Торин Александр. Дурная компания

   — Успокойся, — Андрей сочувственно, с любовью в глазах, посмотрел на Бориса. — Пожалуйста, не нервничай из-за идиотов. — Он взял Бориса за руку чуть выше локтя и дружески погладил его по спине. — Успокойся, Боря!
   — Со мной все нормально! — Борис вдруг перешел на английский и с ненавистью посмотрел на Андрея.
   — Успокойся, — с нежностью продолжал Андрей, похлопывая Бориса по плечу. Борис резким движением высвободился.
   — Я сказал, со мной все нормально! — громовым, дрожащим от злости голосом прокричал он. — Я не маленький ребенок, чтобы ты меня утешал! И не прикасайся ко мне, слышишь?
   Андрей опешил. Он явно не ожидал такого от друга юности и от удивления раскрыл рот. На лице его сменилась целая гамма переживаний — обида, недоумение, испуг и снова любовь и нежность.
   — Я же хотел как лучше, — промямлил он и пожал плечами.
   — Боря, Боря, — снова вмешался Леонид. — Давай подождем день-другой, пусть все станет на свои места. Говорят, этот академик друг молодости Ефима, так что не лезь на рожон. А по поводу Эдика ты прав, он полный идиот, я думаю и Ефиму это ясно. Я предлагаю перевести его с инженерной должности в техники и поставить на производство. Пусть помогает чинить старые системы.
   — Ходит на работу в джинсах и кроссовках! — Бориса продолжало трясти.
   — А этот академик приехал в каких-то стоптанных ботинках и со значком Ломоносова в лацкане. Еще бы ордена свои нацепил! Ходит с папкой для бумаг, а на блокноте у него написано «Полевой дневник»!
   — Да, это мы упустили. — Леонид поморщился. — Я и сам, признаться, не знаю, зачем Ефим его позвал, и думаю, что это ничем хорошим не кончится. Андрей, давай-ка объясни ученому, что к чему, давай, действуй!
   Андрей, на которого только что возложили важное задание, напыжился и подошел ко мне.
   — Так, ты из нас ближе всего был ко всяким ученым. Ты уже видел академика?
   — Да, Ефим водил кого-то с утра.
   — Прекрасно, сейчас отвезем его на обед. Надо ему рассказать о традициях, принятых в нашей компании.
   — Надеюсь, ты не повезешь его покупать полосатые рубашки со складочками?
   — Опять ты за свое! — Андрей обиделся. — Я же для него лучше сделать хочу. Хороший совет еще никому не мешал!
   Я согласился. Через пять минут мы уже познакомились с академиком, оказавшимся приятным и остроумным собеседником, и сели в машину.
   — Вы в первый раз в Америке? — гордо спросил Андрей.
   — Нет, Андрюша, я несколько раз бывал здесь, но всегда на другом побережье.
   — Здесь у нас, — Андрей напыжился, — мировой центр науки и технологии. Так что считайте, что вы были в глухой провинции и не видели настоящей цивилизации.
   — Ну вы даете, Андрюша! А Нью-Йорк, а Принстон, а Кэмбридж…
   — У нас уже есть один сотрудник из Кэмбриджа. — Андрей презрительно скривился.
   — Это вы бросьте, старик! Вы про Эдика что-ли? А вы знаете, что я его еще в Москве знал, и он очень талантливый ученый. Вы по внешности не судите, вы тоже могли родиться с капризным голосом…
   — Я не знаю, какой он там ученый, — Андрей скривил губы, — а вот программист он бездарный.
   — А с чего вы это взяли? — Академик удивился.
   — Это мнение Бориса, — Андрей произнес эти слова с гордостью.
   — Ну, батенька, при чем тут Борис, так ведь можно кого угодно охаять. Надо же свою голову на плечах иметь.
   — У нас в компании, — Андрей поджал губы, — у Бориса очень высокая репутация. И потом, он мой лучший друг, и я ему абсолютно доверяю.
   — Ну удивили, подумаешь …. — Академик засмеялся.
   — Я бы не смеялся на вашем месте. — Андрей явно обиделся. — Учтите, что разработки Бориса принесли компании многие миллионы долларов.
   — Андрей, извините. — академик нахмурился. — А вам не показалось, что Ваш, так сказать, лучший друг, недолюбливает евреев, к которым, если не ошибаюсь, относитесь и вы.
   — Это абсолютная чушь! — вскричал Андрей. — Мы с ним лучшие друзья с детства, и я никогда ничего подобного не слышал! Боря глубочайший интеллигент и очень порядочный человек! Да если хотите знать, у него куча друзей евреев!
