— … дядя Игорь, а вам уже говорили, что вы очень похожи на Джека Николсона? — прервала его размышления Лера. Она чистила возле раковины картошку и искоса поглядывала на него. Теперь его «воспитанница» была одета более скромно, в простом ситцевом халатике и тапочках на босу ногу. Аккуратно причесана, без косметики. Всем видом показывала, что исправилась: с подругами порвала, не курила, вечерами уходила в свою комнату, читала или слушала музыку. Правда, за последнюю неделю Кононов появлялся в квартире раза три, не больше. С экзаменами в институт Лера уже опоздала, теперь надо ждать следующего года, а пока она высказала пожелание посещать компьютерные курсы и серьезно взяться за изучение иностранных языков. Игорь одобрил ее намерения — в жизни все пригодится. Творец, видно, не обделил ее не только привлекательной внешностью, но и умом. Таким же был и Валера. Вспомнив о нем, Игорь слегка поморщился: теперь не воротишь. Не уследил, не спас, так хоть ее не просмотреть. «Просмотреть?» Странно, что об этом подумалось именно так, словно он и не видел ее, глядя на нее, будто она была самопередвигающейся вещью, а не молодой девушкой. Предметом, который нужно для чего-то сохранить, оберечь, а после передать в надежные руки. Чьи же? Больше всего Игорю хотелось бы, чтобы она повнимательнее присмотрелась к Гене Большакову — идеальная бы получилась пара, через полгода можно и свадьбу сыграть, и парню она нравится, но сама Лера почему-то относилась к помощнику Кононова равнодушно. Даже слегка враждебно. Что ж, сердцу не прикажешь, лучше и не вмешиваться.
   — Опять какой-нибудь американский киногерой? — усмехнулся Игорь. Смотри лучше наши, отечественные фильмы. И не ищи ни в ком сходства. И знаешь, что я тебе скажу? — он чуть помедлил, иронично посмотрев на нее: Ты даже моих советов особенно не слушай. Живи своим умом. Потому что каждый советник поневоле советует в свою пользу. Может быть и я тоже, хотя сам об этом не знаю. Держись своего сердца. А когда сильный приглашает тебя уклоняйся, и никогда ничего не проси — сами придут и принесут все. Не верь словам, долгие разговоры искушают и расслабляют. Видишь, сам говорил, и сам же советы даю? Но это я тебе из книги премудрости Иисуса, сына Сирахова. Там еще так сказано: душа человека иногда больше скажет, нежели семь наблюдателей, сидящих на самом высоком месте для наблюдения… Мысль понятна?
   — Ну вы, дядя Игорь, даете! — с восхищением произнесла Лера. Даже на стул опустилась, с ножом в одной руке, и с картофелиной — в другой. — И где это столько набралось? В какой трапезной?
   — Мне ведь не двадцать лет, — отозвался Игорь. — Мы чай будем пить?
   — Будем! — весело сказала Лера, бросая картошку в раковину. — Надоела мне эта мышиная возня с очистками.
   — Тем более, она у тебя не особенно получается. В армии за такую работу я бы от старшины получил по шее.
   — Но меня-то вы наказывать не будете?
   — Поздно, — подумав, ответил он. Эта девушка ему почему-то нисколько не мешала, напротив, вносила в дом какое-то безтяготное оживление, словно легкий ветерок играл занавесками на окнах, а потом в его воздушные потоки попадал и он сам, хозяин квартиры и удивлялся: откуда вдруг потянуло этой свежей прохладой?
   — Дядя Игорь, а я сегодня была на кладбище, — спустя некоторое время произнесла Лера. — Там у Валеры ограда сломана и гранитная плита — набок. Я даже расстроилась. Хулиганы какие-то, что ли? Аж бесит.
   — Мы съездим, исправим, — пообещал Кононов. Потом, немного смущенно добавил: — Знаешь, как-то неловко, что ты меня так зовешь. Можешь просто по имени. Или — Игорь Валентинович. Как удобней. Смотри.
   — Ладно, дядя Игорь, — ответила девушка. — Это я так, в шутку. А вот в вашей книге премудростей что-нибудь сказано про исполнение желаний? Как с этим?
