Торин Александр. Дурная компания

   Я понял, что грозовое облако уже накопило энергию, и вскоре следует ожидать громовых разрядов. Первые капли дождя прошуршали вечером того же дня, когда в комнату к академику неожиданно спустился Игорь. Он молчал, посапывая и переминаясь с ноги на ногу, и только маленькие острые глазки бегали из стороны в сторону за стеклами выпуклых очков.
   — Чем могу помочь, коллега? — осторожно спросил академик.
   — Так… Посмотреть пришел. Можно? — глазки Игоря снова быстро забегали.
   — Пожалуйста, пожалуйста.
   — А зачем это вы пружинки к подставке приделали?
   — Это мы, уважаемый, колебания изучаем.
   — Угу, — Игорь с таинственным выражением лица наклонился и начал осматривать установку. — Ничего у вас не получится, — поджав губы закончил он.
   — Это почему это? — академик удивленно посмотрел на гостя.
   — А потому! — неожиданно агрессивно выкрикнул Игорь, и лицо его приобрело выражение уверенности в своей правоте. — У вас основание плохо закреплено.
   — Да бросьте вы, коллега! — академик махнул рукой. — Детский сад, ей-богу! Это все равно, что отказаться от электрических лампочек на том основании, что при работе они нагреваются. А надо, Игорек, главное уметь видеть и несущественное отсеивать.
   — Ну, как знаете, — Игорь поджал, губы, и на лице у него появилось гадливое выражение. — Не хотите слушать, не надо. — Он вышел из комнаты, засунув руки в карманы.
   «Сейчас настучит Борису,» — понял я и расстроился. На всякий случай я решил проверить свою гипотезу и поднялся на второй этаж. Как и следовало ожидать, Игорь с видом заговорщика стоял рядом с Борисом и что-то ему объяснял. На лице вице-президента, изредко отхлебывающего холодную воду из пластикового стаканчика, с каждой секундой все яснее проступала хищная, кривая ухмылка.
   Настроение у меня вконец испортилось после того, как я стал невольным свидетелем разговора Ефима с Борисом. Началось все с того, что разъяренный Борис вышел с очередного совещания и наткнулся на президента. Ефим рассеянно подписывал какие-то бумаги, явно не понимая, что именно и зачем он делает.
   — Ефим, — Борис нервно теребил в руках пустой стаканчик. — Нам необходимо поговорить.
   — Ну что, опять про академика? — Ефим махнул рукой. — Листен, Листен, Борис, оставь их в покое. Пусть люди поработают.
   — Ефим, я больше не могу смотреть в глаза людям. — Голос Бориса приобрел металлический оттенок, он нахмурился, и лицо его приобрело строгий вид. — Ко мне подходят сотрудники и спрашивают: что происходит с подставками, почему не закончен проект.
   — Листен, Листен! — Ефим понемногу начинал раздражаться. — Ты мне брось, с подставками мы уже год возимся, и ничего не было сделано. Нуль, абсолютный нуль. Академик здесь всего пару месяцев, и уже какое-то понимание пришло. Это что за счет? С ума сошли, десять тысяч долларов за телефонные разговоры!
   — Ефим, между прочим ваш гость неоднократно звонит из компании по частным делам.
   — Ну и хрен с ним, пусть звонит. — Ефим зевнул. — Подумать только, какая сумма… Но он вроде бы понимает, где дырки делать, все рассчитал, померял.
   — Ефим, — жестко продолжал Борис, — то, что я видел своими глазами это не понимание, а подтасовывание фактов. Я не могу видеть, как люди получают зарплату ни за что! Вы посмотрите, они уже совсем с ума сошли, подвесили подставку на пружинках и колебания изучают.
   — Пружинки? Какие еще пружинки? Что они, с ума посходили? Вначале лазер приволокли, теперь пружинки? — Ефим повысил голос.
