибке я узнал случайно, и мне стало неловко.
— Извините, что я обратился к вам по-русски, — постарался исправить я свою оплошность при первом же представившемся случае.
— Ну, что вы, — залетевший в компанию Пусика американец был смущен.
— Кстати, моя бабушка родом из Одессы, и я немного понимаю по-русски, так что вы были недалеки от истины.
Теперь внук одесситки проходил урок наглядной агитации и пропаганды. Ефим размахивал руками, краснел, рычал, даже для виду бросил несколько канцелярских принадлежностей на пол, но по ряду неуловимых деталей, жестов, движений, к которым люди, работавшие в компании Пусика были особенно чувствительны, можно было понять, что и рычание и ругательства, изрыгаемые президентом, не особенно страшны для окружающих.
— Что происходит? — на всякий случай спросил я покрасневшего Джона, выбежавшего из комнаты, в которой происходил разнос. — Что-нибудь серьезное?
— Нет, — Джон иронично посмотрел на меня, — это Ефим дает спектакль. Персональное представление для устрашения нового сотрудника.
— Ах, вот оно что…, — облегченно вздохнул я. Такого рода представления уже стали традицией: на вновь принятых сотрудников они мгновенно нагоняли страх, являясь чем-то вроде ледяного душа. По теории Пусика, душ этот обладал стимулирующим действием, активизирующим внутренние ресурсы организма новичка и заставляющим его с особенным рвением выкладываться на рабочем месте.
В отличие от того вялого, воспитательного, по инерции выходящего из глубины президента крика, сейчас Ефим кричал по-настоящему, так что в окнах резонировали стекла и люминисцентные лампы слегка мигали.
— Ефим, давай еще раз проверим, может быть, они при переезде потерялись? — Леонид, казалось, сам был напуган.
— Ни хера они не потерялись! Спиздили шпиндели и все! Под мышкой в газете вынесли! Завернули в газету и вынесли из компании два с половиной миллиона для подарка бабушке!
— Ефим, ну кому нужны шпиндели, да и как можно было их пятьдесят штук вынести? — лепетал Леонид.
— Я не знаю! — Ефим весь дрожал крупной, нервной дрожью, и лицо его было перекошено от злости. — Красному Китаю, вот кому! Найдут, кому их сбагрить! Не волнуйся, он один шпиндель вынес и себе автомобиль новый купил. Еще десяток вынес и взнос за дом выплатил!
— Ефим, я дам указание их хорошенько поискать.
— Да что толку искать? Надо не шпиндели, а виновников искать. Вообще, это полный крах! Это вы с Борисом во всем виноваты, никакого планирования нет, ни хера не делаете! Не найдете шпиндели, завтра же будете на улице, понятно?
Лицо Ефима, красное, искаженное, с открытым ртом вдруг застыло, как будто только что на экране вдруг застопорилась кинопленка и кадр неподвижно застыл… — Дом выплатил? — Ефим злорадно причмокнул губами. — Кто-нибудь у нас недавно дом покупал? — он пристально и с подозрением уставился на Леонида.
— Ефим, Ефим, Бог с тобой, что это ты такое говоришь? — засуетился Леонид, и лицо его приняло бледно-зеленый оттенок, — так это же семь месяцев назад было, и я ссуду брал, ты же знаешь.
— Ну, хорошо, хорошо, — недоверчиво буркнул Ефим, продолжая пристально глядеть на своего заместителя. — Я это так спросил, тебя в виду не имел. Кто-нибудь еще у нас недавно разбогател?
— Джон переехал в новый дом в Литтл-Три, но он вроде бы старый дом продал и наследство получил от своего дядюшки. — Леонид постепенно начинал розоветь, напоминая молочного поросенка.
— Наследство? — Ефим покачал головой. — Надо бы проверить, какое у него наследство. А из русских кто-нибудь не выпендривался?
— Из русских? — Леонид задумался. — Виктор снял однокомнатную квартиру вместо двухкомнатной…
— Ты чего, совсем охренел, что ли? — Ефим брезгливо скривился и с презрением посмотрел на Леонида. — Ведь шпинделей на два с половиной миллиона сперли!
— А может он специально маскируется? — неуверенно сделал дедуктивное умозаключение Леонид.
