Страница:
Лена не стала отвечать. Она лишь улыбнулась и пошла к двери. Но на пороге все-таки задержалась и негромко обронила:
— Ведь между нами никогда не было понимания, не так ли?
И затем ушла. Энергично и яростно сжимая в кулаке ручной эспандер, Игорь произнес вслух, хотя в палате никого не было:
— Ну что ж! По крайней мере, в квартире отныне будет экологически чистая зона.
…На следующий день Кононов обговорил с Мишелем и Большаковым различные вопросы, касающиеся ближайшего будущего. Они оставались «на бригаде», как бы дополняя друг друга. Последняя информация: Крот вошел в связку с Афганцем, а тот негодует, что Игорь не «выдвинул» его на время лечения, считает, что его обошли.
— Будьте предельно внимательны, — сказал напоследок Хмурый.
Через три недели он улетел в Швейцарию. Вместе с ним отбыли Серж, Клим и Валера.
Хорошо, что окончил школу, не попал в тюрьму, даже поступил в институт. Уже одно это было для родителей счастьем. «Выбился в люди!» считали они с тех пор. Но они даже не знали, что он несколько лет крутил баранку простым шофером, а уж что было потом — подавно. Игорь не рассказывал, или уклонялся от ответа, а родители не настаивали. Жив — и ладно. Вот только Лену как-то сразу «не приняли». Слишком красива, изыскана, словно из другого мира. «Изнеженная душа», — говорила о ней мать. «Барышня», — добавлял отец. Что ж, оба они, в общем-то, оказались правы. Сейчас они получали небольшую пенсию, на жизнь едва хватало, хотя Гайдар «со товарищи» и ободрал их в числе других презрительно именуемых им «совков» до последней нитки — почище любого разбойника с большой дороги. Все, что было создано руками этих обыкновенных «совков» перешло в собственность вылупившихся Лозовских и прочих. Вот где настоящие-то преступники. А теперь обобранных вымаривали голодом, холодом и ядовитой ненавистью к ним, льющихся с голубых экранов. Но много ли надо сейчас родителям? Приезжая, Игорь оставлял деньги или продукты, но мать всегда отказывалась:
— Тебе, поди, самому не хватает, время-то какое!
— Ничего, скоро мы всю эту нечисть из России выметем! — добавлял отец. — Ты, сынок, держись только.
Он и держался. На том месте, где стоял. Вот и в этот приезд отец с матерью стали повторять то же, когда он с Сержем внесли полные сумки овощей, зимних фруктов, купленную на рынке говядину, другие припасы.
— А что-то ты совсем бледный, исхудалый какой-то! — заметила мать: она уже плохо видела, носила очки с толстыми стеклами.
— Зато Серега, вон, словно Геринг, пудов на десять тянет, — добавил отец, посмеиваясь. Он для них как второй сын считался.
— А мы, теть Марусь, дядь Валь, собрались прокатиться в Швей — начал было Серж и осекся, встретившись с предупредительным жестом Игоря.
— …в швейную мастерскую, — закончил он.
— Зачем это, — удивилась мать.
— На работу туда устраиваемся, — ляпнул Серж.
— Да вы разве шить научились?
— Шьем-шьем, всех обшиваем, — сконфузился Сергей, представить которого за машинкой «Зингера» было невозможно — она бы развалилась на части, через минуту.
— Оно тоже дело, — произнес отец. — Нынче любая работа, любое шило — в строку. А вот скажите-ка мне, ребята, долго ли еще над нами эта поганая власть издеваться будет? Сколько ж терпеть можно? Хуже татаро-монгольского нашествия. Фашисты так не мучили. А тут — вроде свои, русские.
— Ну-у, запел песню! — вмешалась мать. — Сам же и голосовал за него, за Борьку! И где это ты там русских углядел?
— Дурак был, — согласился батя. — Так скоро ли? Дожить-то успеем? Или уж все — конец. Капут полный. Партизанен — сдавайс, выходи по одному, руки за голову! Будет рашен аль нет? — любил отец слегка ерничать на ломаном немецком. Но говорил-то серьезно: по лицу видно.
— Не знаю, — нахмурился Игорь. — От нас самих не зависит.
— О! Я, я! Либер-унтер-мундер! — закивал Серж, вытаскивая из-за пазухи шнапс.
Саломатин, ошвейцарившийся руссак, сдержанно рассказывая о Цюрихе, привез их в отель «Сант-Готар», неброский, но по-домашнему уютный, с элементами русской культуры. Разместились в двух номерах, затем спустились вниз, в итальянский ресторанчик, перекусить. Утром ели макароны в Балашихе, вечером в Цюрихе — то же самое, но родительские, по-флотски, гораздо вкуснее. Потом немного погуляли по тихим улочкам, заглядывая в магазинчики, сфотографировались на фоне католического костела на набережной, но заходить внутрь не стали. Сделали кое-какие мелкие покупки: Клим приобрел часы, Валера — колечко для своей сестры-подростка, Серж — нож-бабочку из отличной стали, и Игорь — кожаный собачий ошейник, хотя у него не было никакого пса. Просто понравился. С металлическими заклепками-шипами, мягкий, упругий, фосфорицирующий в темноте, да еще и с серебристым колокольчиком — на сенбернара, не иначе. Такой и самому поносить приятно. Ладно, кому-нибудь подарит, в Москве. Когда-то они с Леной хотели завести собаку. Может потому и разошлись, что некому было их облаивать? Игорь гнал от себя мысли о Лене, если дать им волю — совсем раскиснешь. Очевидно, поэтому и согласился заглянуть вместе с ребятами в единственный в городе стриптиз-бар.
Народу немного, полумрак, уютные столики, освещенный подиум, на котором под музыку по очереди раздевались девушки — разных цветов кожи, из самых экзотических стран. Но большинство было славянского типа.
— Жительницам Швейцарии это запрещено законом, — пояснил Саломатин. Только дома, перед мужьями.
— А те и не глядят, — добавил Серж. — Расизм какой-то.
После выступления, те же девушки, но уже одевшись, ходили по залу, подсаживались к посетителям и за разговором предлагали купить шампанское, которое здесь стоило по двести долларов.
— Консуммация, — вновь пояснил Саломатин. — Процесс зарабатывания денег для заведения.
— Скорее, мастурбация, — усмехнулся Клим.
