Торн Александра. Поединок страсти

   Команчо говорил спокойно, размеренно, словно рассуждал, например, о погоде. Но Кэйт чувствовала себя оскорбленной. Как мог он, знавший больше, чем все остальные, говорить о том, что она забыла своего отца.
   — Ты еще осмеливаешься напоминать мне…
   Ее тон разозлил Команчо. Да кто она такая, черт возьми, чтобы разговаривать с ним в таком тоне? Отвернувшись, он попытался успокоиться. Кэйт тоже притворилась всецело поглощенной багажом.
   Через минуту они уже шли к машине.
   Кэйт действительно была чертовски привлекательна. Команчо поймал себя на мысли, что такая женщина, как Кэйт Прайд, может стать помехой на ранчо Хилл Кантри — уж слишком она красива, — нужно будет как можно скорее спровадить ее в Нью-Йорк.
   После того как сумки были уложены в багажник, Команчо обошел автомобиль и помог ей сесть на высокое переднее сиденье своего «кадиллака». Он знал много женщин, но они зарабатывали на жизнь тяжелым физическим трудом, отчего руки их всегда были красными и грубыми. Руки же Кэйт напоминали ему теплый мягкий бархат, ее жемчужные острые коготки особенно подчеркивали их женственность. Команчо сжал кулаки при воспоминании, что эти руки когда-то прикасались к нему.
   Когда он садился за руль, Кэйт уже пристегивала дорожный ремень. Открыв сумочку, она достала пачку сигарет.
   — Ничего, если я закурю?
   Команчо покачал головой. Как он мог возражать, если сам подтолкнул ее выкурить первую сигарету, когда они были еще детьми?!
   Кэйт затянулась и откинулась на сиденье, пытаясь расслабиться. Команчо не любил смотреть, как курят женщины, но она делала это с особым изяществом, даже как-то мистически. Наблюдая за ней, он вспомнил актрису Бакал, от которой приходил в детстве в бешеный восторг. У Кэйт был такой же загадочный вид и та же невозмутимая самоуверенность.
   Команчо думал о том, как сильно изменилась Кэйт — из домашнего ребенка, нервного и неуверенного, она превратилась в элегантную женщину.
   Хотя Кэйт и чувствовала, что Команчо не сводит с нее глаз, она держала голову прямо и смотрела в окно.
   Кэйт ждала и боялась этой встречи. Если бы он только знал, сколько бессонных ночей провела она, представляя, как расскажет ему обо всем, что ей пришлось пережить из-за него. Бывали времена, когда Кэйт люто ненавидела Команчо. Она и сейчас, спустя столько лет, не могла простить ему то, что произошло между ними. «Негодяй, негодяй, негодяй…» — твердила по себя Кэйт, не смея даже мельком взглянуть на Команчо. О, она слишком хорошо знала, что стоит ей посмотреть ему в глаза, и от ее праведного гнева не останется и следа! Но может, на этот раз все будет иначе?
   Кэйт посмотрела на Команчо. Ни дать ни взять — этакий ковбой, сошедший с рекламного плаката «Мальборо». Ей казалось, что он даже светится от самодовольства. Его широкие плечи, узкие бедра, надменные скулы и горящие глаза сводили с ума, но, слава Богу, уже прошли те времена, когда Кэйт находилась под властью подростковых кумиров. Она была зрелой женщиной и давно постигла ту простую истину, что и у ангела в мужском обличий может быть рыльце в пушку.
   — Мимс ничего мне толком не сказала о Хэнке, — заговорила Кэйт, радуясь тому, что ее голос вновь приобрел прежнюю уверенность. — Можно поподробнее? На какой стадии болезнь?
   — Был бы счастлив порадовать тебя, Китти, но…
   — Я не Китти! — огрызнулась она. Так Кэйт звали в детстве. Теперь ей это нравилось не больше, чем тогда. — Что с Хэнком?
   — Он очень болен. Но, знаешь, помимо болезни, его волнует кое-что еще.
