— В нем — вся сила! — убеждал он Сабурова и Кононова, заехавших «на огонек». — Меня местные алканоиды спрашивают: чего это к тебе за генералы ходят? Это про вас. А я им: не генералы, а освободители трудового народа. Один будущий президент, другой — премьер-министр. А что бы вам, ребята, и впрямь не сойтись голова об голову и не пойти вместе? Вдвоем вы быстро правое дело сделаете. Смозгуете что и как. Пора тебе, Николай, кончать свои блуждания, чай, не монах-отшельник. Толстовец, что ли?
   Сабуров с Кононовым посмеивались, слушая старика. Только он вновь начал чавкать, как они продолжили разговор.
   — Сейчас миром управляют нефть и наркотики, — говорил Сабуров. — Но то и другое — до поры. С начала века изыскивается новая энергия, в семидесятых годах наши исследования положили под сукно. А это открытия, которые могут заменить нефть. Но никому не нужно — ни здесь, ни там. Более того, опасно. Такие финансовые империи рухнут! Ученых попросту убивали, а научные разработки исчезают. Будут ждать до тех пор, пока не исчерпают всю нефть. Еще лет тридцать-пятьдесят. И летающие тарелки мы уже делали, и многое другое. Торсионные поля? Да я сам был причастен к этим сверхзасеркреченным материалам, и массовое зомбирование, и распыление психотропных веществ в воздухе, в воде Ты покупаешь баночку кока-колы, а ведь один из составляющих ее элементов до сих пор хранится в строжайшей тайне, там, а Америке. Почему? Из-за конкуренции? Нет. Этот элемент — психофизическое воздействие на мозг, на подсознание. Я уж не говорю о двадцать пятом кадре Фишера, который пускают в телевизионных программах. Какой же во всем этом прогресс? Это демонизм чистейшей воды. То что хорошо для человечества — убрать, что плохо — распространять массово. — Так же и наркотики, — согласился Игорь. Тысячепроцентная прибыль, а прихлопывают только тех наркодельцов, которые пытаются отщипнуть от государственного пирога. Я бы вызвал все это черной магией на высшем уровне. Не даром все они повязаны друг с другом общими интересами. Даже ритуалами, о которых мы и не догадываемся.
   — Верно. У нас вся верхушка КГБ была связана с ЦРУ, начиная с Андропова. А о Горбачеве и говорить нечего. Мелкая сошка, предатель, готовый любому американскому полковнику лизнуть сапог. Эх, жалко, что я его не пристрелил, когда нас, офицеров КГБ ему представляли и награждали. Пистолет бы я пронес, не думай. Но кто ж знал!
   — Ничего бы не изменилось. Это куклы, которых можно слепить сколько угодно. А до кукловодов ни тебе, ни мне никогда не дотянуться.
   — А я вам и говорю, что надо сообща действовать, всем миром, — вставил Каллистратыч, наливая в жестяные кружки горячий чай. — Сказки про вампиров — не сказки. Они только и могут, что питаться живой кровью. Либо по мелочевке пить, либо сосать из целого государства. Отчего все войны берутся? Потому что вампиры приходят к власти. Ленин тоже, еще тот был вампирюга. Потому и не хоронят, осину видно подходящую не подобрали. А что ты там болтал о новой энергии?
   — Эквивалент золота, нефти, — попытался пояснить Сабуров. — Через несколько десятков лет вся человеческая цивилизация исчезнет в своем нынешнем качестве и превратится в нечто совершенно иное. Управляемая термоядерная реакция — это неограниченный источник энергии, но он пока под замком. Американцы собрали у себя ученых и идеи со всего мира. Нас тоже подчистили. Уже сейчас Интернет — это коллективный и — главное контролируемый разум. Биосоздание бесов. А нынешние открытия в сфере генной инженерии, клонирование, например, позволят конструировать нового человека. Мечта Гитлера и всех прочих шизоидов. Что же произойдет? Обитатели Америки и другие «цивилизаторы» — золотой миллиард — станут практически бессмертными. Все остальное — колонии и зоопарки. Люди с подавленной волей, психикой, живущие в виртуальном мире.
