Гвинет окинула взглядом платье леди Дафны и с этой минуты навсегда возненавидела розовый цвет. Ну а Джесон…
   «Джесон в своем репертуаре, — подумала она. — С юности ни одну красотку не пропускал, так что ничего не изменилось».
   — Позволь мне проводить тебя до кареты, — сказал Джесон леди Дафне.
   — Нет необходимости, — сердито ответила та и наморщила лоб. — Кажется, я что-то забыла. Ах да!
   С этими словами леди Дафна подошла к драгоценной вазе севрского фарфора, осторожно приподняла ее и с сожалением посмотрела на ее сверкающие обводы.
   — Я такая неуклюжая, — заявила леди Дафна. — У меня почему-то такое предчувствие, что эта ваза выскользнет у меня из рук.
   — Дафна! — предупреждающе окликнул ее Джесон, но леди Дафна и ухом не повела, а тонкая ваза рухнула на мраморный пол, разлетаясь на мелкие осколки. Леди Дафна посмотрела себе под ноги, торжествующе улыбнулась, а затем величественно выплыла за дверь.
   Какое-то время после ухода леди Дафны в доме царила тишина, но затем Гвинет хихикнула — неожиданно для себя самой, — вслед за ней захихикала Джуди, а затем и Брэндон затряс плечами от разбиравшего его смеха.
   Джесон мрачно посмотрел на Гвинет, на Брэндона, на стоявшую рядом с ним Джуди и бессвязно заговорил:
   — Эта ваза… эта ваза. Черт с ней, с этой вазой. Маленькое недоразумение. Надеюсь, она не увидела вас там, на ступеньках. И почему, собственно говоря, вы там очутились? Почему не разошлись по своим комнатам, когда увидели, что я занят?
   — Я не мог сдвинуть ее с места, — пояснил Брэндон, кивая на Гвинет.
   — Конечно, не мог, — согласилась она. — И не смог бы, потому что мне нужно было досмотреть спектакль до конца. Ведь в жизни больного так мало развлечений, не правда ли, Джуди?
   — Да уж, — ответила Джуди.
   — Я… — Джесон тяжело задышал, собираясь с мыслями. — Мы выезжаем в Хэддоу. Немедленно. Все. Если Дафна все же рассмотрела вас, об этом будут знать и другие. Это слишком опасно. Через полчаса карета будет у крыльца.
   С этими словами он повернулся и покинул их.
   — Неблагодарный! — воскликнула Джуди, бросая быстрый взгляд на Гвинет. — Он должен поблагодарить меня за мою сообразительность! Мне кажется, я устроила неплохое представление.
   — Ты хоть понимаешь, что ты натворила? — слабым голосом спросил Брэндон. — Джуди, ты навек погубила свою репутацию. Завтра весь Лондон будет судачить о том, что ты — новая любовница Джесона.
   — Ах, Брэндон, неужели это тебя в самом деле волнует? — театрально вздохнула Джуди.
   — Это не шутки! Неужели ты не можешь хоть раз в жизни проявить благоразумие?
   Джуди взяла Гвинет под руку и двинулась вместе с ней вверх по лестнице.
   — Этот Брэндон такой упрямый, — доверительно прошептала она, — но при этом он просто душка. Мне впору самой попросить, чтобы он женился на мне.
   — Жениться на тебе? — крикнул Брэндон, надувая щеки. — Да я лучше женюсь на тигрице!
   — Ах, как это мило! — притворно надулась Джуди и тайком подмигнула Гвинет. — Ты только подумай, Брэндон, какой мы будем прекрасной парой! Тем более что я богата, а ты — типичный охотник за приданым. Ведь у меня денег столько, сколько тебе и не снилось!
   — Но я вовсе не охочусь за приданым!
   — Нет? Жаль. Тогда, может быть, ты женишься на мне просто по любви?
   Брэндон раскрыл рот, затем быстро закрыл его и ответил уже вполне спокойно:
   — Когда я решу жениться, Джуди, я сам сделаю предложение своей невесте.
   — Я же говорила, он упрям как осел, — спокойно заметила Джуди.