   — Нет, что вы, — академик смутился. — Простите. Я совсем не хотел вас обидеть. Мне могло и показаться, я ничего не утверждаю. Только вот как-то странно получается, что я провел с ним всего один день и уже услышал кое-что неприятное.
   — Давайте лучше о деле. — Лицо Андрея приобрело деловое выражение. — Я бы хотел дать вам несколько полезных советов.
   — Да, конечно, я здесь человек новый, порядков местных не знаю…
   — Во-первых, в компании говорите только по-английски. Ну, во всяком случае старайтесь говорить, это и вам будет полезно.
   — Да, — академик вздохнул, — немецким я свободно владею, а с английским немного туговато.
   — Ну, знаете, на немецком у нас в Америке не разговаривают, — фыркнул Андрей, всем своим видом давая понять, что владение иностранным языком, отличным от английского, отнюдь не является чем-то особенным, а тем более полезным. —Во-вторых, я не знаю, заметили вы или нет, у нас в компании принято прилично одеваться. Нет, я ничего не хочу сказать, у вас нормальный костюм, но вот ботинки следует обновить. И рубашка должна быть вот такой, как у меня или у него, — Андрей кивнул в мою сторону, — с полосочками и со складкой сзади.
   — Это что у вас, форма одежды? — со смехом переспросил академик. — Странно, а я в прошлом году читал лекции в Нью-Йорке в шортах и в футболке, и все профессора были одеты примерно так же.
   — Я не знаю, как там в Нью-Йорке, а у нас ходить на работу в шортах считается неприличным. Вы сейчас живете у Ефима? Квартиру обязательно снимайте в Литтл-Три, там живут приличные люди. И, кстати, купите себе новую машину…
   — Стойте, стойте! — академик смеялся. — Это что, устав Советской Армии или школа молодого бойца? Ребята, мне жалко на вас смотреть, молодые, талантливые, что вы создаете себе какие-то формальности и табу? Я уверен, что Ефим ничего такого вам не говорил. Живите свободно, дышите полной грудью, работайте, наслаждайтесь каждым днем. Вы не представляете даже себе, насколько вам повезло оказаться здесь и спокойно работать…
   — Мое дело вас предупредить, — сухо сказал Андрей. — А вы решайте как знаете.
   Обед сопровождался потоком поучений и полезных советов, изредка прерываемых воспоминаниями Андрея о своей правозащитной деятельности в Москве, о том, как он участвовал в митингах и демонстрациях, ходил с плакатами и даже был арестован. Академик немного сник от этого потока информации и только изредка вставлял ироничные комментарии.
   — Типичный Совок! — Андрей с презрением выпятил губы, когда мы вернулись с обеда.
   — Послушай, с чего ты это взял? — я возмутился. — Приятный, умный человек без комплексов. Послушай, он же тебе и мне в отцы годится. Не говоря уже о том, что он крупный ученый, академик, а ты его поучаешь как ребенка.
   — Ученый, — Андрей сморщился как будто проглотил лимон. — В России никаких ученых не было, одни бездельники.
   — Ты это брось повторять чужие фразы. Почему ты думаешь, что вы все высшие существа?
   — От моей работы компания получает огромную прибыль, — Андрей обиделся.
   Неожиданно у меня в голове возникла абсурдная модель, и я начал ее развивать:
   — А ты попробуй влезть в чужую шкуру. Представь себе, что ты тридцать или сорок лет проработаешь в Америке, разрабатывая свои приборы. Станешь великим инженером, а у них начнется последняя стадия Общего Кризиса Капитализма. Тебя же, падлу, учили научному коммунизму в институте, не забыл еще мудрость партии? И вот все, песнка спета, великая страна технологии рухнула, производства закрываются. А Россия тем временем очистила перышки, напродавала мехов, леса, алмазов и нефти и стала богатой, как арабские эмираты. Делать им не хера, все товары ввозят из Японии, а сами одна сплошная Академия Наук. Симпозиумы проводят, книги пишут, Нобелевские премии хватают. А тебе, паразиту, молока не на что стало купить, ты все бросаешь и приезжаешь в Москву. Паспорт-то у тебя не отобрали, ты же не в Израиль уезжал, а в Америку, да еще по контракту. И вот приехал ты и сажают тебя в какой-то Институт, встречает тебя мальчик такой русский, маленький, а нахальный: «Дедуся, у нас ходют в шортах и в сандалиях, так что ботиночки свои кожаные спрячь, не позорься. Ты нам, дедуся, помоги, у нас проблемка, для начала реши-ка нам параболическое уравнение второго порядка с квадратичным нелинейным членом. А то небось в Америке совсем мозги проржавели.» Ты пыхтишь, потеешь, уравнения ты еще в институте забыл как решать, и говоришь: «А может вам схему какую разработать?», а они смеются и говорят: «Мудак, ни хера не соображает, пусть лучше сортиры научным сотрудникам чистит…»
   Я увлекся. Андрей слушал меня внимательно, слегка приоткрыв рот, и, казалось, проникся патетикой происходящего, тем более что я попал в точку — уравнений он никогда в своей жизни не решал.