   — Беда! — сказал Каллистратыч.
   — Ну ты-то, старик, будешь жить вечно, — добавил Сабуров. — Как последний русский.
   — Вот оно и возводится, здание Антихриста, — произнес Кононов. Потому все и трещит, что обезьяна бесподобно дурачит и обольщает. Зло, рожденное в Хаосе, идет брать приступом Небо. Слуги усердствуют, совершают чудеса, притворяются и набожными и благочестивыми. Накладывают печать.
   Затянувшееся молчание, когда казалось, что уже никто не заговорит, прервал голос Каллистратыча.
   — Боритесь, ребята, боритесь… — только и сказал он.
10
   Ночью раздался звонок из Сиэтла. Лера возбужденно и радостно говорила о том, как они прекрасно устроились, что за замечательная у них квартира, какой интересный колледж, куда она начала ходить и вообще — как тут все здорово и приятно. А Кононов знал обо всем еще вчера утром, когда ему звонил Каратов. И он хмурился, думая: «А не зря ли послал девушку в эту чертову Америку?» Нет, наверное, не зря, она должна видеть мир, будет с чем сравнивать. Но не окажется ли это сравнение не в пользу России? Что ж, поглядим-посмотрим, что она скажет по возвращении. Если, конечно, доведется увидеться… Похоже, ее все устраивало, но в самом конце разговора она вдруг произнесла слова иным, чуть упавшим голосом:
   — Хочешь, чтобы я вернулась?
   — Нет, загорай дальше, — ответил от шутливо. — Встретимся уже после Нового Года.
   Тяжело было на сердце, когда Игорь повесил трубку. Тяжело и одиноко. Будто что-то подстерегало его впереди, совсем рядом, чего он никак не мог разглядеть и прочувствовать. И опять откуда-то из недр мозга стала растекаться головная боль. Многие познания — большие печали, подумалось ему. Почти не с кем, кроме Сабурова поговорить, не с кем поделиться своими мыслями. И не мчаться же каждый день к отцу Иринарху, чтобы раскрыть душу? Его друзья, оставшиеся здесь — это товарищи по работе, а перед ними никак нельзя показывать свою слабость. А она здесь, эта слабость. Она есть в каждом из нас. Вот и приходится многое решать и делать в одиночку, не раскрывая конечной цели, достигая ее порой окольным путем. Приходится и изворачиваться, и придумывать хитроумные комбинации, идти не прямо… Эта неразделенная с другими ответственность лежит тяжким гнетом, коробит душу. И хочется иногда все бросить, плюнуть и уйти. Забыть. Или кому-то рассказать откровенно всю исповедь своей жизни. Но нельзя: есть и чужие тайны, судьбы людей, связанных с ним и зависящих от него. Все можно поломать и разрушить. Все слишком переплелось, но если хочешь что-то сделать в этой жизни — терпи до конца. А если предстоит пострадать незаслуженно — страдай один, даже если никто этого не увидит и не оценит. Важное для тебя другое, пройдешь ли ты через это испытание, выдержишь ли его? Если справишься, значит станешь еще сильнее. Не ради славы и могущества, не перед людьми, а перед самим собой, одолев того беса, который сидит внутри. Упадешь на колени, покоришься его воле — погибнешь. Говорится ведь: дел много, да делателей мало; а кому много дано, с того много и спросится…
   Игорь сидел перед телефонным аппаратом, сжимая ладонями виски. Плакаться некому и незачем. Судьба такая. У каждого своя. Уж тем более роптать на справедливость Всевышнего, хулу возводить на Духа Святого! Грех непростительный. Как говорила его мать: если даже рога тебе Господь приставит, носи и благодари. Все равно жизнь прекрасна и удивительна… Придет время… еще придет время… Еще придет.