Ребята пили пиво, посмеивались, обсуждая ту или иную девушку.
— Лариса бы им всем сто очков вперед дала, — заметил Серж.
— Еще даст, когда сюда приедет, — кивнул Клим. Он знал, что Серж к ней «неравнодушно дышит», но нарочно поддергивал. Всем, не сговариваясь, понравилась светловолосая пассия с гибким телом. Пригласили ее за свой столик. Переводчик не понадобился, оказалась действительно русская — из Питера. Зовут Светой, работает по полугодичному контракту, по месяцу в каждом городе. Ей еще повезло, что вместо договора не подсунули «липу» и не отобрали паспорт, а то могла бы очутиться в каком-нибудь занюханном гамбургском борделе. И «обслуживала» бы по шесть-десять клиентов за ночь. А здесь с этим строго, просто стриптиз и все.
— Так уж и все? — усомнился Валера.
— Заставить нельзя, но если можешь договориться — пожалуйста, откровенно ответила она, с интересом взглянув на молодого парня. — Только не на нашей территории.
— А сколько это будет стоить?
— Гринов пятьсот. Смотря кого ты имеешь в виду.
Валера чуть покраснел, не спуская с нее восхищенных глаз. Света мягко улыбнулась и почему-то посмотрела на Игоря, словно признавая в нем старшего.
— Договорились, — усмехнулся он. Пусть отдыхают по полной программе, когда еще удастся выбраться? Не такая уж сладкая у них жизнь, как думают.
В это время внимание ребят привлекла внимание шоколадная бразильская дива, довольно мускулистая, но стройная. Серж даже зааплодировал, поскольку ему нравились сильные экземпляры. Но «экземпляр» действительно оказался еще тот, поскольку, оставшись без единой нитки, «он» сдвинул ноги, сжав между ними свой пенис.
— Елки-блинчики! — произнес растерянно Серж. — Вроде, и грудь есть… Оно — кто? Гермафродит?
— Да нет, — устало пояснил Саломатин. — Просто транссексуал, у которого один этап операции уже закончен: в грудь силикон закачали, гормонами обкололи, а операция по смене пола еще не делали. Теперь ей, или ему, член удалят и промежность скроят. Правильно я говорю, Светочка?
— Ее, кстати, Хуана зовут, — кивнула та. — И она уже имеет жениха в Цюрихе.
— Такого же обделка? — возмутился отчего-то Серж. — Они тут что — все такие? По нашему — пидоры!
— Тут много «переделанных», — согласилась девушка. — К примеру, можно поспорить, вон та турчанка за соседним столиком — кто она, как думаете?
— Ну, баба… Только руки здоровые. Надо поближе посмотреть. Пригласи ее, Свет, к нам.
Турчанку долго уговаривать не пришлось, через минуту она уже сидела с русскими мужиками за их столиком. Широкая в кости, полноватая и очень много волос. Но все же — женственная. Заказали шампанское. Рассматривали ее с разных сторон и сошлись во мнении, что «это» — бывший мужчина.
— Правильно, — сказала Света. — Теперь — Фатима, а была Кемалем. Это вам, мальчики, не город Самара. Ев-ро-па.
«Перерождение — подумал Игорь. — Генетическое изменение людей в иных существ, мутация, вот уж действительно сатанинские штучки — все ведется к тому, чтобы данную тебе Богом жизнь превратить в биологический суррогат. Чем лучше резиновые куклы, набитые вместо мозгов поролоном? Европа! Неужели это — цивилизация, которая собирается учить Россию? Чему?» До него доносилась музыка и громкие голоса: разошедшийся Серж все выпытывал у Светы — а как же они все устраивают, между собой?
— Почти натурально, — отвечала она. — То, что тебя интересует, у Фатимы соединено с прямой кишкой, понимаешь, Ну, влагалища как такового нет, — Света даже взяла салфетку, пробуя нарисовать анатомическое строение транссексуала. — Я ведь в медицинском училась. Естественно, что никакого оргазма она не испытывает и «кончать» не может…
— А для чего же тогда такие мучения принимать? — спросил Валера. Причем, добровольно?
— Потому что с жиру бесятся. От скуки, — объяснил Клим. — И безверья.
— Так ей все равно куда трахаться, кайфа нет? — не унимался Серж. Света! Скажи этому козлу гнойному, Фатиме этой Кемалевне, чтобы отвалила от стола, не то в рот выпишу. Будет ей трах фейсом об тейбл! Засранец обрезанный. Инвалид секса. Пидор без помидор.
— Ладно, мальчики, хорошо с вами, но мне работать пора — хозяин злится.
— Это который — вон тот, плюгавый, цыганистый?
— Да, он итальянец.
— Мафиозо? — Серж, видимо, уже хлебнул лишнего, не остановишь. — Да пошел он! Хочешь, сейчас ему бутылку об башку разобью?
— Ой, ребята, не надо! Он в общем-то не плохой. Да и я на работе. Не скандальте.
— Тогда бери еще шампанского. И водки, если найдется. Душа в бой рвется!
— Я ухожу, — сказал Саломатин и поднялся. — Утром в фирму.
— Ну и уходи! — крикнул ему вслед Серж. — Сыр швейцарский.
Света смеялась, пересев ближе к Валере. Может быть, ей было не так уж сладко, на этом «контракте»? Вдали от родного Питера? Серж с Климом стали подзывать одну девушку за другой и спорить — какого рода? Проигравший заказывал выпивку.
— А вы все время молчите… — сказала Света, поглядев на Кононова. Не греет?
— Все путем, — усмехнулся он. — У меня собака пропала. Можно ли здесь купить веселого, преданного, говорящего по-русски щенка? Дворянской породы… Без вида на жительство?
Уходили поздно. Оставался один Валера — хотел дождаться Свету после работы. А Серж на прощанье долго сжимал в объятьях щуплого цыганистого итальянца и все повторял:
— Мы еще вернемся, слышишь? Привет тебе от русской мафии, понял? Рашен мафиози, говорю, ясно?
— Си, си! — кивал головой хозяин стриптиз-бара, ужимаясь от страха в комок.