   — В какой больнице он лежит? — Она удивилась, почувствовав, что плачет.
   — Ты ведь знаешь Хэнка. Знаешь его любовь к докторам и больницам. Он на ранчо.
   — Но как же с лечением?
   Команчо наконец посмотрел ей в глаза. В его взгляде светилось сочувствие и, будь это другой мужчина, она сказала бы нежность.
   — Слишком поздно… Кэйт. Никто не заметил, как Хэнк заболел. Он держался молодцом, только иногда был нервен и дьявольски раздражителен. Я как-то спросил, не болен ли он. Хэнк ответил, что это просто легкие приступы артрита, что не стоит беспокоиться. И Дельте он говорил то же самое.
   Кэйт сжимала в руках кошелек, нервно щелкая замочком. Она прекрасно понимала, если о том, что Хэнк болен, узнали другие, значит, он был в агонии.
   — Когда поставили диагноз?
   — Два месяца назад Хэнк потерял сознание. Он упал с лошади и ударился головой. Это случилось рядом с Кервиллской больницей… Когда доктор Вильямс осмотрел Хэнка, то принялся клясть его на все лады. Не припомню случая, чтобы кто-то еще говорил так с твоим отцом. Думаю, этого уже никогда не произойдет. — Команчо был плохим рассказчиком, но Кэйт живо представила Хэнка, молча сидящим на кушетке, в то время как доктор Вильяме читает ему мораль.
   — Сколько времени он пробыл в больнице?
   — Ровно столько, сколько нужно для анализов. Домой Хэнк вернулся дня через два. Лечиться было уже незачем, оставалось только молиться. Но не тебе рассказывать о его религиозных чувствах.
   — И это все? Все, что ты сделал для отца?
   Глубоко потрясенная услышанным, Кэйт даже не заметила, как назвала Хэнка отцом. Однако Команчо не пропустил это мимо ушей.
   — Но что я мог сделать? — сказал он как можно теплее. — Рак излечим только на первой стадии. Хэнк слишком долго ждал.
   — А химиотерапия?..
   — Это только затянет агонию.
   — Сколько ему осталось?
   — Доктор Вильямс не может сказать точно. Полгода, год… Хэнк сильный человек и борец по натуре. Хотя, я думаю, это зависит от того, за что бороться.
   У Команчо не хватило духу рассказать Кэйт все до конца. К счастью, она не задавала больше вопросов.
   Задумавшись, Кэйт сидела неестественно прямо, не говоря ни слова. Но бледность и то, как она продолжала сжимать свой кошелек, выдавали ее волнение.
 
   Сенатор Джон Блэкджек Морган казался мужчиной скорее внушительным, чем привлекательным.» Одним из элементов его скрупулезно придуманного имиджа был превосходный костюм, отлично подобранные ковбойские сапоги, делавшие их обладателя на несколько сантиметров выше, и, безусловно, тщательно отобранные знакомства. Он превосходно сохранился в свои пятьдесят два года и, казалось, всей жизнью доказывал, что удачливого мужчину, как и хорошее вино, красит возраст.
   Несмотря на то что Блэкджек был довольно тучен, львиная грива седеющих волос, выдающийся нос и слегка заплывший квадратный подбородок придавали мужественность его облику.
   Хьюстон — город, к которому Блэкджек относился как к своему поместью. Он любил это место за безграничность власти над ним. Сидя за рабочим столом, сенатор мог созерцать из окна своего кабинета банки Буффало Бэйно, расположенные на той самой площади, где братья Алены заложили полтора века назад фундамент» первого дома. Немного правее ближе к западу, лежала роскошная площадь Галлерия со своими шикарными магазинами и изысканными ресторанами, чуть дальше возвышалась массивная башня Транско.