   А полчаса спустя, когда за окном висела лишь тень Луны, раздался еще один телефонный звонок. И Проктор, которого он не сразу узнал по испуганному голосу, сообщил ему, что убит Серж.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1
   Произошло это совершенно случайно, хотя случайностей в жизни вроде бы и не бывает. Серж возвращался домой со стоянки и зашел в ночной магазин, купить пива и кое-каких продуктов на ужин. Был совершенно трезв, настроен миролюбиво. После смерти Мишеля он вообще стал каким-то другим, более покладистым, разумным. Лишних ссор не искал. Даже готов был простить Ларису, хотя теперь уже она продолжала на него дуться за два выбитых зуба. Но, милые бранятся — только тешатся. Может быть, у них все бы и получилось в жизни, потом. Ведь брак, тем более венчанный, испрямляет душу. А вообще-то, за бурным романом Сергея и Ларисы все ребята следили как за увлекательной мексиканской мелодрамой, где почти в каждой сцене камертоном звучит один и тот же вопрос: «Какие проблемы?» К сожалению, закончилась эта мелодрама трагедией.
   В магазине была небольшая очередь, и Серж скромненько встал в конце, разглядывая прилавок. С шумом появился новый покупатель, какой-то полупьяный, очень «деловой» мужик. Оттеснив очередь, начал базарить с продавщицей.
   — Эй, полегче! — предупредил его Серж, пока еще вежливо.
   — Да пошел ты…! — послал мужик, смерив презрительным взглядом. Серж не выдержал. Взяв хлипкого мужичка за шиворот, он буквально вынес его на улицу и дал легкого пинка в зад.
   — Шлепай отсюда, — сказал он, вернувшись в магазин. Набрав в сумку продуктов и пива, Серж вышел на улицу. Тут его кто-то и окликнул из-за деревьев. Сделав пару шагов, он увидел все того же мужичка и тотчас получил три пули. Но достаточно оказалось и одной, первой, которая угодила в сердце. Выронив сумку, Серж рухнул в декабрьский снег.
   Там он и лежал, часа три, пока рядом кругами бродили милиционеры, собирались зеваки, а потом его узнал один парень из соседней бригады, проезжавший мимо. Он и позвонил Проктору, а тот — Игорю:
   — Серегу завалили.
   Кононов вначале не поверил, отказывался понять: как, почему? Днем виделись, обсуждали кое-какие детали, шутили. Может быть, ранен? Но и у Проктора было очень мало информации.
   — Заводи мотор, я тоже выезжаю к тому магазинчику, — сказал Игорь. На месте перетрем.
   Подъехали почти одновременно, Проктор чуть раньше. Прошлись вдоль сквера, милиции уже не было, тела тоже. Но лужа крови на снегу осталась. Запоздалый алкаш, сосавший неподалеку пиво, сказал:
   — Труповозка увезла.
   — Может, «Скорая»?
   — Нет, «Скорая» отказывалась. Чего ей мертвого брать?
   Не смотря на морозный, чистый воздух было отчего-то трудно дышать, горло першило. Они так и стояли около этого окровавленного снега, подтаявшего там, где лежало тело. Беда, беда…
   — Что будем делать? — спросил Проктор, похожий на взъерошенную ворону с таким же длинным клювом.
   — Надень шапку, — сказал Игорь. — Простудишься.
   Они сели в машину Кононова и отсюда стали звонить по разным телефонам. Сначала — Большакову, чтобы тот на всякий случай собрал всех, кого разыщет, у себя. Мало ли что происходит, ведь еще ничего неизвестно? А если случай с Сержем — это целенаправленная акция? Потом Хмурый разыскал капитана Евсеева, попросил того связаться с местным отделением или оперативным дежурным по городу — узнать водку происшествий. Когда тот, спустя минут десять, подтвердил смерть Сержа в результате огнестрельных ранений, Игорь завел мотор. Вспомнив, набрал номер двоюродного брата Сержа:
   — Сержа больше нет. Убит. Встретимся завтра.