   — Интересные у тебя вопросы. Я тебе так отвечу, по собственному опыту. Человека делает человеком свобода воли, если ты силен духом, то можешь влиять на ход событий, на судьбу, и, в частности, на исполнение желаний. Ведь любое желание, кроме сверх чудесного, может быть выполнено при трех условиях. Первое — оно должно быть основным, главным на данном отрезке жизни, от всех прочих следует отказаться. Второе — ты должен сам для себя доказать необходимость этого желания, оправдать его проявление. И третье, это — время, терпение, приложение всех собственных сил.
   — Мысль понятна, — вздохнув, сказала Лера. — Долго ждать.
   — Но есть одно дополнение, — продолжил Игорь. — За все в этом мире надо платить. Ты расплачиваешься жизненной энергией, а порою тебе назначают высшую цену. Так что прежде хорошенько подумай, прежде чем выбрать самое главное желание. Многие ведь просто зачастую не знают, что же они на самом деле хотят, не так ли? Тебе не интересно? — Игорь остановился, заметив, что девушка украдкой зевнула.
   — А я думала, вы волшебник, — сказала она. Он усмехнулся.
   — Ладно, спокойной ночи. Постой, а о каком желании ты вела речь? Чтобы оно исполнилось?
   На ее лице появилась загадочная улыбка сфинкса.
   — Не скажу, — ответила Лера.
7
   Корочкин в этот вечер оказался «безлошадным» — машина в ремонте, пришлось добираться из редакции до дома своим ходом. Время было позднее. Уже свернув в родной переулок, журналист почувствовал неладное. Мало того что прохожих ни хрена нет, так еще какой-то автомобиль за ним движется. Медленно этак, словно издеваясь, темно-вишневая «тойота». «Блин! Надо было остаться на ночь у Бенедиктова, как он приглашал», — подумалось Корочкину. «Или поехать к Катьке!» Впрочем, со своими врагами журналист умел договариваться к обоюдной выгоде, никогда не доводя их до крайности. Это только самые глупые репортеры лезут напролом, как отморозки, за что и получают промеж глаз пулю.
   «Тойота» остановилась чуть впереди Корочкина, из нее легко выпрыгнул моложавый человек приятной наружности, в штатском. Но профессиональный журналист наметанным глазом определил в нем спецуру.
   «Еще неизвестно — что лучше? — снова подумал он. — Братки или органы?» Но вида не подал.
   В машине сидел Споров, наблюдая, как его заместитель по Управлению, подполковник Литовский, разговаривает с «золотым пером» «Свежей газеты». Сама газета лежала у него на коленях, свернутая в трубочку.
   — Роман Витальевич, можно вас на минутку?
   — А это обязательно?
   — Садитесь-садитесь, надо поговорить.
   — У меня не приемные часы.
   — Зачем же упрямиться? Все равно будет по-нашему.
   — Ну, извольте… Пару минут я вам уделю.
   — Веселый вы человек, люблю таких!
   Они сели в «тойоту»: Литовский на переднее сиденье, Корочкин — сзади, рядом со Споровым. Полковник чуть подвинулся и, без долгих предисловий, начал:
   — Читал. Знаю. Ценю. И много у нас накопилось материала на этого Хмурого?
   «Вот, Бенедиктов, сволочь, он продал!» — подумал Корочкин, а вслух ответил:
   — Не знаю, о ком вы. Все мои знакомые очень улыбчивые люди.
   — Ему хочется ваньку повалять, — пояснил Литовский. — Такой вот он человек — Жванецкий!
   — Это я знаю, — сказал Споров. — Переходим ко второму вопросу. Информацию на Хмурого вам кто поставляет? С кем там у вас связь из его бригады? Мне это почему любопытно? Я к нему давно подходы ищу, а никак не получается? А вы взяли — и в миг кого-то оседлали. И как это у вас все так ловко выходит, Роман Витальевич, поясните?
   — Работать надо, — грубовато отозвался Корочкин.
   — Понял. Слышишь, Леонид? Прими к сведению.
   — Слушаюсь, товарищ генерал! — дурачась, козырнул Литовский.
   Обстановка в «тойоте» все больше напоминала дешевый балаган. Но то, что это было одной видимостью, все прекрасно понимали.
   — Короче! — Споров взглянул на часы. — Нам нужен этот человек. Да и вы тоже, Роман Витальевич, потому что интересы наши уже давно пересекаются. Я достаточно ясно излагаю?