   Гвинет не захотела слушать дальнейшую перепалку и оставила их наедине, а сама проскользнула в свою спальню. Там она тихо опустилась на стул, чувствуя себе опустошенной, и принялась вновь переживать сцену с леди Дафной, невольной свидетельницей которой она оказалась.
   Она была настолько поглощена мыслями о бывшей любовнице Джесона, что даже не заметила, как слуги вынесли из комнаты коробки.
   Гвинет принялась вспоминать о многочисленных увлечениях Джесона, но сейчас у всех женщин, за которыми он ухлестывал, было одно лицо — лицо леди Дафны. Уж на кого-кого, а на мимолетных подружек Джесона они с Триш насмотрелись в свое время вдоволь, и, надо сказать, среди них не было ни одной порядочной девушки. И ни у одной из них ни единого шанса стать его законной женой.
   Гвинет по-новому взглянула на спальню, зная теперь, что ее обставила по своему вкусу не какая-то абстрактная женщина, а именно леди Дафна. Спальня с ее богатой обстановкой резко отличалась от других комнат, которые можно было назвать в сравнении с ней просто убогими. Возникало такое ощущение, что остальными помещениями в этом доме никогда не пользовались. Главным предметом в спальне была, разумеется, кровать — огромная, величественная, не оставлявшая никаких сомнений в том, что ради нее и того, что на ней происходило, и был, собственно говоря, построен этот дом.
   «Бедный Джесон, — неожиданно подумала Гвинет. — Он достоин лучшего, чем эта леди Дафна. Ему бы хорошую жену да побольше ребятишек — ведь он так любит детей, а дети обожают его. Пусть моя жизнь не сложилась, но почему бы ему не стать счастливым, в конце концов? Смог же он поправить дела в Хэддоу после смерти Джорджа, так почему бы ему не наладить собственную жизнь? В мире так много хороших, верных, нежных девушек, и любая из них была бы рада выйти за него замуж. Почему же он предпочел жить так, как живет?»
   Когда Марк с детской непосредственностью спросил Джесона, почему он не женится, тот ответил ему, что ждет свою Принцессу. Прекрасную Принцессу! Глупости! Прекрасные Принцессы ничуть не лучше этой противной леди Дафны и такие же бесполезные создания, как эта красотка в розовом платье. Нет, Джесону нужна нормальная девушка, из плоти и крови, а не какие-то химеры.
   Гвинет попыталась представить себе Джесона женатым на красивой молодой женщине, в окружении детей, с которыми он возится в свободное время, но картинка неожиданно получилась такой приторно-слащавой, что Гвинет едва не затошнило.
   Она так и просидела на краешке стула до тех пор, пока в спальню не ворвался Марк. Глаза его сверкали.
   — Хэддоу! — возбужденно крикнул он. — Дядя Джесон сказал, что мы уезжаем в Хэддоу, как только будут собраны вещи!
   И Марк, не дожидаясь ответа, рванулся в соседнюю комнату, где находилась его спальня. Гвинет услышала, как на пол свалилось что-то тяжелое, а затем Марк вновь появился в ее комнате.
   Он подошел к Гвинет, заглянул ей в глаза и тихо спросил:
   — А ты не хочешь ехать в Хэддоу, мама?
   Она смотрела в глаза сына и впервые в жизни не знала, что ему ответить.
   — Отчего же, — через силу улыбнулась она наконец. — Я охотно поеду в Хэддоу. Просто кто-то должен помочь мне собраться.
   — Я сам помогу тебе, мама, — просветлев, предложил ей Марк.
   В эту минуту на пороге появилась фигура Джесона. Очевидно, он прошел в соседнюю комнату через другую дверь, выходящую в коридор. Он не произнес ни слова, только стоял и молча смотрел на Гвинет и Марка со странной, слабой улыбкой на губах.
   Затем, так ничего и не сказав, повернулся и тихо исчез.