   — Они по-видимому хотят изучать деформации, — Борис явно почувствовал, что удачно попал в больную точку, — но ведь любому школьнику ясно, что однородного растяжения они таким путем не добьются. Это пустая трата времени!
   — Борис, спасибо что сказал. Это ты молодец, я всегда прошу людей приходить и говорить мне, если что-нибудь плохо. Я понимаю, ты переживаешь за дело. Правильно, что пришел, надо с ними разобраться, может в этих пружинках и есть какой-то смысл.
   — Мне кажется, этот Володя ничего не соображает.
   — Посмотрим… Да, щупленький он какой-то, с бородкой. — Ефим пожал плечами. — А ты обычно правильно в людях разбираешься, вот взять Эдика, я ведь на тебя злился, думал, что ты специально его уничтожить хочешь. А вышло так, что ты оказался прав. И Леня тоже молодец, сразу его раскусил. Ну, что поделаешь, старею, делаю иногда ошибки.
   — Главное, не допустить развала компании! — решительно вставил Борис, и голос его приобрел металлический оттенок.
   — Правильно, да я все понимаю. Ты сходи к ним, возьми Леонида или еще кого-нибудь, разберитесь хорошенько.
   — Хорошо, Ефим, — Борис склонил голову, как рыцарь, получающий государственное задание от короля.
   «Ох, не кончится это ничем хорошим» — подумал я с тяжелым сердцем, и тут же Борис, нервно дыша, как всадник перед боем, появился в моем закутке.
   — Пойдем к академику, — он был настроен решительно, и это чувствовалось по его грозному, жесткому тону. — Ефим просил меня разобраться с этими пружинками. Посмотрим на это вместе, а то я могу сорваться и наделать неприятностей, — он заиграл желваками на скулах.
   — А почему я? — малодушно попытался я увильнуть в сторону.
   — Для объективности. Ведь всем известно, что ты с академиком поддерживаешь хорошие отношения. Нам нужно составить для нас же самих полную картину происходящего, во всем разобраться и доложить Ефиму. Он меня только что об этом попросил.
   — Ну, хорошо, поговорим, — я с тяжелым сердцем встал со стула, предчувствуя неприятности, но еще не подозревая о последствиях своего коллаборационизма.
   Мы спустились по лестнице. В комнате с блаженной улыбкой сидел Володя, подкручивая свои пружинки. Академика и Олега на месте почему-то не было.
   — Зд-дравствйте, р-ребята, — Володя привстал со стула.
   — Нам надо поговорить, — холодно, по-английски произнес Борис. — Ефим попросил меня выяснить, что именно вы делаете с пружинами.
   — Х-хорошо, только д-давайте по-о-дождем Григория Семеновича, — Володя по инерции продолжал добродушно улыбаться.
   — Да, Борис, давайте встретимся, когда они вернутся, — вставил я.
   — Нет уж, — Борис злорадно оскалился. — Ты нам сейчас же все расскажешь.
   — Давайте подождем, — снова попытался сказать я, но Борис уже ощупывал установку. — Это что за идиотизм? — в ярости закричал он. — Рисуй схему на доске. — Он быстро сунул фломастер в руки ошеломленному Володе.
   — М-мы, — начал удивленный Володя, явно не ожидавший такого натиска,
   — ре-ре-решили приложить у-у-силия к подставке.
   — Вы что же, — Борис заскрипел зубами, — совсем круглые идиоты? Каков размер контакта?
   — Я т-точно не знаю. О-около п-пяти миллиметров. Н-надо прикинуть.
   — Прикинуть? Любой техник это знает! Должно быть пятнадцать! — Борис кинулся к книжным полкам и начал судорожно рыться в книгах.
   — Он чего, больной? — успел вставить удивленный Володя, с лица которого постепенно начала сходить улыбка.
   — Что-то в этом роде, — неуверенно буркнул я.
   — Вот, — Борис широко раскрыл книгу и сунул ее под нос Володе. — Вот! Смотри, сопляк! Пятнадцать миллиметров! — он трясся от злости.