   — Геннадий Анатольевич, а почему это он вдруг стал таким молчаливым? тревожно спросил Литовский.
   — Я думаю, — отозвался Корочкин. — А вообще то, мне пора, извините.
   Он потянулся к дверце, но Литовский оказался гораздо проворнее: перегнувшись через спинку сиденья, подполковник ловко ухватил железной дланью его причинное место и сжал так, что журналист взвыл от боли.
   — Да не вопи ты так, Рома, всех перебудишь! — посоветовал Литовский, глядя на зажмурившегося Корочкина. — Мы же твои лучшие друзья, чего ты так? — но руку не отпускал.
   — Хватит, он согласен, — произнес Споров. — Сдай нам этого человека. И ты свободен.
   — До поры — до времени, — мрачновато добавил Литовский.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1
   В воинской части Кононовым был устроен оптовый склад. А сама операция с фальсифицированной водкой начала раскручиваться еще три с половиной месяца назад. Развелось слишком много этой фальшивой дряни, производство ее держали в руках, в основном, кавказцы, а батрачили в подпольных цехах местные бомжи, выходцы из Молдавии и Украины. И то им зачастую вообще ничего не платили, давали пинка под зад и отправляли обратно. Вот это и был настоящий звериный капитализм с наемным трудом полуголодных и абсолютно бесправных (но зато «свободных» — по демократическим законам) граждан. На спиртном качались огромные деньги, кавказцы богатели, скупали в Москве недвижимость, смазывали власть и милицию, чтобы весь маховик крутился исправно. Игорь решил чуть-чуть разгрузить их карманы. Коли государству до фонаря, почему самому не наступить им на хвост? Но для этой цели требовался человек, который был бы неизвестен в столичных криминальных и приблатненных кругах. И Кононов вылетел в Астрахань.
   Там он встретился с Рудольфом Шальским, по кличке «Шаль», своим давним знакомым, который мало того, что был первостатейным аферистом, но еще и люто ненавидел «зверей». Еще в последние годы Советской власти, в Эстонии, он пытался взять под свой контроль поставку оружия, но нарвался на чеченов и те его чуть не забили до смерти. Обаятельно улыбаясь полным ртом золотых зубов, рассказывал об этом так:
   — Хорошо, что их было шестнадцать человек, мне повезло, потому что они только мешали друг другу. Если бы было вполовину меньше — тогда худо. Но одного из них я точно отправил в больницу.
   После этого Рудя Шаль перебрался в Астрахань, понимая, что против дудаевско-хасбулатовской машины не попрешь. Там его и разыскал Игорь. Сговорились быстро. Кроме благообразной и доверительной внешности, аферист имел кучу самых разнообразных удостоверений и бланков, вплоть до документа члена Государственной Думы и кандидата в Президенты России — для совсем запредельных дураков. Внушал уважение и быстро располагал к себе любого. Что еще нужно, чтобы действительно не стать губернатором в какой-нибудь из отдаленных провинций? Вернувшись в Москву, они разработали схему действий. Для начала купили у одного из алкашей-грузчиков его паспорт. Вклеили туда фотографию Рудольфа и зарегистрировали товарно-оптовую фирму в Раменском, на юридический адрес какого-то двухэтажного барака, предназначенного под снос. Взяли напрокат для Шальского «Вольво» с московскими номерами и пропуском от Госдумы. Барак немножко подремонтировали — чисто косметически, на всякий случай, завезли оргтехнику, секретарш-девушек с длинными ногами, наняли пару охранников в камуфляже. Потом через одного знакомого полковника-ракетчика сняли в подмосковной воинской части огромный ангар под оптовый склад. Выглядел он как нельзя внушительно: железнодорожные подъездные пути, пропускная система, военизированная охрана, и вообще армия! Здесь шутки плохи. Закупили за наличные «для знакомства» немного водки у различных фирм. Потом дали объявление в газету. Представительские функции выполнял Рудя, Кононов все время оставался в тени, а на контроле и для связи находился Гена Большаков. Сразу пошли звонки, стали подъезжать покупатели небольших партий. Дело закрутилось. Пора переходить ко второму этапу. Вернувшиеся деньги вновь бросили на закупку товара. Шальский внушал доверие поставщикам — они видели, что человек это солидный, основательный, со связями. Не каждому выделят вклад на ракетной базе. Кто-то видел его на какой-то презентации рядом с Иосифом Кобзоном и мэром, кто-то — в коридорах Госдумы и министерстве. В разговорах он ронял фразы: «Сегодня у меня встреча с Лозовским, вот завтра, если у Чубайса отменится…» или «Немного устал, только утром прилетел из Элисты, от Кирсана…» Словом, работу свою делал добре.