* * *
   Хьюго Джерард отбросил в сторону газету, резко отодвинул от себя тарелку и с раздраженным выражением на лице отправился в библиотеку. Опять в газете не было ни строчки о гибели этой проклятой миссис Бэрри, и это начинало его бесить. Ну когда же, наконец, появится она — короткая заметка об изуродованном женском трупе, найденном в одном из домов на Саттон-Роу? Сколько же можно ждать? И от самого Гарри тоже ни слова. Думает он отрабатывать свои деньги или нет, черт побери?
   Вскоре в библиотеку заглянул Ральф Уитни, которого Хьюго посылал за последними новостями в полицейское управление, куда тот ходил под видом адвоката.
   — Ну, что? — раздраженно спросил Джерард.
   — Грабеж. Никто не пострадал. Два пожара, тоже без жертв. Никто не арестован, никаких сведений о миссис Бэрри. Полицейские считают, что она уехала лечиться к родственникам.
   Уитли, не дожидаясь приглашения, уселся на стул, пригладил волосы и продолжил:
   — Мне удалось узнать еще кое-что. В управлении встревожены тем, что делом об убийстве в доме Сэквилла занялись люди из Особого отдела. Наводят справки обо всех, кто там был в тот вечер. В полиции не хотели допускать их к расследованию, но у них есть поручение от самого премьер-министра.
   Это было уже слишком. Джерард знал о том, что Особый отдел — это очень серьезно, и, если он занялся делом об убийстве никому не известного Джонни Роуленда, значит, нити от него тянутся далеко наверх и затрагивают интересы государственной безопасности.
   — Почему Особый отдел занялся этим делом, ты не выяснил?
   — Выяснил. Одним из гостей Сэквилла был в тот вечер член Кабинета министров. Но поскольку министра никак нельзя связать с убийством какого-то слуги, то они, я думаю, покрутятся там несколько дней и успокоятся.
   — А я боюсь, что они немедленно свяжут имя Роуленда со мной. Впрочем, это им ничего не даст. Он был у меня на службе совсем недолго, уволился еще до убийства, и потому мне незачем бояться расспросов в Особом отделе. Я вне подозрений, — Джерард пожевал губами и спросил: — А кто из министров был там в тот вечер?
   — Сэр Джеймс Дэвенпорт.
   Губы Джерарда сложились в злобной усмешке, и Уитли вдруг подумал о том, что Хьюго похож в эту минуту на убийцу, заносящего нож над горлом жертвы.
   — Вам он не нравится? — осторожно спросил Уитли.
   — Нет. Терпеть его не могу. Человек без чести и совести. Но, увы, любимчик лорда Ливерпуля. Ты, помнится, говорил, что Гарри способен справиться с любым заданием?
   — Это верно.
   — Тогда где же миссис Бэрри? Где портрет? И почему от Гарри нет никаких вестей?
   — Новости появятся, как только дело будет сделано, — уверенно ответил Уитли. — Таков стиль работы Гарри. Ведь он сообщил нам о Грейс, вы помните? Я не сомневаюсь, что в ближайшие дни новости будут, и при этом самые радостные.
   — Не нравится мне все это, — пробурчал Джерард, барабаня пальцами по столу. — Меня волнует, куда делась эта миссис Бэрри. Что, если ей вздумается шантажировать меня?
   — Всякое может случиться, — осторожно заметил Уитли.
   — Так позаботься о том, чтобы этого не случилось.
   Уитли ничего не ответил, ожидая, когда поутихнет гнев его собеседника.
   — Мне кажется, — заговорил наконец Джерард, — что эта миссис Бэрри становится для меня опаснее, чем тот портрет. Я хочу, чтобы она поскорее исчезла с лица земли.
   — Хорошо, я пошлю весточку Гарри, — кивнул Уитли и осторожно подобрался к следующему, весьма щекотливому вопросу. — Надо полагать, что, как только будет обнаружено тело Грейс, полиция захочет поговорить с леди Мэри.
   — Ничего у них не выйдет. Леди Мэри не в том состоянии, чтобы отвечать на вопросы полиции. К тому же она сейчас в Роузмаунте. Кто из полицейских потащится туда только для того, чтобы задать пару вопросов спятившей с ума старухе?