   — Ну ладно, — он махнул рукой. — Я могу быть и неправ. Ну, академик, ну член-корреспондент, какая разница… Давай не будем ссориться, в конце концов пусть с ним Ефим сам разбирается.
   Я поднял глаза. Ефим как раз шел навстречу нам, явно с желанием поговорить. За ним угодливо семенил Леонид, будто склонившись в почтительном полупоклоне.
   — Листен, Листен! — Ефим смотрел на нас с Андреем, как будто пытался вспомнить что-то важное. — У нас проблема с этим, ну как его зовут? Ну да, с Эдиком. Что такое, все на него жалуются, Борис говорит, что он за месяц ничего не сделал. Что же он меня обманул? «Дядя Ефим, я сделаю, я справлюсь!» У нас же не богадельня, Борис прав. И Леонид сегодня приходил, жаловался на него. Все, раз он такой умный и книжки читает, пусть идет на сборку. Будет проверять сломанные системы. Переведем его в техники. Более того, если, например, он все починит, мы его поощрим: пусть занимается теорией. Да, пусть разбирается с нашим генератором, там одна наука. Я когда-то два сопротивления припаял, покрутил катушечку, смотрю — работает, да и ладно. А там уравнения писать надо, наука сложная. И академик к нам приехал, пусть вместе разбираются с генератором. Так что вот так: Эдик будет в сборочном цеху, если все неисправности устранит — идет и занимается расчетами! Все, Леонид будет им руководить. А если что не так, я ему буду мозги на место вставлять. Мерзавец такой, Борю замучал, садист какой-то! — Ефим театрально пожал плечами. — Обвел меня вокруг пальца, сказал, что он все умеет, а мне Борис говорит, что Петя за час все то же сделает, что Эдик за целый месяц!
   — Посадим ремонтировать! — Леонид был явно доволен.
   — Слушай, — Ефим обращался к Леониду, — иди и скажи, что это я тебя послал. Пусть бросает на хер свой компьютер и идет на сборку. И если будет упираться, я его на куски раздеру. — Ефим широко взмахнул рукой.
   — Да, правильно, Ефим, — склоненная в почтительном полупоклоне фигура Леонида излучала одновременно покорность и одобрение действиями начальства. Он взял со стола большую тетрадь с записями, сделал в ней какую-то пометку карандашом и строевым шагом направился к Эдику.
   Ничего не подозревающий Эдик с выражением крайней заинтересованности сидел за экраном компьютера. Справа от него была расположена большая стопка бумаг с карандашными пометками. Время от времени Эдик вытягивал губы, взгляд его светлел, он склонял набок голову и вздыхал, находя очередную скрытую тайну в чередовании символов на экране. Затем Эдик пододвигал к себе листочек из стопки и что-то на нем записывал ровным, детским почерком. Он как-то поделился со мной, что движим тщеславным желанием составить полный список программ, применяющихся в компании Пусика, разработать таблицу их перекрестных ссылок и связей и показать дяде Ефиму плоды своего труда в виде толстого тома, демонстрирующего порочный подход Бориса к организации производства. Труд этот, если бы он был завершен, мог являться памятником титаническим усилиям человеческого духа, сродни каталогу галактик в северном секторе Млечного пути.
   — Эдвард, — Леонид остановился на бегу и начал нервно постукивать карандашом по кисти руки. — Ефим распорядился, срочно все бросай и иди работать в сборочный цех.
   — Что? — Эдик явно не ожидал такого поворота событий. — Я же занимаюсь очень важной работой. Дядя Ефим сам мне сказал: Эдик, наведи порядок в программах. Я уже почти закончил сортировать все управляющие процедуры…
   — Это неважно, — Леонид слегка нервничал, так как не привык повторять распоряжения более одного раза. — С программами Борис разберется, а Ефим приказал тебе все бросить и идти ремонтировать установки.