…Утром, после завтрака за «шведским столом», подъехал на «фольцвагене» Саломатин и повез Кононова на консультацию в клинику. Врач, долго осматривая и перкутируя пациента, глубокомысленно порекомендовал ему целый комплекс процедур: электротерапию, мази, водный массаж и чистый воздух в одном из частных пансионатов в Мантре. Но то же самое Игорю советовал и Денис, бесплатно. Решили отправляться в этот курортный городок на следующий день. А пока вновь бродили по тихим улочкам, катались на моторных лодках по Женевскому озеру, состязаясь друг с другом, пообедали тут же, на набережной — каким-то жидким пюре, по ошибке именуемым супом, и баварскими сосисками. На сей раз, из всех самым молчаливым оказался Валера.
— Как у тебя со Светой-то? — спросил Игорь. Парень выглядел расстроенным.
— Не дождался, — ответил за него Клим. — Хозяин ей нагоняй дал, а Валеру вежливо «попросили».
— Я ему башку откушу? — пообещал Серж, намереваясь тотчас же ехать в стриптиз-бар «Максим».
— Погоди, все равно закрыт, — остановил Игорь. — А вечером заглянем, посидим снова. Только без всяких скандалов. Мы здесь — гости. А в чужой монастырь, сам знаешь Владимир Ильич, пока тут жил, головы никому не откусывал и вел себя паинькой, за что и получил деньги от Кайзера на октябрьскую революцию. А тебе и пфеннига не дадут, коли станешь рыпаться.
— А мне тут не правится, — угрюмо ответил Серж. — Скучные все какие-то, чопорные. Словно неживые. Одни банки на каждом углу. Ленин-то, чай, здесь сифон подхватил?
— Страна банкиров, шпионов, мошенников со всего света и самодовольных обывателей, — изрек Клим. — Но него не отнять — так это чистый воздух. Игорь, давай-ка съездим в одно место, где наркоту продают? Хочу посмотреть — как у них с этим делом…
Игорь подумал и согласился. Когда еще представится случай? На арендованном «Порше» тронулись в пригород Цюриха. Там, под мостом, кучка каких-то хипарей в открытую продавала «дозы» кокаина — по пятьдесят баксов за пакетик. Невдалеке стояла полицейская машина, а оттуда лениво наблюдали за процессом.
— Вот ведь суки! — с возмущением сказал Серж. — Пасут козлов, чтобы не обидели. Наши менты, по сравнению с ними, просто честь и совесть планеты. А эти и не скрывают, что навар имеют!
— А вот в Амстердаме — начал рассказывать Клим, который не раз был в Голландии еще со своими высокопоставленными родителями, — дело обстоит так: там каждое утро по городу автобус катит, и медперсонал раздает наркошам «кислоту», чтобы ломку снять. У них экстези и амфетамин даже не считается за наркотик. А коноплю и марихуану дети курят.
— Нет, правда? — удивился Валера. У него заблестели глаза.
— Ты мне ребенка не испорти разговорами, — заметил Игорь, видя, как Клима самого начинает трясти от зрелища переходящих из рук в руки пакетиков.
— Я просто рассуждаю о национальных особенностях. Америкосы, например, пластиковые люди, живут на силиконе и гормонах, буквально помешаны на них. А голландцы — синтетические. И еще у них главная проблема — почти поголовная зоофилия. Трахаются с собачками, зайчиками и прочей живностью. Местные гринписовцы вопят, а те выходят на демонстрации и на плакатах с юмором пишут: «Запомните, зеленые говнюшки, что я, чистопородный дог Макс, получаю удовольствие, когда трахаюсь со своей хозяйкой, и не лезьте со своим мудизмом в мою личную жизнь!» И вместо подписи — отпечаток собачей лапы. А как ты хочешь? Демократия. У всех свои права. В следующем году свою олимпиаду будут проводить никрофилы. У них уже и профсоюз создан. А в борделях мулатки придумали новое состязание: засовывают себе скользкий банан, тужатся и выстреливают им в лоб клиенту. Метров на пять летит, сам видел. Проигравший платит.
— Ладно, Клим, возьми себе пакетик, хочешь ведь, — произнес Игорь, чтобы остановить его болтовню. Тот не стал прикидываться, быстро побежал и вернулся с «дозой». Тут же, в машине, разложил на бумаге дорожку, свернул трубочку и разнюхал. Потом сосредоточенно откинулся, некоторое время молчал, ворочая челюстью.
— А ты знаешь, самая настоящая туфта, бадяжный, с сахарином — сказал наконец он. — Вот гномы цюрихские, гниды! Пять-десять гринов за такое дерьмо!
— Дай-ка попробовать, — Валера потянулся к трубочке, но получил от Игоря по рукам. Скомкав бумагу, он вышвырнул ее в окно.
— Теперь так, — жестко произнес Хмурый. — Если еще раз от тебя такое услышу или увижу — получишь уже не по рукам, а в зубы. А на третий раз уйдешь из бригады. Это касается и тебя, Клим. Особенно — тебя. Здесь была твоя последняя доза, понял?
— Ну! — кивнул тот.
Локтевым сгибом здоровой руки Игорь обхватил его за шею и сжал так, что Клим начал хрипеть. Глаза стали вылезать из орбит, губы хватали воздух, он упирался руками, но Хмурый держал крепко. Потом отпустил.
— Ты понял? — повторил он. — Иначе наши пути расходятся.
— Понял, — сказал Клим, массируя горло, опасливо косясь на него. — Все понял. Слово.
— Тогда поехали. К итальянцу.
Невозмутимо сидящий за рулем Серж включил зажигание.
…На следующий день машина мчалась к Мантре — городку горных отелей и замков, на границе с Италией и Францией, спокойному и приветливому курорту. Яркое солнце, свежий воздух, тишина, граничащая с идеальной белизной чистота, пальмы под окнами номера, шезлонги на балконах, мягкие халаты. Что еще нужно для нормального отдыха? Валера спал на заднем сиденье.
— Умаялся, — объяснил Клим. — То ли Света его уморила, то ли он — ее. Ну понятно: здесь ведь мужиков почти нет — одни голубые да онанисты. А тут такой бычок из России!
— Она скоро в Москву приедет, — пробормотал сквозь сон Валера. Контракт заканчивается, встретимся…
— Жди! — усмехнулся Клим. — Кто вкусил этой отравы — назад не возвращается…
А что он имел в виду под «отравой» — сладкую жизнь, наркотики, блага цивилизации или что-то другое, иные искушения, — осталось неясно. Ведь отравой может быть и постоянная влюбленность, и ленивая мечтательность, и унылое самосозерцание, все то, что пагубно входит у тебя в привычку, постоянно разрушая душевные скрепы, уводя от реальной жизни — в мир иллюзий. Те же «дозы», принимаемые тобой все больше и больше, пока одна из них не окажется смертельной.