   Окинув взглядом привычные места, Блэкджек встал из-за стола, подошел вплотную к окну и посмотрел вниз. С такой высоты не рассмотришь плохо вымощенных дорог и взрытых тротуаров, пустых лент прогулочных площадок и облупившихся стен офисов. А это было бы видимым доказательством существующих экономических проблем Техаса. В середине 80-хчфинансовый кризис поставил на колени когда-то гордый и независимый штат. И до сих пор Техас не может оправиться от этого сокрушительного удара.
   Сегодня Блэкджек был явно не в духе. Задумавшись, он заложил руки за спину — привычка, приобретенная во время военной службы. Рейган и буш не способны удержать куре. Неразбериха нарастает как оползень. Чертовы конгрессмены! Только и знают, что свистеть на публику. Даже удирая со службы, они пытаются извлечь выгоду из собственного краха и залезают в постели к журналисткам, дабы излить свою душу. Сенатор нахмурился. За последние десять лет его любимый Техас оказался под каблуком у любителей легкой наживы. Сегодня под угрозой оказалось и его собственное благополучие. Будь он проклят, если позволит загнать себя в угол, как предыдущий губернатор Джон Коннэлли, который был на гребне волны только тогда, когда вращался в кругу президента Кеннеди.
   История Коннэлли была в высшей степени поучительной. Блэкджек слишком хорошо помнил, с каким остервенением накинулись на его предшественника журналисты. В те времена по телевидению почти каждый вечер показывали выставленные на аукцион картины, украшавшие до этого губернаторский особняк. Надо сказать, потенциальных покупателей было тогда немало. Среди них, кстати, подвизался и нынешний сенатор… Слава Богу, его собственные денежные проблемы не столь серьезны. Хотя со времени техасского кризиса и падения курса акций он с трудом сводил концы с концами.
   Несмотря на непрерывно жужжащий под потолком кондиционер, в кабинете было жарко. Достав из кармана белоснежный платок с монограммой, Блэкджек вытер пот со лба. Пока ему во всем везло. Везло с того самого момента, как одно очень рискованное предприятие за ночь сделало его миллионером. Тогда ему было двадцать три. Он мог бы легко избежать службы в армии, но, помимо денег, ему хотелось власти — не нужно быть особо просвещенным, чтобы знать, как военное звание влияет на выборы в Вашингтоне.
   Итак, Блэкджек отслужил положенное и возвратился в Штаты, полный надежд и стремлений. Действительно, удача сопутствовала ему. Достаточно только вспомнить самое начало — первое место в конгрессе. Но сейчас все было гораздо сложнее…
   Как только губернатор сел в глубокое кожаное кресло и принялся просматривать письма, принесенные на подпись, засигналил коммутатор.
   — Делегация корпорации «Нишида» ожидает приема, — доложил секретарь.
   Блэкджек взглянул на настольный календарь, потом на свои часы: японцев отличала предельная точность. Он познакомился с ними на деловом обеде в Токио. Как осторожный человек, губернатор не терял связи с людьми, которые хоть как-то могли оказаться ему полезны.
   Когда-то в Японии Блэкджек на одном из вечерних коктейлей познакомился с представителями «Нишиды» и, не теряя времени даром, пригласил их к себе в Вашингтон или Хьюстон. Они приняли приглашение и выбрали Хьюстон…
   — Зовите, — распорядился сенатор.
   Будучи консерватором и обладая своеобразными патриотическими чувствами, он не питал симпатии к «цветным». Твердо убежденный, что именно «цветные» виноваты в нынешних беспорядках в Америке, Блэкджек мечтал о тех временах, когда сядет за круглый стол и «поставит все на свои места». Но пока обстоятельства вынуждали его смириться с фактом, что деньги не имеют отношения к цвету кожи.
   Блэкджек встретил японскую делегацию, кланяясь и расшаркиваясь в соответствии с этикетом, соблюдение которого немало значило для людей, придающих большое значение ритуалу. Он понимал, что сначала последуют долгие часы бесед и обедов, и только потом японцы перейдут непосредственно к делу. Дай-то Бог, чтобы оно — дело — стоило ожидания.