   — Я бы хотел вначале поговорить с дядей Ефимом, — ровным, нудным голосом упирался Эдик.
   — Хорошо, поговори с ним и переходи в сборочный цех. Там сидит Донг, он даст тебе работу.
   Я зажмурился. Донг не только не говорил по-английски, но и не понимал ничего, кроме вызубренного наизусть порядка втыкания проводов и нажимания на кнопки. Если при этом на экране возникала надпись «ОК», он считал свою задачу выполненной, в противном случае вызывая в цех инженеров. Находиться в подчинении у Донга на Пусике означало крайнюю степень падения и полный отказ начальства признать за человеком даже минимальные умственные способности. Я попытался представить себе бывшего профессора из Кембриджа в этой роли и не смог. Что-то неясное, какие-то смутные тени колыхались перед глазами, но образ Эдика на конвейере упорно не хотел сформироваться.
   — Это заговор! — как только Леонид отошел в сторону, Эдик обхватил свою голову руками. — Дядя Ефим не мог им такого приказать, они хотят уничтожить меня!
   — Эдик, ну подумайте, разве в компании может что-нибудь произойти без Ефима? Я же сам слышал, как он про это говорил. На самом деле Леонид не сказал вам, что именно Ефим имел ввиду. Он распорядился, чтобы вы в свободное время занимались теорией, моделированием.
   — Он так сказал? — Эдик с надеждой посмотрел на меня. — Это может означать только то, что у Ефима на самом деле далеко идущие планы. Ну, вы меня успокоили. Значит все в порядке. Вначале дядя Ефим дал мне возможность разобраться с программами, а теперь он считает, что я уже достаточно все освоил. Как он все потрясающе чувствует! Ведь это чистая правда, я уже понимаю почти все, на самом деле я очень быстро со всем разбираюсь, даже может быть быстрее Бориса. Я уже почти составил каталог программ… Значит, теперь дядя Ефим хочет, чтобы я так же быстро разобрался с практической стороной дела. Надо же, какое замечательное решение: чинить платы, а в свободное время заниматься наукой. Это же почти как Эйнштейн, когда он создавал свою теорию относительности и работал в Патентном бюро. Я очень быстро во всем разберусь, так что дядя Ефим только рот откроет…
   Эдик продолжал быстро и суетливо говорить, развивая свою теорию. Я уже и сам было поверил в разворачивающуюся передо мной стройную и гармоничную картину, нарисованную Эдиком, потом встряхнул головой и понял, что окончательно запутался в том, какой вариант действительности развивается на самом деле.
   Картина, которую я увидел через несколько часов, была фантастична и отдавала сюрреализмом. Беженец из Въетнама Донг занимался обучением бывшего профессора из Кембриджа, сдавшего теоретический минимум Ландау в возрасте шестнадцати лет. Он показывал на зеленую плату, из которой торчали связки проводов.
   — Это! — говорил он Эдику, который с покорным видом ученика пристально смотрел на Донга и делал какие-то пометки в блокнотике. «Чтобы потом показать дяде Ефиму», — сообразил я. — Здесь, — говорил Донг и тыкал плату в коробку. — Здесь! — утвердительным тоном повторял он, так как словарный запас его был явно ограничен.
   — Извините, вы сказали, что эту плату полагается воткнуть в позицию номер восемь? — вежливо спрашивал Эдик тоненьким голоском со своим Оксфордским произношением, вытягивая трубочкой губы и слегка наклоняя голову.
   — Здесь! — Донг снова вынимал плату. — Это! Здесь! — и он втыкал ее на место. Затем Донг брал черненький проводок с разъемчиком. — Это! — говорил он, крутя проводком перед носом Эдика — Здесь! — Он втыкал проводок на место, и лицо его становилось лучезарно-довольным, отражавшим глубокое удовлетворение простым и незатейливым устройством окружающего нас материального мира.
   Посмотреть на историческую сцену хотелось многим, и сотрудники то и дело пробегали через сборочный цех, едва в силах сдержать улыбку.
   — Ну и мудак! — на бегу со злостью бросил Леонид. — Ученый, одно слово. Посмотри, насколько он бесполезен, даже от Донга больше пользы, чем от этого идиота. Он же нам все соединения перепутает! Да его никуда на пушечный выстрел подпускать нельзя!