   — Это н-не так уж и в-важно, — Володя удивленно смотрел по сторонам, не понимая, что происходит.
   — Неважно? Это для тебя с твоим академиком неважно! Как вы измеряете напряжения? — Борис сжал кулаки.
   — М-мы ра-а-стягиваем п-пружины, — от волнения парнишка начал жутко заикаться. Казалось, этот физический недостаток только больше раззадорил Бориса.
   — Недоумок ты и твой учитель! — громко заорал он. — У вас вся система перекосится. Что же вы, кретины, этого не понимаете? Чем вы тут вообще занимаетесь! — Борис сжал кулаки и нервно забегал по комнате, как волк в клетке.
   Я в ужасе смотрел на происходящее. — Ведь действительно может перекоситься, Борис прав. — с тоской подумал я. — С этим еще отдельно придется разбираться. Как же он так на лету все громит, что и возразить даже нечего? И ведь подгадал, пришел, когда Володя останется один.
   — Это что такое здесь происходит? — в комнату вошли академик с Олегом. Они с удивлением, не веря своим глазам смотрели на происходящее.
   — Ефим меня послал разобраться с вашей работой. — Борис сжал губы. — Мы не можем больше терпеть того, что ваша группа транжирит деньги компании.
   — Что же это вы, коллега, позволяете себе врываться в чужую лабораторию в отсутствие ее руководителя, да еще разносить сотрудников. Я вас попрошу, уважаемый, соблюдать этику! — издевательски произнес академик.
   — Это где ты, мудак, видел чужую комнату! — заорал Борис по-русски.
   — Что это за чужие и свои комнаты в компании, которая тебе неизвестно за что платит деньги?
   — А я попрошу вас мне не тыкать!
   — А ты мне не указывай, старая сволочь, как мне разговаривать!
   — Борис, — с ужасом начал я.
   — Выйдите сейчас же отсюда! — зашипел академик. — И вы тоже. — эта часть фразы уже была обращена ко мне.
   — А ты не командуй, куда нам выходить! — неожиданно развязно, с наглыми интонациями заявил Борис.
   — У-би-рай-тесь вон! — раздельными слогами произнес академик.
   — Ты об этом пожалеешь, старый идиот! — Борис неожиданно смачно плюнул на пластиковый пол, прямо под ноги академику и, сжав кулаки, ушел.
   — А от вас я такого не ожидал! — Академик с презрением посмотрел на меня.
   — Я вам сейчас все объясню, все случайно получилось.
   — Случайно можно и подлость совершить, так что потом не отмоетесь. Я не желаю с вами об этом разговаривать, — академик повернулся.
   Так гадко я не чувствовал себя уже давно. В груди было тесно, стыд душил и не давал глубоко вдохнуть. "Надо было сразу же повернуться и уйти.
   — думал я. — Наверняка Борис специально все рассчитал, вычислил когда можно застать Володю в одиночестве, заранее узнал, на чем его поймать и пригвоздить кнопками к стенке и заодно меня обвалять в дерьме."
   Поток моих горьких мыслей был прерван стоящим на лестничной клетке Борисом, уже успевшим наполнить пластиковый стакан холодной водой и явно поджидавшим меня. Лицо его пошло красно-белыми пятнами, на лбу выступили мелкие капли пота, и в глазах сквозило какое-то странное, жестокое и одновременно садистское выражение.
   — Нам надо прогуляться, — сказано это было тоном, не допускающим возражений, и он распахнул дверь на улицу.
   — Мне не до разговоров сейчас, с меня на сегодня достаточно, — содрогнулся я.
   — Я погорячился, и мне очень важно сейчас узнать, что ты думаешь об их работе. Может быть, я был неправ?
   — Надо было вначале разобраться, а потом скандалить.