   Проктор пересел в свою машину, а Игорь уехал домой. Хотелось побыть одному, пока ни с кем не видеться. Только сейчас он осознал, что потерял еще одного друга. Может быть, самого честного, искреннего и преданного. Сначала Мишель но тот натворил таких дел… Теперь Серж. Вернувшись в квартиру, Кононов пытался сосредоточиться. Но от какого-то внутреннего напряжения его неожиданно стало тянуть в сон, он упал на кровать и лежал так часа полтора. И спал — и не спал, что-то среднее, ирреальное, будто плавал или летал в ватном облаке. Потом тяжело поднялся, вытащил из альбома фотографии Сергея, начал рассматривать. Вот они вместе в школе, после армии, с родителями, какой-то праздник, на похоронах Стаса, в Швейцарии, в Сочи, еще где-то… Много фотографий, вся жизнь. Игорь знал, что на снимках человека, которого больше нет в живых, меняются глаза. Он всегда чувствовал это. Вот и сейчас — взгляд Сержа был словно подернут какой-то пеленой, затуманен, словно он глядел уже из другого мира.
   Голова гудела. Игорь вынул из серванта бутылку коньяка, налил полстакана, залпом выпил. Что же теперь дальше будет? Он вытащил из тайника в стене «Беретту», задумчиво повертел в руках, потом вложил обратно. Надо жить. В смерти, когда она приходит, виновата только смерть. Люди — лишь ее исполнители.
   Ему вспомнились слова отца Иринарха, когда он приезжал к нему в прошлый раз вместе с Сабуровым. После смерти любого из живущих, как бы он ни был вам близок, для нас решительно порываются все осязаемые связи с ним — смертью между живыми и мертвыми утверждается великая пропасть. Но она разобщает нас только физически, не духовно. Ведь все верующие, и живые и мертвые, составляют одно духовно-нравственное Царство. Поэтому рядом с тобой и Александр Невский, и простой суворовский солдат-гренадер, и Серафим Саровский, и замученный чекистами царский поручик, и миллионы других православных, встающих за твоей спиной нерушимым войском. И живые, и мертвые. Вера соединяет нас с невидимым Ангельским миром, а любовь к человеку не перестает быть и за гробом. И душа, если она не потеряла Божественной любви, то где бы не была, не может не принимать деятельного участия в состоянии душ, ей близких.
   Игорь всем сердцем чувствовал сейчас справедливость этих слов, их истинность. Словно Серж находился рядом.
2
   Ровно сутки спустя, около двенадцати часов ночи, в районе Гольяново произошло следующее происшествие, поражающее своей беспредельной наглостью. Патрульный «москвич» выехал на трассу, осветив фарами невзрачного мужичка, лет тридцати пяти, который шел по обочине с открытой бутылкой водки, периодически прикладываясь к ней.
   — Этого берем, — сказал сержант, останавливая машину. — Наверняка у него и документов-то нет.
   Двое с автоматами вышли из «москвича», третий остался сидеть за рулем. Сержант ошибся, документы у мужичонки оказались: паспорт. Когда он раскрыл его и стал подсвечивать фонариком, раздались выстрелы. Сержант был убит на повал — в глаз, второй милиционер с автоматом также не успел дернуться, пуля попала в сонную артерию, поверх бронежилета. Мужичонка, оказывается, умел стрелять снайперски, даже будучи поддатым. Третий милиционер, не ожидавший ничего подобного, от страха забился под руль, но его никто и не тронул. Очевидно, «ворошиловский стрелок» посчитал дело сделанным и попросту ушел прочь, ускоренным темпом. Но «отморозок» забыл о самом главном: в руках мертвого сержанта так и остался его паспорт…
   Наглое преступление всколыхнуло всю московскую милицию. После экспертизы гильз выяснилось, что оба милиционера, как и Серж, убиты из одного оружия — пистолета «Макарова», который был украден за неделю до этого у пьяного участкового на другом конце Москвы. Обо всем этом сообщил Кононову капитан Евсеев, поскольку дело приобрело интересный оборот. Ясно, что «отморозку» не жить. Его убьют так или иначе, кто первый? Началась охота. Ребята Хмурого, получив паспортные данные и описание внешности, рыскали по всему городу. Искали и опера, готовые разорвать козла-снайпера. Даже если бы ему повезло, и он добрался бы до тюрьмы, то и там его заклевали бы в пресс-хате. Возможностей у милиции оказалось больше. Мужика нашли на окраине города, в заколоченном доме. Но лезть под пули «отморозка» никому не хотелось, все уже знали, как он метко стреляет. Решили поджечь дом и выкурить его оттуда. Когда полыхнуло пламя, мужичонка выбросил в окно пистолет, а сам стал вопить, чтобы не стреляли, и выползать на крыльцо на коленях, с поднятыми руками. Все «отморозки», считающие себя Рембо, кончают именно так. Жалкую фигуру изрядно потоптали сапогами, затем отвезли в следственный изолятор.