— Леонид, Листен, Листен, Листен, Листен, Листен! — Ефим снова перешел на крик и начал размахивать руками, но в этот момент произошло нечто совершенно странное и никем не ожидаемое. Белый, пластиковый, выложенный аккуратными плитками пол вдруг поехал под ногами вначале в одну сторону, потом в другую, раздался странный низкий басовый гул, одновременно с ним какой-то деревянный треск, мигнул свет, и с потолка посыпалась мелкая шелуха. Пол снова двинулся, и с полок, стоящих у стены, посыпались на пол коробки с подготовленными для производства платами.
— Землетрясение! — с ужасом вскричал Донг, неожиданно чисто выговорив это слово по-английски, вскочил со своего места, забыв о своих прямых служебных обязанностях, выпустил из рук проводки, и, пытаясь удержаться на ногах, начал прыжками передвигаться к лестнице.
Пол продолжал ходить взад и вперед, с потолка свалилось несколько пластиковых плиток, и мне стало жутко.
— На улицу, бегите, бегите, пока нас не раздавило! — в зале возник шум, и все, кто мог, повскакивали с рабочих мест и кинулись к выходу.
— Листен, Листен! — яростно продолжал Ефим, машинально схватившись за стол и продолжая удерживаться на ногах. — Я же тебя спрашиваю об элементарной вещи, а ты херню порешь! Это какой же мудак, чтобы скрыть, что спер два миллиона долларов, переезжает из большой квартиры в маленькую! И вот так вы с Борисом во всем! На производстве бардак, скоро девок с улицы начнете сюда водить и на приборах в рабочее время трахать! —Ефим явно не замечал происходящего и продолжал грозить кому-то пальцем, распаляясь все больше и больше. Пол продолжал ходить под ногами, и при входе в зал с грохотом повалился большой шкаф, забитый книгами и бумагами.
Леонид судорожно схватился за угол стены, согнув колени и пытаясь устоять на ногах, приоткрыв при этом рот в какой-то странной, обороняющейся и одновременно виноватой гримасе. Взгляд его затравленно скакал между Ефимом, падающими стеллажами и лестницей, по которой бежали вниз перепуганные сотрудники. Тело вице-президента жило своей автономной жизнью и изредка делало непроизвольные попытки сорваться с места и, невзирая на выговор начальства, броситься вон из ненадежного здания. Вот уже и корпус его подавался вперед, ноги принимали позицию бегуна перед стартом, но он тут же обмякал и застывал все в том же скорченном, полусогнутом и прикованном к стене положении.
— Куда они все бегут? — Ефим удивленно поднял брови. — Они что, все с ума посходили? — Пол к этому моменту уже совсем почти перестал качаться, еще пару раз дернулся и окончательно затих. — Что за бардак, почему шкаф уронили?
— Ефим, землетрясение.. — Леонид потихоньку начал переводить дух. — Давай выйдем на свежий воздух, а то не дай Бог еще раз тряхнет…
— Что за ерунда! — Ефим посмотрел на Леонида взглядом председателя КГБ, только что уличившим секретаря обкома партии в государственной измене.
— Что ты несешь, посмотри на себя! Я даже не почувствовал ничего. Это только бездельники к своим ощущениям прислушиваются, а когда работаешь, ничего вокруг не замечаешь. Да, да! По себе знаю. Ну, что ты стоишь, срочно верни всех людей на рабочие места! И поговори с Борисом, не заметил ли он чего-нибудь подозрительного недавно. — Ефим резким движением развернулся и, засунув руки в карманы и брезгливо переступая через рассыпанные детали, двинулся к выходу.
Люди, испуганные проявлением сил природы, медленно и с опаской возвращались назад, еще не вполне доверяя стабильности подозрительного пластикового пола. Компания представляла из себя жалкое зрелище. Приборы, книги, бумаги, валялись тут и там, электричество еще не включили. Растерянные сотрудники пытались навести порядок, подбирая с пола разбросанные детали.
— Никогда еще такого со мной не случалось! — Седой господин с римским профилем вдруг зло прищурился и сердито поджал губы. — Я перед тем как попасть к Пусику, проработал двадцать восемь лет в Христианских компаниях!