   — А если она поправится?
   — Не считаешь ли ты меня дураком, Ральф? — спросил Джерард, криво улыбаясь в лицо Уитли. — Не паникуй. Когда будет нужно, я позабочусь о леди Мэри. Сам позабочусь, ясно? Я же обещал покойному графу заботиться о ней, а свое слово я держать умею.
   Выходя из библиотеки, Уитли чувствовал, как у него на голове шевелятся от страха волосы.
   «Обо мне самом Джерард тоже сумеет позаботиться, — с тревогой и тоской думал он. — Вопрос только в том, кто из них придет по мою душу — Гарри или сам Хьюго».

Глава 14

   В путь они двинулись на двух каретах, в одной из которых ехали женщины и Марк, а на вторую были погружены вещи. Джесон и Брэндон предпочли отправиться в Хэддоу верхом.
   Джуди, хотя и ехала вместе со всеми, не собиралась надолго задерживаться в Хэддоу. Совсем рядом, в Брайтоне, жила ее мать, и она не поняла бы, почему ее единственная дочь должна жить у чужих людей, когда есть возможность остановиться в родительском доме. Было решено, что Джуди доедет до Хэддоу, убедится в том, что Гвинет благополучно устроена, а оттуда отправится домой.
   — Кроме того, — заметила Джуди, когда обсуждался этот вопрос, — вы так давно не собирались своей семьей. Я не хочу быть для вас помехой.
   Гвинет пыталась тогда переубедить подругу, но разве есть на свете человек, которому удалось бы переспорить Джуди!
   Обычно дорога до Хэддоу занимала у Джесона шесть часов, но на этот раз, учитывая слабость Гвинет, решили двигаться медленнее, разбив путешествие на несколько этапов с тем, чтобы останавливаться и отдыхать в конце каждого из них. Правда, при этом они могли бы прибыть в Хэддоу только под утро, и тогда Джесон, не желая утомлять всех ночным перегоном, принял решение заночевать по дороге в знакомой ему гостинице «Красный лев», что находится в маленьком городке Кокфилде, расположенном как раз посередине между Лондоном и Хэддоу.
   Чай, поданный Гвинет в «Красном льве», был щедро разбавлен бренди — об этом, разумеется, позаботилась неугомонная Джуди, и потому Гвинет уснула глубоким крепким сном, едва донеся голову до подушки.
   Последние мили пути они проделали под ослепительно голубым небом, безоблачным, бездонным, похожим на море, к которому они приближались. В пути Гвинет была слишком занята, чтобы думать о том, что ее ожидает в Хэддоу, — ведь ей то и дело приходилось отвечать на бесчисленные вопросы Марка, любопытство которого не знало границ.
   Почему трава зеленая, а небо синее? В какой стороне находится Брайтон и море? Кто хозяин тех овец, что пасутся на холмах? И почему это пастбище не огорожено?
   Когда кареты сделали последний поворот и до Хэддоу осталась последняя миля, Брэндон поскакал вперед, чтобы предупредить об их прибытии. А спустя еще пару минут впереди впервые блеснуло море, и Гвинет попросила кучера остановить лошадей. Она посмотрела на белые стрелы скал, за которыми до самого горизонта уходили вдаль и сливались друг с другом две безбрежных стихии — море и небо, — и на глазах у нее блеснули слезы. Гвинет вдруг поняла, что после долгого путешествия она наконец вернулась домой.
   Гвинет распахнула дверцу и, прежде чем кто-нибудь успел помешать ей, выбралась наружу. Марк, разумеется, тут же оказался возле матери, не сводя восторженных глаз с сияющей морской глади. Налетевший ветерок взметнул юбки Гвинет, и она радостно засмеялась — так, словно встретила старого друга.
   — Совсем забыла о том, какой здесь бывает ветер, — сказала она Марку.
   — О чем ты? — переспросил подъехавший к ним Джесон.
   — Ветер! Я забыла о том, какой здесь ветер, — повторила она.
   — Шляпку в море не упусти, — совсем как в детстве ответил ей Джесон и подмигнул.