Глава 3

   Кэйт, потрясенная до глубины души рассказом Команчо, удрученно смотрела в окно автомобиля. Услышать о болезни Хэнка от Мимс было гораздо легче, чем говорить об этом с человеком хорошо знавшим отца.
   Ей казалось, что еще немного и она не выдержит, развернет «кадиллак» к аэропорту, уедет в Нью-Йорк и уже никогда не вернется к этой ужасной правде.
   Прошли годы с тех пор, как они с Хэнком сказали друг другу «прощай». Но забыть его, вычеркнуть из своей жизни Кэйт не могла, как ни крути. Хэнк был ей отцом, пусть и никудышным, но отцом. Думая об этом, она вдруг поймала себя на мысли, что не представляет своей жизни без Хэнка. Кэйт безумно хотелось плакать, она с трудом держала себя в руках.
   Вид из окна автомобиля был довольно однообразный, но, проведя десять лет вдали от дома, Кэйт смотрела на все широко раскрытыми глазами. По дороге домой ей вдруг стало ясно — она приросла к этой земле всем сердцем, ведь и в ее жилах течет кровь Прайдов.
   Чем ближе было до Кервилла, тем невыносимее становилось затянувшееся молчание Кэйт. В конце концов это стало надоедать Команчо. О чем она думает, что чувствует?
   О том, насколько он сам был взволнован встречей, говорить не приходилось — горящий взгляд и пересохшие губы свидетельствовали о сильном душевном потрясении: Кэйт выглядела замечательно. Она казалась ему сошедшей с обложки одного из журналов. О, этих журналов у Команчо было великое множество! А если добавить к ним рекламные плакаты, которые ему пришлось повидать на родео в городах и городишках Америки, то без труда можно представить себе, какое впечатление произвела на него живая Кэйт. Ее близость просто сводила Команчо с ума.
   Внезапно вспыхнувшая страсть была не чем иным, как чувством потерянной любви. Но почему? Они с Кэйт вместе росли и были всегда, в лучшем случае, соперниками… всегда, кроме одной ночи.
 
   Это произошло перед его отъездом в университет в Оклахому. Хэнк Прайд устроил прощальный обед. Приглашенными были Дельта, Берт Макклейн и Орри (отец виновника торжества). Дельта тогда превзошла саму себя: креветки «Этуффе», плов и тающий во рту ореховый пирог были украшением стола. Но Команчо едва прикоснулся к еде — он думал только о Кэйт.
   На днях она вернулась из Хьюстона, где окончила элитарную частную школу. Кэйт сидела за столом рядом с Хэнком и в задумчивости постукивала каблучком своих очаровательных туфелек о ножку стула…
   Раньше, до восьмого класса, они учились в одном классе. Но после того как Кэйт ушла в частную школу, он видел ее очень редко. Боже, как она изменилась! Вместо привычных джинсов и рубашки на ней был свитер, подчеркивающий тонкую талию, и юбка, облегающая длинные стройные ноги. К своему удивлению, Команчо обнаружил, что Кэйт симпатичнее Бобби Рэй — Силен, а ведь все говорили, что Рэй — самая красивая девушка. Каждый раз, когда их глаза встречались, его бросало в жар. Будь это не Кэйт Прайд, он поклялся бы, что они будут вместе этой же ночью…
   После обеда Команчо ушел на другую прощальную вечеринку с прислугой. Но мысли его по-прежнему были заняты Кэйт. В полночь, когда уже все спали, он выскользнул из дома к побежал к запруде на Гваделупу, надеясь, окунувшись, успокоить проснувшееся желание.
   Когда Команчо увидел Кэйт у реки, у него зарябило в глазах. С высоко закатанной юбкой, она сидела на берегу, болтая в воде ногами. Он попытался придумать что-нибудь мудреное, дабы завязать разговор, но вместо этого одними губами, словно рыба, прошептал дрожащее «привет»
   В ответ она медленно подняла голову и улыбнулась так мило и очаровательно, что у Команчо захватило дух.
   — И ты не можешь уснуть? — спросила она. — Жарко, правда?