Процедуры начинались и заканчивались по утрам, все остальное время было свободным. Друзья бродили по городку и окрестностям, выбирались на склоны гор, заходили в различные кафе и ресторанчики. Их было тут множество, с любой кухней, на выбор: от китайской до почти инопланетной, с космическим рационом. На дискотеки пускали по карточкам пансионата, как в славные советские времена в каком-нибудь Кисловодске. Там Игорь познакомился с одной танцовщицей-мулаткой, настолько темпераментной, что через несколько дней ему уже было не до процедур. Дополнительное «лечение» пошло впрок…
— Дикая кобылица и мертвого поднимет! — говорил Клим. Слово свое он держал: к наркотикам не притрагивался.
Промчались отведенные на пансионат две недели, дальнейший их путь лежал в Германию. Там жил партнер по совместному бизнесу, «шенгенская виза» позволяла путешествовать по всей Европе. Жаль, времени уже осталось мало. Звонили в Москву, но поговорить толком нельзя — все намеками. Мишель сказал по телефону, что «ждут сюрпризы». Догадывайся как можешь.
Поражало то, что все крупные города Европы заселены (а лучше сказать захвачены, тихой экспансией) выходцами из малоразвитых стран — Азии, Африки, Латинской Америки. Арабы, негры, малайцы, индусы… Коренные жители жались к окраинам, зеленым районам. Они уступали, растворялись в этом нашествии.
— Скоро вся Европа станет «цветной», — говорил Клим, большой спец по интернациональным вопросам. — Вы посмотрите, что делается? Жирные, аморфные, безвольные французы и итальяшки, немцы и англичане, лежат на спине и дрыгают лапками, а по ним твердой поступью идут колонны мускулистых алжирцев. Браво, я рад! Попробуй, тронь негра в Штатах! Тебя упрячут на двадцать лет за расизм. Америка и Европа протянет еще годков десять, не дольше. Потом — закат. Да здесь даже наших «азеров» больше, чем в Москве…
— Это точно, — соглашался Серж. — Пусть сюда и переселяются.
Берлин, как и предполагалось, был напичкан турками. Но часто слышалась и русская речь. Порою было даже непонятно — куда попал? Туристы, знакомые по соседним группировкам, опять же «чечи», все как дома. Может быть, твой дом — это вся Земля? Может быть, для кого как. Но Игорь не был сторонником идеи «всеобщего гражданства», «единой планеты». Человек Вселенной — кто это? Без корней и прошлого, без памяти и предков; сегодня здесь, завтра — в другой точке земного шара, везде хорошо, удобно? Для чего же тогда Господь сделал людей разными, дал каждому народу свой язык, свои особенности? Чтобы потом кто-то лукавый старался перемешать их, сбить в одно, легкоуправляемое стадо? Было ведь так однажды, в Вавилоне. Проходили. Знаем чем закончилось.
Партнер по бизнесу предлагал войти в долю при покупке отеля с рестораном в одном курортном немецком городке. Деньги не очень большие, а дело выгодное.
— Подумаем, — подытожил Игорь. Смущало то, что партнер намеревался осуществлять завоз танцовщиц-славянок, якобы он уже договорился с фрицами. Танцы — это одно, а Бордель — совсем другое. Кононов не собирался участвовать в «блядском» бизнесе. Вне правил, которым он следовал. А ведь за этим «отелем» из России не уследишь. А любой управляющий рано или поздно скурвится. Преданных и честных людей мало.
Вечером отправились в тренажерный зал при гостинице. Игорь обратил внимание на стройную немку-инструкторшу. Вообще-то они в большинстве мужеподобные, но эта — как исключение. И улыбается игриво. Жестами, на русско-немецком, договорился с ней сходить после тренировки в сауну. Парная-то у них общая… Ободренный согласием, Игорь ушел в раздевалку, встал под душ, затем перешел в сауну, взобравшись на верхнюю полку. Серж уже лежал тут давно и, судя по всему, спал. Ему было все нипочем, хоть за сто градусов. Было еще два фрица и какая-то обвисшая фройляйн. Прикрывая шрамы от ранений локтями, Игорь ждал свою инструкторшу, стряхивая с лица пот. Спустился пониже. Наконец, она появилась, нисколько не стесняясь своей наготы. А чего стесняться красивой фигуры? Села рядом, улыбаясь Игорю, потихоньку стали кое-как разговаривать. Через какое-то время, она подняла руку, чтобы поправить прическу, и Игорю бросился в глаза пук нестриженного рыжего меха подмышкой. «Тьфу ты!» — подумал он сердито. Словно угадав его мысли, Серж пробубнил с верхней полки:
— А ты знаешь, как наши вычисляли во время войны немецких шпионок? По подмышкам!
Инструкторша что-то залопотала на своем языке, указывая пальцем на шрамы на предплечье и животе Игоря. Видно, хотела узнать — откуда они взялись, эти пробоины? Кто отметил, в каком сражении? Но у Игоря уже пропало всякое желание.
К концу срока Кононову так смертельно надоела вся эта «заграница», что он спал и видел себя в Москве — пусть столица стала уже почти чужим городом, но все равно она наша, белокаменная, и ее предстоит отвоевывать вновь. А порою хотелось подойти к какому-нибудь полицейскому и просто расквасить ему нос. У него даже стала слегка подниматься температура. Болезнь к отеческим гробам, как аллергическое явление за рубежом. Нет, скорее домой, обратно…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
— Ведь между нами никогда не было понимания, не так ли?
И затем ушла. Энергично и яростно сжимая в кулаке ручной эспандер, Игорь произнес вслух, хотя в палате никого не было:
— Ну что ж! По крайней мере, в квартире отныне будет экологически чистая зона.
…На следующий день Кононов обговорил с Мишелем и Большаковым различные вопросы, касающиеся ближайшего будущего. Они оставались «на бригаде», как бы дополняя друг друга. Последняя информация: Крот вошел в связку с Афганцем, а тот негодует, что Игорь не «выдвинул» его на время лечения, считает, что его обошли.
— Будьте предельно внимательны, — сказал напоследок Хмурый.