— Он презрительно, холодным взглядом посмотрел на копошащихся вокруг людей. Слово «христианских» было им подчеркнуто и выговорено яростно, отчетливо и по слогам. — И все было спокойно, безо всяких землетрясений! — Он с яростью бросил на пол пачку чертежей и с перекошенным лицом пошел к выходу. Бывшие советские специалисты, работающие на сборочном конвейере, по привычке испуганно втянули головы в плечи, а Донг неожиданно поднялся и пристально посмотрел на уходившего прочь белого человека. Он застыл, и его раскосые глаза, плоское лицо и приземистая фигура напомнили мне ироничные и молчаливые статуи Будды, тут и там встречающиеся путешественнику во влажных тропических азиатских джунглях.
Слух о пропаже шпинделей распространился быстро, затмив волнения, вызванные землетрясением, и в тот же роковой день я стал невольным свидетелем странной и слегка сюрреалистической сцены. Согласно указаниям Ефима, я был переведен работать в только что отремонтированный после переезда большой зал на первом этаже, в котором раньше располагался участок механической сборки. Просторная пустая комната со сверкающим белым пластиковым полом и такими же белыми стенами, освещенными бьющим с потолка ровным люминисцентным светом, слегка угнетала меня. Кроме принадлежащих мне стола, шкафчика, кресла и компьютера с экспериментальной серой жужжащей коробкой, в комнате решительно ничего не было.
Я сидел в углу, делая какие-то расчеты, когда в комнату вошли двое «бывших» : чернявый бывший заведующий лабораторией и седой бывший секретный ракетно-космический профессор. Головы их были как всегда втянуты в плечи, лица были, пожалуй, более мрачноватыми, чем обычно, но какая-то странность в их облике и поведении привлекла мой взгляд. Присмотревшись повнимательнее, я понял, кого они мне напоминали. Автоматическими, немного неровными движениями они передвигались вдоль ослепительно белых стен, изредка как по команде приседая на корточки и тщательно осматривая пластиковые плитки. Дойдя до угла комнаты, они изменили направление своего движения ровно на девяносто градусов и продолжили свой странный маршрут, сканируя пустое пространство комнаты. «Как роботы, — подумал я, — или как Зомби». При этой последней мысли я вспомнил когда-то прочитанную статью о мистической власти колдунов над душами и телами людей, и мне стало немного не по себе.
— Мужики, — с легким ужасом спросил я. — Вы чего?
— Леонид приказал, — глухим голосом ответил чернявый завлаб и посмотрел на меня отсутствующим, пустым взглядом. — Шпинделя ищем!
— Да вы чего, охренели, что-ли? Комната-то пустая абсолютно.
— Да мы ему сказали, — грустно прохрипел космический профессор, — а он ругается, орет. — Затрапезный вид плохо выбритого секретного специалиста немного меня успокоил. — Говорит, идите и делайте, что хотите, а шпинделя чтобы были найдены. Мы уж поищем еще немного, чтобы беды не приключилось…
— и потусторонняя парочка вознобновила свои странные маневры, от механического автоматизма которых мне незамедлительно снова сделалось неуютно. Я решил навести справки по поводу происходящих событий,
— Что это за странная история со шпинделями? — я подошел к потерянному доценту, подозрительным образом переехавшему в однокомнатную квартиру. В его функции как раз входило закрепление шпинделей на злополучном основании с непросверленными дырками.
— Да понимаешь, — доцент с испугом огляделся по сторонам и, убедившись, что никого из начальства поблизости нет, перешел на шепот. — После переезда провели инвентаризацию и недосчитались пятидесяти шпинделей. Но этого быть не может, я же знаю.
— Чистосердечное признание облегчит вашу участь! Лучше признайся, что спер, — хихикнул я, — ребенку для игрушек, крутить вместо волчка.
— Да чушь это! — доцент явно обиделся. — Украсть их никто не мог, они, кроме нашей компании, никому не нужны, да и не подходят. Эти шпиндели специально для Пусика одна фирма выпускает. И применения им нет никакого, разве что на металлолом. И, главное, что и потеряться они не могли — ведь мы каждого из них неделями ждем, а когда их привозят, сразу же как драгоценность на руках несем и на основании закрепляем. У нас же очередь машин на установку шпинделей стоит, кто же их в такой ситуации терять или переть будет?
— Так как же их тогда недосчитались?