   — Я не должен был так поступать, — тон у Бориса неожиданно стал мягким и даже немного виноватым, и он сделал приглашающий жест рукой. — Может быть, в этой идее и есть какая-то изюминка.
   «Идти или не идти? — думал я. — Вдруг он еще какую-нибудь гадость замыслил? Даже наверняка, он всегда просчитывает свои ходы.»
   — Учти, что мы должны вместе пойти сегодня к Ефиму и все ему рассказать. — Борис перешел на прежний, холодный и официальный тон.
   — О том, как ты скандалил? — я решил выйти на улицу.
   — Но ты же видел, — Борис скривился, — этот любимый ученичок академика полный мудак. Он не мог открыть справочник и назвать мне точное число. Я не считаю себя специалистом в этой области, но знаю явно больше, чем академик и этот недоделанный юродивый вместе взятые.
   — Но почему, почему надо уничтожать людей? Сейчас ты сам признаешь, что погорячился. Пусть они поработают хотя бы две-три недели, потом все соберутся и будут обсуждать результаты.
   — А ты знаешь, во что это обходится компании? — Борис уже приготовился считать. — Один час работы …
   — Я знаю, знаю. И Ефим это тоже прекрасно знает.
   — Это все оттого, что Ефим сделал ошибку, пригласив сюда непроверенных людей. Посмотри, теперь проект стоит на месте, и для компании это позор! Не говоря уже о материальных убытках. Я, конечно, погорячился. Сам не пойму, что на меня находит, — Борис поджал губы. — Никогда бы не подумал, что я могу плюнуть на пол перед пожилым человеком. Я даже попрошу у академика извинений.
   — Но неужели нельзя спокойно поговорить, не нападая, и сделать свои выводы?
   — Когда я вижу какую-то недобросовестность в работе, я начинаю выходить из себя. Особенно когда вижу лженауку. — Голос его приобрел совершенно чугунный и громовой оттенок, а глаза блеснули неистовой убежденностью в своей правоте.
   — Так что, ты считаешь, что наш академик занимается умышленной подтасовкой результатов? Это же чепуха. Я допускаю, что он может ошибаться, но в искренности его я не сомневаюсь.
   — А как же изгибы? — Борис торжествующе посмотрел на меня. — Ведь ты же сам понимаешь, что они могут произойти.
   — Согласен, могут. Но люди только начали собирать установку, нельзя же сразу предусмотреть все возможные недостатки.
   — Неужели ты не понимаешь? — Борис нахмурился. — Они обязаны были все предусмотреть. У меня сердце болит, — он для виду подержался рукой за грудь, — когда я вечером выхожу на улицу, фонари уже зажглись, прошел еще один день, а проект стоит на месте. А этот прохвост и жулик со своим любимым учеником транжирят время и деньги, да еще и Ефиму байки рассказывают! — Неожиданно Борис зло и обильно сплюнул на тротуар. — И Ефим это начинает понимать. В один прекрасный день у него откроются глаза, и тогда академику и твоему другу, Олегу, несдобровать. Я хочу тебя предупредить, академик тебя уже не простит.
   — Почему? — удивленно спросил я.
   — А потому! — Борис со снисхождением посмотрел на меня. Весь его вид выражал брезгливое сочувствие недалекому и наивному дурачку, не видящему ничего дальше своего носа. — Неужели ты даже этого не понимаешь? Он когда почувствует, что его уличили в недобросовестности, сделает все, чтобы тебя уничтожить как опасного свидетеля. Ты думаешь, почему он так меня ненавидит? Да потому, что я его сразу раскусил. Я тебе это говорю не по дружбе, а потому, что считаю тебя полезным для компании. — Борис поджал губы, и лицо его приобрело неприступный вид. На минуту наступило молчание.
   «Ну ничего себе, приехали…» — подумал я.
   — Я считаю, мы должны пойти к Ефиму и объективно обрисовать ситуацию. Надо рассказать все, что видели, про изгибы, недостатки конструкции. Нарыв лучше вскрывать, пока он не успел нагноиться, это же очевидно! Кроме того, это особенно важно для тебя, — он многозначительно посмотрел на меня, — учитывая, что это ты пригласил в компанию Олега!