Через три недели он улетел в Швейцарию. Вместе с ним отбыли Серж, Клим и Валера.
9
Накануне вылета Кононов заехал в Балашиху, к родителям, которых навещал редко, раз в полгода. Отцу под семьдесят, матери чуть меньше. О его ранении они ничего не знали — и слава Богу! Но что они вообще знали о своем сыне? Почти ничего. С юных лет Игорь был замкнутым, сосредоточенным в себе ребенком, не делясь ни с кем своими секретами. «Интроверт» — как определил бы психолог. Из друзей — только живший неподалеку Серега. Обычная школа, однокомнатная квартирка. Что могли дать ему простые, малообразованные люди? Что он видел с детства? Каждодневный труд отца и матери, серые будни, редкие праздники с общим застольем, издерганную шалопаями завуча, соседа-фронтовика, прозябающего в нищете и пьянстве, малолетних одноклассниц, позволяющих трогать себя «по-всякому», бурого от власти участкового, редкие поездки в Москву, где люди, казалось, жили совсем иной, недосягаемой жизнью.Хорошо, что окончил школу, не попал в тюрьму, даже поступил в институт. Уже одно это было для родителей счастьем. «Выбился в люди!» считали они с тех пор. Но они даже не знали, что он несколько лет крутил баранку простым шофером, а уж что было потом — подавно. Игорь не рассказывал, или уклонялся от ответа, а родители не настаивали. Жив — и ладно. Вот только Лену как-то сразу «не приняли». Слишком красива, изыскана, словно из другого мира. «Изнеженная душа», — говорила о ней мать. «Барышня», — добавлял отец. Что ж, оба они, в общем-то, оказались правы. Сейчас они получали небольшую пенсию, на жизнь едва хватало, хотя Гайдар «со товарищи» и ободрал их в числе других презрительно именуемых им «совков» до последней нитки — почище любого разбойника с большой дороги. Все, что было создано руками этих обыкновенных «совков» перешло в собственность вылупившихся Лозовских и прочих. Вот где настоящие-то преступники. А теперь обобранных вымаривали голодом, холодом и ядовитой ненавистью к ним, льющихся с голубых экранов. Но много ли надо сейчас родителям? Приезжая, Игорь оставлял деньги или продукты, но мать всегда отказывалась:
— Тебе, поди, самому не хватает, время-то какое!
— Ничего, скоро мы всю эту нечисть из России выметем! — добавлял отец. — Ты, сынок, держись только.
Он и держался. На том месте, где стоял. Вот и в этот приезд отец с матерью стали повторять то же, когда он с Сержем внесли полные сумки овощей, зимних фруктов, купленную на рынке говядину, другие припасы.
— А что-то ты совсем бледный, исхудалый какой-то! — заметила мать: она уже плохо видела, носила очки с толстыми стеклами.
— Зато Серега, вон, словно Геринг, пудов на десять тянет, — добавил отец, посмеиваясь. Он для них как второй сын считался.
— А мы, теть Марусь, дядь Валь, собрались прокатиться в Швей — начал было Серж и осекся, встретившись с предупредительным жестом Игоря.
— …в швейную мастерскую, — закончил он.
— Зачем это, — удивилась мать.
— На работу туда устраиваемся, — ляпнул Серж.
— Да вы разве шить научились?
— Шьем-шьем, всех обшиваем, — сконфузился Сергей, представить которого за машинкой «Зингера» было невозможно — она бы развалилась на части, через минуту.
— Оно тоже дело, — произнес отец. — Нынче любая работа, любое шило — в строку. А вот скажите-ка мне, ребята, долго ли еще над нами эта поганая власть издеваться будет? Сколько ж терпеть можно? Хуже татаро-монгольского нашествия. Фашисты так не мучили. А тут — вроде свои, русские.
— Ну-у, запел песню! — вмешалась мать. — Сам же и голосовал за него, за Борьку! И где это ты там русских углядел?
— Дурак был, — согласился батя. — Так скоро ли? Дожить-то успеем? Или уж все — конец. Капут полный. Партизанен — сдавайс, выходи по одному, руки за голову! Будет рашен аль нет? — любил отец слегка ерничать на ломаном немецком. Но говорил-то серьезно: по лицу видно.
— Не знаю, — нахмурился Игорь. — От нас самих не зависит.
— О! Я, я! Либер-унтер-мундер! — закивал Серж, вытаскивая из-за пазухи шнапс.
10
Из Москвы до Цюриха самолет летел около четырех часов. В небольшом чистеньком аэровокзале их встречал знакомый сотрудник русско-швейцарской фирмы, Саломатин. Только подняли руку — подъехало такси. Поскольку все в нем не уместились, Клим и Валера взяли следующее. Клим знал разговорный немецкий и английский, но Кононов прихватил его с собой в поездку не только как «толмача», а чтобы «оторвать» от Афганца и, возможно, в последний раз наставить на путь истинный. Иначе придется расставаться, выхода нет.Саломатин, ошвейцарившийся руссак, сдержанно рассказывая о Цюрихе, привез их в отель «Сант-Готар», неброский, но по-домашнему уютный, с элементами русской культуры. Разместились в двух номерах, затем спустились вниз, в итальянский ресторанчик, перекусить. Утром ели макароны в Балашихе, вечером в Цюрихе — то же самое, но родительские, по-флотски, гораздо вкуснее. Потом немного погуляли по тихим улочкам, заглядывая в магазинчики, сфотографировались на фоне католического костела на набережной, но заходить внутрь не стали. Сделали кое-какие мелкие покупки: Клим приобрел часы, Валера — колечко для своей сестры-подростка, Серж — нож-бабочку из отличной стали, и Игорь — кожаный собачий ошейник, хотя у него не было никакого пса. Просто понравился. С металлическими заклепками-шипами, мягкий, упругий, фосфорицирующий в темноте, да еще и с серебристым колокольчиком — на сенбернара, не иначе. Такой и самому поносить приятно. Ладно, кому-нибудь подарит, в Москве. Когда-то они с Леной хотели завести собаку. Может потому и разошлись, что некому было их облаивать? Игорь гнал от себя мысли о Лене, если дать им волю — совсем раскиснешь. Очевидно, поэтому и согласился заглянуть вместе с ребятами в единственный в городе стриптиз-бар.