   Через какое-то время поставщики стали отпускать уже большие партии и через частичную предоплату. И фирма рассчитывалась с ними аккуратно в срок. В конце июля пришло время для нанесения окончательного удара. Кононов и Шальский все разработали досконально. В двадцатых числах, сославшись на временные банковские неплатежи, Рудольф уговорил поставщиков, с которыми уже находился совсем в приятельских отношениях, отпустить товар под будущую оплату, но со значительными процентами. Летнее непокупательнее затишье сыграло свою роль. Те согласились. Шальский завез в ангар несколько вагонов с Люблинской торговой базы (то была фальсифицированная водка из Осетии), несколько — с Перовской (азербайджанский разлив) и десять фур с подпольных заводов Москвы и Подмосковья (где ишачили на грузин). Теперь надо было избавляться от товара как можно быстрее. Игорь не мог привлечь своих ребят к делу, потому что в дальнейшем на них могли выйти поставщики. То, что потом они начнут поиски и будут рвать на селе волосы, можно не сомневаться. Пришлось Шальскому потрудиться за пятерых. Половину товара он за пару недель раскидал по местным торговым точкам: поднатужился изо всех сил. Другую половину «скинул» знакомым перекупщикам — за полцены — и они разъехались по стране. Тридцать первого июля, когда Кононов и Большаков приехали в воинскую часть, ангар был совершенно пуст. Посередине, возле одинокого ящика водки стоял Рудольф Шальский и обезоруживающе улыбался полным ртом золота.
   — С полковником я уже расплатился, секретарш уволил, оргтехнику из барака сдал, — отчитался он. Ему было, отчего улыбаться: чистая прибыль на двоих составила больше миллиона долларов. — Ну что, хлопнем по маленькой? и Рудя пнул ногой зазвеневший жалобным стоном ящик.
   — Ага. Чтобы отравиться? — возразил Гена.
   — Правильно, оставим им на память. Когда придут сюда разбираться будет, чем залить горе.
   — Сегодня же уезжай в Астрахань и пока не высовывайся, — сказал Игорь.
   — Билет куплен. Концы в воду, — ответил Шальский. — Ладно, будем прощаться, Но если тебе еще что-нибудь понадобиться — в этом же роде — ты знаешь где меня найти.
   — Знаю, — отозвался Игорь.
   Они тепло расстались и разъехались на своих машинах. Спустя некоторое время, Большаков задал висевший в воздухе вопрос:
   — А ты не боишься, что горцы или их менты нас вычислят?
   — Вряд ли. Сначала им надо будет найти Рудика, а это практически невозможно.
   — А не проще ли было… — Гена не окончил фразу, но и так было ясно о чем он подумал.
   — Нет, — ответил Игорь. — Это они — «звери», а не мы.
2
   В кабинете полковника Воронова, начальника четвертого подотдела МУРа, который занимался незаконным оборотом наркотиков, было весьма накурено, потому что дымили все пять оперуполномоченных и даже одна девушка. Кроме хозяина, на чье приподнятое самочувствие табачный смог абсолютно не действовал. Грустить причин не было — сегодня они заканчивали операцию с неграми. Придут те с товаром или без — уже не важно, хватит играть. Если вновь явятся пустыми, придется вытряхивать из них гаш другим способом.
   — …к тому же, Гиви предупредил их, что дневным поездом уезжает «греть зону», а он у нас «вор в законе», слов на ветер бросать не должен, продолжил Воронов, подмигнув подполковнику Мголаблишвили, честно исполнявшего роль «Носа».
   — Вах! — отозвался импульсивный грузин, сделав пальцами «козу».