   Онемев от неожиданности, он пожал плечами и присел рядом, искоса глядя ей в глаза и пытаясь угадать, что будет дальше.
   Кэйт продолжала смотреть прямо перед собой, изящной ножкой водя по воде.
   — Я бы удивилась, если бы ты не пришел.
   — Сомневаюсь, что ты обо мне вспоминала. Все эти годы у нас не было ничего общего, — сказал Команчо, не скрывая своего недоумения.
   — Это естественно. Мы росли как родные… а братья и сестры часто дерутся.
   — Может, ты и права, — согласился он, однако в этот момент он испытывал к ней далеко не братские чувства. Слава Богу, шум реки заглушал стук его сердца.
   Команчо никак не мог прийти в себя — вместо испорченной болтливой девчонки перед ним сидела хорошенькая молодая женщина.
   Волею судеб детьми они всегда были вместе, но ему не очень-то это нравилось. Команчо недолюбливал Кэйт. Она имела все, о чем он так страстно мечтал: дом, устойчивое положение в обществе и отца, которым гордился бы любой мальчишка. Но ей постоянно чего-то не хватало: «Ах, я никогда не знала своей матери, ах, мой отец не любит меня!» Он выходил из себя, думая об этом.
   — Ты уже сдал экзамен по специальности? — спросила Кэйт.
   Команчо никогда не думал, что она может интересоваться его делами. Однако теперь ему хотелось про» извести на нее впечатление.
   — Я рассчитываю получить сразу две специальности, — не без кокетства ответил он, — бизнес и сельское хозяйство. Мне удастся неплохо заработать, работая на ранчо.
   — Звучит так, будто все уже обдумано и решено.
   — Если знать моего отца, то мне на волю случая полагаться не стоит.
   — Знаешь, такой уверенности в себе можно позавидовать, — сказала она. — Ты красив, пользуешься популярностью, и все — включая моего отца — думают, что этот мир просто создан для тебя.
   Команчо хотел было ответить ей колкостью, но вовремя одумался — в этот вечер, вернее ночь, ему не хотелось выводить ее из себя.
   — Как ты относишься ко мне? — боясь разозлить Кэйт этим, мягко говоря, бестактным вопросом, спросил он.
   — Честно говоря, я приучила себя считать тебя ничтожеством.
   — А теперь?..
   — Теперь, — она наконец повернулась к нему, — я хотела бы поцеловать тебя перед тем, как ты пойдешь спать.
   Их глаза встретились. Боже мой, и это Кэйт Прайд! Она потянулась к нему. Не долго думая, Команчо обнял ее и поцеловал.
   Он был почти уверен, что Китти его оттолкнет. Вместо этого она ответила на поцелуй.
   Крепче прижимая ее к груди, Команчо почувствовал, что неудержимая страсть влечет его за собой, что он дрожит от напряжения, что если сейчас не остановиться, то в скором времени ему влепят хорошую оплеуху.
   Но Кэйт, вопреки ожиданиям, и не собиралась сопротивляться. Поняв это, Команчо повалил ее на песок, стягивая с нее свитер.
   Она застонала, и это был самый возбуждающий звук, который ему приходилось когда-либо слышать.
   — Если ты не хочешь, — задыхаясь от волнения, пробормотал Команчо, — лучше скажи сразу.
   Звезды застыли в небе и тревожно затрещали цикады, словно в ожидании ее ответа, — ответа, от которого теперь зависела вся его жизнь.
   — Пожалуйста, не останавливайся. Я хочу, чтобы мы были вместе, — Кэйт закрыла глаза.
   — Ты уверена? — волнуясь как никогда, спросил он.
   С другими девушками, все было бы проще, но ни одну из них Команчо не хотел так сильно, и это пугало его.
   — Да, — прошептала она.