Народу немного, полумрак, уютные столики, освещенный подиум, на котором под музыку по очереди раздевались девушки — разных цветов кожи, из самых экзотических стран. Но большинство было славянского типа.
— Жительницам Швейцарии это запрещено законом, — пояснил Саломатин. Только дома, перед мужьями.
— А те и не глядят, — добавил Серж. — Расизм какой-то.
После выступления, те же девушки, но уже одевшись, ходили по залу, подсаживались к посетителям и за разговором предлагали купить шампанское, которое здесь стоило по двести долларов.
— Консуммация, — вновь пояснил Саломатин. — Процесс зарабатывания денег для заведения.
— Скорее, мастурбация, — усмехнулся Клим.
Ребята пили пиво, посмеивались, обсуждая ту или иную девушку.
— Лариса бы им всем сто очков вперед дала, — заметил Серж.
— Еще даст, когда сюда приедет, — кивнул Клим. Он знал, что Серж к ней «неравнодушно дышит», но нарочно поддергивал. Всем, не сговариваясь, понравилась светловолосая пассия с гибким телом. Пригласили ее за свой столик. Переводчик не понадобился, оказалась действительно русская — из Питера. Зовут Светой, работает по полугодичному контракту, по месяцу в каждом городе. Ей еще повезло, что вместо договора не подсунули «липу» и не отобрали паспорт, а то могла бы очутиться в каком-нибудь занюханном гамбургском борделе. И «обслуживала» бы по шесть-десять клиентов за ночь. А здесь с этим строго, просто стриптиз и все.
— Так уж и все? — усомнился Валера.
— Заставить нельзя, но если можешь договориться — пожалуйста, откровенно ответила она, с интересом взглянув на молодого парня. — Только не на нашей территории.
— А сколько это будет стоить?
— Гринов пятьсот. Смотря кого ты имеешь в виду.
Валера чуть покраснел, не спуская с нее восхищенных глаз. Света мягко улыбнулась и почему-то посмотрела на Игоря, словно признавая в нем старшего.
— Договорились, — усмехнулся он. Пусть отдыхают по полной программе, когда еще удастся выбраться? Не такая уж сладкая у них жизнь, как думают.
В это время внимание ребят привлекла внимание шоколадная бразильская дива, довольно мускулистая, но стройная. Серж даже зааплодировал, поскольку ему нравились сильные экземпляры. Но «экземпляр» действительно оказался еще тот, поскольку, оставшись без единой нитки, «он» сдвинул ноги, сжав между ними свой пенис.
— Елки-блинчики! — произнес растерянно Серж. — Вроде, и грудь есть… Оно — кто? Гермафродит?
— Да нет, — устало пояснил Саломатин. — Просто транссексуал, у которого один этап операции уже закончен: в грудь силикон закачали, гормонами обкололи, а операция по смене пола еще не делали. Теперь ей, или ему, член удалят и промежность скроят. Правильно я говорю, Светочка?
— Ее, кстати, Хуана зовут, — кивнула та. — И она уже имеет жениха в Цюрихе.
— Такого же обделка? — возмутился отчего-то Серж. — Они тут что — все такие? По нашему — пидоры!
— Тут много «переделанных», — согласилась девушка. — К примеру, можно поспорить, вон та турчанка за соседним столиком — кто она, как думаете?
— Ну, баба… Только руки здоровые. Надо поближе посмотреть. Пригласи ее, Свет, к нам.
Турчанку долго уговаривать не пришлось, через минуту она уже сидела с русскими мужиками за их столиком. Широкая в кости, полноватая и очень много волос. Но все же — женственная. Заказали шампанское. Рассматривали ее с разных сторон и сошлись во мнении, что «это» — бывший мужчина.
— Правильно, — сказала Света. — Теперь — Фатима, а была Кемалем. Это вам, мальчики, не город Самара. Ев-ро-па.
«Перерождение — подумал Игорь. — Генетическое изменение людей в иных существ, мутация, вот уж действительно сатанинские штучки — все ведется к тому, чтобы данную тебе Богом жизнь превратить в биологический суррогат. Чем лучше резиновые куклы, набитые вместо мозгов поролоном? Европа! Неужели это — цивилизация, которая собирается учить Россию? Чему?» До него доносилась музыка и громкие голоса: разошедшийся Серж все выпытывал у Светы — а как же они все устраивают, между собой?
— Почти натурально, — отвечала она. — То, что тебя интересует, у Фатимы соединено с прямой кишкой, понимаешь, Ну, влагалища как такового нет, — Света даже взяла салфетку, пробуя нарисовать анатомическое строение транссексуала. — Я ведь в медицинском училась. Естественно, что никакого оргазма она не испытывает и «кончать» не может…
— А для чего же тогда такие мучения принимать? — спросил Валера. Причем, добровольно?
— Потому что с жиру бесятся. От скуки, — объяснил Клим. — И безверья.
— Так ей все равно куда трахаться, кайфа нет? — не унимался Серж. Света! Скажи этому козлу гнойному, Фатиме этой Кемалевне, чтобы отвалила от стола, не то в рот выпишу. Будет ей трах фейсом об тейбл! Засранец обрезанный. Инвалид секса. Пидор без помидор.
— Ладно, мальчики, хорошо с вами, но мне работать пора — хозяин злится.
— Это который — вон тот, плюгавый, цыганистый?
— Да, он итальянец.
— Мафиозо? — Серж, видимо, уже хлебнул лишнего, не остановишь. — Да пошел он! Хочешь, сейчас ему бутылку об башку разобью?
— Ой, ребята, не надо! Он в общем-то не плохой. Да и я на работе. Не скандальте.
— Тогда бери еще шампанского. И водки, если найдется. Душа в бой рвется!
— Я ухожу, — сказал Саломатин и поднялся. — Утром в фирму.
— Ну и уходи! — крикнул ему вслед Серж. — Сыр швейцарский.
Света смеялась, пересев ближе к Валере. Может быть, ей было не так уж сладко, на этом «контракте»? Вдали от родного Питера? Серж с Климом стали подзывать одну девушку за другой и спорить — какого рода? Проигравший заказывал выпивку.
— А вы все время молчите… — сказала Света, поглядев на Кононова. Не греет?
— Все путем, — усмехнулся он. — У меня собака пропала. Можно ли здесь купить веселого, преданного, говорящего по-русски щенка? Дворянской породы… Без вида на жительство?