   Кононов приехал к месту происшествия слишком поздно, а то бы кто-нибудь из ребят не удержался и всадил в подлеца пулю. Но на этом дело не кончилось.
3
   Тело Сержа следователь разрешил забрать только на четвертые сутки. Но Игорю еще раньше удалось побывать в морге, заплатив милиционеру-привратнику и дежурным санитарам. За Дворцом молодежи, где-то во дворах и находился судебный морг. На условный стук вышел перепуганный человечек, вышел посмотреть — не следит ли кто? Спустились с ним по крутой лестнице в небольшое помещение, отделанное белым кафелем, с ярким светом и резким запахом формалина. Санитар переспросил фамилию и через некоторое время по длинному коридору привез останки Сержа. Его тело, храм души, уже покинувший свое пристанище. На каталке из нержавеющей стали, он почти как живой, мраморно-бледный, будто скованный изморозью. Три отверстия от пуль и жутковатый шов по всему телу — от вскрытия, заштопанный через край суровой черной ниткой. Не было на шее ни его ладанки, ни браслета, ни золотого перстня на пальце. Потом они так и не найдутся. Игорь стоял, склонив голову, а санитар тихонько удалился, чтобы не мешать прощанию. Ощущение давящей пустоты и суетности жизни, мелочности окружающих людей с их какими-то идиотскими заботами. Да и его проблемы тоже, стоят ли они одной человеческой жизни? А сколько еще будет, этих смертей, гибели близких… У Игоря как будто вырывали из груди часть сердца, оставляя вторую половинку «про черный день». Который наступит для него. Уже сейчас он чувствовал себя наполовину мертвым. Хотелось отомстить за Сержа, и он непременно сделает это. Игорь ощущал себя усталым, вмиг постаревшим. Что значит теперь его жизнь, кому она нужна? Лере, этой милой девушке? Не сотвори себе кумира, а она сотворяет. Людмила? Это особый случай, они никогда не смогут ужиться вместе. Их встреча — случайное столкновение двух астероидов в космическом пространстве, где носятся миллиарды тел. И они разбиваются друг о друга, не оставляя следов, даже осколков. До приезда в морг Кононова трясло, а от вида безмолвного лица Сержа пришло какое-то внутреннее успокоение. Простившись, поцеловал друга в холодный лоб. От подступившего к горлу кома, захотелось скорее на воздух. Он кликнул санитара, и тот появился, словно выскочив из-под кафеля.
   — Все, — сказал ему Кононов. — Выводи меня отсюда.
   На следующий вечер Евсеев конфиденциально сообщил ему, что через неделю на месте расстрела милиционеров будет проводиться следственный эксперимент. Привезут и «ворошиловского стрелка». Но соваться туда не надо — предупредил капитан — охранять «отморозка» будет бригада автоматчиков. Поскольку его хотят довести до суда и сделать показательный процесс. А уничтожить в тюрьме.
   — Хорошо, — ответил Игорь. — Соваться никто и не станет, это я тебе обещаю.
   Евсеев понимающе улыбнулся, и они расстались, очень довольные встречей. Теперь предстояла техническая работа.