   Услышав долгожданное «да», Команчо страстно приник к ее губам. Ничто не могло сравниться со страстью этого поцелуя… Открытость и доверчивость Кэйт глубоко тронули мужское самолюбие Команчо. Отвечая на интимные ласки с неподдельным восторгом, она, словно читая его мысли, угадывала его желания. Не совсем соображая, что делает, он одним движением лег меж ее бедер.
   Когда до Команчо дошло, что Кэйт невинна, то уже никакая сила Вселенной не могла сдержать его страсти, и он проник в нее так глубоко, что показалось, их тела сплелись воедино навеки.
   Кэйт снова застонала, и Команчо вдруг понял, что неожиданно для себя он наконец нашел то, к чему стремился всю жизнь.
   Пережив шквал наслаждения и агонию страсти, он все еще сжимал ее объятиях, потрясенный силой своих только что проснувшихся сил.
   — Почему ты выбрала именно меня? — минуту спустя срывающимся от волнения голосом спросил Команчо.
   — Я всегда знала, что это будет именно так, — прошептала в ответ Кэйт.
   Тогда ему казалось, что он понял ее. Но потом, тысячу раз мысленно возвращаясь к той ночи, Команчо проклинал себя за подростковую самонадеянность. Как он мог подумать, что Кэйт с детства влюблена в него? Ведь он не знал ее тогда. Не знает и теперь.
   «Да, глупо получилось, — размышлял Команчо, глядя на Кэйт. — В одно мгновение найти и потерять то, о чем даже и мечтать не посмеешь».
   Но старого не вернуть, и стало быть, придется утешать себя мыслью, что та ночь — давно уже забытое прошлое.
 
   Оставшийся путь они ехали молча — ни Кэйт, ни Команчо не проронили ни слова.
   «Как славно просто так молчать», — думала Кэйт.
   «Хорошо, что она не спрашивает больше про Хэнка», — рассуждал про себя Команчо. Вскоре они въехали в Кервилл. В детстве дорога от города до ранчо казалась Кэйт неимоверно длинной. Сейчас же она не успела оглянуться, как ее взору, открылись массивные каменные колонны Пансиона Прайдов.
   «Вот и приехали», — пронеслось у нее в голове, комок подступил к горлу, на глаза навернулись слезы.
   За десять лет, помня лишь горечь обид, Кэйт забыла красоту родного дома.
   Дом стоял на вершине холма. Розовые и белые бутоны только что расцветших мирт окружали его со всех сторон. Казалось, этот дом был создан самой природой.
   Здание, принявшее форму латинской «г», строилось и преображалось согласно нуждам пяти поколений. Как могло это случиться? Ведь в глубине души она гордилась своим родовым гнездом, гордилась своими предками. Кэйт перебрала в памяти имена и титулы живших до нее Прайдов. Все они были для нее героями.
   Фасад дома и его роскошное крыльцо из кедра возвел сто пятьдесят лет назад Патрик Прайд, Внутри дома — огромный холл, задолго до изобретения кондиционера служивший хранилищем влажного прохладного воздуха. По левую сторону находились двери, в гостиную и в комнаты членов семьи, по правую — в столовую и кухню. Восточное крыло было достроено сыном Патрика, Уилиссом. На первом этаже были кабинет, библиотека и комната для музицирования. Этажом выше находились спальные комнаты. Западное крыло тоже заслуга Уилисса Прайда. Нижний этаж предназначался для служебного пользования: здесь разместились контора и комнаты для прислуги. Наверху должны были жить швея и нянька. В конечном итоге в доме насчитывалось восемнадцать комнат, семь каминов и две лестницы. Кэйт невольно улыбнулась, вспоминая, как в детстве не раз пыталась догнать Команчо, лихо удирающего от нее на чердак.
   «Кадиллак» подкатил к дому. По-прежнему не говоря ни слова, Команчо выскочил из машины и, распахнув дверцу, со стороны Кэйт, подал ей руку. Это было как нельзя кстати — за сегодняшний день она безумно вымоталась как физически, так и душевно и с трудом держалась на ногах.