Уходили поздно. Оставался один Валера — хотел дождаться Свету после работы. А Серж на прощанье долго сжимал в объятьях щуплого цыганистого итальянца и все повторял:
— Мы еще вернемся, слышишь? Привет тебе от русской мафии, понял? Рашен мафиози, говорю, ясно?
— Си, си! — кивал головой хозяин стриптиз-бара, ужимаясь от страха в комок.
…Утром, после завтрака за «шведским столом», подъехал на «фольцвагене» Саломатин и повез Кононова на консультацию в клинику. Врач, долго осматривая и перкутируя пациента, глубокомысленно порекомендовал ему целый комплекс процедур: электротерапию, мази, водный массаж и чистый воздух в одном из частных пансионатов в Мантре. Но то же самое Игорю советовал и Денис, бесплатно. Решили отправляться в этот курортный городок на следующий день. А пока вновь бродили по тихим улочкам, катались на моторных лодках по Женевскому озеру, состязаясь друг с другом, пообедали тут же, на набережной — каким-то жидким пюре, по ошибке именуемым супом, и баварскими сосисками. На сей раз, из всех самым молчаливым оказался Валера.
— Как у тебя со Светой-то? — спросил Игорь. Парень выглядел расстроенным.
— Не дождался, — ответил за него Клим. — Хозяин ей нагоняй дал, а Валеру вежливо «попросили».
— Я ему башку откушу? — пообещал Серж, намереваясь тотчас же ехать в стриптиз-бар «Максим».
— Погоди, все равно закрыт, — остановил Игорь. — А вечером заглянем, посидим снова. Только без всяких скандалов. Мы здесь — гости. А в чужой монастырь, сам знаешь Владимир Ильич, пока тут жил, головы никому не откусывал и вел себя паинькой, за что и получил деньги от Кайзера на октябрьскую революцию. А тебе и пфеннига не дадут, коли станешь рыпаться.
— А мне тут не правится, — угрюмо ответил Серж. — Скучные все какие-то, чопорные. Словно неживые. Одни банки на каждом углу. Ленин-то, чай, здесь сифон подхватил?
— Страна банкиров, шпионов, мошенников со всего света и самодовольных обывателей, — изрек Клим. — Но него не отнять — так это чистый воздух. Игорь, давай-ка съездим в одно место, где наркоту продают? Хочу посмотреть — как у них с этим делом…
Игорь подумал и согласился. Когда еще представится случай? На арендованном «Порше» тронулись в пригород Цюриха. Там, под мостом, кучка каких-то хипарей в открытую продавала «дозы» кокаина — по пятьдесят баксов за пакетик. Невдалеке стояла полицейская машина, а оттуда лениво наблюдали за процессом.
— Вот ведь суки! — с возмущением сказал Серж. — Пасут козлов, чтобы не обидели. Наши менты, по сравнению с ними, просто честь и совесть планеты. А эти и не скрывают, что навар имеют!
— А вот в Амстердаме — начал рассказывать Клим, который не раз был в Голландии еще со своими высокопоставленными родителями, — дело обстоит так: там каждое утро по городу автобус катит, и медперсонал раздает наркошам «кислоту», чтобы ломку снять. У них экстези и амфетамин даже не считается за наркотик. А коноплю и марихуану дети курят.
— Нет, правда? — удивился Валера. У него заблестели глаза.
— Ты мне ребенка не испорти разговорами, — заметил Игорь, видя, как Клима самого начинает трясти от зрелища переходящих из рук в руки пакетиков.
— Я просто рассуждаю о национальных особенностях. Америкосы, например, пластиковые люди, живут на силиконе и гормонах, буквально помешаны на них. А голландцы — синтетические. И еще у них главная проблема — почти поголовная зоофилия. Трахаются с собачками, зайчиками и прочей живностью. Местные гринписовцы вопят, а те выходят на демонстрации и на плакатах с юмором пишут: «Запомните, зеленые говнюшки, что я, чистопородный дог Макс, получаю удовольствие, когда трахаюсь со своей хозяйкой, и не лезьте со своим мудизмом в мою личную жизнь!» И вместо подписи — отпечаток собачей лапы. А как ты хочешь? Демократия. У всех свои права. В следующем году свою олимпиаду будут проводить никрофилы. У них уже и профсоюз создан. А в борделях мулатки придумали новое состязание: засовывают себе скользкий банан, тужатся и выстреливают им в лоб клиенту. Метров на пять летит, сам видел. Проигравший платит.
— Ладно, Клим, возьми себе пакетик, хочешь ведь, — произнес Игорь, чтобы остановить его болтовню. Тот не стал прикидываться, быстро побежал и вернулся с «дозой». Тут же, в машине, разложил на бумаге дорожку, свернул трубочку и разнюхал. Потом сосредоточенно откинулся, некоторое время молчал, ворочая челюстью.
— А ты знаешь, самая настоящая туфта, бадяжный, с сахарином — сказал наконец он. — Вот гномы цюрихские, гниды! Пять-десять гринов за такое дерьмо!
— Дай-ка попробовать, — Валера потянулся к трубочке, но получил от Игоря по рукам. Скомкав бумагу, он вышвырнул ее в окно.
— Теперь так, — жестко произнес Хмурый. — Если еще раз от тебя такое услышу или увижу — получишь уже не по рукам, а в зубы. А на третий раз уйдешь из бригады. Это касается и тебя, Клим. Особенно — тебя. Здесь была твоя последняя доза, понял?
— Ну! — кивнул тот.
Локтевым сгибом здоровой руки Игорь обхватил его за шею и сжал так, что Клим начал хрипеть. Глаза стали вылезать из орбит, губы хватали воздух, он упирался руками, но Хмурый держал крепко. Потом отпустил.
— Ты понял? — повторил он. — Иначе наши пути расходятся.
— Понял, — сказал Клим, массируя горло, опасливо косясь на него. — Все понял. Слово.
— Тогда поехали. К итальянцу.
Невозмутимо сидящий за рулем Серж включил зажигание.
…На следующий день машина мчалась к Мантре — городку горных отелей и замков, на границе с Италией и Францией, спокойному и приветливому курорту. Яркое солнце, свежий воздух, тишина, граничащая с идеальной белизной чистота, пальмы под окнами номера, шезлонги на балконах, мягкие халаты. Что еще нужно для нормального отдыха? Валера спал на заднем сиденье.