4
   События в декабре развивались стремительно, словно с горы летел снежный ком. Нет, скорее, лавина, готовая снести на своем пути все. Кононов чувствовал это, поскольку сам был причастен ко многому из того, что происходило. Впрямую или косвенно. После похорон Сержа, он съездил в Гольяново, никого больше не посвящая в свои планы, осмотрел ближайшие дома. Провел там несколько часов, пока не подыскал подходящий пятиэтажный дом с чердаком и выходом на крышу. Отсюда отлично просматривалось место, где были расстреляны милиционеры. Расстояние — метров двести. Позади дома — улица, где можно оставить машину. Время отхода — максимум три минуты. Он уже присмотрел оружие, которое пригодится для этой цели. Снайперская винтовка Драгунова хороша тем, что из нее очень трудно не попасть. В их арсенале имелась одна такая в наличии, образца 1963 года, к которой Игорь приспособился еще давно, после нескольких загородных тренировок. Он не мог и не хотел поручить это дело никому другому. Ни Леше, отличному снайперу, ни Диме, ни Петро или Длинному. Только сам, вопрос чести. На всякий случай Кононов выбрал не обыкновенные винтовочные патроны, а грозную пулю со стальным наконечником. Пробивает с километрового расстояния бронежилет, даже если его наденут на «отморозка». Спусковой механизм СВД обеспечивал одиночные выстрелы, а больше двух вряд ли бы понадобилось. И отличный оптический прибор, имевший четырехкратное увеличение и шести градусное поле зрения. В общем, то что надо. С глушителем проблем также не было. На ствол винтовки наверчивался ПБС-74, отечественный прибор бесшумной и беспламенной стрельбы. Заметить или услышать выстрел будет практически невозможно.
   Вернувшись домой, Игорь еще раз мысленно прокрутил в голове всю операцию. Надо будет после всего сделанного, на всякий случай уехать в «Домик» и пожить там некоторое время. Пока не определится обстановка. Кроме того, он всерьез отнесся к словам Отара, и, так или иначе, намеривался в ближайшее время «дематериализоваться». Может быть, уехать на юг, к Шальскому. Руоповцы вполне могли устроить провокацию с наркотиками и «взять» его «с поличным». Ребята такие, любят пошутить по серьезному. А Литовский его прямо предупредил, чтобы думал скорее, а то переедут. Наверное, решили вместе с Аршиловым, что пора запускать каток. Хватило бы времени. Кстати, где Шаль? Прошла неделя, как они виделись, даже больше, а обещанного звонка все нет… Игорь задумался. Что-то накапливалось, сгущалось вокруг него, много неясного и нет времени во всем разобраться. Вот и Большаков… Куда-то исчез со вчерашнего вечера, не был даже на похоронах Сержа. Что случилось? Это на него никак не похоже. Тревоги, тревоги, которые сжимают сердце и туманят разум, а посоветоваться не с кем. Только с самим собой. Если бы он мог, имел право посвятить во все эти проблемы Сабурова! Вот кто знает во всех тонкостях толк, на кого можно было бы полностью положиться. Теперь нет ни Мишеля, ни Сержа. Исчез Большаков, уехал Каратов. Остальные — исполнители, они еще «не доросли», не в обиду будет сказано. У каждого своя роль, свое место. Солдата не назначишь начальником штаба. С кем он останется? Людей все меньше и меньше, новых за один день не вырастишь. И вновь те же мысли: где Шальский, где Большаков? К вискам медленно, но цепко стала подступать головная боль.
   Неожиданно для себя он стал набирать номер телефона Милы Гриневой. Она словно притягивала его даже на расстоянии, не отпускала, как та боль, которая сейчас стучала в висках.
   — Алло? — весело спросила Людмила. — Слушаю, говорите!
   Из трубки доносились еще чьи-то голоса, смех. Другой мир. Игорь осторожно нажал на рычаг аппарата и только после этого произнес:
   — Ошиблись номером.