   — Хорошо, пойдем, — я на секунду задержал дыхание. «Вербует», — пронеслось в голове. — Только учти, я буду действительно объективен в меру того, насколько понимаю ситуацию.
   — Безусловно! — Борис поднял брови как оскорбленный испанский гранд, всем своим видом показав, что иного ответа он и не ожидал.
   Ефим сидел в своем кабинете и с аппетитом кусал большое зеленое яблоко.
   — Вот, — он усмехнулся, — единственное удовольствие, которое мне осталось в жизни. То нельзя, это нельзя, врачи запретили. Ну что, делегацией пришли? Хорошо. Поговорили с академиком? Какие выводы?
   — Ефим, — Борис напрягся и даже выпрямился. — Я сорвался и устроил скандал, не выдержал, — с честным видом пионера, доносящего на своих родителей в ЧК признался он.
   — Ну это ты зря, не надо было. — Ефим поморщился. — Ну а по работе?
   — У меня крайне негативное впечатление. Я считаю, что академик и Володя в профессиональном плане совершенно безграмотны. Эта группа просто тратит время впустую и транжирит деньги компании.
   — А чего они там склепали? — Ефим откусил большой кусок от яблока.
   — Какую-то ерунду, — Борис поморщился. — Идиотизм полный, этот Володя подкручивает пружинки, а невооруженным взглядом видно, что у них возникают огромные изгибы.
   — Возникают? — Ефим, продолжая жевать, смотрел на меня с некоторой иронией.
   — Могут возникнуть, — скрепя сердце ответил я. — Но насколько они существенны для результатов, надо разбираться отдельно. И вообще, я совсем не уверен, что все, что они делают, это ерунда.
   — Ефим, — Борис сверкнул глазами, — этот Володя не знает элементарных вещей. Даже я знал, каков размер контакта, а он несет полную ерунду.
   — Не знает? — нахмурился Ефим. — Да, он такой странноватый. Но ничего, пусть они поработают, посмотрим.
   — Ефим, — начал я. — Я думаю, что если вы озабочены результатами работы, то академику и его группе надо дать возможность спокойно работать, без скандалов и расследований, и только затем обсудить результаты.
   — Листен, Листен, Листен! — Ефим нахмурился. — Ничего, я не зря это сделал! А тебе спасибо за то, что сходил с Борисом. Этих ученых надо иногда за яйца дергать, иначе они херню начинают пороть. А так они поняли, что за их делами тоже присматривают. Ничего, это им полезно будет, будут в следующий раз себя перепроверять. — Ефим довольно откинулся в кресле и выбросил огрызок яблока в мусорную корзину. — Нервы у них крепкие, ребята выдержат. Они толковые ребята, правда? Да, да! — Ефим скривился и посмотрел на Бориса, на строгом лице которого при этих словах возникла кривая ухмылка.
   — Толковые, поверь мне! Вот он, — Ефим кивнул в мою сторону, — тоже так считает. Но что поделаешь, жизнь такая, только расслабишься, как тебя сразу же съедят. Я же не нарочно. Вот с дырками они не выяснили, а мне сегодня знакомый позвонил и сказал, что конкуренты похожую подставку выпускать начали. А если бы мы все тщательно проверили, мы бы их уже за пояс заткнули. Миллионов десять потеряли, так что это вам не Академия наук!
   После этого разговора я твердо решил предупредить академика о странных поворотах настроения босса и больше ни во что не вмешиваться. — Только бы дождаться вида на жительство и уйти работать куда угодно! — думал я. — Или бросить все и уехать прямо сейчас назад?