— Умаялся, — объяснил Клим. — То ли Света его уморила, то ли он — ее. Ну понятно: здесь ведь мужиков почти нет — одни голубые да онанисты. А тут такой бычок из России!
— Она скоро в Москву приедет, — пробормотал сквозь сон Валера. Контракт заканчивается, встретимся…
— Жди! — усмехнулся Клим. — Кто вкусил этой отравы — назад не возвращается…
А что он имел в виду под «отравой» — сладкую жизнь, наркотики, блага цивилизации или что-то другое, иные искушения, — осталось неясно. Ведь отравой может быть и постоянная влюбленность, и ленивая мечтательность, и унылое самосозерцание, все то, что пагубно входит у тебя в привычку, постоянно разрушая душевные скрепы, уводя от реальной жизни — в мир иллюзий. Те же «дозы», принимаемые тобой все больше и больше, пока одна из них не окажется смертельной.
Процедуры начинались и заканчивались по утрам, все остальное время было свободным. Друзья бродили по городку и окрестностям, выбирались на склоны гор, заходили в различные кафе и ресторанчики. Их было тут множество, с любой кухней, на выбор: от китайской до почти инопланетной, с космическим рационом. На дискотеки пускали по карточкам пансионата, как в славные советские времена в каком-нибудь Кисловодске. Там Игорь познакомился с одной танцовщицей-мулаткой, настолько темпераментной, что через несколько дней ему уже было не до процедур. Дополнительное «лечение» пошло впрок…
— Дикая кобылица и мертвого поднимет! — говорил Клим. Слово свое он держал: к наркотикам не притрагивался.
Промчались отведенные на пансионат две недели, дальнейший их путь лежал в Германию. Там жил партнер по совместному бизнесу, «шенгенская виза» позволяла путешествовать по всей Европе. Жаль, времени уже осталось мало. Звонили в Москву, но поговорить толком нельзя — все намеками. Мишель сказал по телефону, что «ждут сюрпризы». Догадывайся как можешь.
Поражало то, что все крупные города Европы заселены (а лучше сказать захвачены, тихой экспансией) выходцами из малоразвитых стран — Азии, Африки, Латинской Америки. Арабы, негры, малайцы, индусы… Коренные жители жались к окраинам, зеленым районам. Они уступали, растворялись в этом нашествии.
— Скоро вся Европа станет «цветной», — говорил Клим, большой спец по интернациональным вопросам. — Вы посмотрите, что делается? Жирные, аморфные, безвольные французы и итальяшки, немцы и англичане, лежат на спине и дрыгают лапками, а по ним твердой поступью идут колонны мускулистых алжирцев. Браво, я рад! Попробуй, тронь негра в Штатах! Тебя упрячут на двадцать лет за расизм. Америка и Европа протянет еще годков десять, не дольше. Потом — закат. Да здесь даже наших «азеров» больше, чем в Москве…
— Это точно, — соглашался Серж. — Пусть сюда и переселяются.
Берлин, как и предполагалось, был напичкан турками. Но часто слышалась и русская речь. Порою было даже непонятно — куда попал? Туристы, знакомые по соседним группировкам, опять же «чечи», все как дома. Может быть, твой дом — это вся Земля? Может быть, для кого как. Но Игорь не был сторонником идеи «всеобщего гражданства», «единой планеты». Человек Вселенной — кто это? Без корней и прошлого, без памяти и предков; сегодня здесь, завтра — в другой точке земного шара, везде хорошо, удобно? Для чего же тогда Господь сделал людей разными, дал каждому народу свой язык, свои особенности? Чтобы потом кто-то лукавый старался перемешать их, сбить в одно, легкоуправляемое стадо? Было ведь так однажды, в Вавилоне. Проходили. Знаем чем закончилось.
Партнер по бизнесу предлагал войти в долю при покупке отеля с рестораном в одном курортном немецком городке. Деньги не очень большие, а дело выгодное.
— Подумаем, — подытожил Игорь. Смущало то, что партнер намеревался осуществлять завоз танцовщиц-славянок, якобы он уже договорился с фрицами. Танцы — это одно, а Бордель — совсем другое. Кононов не собирался участвовать в «блядском» бизнесе. Вне правил, которым он следовал. А ведь за этим «отелем» из России не уследишь. А любой управляющий рано или поздно скурвится. Преданных и честных людей мало.
Вечером отправились в тренажерный зал при гостинице. Игорь обратил внимание на стройную немку-инструкторшу. Вообще-то они в большинстве мужеподобные, но эта — как исключение. И улыбается игриво. Жестами, на русско-немецком, договорился с ней сходить после тренировки в сауну. Парная-то у них общая… Ободренный согласием, Игорь ушел в раздевалку, встал под душ, затем перешел в сауну, взобравшись на верхнюю полку. Серж уже лежал тут давно и, судя по всему, спал. Ему было все нипочем, хоть за сто градусов. Было еще два фрица и какая-то обвисшая фройляйн. Прикрывая шрамы от ранений локтями, Игорь ждал свою инструкторшу, стряхивая с лица пот. Спустился пониже. Наконец, она появилась, нисколько не стесняясь своей наготы. А чего стесняться красивой фигуры? Села рядом, улыбаясь Игорю, потихоньку стали кое-как разговаривать. Через какое-то время, она подняла руку, чтобы поправить прическу, и Игорю бросился в глаза пук нестриженного рыжего меха подмышкой. «Тьфу ты!» — подумал он сердито. Словно угадав его мысли, Серж пробубнил с верхней полки:
— А ты знаешь, как наши вычисляли во время войны немецких шпионок? По подмышкам!
Инструкторша что-то залопотала на своем языке, указывая пальцем на шрамы на предплечье и животе Игоря. Видно, хотела узнать — откуда они взялись, эти пробоины? Кто отметил, в каком сражении? Но у Игоря уже пропало всякое желание.
К концу срока Кононову так смертельно надоела вся эта «заграница», что он спал и видел себя в Москве — пусть столица стала уже почти чужим городом, но все равно она наша, белокаменная, и ее предстоит отвоевывать вновь. А порою хотелось подойти к какому-нибудь полицейскому и просто расквасить ему нос. У него даже стала слегка подниматься температура. Болезнь к отеческим гробам, как аллергическое явление за рубежом. Нет, скорее домой, обратно…