   И Гвинет тут же вспомнила тот давний случай. В тот день она впервые надела новую шляпку — соломенную, модную, с красивыми лентами. Порыв ветра сорвал ее с головы Гвинет и понес в море, а спасать шляпку бросилась Хани, собака Джесона. Довольно долго можно было видеть и шляпку, которую то катило вниз по склону, то заносило в мутную пену прибоя, то вновь выбрасывало на краешек пляжа, и Хани, отважно мчавшуюся вслед убежавшей шляпке. Затем и шляпка, и Хани исчезли из вида и обнаружились лишь вечером на заднем дворе, как раз в то время, когда Джесон показывал университетским однокашникам свою новую коляску. Хани, мокрая, но гордая собой, торжественно положила к ногам Джесона свою добычу — измусоленный край соломенной шляпки с уцелевшим клочком ленты. Сейчас, вспомнив тот случай, Гвинет весело расхохоталась, хотя в тот день, когда погибла шляпка, ей было совсем не до смеха.
   — Дядя Джесон, почему вы с мамой смеетесь? — спросил Марк, и Джесон принялся со вкусом, во всех подробностях, рассказывать ему историю про отважную Хани и соломенную шляпку, а Гвинет тем временем отошла немного в сторону и обратила свой взгляд к горизонту.
   То, что открывалось ее глазам, казалось готовой картиной — только вставь ее в рамочку и вешай на стену. Голубое небо, зеленое море, золотое солнце, белоснежные треугольники далеких парусов… Все дышит покоем и миром, и, кажется, нет и не может быть силы, способной разрушить эту гармонию.
   Но ощущение покоя обманчиво, и стоит лишь присмотреться, как увидишь медленно выплывающие из-за горизонта темные тучи — предвестницы надвигающегося шторма.
   — Воспоминания?
   Это был голос Джуди, которая, как и Гвинет, стояла в развевающихся на ветру юбках, плотно придерживая на голове свою шляпку.
   — Не понимаю, как Джесону удалось убедить меня поехать сюда, — слабо улыбнулась Гвинет.
   — А разве он настаивал?
   — А разве вы все не настаивали?
   — Я так не думаю. Мне кажется, что ты оказалась здесь только потому, что сама этого захотела. Разве можно заставить тебя сделать то, чего ты не хочешь? Никогда! И в этом мы с тобой очень похожи, — Джуди легко прикоснулась к руке Гвинет и негромко добавила: — Просто тебе пришло время вернуться домой. Пора покончить с прошлым.
   — Разве можно покончить с прошлым? Разве можно победить память? — спросила подругу Гвинет.
   — Ты здесь, и вскоре ты сама это узнаешь.
* * *
   «Конечно, Хэддоу не Бленхейм и не Чатсуорт, но и ему есть чем гордиться. Он тоже занял свое место в истории Англии», — думала Гвинет, приближаясь в карете к массивному старинному зданию, знакомому ей до слез.
   — Это поместье принадлежало нашей семье более двухсот лет, — рассказывала она Марку, — но потом Рэдли потеряли его. Почему? Да потому, что во время гражданской войны поставили не на того короля.
   — А как они получили его назад? — спросил Марк.
   — Хэддоу-Холл купила одна очень богатая вдова и предложила его Вильяму Рэдли, правда, с одним условием…
   — Чтобы он женился на ней, — вставила Джуди.
   — Как ты догадалась? — удивилась Гвинет.
   — Тоже мне новость. Обычный способ заполучить мужа, — пробурчала Джуди.
   — А ты откуда об этом знаешь, мама?
   Гвинет узнала эту историю от бабушки Рэдли, и рассказала она об этом сразу же после смерти Джорджа, когда выяснилось, что Джесону придется теперь спасать родовое поместье, заложенное за долги. Тогда бабушка Рэдли была уверена в том, что единственный способ спасти дом — это женить Джесона на богатой невесте.
   — От бабушки Рэдли, — коротко ответила Гвинет.
   — Ну и дела, — заметила Мэдди.