   — Еще одно обстоятельство: негроидов разрабатываем не одни мы. Поздравляю вас с конкурентами, — полковник немного помолчал, выдержав паузу. — По оперативным данным, у них на хвосте сидит еще кто-то. Вчера мы засекли их в районе Петровско-Разумовской. И у меня есть все основания подозревать, что это люди Хмурого.
   — Давненько мы с ним не пересекались, — заметил кто-то.
   — Пересекались, пересекались, — утешил его Воронов. — Просто не замечали — когда, где и как. Чертовски осторожный и хитрый. Всегда, когда у нас где-то что-то срывается — ищи Хмурого. По крайней мере, процентов на пятьдесят замешан. С меня за него скоро погоны снимут.
   — Так очень хорошо, — заметил Мголаблишвили. — Я имею в виду не то, что погоны снимут, а то, что возьмем сразу и негров, и хмуровских подельщиков. А там и до него доберемся.
   — Как же, так он тебе и дался, Отар! Будто не знаешь, — отозвался начальник. — Это еще бабушка надвое сказала. Ты смотри деньги не потеряй.
   — «Куклы»-то? — усмехнулся Отар-Гиви, перебрасывая спортивную сумку через плечо. Он взглянул на часы: — Некогда мне тут с вами. Меня черные ждут.
   — По машинам! — скомандовал Воронов. Нечего было объяснять — кто что должен делать. Все и так знали. У каждого за плечами не одно задержание, автоматические навыки, опыт и годами выработанный нюх. А кроме того взаимодействие на уровне интуиции. Один Мголаблишвили мог спиной чувствовать, где в данный момент находится кто-то из его «подстраховщиков». На счету «легендарного Отара» — как его называли в МУРе — был захват в квартире пятерых своих вооруженных соплеменников-наркодельцов, когда ему пришлось «раскрыться», и он держал их на мушке в течение получаса, пока не прибыло подкрепление. При этом очень эмоционально объяснял, что с ними будет, если они только попробуют дернуться. Даже отказался от суммы, которая превышала его жалование за пять лет. «А хотелось?» — спрашивал его потом Воронов. «Да я был в майке и тренировочных, пушка у щиколотки, а карманов нет — куда класть?» — шутливо отвечал Отарик. Собственно говоря, он относился к наркотикам точно так же, как Хмурый, только играли они, хотя и на одном поле, но в разных командах. А может быть, и в одной, если посмотреть на это под другим углом зрения. Но на этом поле было столько противников — где свои, чужие — запутаешься. И цвет кожи здесь не имел никакого значения. Меняют не только его, гораздо большее. Черные, белые кровь у всех одна. Красная.
3
   Ранним утром — еще не было семи — Игорь уже был на ногах: глотнул кофе, бриться не стал, позвонил Диме, шоферу, который еще выполнял и обязанности телохранителя, и они отправились на Востряковское кладбище. Озадачивало то, что могилу Валерия осквернил какой-то вандал. Такое случалось и уже было в прошлом — чаще всего это делалось умышленно. Особенно, если человек был связан с какой-нибудь группировкой, а уж если был похоронен ее лидер, то порою приходилось даже дежурить по ночам, чтобы избежать надругательств. Иногда на кладбищах взрывали памятники, а то и пришедших на годовщину смерти вдов с оставшимися друзьями. В жизни все-таки много больших гадов и мелких гаденышей, которые даже мертвому не могут простить обид или поражений, с уязвленным самолюбием, выжженные изнутри собственной злобой, с ядовитой ненавистью в сердце. Эти уроды живут во всех слоях общества, не только в криминальных. Завидуя человеку, боясь его или терпя унижения, не смея раскрыть рта в его присутствии и поднять глаз, они начинают мстить ему после смерти, низвергать, обливать грязью, взрывать памятники. Но больше всего их, конечно, среди лакейской интеллигентщины, набрасывающейся на очередного мертвого льва и толпой бегущей под знамена новой власти.