 
   Дельта Будрокс ждала Кэйт и Команчо в гостиной. Увидев из окна подъезжающий автомобиль, она, нервничая, пригладила волосы и расправила складки нового платья, купленного у Билла к приезду гостей.
   До того как увидеть Кэйт, Дельта была очень довольна своим внешним видом. Но теперь ей стало очевидно, что все ее старания — новое платье и торжественная прическа — пустая трата сил. Красота Кэйт затмевала все вокруг.
   Дельта никогда не имела ничего против Кэйт, напротив, она всегда хотела, чтобы они помирились с Хэнком. Но., глядя на поднимающуюся по ступенькам крыльца Кэйт, Дельта вдруг поняла, что сейчас, когда последние дни человека, с которым она прожила бок о бок десять лет, сочтены, ей будет трудно уживаться с другой женщиной. С дочерью, сестрой, с племянницей, все равно с кем. Хотя… может быть, им удастся перешагнуть через взаимонеприятие, возникшее еще двадцать пять лет назад? Тогда Дельта только поступила работать на ранчо. И с первого дня она полюбила Хэнка больше жизни. Если события вынудят ее выбирать между дочерью и отцом, она, не задумываясь, встанет на сторону второго. А пока ничего не поделаешь: надо мириться с тем, что уже есть…
   — Здравствуй, дорогая, — отбросив сомнения, сказала она. — Добро пожаловать домой. Я уж не верила, что доживу до этого дня.
   — Как и я, — ответила возбужденная встречей Кэйт.
   — Ты, наверное, сильно устала с дороги?
   — Нисколько. Я чувствую себя великолепно.
   Кэйт хотелось выглядеть весело, но по всему было видно, что перелет дался ей нелегко.
   Дельта с сочувствием глядела на нее. Прайды, бесспорно, обладали талантом усложнять даже такие простые вещи, как возвращение домой.
   — Где Хэнк? — спросила Кэйт.
   — Он ждет тебя в комнате для музицирования. Мы с Команчо переделали ее в палату для больного. Так удобнее — не надо всякий раз карабкаться по ступенькам на второй этаж, да и Хэнку повеселее — ему из окна теперь виден двор, конюшни, луг… Мы поменяли там кое-какую мебель. Поставили, кстати, кровать, у которой регулируется высота…
   Когда Дельта нервничала, то превращалась в надоедливую болтушку. Но Кэйт, казалось, не заметила этого. Уже входя в дом, она обернулась и посмотрела назад с таким выражением лица, что Дельта тоже невольно обернулась. У машины, доставая из багажника вещи Кэйт, суетился Команчо.
   — Я присоединюсь к вам через минуту, — прокричал он им вслед. Его голос прозвучал вполне нормально, но что-то одинаково странное было в их лицах. «Только этого еще не хватало», — подумала Дельта, переводя взгляд с одного на другую.
   Она вдруг вспомнила до мельчайших подробностей, как они впервые встретились. Казалось бы, одногодки — и к тому же у обоих нет матерей — должны были бы стать близкими друзьями. Но нет, с самого начала они жили как кошка с собакой. То, что Хэнк быстро привык к мальчику и стал относиться к нему как к родному, только ухудшило дело.
   Судя по всему, с той поры мало что изменилось в их отношениях.
   — Отнеся вещи мисс Кэтлин к ней в комнату, — крикнула она Команчо и, обернувшись к Кэйт, добавила:
   — Сначала я думала приготовить для тебя одну из комнат для гостей, но потом решила, что намного проще разобрать твою детскую.
   — Я надеюсь, это не принесло много хлопот? — вежливо спросила Кэйт.
   — О, дорогая, это приятные хлопоты, — улыбнувшись в ответ, сказала Дельта.
   Радушие Дельты тронуло Кэйт. Она была признательна ей за добрые слова, за заботу. Еще немного, и Кэйт со слезами благодарности бросилась бы Дельте на шею, но, услышав вдруг звуки музыки, она замерла на мгновение — в соседней комнате кто-то играл на пианино, и этот «кто-то» мог быть только Хэнк.