   Страхи Леонида, впрочем, оказались преувеличенными. Уже к вечеру Эдик гордо сидел посреди жужжащих коробок, доставая платы из больших черных картоннных ящиков и втыкая их в полупустые серые приборы. Изредко он сверялся со своими записями, и у него возникали затруднения. Тогда он почтительно подходил к Донгу.
   —Это! Здесь! — с гордостью объяснял Донг, и Эдик снова оставался наедине с собой.
   — Ты знаешь, я уже почти во всем разобрался! — Эдик радостно подбежал ко мне в кафетерии. — Всего один день, и я уже могу собирать приборы почти так же, как Донг! — лицо его светилось гордостью. — Я даже уже одну неисправность починил. Ничего, дядя Ефим не пожалеет о том, что он меня пригласил.
   На следующий день я обратил внимание на то, что у Эдика какое-то важное и таинственное выражение лица.
   — Посмотри, — Эдик с видом заговорщика поманил меня пальцем. — Я только что такое обнаружил!
   Настороженный пока еще мне неизвестным открытием Эдика я протиснулся бочком между рядами собирающихся установок.
   — Я еще утром починил все неисправные машины и был очень заинтересован аэродинамическими потоками внутри машины Пусика. — Эдик потупил глаза. — Ведь дядя Ефим просил меня заниматься исследованиями в свободное время. Так вот, вид движения воздуха играет очень важную роль в процессе охлаждения электронных устройств. Воздух может стоять на месте, и в этом случае теплообмен происходит преимущественно за счет излучения… — Я с некоторым испугом приготовился выслушать длинную лекцию о турбулентных потоках, и интуиция меня не подвела… — Движение же воздуха, ламинарное или турбулентное приводит к конвективной форме теплообмена, для которой на задней панели прибора укреплен вентилятор… — Эдик пристально посмотрел на меня. — Так вот, — Эдик взял маленький листок бумажки, поднес его к жужжащему вентилятору на одной из только что собранных серых коробок с надписью «Pusik» и выпустил его из рук.
   По всем мыслимым законам науки, листок этот должен был либо присосаться к вентилятору, либо отлететь в сторону. К моему удивлению, с ним не произошло ни того, ни другого: листок чуть качнулся в воздухе, немного потрепетал и плавно, как перышко, опустился на стол. Я потряс головой и не веря своим глазам заглянул в машину. Вентилятор шумел, лопасти его крутились, как и полагается. Я поднес руку и еще раз с удивлением убедился, что в непосредственной близости от вентилятора не наблюдается абсолютно никакого движения воздуха, разве что легкие пульсирующие фырканья лишь изредка поглаживали кожу.
   —Таким образом, внутри прибора дяди Ефима наблюдается явный теплообмен путем излучения при равенстве конвективной составляющей нулю! — Эдик торжествующе посмотрел на меня.
   — Но как это может быть? — я продолжал недоумевать.
   — Очень просто. — Эдик улыбнулся. — Внутри машины установлен еще один такой же вентилятор, и их по ошибке включили навстречу друг другу. Так что один вентилятор засасывает воздух внутрь, а другой выкачивает его наружу, почти полностью компенсируя первый! И самое удивительное, что компания поставляет такие машины уже несколько месяцев!
   Я неожиданно вспомнил, что на недавнем совещании Леонид сообщил о необычно высокой частоте поломок новых систем, а Борис, нервно бегая у доски, объяснял отказы плохим качеством новых микросхем, которые вместо Техаса, в котором всегда преобладали республиканцы, теперь начали производить где-то в Масачуссетсе, в котором недавно победили на выборах демократы… Открытие, произведенное Эдиком, как и любая гениальная теория, объясняла поломки причинами, независимыми от политической ситуации: машина просто начинала перегреваться.
   — Ты только никому не рассказывай об этом, — Эдик строго посмотрел на меня. — Для меня очень важно, чтобы дяде Ефиму я все рассказал сам.
   Реакция Ефима на открытие, последовавшая буквально через несколько минут во время очередного обхода компании, была неожиданной:
   — Листен, Листен, Листен! — Ефим раздраженно кричал и размахивал руками. — Ну и что, мать твою, оттого что они навстречу включены? Что от этого Земной шар крутиться перестал? Ну что ты прыгаешь, я тебя для этого сюда поставил?
   — Нет, дядя Ефим, но…
   — Вот и делай то, для чего я тебя сюда поставил, ты понял, о чем я говорю? — Ефим подозрительно посмотрел на Эдика. Тот глядел ему прямо в глаза незамутненным взглядом.