— Наверняка ошибка в ведомости вышла, приписали где-нибудь в заказе лишний нуль или запятую не там поставили…
— А Ефиму это пробовали объяснять? — с удивлением спросил я.
— Да Леонид пытался, а он слушать не хочет. Орет, что все вокруг воры и подставками кидается. Он, — и доцент совсем понизил голос, — говорят, успокаивающие таблетки бросил пить. Да еще и сахар в крови подскочил, и на улице жарко, все один к одному. И за что это нам такое мучение…
Компания Пусика начинала напоминать разворошенное палкой осиное гнездо. Люди ходили испуганные, втянув головы в плечи, боясь глядеть в глаза друг другу, а особенно начальству. Леонид с подозрительным и многозначительным видом бегал по коридорам и комнатам, пытаясь выведать у сотрудников, кто и когда видел последние шпинделя и не выносил ли кто-нибудь из здания какие-либо предметы, завернутые в газету. Почему именно в газету, никто не понимал, но слова этого, небрежно оброненного президентом, все боялись как огня. В ближайший обеденный перерыв Борис оказался единственным, купившим очередной номер «Литтл Три Ньюз». Он с каменным лицом шуршал большими бумажными страницами, заполненными политическими страстями и рекламой, нагоняя какой-то мистический ужас на Пусиковский коллектив.
Ефим, сидя в своем кабинете, производил самостоятельное расследование, каждые десять минут взрываясь и проводя обобщения, наводившие на мысли о том, что пропавшие шпинделя являются первым звеном в цепи наступающих катастроф и тем самым являют собой симптом зловещий и поучительный. От него вываливались один за другим Борис, Андрей, пожилая, занимающаяся растущей горой бумаг женщина с сумасшедшими глазами, попавшийся под руку президенту чернявый бывший завлаб и уж совсем непонятно почему вице-президент огромной корпорации с золотыми запонками и блестящим кожаным чемоданом. Последний, видимо, из вежливости, не перебивал Ефима, покорно выслушивая поучительную историю о пропавших деталях, но, выйдя из кабинета, сильно покраснел, долго шептался с секретаршей и недоуменно моргал глазами, каждую секунду поправляя сбивающийся на сторону галстук.
Команда собралась на свое собственное мини-совещание, заняв для этой цели опустевший кафетерий.
— Проблема серьезная, господа! — Борис был мрачен, и в то же время лицо его освещала злорадная ухмылка, как будто наконец сбылись его мрачные предвидения, от которых до сих пор окружающим удалось отмахиваться. — Теперь вы видите, к чему нас привели академик и его кодло!
— Борис, Борис, — Леонид страдальчески поморщился. — Погоди ты, надо разобраться, кто их мог украсть.
— Господа, — Борис презрительно посмотрел на Леонида, — я наводил справки в Москве, я же вам рассказывал! Академик этот — элементарный махинатор и жулик. Он в России разворовал половину Института, а когда его оттуда вышибли поганой метлой, удрал сюда и продолжает свои делишки. Это же как дважды два. Жалко, что его в Москве посадить не успели. У нас же с недавнего времени начали происходить странные вещи. Крадут буквально все, ручки, бумагу, скрепки, липкую ленту, даже метки с надписью «Пусик». Не успеваем заказывать, как на следующий день все унесли!
— Борис, погоди. — Леонид покачал головой. — К сожалению, не так все просто. Шпиндели по-видимому начали пропадать больше двух месяцев назад, когда академика здесь еще не было.
— Был или не был, господа, я чувствую, что он в этом замешан! — Борис нахмурил брови. — У него могли быть и сообщники. Эдик, например, почему он неожиданно сюда приехал? Строит из себя идиота, а на самом деле присматривается по сторонам, ищет, что плохо лежит…
— Эдик мудак! — презрительно бросил Леонид. — Он до такого не додумается, мозгов не хватит. Я, Борис, больше склонен думать, что это наши русские, со сборки.
— Надо подумать, — Борис хищно оскалился, и глаза его загорелись недобрым огоньком. — Среди них много нечистоплотных людей, кто мог бы такое сделать? Тот из них, кто больше всего озлоблен на компанию, считает себя неудачником, получает мало. Да почти что каждый, у нас же одни бывшие профессора и доценты!