   — Да уж такие дела, — согласилась Гвинет и добавила: — Правда, дальше все случилось как в сказке. Вильям по-настоящему полюбил ту женщину, и они жили долго и счастливо. А еще у них родилось шестеро сыновей, от которых и пошел род Рэдли, — она посмотрела на Марка. — Наша семейная ветвь тянется из Уилтшира. Это далеко, но тем не менее мы все равно считаем Хэддоу-Холл своим родовым имением.
   — А у меня есть родственники в Уилтшире? — спросил Марк.
   — Нет. В нашей ветви ты последний.
   Затем они в молчании спустились в карете по склону холма и вскоре подъехали к Хэддоу-Холлу. Это было огромное здание, сложенное из светлого камня. По стенам его, обрамляя своими листьями старинные высокие окна, вился темно-зеленый плющ.
   — Такого большого дома я еще никогда не видела, — ахнула Мэдди.
   — Впечатляющее зрелище, — коротко согласилась Джуди.
   Сегодня Гвинет постаралась выглядеть как можно красивее и надела свое лучшее, серое — под цвет глаз — платье. Шляпка и перчатки на ней также были серые, самые лучшие — их она обычно надевала только в церковь. На шее Гвинет поблескивало жемчужное ожерелье, доставшееся ей по наследству от матери. Внешне Гвинет оставалась спокойной, хотя на душе у нее было очень тревожно.
   Когда карета остановилась, они с Марком вышли из нее одновременно, держась за руки, и нерешительно остановились на дорожке, усыпанной мелким гравием.
   — Добро пожаловать домой, — сказал Джесон.
   Неожиданно распахнулась парадная дверь, и из нее выскочили слуги. Они бросились к каретам, чтобы перенести в дом багаж. А дальше все завертелось колесом, и вот уже Гвинет с Марком оказались в большом холле, где их поджидали и бабушка Рэдли, и остальные члены семьи, и слуги, затянутые в нарядные ливреи.
   Всего здесь собралось человек двадцать, не меньше, но одна фигура резко выделялась на фоне остальных, подавляя своей величественной статью. Конечно же, это была бабушка Рэдли. Краем глаза Гвинет успела заметить лица Триш, ее мужа Джерри и приехавшего первым Брэндона. В толпе мелькнула стройная девушка, чье лицо также показалось Гвинет знакомым, и она решила, что это Софи, но все это было лишь фоном, оттенявшим главную фигуру.
   Бабушка Рэдли казалась ожившей иллюстрацией из жизни прошлого века. Впрочем, так она выглядела всегда — величественным осколком минувшей эпохи. Ее светло-зеленое приталенное платье расширялось книзу и ниспадало на пол пышными складками, седые волосы бабушки Рэдли были напудрены по канувшей в вечность моде, а на щеках виднелись следы давным-давно позабытых всеми румян. Она стояла, опираясь рукой на массивную трость, и смотрела на Гвинет доброжелательно и спокойно. На губах у бабушки Рэдли играла улыбка.
   Джесон неразборчиво пробормотал что-то себе под нос и добавил вслух, обращаясь к своим спутницам:
   — Надеюсь, вы понимаете, что это не моя идея — устроить такую встречу.
   — А мне нравится, — ответила Джуди. — Можно сказать, королевский прием.
   — Свершилось, — сказала бабушка Рэдли своим негромким, слегка надтреснутым голосом. — Блудный сын вернулся домой. Точнее сказать, блудная дочь. Подойди ко мне, Гвинет.
   Гвинет почувствовала, как дрожат у нее колени, обернулась к Джесону, ища у него поддержки, и увидела, как сузились его зрачки. Затем он подал Гвинет руку и повел ее к старой хозяйке дома. Теперь, когда они оказались лицом к лицу, Гвинет неожиданно успокоилась.
   «Она уже не имеет надо мной такой власти, как прежде», — подумала она о бабушке Рэдли.