   Я посмотрел на часы. В Израиле занималось раннее утро, и я представил себе, как по склонам горы, усыпанной белыми камнями и поросшей кипарисами спускается утренняя прохлада и кукушка заунывно поет свою песню, а на горизонте разливается заря и голубеет Средиземное море. В этот час внизу на улице всегда появлялся первый автобус, за рулем которого сидел весельчак-водитель, пристающий к садящимся девушкам, делающий им комплименты и пьющий из большой глиняной чашки дымящийся кофе…
   Я схватил листок бумаги и быстрыми, нервными движениями от руки написал на нем письмо директору факультета. Провожая меня в Америку, он обещал, что мое место в университете будет формально сохранено в течение двух лет. Факс запищал, и листок с моими каракулями, подсвеченными зеленоватым светом, уполз в пластмассовые внутренности машины. — Все, дело сделано, — с облегчением подумал я, все еще не веря сам себе. — Вернусь на факультет и забуду обо всем. Буду ночами просыпаться в кошмарных снах и вытирать пот со лба! Эта мысль меня развеселила, и я решил напоследок рассказать академику обо всем.
   Когда я зашел в комнату, в которой сидел академик со своими учениками, в ней воцарилось тяжелое молчание.
   — Вы можете продолжать на меня обижаться, — решительно начал я. — Единственный способ остановить Бориса был с ним подраться.
   — Вы могли настоять на том, чтобы не допрашивать Володю без меня! — академик явно уже немного успокоился.
   — Я же объясняю, не мог я его остановить, он был как паровоз, сошедший с рельсов.
   — Ну, хорошо, это ваше дело. Мне очень жаль, честно говоря, я думал, что вы меня поддержите. Почему вы даете этому подонку издеваться над людьми, когда Ефим сам все время его поносит. Это что, кто сильный, тот и захватывает власть? Так что ли?
   — Вот я по этому поводу и пришел. — Я замялся, не зная, как лучше изложить сложившуюся ситуацию. Олег с интересом прислушивался. — Видите ли, опыт моего общения с Ефимом убедил меня, что он плохо контролирует свое поведение и меняет свое мнение по нескольку раз на день. И вообще, он человек настроения. Сегодня он вас безоговорочно поддерживает, а через десять минут ему сообщают про то, что конкуренты уже выпустили аналогичную подставку, и он подсылает к вам Бориса…
   — Вот уж никогда не поверю! — академик возмутился. — Ефим
   —порядочнейший человек. Ну да, больной немного, нервный.
   — К сожалению, я сам это слышал, своими ушами. В общем, считайте, что я вас предупредил.
   — К-какие-то в-в-ы здесь странные — вступил в разговор Володя. — Н-никогда такого не видел.
   — Я тоже. — Мне стало тоскливо, и я вышел в коридор. Олег вышел за мной.
   — Не переживай, — грустно сказал он. — Ты просто попался в ловушку. Считай, что это была твоя очередь искупаться в дерьме. Ты еще легко отделался. Ты знаешь, я начал себя здесь ловить на том, что, когда в комнату кто-нибудь заходит, я втягиваю голову в плечи и боюсь повернуть голову. Ведь я из комнаты выйти боюсь, эта команда меня вокруг обложила, допытываются, что к чему. Я уже несколько недель ночами не сплю, лежу, ворочаюсь. Честно говоря, никогда не думал, что со мной такая трасформация психики может произойти…
   — Да, — я глубоко вздохнул. — Ты знаешь, я решил не дожидаться всех этих грин-карт, а махнуть назад в Израиль. Пошли они все к черту.
   — Ты что, с ума сошел? — Олег расстроился. — У тебя там ни кола ни двора, а здесь хотя бы зарплата нормальная.
   — Да пусть они подотрутся этими погаными деньгами, — я начал распаляться. — Я уже давно себя такой скотиной не ощущал.
   — Ну, смотри, я бы подождал на твоем месте. — Олег нахмурился. — Впрочем, я сам не знаю, что мне делать. Наверное, тоже придется возвращаться, только в Москву. Детей жалко, они только здесь привыкать начали, им в школе нравится.