5
   Получив сигнал, что «они» подъехали к дому, Большаков стал медленно спускаться по лестнице, держа за спиной «Бизон-2Б». Первой в подъезд вошла женщина, за ней — мужчина, несший большую сумку. То, что она была тяжела видно сразу. Поднявшись на один пролет, женщина остановилась, поджидая спутника. Посмотрев на спускающегося вниз человека, очень похожего на бывшего маленького премьер-министра, она улыбнулась. Тот также блеснул улыбкой, затем разрядил в нее очередь из цилиндрического подствольника. Вторая очередь досталась застывшему от страха мужчине, хотя Тарланов и предупреждал, что этого человека убивать нельзя. Но у Большакова имелось свое мнение на этот счет. С меньшим количеством людей придется делиться. Сделав по контрольному выстрелу в каждого, Большаков бросил возле батареи пистолет-пулемет, подхватил тяжелую сумку и поспешил к проходному выходу. Мужчина, сидящий за рулем «вольво» открыл дверцу. Сумка поместилась на заднем сиденье.
   — Вот и все, — сказал Литовский. — И никаких проблем.
   Машина понеслась по заснеженной улице, где был заранее снят пост ГАИ.
   Спустя час, о двойном убийстве депутатши и ее помощника сообщили телевизионные агентства, правда, о сумке с почти миллионом долларов не упоминалось. Смотрел эту программу и Кононов, не придав ей особого значения. Хотя справедливости ради надо было признать, что развязанные в стране война и разруха были во многом обязаны именно этой женщине. Гораздо больше его заинтересовало упоминание о менее громком преступлении, случившемся на одной из улиц Москвы: в собственном «мерседесе» был взорван бизнесмен Тарланов, радиоуправляемый взрыв разнес его в клочья. Подобные вещи уже не вызывали никакого ажиотажа, к этому давно все привыкли На войне, как на войне.
   Эскорт милицейских машин мчался по заснеженной трассе, в одной из них сидели Аршилов, Споров и Литовский. В багажнике лежала заветная сумка. По радио в который раз рассказывалось о «чудовищном» расстреле в подъезде дома.
   — Выключи это нытье! — хмыкнул Споров. Аршилов, ведший машину сам, приглушил звук.
   — Тело никогда не найдут, — убежденно заметил Литовский. — А если даже от «Бизона» или чего иного потянется ниточка — то она приведет к Хмурому. Что и требовалось доказать.
   — А доказывать мы умеем, — добавил Споров, похлопав его по плечу. Сейчас самое время брать его с наркотой и вытряхивать душу.
   Аршилов, наблюдая за ними в зеркальце заднего обзора, молчал, обдумывая свои планы.
   — Немного подождем, — сказал наконец он. — От мгновенно раскрываемых преступлений дурно пахнет. Всегда должен пройти хоть какой-то срок.
6
   На место надо было приехать рано утром и терпеливо ждать, поскольку точное время начала следственного эксперимента было неизвестно. Купленный через две доверенности «москвичонок» он оставил у соседнего дома. Винтовка Драгунова, обернутая ветошью, уже лежала на чердаке, Игорь отвез ее туда заранее, еще раз тщательно осмотрев все вокруг. Главное, чтобы в этот день помещение на облюбовали бомжи. Никто из его окружения по-прежнему не был посвящен в курс дела. Не хотелось больше рисковать людьми.
   В семь утра он занял позицию. Проверил механизм, подвижные части винтовки, зарядил магазин двумя пулями со стальными наконечниками. Вновь завернул СВД в ветошь и выбрался через узкую лестницу на крышу. Изучая местность, прошелся туда-обратно, затем, подстелив картонку, уселся возле вентиляционной башенки, плотнее запахнул теплую куртку. Минус десять, но жить можно. Хорошо, что нет снега, было бы труднее целиться. А так все как на ладони. Сейчас он прокручивал в голове возможные варианты, с которыми, может быть придется столкнуться. Всегда надо быть готовым ко всему, даже к самому невероятному — это дает тебе лишний шанс, дополнительный ход в экстремальной ситуации. Предположим: Евсеев очень тонко подставил его, и бригада автоматчиков привезет не «отморозка», а приедет за ним, Кононовым. Застав со снайперской винтовкой на крыше, отвертеться будет трудно. Правда, на ней нет его отпечатков. Но мало ли… Возможны всякие фокусы.