   Продолжая держать Марка за руку, она преодолела последние ярды, разделявшие их, и внезапно ощутила совершенно новое чувство к бабушке, чувство, которого не испытывала к ней никогда, — жалость. Некогда всесильная и властная, она казалась сейчас Гвинет маленькой, старой. Прорезанная глубокими морщинами кожа на лице бабушки Рэдли выглядела вблизи сухой, безжизненной и мертвенно-бледной.
   — Не смотри на меня с такой жалостью, — сказала старая леди, прочитав мысли по лицу Гвинет. — Я еще не собираюсь умирать. У меня просто приступ артрита, и больше ничего. Позаботься лучше о своем здоровье, девочка, а на меня пока что никто не нападал. Да, да, Брэндон уже все нам рассказал. Впрочем, ты здесь, ты снова дома, и это самое главное. Морской воздух быстро вернет румянец на твои щеки и поможет встать на ноги. Чему ты смеешься?
   Этого Гвинет объяснить не могла. Просто ее вдруг разобрал смех, и все тут.
   — Сама не знаю, — покачала она головой и добавила: — А вы совсем не изменились.
   Гвинет коснулась губами пергаментной кожи на щеке бабушки Рэдли и сказала:
   — Бабушка, позвольте мне представить вам моего сына, Марка.
   Марк поклонился — старательно и важно, но тут же испортил всю торжественность момента, спросив с детской непосредственностью:
   — Так вы правда моя бабушка?
   — То же самое спросила меня и твоя мама в тот день, когда впервые приехала в Хэддоу, — улыбнулась старая леди. — И я отвечу тебе так же, как тогда ответила ей. Да, я бабушка для всех детей, которые живут в Хэддоу. Впрочем, если тебе не хочется называть меня бабушкой, я не обижусь. В таком случае можешь звать меня тетушкой Рэдли. Что ты выбираешь?
   Марк покосился на свою мать, затем поднял голову и торжественно объявил:
   — Я буду звать вас бабушка Рэдли.
   После этих слов как-то сразу спало напряжение, витавшее в воздухе, и холл наполнился веселыми возгласами и смехом. В следующую минуту Гвинет попала в объятия Триш, а затем и ее мужа Джерри.
   — Ты помнишь Джерри? — спросила ее Триш.
   — Разве можно забыть такого мужчину?
   Джеральд Черчилль стал мужем Триш после того, как его выбрала из толпы поклонников… нет, не сама Триш, а бабушка Рэдли. Он подходил бабушке Рэдли по всем статьям — спокойный, отзывчивый, честный и верный. Самой Триш он казался излишне рассудочным, холодным, а ей хотелось совсем другой любви — любви пылкой, романтической, слегка тревожной. Когда бабушка Рэдли объявила свой «приговор», Триш встала на дыбы и заявила, что никогда не сможет быть счастливой рядом с таким человеком, как Джеральд Черчилль.
   Но она ошиблась. Их брак оказался счастливым, мирным и спокойным, а бабушка Рэдли, как всегда, оказалась права.
   — Крис ждет не дождется минуты, когда сможет наконец познакомиться с тобой, — улыбнулся Джерри, глядя на Марка. — Он сейчас куда-то убежал, но вот-вот вернется. Надеюсь, вы с ним поладите.
   — Вы знали, когда мы приезжаем? — спросила Гвинет.
   — Только приблизительно, — ответил Джерри. — Знали, что вы должны приехать на этой неделе, но в какой именно день — нет.
   Гвинет заметила, что Джесон вновь внимательно наблюдает за ней со стороны, многозначительно посмотрела на него и получила в ответ ободряющую улыбку.
   Триш, перехватившая этот обмен взглядами, рассмеялась и воскликнула:
   — Только сейчас вспомнила, что вы с Джесоном умеете общаться без слов!
   Гвинет ничего не успела ответить. Софи, потеряв терпение, решила включиться в разговор.
   Девчонка-сорванец, какой ее запомнила Гвинет, превратилась в юную очаровательную девушку с темными, как у всех Рэдли, пышными локонами и ярко-зелеными глазами, похожими на мерцающие изумруды. Гвинет невольно вспомнила о том, что когда-то Софи повсюду преследовала ее — совсем так же, как она сама преследовала Джесона.