   Так получилось, что сначала на Востряковском кладбище похоронили одного друга, а со временем пришлось выкупить несколько мест для погребения. Все теперь лежали рядом, ушедшие в разное время, но с одной судьбой. И Стас, первый их лидер, гибель которого потрясла всех и чью ношу пришлось взять на себя Кононову, и Меченый, и двое молодых парней, застреленных одновременно, и Боря — водитель Хмурого, и Валера, и трое других. А кто будет следующим? Игорю не хотелось об этом думать. Некогда они ввязались в похоронный бизнес и владели фирмами ритуальных услуг, но стоило ли так близко соприкасаться с коммерцией «последних прощай», нет ли во всем этом мистического, сакрального смысла? И слава Богу, что фирму пришлось отдать мэровским барбосам, обложившим непосильной данью все мелкие и средние предприятия. Легальный рэкет будет похуже криминального, тягаться с ним — рвать жилы, удушат налогами и инструкциями А места на кладбище, выкупленные впрок, еще оставались.
   Дима застрял в «БМВ», а Кононов пошел по присыпанной песком дорожке к знакомому участку. Никого вокруг в этот ранний час еще не было. Памятник Стасу стоял целый и невредимый — у Игоря отлегло от сердца, он опасался, что повторится то, что происходило в девяносто третьем году. Тогда гранитную стеллу пришлось восстанавливать дважды, кому-то очень хотелось взорвать мертвый покой усопшего и плюнуть им всем в лицо. Разбивали фотографию Стаса, вырывали из земли крест, гадили прямо на могилу. Пришлось установить круглосуточное дежурство, парами, попеременно греясь в машине. Игорю хотелось выловить этих выродков. И как-то ночью, во время одной из засад, их поймали. Оказалось, двое бомжей среднего возраста. Хорошо, что сам Кононов был в машине, а то Петро и Длинный устроили бы самосуд, еле оторвал от них. Но досталось им все равно крепко. Потом их повезли на квартиру. Ясно, что по своей воле они бы всего этого безобразия не делали. Стали выспрашивать. Бомжей трясло так, будто на электрическом стуле сидели. Думали, наверное, бедолаги, что их потом отвезут обратно и закопают рядышком. Только живыми. Предложения такого рода были, а Серж еле сдерживался, тряся перед сизоносыми стволом, но Игорь восстановил тишину. Дело не в бомжах, а в том, кто стоит за ними. Наймет других, подневольных. Выяснилось, что подрядил их некий ушастый, с длинным носом и в дорогом костюме. Всего-то за ящик водки. «Похоже, что это Кирильчик», — сказал Леша, у которого была фотографическая память. Но Игорь и сам подумал о соседней бригаде, лидер которой — Крот — конкурировал со Стасом и люто ненавидел его. Но к смерти причастен не был. Там другие постарались, чечи. С ними разговор впереди. А Крот, значит, со своим помощником Кирильчиком, таким вот образом захотел достать Стаса после смерти. Еще раз нагадить, напоследок. А заодно и показать всем им — кто чего стоит. «Что ж, вызов принят», — произнес Хмурый. Давно пора разобраться.
   …Постояв возле могилы Стаса, Игорь вспомнил его любимую поговорку: «Как могу, так и живу; как живу, так и могу…» А можно ли было жить иначе, если ты сам выбрал этот путь и попал в ту среду, где достиг лидерства? Наверное, нет. Еще он говорил, что если волк съел твоего врага, это не значит, что он стал твоим другом. Конечно, потому что дружба — это нечто иное, чем просто общие интересы и род занятий. И надо беречь ее, как редкий бриллиант, найденный тобой на дороге. Стас понимал его. Потому-то горше всего переживал предательство. И не мог поверить, когда это случилось, за что и поплатился жизнью. А что он унес с собой, что унесем мы? У гроба карманов нет…
   — Ничего, скоро… — вполголоса произнес Игорь, думая о том человеке, который был повинен в смерти Стаса.
   Потом он перешел к другим могилам, сосредоточенно постоял возле каждой. Все прощальные слова давно сказаны, новые будут лишь отголоском тех… Здесь было все в порядке, лежали цветы, принесенные вчера Лерой. С фотографии под оргстеклом на него улыбчиво и чуть наивно смотрел молодой парень, очень похожий лицом на свою сестру, словно выспрашивая: ну, как вы там?.. все суетитесь, ропщите?.. было бы из-за чего а Лера?.. Игорь почему-то вздрогнул, впервые подумав о ней, как о некой тонкой связи между тем, что было и что будет. Повернувшись, он пошел прочь, все убыстряя шаг.
   — Теперь на Цветной бульвар, — сказал он Дмитрию, усаживаясь в машину.