— Они люди жадные. — Леонид задумался. — Денег получают, прямо скажем, немного. Надо бы предложить Ефиму назначить премию за информацию о шпинделях. Наверняка в этой шайке кто-нибудь мог видеть, как их крали. Например, обратил внимание, что у соседа под столом газетный сверток лежит. Почему нет?
— К академику ниточки тянутся, помяните мое слово! — Борис, казалось, светился изнутри идейной убежденностью. — А с премией идея неплохая, на нее люди накинутся, как мухи на мед.
Слухи о премии распространились быстро, и я заметил, что бывшие советские специалисты еще больше втянули головы в плечи и, идя по коридору, старались не вращать головой, упершись взглядом в носки собственных туфель.
Проходя мимо центрального входа, я вдруг увидел, что дверь в компанию открыта настежь и в стоящий около входа грузовик несколько человек таскают картонные коробки с оборудованием.
— Вот так, на глазах у всех шпиндели прут! — пошутил я и тут же пожалел о необдуманной фразе. Пожилой бывший советский изобретатель с курчавой шевелюрой вздрогнул и укоризненно посмотрел на меня.
— Шучу, шучу! Да не смотрите вы на меня волком, — взмолился я, чувствуя неловкость. — Давайте я вам помогу.
— Вам, молодой человек, как я вижу, смешно. — укоризненно сказал он,
— А я, к вашему сведению, не пер никаких шпинделей. И вообще никогда в жизни ничего чужого не брал! — чувство юмора явно оставило его.
На следующее утро в компании произошло выходящее из ряда вон событие. Придя рано утром в кафетерий и запихивая в холодильник пакет с завтраком, я неожиданно заметил на стене странный листок. Листок этот висел между большим плакатом, обучающим работников компании правилам оказания неотложной медицинской помощи и другим плакатом поменьше, извещающим сотрудников о том, что любая дискриминация при приеме на работу, будь то по религиозным, расовым соображениям или просто по причине беременности, является нарушением закона.
Я подошел поближе. Листок оказался увеличенной ксерокопией карикатуры, вырезанной из какой-нибудь местной газетенки. На нем был изображен ковбой в широкой соломенной шляпе с дымящимся револьвером в руке, который с интересом смотрел под хвост лошадке, сделавшей подле себя на земле навозную кучу. В кучке испражнений художником были нарисованы какие-то чужеродные предметы, испускавшие свет, неумело изображенный толстыми штриховыми линиями, исходившими прямо из навоза. Чуть поодаль на земле лежал труп с распростертыми руками. Подпись под карикатурой гласила: «Билл, если бы я вовремя покопался в дерьме, я бы понял, что ты не крал мои золотые слитки!». К навозной куче была синей шариковой ручкой неровно проведена большая стрелка, над которой почему-то было нервно написано: «Pusik».
Полюбовавшись работой народного гения и преодолев возникший на секунду гадкий порыв сорвать листок и избежать тем самым неизбежного скандала, я хихикнул и ретировался, пустив события на самотек. Результаты не заставили себя долго ждать: расчет неведомого художника был точен. Все приезжающие в компанию сотрудники с утра заходили в кафетерий, загружая холодильник принесенной снедью. Начальство обычно избегало этого маршрута, так как пакетик с сосисками или котлетками, переложенный такими же пакетиками низшего звена, невольно принижал значимость и выделенность руководящей элиты.
Через полчаса компания начала слегка шушукаться.
— А ты видел? — шепотом спрашивали друг у друга люди, тщательно скрывая улыбку.
Леонид с решительным видом пулей промчался в кафетерий. За ним туда широкими шагами бежал Борис, сзади торопливо размахивая руками и сопя, шел Андрей.
— Дерьмо! — прошипел Леонид. — Это же надо такую гадость нарисовать!
— Он сорвал со стены листок и с омерзением начал рвать его на мелкие кусочки торопливыми движениями, как будто кто-то еще мог выхватить рисунок у него из рук и успеть его рассмотреть, сделав соответствующие выводы. Леонид сложил листок пополам, рванул его посередине, затем сложил четыре четвертинки вместе и снова разорвал их пополам, продолжая этот процесс до тех пор, пока в мусорную корзину не посыпался дождь мелких бумажных обрывков.