   — Ну, почему, работай, пока можно.
   — Ты понимаешь, — Олег прикусил губу. — У меня единственный выход: принять чью-то сторону. Ну, не мог же я примкнуть к Борису? А ты знаешь, в чем ужас? Борис не так уж и неправ, с этими пружинками ситуация сложная, надо еще долго разбираться, слишком много всяких искажений. Так что, я чувствую, что кончится это для меня и для академика плохо.
   На душе у меня заскребли кошки и продолжали скрести в течение последующих дней. Несколько дней из Израиля никакого ответа не приходило, а затем пришло письмо с туманными намеками на финансовые затруднения и с неопределенными просьбами подождать с окончательным решением до устранения последних. Мой патриотический порыв начал затухать и был окончательно загашен безымянной сотрудницей Израильского консульства.
   Наши темно-голубые, открывающиеся справа налево паспорта собирались истечь, и мы благоразумно послали их в консульство на продление. Почему-то после этого наступило длительное затишье, и мне пришлось висеть на телефоне и выяснять судьбу пропавших документов. К телефону подошла хриплая гражданка, которая долго не могла понять, чего я хочу, с кем-то консультировалась и вдруг заявила, что продлить паспорта не может.
   — Почему? — испуганно спросил я.
   — Иностранные паспорта, выданные бывшим гражданам СССР, подлежат продлению только на территории исторической родины.
   — На каком основании? — возмутился я.
   — У нас новая инструкция из Министерства Внутренних Дел. — недовольно заявила дама.
   — Верните хотя бы непродленный паспорт! — взмолился я.
   — Мы не имеем права этого сделать, — злорадно прохрипела женщина. — Если вы возвращаетесь на родину, приходите, и мы выдадим временный документ на въезд в Израиль.
   — Но почему, мы же ничего не нарушали! Это издевательство над законами! — я начал злиться.
   — Нечего возмущаться, — закричала дама. — У нашего маленького государства и так слишком много проблем с русскими эмигрантами! — она бросила трубку, и я почувствовал, что связан с компанией Пусика, оформившей для меня рабочую визу в Америке, прочными металлическими канатами.
   Володя тем временем достиг совершенства в обращении с пружинками и накануне отъезда решил продемонстрировать Ефиму свои успехи.
   — Хорошо, неплохая идея. — Ефим был настроен вполне доброжелательно.
   — Ничего, ты даже выглядеть лучше стал, аккуратненький такой. Нам люди нужны, думаю с тобой все нормально будет. Так что давай, оставляй копии всех твоих документов, оформим тебя и приедешь работать. Я ведь обещал, что научную группу создам. — Ефим махнул рукой в сторону академика.
   — Спасибо, Ефим! — Володя даже перестал заикаться.
   — Да не за что, — Ефиму было явно приятно почувствовать себя меценатом. — Я чувствую, скоро с визами станет гораздо сложнее, надо пока не поздно людей перетаскивать.
   — Ефим, это здорово! — Академик торжествующе посмотрел на меня. — Ты знаешь, мы закончим с отверстиями и начнем прорабатывать другие идеи. У меня несколько проектов лежит в столе, из них могут получиться прекрасные вещи.
   — Да, — Ефим неопределенно махнул рукой куда-то в сторону. — Посмотрим, мне сейчас главное производство на полную катушку запустить. А то мы отстаем, могли бы в два раза больше заработать, — он рассеянно поглядел на Володю, академика и вышел из комнаты. Вскоре из-за стены раздался крик президента и шум падающих предметов.
   — Вот видите, я же говорил! — академик был воодушевлен. — Все будет в порядке! Смотрите, Борис больше к нам не заходит, Ефим пригласит Володю.
   «Эх, хорошо, если бы было так», — подумал я. Подозрения мои сбылись примерно через неделю, когда я обнаружил, что в кабинете Ефима сидит команда в полном составе.