   — Хорошо, дядя Ефим, конечно, я понимаю, я уже разобрался почти во всем, вы можете не сомневаться. — Эдик явно находил скрытый смысл в руководящих указаниях Пусика.
   — Вот и занимайся починкой, не лезь не в свое дело, понял? — Ефим скептически потряс головой. — Нет, молодец, конечно, что раскопал, правильно. Но зря сюда сунулся, какая тебе разница? Я Леониду вставлю, это бардак. Но ты сам посуди, какая мне разница — ломаются системы, они их нам пришлют, а ты их чинить будешь. Вот так вот! Все довольны! — Ефим взял бумажку, поднес ее к вентилятору и отпустил. — Да, красиво летит, — сказал он мечтательно. — Так что научись чинить машины, это тебе пригодится.
   — Да, у дяди Ефима какие-то свои планы. — Эдик никак не мог построить причинно-следственные закономерности происходящего, но явно ощущал их загадочное присутствие. — Ну что же, буду учиться починке.
   Вскоре на магический опыт с бумажкой уже смотрели Борис с Леонидом.
   — Черт побери! — Леонид был раздражен. — Придется переделывать все системы. — Борис с неодобрением взглянул на Эдика, копающегося во внутренностях ящика, и они ушли.
   — Как же так? — Эдик явно недоумевал. — Ведь это же так важно, системы выходят из строя. — Он был явно разочарован тем, что его открытие было оставлено без должного внимания, и пытался остановить всех проходящих мимо сотрудников, демонстрируя им нехитрый опыт с бумажкой.
   Аудитория у Эдика была неблагодарной. Бывшие доценты и изобретатели боялись подолгу задерживаться вдалеке от своего рабочего места, к тому же вблизи от попавшего в опалу коллеги и, втягивая головы в плечи, старались улизнуть под любым предлогом.
   — Но это же очень важно! — Эдик напал на Сергея, одного из инженеров, работавшего под началом Леонида.
   — Извини, у меня дела, ей же богу нету сейчас времени! Леонид ругаться будет!
   — Но ты же инженер, отвечаешь за производство и обязан меня выслушать.
   — Эдик, давай в другой раз, пожалуйста.
   — Ну как же так? — Эдик с видом отчаявшегося спасителя человечества посмотрел вокруг, ища поддержки. — Ну давай, я тебе за пять минут все расскажу!
   — Ну ладно, — Сергей вздохнул и, как долго сопротивлявшаяся девушка, наконец решившая, что отдаться домогателю будет проще, чем отбиться от его притязаний, присел на стул рядом с Эдиком.
   — Так вот, — Эдик слегка почистил перышки. Он наклонил голову набок.
   — Обычно теплообмен совершается путем радиационных потерь и конвекции….
   — на лице у Сергея появилось отчаянное и обреченное выражение.
   Андрей при попытке объяснить ему основы теплообмена только фыркнул:
   — Мне Борис уже все рассказал, — важно продекламировал он. — Это дело прошлое, а вам я бы рекомендовал заняться работой и не отвлекать сотрудников от их дел!
   Эдик вздохнул и огляделся по сторонам. За соседним столом сидел Рао, человек неизвестного географического и этнического происхождения, по слухам китаец, из джунглей Амазонки. Рао отличался тем, что говорил только по-испански, отзываясь всего на несколько английских слов, и обладал глубочайшим уважением ко всем белым людям. По-видимому, он не различал среди них ни американцев, ни русских, так же как европеец, попавший в Азию, с трудом может отличить китайца от корейца или от японца.
   На Пусике Рао занимался сортировкой соединительных кабелей — длинный кабель он складывал в коробку рядом с длинным, белый с белым и короткий с коротким. Работой он очень дорожил, так как умение различать длину и цвет тысяч проводов, необходимое компании Пусика, позволяло ему существовать.
   Эдик встал, снова глубоко вздохнул и подошел к Рао, который сразу же вскочил и с уважением склонил голову, ожидая указаний господина инженера. Эдик снова взял кусочек бумажки и поднес его к вентилятору. Листок повис в воздухе и, плавно колеблясь, опустился на пластиковую поверхность стола. Рао с интересом следил за этим необычным физическим экспериментом, напряженно пытаясь понять смысл происходящего.
   — Турбулентные потоки… Теплообмен, — донеслось до меня. На моих глазах совершалась одновременно смычка умственного и физического труда, города и деревни. Рао старательно кивал и, похоже, был польщен столь продолжительным диалогом с белым человеком.